Текст книги "Срочно требуется царь"
Автор книги: Светлана Багдерина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Наконец, дослушав объяснения братьев до конца, она медленно кивнула, шкодно ухмыльнулась и подошла к застывшему в поединке с совестью супругу.
– Вань, – ласково обратилась она к нему. – Видишь ли, я сейчас срочно вынуждена покинуть ваше замечательное общество и вернуться в Постол.
– А?.. Что случилось?.. – рассеяно поинтересовался Иван потусторонним голосом, с усилием оторвавшись от битвы всепобедительного добра и отвратительной необходимости в своей отдельно взятой душе.
– Я… это… вспомнила вдруг… по-моему, я чайник забыла выключить…
– Что?..
– И свет, и утюг, – не терпящим возражения тоном завершила она. – И поэтому мне надо бежать. Бурандук останется с тобой, я сама дорогу найду, я запомнила. Сейчас мы, значит, здесь… Но давай договоримся, что на ночь вы остановитесь вот здесь… за этой горкой… и сделаете привал на ночь вот тут…
Она расстелила на бурой жесткой траве карту и обвела указательным пальцем веселое зеленое пятно, призванное изображать низинку в месте максимального приближения одного из притоков Постолки к дороге, трудолюбиво обогнувшей ту самую горку.
– Я постараюсь догнать вас и быть там утром, хорошо?
– А как же охота? – уставился непонимающе на жену Иванушка.
– Ну, ты-то ведь остаешься, значит, я спокойна. Пусть зверье местное волнуется, мне-то чего переживать? – обворожительно улыбнулась она ему, подмигнула, подхватила мешок и побежала карабкаться в горку, с которой полчаса назад так своевременно и героически съехал вверх тормашками царевич.
– Сеня, постой, что ты задумала?.. – пришел, наконец, к какому-то тревожному выводу и сделал шаг к своей непоседливой супруге он, но той уже и след простыл.
* * *
Сенька, Прохор, Фома, Спиридон, Захар и Кузьма заканчивали последние приготовления, когда возбужденный Сойкан вынырнул из дальнего куста и вприпрыжку помчался прямой наводкой к ним.
– Нашел! – довольно доложил он свистящим, задыхающимся шепотом. – Обоих нашел! Обозники расположились на берегу реки, от нас к западу минутах в десяти ходу, метрах в ста от дороги, а его высочество с Бурандуком к западу уже от них минутах в пятнадцати!
– А хорохорцы что сейчас делают? – деловито спросила Серафима, в уме внося последние коррективы в давно оформившийся план.
– Торгаши уже повечеряли и спать укладываются, на посту одного лопуха оставили.
– Почему лопуха? – заинтересовалась царевна методом скоростной дистанционной диагностики личности имени Сойкана.
– А кто еще, по-вашему, спиной к реке и лицом к костру сидит и на свои возы да коней пялится? – презрительно фыркнул костей.
Царевна обдумала аргумент охотника и серьезно кивнула: сидящий ночью среди дикого леса лицом к костру рисковал кроме этого самого костра ничего больше в своей жизни не увидеть. Караульный и впрямь был лопух, и обжалованию это не подлежало.
– А берег там какой? – вернулась к уточнению деталей операции «Ограбление по-лукоморски» она.
– Берег там пологий, что твой стол! Они возы полукругом поставили, отгородились, вроде, а с речки-то – пешком заходи!
– А что, и зайдем, – плутовски ухмыльнулся Фома. – Держитесь, купчики!
– Все замаскировались? – окинула Сенька шальным горящим взглядом свой перемазанный золой из костра и наряженный в вывернутые наизнанку и вывалянные в этой же золе тулупчики оперотряд, и больше всего напоминающий теперь артель безработных трубочистов. – Веревки не спутаны? Кто что делает, все помнят? Меня ведь рядом не будет. Гвардейцы деловито кивнули.
– Сразу, как только появится Иван, кричите, что их там, наверное, много, и разбегайтесь той же дорогой, что и пришли.
– Хорошо.
