Текст книги "Срочно требуется царь"
Автор книги: Светлана Багдерина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
Потому что, попирая ногами останки поверженной палатки и наставив на оцепеневших в ужасе хорохорцев арбалеты, скалили редкие, давно не чищеные зубы пятеро истекающих водой и самодовольством разбойников.
Вернее, арбалетами торжествующе поводили трое, а двое азартно, с выражением неописуемого упоения на корявых физиономиях, размахивали самодельными кистенями с самозабвением мальчишек, дорвавшихся в кои-то веки до взрослого оружия.
Первой жертвой такого легкомысленного подхода к обращению с тяжелыми общественно-опасными предметами уже стал бедняга Хверапонт: он меланхолично лежал в грязи, мирно вытянув загребущие руки по швам и смиренно закрыв завидущие очи. И если бы не толстая овчинная шапка мехом внутрь, лежать бы ему так еще очень и очень долго.
Хорохорская диаспора в костейском лесу перепугано сгрудилась вокруг него, но помощи от нее, кроме моральной поддержки, не было никакой.
«Вернулись!..» – мелькнуло было поначалу в голове опешившего на несколько секунд Иванушки, но даже беглого взгляда хватило, чтобы признать в них другую организацию.
«Очередь у них там, что ли?» – стало мыслью номер два. Очень вероятно, что весьма скоро последовала бы и мысль номер три, и четыре, и четыре-бис, но дальше раздумывать было некогда.
Царевич мгновенно отыскал взглядом свою верную корягу, которая оказалась, к счастью, не более чем в полутора метрах от него, и кинулся, чтобы подобрать… У самых его пальцев в землю воткнулась стрела. Рядом, в сам сук – вторая.
– Промазал, косой!..
– Сам кривой!
– А ты стой, не шевелись!..
– Иди сюда!
– …как стоишь!
– Так стоять или идти? – застывший в согбенном положении царевич осторожно приподнял голову и стал сверлить мрачным взглядом непрошеных гостей.
– Ты чё, шибко умный, чё ли? – подозрительно ощерился разбойник с большим арбалетом, на котором еще была наложена стрела.
– Нет, такой же дурак, как и ты, – вырвалось у Иванушки, и он от отчаяния прикусил себе язык, но было поздно.
Слово – не воробей, не вырубишь топором, как сказал однажды низложенный король Вондерланда Шарлемань Семнадцатый.
– Это кто тут дурак?..
– Ах ты, гад!..
– Ага, шибко умный, да?..
– Дай-ка я ему лишку мозгов-то повышибаю!..
– Сюда иди, кому сказали!..
– Живо давай!..
Для подтверждения серьезности приказа рядом с ухом Иванушки просвистела еще одна стрела.
Аргументов против трех арбалетов на короткой дистанции у него не нашлось.
Царевич хотел было что-то сказать, но вовремя вспомнил, что «язык мой – друг мой» это не про него, и поэтому просто молча закусил губу и побрел, едва-едва переставляя ноги, рассчитывая выиграть хоть немного времени и придумать что-нибудь, что заставит разбойников отпустить хорохорцев.
– Ишь ты, умник! Притих чевой-то! И как миленький идет! – загоготал разбойник в малахае неопределенного происхождения: при жизни он был не то хронически больной кошкой, не то полосатой козой, страдающей очаговым облысением. Счастливый обладатель такой шапки мог быть только атаманом – законодателем мод, иначе товарищи по кистеню и арбалету сжили бы его со света насмешками.
«Умник уже бы что-то изобрел», – мысленно возразил ему кисло Иванушка и походя подивился, как человеческая голова может быть настолько пустой. Ни одной полезной мысли. Ни намека. Ни идеи. Ничего!..
– А чего ты молчишь-то, а? Язык проглотил? – не унимался обладатель экзотического малахая. В восторге от остроумия друга, упоенно заржали остальные.
– Онемел, наверное!..
– Га-га-га-га!..
– Сейчас вылечим!..
– Га-га-га-га-га!..
Иван стиснул зубы, сжал кулаки, но в голову от этого всё равно ничего путного не приходило, как ни силился, а кулаком против арбалетов и кистеней много не навоюешь, да и путь длиной в семь метров не может тянуться бесконечно… Но что делать?!..
