Текст книги "Большая Сплетня"
Автор книги: Светлана Успенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
– «Стандард Ойл»? – намекает она.
Внутри разгорается шепоток тревожного предчувствия. Откуда она знает?..
– Нет, «Интернефть». Небольшая, но очень симпатичная компания, большие перспективы на рынке...
Железная Леди морщится, как будто я бессовестно обманул ее ожидания.
– Не думаю, – роняет она. – На бумаги «Интернефти» последней серии отмечался повышенный спрос, однако в перспективе специалисты прогнозируют их падение до номинала – у компании возникли трудности с получением лицензии на добычу. Кажется, вы, как начальник аналитического отдела, должны это понимать...
О, я все прекрасно понимаю! Кровавая палаческая краснота заливает мои щеки. Наверное, я выгляжу глупым мальчишкой, которого отчитывает злая воспитательница. Как я ненавижу ее педагогическую надменность!
– В течение трех дней подготовьте свои предложения. – Железная Леди провожает меня долгим изучающим взглядом до самой двери.
При моем появлении в отделе бездельный говорок мгновенно стихает, головы трудолюбиво пригибаются к столам.
– Дорогие мои, – снисходительно оскаливаюсь я, заметив реакцию подчиненных. – Нет нужды всякий раз, когда я вхожу в дверь, демонстрировать служебное рвение.
Однако про себя отмечаю: Попик прячет в стол статью про летучих рыб, Терехин неохотно отлипает от окна, в котором битый час наблюдал за перемещением по тротуару хорошеньких женских ножек. Лилеева захлопывает лежащую перед ней папку с затушеванной надписью. Разведенки прячут в стол глянцевый журнал, который упоенно обсуждали все утро. Губасова прекращает болтать по телефону – трубка, печально цявкнув, укладывается на рычаг.
Казалось бы, все тихо, но я-то знаю: здесь цветут бутоны грядущего переворота, зреют плоды круговой поруки и наливаются ядовитым соком семена грядущего заговора.
Впрочем, у меня есть свои тайные шпионы, агенты влияния. И я не собираюсь их терять...
Между мной и Леди Ди все по-старому. Ни намека на чувство, ни слова про любовь. Если бы я вдруг исчез, она и не вспомнила бы обо мне! Завоеванная вершина оказывается бездонной пропастью, на дне которой корчусь я, жалкий скукоженный червь. И завтра мне предстоит очередное сражение за ту же самую господствующую высоту... В который раз...
Наши разговоры напоминают не нежничанье влюбленных, а стратегическое совещание партнеров, каждый из которых не очень-то доверяет другому.
– Десять тысяч – несуразная цена! – хмурится Дана.
– Ладно, – соглашаюсь я. – Скажу, что ничего не выгорело... И потом, вряд ли Галактионов так уж много знает. Но как раздобыть реестр акционеров без него, я, честно говоря, не представляю...
– Есть один метод, – произносит Дана.
Многое из того, что представляет для меня неодолимую трудность, для нее легче легкого: например, свести меня с ума, растоптать или вознести к вершинам блаженства.
– Вот как? – бегло касаюсь тонких нервных пальцев с легкими морщинками на сгибах.
Хорошо бы сначала поцеловать впадинку между большим и указательным пальцем, затем пройтись губами вдоль тонкой голубоватой жилки на запястье, потом подняться к локтю... Подобраться к изгибу шеи, потом соскользнуть к дуге нежнопомадных губ, потом нырнуть лицом в текучее золото ее волос, а потом, потом...
Но рука ее ускользает, как шустрый зверек, прячется от меня. Я увядаю, так и не отважившись на любовную атаку.
– Если приобрести акций на один процент от величины уставного капитала, тогда по закону реестродержатель обязан предоставить акционеру реестр титульных владельцев, то есть владельцев более одного процента ценных бумаг компании, составленный на дату последнего общего собрания акционеров.
Фу, как я сам не додумался! Я ведь прекрасно знал это, но... Ее близость туманит мне голову, лишая способности соображать. Завладев ее рукой, вновь начинаю бесконечный путь от впадинки между большим и указательным пальцем – через бесконечность – в неизвестное. В никуда. На сей раз мне удается добраться только до синей пульсирующей жилки.