– План предельно простой, осечек быть не должно, – с видом генералиссимуса перед сражением, решающим судьбу государства, царевна прохаживалась перед нестройным строем замаскированных гвардейцев. – На кону – целый обоз зерна. Здесь и сейчас, а не через неделю или месяц. А это значит, что все способы хороши. Но до членовредительства постарайтесь не доходить.
– Ясно.
– Сигналы для беглеца готовы? – строго глянула она на Сойкана.
– Готовы, – весело кивнул тот. – Сначала – пень подпаленный, потом – горка гнилушек светящихся, дальше – следующая, а там уж и его высочества костерок увидеть должен, коли не слепой. А там как по маслу всё покатится, успевай спасайся, братцы-разбойнички.
– Гут, – расплылась в лукавой улыбке царевна и надела кольцо-кошку, позволяющее ей видеть в темноте как днем. – Народ, выдвигаемся!..
* * *
Юська, стражник, которому выпала первая смена караулить сон каравана, сидел на земле рядом с шатром перед самым костром, с топором в обнимку, и размышлял о жизни.
Жизнь у него была длинная, ровная и скучная, как река на равнине, и протекала так же сонно и неторопливо, несмотря на все его усилия.
В семнадцать лет хочется подвигов и приключений, да таких, чтобы дух захватывало и сердце колотилось, как дятел с зубной болью об березу. В их же мирном хлеборобском Хорохорье, в родной деревне самое захватывающее приключение – поездка на мельницу, или в город на ярмарку. Мужики с гордостью и замиранием сердца говорили об этом полгода-год, до следующего настолько же волнительного события, выкапывая из памяти или отважно придумывая самые незначительные подробности и раздувая их до размеров героической саги. Юська отчаянно завидовал им с самого детства, ему тоже хотелось внимания, восхищения и славы, но не такой, обыденной и скучной, а большой, настоящей, чтобы помнилась односельчанами не полгода-год, а года, по крайней мере, три! И он с нетерпением сначала ждал, пока вырастет, потом пока их семья поднимет из сорняков новое дальнее поле, затем пока женится старший брат, далее пока накопят на пять коров удойной шантоньской породы, следом – пока построят среднему брату хату, пока очистят от камней еще одно новое поле… А приключений как не было, так и не было, и слава все не приходила да не приходила… И, наконец, в один прекрасный день молодой селянин вдруг понял, что приключений нельзя ждать. Их надо искать.
И неожиданно для самого себя уступил подначкам друга Пархирия и нанялся в караульщики к купцу, что приехал брать у них на реализацию зерно для какого-то сабрумайского князя. Дальняя дорога, трудности, разбойники, схватки – уж тут-то признания и почестей точно не миновать!..
В первые четыре часа он ни секунду не сомневался в правильности своего решения.
С того момента прошло уже две недели, дальней дороги и трудностей хватало с лихвой, но вот славы и геройства на его долю пока не приходилось вовсе. Приключений, и тех пока было только два. Первое – когда он тайком среди ночи удирал из дома, перебудил всех, споткнувшись о жбан с квасом, и прощаться с малой родиной пришлось под ругань отца, причитания матери и дружное ржание брательников. А второе – сегодня, когда на них сначала с откоса свалился неуклюжий охотник, а потом его свирепая жена загнала их всех на деревья. Короче, похвастаться по возвращении домой было пока шибко-то и нечем, и это немало печалило авантюрно настроенного хорохорца. Видно, ждать, пока приключения обрушатся на него, придется еще очень долго даже в столь желанной, окруженной ореолом романтики и славы, роли охранника обоза дальнего следования…
Неизвестно, готов ли был Юська обрушившийся на него глухой тяжелый удар посчитать за третье приключение, но пока дождался он только этого.
Не успев даже охнуть, он меланхолично закатил глаза и осел на траву рядом с охраняемым объектом, которому без его попечения тоже стоять оставалось недолго.
Вынырнувшие из мрака над рекой оборванные чумазые личности злокозненно выдернули из земли колышки, и палатка заботливой наседкой цвета «хаки» накрыла сладко спящих торговцев.
Гвардейцы, усвоившие свои роли на «пять», бросились молча вытаскивать из дебрей промасленной мешковины заспанных хорохорцев и вязать их в одну большую человеческую вязанку.
