Текст книги "Срочно требуется царь"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Стал народ приходить, жаловаться, что людишки в Постоле хворают почем зря, а знахаря не отыщешь, а отыщешь, то не дождешься, а дождешься, так толку от него никакого. Иван этим вопросом шибко озаботился, послал меня из-под земли достать ему какого-нибудь местного эскалопа (то есть, дохтура по-иностранному) и представить его пред светлы очи. Чтобы ответ держал по всей строгости, пошто скорая медицинская помощь народу оказывается медленно и из рук вон как попало.

Отловить эскалопа удалось только к вечеру, и оказался он дедком тщедушным – такому самому скорая помощь вот-вот понадобится. Звать его Щеглик. Доставил я его к Ивану, и сообщил этот дед, что болезнь в нашем городе, в основном, одна – простуда, осложненная синдромом хронического недоедания, и лечится она не только травками-корешками, а и хлебом-супом. А в добавок к этому, сказал он, знахарей на весь город осталось три человека, он да еще две старушки, и пока они пешком всех больных обойдут, то к концу выздоравливающие уже по-новой хворать начинают.

Не знаю, долго думал наш лукоморец или нет, а только теперь на втором этаже левого крыла у нас гошпиталь на пятьдесят коек, а самих знахарей поселили на третьем, в комнатах рядом с Находкой и Голубом, до улучшения эпидемиелогической ситуации. Во-вторых, школа наша тоже стала расти, как на дрожжах.

Дня три-четыре назад у ворот управы собралась толпа баб, то есть, женщин. Если ты подумал, что с добрыми намерениями и словами благодарности, то ошибся, и следует тебе подумать еще раз, если, конечно, бумага вообще умет думать, что маловероятно.

Ну, так вот, Собрались они с утра пораньше, и стали громко возмущаться, так, что стекла задребезжали, отчего это сиротам бесплатное обучение предоставлено, а их собственные ребятишки ровно как хуже, неучами по улицам болтаются.

То, что Иван в тот момент вообще не думал, ясно даже Малахаю. Потому что сейчас у нас стало пятеро учителей, пять классных комнат, вдвое больше поваров (кормить-то школяров между уроками тоже надо!), и сто восемьдесят с лишним малолетних оболтусов, которые носятся на переменах по присутственному месту как оглашенные, сшибая с ног всех, включая ломовика водовоза и статую неизвестного витязя без правой руки и носа на втором этаже. Что касается других дел.

Чтобы не кормить задарма пленных разбойников (которых уже набралось два десятка), их сковали попарно и отправили на улицы города на общественно-полезные работы до полного исправления. Осталось еще банды две-три, но и то ненадолго. У Спиридоновой команды с Сойканом за проводника дела пошли как пятка по льду – только держись.

Овощи-мясо и прочие молокопродукты, выменянные на амулеты Находки, потянулись в город с продотрядами.

То, что кузнецы понаделали из мечей, по находкиному совету отправили в страну Октября менять на рыбу, и заодно пригласить октябричей в город – на заработки и на базаре поторговать, как в старые времена.

С настоящими деньгами как было плохо, так лучше не стало, и никакой мозговой штурм открытию новых кладов или месторождений драгметаллов не поможет.

Кабана гигантского (да какой он, к веряве, медведь, надоели уже паникеры – у страха глаза велики!)… короче, кабана пока ни поймать, ни завалить не удается. Кстати, Кузьма упоминал как-то, что дед Голуб говорил, будто по преданиям такая зверюга (кабан, я имею в виду) в местных лесах появляется, если новый царь на престол Страны Костей взойти должен. Примета народная, понимаешь.

А, по-моему, это предрассудок дремучий и сказки детские. Откуда этой свинье знать, что в городе престол опустел? И если новый царь на трон усядется, она что – жизнь самоубийством покончит? Или уменьшится до размеров поросенка? Или другую страну искать уйдет, где у царей пересменка? Тут и без сказок голова кругом идет. Везет тебе, дневничок, что ты бумажный и думать не умеешь.»

* * *

Экстренный сбор дружины королевича Кыся состоялся на детской площадке во дворе, в неприступном для взрослых замке, когда остальные воспитанники Временного Правительства дружной гурьбой отправились на урок.