– Конечно, я-то об этом знал, – произношу, обклевывая поцелуями нежную кожу запястья, – но ведь факт купли-продажи регистрируется в течение трех дней, а копия реестра готовится еще двадцать... И потом, тот реестр, который мы получим, содержит сведения полугодовой давности – ведь очередное собрание акционеров «Стандард Ойл» проходило в ноябре...
– Да, ты прав, – соглашается Дана, вновь утекая из моих полновластных владений. – Кстати, недавно на обсуждение в Думу внесены поправки, делающие реестр публичным документом, доступным любому лицу. Но пройдет ли этот закон через голосование? Возможно, нам придется ждать без гарантий успеха...
«Нам», – отмечаю я. Кто это «мы» – я и она? Или она и ее отец?
Нежная ложбинка, способная свести меня с ума, на сгибе локтя. Тонко пахнет чем-то легким, неуловимо сладким, обещающим, но вместе с тем несбыточным. Недоступным.
– Отец предлагает купить акции на твое имя, а ты взамен выпишешь ему генеральную доверенность на распоряжение бумагами.
Я почти у цели – я почти подобрался к пряной коже возле ключицы.
– А почему твой отец не может сам...
– Его имя слишком известно. Начнется переполох, а нам ни к чему паника и вздутые цены на «Стандард Ойл». Да и в самой компании насторожатся, предвидя поглощение.
– Я согласен.
– Завтра пришлю юриста. Оформите формальности.
Теряю ум от ее близости. Но она вновь ускользает от меня:
– Да... Ах, перестань, мне щекотно. С тобой невозможно разговаривать...
Ее рука ускользает из моей ладони. Заломить бы ее, выкрутить до боли запястье, чтобы красивое лицо исказилось болью и мукой... Но вместо этого я послушно отпускаю нервные пальцы.
Значит, любовь мне не светит – между нами обыкновенное партнерство. Значит, ее экономические интересы зиждутся на нематериальной почве моих чувств.
Уличный фонарь отражается в ее глазном яблоке. Мысли путаются от темноты, от запаха ее духов.
– Что ж, я готов, – киваю в ответ.
На что именно я готов, не стоит уточнять.
Ресторан напротив конторы – стратегическая точка нашего воображаемого офиса. Здесь безопаснее, чем в бронированном бункере, – пустой обеденный зал простреливается навылет, официанты вышколены, как солдаты, и ни бельмеса не смыслят в реестрах, ценных бумагах, мажоритарных акционерах и прочих вещах, далеких от поджарки из мозгов в соусе бешамель и роллов из парной лососины.
Теперь я не обращаю на них особого внимания, теперь они для меня вроде автоматов, подающих еду – не более. И, почувствовав мое изменившееся отношение, они ведут себя соответственно: не позволяют себе косых взглядов на мои ботинки или рубашку, аляповатостью выдающей свое пролетарское происхождение.
При встрече с Даной юрист по фамилии Бойко – лысый дядечка с цепким взглядом – шутливо восклицает, демонстрируя сердечную, почти семейную родственность:
– Боже мой, как выросла эта девочка со смешными косичками! Замуж! Немедленно замуж!
Дана подставляет щеку для вполне дядюшкиного поцелуйчика.
Во время обеда мы обсуждаем детали предстоящей сделки. Итак, на мое имя регистрируют фирму «Игром» (сокращенно от «Игорь Ромшин»), составляют договор с некоей инвестиционной компанией на покупку акций последнего выпуска общей стоимостью триста тысяч долларов, потом я оформляю доверенность на управление акциями на имя Якушева (ведь это он финансирует покупку бумаг)... И это только начало, первый шаг, первая покупка!
Господи, недавно мне и во сне не могло привидеться, что у меня будет своя контора, что одним росчерком пера я стану заключать миллионные сделки! Что у меня окажется акций на триста тысяч зеленых, как майская зелень, американских рублей! А потом еще, и еще...
Сделка подготовлена, проблем нет. Закавыка в другом – если распространится слух о поглощении, цены мгновенно вздуются и скупка акций станет бессмысленной: контроль над компанией обойдется Якушеву слишком дорого. Поэтому мы вынуждены действовать осторожно.