По молчаливому согласию Кузьма отделил поверженного в посттравматический сон караульщика от его зверского вида топора, оттащил к западной части импровизированной крепости, несколько раз обмотал веревку вокруг его запястий, игриво завязал ее на кокетливый бантик, и привалил хорохорца спиной к колесу.
– Эй, парень?.. – легонько похлопал он незадачливого стражника по щекам, и тот обиженно всхлипнул и застонал, медленно приходя в себя.
– Не спи, замерзнешь, – многозначительно посоветовал ему Кузьма, нахлобучил на лоб караульщика оброненный им же раньше колпак, утвердительно кивнул притаившейся за дальним возом Серафиме и поспешил вернуться к друзьям у костра. Там как раз начиналось второе действие спектакля.
– Кто из вас тут купцы?
– А ну, выворачивай карманы, быстро!
– Так они же связаны…
– И чего теперь, нам самим у них по карманам лазить?
– А кому сейчас легко?..
Юська вздрогнул, мотнул гудящей и местами потрескивающей головой, уронил на колени колпак и окончательно проснулся. Так это не сон!
Только что ему снилось, что на его обоз напали вооруженные до зубов разбойники, всех связали и требуют денег, и вот, на тебе! На их обоз действительно напали вооруженные до зубов разбойники, всех связали и требуют денег!
О чем только их часовой думал, остолоп, куда смотрел, дурило деревенское!!!.. ОЙ. Часовым-то ведь был он… Приключение, однако… Сбылась мечта… И чего теперь делать? И почему так неудобно сидеть?
Парень робко пошевелил затекшими плечами и пришел сразу к двум выводам. Первый, что неудобно сидеть ему потому, что руки у него за спиной связаны. Второй – что связывавший его болван понимал в своем деле приблизительно столько же, как и он – в караульном: веревки можно было развязать, едва потянув. Чем он и воспользовался.
Колючая пенька упала на траву, и Юська лихорадочно принялся тереть не столько затекшие, сколько зудевшие от грубой веревки запястья, кляня грабителей, свою глупость, день, когда ему захотелось славы и приключений, час, когда ворчливый сквалыжный Хверапонт приехал в их деревню, коварного другана Пархирия, который сам-то остался дома, ротозея-отца, который его не поймал в ту ночь, когда он убегал… Ну, кто же мог знать, что приключения – это так опасно?!..
Первые крупнокалиберные капли дождя, собиравшегося весь вечер, больно ударили горе-путешественника по лицу, застучали по плечам, по макушке, по коленкам и сапогам…
Парнишка снова вынырнул из внутреннего мира во внешний – огромный, враждебный, а теперь еще и мокрый.
– …И это что, по-вашему, деньги? – возмущенно рычал огромного роста разбойник у самого костра, потрясая перед носами обездвиженных путами и страхом хорохорцев полупустыми кошелями с тускло побрякивающими медяками внутри.
– А ну, сказывайте, вражины, куда деньги попрятали!.. – проревел грозно второй грабитель.
– Сами лучше говорите!
– А то заставим!
– Хуже будет!
– Пожалеете! ОЙ. Что это они собрались с ними делать?!.. Мучить?..
При одной мысли об этом спутанные волосы на макушке Юськи приподнялись и зашевелились, будто стараясь убежать, если уж их хозяин не догадывается это сделать. И почему никто не смотрит на него? Позабыли? Или решили, что он умер? Не дождутся! Хм… Не смотрят – и не надо… Должно же быть, в конце концов, в жизни счастье!
То есть, если он сейчас тихохонько нырнет под воз и вынырнет с обратной стороны…
Додумать голова Юськи не успела, потому что весь остальной Юська в ту же секунду кинулся под телегу, перекатился, перевернулся, и спустя мгновение был уже на свободе.
Свобода у входа встретила его не слишком радостно: дождь успел войти во вкус, и теперь частые острые струи с угрюмой целеустремленностью пронзали ничтожные остатки листьев на деревьях у него над головой и прошивали землю, казалось, насквозь.
Мокрый, холодный, жалкий Юська обнял себя руками и тоскливо втянул голову в плечи. Что теперь? За спиной лютовали бандиты.