Наконец, он доплелся до края распростертой палатки и остановился, чувствуя на себе взгляды не только нашедших новое развлечение грабителей, но и притихших, сбившихся в несколько мокрых дрожащих кучек хорохорцев.
– А теперь… на колени вставай! – придумал, что делать дальше, владелец небольшого арбалета. – Прощения проси! Видишь, ты господина Кистеня обидел!
– Ага, обидел! – обрадовано подтвердил тот, кого идентифицировали как Кистеня.
– Вставай на колени, тебе говорят! – поддержали новую затею остальные.
– Быстро!.. – и разбойник в пятнистом облезлом тулупчике выстрелил поверх головы пленника.
«Щас, всё брошу», – сказала бы на его месте Серафима и сделала бы… сделала бы… Что бы сделала сейчас Сенька? Лихорадочный взгляд на разбойников, по сторонам, себе под ноги… Как всё, оказывается, просто!
Иванушка усмехнулся украдкой, начал склоняться, приподнял голову, замер, дождался, пока станет центром всеобщего внимания грабителей, и изобразил на лице нечто среднее между тихой жутью и безмолвным ужасом.
– Там!.. Там!.. Там!!!.. – ткнул он трясущимся пальцем в мокрую ночь за спиной своих мучителей.
– Что?..
– Где?..
– Что там?!..
Доверчивые труженики ножа и топора обернулись, томимые недобрыми предчувствиями, которые, в кои-то веки, их не обманули.
Что было сил ухватился Иван за край палатки, уперся ногами и отчаянно, словно от этого зависела не только жизнь его и хорохорцев, но и судьба всего Белого Света, рванул ее на себя, метнулся назад, точно за ним гнались все разбойники мира, волоча за собой тяжеленный намокший брезент и барахтающихся на нем бандитов…
И тут с места сорвалась безмолвствующая до сих пор толпа возчиков и караульных.
– Бей душегубов!!!
Сказано – сделано, и единодушные хорохорцы успели получить немало морального удовлетворения, прежде чем сработал универсальный закон, формулируемый известным лукоморским ученым Однимом Битовым следующим образом: количество желающих приложить к телу силу, умноженное на степень энтузиазма данных желающих, прямо пропорционально шансам этого тела в суете и толчее улизнуть в неизвестном направлении.
Что означает, что когда жаждущие справедливого возмездия мужики остановились перевести дух и разобраться в целях и средствах, то к злости и досаде своей обнаружили, что целей-то уже, оказывается, и нет.
– Сбёгли, лешие! – обижено хлестнул кулаком по ладони одноглазый возчик.
– Ловить их надо скорея!..
– Да где ты их теперя отыщешь?..
– Ах, паразиты!..
– Дык…
– Чтоб им повылазило в одном месте…
– Чтоб они…
– Чтоб их…
– Чтоб ими…
– Чтоб об них…
Перебрав все теплые слова и пожелания в адрес утеклецов и просклоняв их по всем падежам, включая три изобретенных только что, народ увлеченно пошел по второму кругу, потом – по третьему, и только минут через пятнадцать неохотно успокоился и вдруг хватился:
– А где же наш царевич-батюшка?
– А торгаш толстопузый?
– Тоже пропали?
Но паника оказалась преждевременной, оба они быстро нашлись, причем рядом: Хверапонт лежал на траве и печально стонал, а царевич неумело, но старательно перебинтовывал поврежденную купеческую голову.
Закончив перевязку, он поймал на себе изумленные взгляды хорохорцев, смешался, неровно пожал плечами и, чтобы скрыть смущение, задал отвлекающий вопрос:
– Разбойники там… не сбегут?..
– Уже сбежали… – расстроено махнули руками мужики. – Виноваты мы… не доглядели… увлеклись… одно оружие от них осталось… на память, значит…
Странная смесь сожаления и облегчения промелькнули на его лице, он помолчал, рассортировывая свои чувства, и проговорил:
– Это послужит им хорошим уроком. Надеюсь, после этого они вернутся к честной жизни.
Хорохорцы, ожидавшие какого угодно приговора, кроме этого, заморгали, переглянулись, почесали в затылках и покорно развели руками: раз его высочество так сказал, значит, так оно и есть.
После событий сегодняшней ночи Иван для них был героем, кумиром и непререкаемым авторитетом.