– Разнесем сделку во времени, – предлагает Дана. – Сегодня оформим покупку на триста тысяч, еще столько же – через пару дней... Уставный капитал компании заявлен в двести миллионов долларов, при реальной стоимости пятьсот. Следовательно, нам нужно приобрести еще шестьсот тысяч сторублевых акций, чтобы довести величину пакета до одного процента от уставного капитала и заполучить реестр акционеров.
Юрист машет рукой:
– Девочка моя, ты слишком осмотрительна! Наш друг Игорь – не та фигура, которая будоражит умы бизнес-сообщества.
– Рискнем? – спрашивает Дана, но не у меня, а у юриста.
– Рискнем! – отвечаю я вместо него.
Итак, через пару недель я заделаюсь обладателем двухмиллионного капитала! Правда, не своего, но все же...
Сумма в два миллиона тревожит мое взбудораженное воображение.
Юрист беседует со мной ласково, как с потенциальным родственником. Я, не глядя, подмахиваю бумаги, чувствуя себя чертовски удачливым. Дана дружески улыбается мне, хотя тайная опасливость, зародившая во время любовной атаки в машине, до сих пор не выветрилась из ее взора.
И хотя мои сокровища мне не принадлежат, я чувствую себя подлинным богачом. Возвращаясь в контору, несу на плечах приятное бремя миллионов. Хоть и не своих – но и не совсем чужих!
– Черт побери, почему вместо работы опять болтовня? – обрываю нестройный разнобой голосов.
Гул в комнате стихает.
Губасова, вернувшись к столу, прилежно перебирает бумаги. Попик замороженно пялится в монитор, Терехин склоняется над плечом Тамары, будто бы что-то объясняя той.
И только взгляд Лиды бестрепетно окатывает меня, пробегая от ботинок до самой макушки.
– Лилеева, к вам это не относится? – интересуюсь с нарочитой сухостью.
Ее взгляд благоразумно сползает к компьютерной клавиатуре.
Вот так!
Отныне привычные атрибуты жизни кажутся недостойными меня. Утренняя поездка на метро – сущее наказание, ночь в тараканнике с видом на кольцевую дорогу – сплошная пытка, единственный приличный костюм жмет в плечах как похоронный наряд. Обладатель солидного капитала и собственной фирмы достоин большего: другой квартиры, машины, костюма, а также легкости и беззаботности во всем – в способах жизни, в способах заработка, в ухищрениях любви.
Несмотря на закоснелость окружающей обстановки, в моей жизни наметились явные изменения – взгляд стал уверенным и бестрепетным, плечи распрямились. Меня даже не волнует то, что болтают обо мне подчиненные. Кто они такие, в самом деле, чтобы я обращал на них внимание! В конце концов, у меня прорва дел, весь рабочий день я занят лавированием между Рыбьей Костью, старательно разведывающей наши планы, интересами Якушева и своими собственными стратегическими целями.
– Лилеева, у вас готова справка по «Интернефти»?
Лида входит в кабинет, вооружившись пухлой папкой. Мнется на пороге, пряча глаза.
Покуда нас не видят остальные сотрудники, улыбаюсь ей, как раньше, распахнуто, дружески. Пусть оценит, что меня не испортили ни должность, ни власть, я отношусь к ней как раньше, несмотря на разделяющую нас пропасть, а ведь она никто, пешка в большой игре.
Лида медлит у порога, не зная, как реагировать на мою такую ласковую, такую опасную улыбку.
– Садись! – приглашаю ее. – Да оставь ты папку... Я вызвал тебя только потому, что захотелось с тобой поболтать... Честно говоря, я соскучился.
В ее глазах – удивление, которого я ждал, на которое надеялся.
– Как у тебя дела? – улыбаюсь распахнуто.
Присев на краешек стука, Лида молчит, не зная, что сказать.
– Да брось ты мяться! – Нажимаю на ее плечо так, что она невольно откидывается на спинку стула. – Мы же свои!
Однако в ее позе все равно чувствуется напряженная заскорузлость. И мы не «свои». Во взгляде искоса – недоверие и опаска. Тщательно рассчитанная улыбка медленно сползает с лица.
Чего она боится? В конце концов, мы ведь столько лет... И в постели тоже...
Мимоходом приятельски касаюсь ее руки.
– Ну как ты? – спрашиваю почти нежно.