– Ну, чего звал? – аппетитно жуя ломоть черного хлеба с биодобавками, контрабандой вынесенного с обеда, задал вопрос Снегирча. – Случилось что?

– Случилось, – с чувством собственного достоинства и уверенностью, которой позавидовал бы и сам королевич Елисей, Кысь опустился на пол сторожевой башни, чтобы со стороны его не было видно, и обнял тощие, обтянутые новыми холщовыми штанами коленки.

– Рассказывай, – Мыська последовала его примеру.

– Садитесь все, – обвел рукой тесное помещеньице полководец. – А то, не ровен час, взрослые засекут, и поговорить не дадут.

Пятеро дружинников переглянулись и, не говоря ни слова, приземлились рядом. Стало тесно, но тепло.

– Времени мало, поэтому перейду сразу к делу, – сурово нахмурился Кысь и обвел строгим взглядом свое замершее в ожидании откровения войско. – Вы все знаете, что в казне Постола, и страны вообще, нет денег, потому что то, что не выгреб царь Костей, стибрил Вранеж.

– Он клянется, что ничего не брал, я подслушала, как Воробейник с Барсюком разговаривали, – авторитетно сообщила почтенному собранию Мыська. Кысь презрительно фыркнул:

– И ты ему поверила? Девочка смутилась.

– Конечно, нет.

– Вот и я тоже, – многозначительно проговорил он. – И вот размышлял я – размышлял про это, и однажды подумал: а если бы я был Вранежем, где бы я спрятал натыренные денежки?

Дружинники встрепенулись и напряглись, словно коты, заслышавшие шорох в чулане.

– Где?!

– У себя дома, – гордый собственной проницательностью, выложил Кысь. – В самом глубоком и темном подвале, за дубовой дверью, за семью замками и самыми толстыми решетками, какие только кузнецы мастера Медьведки могли выковать, и куда ходу, кроме меня, ну, то есть, него, нет и не будет никому.

Дружина на минутку примолкла, представляя описанный командиром глубокий темный подвал, забитый под самые своды сундуками с нажитой нечестным трудом наличностью.

– А-ка-сеть можно… – восхищенно выразил всеобщее мнение Снегирча, сраженный великолепием плода своего распалившегося воображения.

– И ты хочешь сказать об этом Ивану? – предположила Мыська.

Кысь на это только мотнул лохматой головой, едва не стряхнув с макушки шапку.

– Он не поверит. Вранеж дал ему честное слово. Дружинники прыснули.

При всем уважении к лукоморскому царевичу, «Вранеж» и «честное слово» в их понятии были вещами несовместными.

– И что ты предлагаешь? – отхихикавшись, сразу перешла к делу Мыська.

– Я предлагаю пробраться в дом Вранежа самим, найти, где он хранит свои наворованные богатства и рассказать Ивану. Тогда-то уж этот толстомордый упырь не отвертится.

– А если Иван нам?.. – невысказанный вопрос повис в воздухе.

– Если мы найдем клад Вранежа, то прихватим что-нибудь из сокровищ и принесем ему. Тогда поверит обязательно, – твердо заявил Кысь. – Предлагаю начать планирование похода дружины на дворец злого упыря Вранежа прямо сейчас.

– Сначала надо произвести разведку, как мы читали про королевича Елисея и огненный замок косоротых чернокнижников, – аппетитно слизнув с ладошки прилипшие хлебные крошки, высказал мнение Снегирча и стал загибать пальцы. – Сколько собак, слуг, дверей, окон, ставней…

– Это я и хотел предложить, пока ты меня не перебил, – сухо заметил Кысь, как и всякий командир не слишком любивший, когда умная мысль ошибалась головой, то есть, приходила к кому-нибудь, кроме него. – И для этого нам нужно сегодня, как раз перед тем, как стемнеет, пробраться к дому, занять позиции с четырех сторон и все как следует рассмотреть и запомнить. Кто ходит, куда, когда, зачем, какие двери и окна закрываются, когда…

Едва предложение военачальника дошло до дружинников, башня взорвалась криками:

– Я пойду!..

– Я!..

– Я!..

– Нет, я!..