По крайней мере, пока на их долгом и извилистом пути возчиков и охранников не появится другой герой, кумир и непререкаемый авторитет.
– Ну, до свидания, – пожал протянутые руки Иванушка. – Будете в Постоле – приходите, не сомневайтесь. В беде не оставим. Счастливо вам!..
– Эй, постой!.. – новый, хриплый и слабый голос донесся откуда-то с уровня земли и из-за спин мужиков. – Погоди, Иван!..
Досточтимый Хверапонт, приведенный в чувства заботами лукоморца и проливным дождем, страдальчески кряхтя и охая, поднялся на ноги. Он отыскал первым делом свою шапку, нахлобучил ее на голову до самых бровей, так, что сам стал похож на разбойника с большой дороги, и встал, покачиваясь, перед собравшимся уходить царевичем. Несколько секунд он стоял, беззвучно шевеля толстыми губами, будто повторяя заготовленную речь, или споря сам с собой, и вдруг со странной злостью сорвал только что водруженную шапку с перевязанной головы и хлопнул ей оземь.
– В долг! В рассрочку! В лизинг! В аренду! Да хоть за мечи ваши дурацкие! – едва не прослезившись от грядущих убытков, крякнул купчина и, сердясь сам на себя и на свой непонятный душевный порыв, отвел глаза.
Иванушка непонимающе воззрился на Хверапонта, но вовремя вспомнил, что глазеть на малознакомого человека неприлично, и опустил очи долу, ожидая продолжения или пояснения. И то, и другое последовало незамедлительно.
– Да нет… не то я говорю… опять дичь несу… не так надо… – стыдливо пробормотал вдруг купчина и утер воду с лица грязным рукавом. – Спасибо тебе, Иван… Извини меня, дурака жадного… Не ведал, что творю… Мозги застило… Даром бери весь товар. Просто так. Бери, да и делу конец!
– В-вы… не шутите? – вскинул на него доверчиво серые очи Иванушка, и сердце торговца окончательно растаяло.
– Да уж какие тут шутки… – проворчал он и сконфужено помотал тяжелой лобастой головой со слипшимися в истекающие дождем сосульки прядями каштановых волос. – Когда восемь тысяч наших соседей голодают…
– Спасибо!.. – просветлело Иванушкино лицо. – Огромное вам спасибо!..
Но внезапно какая-то мысль пришла ему в вскружившуюся было от восторга голову, и он огорченно развел руками:
– Спасибо… Но… Мы не можем принять такой подарок… Конечно, хлеб нам очень нужен, но… у нас нет денег… А вам еще крестьянам платить, и за возы платить, и охране, и…
– Бери, кому говорят! – с шутовской суровостью прицыкнул на него Хверапонт. – Я от своего слова не отказываюсь!
– Спасибо… – расцвел Иван. – Благодарю вас… От имени всех постольцев… Хоть у нас сейчас и нет денег, но мы всё равно обязательно вам заплатим, я клянусь… или товар предложим…
– Не надо мне столько мечей, – криво ухмыльнулся купец. – Довели народ милитаристы… Мечи он, что ли, жрать должен? Куда только ваш царь Костей глядит, интересно мне знать…
– Как?! – изумлено-радостно воскликнул Иванушка. – Вам интересно?! И вы еще не знаете?! Так я вам сейчас всё расскажу, как было!..
И остатки ночи и кусочек утра, вплоть до прибытия его законной супруги в сопровождении Сойкана, были посвящены политинформации.
С восходом солнца, лишний раз подтвердив народную мудрость о том, что ранний дождь до обеда, а поздний – до утра, ливень внезапно закончился, словно там, наверху, его просто выключили, повернув кран.
А вместе с наступившей слегка влажной, обдуваемой сонным ветром тишиной из-под воза вынырнул и остановился, цепко обозревая картину ночного побоища закутанный в грубый серый плащ человек.
– Серафима?.. – удивлено прервался на полуслове и вскинул брови Иванушка при виде промерзшей и промокшей женушки, лучащейся, тем не менее, мегаваттами радости, не иначе, как от встречи с супругом. – Ты?.. В такую рань?.. Вы что же, всю ночь из города сюда шли, под дождем?.. Да не надо было так торопиться, мы бы все равно без вас не ушли!