Впереди – сплошной дождь стеной и непроглядная тьма, в которой должен прятаться от ливня лес, если он правильно помнит, и если тот не передумал… В таком мраке прямо перед ним могла простираться бездонная пропасть, и он заметил бы ее только туда свалившись! Если бы хоть огонек блеснул, хоть искорка, хоть… Не может быть!!!
Среди деревьев, метрах в тридцати от него, посрамляя темноту и низвергающуюся с неба воду, ярким пламенем горел крошечный костерок! Люди!!! Помощь!!!
Юська ликующе ахнул, взмахнул руками, будто собирался взлететь на радостях и, очертя голову, бросился на свет.
К несчастью, дождь и мрак не желали оставаться посрамленными слишком уж долго.
Жалобно зашипев и оставив после себя пляшущие в глазах багровые пятна, огонек пропал, когда до него оставалось не больше десятка шагов.
Хорохорец растеряно остановился и растопырил руки, нащупывая точку опоры и отсчета координат: огонька больше не было, не видно было уже и отблесков костра их лагеря, вокруг была только темень, хоть глаз выколи, непроницаемый мрак, в котором могло таиться всё, что угодно, и даже хуже…
– Ау?.. – отчаянным дрожащим шепотом произнес парень. – А-у?.. Серафима за его спиной беззвучно выругалась. Так все замечательно шло до сих пор, и нате-пожалте! Дождь! Ну, кто его просил, а? Не мог погодить еще часок?!
И теперь их единственная надежда, их запланированный гонец стоит пень-пнем посреди мокрого леса и в панике шепчет «ау», вместо того, чтобы звать на помощь Ивана и Бурандука!.. И до чего он тут достоится – не известно! Действовать надо было без промедления.
Она обмотала руку краем шершавого шерстяного плаща, не скрывая шагов – в такую дождину всё равно уже на расстоянии в два метра не было слышно ни единого звука, не производимого рушащейся с черного провала неба водой, и бережно взяла беглеца за кончики пальцев.
– А-а-а-а-а-а-а!!!.. Не всякий дождь заглушит такой вопль.
Этот, к счастью, смог, и Серафима, успокаивающе похлопав парня по плечу, вдохновенно продолжила.
– Не бойся меня, человек… – зазвучал у самого уха замершего в ужасе хорохорца тонкий скрипучий голосок. – Я тебе помогу…
– К-к-к-к-к…
– Как, ты имеешь в виду? – проявила она чудеса сообразительности. – Я тебя провожу к одному витязю… Тут, неподалеку… Очень отважному… Ты приведешь его сюда… Я помогу… И он этих разбойников прогонит…
Похоже, изо всей речи невидимого существа парнишка понял лишь одно слово: «провожу».
– Ку-ку-ку-ку-ку?.. да?..
– Для особо сообразительных повторяю еще раз, – откашлялась, снова вошла в образ и терпеливо проскрипела царевна. – Я провожу тебя к одному витязю… богатырю… то бишь, рыцарю, или как там они у вас называются… Договорить в этот раз беглец ей не дал.
Он медленно, рывками, словно только что ожившая деревянная кукла, повернулся в сторону таинственного голоса, и готовым сорваться на истерику звенящим шепотом вопросил:
– А… т-т-т-т-ты… к-к-к-к-кто?..
– Я?.. – вопрос любопытного спасуемого застал ее врасплох. Ну, вот какая ему разница, кто его спасает, если его спасают?
– Я… Я – дух леса… То есть, лесной дух… Значит… – неуверенно сообщила царевна универсально-обтекаемую версию. Кто знает, какая нечисть у них здесь в лесах водится? Конечно, можно было сказать «белочка», но обрадовало бы его это – еще вопрос.
– Л-л-л-лесной… д-д-д-дух… – тусклым голосом повторил за ней хорохорец.
– Да, да, дух, лесной, – нетерпеливо притопнула ногой Серафима, но вместо желаемого эффекта получился мокрый «плюх». – Ну, теперь ты со мной пойдешь, наконец?
– Т-т-то есть, в-в-верява? – шепот парнишки звенел и грозил каждый миг разлететься в пыль как бокал при самом верхнем «си».