Проходивший мимо конюх испуганно подпрыгнул, выронил седло и панически заоглядывался – где горит, кого режут и куда бежать, если еще не поздно.

– Тс-с-с-с!!! Тихо! – грозно сдвинул брови Кысь, и шум затих. – Я уже все обдумал. Задача опасная, поэтому пойдут самые старшие: я, Мыська, Грачик и… и… и Снегирча.

– А мы?.. – разочаровано протянули в разведгруппу не вошедшие.

– А вам предстоит самое сложное, – многозначительно обвел их строгим взглядом Кысь. – Если кто-то будет спрашивать, где мы, вы должны будете что-нибудь соврать, чтоб никто не заподозрил, что нас в детском крыле нет. А когда мы вернемся, открыть нам ставни и окно в столовой и впустить.

– И оставьте чего-нибудь с ужина пожевать…

* * *

Военный совет королевича Кыся грозил закончиться, так и не начавшись.

Пока все воспитанники детского крыла с криком, визгом и – иногда – рёвом обороняли и брали штурмом так восхитительно похожую на настоящую крепость во дворе, воспитатели занимались стиркой и починкой одежды подопечных, а дед Голуб дремал над новой книжкой, Кысь, Снегирча, Грачик и Мыська укрылись в спальне, забились в самый дальний угол, уселись на пол, обхватив коленки руками, и принялись составлять план набега на родовое гнездо вражины Вранежа.

Только план отчаянно сопротивлялся, упирался, брыкался и вырывался, но отказывал идти по руслу, ему предназначенному. И всё из-за какой-то мелочи. Чтобы не сказать, пустяковины. Или, если быть совсем точным, ерунды. Глупого животного. Собаки. Волкодава. Четырех.

Потому что именно четырех волкодавов, не больше и не меньше, выпускали слуги Вранежа на ночь во двор усадьбы с целью выгуливания, отпугивания посторонних, а если посторонние попадутся отпугиванию неподдающиеся, то и прокормления.

– Как это – ерунда? – прогундосил отчаянно простывший в засаде Грачик и жалобно швыркнул носом, переводя взгляд с командира на друзей. – Да если он на задние лапы встанет, я ему до подмышек не достану! Ерунда!..

– Достанешь, – не очень уверенно возразил Кысь.

– Ага, правильно, достану, если на табуретку встану и на цыпочки вытянусь! – не прекращал ворчать Грачик. – Ты его издалека видел, а он меня через решетку чуть не гамкнул! Я еле руку успел отдернуть! А он на задние лапы ка-а-к подымется, ка-а-ак просунет морду сквозь решетки, да ка-а-к давай на меня лаяться! До сих пор в ушах звенит!

– Точно-точно, Кысь, – озабоченно поддержала узколицего черноволосого мальчишку Мыська. – Ты что, забыл, что Чирка рассказывала? Как они с братом три месяца назад залезли ночью к Вранежу мусорную кучу у кухни поглядеть, и как на них евойные собаки накинулись? Ее тогда хоть и сильно погрызли, платье изодрали, да она ноги унесла, пусть и прокушенные в трех местах. А Ёжку с тех пор Чирка больше не видела. И никто не видел.

– Ну, помню, говорила… – неохотно признался их командир.

– А помнишь, Воронья говорила, что ей один мальчишка рассказывал, что ему один надежный парень намекнул, чем Вранеж своих волкодавов кормит? – мрачно глянул исподлобья Снегирча. – А, точнее, кем?

– Да брехня… наверно…

– Короче, если мы не придумаем, как мимо этой псарни пройти, в дом нам не попасть, – просипел и закашлялся Грачик.

– А чего тут думать, – буркнул Снегирча. – Отравить их, людоедов, да и вся недолга.

– Чем ты их отравишь? – как на блаженного уставился на него Кысь. – Может, у тебя стакан яда под подушкой припрятан? Снегирча смутился. Стакана, или даже ложки яда, если на то пошло, у него там не было.

Под подушкой у него были припрятаны только горбушка хлеба и настоящий наконечник для стрелы, исподтишка уворованный в один удачный день из охотничьей сумки его героя Кондрата, которую тот попросил покараулить, пока он сходит перед походом на разбойников проведать медвежонка к октябрьской веряве. Верява!!! Ну, конечно же!