Бурандук, немного отставший, заплутавший, и объявившийся только к началу политинформации, бодро затряс головой в подтверждении его слов.
– Его высочество ни за что бы без вас не ушли, как пить дать!
– Не хотелось заставлять вас мерзнуть и мокнуть лишний раз, – скромно потупилась царевна.
– А как ты меня нашла? Здесь, я имею в виду? Мы же договаривались…
– Да мы с Сойканом просто мимо проходили, глядим – утро вовсю, а обоз стоит и ни с места. Забеспокоились, не случилось ли чего, не нужно ли помочь…
– Ой, Сеня… – заново вспомнив ночные события и изумившись им еще раз, покачал головой Иван. – Чего тут только не случилось… Расскажу – не поверишь…
Серафима сделал большие глаза, взяла ладошками себя за щеки, и со страшным придыханием прошептала:
– Уж не разбойники ли на вас напали, Ванечка?
– А как ты догадалась? – Иван слегка оттопырил нижнюю губу, несколько разочарованный несостоявшимся сюрпризом, но, быстро оправившись, пустился в живописания событий этой ночи.
Когда повествование подходило к концу, Иванушке показалось, что супруга его хочет не то что-то сообщить, не то в чем-то признаться. Он умолк, вопросительно взглянул на нее, она потупила очи долу и вдохнула, явно собираясь что-то сказать…
И тут откуда-то из-за возов донесся слабый стон, и дрожащий надтреснутый голос жалобно пропел:
– Лю-у-у-у-ди-и-и-и…
– Кто это? – недоуменно выдохнула и вопросительно уставилась на купца Серафима, словно именно он по умолчанию отвечал за все дрожащие голоса в промокшем ноябрьском лесу.
– Н-не знаю… – оторопело захлопал белесыми ресницами Хверапонт.
– А это не парнишка ли пропавший Юська? – встрепенулся один из возчиков.
– А и впрямь! – просветлело лицо его приятеля, и он нырнул под воз. Иванушка, не задавая лишних вопросов, последовал за ним.
Вернулась поисково-спасательная группа с триумфом: возчик конвоировал, бережно поддерживая под локоть продрогшего и вымокшего насквозь Юську, а Иван с нежностью чистил на ходу от грязи и травы свой утерянный ночью меч.
– Ты куда?..
– Ты откуда?..
– Ты чего?..
– Ты зачем?..
Земляки потащили выбивающего зубами марши парнишку в палатку растирать водкой с перцем, переодевать в сухое, поить горячим чаем с медом, и по дороге закидывали вопросами, совершенно справедливо рассудив, что даже проболтавшись где-то всю ночь по лесу, язык он вряд ли отморозил.
– Я… это… с-сбежал… з-значит… – стуча зубами о край кружки с кипятком и ежесекундно рискуя откусить язык или кусок жести, Юська ударился в воспоминания.
– И куда?
– Не п-помню, братцы… Х-хоть режьте… П-помню, что под т-телегой… п-пролез… А д-дальше… как п-провал…
– Да не провал, а шишка! – добродушно, ликуя, что отыскался пропавший товарищ, пошутил над горе-караульщиком возчик, который его нашел. – С такой гулей на челе не то, что ночь – мать родную забудешь!
– Не-а, дядька Хвилип, я матку помню, ее Хведора зовут, она из Банного, что в пяти километрах от наших Чернушек, – оторвался от кружки и довольно улыбнулся Юська.
– Послушайте, – сосредоточенно наморщил лоб, напряжено прислушивавшийся к показаниям последнего потерпевшего Иванушка. – А вы знаете, как я ночью тут оказался?
– Нет, – заинтересованно остановились на нем двадцать пять пар глаз.
Двадцать шестая и двадцать седьмая уставились на него не так заинтересовано, а двадцать восьмая принялась усердно разглядывать ставшие вдруг очень завлекательными верхушки деревьев.
– Я спал у нас в лагере, в палатке, и вдруг услышал голос, который звал на помощь! – горячо сопровождая каждое слово энергичным жестом, призванным иллюстрировать его правдивость, заговорил взволнованный лукоморец. – И я пошел на звук, и добрался до вас!
Хорохорцы открыли рты и с благоговением воззрились на блаженно хлюпающего обжигающим сладким чаем Юську.