– Обыкновенно, – отвечает она, вжимаясь в стул.
Линия шеи напряжена, колени судорожно сведены, руки оборонительно сжаты. На виске настороженно пульсирует голубая жилка.
Опускаю ладонь на ее коленку. Замечаю, что колготки на ней грубые, дешевые, без привычной моим рукам шелковистости. Лида настороженно сжимается от прикосновения. Большим пальцем щекочу нежную кожу – наша такая старая, такая привычная ласка...
В глазах – паника. Немой вопрос. Потом – надежда. Едва ли не слезы.
Но когда она расслабляется, внезапно убираю руку, будто бы для того, чтобы закурить. Коленки схлопываются вместе, как ловушка. Спина настороженно прямеет.
– Скажи, что в отделе говорят про мое назначение? – интересуюсь легкомысленным голосом. Как будто это меня нисколько не волнует. Это меня действительно почти не волнует. Пусть болтают, пусть льют воду слухов на мельницу моего грядущего успеха!
– Говорят, что у вас теперь все на мази, Игорь Сергеевич... Не сегодня завтра вас ждет новое повышение, – произносит она монотонно. Как будто знает, что именно я хочу от нее услышать.
– Лида, мы сейчас одни, ты забыла? Ну какой я для тебя Игорь Сергеевич! Для тебя я просто Игорь! И давай, как раньше, на «ты»... Ну?
– Хорошо, – покорно соглашается она. – Конечно, Игорь.
– Терехин, наверное, злится, что не его назначили начальником отдела?
– Да нет, ведь он все понимает. Понимает, кто ты и кто он.
Правильно. Умница Терехин! В самом деле – кто я и кто он...
– Попик, наверное, обижается на меня?
– Не без того.
– Наверное, он ждал, что между нами все останется по-прежнему?
– Вслух он своих обид не высказывает. И потом, его куда больше волнуют вуалехвосты и барбусы, чем карьера в фирме.
Тушу сигарету.
Вернуть свою руку на ее коленку или оставить как есть? Не будет ли такой жест выглядеть нарочитым?
И вправду, рука, вернувшаяся на коленку, выглядит ненатурально. И Лида осторожно снимает ее, одергивая юбку – синюю юбку в катышках шерсти, которую каждое утро приходится гладить, прыская водой на злой, шипучий утюг. Прислушиваясь к кашлю умирающей старухи за стеной.
Нет, даже само воспоминание об этом невыносимо! Не дай бог вернуться в прошлую жизнь, ведь я еле-еле избавился из ее ублюдочных объятий. Сегодня я, владелец двух миллионов в акциях перспективной компании, застрахован от возврата в шкуру мелкого служащего.
Встаю, чтобы движением сгладить возникшую неловкость. Ласково, как преданный друг, смотрю на Лиду. Для нее я такой же, как всегда, – и неуловимо изменившийся. Но ей ни за что не догадаться о причине этих изменений. А причина эта – два миллиона!
– Что разведенки? Небось перемывают мне косточки?
– Перемывают.
– А Тамара?
– Говорит, всегда знала, что вы далеко пойдете.
– Говори мне «ты», Лида... Мы ведь с тобой друзья, не забывай!
– Извините, «ты»... Да, говорит, я всегда знала, что Ромшин – птица высокого полета! Не то что мы все...
Прекрасно! Молодец Тамара! Надо будет при случае выплатить ей премию за верноподданнические чувства. Ведь я и сам был не слишком уверен, что зайду так далеко.
Но для того, чтобы пойти еще дальше, мне нужна она – точнее, ее поддержка, ее ум, ее знания. Язык жжет от желания выложить последние новости.
– Лида, я хочу прояснить, что происходит. Чтобы между нами не было недоговорок, непонимания, обид...
Ее взгляд ныряет в подстольное тайное пространство, в залежи пыльной темени. Скрывается там, чтобы я не смог его настичь. Не смог застукать, не мог разглядеть его ненавидящий блеск, его обиженную влажность.
Дружески обнимаю ее за плечи. Плечи вздрагивают, точно от удара, но потом решаются быть спокойными и твердыми.
– Конечно, ты понимаешь, что к старому возврата нет...
Она низко опускает голову. Подбородок почти касается груди.
– Но мне не хочется тебя терять...
