Текст книги "Большая Сплетня"
Автор книги: Светлана Успенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Не успеваю ответить – лифт гостеприимно распахивается на этаже. Мы выходим. Я с тоской гляжу на безупречно прямую спину своей спутницы. Почему...
О, фея моих ночных грез, богиня, прекрасная охотница за мужскими сердцами. Я твой с головы до ног, я выполню все, что ты попросишь! Если тебе нужно обвязать меня ленточкой и отправить друзьям по почте в Новую Гвинею – я готов. Если хочешь, на брюхе проползу расстояние от Москвы до Владивостока. Я пожертвую для тебя всем: и своей жизнью, и своей совестью, и самым дорогим, что у меня есть. Пожертвую собой для твоей прихоти – всем без остатка! Одного не проси: чтобы я пожертвовал ради тебя карьерой.
Впрочем, ты и есть мой вожделенный путь наверх, моя карьера, мой бред и мое воспаленное любовью сердце. Только ты! И только поэтому я до сих пор остаюсь в конторе – ради тебя.
ОНА
Сепия ранних сумерек. Асфальт блестит, как смазанный жиром горелый крекер. Водяная взвесь туманит голову, контуры домов, заштрихованные пунктиром дождя, расплываются за окном. Оконное стекло – словно творение пуантилиста, оправленное рамой старой фрамуги...
Итак, Ромшин добился, чего хотел... Сплетня разрослась и теперь требует новых подробностей себе на поживу. Первой она проглотила меня. Не подавилась, не поперхнулась. Облизнулась и обратила свой алчный взор на следующую жертву...
При звуках начальственного гласа сжимаюсь в ощеренный нервами комок. Что меня ждет? Выговор? Новое поручение? Стараюсь держаться спокойно.
Фирозов жует губами непроизнесенные слова. Приглашает сесть.
– По-моему, – произносит тускло, – у вас большие задатки.
Напрягаюсь еще больше. Наверное, босс узнал, что я отдала отчет Якушевой, – а это вопиющее нарушение субординации! Мне предстоит выволочка...
– Она вошла в комнату, и я подумала, что... – Напускаю на себя раскаяние, свешиваю повинную голову.
– Ничего страшного, – усмехается Фирозов.
Его губы извиваются, как вываренные слизни. В глазах виднеется дно – мелководное каменистое дно с четкими отпечатками страха и ненависти. Что-то еще мелькает на этом дне... Но что? Не разобрать.
– Кажется, вы живете на «Каховской»? – интересуется внезапно.
Киваю, испуганно сглотнув слюну. Взгляд удивленно отрывается от пола.
– Хотите, подвезу? Сегодня дождь с самого утра...
– Конечно, – шепчу ошеломленно, – да...
– Вот и ладушки! – улыбается он.
Розовые слизни замирают в конвульсивной улыбке. Мне страшно.
Розовый пар окутывает деревья. Машины шурша скользят по городу, разрезая фарами спрессованное до вещественности пространство.
Сжавшись на сиденье, гляжу немигающим взглядом прямо перед собой. Смотреть на обочину – невежливо, а на Фирозова – нет сил. Лобовые «дворники», как секундные стрелки гигантских часов, расчищают жидкий вечерний сумрак.
Пробка. Поднявшийся над капотом пар незаметно смешивается с облаками. «Вот как образуются туманы!» – невесело усмехаюсь про себя.
Поворот, еще один поворот, а там и мой дом... Скорее бы...
Поблагодарить за любезность, улыбнуться. На просьбу о чашечке чая отговориться недостатком времени, уборкой, неприязнью, ненавистью, страхом.
В пробке время течет нестерпимо медленно. Метр, еще метр... Машина двигается рывками, как паралитик, потерявший костыли.
– Может быть, зайдем в кафе? – предлагает он.
Мямлю что-то невнятное. Приплетаю бабушку, телефонный звонок, дрожь в коленках, сонливость, вызванную циклоном...
В кафе Фирозов замечает, усаживаясь за столик:
– Вы еще так молоды... – Вздох. – У вас все впереди... Кстати, мне всегда нравились умные женщины...
Это комплимент? Тупо молчу. А что сказать?
– А Эльза Генриховна тоже очень умная женщина...
Беззвучно киваю, пальцем рисуя на пластмассовом столике узоры. Так вот почему...
– Так вот почему вас перевели в отдел! – произношу вслух. В голосе – сочувствие. Не назойливое – мягкое, почти плюшевое.
– Вы помните сделку с алюминиевым заводом?
– Год назад? Ромшин собирал для нее данные...