Дядька Хвилип выразил мысль, посетившую одновременно все хорохорские и одну лукоморскую головы:
– Так это, поди, ты на помощь его высочество позвал? Парнишка захлебнулся, поперхнулся, закашлялся…
– Я?!.. Я?!.. Да нешто я?!.. Да не может быть!..
– Ну, а кто еще? – резонно заметил Хверапонт и сложил короткие полные ручки на толстом, обтянутом синим армяком животе. – Больше некому. Серафима яростно закивала в поддержку этой версии.
– Ясен пень, больше некому, – убежденно подтвердила она.
– Я?.. – отставил кружку и обводил пораженным, почти умоляющим взглядом окружающих его людей парень. – Я?.. Дак ить я не помню ничего… Сбёг, а дальше – как отрезало… вообще ничё не помню, чем угодно поклянусь! Не я это, наверное… Другой кто… Я же спужался дюже… Юркнул под телегу… А потом – как ночь на голову опустилась… Не, братцы, я вам честно скажу – это точно не я… Чего я буду чужую славу себе приклеивать? Ежели я мордом в землю валялся, так как же это я-то?..
– Как-как, – весело передразнил его Хвилип и огрел широкой, как лопата, и приблизительно такой же мягкой ладонью по плечу. – Так, да через так, да разэдак! Качай его, ребята!..
И Юська, расплескивая чай и разбрасывая сапоги, отправился в почетный троекратный полет над поляной прямо на глазах изумленных лошадей.
«Нет», – думал он, подлетая на руках товарищей, – «Всё-таки слава – не такая уж и плохая вещь. Вот ведать бы еще наверняка, что это именно моя слава, а не чья-то приблудная… Надо постараться в следующий раз оставаться в памяти, чтобы уж точно знать, что слава эта – моя… А то мне ить чужой не надоть…»
К вечеру этого же дня обоз с зерном под жидкие, но восторженные приветствия редких прохожих втянулся в город.
Рассматривание и оценка мечей и прочего ликвидного имущества, которое успели заготовить на продажу профсоюзы Постола, были намечены на утро следующего дня, а пока усталые кони и люди были препровождены на единственный постоялый двор, сохранившийся во всем городе со смутных Костеевских времен.
Рано утром, когда было еще непонятно, действительно ли это рано утром, или еще поздно вечером, пятеро хорохорцев спустились в общий зал и к удивлению своему обнаружили, что кто-то то ли встал еще раньше их, то ли вообще не уходил со вчерашнего дня.
У самого входа, вокруг самого большого стола сидели люди и тихонько о чем-то беседовали, передавая из рук в руки и пристально рассматривая непонятные, ровно светящиеся белизной предметы.
Естественно, обозники не стали бы вмешиваться в чужой разговор, если бы Юська не узнал среди страдающих бессонницей клиентов хозяина Постольского гостиничного комплекса Комяка жену царевича Ивана. О чем тут же и во всё горло сообщил.
– И тебе с добрым утром, Юська, – улыбнулась она такому радостному приветствию.
– Ну, вот… говорил же я тебе – потише, всех перебудишь! – с упреком обратился тощий бородатый кривобокий и одноглазый мужичок к такому же тощему, бородатому, но уже просто однорукому приятелю.
– Да я что… – втянул голову в плечи и сконфуженно пробасил шепотом тот. – Я же совсем тихохонько…
– Мы сами встали, нам коней обиходить надо, да товар посмотреть, – поспешил успокоить одноглазого Хверапонт. – Вас и не слышно было нисколько.
– А что это у вас такое?.. Серебристое… белое… и светится?.. Заинтригованный Юська был сама непосредственность.
– А это мы своих торговцев по деревням отправляем – обереги на мясо и прочие продукты менять, – охотно и не без шальной задней, вдруг нагрянувшей мысли сообщила Серафима. – Вот, перед отправкой товар показываем, рассказываем, как пользоваться, чего за него просить… Я недавно первую партию в Соломенники возила, так в курсе теперь, что, где и почё…
– Обереги? – Хверапонт остановился, словно налетел на невидимую стену, развернулся в сторону совещавшихся и двинулся к ним, лавируя между скамей, табуреток и столов, словно самонаводящееся ядро.