Челка падает на глаза.
– Ведь я тебя люблю... Да, я тебя люблю, как друга! То есть как подругу.
Ее губы тревожно вздрагивают... Или испуганно?
– Я никогда не говорил тебе, но... Ведь я знаю тебя сто лет! Ведь мы с тобой... Всегда... И в школе тоже... И в институте... И потом... Ведь ты столько для меня сделала!
Короткий горловой всхлип – или мне показалось?
Дернув шеей, Лида напряженно сглатывает слюну. Поднимает плечи, точно защищаясь от удара. Странно, ведь ее никто не собирается бить!
– Я хотел бы, чтобы мы остались друзьями... Навсегда, что бы ни случилось в жизни... Конечно, на людях – это одно, но когда мы вдвоем – пусть все будет по-старому. Как раньше... Ладно?
Молчит.
Приподнимаю пальцем ее подбородок. Сухие глаза, непроницаемая завеса из почтительности и страха. Губы со следами стершейся помады. Некрасивой формы. Неужели я когда-то впивался в них предкоитальным поцелуем? Они сейчас так же близко, как раньше, но мне нисколько не хочется повторить былой подвиг. Ее губы ни в какое сравнение не идут с тщательно обрисованными устами Леди Ди, с их лукообразным сладострастным изгибом, сулящим блаженство.
Бегло касаюсь ее рта, словно клюю.
– Скажи «да»... – прошу почти нежно.
– Да, – послушно произносит она.
Не приближая губ, но и не отнимая их. Одинаково готовая к слиянию и к отторжению. Одинаково равнодушная к тому и к другому.
– Ну вот и хорошо, – с деланой веселостью произношу, отпуская ее подбородок. Отпуская всю ее на свободу.
Сажусь за стол. Листаю папку с отчетом, небрежно переворачивая страницы.
Ее загнанные зрачки между тем мечутся по моему столу, скользя по бумагам, горой наваленным друг на друга, – ничего интересного, так, текучка...
Подпустив в глаза нежности, смотрю на нее, как на бывшую любовь, как на будущую боль. Ведь Лида нужна мне в качестве союзницы, а не в качестве разозленного, обиженного врага. Мне нужны ее мозги, ее идеи, и я не намерен их терять! Если для этого потребуется спать с ней – сделаю это не колеблясь. Изображая любовное чувство. Кто знает, как все сложится в будущем...
Ее взгляд упирается в бумаги на моем столе, как будто пытается спрятаться в них.
Я в восторге от своей дальновидности, от своей рассудительности. Именно так поступают люди, нацеленные на успех. Они просчитывают каждый шаг, они даже пальцем не пошевелят, не подумав хорошенько, к чему приведет их поступок.
– Так что там с «Интернефтью»? – спрашиваю, глядя не столько в отчет, сколько на Лиду.
Но она повторяет уже однажды слышанное мной:
– Трудности с лицензией. Я бы не рекомендовала...
– Я знаю, – говорю небрежно, крутанувшись в кожаном кресле. – Каков твой прогноз?
– Я бы не стала рассчитывать на дальнейшее повышение котировок.
– Понятно. Спасибо. Я так и знал... Но все равно – спасибо!
Она наконец отрывает взгляд от бумаг на моем столе. Встает, собираясь уходить.
Когда ее белая блузка уже вливается в дверную щель, я вдруг выпаливаю – вопрос звучит как выстрел в спину:
– А что ты делаешь в субботу?
Ее спина вздрагивает, но голос удивительно спокоен:
– Ничего. Как обычно.
Я держу паузу – чтобы в ее мозгу пронеслись миллионы вопросов. Чтобы она не смогла остановиться ни на одном из них. И чтобы каждый из них мучил ее и жег внутренности.
– Хорошо, иди... – произношу, углубляясь в бумаги.
Пусть пока идет. Пока!
ОНА
Выйдя из кабинета, бросаюсь к столу, путаясь в любопытных взглядах сослуживцев, точно в паутине. Только бы цифры не забыть...
Схватив первый попавшийся листок – с реквизитами своего отдела, с фамилией нового начальника, – быстро записываю то, что успел ухватить в его бумагах беглый взгляд.