Царевна, не задумываясь, кивнула, потом поспешно озвучила свое согласие с версией занудного подопечного:
– Вот-вот, верява, она самая. Признал, милок? Ну, теперь иди со мно…
– А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!.. БУМ. ШМЯК.
Убежать дальше первого встречного дерева горе-караульщик не сумел, как ни старался.
– Эй, парень, парень, ты чего? – тревожно кинулась к нему Серафима. – Ты живой, дурик?
Дурик был живой, хоть и в глубоком беспамятстве: даже его крепкий череп «маде ин хорохорская деревня» не смог без последствий перенести за полчаса два потрясения, переходящие в сотрясения.
Конечно, полежав под дождем, он рано или поздно пришел бы в себя, но рано или поздно происходит смена времен года, дрейф континентов, таяние ледников… Ждать столько Серафима не могла.
– Ах, чтоб тебя дрыном через коромысло… – болезненно морщась, оглядывала она шишку размером с сосновую на затылке несостоявшегося гонца и шишку величиной с кедровую – на лбу. – И чего он такой нервный оказался, спрашивается?.. Наслушаются сказок, а потом ломают лбами дубы… А мне теперь чего прикажете делать? Хотя, один вариант всё же оставался.
* * *
Иванушка в полусне оторвал голову от мешка с провизией, по совместительству – подушки и, не размыкая смеженных вежд, которые от дневной изматывающей усталости не могли быть разомкнуты до утра просто физически, прислушался. Приснилось ему или показалось?
Или это ночная птица кричит, потому что ей холодно, мокро, и у ней нет даже такого хлипкого убежища от дождя, как их палатка?
– Па… ма… ги… те… Па… ма… ги… те… Спа… си… те… Па… ма… ги… те… Нет, не показалось.
– Па… ма… ги… те…
– Что случилось, Иван-царевич? – от уровня пола отделилась еще одна голова – на это раз Бурандука.
– Кричит, вроде, кто-то… – взволнованно проговорил Иван, уже на ногах, накидывая на плечи армячок и пристегивая меч.
– Послышалось, поди… – со слабой тенью надежды простонал охотник, зная наверняка, что не послышалось, и не показалось, и не птица, и идти в холодину и дождь, боги милосердные знают куда, придется, как пить дать.
– Я быстро!.. – бросил на ходу лукоморец, перескочил через догорающие угли костра посредине, и только полог палатки хлопнул за его спиной.
– Постой, ты куда, высочество?!.. – панически заверещал Бурандук, вскочил, как подброшенный пружиной, подхватил колчан и кинулся во тьму и почти непроницаемую стену дождя вслед за подопечным.
– Гра… бют… У… би… ва… ют… – донеслось слабо откуда-то слева, и среди стволов как будто мелькнула Иванова спина.
– Держитесь!.. Мы идем!.. – раздался слева крик Иванушки, и охотник, довольный, метнулся на звук.
– Вашвысочество!.. Держись!.. Я за тобой!.. – выкрикнул костей и кинулся вслед.
* * *
– Отвечай, кошкин сын, где остальные деньги? – в который уже раз, грозно скрежеща зубами и вращая очами, вопросил купца Фома, хотя впору было не грозить, а плакать.
То, что денег наличных при Хверапонте было негусто, они выяснили в первые пять-семь минут. То, что он их не прячет ни в своих вещах, ни вещах возчиков и караульщиков, было наглядно продемонстрировано в пять минут последующие, что доказывали немудрящие пожитки хорохорцев, раскиданные по поляне под дождем. Много ли у купца Хверапонта денег вообще, и какую самую крупную сумму держал он в руках за свою жизнь, гвардейцы выяснили в следующую пятиминутку. Находчивый Спиридон предложил поинтересоваться у всех пленников, богатые ли у них родственники и много ли они дадут выкупа за таких важных персон, как двадцать возчиков, купец и четыре охранника, и, к удивлению своему, всего за десять минут обнаружили, что более нищие семьи вряд ли сыщутся во всем Белом Свете, не говоря уже о царстве Костей или Хорохорье.