– Посмотреть желаете? – невинно полюбопытствовала царевна, кротко опустив вспыхнувшие надеждой и азартом очи долу.
– Хотелось бы, – осторожно признался купец.
– Вот, пожалуйста… – она кивнула бойцам постольского продотряда, и те выложили перед хорохорцем на серые неровные доски стола серебристые цифры от ноля до девяти, излучающие спокойный матовый свет. – Единица – для улучшение слуха, двойка – зрения, тройка – от клопов, четверка – от мышей, по одной на комнату, и забудьте такое слово… Пятерка – если согреть чего надо, или согреться. Шестерка – на рождение двойни, специальное предложение для скотоводов…
– А если женщине?.. – поинтересовался практичный Хверапонт.
– Тоже поможет, – подсказала закутанная до носа в старую шаль девушка рядом с царевной.
– Так… Дальше… Семерка – на удачу в пути, восьмерка в темноте светится не хуже свечки, даже трех… Девятка… Она у нас от зубной боли, если ничего не путаю. А ноль – от ран. Вот и всё.
– Деревенские суеверия, – дослушав, пренебрежительно усмехнулся и махнул толстой рукой купчина. – Крестьян дурить – самое то. Их брат до этого падкий. Сам такие по молодости продавал.
– А потом что? – спросил кривобокий. Купчина смутился, замялся, и нехотя признался:
– Потом перестал.
«Побили», – пришли костеи и царевна к единодушному, хоть и из тактичности не озвученному выводу.
– Суеверия, говоришь, торговый гость? – вместо этого прищурилась на купца и хитро ухмыльнулась Серафима. – Ручку протяни, уважаемый.
– Зачем это? – насторожено нахмурился хорохорец, но отступать было поздно, и мясистая ладошка с некоторой дрожью легла на стол.
– Вот, гляди… – и царевна положила ему на ладошку светящуюся белую «пятерку». – Теплая?
– Ну, теплая… – согласился купец. – Так это он ее в руках держал, нагрел, вот она и теплая.
– А теперь? – заговорщицки улыбаясь, она ловко выудила из железного ларца размером со средний фолиант еще две циферки и опустила сверху.
– Н-ну… – упрямый Хверапонт не желал признавать поражение.
– А теперь?..
– Ай!!!.. – подпрыгнул и затряс обожженной лапой купчина, а с десяток весело светящихся серебристых цифр разлетелось светляками по столу и полу под дружный смех хорохорцев.
– Что, жжется суеверие, приятель? – дружелюбно похлопал купца по спине однорукий.
– Так они… настоящие?.. – вытаращил глаза Хверапонт, не прекращая дуть на легкий ожог интересной формы на вспотевшей ладони. – Откуда?..
– Находка наговорила, – Сенька гордо приобняла и потрясла для наглядности наряженную в новый, с иголочки овчинный полушубок, так не гармонирующий со старой пуховой шалью молчаливую девушку справа.
– А-а… Ну, так значит, продержится не больше недели… – разочаровано протянул купец.
– Полгода продержится, честное слово, – повернулась к нему Находка, и толстый платок спал ей на плечи, обнажая рыжую косу и рыжие не по сезону веснушки на белом лице.
Хверапонт, посвященный, видимо, в исторические перипетии и географические особенности царства Костей, охнул и с размаха хлопнулся на весьма удачно и кстати оказавшуюся в районе приземления скамью.
– Так ты… и вправду…
– Да, господин купец, вправду я, – скромно потупилась октябришна. – Я ученица убыр буду. Фазы перехода, осмысления, обдумывания, подсчета не было.
– Сколько вы за них хотите? – выпалил, жадно уставившись на разбросанные по трактиру светящиеся цифры, хорохорец.
На следующее утро хорохорский обоз, груженый только парой сотен мечей и десятком ларцов, выступил бодрым шагом в обратный путь. Довольны были все. Кони были рады, что везти приходится почти один костейский воздух. Возчики – что возвращаются домой так быстро.
Охранники – что караулить им приходится мечи, которые и даром никому не нужны, и шкатулки с авансом за следующую партию зерна, в четыре раза больше – волшебными цифрами-амулетами, на которые непосвященный тоже не позарится.