Не так уж мало: фамилии, цифры, даты, суммы... Номинал. Серия выпуска. Имя приобретателя, имя продавца. Если в записях обнаружится ошибка, то совсем маленькая – память у меня фотографическая.
– Фиксируешь указания начальства? – ехидничает Губасова. – Боишься запамятовать цеу?
Терехин придирчиво оглядывает мою почти несмятую юбку (нет ли на ней нескромных пятен), мою непорочную блузку (нет ли на ней предательских складок) и на всякий случай мое лицо (нет ли на нем слез).
Ничего такого нет.
Разведенки недоуменно пялятся на мое слишком спокойное для брошенной женщины лицо.
– Сволочь этот Игорек! – замечает одна из них, рассчитывая, что я, поддавшись на показное сочувствие, рассироплюсь, потеку и выложу им всю подноготную. – Стоило забраться повыше, как старая дружба побоку...
– Разве он высоко забрался? – смеюсь, бросив карандаш. – Вершина у Ромшина впереди. Он далеко пойдет, очень далеко! И надолго...
– Сучка эта Якушева! – ничего не понимая в происходящем, на всякий случай замечает Тамара. – Все из-за нее!
– Разве это сучка? – смеюсь я, пряча листок в сумку.
Я знаю другую сучку, Леди Ди до нее далеко... Это я!
Когда я вошла в лифт, там уже находилась Есенская. Мы оказались наедине, глаза в глаза.
– Здравствуйте! – произнесла я с вежливой полуулыбкой, приподнимающей уголок губ ровно на три миллиметра. Ведь пять миллиметров – это уже разнузданная ухмылка.
В ответ Железная Леди с трудом растянула резиновую каемку рта. На то она и железная, чтобы в любой ситуации оставаться самой собой.
– Лилеева... Вы... Есть новости насчет «Стандард Ойл»?
– Новостей нет, если не считать того, что спрос на акции вырос. Впрочем, объем сделок немногим отличается от ежедневных показателей. Примерно на пять процентов. И пятнадцать сотых.
Дернувшись, лифт остановился. Приглашающий жест выглядит приказывающим. Он велит мне двигаться по направлению к кабинету.
– Сколько всего куплено акций?
– Всего на два миллиона долларов, небольшими пакетами у разных продавцов – по триста, пятьсот, восемьсот тысяч, не больше. На одно лицо.
– Кто это лицо? Хорошо бы выяснить...
Молчу. Это поручение или...
– Можете идти, Лилеева!
Разворачиваюсь к двери, собираясь уходить.
– Кстати, Лида, вы не увлекаетесь шейпингом?
– Нет, – оглядываюсь ошеломленно.
Железная Леди серьезна, как никогда.
– В вашем возрасте многие девушки увлекаются шейпингом. Надо держать себя в форме, сейчас это модно. Впрочем, я пришлю вам абонемент. За счет фирмы.
– Спасибо, – вежливо благодарю я. И ошеломленно выкатываюсь в дверь.
Зачем мне шейпинг? Что это на Есенскую нашло?
В субботу чистила квартиру, мыла бабушку, наводила лоск. Не то чтобы я ждала, что он придет, но ведь... Короче, сама не знаю, зачем я это делала. По прочно укоренившейся многолетней привычке. Из тяги к самоистязанию. Из ненависти к себе. Из любви к нему.
Бабушка утвердительно заметила, увидев в моих руках тряпку:
– Когда Игорь придет, включишь мне телевизор погромче, я не буду вам мешать.
– Нет, бабушка, – произнесла я с наружной легкостью. – Он не придет. Он никогда больше не придет!
Бабушка помолчала, а потом заметила не к месту:
– Очень хочется пирога с клюквой... Сделаешь?
Его любимого пирога. Который я всегда готовила, когда...
– Клюквы нет, – жестко ответила я. Хотя в холодильнике еще стояла половина банки.
Но ведь она этого не знает. Она редко поднимается с постели – только чтобы добрести до туалета.
Вечером, когда пирог с клюквой уже поспевал в духовке, раздался звонок в дверь.
– Лида, открой! – закричала бабушка через всю комнату, через длинный кишкообразный коридор. Как будто это не она глухая, а я.
Но я застыла с прихватками в руках, не в силах пошевелиться.
Я никого не жду! Слышите, не жду!