– Мыська, ребята, я придумал!!! – едва не захлопал в ладоши Снегирча, но, побоявшись нарушить конспирацию, лишь несколько раз взмахнул сжатыми кулаками, будто заколачивая невидимые гвозди, и азартно продолжил: – Надо попросить яд у молодой верявы, у Находки!

– У верявы?!.. В темном углу повисло неловкое молчание.

Хоть у северных костеев никаких убыр отродясь не бывало, а называли их и вовсе забавным словом «верява», но слава их давно уже вышла не только за пределы страны Октября, но и Страны Костей.

А если еще вспомнить старую поговорку «Добрая слава лежит, а худая бежит» и прочий фольклор, зародившийся за столетия вокруг доблестных тружениц оккультного фронта, то визит к четырем голодным волкодавам-людоедам мог показаться среднестатистическому костейскому ребенку достойной заменой визиту к одной веряве.

– Хотя, у нее, наверное, тоже никакого яду нету, – по зрелому размышлению осторожно возразил сам себе Снегирча, давая сотоварищам выйти из неосмотрительно созданного им положения, сохранив лицо.

– Ага, точно нету, – с облегчением поспешил согласиться Грачик.

– Она же никого не травит… вроде… пока… На что ей яд? – дипломатично попытался подвести теоретическую основу под решение военного совета Кысь.

И только Мыська то ли мало сказок в детстве слышала, то ли не совсем поняла маневров мальчишек.

– Ну, и что, что нету, – увлеченно возразила она. – Если попросить – сделает! Она же нам тогда лекарство от золотухи сделала, когда мы мяса первый раз облопались! И яд сделает!

– Одно дело – лекарство, – мудро заметил Кысь. – А другое…

– И как ты ей скажешь? – поддержал его Грачик. – «Я хочу отравить собак Вранежа, потому что нам надо залезть к нему во дворец, чтобы найти клад?»

– Сам дурак, – задумчиво проронила Мыська. – Ничего я ей такого не скажу. А скажу я ей… скажу… скажу… Придумала! Я ей скажу, что в городе живу, и что мать моя замуж за лавочника выходит! И что жить мы в его доме собираемся, только у него собаки злые двор охраняют, и я их боюсь! А… а мать с отчимом надо мной только смеются! А одна меня уже кусала! Два раза! Или три! И другая тоже! Четыре раза!.. И… и… и… И еще чего-нибудь придумаю, пострашнее, чтобы она точно согласилась!..

– И, думаешь, сработает? – с сомнением, в изрядной мере замешанном на восхищении, прищурился на нее Снегирча.

– Должно сработать, – вздохнула и сразу погрустнела девочка. – А иначе нам про Вранежев клад можно прямо сейчас забыть, и больше не вспоминать.

* * *

– Ну, спокойной ноченьки вам, пострелята. Приятных снов.

Ласково улыбнувшись на прощание, матушка Гуся собрала и погасила все светильники и, пятясь на цыпочках, словно уже от одного пожелания все ее беспокойные подопечные забылись сном, словно заколдованные принцы и принцессы, вышла из спальни и тихонько прикрыла за собой дверь. Легкие шаркающие шаги ее не спеша прошелестели через гулкую кухню. Чуть слышно скрипнула узкая створка, выпуская главную воспитательницу. Потом еще раз – закрываясь. И тишина…

Кысь приподнял вихрастую голову с тонкой, как блин, но самой настоящей подушки, сжал три раза уворованный еще днем в столовой светильник-восьмерку и осторожно отогнул два пальца. Белый лучик света, обрадованный нежданной свободе, тут же вырвался из кулака и осветил его и несколько соседних кроватей, на которых тут же, как грибы после прохода грибника, выросли любопытные головы.

– Сейчас?.. – вопросительно просипел откуда-то справа, из темноты, Грачик и чихнул.

– Ты же не вылечился, – осуждающе прозвучал слева суровый голос Мыськи.

– Мне уже лучше! – возмутился простуженный мальчишка. – Жара-то нет!

– Зато чихаешь, как конь водовоза, – неодобрительно пробурчал Снегирча. – Ты же там всех…

– Тс-с-с-с!!! – яростно зашипел на него Кысь. Снегирча прикусил язык.