Но больше всех вместе взятых был удовлетворен Хверапонт. Он разделял удовольствие своих работников и добавлял к нему свое собственное, томно ворочавшееся и мурлыкающе у него в душе как кот на печке, и даже конское счастье, знай о нем купчина, нашло бы отклик в его отзывчивой душе.
Но, витая в пушистых облаках грез, созерцая галактики будущих прибылей и звездопад приятных вещей и явлений, которые могли бы из этого проистекать, легко позабыть про то, что ходишь пока всё-таки по жесткой и неудобной земле…
При возвращении из полета по чудному миру фантазий мягкой посадки не было.
– Стоять!
– Руки вверх!
– Оружие на землю!
– На землю, я сказал!
– Нет, это я сказал!
– Но я тоже хотел это сказать, а ты меня опередил!
– Ну, так не щелкай клювом!
– Сам не щелкай, а то получишь!
– Сам получишь!
– Только попробуй, я тебе сейчас ка-а-а-ак…
– На землю оружие, вы что, глухие?!
– Да ты чего, Ревень?.. Мы же пошутили…
– Да я не вам, идиоты, я им говорю! Вот тебе!
– Это не оружие… это кнут…
– Поумничай мне еще!
– Ай!..
– Все кнуты бросили, быстро!
– И оружие тоже!
– Позвольте-позвольте…
– Ага, вот и хозяин! И чего везем, хозяин?
– Ничего… так… мелочи всякие…
– Возницам брезенты откинуть, живо!
С необъяснимой готовностью и злорадством брезенты были откинуты, и взорам разбойником предстал груз двадцати огромных возов: пара десятков длинных, грубо сколоченных зеленых ящиков и десять больших шкатулок.
Несколько секунд разбойники в абсолютной тишине созерцали открывшуюся картину, переваривая увиденное и размышляя, не могли ли ушлые торгаши припрятать чего на собственных персонах или в кустах при их приближении. Придя к отрицательным выводам по обоим пунктам, главарь первый прервал немую сцену.
Он перевел взгляд с возов на своих подчиненных, потом обратно на обоз, откашлялся в грязный кулак, и настороженно сверкнул единственным оком в сторону упитанного купца.
– Ну-ка, посмотри, Кистень, что там, в ящиках? – дернул он головой в сторону воза поближе.
Кистень, самый громадный и медлительный среди грабителей, бросил на дорогу дубину и пошел к телеге открывать крышку одного из неопознанных зеленых объектов.
Любопытные разбойники, позабыв про хорохорцев, сгрудились вокруг и разинули рты, готовые удивляться, торжествовать или проклинать злодейку-судьбу, смотря что окажется в так хорошо сколоченной и охраняемой таре.
– Не открывается… Гвоздями прибита, зараза… – виновато сообщил через пару минут атаману о непредвиденном поражении в первом раунде взмокший и сконфуженный Кистень.
– А ты ножом ее подковырни, ножом, – благожелательно посоветовал кто-то из возчиков.
Ревень с неприязненной подозрительностью покосился на хорохорцев, потом авторитетно откашлялся и приказал выжидательно уставившемуся на него громиле:
– Подковырни ножом, говорю тебе!
Тот обрадовано улыбнулся, быстро кивнул, извлек из-за голенища тесак сантиметров тридцать в длину и деловито вогнал его по самую рукоятку в щель между крышкой и стенкой упрямого ящика. Легкое нажатие, короткий сухой хруст… В громадном грязном кулаке осталась одна ручка.
– Ядрена кочерыжка!.. – отчаянно вырвалось у Кистеня, и он с детской обидой уставился на главаря затуманившимися карими глазами, демонстрируя на дрожащей раскрытой ладони хладные останки своего холодного оружия. – Мой нож!.. Ревень!.. Мой любимый нож!..
– Новый украдешь! – раздраженно рыкнул на него атаман, и тот сразу сжался и как будто стал меньше.
– И что мне делать, Ревень?..
– О камень разбить, не иначе, – задумчиво проговорил откуда-то сбоку тот же голос, что и до этого.
Ревень злобно зыркнул на обозников, но установить советчика снова не представилось возможности, и ему ничего не оставалось делать, как только присвоить авторство себе.
– Разбей его о какой-нибудь камень, балбес! – нетерпеливо, чувствуя себя с каждой проходящей минутой все глупее и глупее, рявкнул он.