После чего удачная мысль посетила Прохора, и он взялся выспрашивать хорохорцев, богат ли их царь, который, может быть, согласится уплатить выкуп за своих подданных ввиду крайней бедности их семей. Минут восемь ушло на то, чтобы установить, что хорохорский царь Евдокин Третий богат, чего и всем желает, но такой ерундой, как уплата выкупа за двадцать пять хорохорцев низкого происхождения, заниматься не станет даже его ключница, не то, что он сам.
Этот факт привел в состояние праведного возмущения не только хорохорцев, но и псевдоразбойников, и на этой почве они солидаризировались и выступали единым фронтом против алчного бездушного правителя еще десять минут, но и запас ругательств и пожеланий в адрес Евдокина подошел к концу, а подмога пленникам в виде их обожаемого лукоморского высочества и его проводника всё не шла.
На полянке, окруженной возами, воцарилось неловкое молчание, прерываемое лишь потрескиванием догорающих веток в костре под тентом да монотонным шумом буйных дождевых струй.
В этом положении настоящие разбойники уже давно сбежали бы со всем награбленным добром, или перебили бы захваченных бедолаг и улеглись спать в восстановленной палатке.
Ни то, ни другое гвардейцы, естественно, делать не собирались, но хоть что-то делать всё равно было надо!.. И тут осенило Захара.
И в ответ на заданный купчине Фомой вопрос на щекотливую тему «где остальные деньги» он радостно вскричал:
– А я знаю!!! Они закопали их, перед тем, как лечь спать!.. В землю!.. И уложили сверху дерн!.. Чтобы не видно было!.. Гвардейцы переглянулись, и лица их расцвели самыми искренними улыбками:
– Точно!!!
И тут же озадачили и без того ошарашенных и ошалело взирающих на своих нестандартных недругов хорохорцев.
– Где у вас лопаты?
– Л-лопаты?.. – недоверчиво переспросил купец, хотя прекрасно расслышал с первого раза, что от него требовали. – В-вон там, на крайнем возу… лопата… одна… и на следующем… и дальше… всего пять… нам больше и не надо… обычно…
– Вот видишь, я прав!.. – оживленно потер руки Захар. – Они всегда так делают! Он сам признался!
Кузьма, не задавая лишних вопросов, быстро собрал лопаты с указанных телег и вопросительно взглянул на товарищей:
– Откуда начнем?
– Да где стоим, там и копаем, чего гадать! – весело ответил Фома. – И не торопитесь, тщательнее, тщательнее! Может, они их россыпью зарывают! Чтоб нашему брату найти было труднее!
– Это верно, – с довольным видом согласились остальные, обстоятельно поплевали на мокрые ладони и воткнули трофейный шанцевый инструмент в мокрую траву под полными немого трепета взглядами пленных. Одно дело – попасть в руки разбойников.
И совершенно другое – в руки сумасшедших маньяков-садистов, играющих со своими жертвами как коты с глупыми мышками… Вы думаете, им лопаты нужны, чтоб наши медяки искать? Ха!!!
Они нам могилы сейчас рыть будут, куда потом всех и покладут, и концов не сыщешь!..
Бедные хорохорцы переглянулись безысходно, прощаясь друг с другом и с жизнью, и тут – о, чудо! – откуда-то из-за возов донесся слабый крик:
– Па… ма… ги… те… И немедленно отклик:
– Держитесь, держитесь, мы бежим!..
Хверапонт случайно увидел лицо одного из своих мучителей, и от ужаса едва не лишился чувств.
Оно сияло такой чистой радостью, плавно переходящей в неприкрытое, дистиллированное и конденсированное счастье, что оторопь брала и мороз по коже не то, что бежал – мчался как на тройке.
Если эти нелюди собирались закопать живьем невинных торговцев, то что они могут сделать с их невидимыми и нежданными спасителями – разум отказывался даже предположить.
Иванушка летел туда, где надрывная мольба срывающегося голоса не прерывалась ни на минуту, не разбирая дороги. Об этом скорбно свидетельствовали изодранные штаны и армячок, посеянная где-то в чаще шапка, исцарапанные руки и лицо, и горячая пульсирующая шишка на упрямом лбу. Но какое это все имело значение, если где-то совсем рядом людям была нужна помощь!