– А куда это вы собрались? В одну секунду вся спальня была на дыбах.

– Ночью нельзя на улицу выходить!

– Вы чё, сбежать хотите?

– Вы чё, дураки?

– А как вы отсюда сбежите?

– Через окно, как еще!

– Точно, дураки!

– Сами вы полоумные! – не вынес несправедливых нападок Кысь. – Никуда мы не сбегаем! Мы… по делам уходим! И скоро вернемся!

– А после этого мы все знаете, как заживем!.. – закашлялся Грачик. – Как сыр с маслом! Общество задумалось.

– Один сыр с маслом невкусно, – наконец, изрек общую мысль Векша. – Надо хлебушка хоть горбушечку.

– И колбасу, – поддержала его Воронья.

– И огурец соленый!..

– И помидору!..

– И рыбу копченую!..

– И укропу!..

– И петрушку!..

– И вештину!..

– И варенье!..

– Кто рыбу с вареньем ест? – выразителем всеобщих настроений снова стал Векша.

– Я… – нерешительно пискнул из левого угла Крысик. – Я бы всё с вареньем ел…

– Ты его так любишь? – уважительно склонил голову к плечу Снегирча.

– Ага… – робко кивнул Крысик. – Только не пробовал никогда… Но говорят, что вкуснее варенья только эта… вештина… а про нее уже Пчельник сказал.

– Ну, так вот, – авторитетно подвел итоги плебисцита Кысь. – Когда мы вернемся, то этой… вештины… с вареньем… у всех в городе будет просто завались. Понятно?

– Вы на продуктовый склад идете! – обрадовался Сусля.

– Ну… нет, вообще-то… – загадочно поджал пухлые губы Снегирча. – Но можно сказать и так.

– Ну, так мы с вами!

– Мы поможем!

– Чего это одни идут, а другие – нет!

– Тихо! – строго, не без основания опасаясь, что возобновившиеся возгласы быстро вернут к ним дежурного воспитателя, прикрикнул Кысь. – Идем только я, Снегирча и Мыська. Идем ненадолго. К утру вернемся. И всё расскажем. Честное богатырское. Это произвело нужное впечатление, и ребятня послушно замолкла. Если Кысь сказал «честное богатырское», значит, так оно и будет.

В волнующе-тревожной атмосфере шепотков и испытующе-завистливых взглядов трое разведчиков быстро оделись, выгребли из тайников под матрасами и подушками заготовленные припасы и, не оборачиваясь и не говоря больше ни слова, бесшумно отворили заранее проверенную и смазанную створку окна и исчезли во тьме.

– Уже скоро… – дрожащим шепотом дыхнула в ухо Кысю Мыська. – Еще два квартала пройти…

– Я знаю, – не оборачиваясь, кивнул тот и непроизвольно поежился. Не иначе, как от ночного заморозка.

– Ты это… не забыла? – попробовал и не смог заставить себя произнести неприятное колючее слово Снегирча.

– Что – это? – недовольно покосилась на него девочка.

– Ну… из двух букв… первая – «я»… последняя – «д»…

Мыська осторожно, будто в кармане у нее вместе с ядом находилась и змея, потрогала бок армячка.

– На месте.

– Не возражала… верява?..

– Д-да нет… – уклончиво повела плечом девочка, явно не желая разглашать подробностей дневных переговоров. – Сказала, что теперь проблем даже с самыми злыми собаками у меня не будет. Надо только бросить пару солинок на кусок хлеба и дать им сожрать. Кстати, хлеб у кого?

– У меня, – с болью в голосе отозвался Кысь.

При одной мысли о необходимости кормить вранежевых людоедов хлебом командира их маленького отряда передергивало, словно это ему подсыпали отравы. Но овощи собаки не ели, и поэтому альтернативой хлебу было только мясо, а это уже граничило со святотатством.

Через пять минут разведчики были на месте – напротив широкого, но захламленного заднего двора с его толпой разнокалиберных деревянных сараев различного назначения и архитектурных достоинств, каменой конюшней, пристроенной к ней вплотную коптильней, прилепленным неизвестным архитектором к другому крылу П-образного дворца свинарником и курятником, и тесным домиком из простого серого камня посреди двора – колодцем.