– Лида, звонят!
Нетерпеливый звонок повторился.
Но ведь это наглость, так настырничать!
– Лида, он все равно знает, что ты дома! Он не уйдет!
– Это ты дома! – огрызнулась я. – А меня нет!
И пошла открывать.
Открыла. На половичке топтался юноша в желтой бейсболке и в такой же куртке. Лет семнадцати. С прыщиками на подбородке, не бритом примерно месяца два. Курьер.
– Лилеева здесь живет? – спросил он, сверившись с бумагой.
– Здесь.
– Распишитесь!
Расписалась. Закрыла дверь, вертя в руках яркий пластиковый прямоугольник.
«Клуб «Шейп» значилось на нем. Абонемент на еженедельное посещение. Занятия с тренером с девятнадцати до двадцати по пятницам. Дополнительно – сауна, солярий, массаж.
Швырнула прямоугольник на подзеркальный столик. Зачем он мне? Бесплатный сыр – он где бывает, если вспомнить? То-то же!
– Игорек, заходи! – прокричала бабушка, не услышав привычных шагов и традиционного поцелуйного шепота в дверях.
– Его нет, бабушка! – прокричала я. – Это не он.
Его нет. И больше не будет.
Презентованный мне абонемент можно было рассматривать как особый знак доверия, как премию. Как бонус. Как подкуп. Как подставу и засаду.
Впрочем, клуб «Шейп» располагался неподалеку от моего дома. Сходить, что ли, для пробы?
Сорок пять минут я прилежно выворачивала свои закостеневшие суставы, изображая козленка, воробушка, а также всех вместе и одновременно, пока не выдохлась окончательно.
– Для начала хватит, – великодушно заметила тренер, хорошенькая спортивная девица, видевшая сугубую важность в особом вывороте плеча и правильном задействовании мышц.
Разбито ковыляя, я поползла к своему шкафчику в раздевалке. Чтобы возле него наткнуться на знакомый железобетонный оскал.
– Здравствуйте, Лида, – произнесла Эльза Генриховна, которая, очевидно, только что пришла и теперь неторопливо облачалась в спортивную униформу.
Неужели Железная Леди тоже будет скакать козленочком под командирский речитатив придирчивой тренерши?
Время тренировки у нас, видимо, совпадает.
– Отныне мы с вами будем часто встречаться, – безапелляционно произнесла директриса. – Может быть, время для вас не совсем удобное, но мне так трудно выкроить даже час из своего плотного графика... Кстати, теперь вам не нужно приходить ко мне в кабинет, тем более что это может оказаться неудобным для вас...
– Ну... да, – промямлила я.
– Кстати, Лида, а откуда вы узнали про покупку акций «Стандард Ойл»? Да еще с такой точностью...
Я замялась. Требовательный взгляд не отпускал меня, не давал сбежать, отступить, спастись.
Вместо ответа я отперла шкафчик со своей одеждой, выудила сумку. Откопала в ее путаных бездонных недрах мятый исписанный листок.
Она все поняла с полувзгляда.
– Начальник аналитического отдела Ромшин? – пробормотала она. – Так я и думала... – Небрежным жестом вернула мне лист. – Ну что ж, держите меня в курсе, – произнесла, резиново скалясь, – когда появится свежая аналитическая информация.
И, не интересуясь моим согласием, не интересуясь тем, каким образом я добыла эти сведения и что думаю по данному поводу, принялась зашнуровывать кроссовки.
Разговор закончен, я больше не интересую ее.
А чего ты ждала, дурочка? Не знаю...
Витек позвонил мне первым. Интересно, откуда узнал телефон?
Может, номер остался у него со времен курсовой по мировой экономике? К тому же у нас превосходно работает справочная служба.
– Не могу до Ромшина дозвониться, – проговорил он делано легким тоном. – Не подскажешь его домашний телефон?
Продиктовала, собираясь после вежливого «пока» положить трубку.
– Все правильно, – удивился он. – А я звоню с утра. Тут наклевывается одно важное дельце, а он пропал... И сотовый не отвечает...
Дела? Какие еще дела?
– Какие еще дела? По «Стандарду», что ли? – спрашиваю скучным голосом.
– Ага! У нашего реестродержателя из-за пустячных нарушений накрылась лицензия, Игорек обещал подыскать другого регистратора...