«Странное дело – акустика в ноябрьском лесу под дождем…» – успевал на бегу дивиться он, то и дело выдирая себя из мокрых, голых но очень несговорчиво настроенных кустов или в последний миг уворачиваясь от неизвестно откуда, но сто процентов специально и злонамеренно выскакивающих на его пути деревьев. – «Кричат вроде совсем близко, а сколько уже бежим, и всё не добрались… Выходит, всё-таки, далеко… а слышно – вот как… ой… ё… и кто их тут понасадил… а слышно – вот как будто в десяти шагах кто-то стонет… Наверное, звук, многократно отражаясь от водяных капель, не заглушается, утыкаясь в стволы деревьев… ой… ё… ой-ё-ё-ё-ё-ё-ё!!!… как я… и поэтому не теряет громкости с расстоянием… Создается эффект эха… объема… и присутствия… Загадочный феномен природы, однако… ой… ё…».
И вот, когда царевичу уже начинало казаться, что благодаря загадочному феномену природы в ноябрьском лесу он бежал на помощь кому-то, кто нуждался в ней не иначе как в самом Лукоморье, метрах в десяти перед ним замаячили размытые силуэты составленных цепочкой возов, подсвечиваемые с той стороны рваным пламенем чужого костра.
– Держитесь, держитесь, мы бежим!.. – только и успел выкрикнуть он, как нога его зацепилась за корягу. – Ай…
Впрочем, беда бы была невелика – одним падением больше, одним меньше – мокрый, как говорится, дождя не боится, но в темноте, ставшей с приближением долгожданного костра еще гуще и непроглядней, исчез его меч.
Серафима вовсе не хотела, чтобы ее супруг, распаленный праведным гневом и бегом по неприспособленной для этого местности, сгоряча поранил ее сообщников. И посему меч был временно удален из пределов досягаемости ищущей длани Иванушки, а вместо него подсунута весьма кстати тут оказавшаяся корявая ветка. Оружие из нее, конечно, аховое, но чтобы напугать ее псевдоразбойников, сгодится вполне.
– Ё же моё же!.. – тем временем отчаянно восклицал Иванушка, ползая на коленях в хлюпающей каше из травы, листьев и просто грязи, с ужасом понимая, что искать иголку в стоге сена – ерунда, по сравнению с поиском черного меча ночью в грязи.
– Растяпа… – чуть не плача от злости на свою неуклюжесть и невезучесть стукнул изо всех сил он кулаком по земле и тут же сообщил всем заинтересованным лицам, что попал:
– О-ю-ё-ю-ё-ю-ё!.. Какой леший… подсунул… что это?..
Он засунул пострадавшую кисть подмышку и здоровой рукой осторожно провел по тому же месту на земле, где только что напоролся на что-то твердое. Вот оно. Шершавое, большое и тяжелое… Коряга. Наверное, об нее он и споткнулся…
– Грабят-убивают же!!! – нетерпеливо и требовательно выкликнул голос со стороны возов, и Иванушка охнул, вспомнив, за чем он сюда пришел, схватил тяжеленную коряжину, вскочил на ноги и с яростным криком: «Выходи, разбойничье племя на честный бой!» нырнул под телегу и выскочил уже с другой стороны, там, где посреди перекопанной полянки сгрудились в беспомощную кучу хорохорские хлеботорговцы.
Дальше было все просто и неинтересно: разбойничье племя, показав гениальную неповоротливость и неспособность разделаться в предложенном честном бою впятером с одним героем, с громкими проклятиями и вариациями воплей на темы: «он сумасшедший», «их там еще много» и «спасайся, кто может!» кинулись в реку и исчезли в мокром холодном мраке, словно их и не было.
Невидимая в истекающей ливнем тьме Серафима тут же схватила Прохора за руку, Прохор – Спиридона, тот – Кузьму, пока не получилась живая цепочка из радостно-возбужденных гвардейцев.
– Теперь дело сделано, признательный купчина предложит свое зерно в кредит с рассрочкой, а кто хорошо поработал, тот может и в лагерь бежать – греться-сушиться, – удовлетворенно кинула царевна прощальный взгляд на возносящих в хоре благодарности свои подмерзшие и подмокшие голоса хорохорцев.