Как было условлено, Снегирча засветил амулет в кулаке, и командир выудил из наволочки четвертинку маленького каравая, потыренного днем в столовой вместе с восьмеркой, достал из-за обмотки ботинка короткий ножик с кривым лезвием и, недовольно сопя, стал нарезать хлеб на тонкие-тонкие ломти.

Когда всё было готово, с застывшим от ужаса и отвращения личиком Мыська извлекла из кармана узелок, развязала стягивающий его шнурок, потянулась за наговоренной солью пальцами и остановилась.

– Не буду я это руками трогать, – хмуро глянула она на мальчишек.

«Попробуйте только посмеяться», – крупными буквами было написан вызов на ее узкой худенькой мордашке.

Но разведчики только сочувственно поморщились, а Снегирча заботливо посоветовал:

– Ты… это… потряси… чуть-чуть… чтоб насыпалось…

Девочка коротко кивнула и аккуратно тряхнула мешочек над отрезанными кусками.

– Ага… есть…

– Пошли, – поспешно, словно пропитанная страшным заклинанием соль была живым злонамеренным существом, готовым выскочить и наброситься на нее в любую секунду, Мыська затянула узелок, торопливо сунула поглубже обратно в карман и мотнула головой в сторону смутно серевшей во мраке громады вранежева дворца.

Крадучись, скрыв свет в кулаке, дети приблизились к кованой решетчатой ограде и завертели головами, прислушиваясь.

– На той стороне бегают, наверное, – предположил Кысь. – Гадины.

– Чего мы, ждать их теперь станем? – брюзгливо поинтересовалась Мыська.

– А давайте свистнем… – предложил Снегирча и, перехватив горящий праведным негодованием даже в темноте взгляд командира, тут же быстро поправился: – …тихонечко.

И, не дожидаясь одобрения большинства, сложил губы трубочкой и несколько раз слабо и тоненько, как умирающий чайник, просвистел. Волкодавы не заставили себя ждать.

Захлебываясь свирепым лаем, срывающимся на кровожадный хрип, слева из-за угла выскочили четыре громадных пса и наперегонки, отталкивая друг друга, кинулись к решетке, за которой стояли чужаки.

– Ну, бросай! – тонко выкрикнул Снегирча, уже не опасаясь, что голос его услышат в доме: за таким ревом расслышать можно было не всякий вопль. Желудок Кыся панически подпрыгнул, сжался и перевернулся. А если собаки не будут есть хлеб? А если он достанется не всем? А если соль безвредно осыплется? А если верява Находка ошиблась?.. Напутала?.. Не захотела травить незнакомых собак?.. Или просто решила зло подшутить над Мыськой? А если…

Мальчишка отчаянно сжал зубы, разломил трясущимися руками ломти напополам и со всего маху швырнул их прямо в ощеренные пасти задыхающихся от лютой истерики зверей.

– Бежим! – крикнул он и первым подал пример выполнения команды.

Разведгруппа с нескрываемым облегчением рванула по темной пустой улице и скрылась за углом ограды дома напротив.

Пока псы их видят или чуют, есть они не станут. Это тоже было вычитано в «Приключениях лукоморских витязей» и предусмотрительно взято на вооружение.

Присев и сгрудившись для тепла и уверенности вместе, разведчики затаились и стали молча ждать. Прошла минута… вторая… третья… четвертая… пятая… Или час?

– Слышишь? – почти беззвучно прошептал в ухо Кысю Снегирча. – Вроде, кто-то скулит… Или визжит…

– Слышу, – кивнул Кысь.

– Пойдем, поглядим? – предложила девочка.

– Я сам схожу. Один, – мужественно выпятил нижнюю челюсть Кысь и, не разгибаясь, засеменил через дорогу к вранежевой ограде. Вернулся он скоро.

– Скулят там где-то, с другой стороны. У парадного. Подыхают… наверно…

Несмотря на явные потуги на пренебрежение и браваду, последняя фраза у него не получилась даже близко, как планировалось.

– Собаке – собачья смерть, – отрывисто и неровно, словно переступал босыми ногами по гвоздям, чужим голосом проговорил Снегирча, отчего-то отводя глаза.