Так я ему и поверила! Открой справочник, там регистраторов – пруд пруди!
– Ромшин так занят в последнее время, – протянула томно. – Сам понимаешь, ночные клубы, гольф, гонки на «БМВ», стритрейсинг. Развлечения золотой молодежи...
– Так это правда? – спрашивает он.
– Что? – притворяюсь тупенькой.
– Что он и Якушева... Они... Ну, короче...
– В принципе да...
Молчание на том конце провода – тяжелое завистливое молчание.
– У нее своя фирма, говорят?
Кто говорит?!
– Знаешь, о таких вещах не больно-то распространяются вслух... Вроде бы да... Но точно не знаю, а врать не хочу. Так что считай, что я ничего не говорила!
Но жертва уже заглотила наживку и теперь сама напяливалась на крючок, энергично шевеля своей упитанной тушкой.
– Слушай, я хотел бы напрямую связаться с Якушевой, без посредников... Можешь мне помочь?
Итак, друг отправился в обход друга. Наверное, речь зашла о крупной наживе. Простушке дано знать то, о чем никогда не дознается дама, и этим не грех воспользоваться, коль уж мне отведена роль простушки.
– Зачем тебе? – интересуюсь лениво. – Сам понимаешь, Леди Ди в нашей конторе нечто вроде небожительницы. Если я заявлю ей, что какой-то безвестный тип хочет с ней поболтать, она удивится такой наглости. А мне, знаешь ли, нет охоты нарываться... Лучше тебе действовать через Ромшина. Он с ней в постоянном контакте, не то что я.
Но Витек, почуяв личный интерес, вдруг стал на диво терпеливым и дипломатичным.
– Очень хорошо тебя понимаю, но никак не могу Игорю дозвониться. Поэтому лучше напрямую... чтоб наверняка... Ты могла бы сказать ей, что мой батя – председатель совета директоров и мне известно кое-что такое, на чем можно заработать. Это ее заинтересует.
– Ладно, попробую... А тебе правда что-то известно?
– Нет, но... Впрочем, да, конечно... Это не телефонный разговор. Может, встретимся в пятницу и я тебе все объясню?..
Витек долго расшаркивается, пытаясь и не умея заставить себя быть любезным со мной. Терпеливо жду, когда жалобное блеянье на том конце провода наконец иссякнет. Прикидываюсь осчастливленной дурочкой.
– Ой, в пятницу не могу, у меня шейпинг, – щебечу заливисто.
Он вздыхает с нескрываемым облегчением.
– Тогда как-нибудь в другой раз?
– Ладно! – соглашаюсь я.
И еще не раз!
Справочник шелестит распадающимися страницами. Набираю номер телефона.
– Руководство нашего предприятия... – произношу сложносочиненное название, повторить которое не смогу даже под гипнозом, – намерено поручить вашему регистратору обслуживание нашего реестра акционеров... Хотелось бы узнать ваши расценки, номер лицензии и условия обслуживания...
Голос по ту сторону трубки завлекательно-нежен.
Минуты через три из факса выползает трубчатый листок. Вверху листа шапка: номер лицензии, дата выдачи, срок действия, и этот срок заканчивается совсем не скоро. Ниже – перечень предоставляемых услуг.
Пока неясно...
Звонок в ПАРТАД, Профессиональную ассоциацию регистраторов, трансфер-агентов и депозитариев.
– Хотелось бы узнать, – говорю, – действительна ли еще лицензия номер... выдана «Инкол-регистр» члену вашей ассоциации?
После небольшого, в пределах приличия, хамства меня успокаивают: да, лицензия действительна, и хотя реестр небольшой, не входит в топ-тридцатку крупнейших реестродержателей и депозитариев страны, однако доверять ему вполне можно.
Вранье Галактионова означает одно – у него к Дане шкурный интерес.
Набираю его номер.
Вздыхаю в трубку по-коровьи. Мямлю с придыханием:
– Так ждала твоего звонка в пятницу. Даже не пошла на шейпинг...
– Извини, не смог, – произносит он с дезинфицирующей чувства трехпроцентной холодностью.
– Может быть, сходим на каток? – подпускаю девичьего смущения в голос. – Обожаю кататься на коньках!