И хитрецы весело побежали, поднимая каскады брызг навстречу удивленному такому неожиданному соперничеству дождю.
Иванушка молча, с неприязнью окинул суровым взглядом досточтимого Хверапонта, находящегося в предобморочном состоянии, и принялся развязывать его и его сотоварищей.
– Спасибо тебе, силен-могуч богатырь!..
– Дай тебе боги долгих лет жизни!..
– И здоровья!..
– И жену хорошую!..
– Уже есть, – буркнул Иванушка, сосредоточено трудясь над разбухшей от влаги веревкой с затупившимся при разделке оленьей туши засапожным ножом.
– Ой, вовремя ты появился, добрый молодец!..
– Что б мы без тебя делали!..
– Загубили бы нас окаянные!..
– Век будем тебя помнить!..
– Защитник наш драгоценный!..
– Да ладно, чего там… – позабыв про свою сердитость, засмущался Иван. – Обращайтесь, если что…
Хверапонт, глухо кряхтя и бормоча что-то себе под нос, неуклюже поднялся с сырой земли, неспешно, обстоятельно отряхнул тулупчик, подтянул пояс, поправил шапку и, чувствуя, что больше уже ничего не может придумать, чтобы потянуть время, трубно хлюпнул носом и неторопливо подошел к своему спасителю.
– Может, тебе… это?.. Денег… дать?.. – морщась и втягивая в плечи голову от боязни услышать положительный ответ, скрепя сердце предложил купец.
Иванушка не проронил ни слова, не бросил ни взгляда, не сделал ни жеста в его сторону, но весь его вид выразил такое презрение, что уж лучше бы он посмотрел, сказал речь и сопроводил ее соответствующими телодвижениями.
Возмущенные хорохорцы не были такими сдержанными, и те слова, которые они имели сказать по этому поводу, были богато проиллюстрированы всеми имеющимися в их распоряжении изобразительными средствами.
– …Короче, Хверапонт, гнилой ты мужик, – закончил и плюнул себе под ноги бородатый коренастый возчик. – Как хочешь, а я от тебя ухожу. И платы с тебя мне за эти две недели не надо. Оставь. Глядишь, разбогатеешь. А свой воз отсель гони сам, как знаешь.
– И мой прихвати, – присоединился к нему второй.
– Я тоже на тебя боле не роблю, – хмуро скривив губы, процедил третий.
– И я… И я… – донеслось со всех сторон.
– Ах, так!.. – взъелся купчишка. – Ну и валите на все четыре стороны! Я в Постоле доходяг найму – они рады будут! Счастливы! Спасибо мне скажут, в ножки поклонятся! А таких бузотеров, как вы, мне самому на дух не надо!.. Скатертью дорожка!.. Расстроили!.. Ха!..
Иванушка невесело усмехнулся, помахал рукой мужикам, сказал, что если они его найдут в Постоле в городской управе, то он для них что-нибудь придумает с работой или с возвращением домой, и с гордым достоинством полез обратно под телегу.
Наткнувшись на ледяную скалу жадности хорохорского купчины, хитроумный план Серафимы в одну секунду с треском пошел ко дну. Хорошо, что она об этом не знала. И хорошо, что о нем не знал Иван…
Недоверчиво покачивая головой и горестно дивясь человеческой алчности и обыкновению все мерить на деньги, лукоморец отошел от лагеря хорохорцев метров на десять. Тусклые отблески чужого хилого костерка сюда уже почти не долетали, дальше отступать было некуда, и он приступил к поискам на ощупь ели поразлапистей, чтобы укрыться до утра под нижними ветками от дождя, или хотя бы части его, желательно, самой мокрой…
И вдруг из-за стены возов до него донеслось пронзительное и испуганное, оборвавшееся на половине «Помогите!.. Спаси!..» в исполнении достопочтенного Хверапонта.
«Неужели выяснение отношений до рукоприкладства дошло?!» – взволнованно метнулся обратно к возам царевич. – «Но ведь так тоже нельзя!..»
Он вынырнул из темноты в освещенный чахлым пламенем круг, и заготовленные увещевания и призывы к мирному разрешению всех конфликтов застыли у него на губах.