– А всё равно жалко, – тихо, как мышонок, пискнула Мыська и, не глядя на мальчишек, побежала, полусогнувшись, через дорогу.

Протиснуться между похожими на копья прутьями чугунной кованой решетки взрослому человеку вряд ли было возможно, но десяти-двенадцатилетние постолята после диеты длиной в жизнь проскользнули и не заметили преграды.

Нервно оглянувшись по сторонам, Кысь решительно ткнул пальцем в сторону курятника и первый помчался к корявой, обшитой досками стене.

Именно так начинался их тщательно проложенный вчера маршрут к светлому будущему всеобщего счастья и благоденствия.

Бочка – крыша коптильни – крыша конюшни – водосточная труба – второй этаж – и по узкому – в полстопы – карнизу на пять окон вправо, до единственного во всем задании гостеприимного окошка с незакрытыми плотно ставнями.

Кысь сделал сигнал друзьям остановиться и, изо всех сил прижимаясь спиной к белой мраморной стене, протянул руку, нащупывая край чуть приоткрытого ставня. После нескольких попыток кончики его пальцев сомкнулись на ребре неровной от времени и непогоды доски.

– Есть!.. – прошипел он скорее себе, чем остальным разведчикам, и сначала осторожно, а потом всё настойчивей и сильнее стал тянуть ставень на себя. Проклятая деревяшка не поддавалась. Одна попытка, вторая, третья…

Кысь замер, переводя дыхание, потом возобновил и удвоил старания – но результат не изменился.

– Посвети… чуток… – наконец, повернул он раздосадовано голову в сторону Снегирчи. – Я дальше… пройду…

– Но там же!.. – испуганно вскинул брови мальчишка, указывая на выступающую вперед массивную раму и призывно полуоткрытый, но упрямо не уступающий незваным визитерам и блокирующий полдороги ставень.

От преимущества в полстопы вместе они оставляли едва достаточно места для пяток. Кысь не стал терять время на споры.

– Тогда поворачиваем, слазим и идем домой, – холодно проговорил он.

– Сейчас посвечу… – без дальнейших пререканий Снегирча содрал висевший у него на шее на шнурке амулет, протянул в сторону командира, торопливо сжал три раза, и стена вокруг них озарилась ровным белым светом.

Кысь еще раз оглядел раму, карниз, лепнину под окном, обреченно кивнул, ухватился за резной край наличника и выполнил разворот на сто восемьдесят градусов, едва не вывихнув при этом себе руку.

Снегирча придвинулся на полшага ближе, заботливо освещая неуступчивые, невесть что о себе возомнившие доски и опасную каменную дорожку вдоль стены.

Медленно-медленно, сантиметр за сантиметром, прижимаясь к ставню, будто к последней в мире точке опоры, Кысь двинулся вправо, царапая щеку о старое занозчатое дерево.

– Ага… есть… – пробормотал он, преодолев едва ли не самые долгие для него в жизни полметра. – Снегирча, посвети поближе…

Тонкие мальчишечьи пальцы проникли в узкую щель между краем дубовой доски и рамой и нащупали ржавый крючок, намертво засевший в такой же ржавой петле.

– В-верява тебя забери… – прошипел Кысь, ухватился за подоконник обеими руками, набычился и со всей мочи боднул ставень лбом.

Доска раздраженно дрогнула, скрипнула густым басом, но с насиженного десятилетиями места стронулась едва-едва. Но и этих миллиметров хватило для того, чтобы ослабить, расшатать и вытащить старый крюк из заржавленной ловушки.

– Снегирча, там, в стене, петля под крючок должна быть, поищи! – радостным шепотом воскликнул первопроходец, подождал, пока его друг не нащупает пресловутую петлю и не отступит на пару шагов, с усилием отворил тяжелую створку и яростно оттолкнул ее.

– Лови!!!..

– АЙ!!!

Через восемь попыток, девять отдавленных пальцев и десять минут своевольный ставень был общими усилиями все-таки покорен, усмирен и поставлен на место, а искатели сокровищ, выбив стекло и перевалив через подоконник, наконец-то попали вовнутрь.