– Ага… – медленно кивнул Кистень, что, наверное, должно было означать «Есть!» и, не мудрствуя лукаво, поднял упрямый ящик над головой и со всей мочи грохнул его о вымощенную булыжником дорогу, как начальство и предписало.
Ящик на этом и окончил свое существование, брызнув во все стороны зелеными досками, скобами, гнутыми гвоздями… и мечами.
– АЙ!..
– ОЙ!..
– ОХ!..
– УЙ!..
– ИДИОТ!!!
– Так ты же сам велел…
– ТУПИЦА!!!
– Так откуда я знал…
– БОЛВАН!!!..
Грабители, переругиваясь, постанывая, держась за ушибленные кассетным боеприпасом места и скорбно оглядывая распоротые мечами штаны и куртки, окинули свирепыми взглядами оставшиеся ящики. И тут взоры их обратились на головную телегу, груженую составленными ровными рядами шкатулками. Глаза предводителя понимающе сузились, рот растянулся в щербатой улыбке:
– Вон там!!!
– Что, Ревень?..
– Что там?..
– Деньги и драгоценности, конечно! – презирая недогадливость сообщников, фыркнул главарь.
– Так они же деревянные, Ревень…
– Кто будет хранить деньги и драгоценности в деревянных шкатулках?..
– К тому же даже некрашеных…
– Это же неэстетично…
– И непрактично…
– Да и небезопасно…
– А вдруг пожар?..
– Или грабители?..
Смущенный было на мгновение убойными аргументами коллег, разбойник вдруг склонил голову набок, будто прислушиваясь к одному ему слышному шепоту, торжествующе засмеялся и ткнул корявым пальцем в середину:
– А вон та-то кованая!
– Где?!..
– Вон!..
– Золото-о-о-о!!!.. – радостно взвыли разбойники, побросали дубинки и наперегонки рванулись к возу, обещающему богатство, достаток, зажиточность или, на худой конец, просто горячий обед и новый нож. – О-о-о-о!!!..
Они запрыгнули на воз и, не обращая ни малейшего внимания на ряды деревянных товарок, одновременно откинули крышку железной шкатулки. Нежное белое сияние озарило пасмурный ноябрьский день.
– Серебро-о-о-о-о!!!.. Они засунули в нее трясущиеся от алчности руки… И это было очень неосмотрительно с их стороны.
– О-О-О-О-О!!!..
Не случайно эта шкатулка была сделана из железа: сунуть руки в «пятерки» было все равно, что в ведро с кипятком.
– А-А-А-А-А!!!..
Хверапонт сочувственно качнул головой: хоть красная цифра на его ладони стараниями ученицы убыр уже не горела, но воспоминания и ощущения были еще свежи.
– У-У-У-У-У!!!..
Потрясая в воздухе обожженными конечностями, завывая на разные нехорошие голоса и выражаясь непечатно, разбойники скатились с воза.
А на земле их уже встречали сомкнутые и очень решительно настроенные ряды возчиков и охранников.
Правило Битова сработало и на этот раз, и в этом было единственное светлое пятно на мрачной картине профессиональной деятельности этой шайки за сегодня, да и за несколько предыдущих дней – тоже.
Стеная и плачась сквозь оставшиеся зубы равнодушному, несправедливому и жестокому миру на него же самого, злосчастные грабители ломились прочь от злополучного обоза по лесам, подлескам и перелескам, не разбирая дороги.
А у возов стояли и с удовольствием демонстрировали друг другу извлеченные из карманов светящиеся семерки двадцать пять довольных донельзя хорохорцев.
* * *
«Здравствуй, дорогой дневничок.
Давненько я тебя не беспокоил. Дел было – невпроворот.
Во-первых, Иван открыл городскую больницу в левом крыле бывшей управы. Почему бывшей? Потому что теперь я и не знаю, как это здание правильно называть: тут и Иван с министрами заседает, и наши гвардейцы живут, когда в городе бывают, и Находка обретается и колдует, и Малахай бесчинствует, когда сбежать из ее комнаты умудряется. В правом крыле приют расположился едва ли не с первого дня, позже – школа появилась, а теперь вот еще и больница.
И получился это не дом правительства, а сумасшедший дом: непредсказуемо, весело, но хочется сбежать. А случилось это так.