Длинное прямое пространство утонувшего в бездонном мраке коридора ударило по всем чувствам сразу головокружительной агорафобией, и Кысь, не соображая, что делает, кинулся к единственному освещенному пятну – белой с золотыми разводами двери напротив их окна и рванул за изогнутую, тускло поблескивающую ручку.

Дверь неожиданно легко и без скрипа поддалась, и вся разведгруппа, как один, ворвалась в неизвестную темную комнату, навалилась спинами на сговорчивую дверь и замерла, переводя дыхание.

Немного успокоившись, разведчики при свете восьмерки пристрастно осмотрели свой первый захваченные плацдарм на вражеской территории – небольшой зал в синих тонах, на четыре окна, и обошли его из угла в угол, с неприязнью и любопытством разглядывая диковинную обстановку, покрытую мешковатыми чехлами, словно пыльными сугробами.

Длинные заносы вдоль стен – диваны. Овальный сугроб посреди комнаты, окруженный десятком сугробчиков поменьше – стол со странными мягкими стульями с подлокотниками. Утесы у другой стены, вокруг камина – шкафы с книгами. В загадочных бесформенных наростах на стенах угадывались головы лесных зверей, хотя почему дивному холодцу из головизны владелец дома предпочел еще одно место сбора моли и пыли, оставалось для постолят загадкой.

Сталагмиты по обеим сторонам от входа, к изумлению и счастью мальчишек, внезапно оказались доспехами незнакомого покроя, устало опирающимися на громадные двуручные мечи.

Не сговариваясь и мешкая, Кысь со Снегирчей азартно содрали с одного комплекта стальной одежки покрывало и дружно попытались обезоружить беззащитный железный костюм, чтобы встретить возможные опасности и невзгоды в полной боевой готовности, как настоящие витязи Страны Костей. Но, едва ощутив вес своего трофея, были вынуждены отказаться от этой идеи.

Может быть, объединив усилия с Мыськой, они и смогли бы тащить этот меч в шесть рук. Медленно и недолго.

Но сразить им самого немощного, тугодумного и неуклюжего врага, какого только можно представить… Для этого им бы потребовалась помощь всей дружины Кыся.

Скроив кислые мины, несостоявшиеся витязи оставили бесполезный меч на полу, отряхнулись, отчихались от пыли, и двинулись далее.

А далее следовали зеркала, картины, статуэтки, шторы, вазы, подсвечники… Короче, всякая ерунда.

По завершении обхода лица кладоискателей вытянулись еще больше. Нет, не ради этого рисковали они всем, чем можно, пробираясь в самое сердце неприятельской твердыни, вовсе не ради этого!.. Но где же тогда то, ради чего они не смотря ни на что?

Конечно, вслух этого никто не говорил, но каждый из них в глубине души ожидал, что, стоит им только преодолеть все препоны и проникнуть во вражескую цитадель, то отыскание собственно клада превратится в пустую формальность. И что если даже сразу не будет понятно, где его искать, то где-нибудь на стене, уж без сомнения, будет висеть указательная стрелка с надписью красной краской «К/К». Что, естественно, означает «Копать – клад».

Но, к их глубочайшему, глубже, чем самый глубоко зарытый в мире клад, разочарованию ни стрелок, ни дорожки из просыпавшихся из дырявого мешка монет нигде не было – ни на первый поверхностный взгляд, ни на обеспокоенный второй, ни даже на очень придирчивый третий.

– И куда теперь? – вопросительно воззрились Снегирча и Мыська на командира.

– А-а-а… всё идет по плану, – стараясь звучать солидно и авторитетно, проговорил Кысь. – В этой комнате ничего и не могло быть. С самого начала. Ведь каждому, кто хоть чуть-чуть смыслит в кладах, известно, что они хранятся в подземельях, какатомбах…

– В чем?.. – зависла Мыська.

– Ну… в такакомбах, – смущенно уточнил командир.

– В котаконбах! – обрадовался узнаванию Снегирча.

– Ну, я и говорю – в токатомбах, – недовольно буркнул Кысь.

– Думаешь, у Вранежа дома есть… кокакомбы? – с сомнением покачал головой Снегирча.

– Или подземелья? – присоединилась к нему Мыська, бессознательно радуясь родному знакомому слову, которое, в отличие от некоторых, ведет себя прилично, и как пишется, так и выговаривается.