– Возможно... Лернер претендовал на контрольный пакет, собираясь поглотить предприятие. Его трейдеры сбили начальную цену, надеясь купить весь пакет задешево, однако, если бы цена упала ниже определенного уровня, наша контора получила бы мизерные комиссионные. Я отыграл этот вариант по-своему, пустив слух о грандиозном госзаказе. Цена мигом взлетела, комиссионные – выше крыши! Акции идут за два номинала, ажиотаж, из-за океана лезут пузатые дяденьки с бездонными кошельками, кричат: «Мы тоже хотим, возьмите деньги!» В результате Лернер вместо контрольки получает двадцать процентов от уставного капитала – даже до блокирующего пакета не дотянул, а меня понизили до начальника отдела.
– Но почему? – удивляюсь я. – Ведь вы же заработали для конторы солидный куш!
– Зато Лернер этот куш не получил... Понимаете?
Молчу. Не понимаю. А при чем тут...
– Не понимаете? На интересы конторы Эльзе на самом деле наплевать. Она меня тормозила, придерживала вожжи, ведь Якушев платит ей пять процентов от сделки, а Лернер пообещал десять.
Голова идет кругом! Бормочу недоуменно:
– А что же тогда Якушев? Почему он держит ее, если она работает против него? Он ведь должен понимать, что...
– Не знаю, – говорит он, глядя на меня упор. – Это-то я и хочу узнать. От вас.
От меня? Я-то знаю почему, точнее, догадываюсь – ради дочери. Леди Ди весьма рисковано играла в финансовые игры, оставляя слишком много следов. А начальница скрупулезно фиксировала ее промахи – для своего же блага, для сохранения статус-кво. А иначе в конторе давно был бы новый директор – обольстительно юный, пленительно прекрасный.
Розовые слизни окунулись в бокал и удовлетворенно повлажнели. Растянулись в резиновой ухмылке:
– Дождь, вечный дождь! «А наше северное лето карикатура южных зим...» Вы ведь, Лида, тоже умная женщина. Да?
Утром мы оба делаем вид, что разговора в кафе не было, ничего не было!
Фирозов закрылся в своем кабинете. Я нехотя стучу согнутыми пальцами по клавишам компьютера. Зеваю.
Звонок по внутреннему телефону. Безапелляционный голос секретарши:
– Лилеева? Данные по «Стандард Ойл» вы готовили? Отнесите их Эльзе Генриховне. Быстро!
Хватаю папку. С грохотом отодвигаю стул. Вскакиваю. Сажусь. Опять вскакиваю. Роняю папку. Поднимаю папку. Поднимаю стул. Роняю стул.
Удивленные глаза сослуживцев провожают меня до двери.
– Александр Юрьевич! – Внутренне задыхаюсь, внешне – предельное спокойствие. – Есенская требует от меня данные по «Стандард Ойл».
На дне мелководных глаз плещется тревожный вскрик. Но вслух лишь звучит тусклое:
– Так в чем же дело? Несите!
Гремят шаги по коридору – словно стучит огромное, нарывающееся тревогой сердце. В мягком ковролине приемной звуки умиротворенно стихают.
– Моя фамилия Лилеева. Секретарша – взнузданная любезность.
– Хорошо, посидите пока...
Проваливаюсь в глубокое кресло. Неумолимо тикают часы, начав обратный отсчет перед взрывом...
Рыбья Кость знает про меня все. Она и про Дану Якушеву знает, и про Ромшина, все-все-все знает! Наверное, читает в глазах, телепатически ловя случайные сигналы. Чем оправдаться перед ней?
– Проходите!
Рыбья Кость безмолвно возвышается в кресле. Спина прямая, как будто на металлический шест насадили голову витринного манекена.
Невнимательно листает папку.
– Кто-нибудь еще это видел? – спрашивает не строго, с любопытством спрашивает. И вроде бы равнодушно.
– Да, мой начальник, Фирозов.
– А еще кто?
Вот оно! Вот вырытая яма, которая... в которую...
– Думаю, об этом можно узнать у него самого, – отвечаю с честной, унтер-офицерской уклончивостью. Мои глаза твердят: «Я рядовой солдат, вашбродь, ничего не знаю, в разведку не хожу, агитаторов не слушаю. Пуля – дура, штык – молодец!»
И пуля-дура пролетает мимо.
– Что вы думаете об этой компании? – прикрывает Железная Леди ладонью папку.
Какая разница, что я... Я, может, думать вообще не умею, поскольку это не входит в мои должностные обязанности!
– Хорошая компания, устойчивое положение. Выгодное вложение средств. Правда, в последнее время чувствуется небольшая недооценка рынком, из-за чего акции занижены.
– Как вы считаете, Лидия Дмитриевна, стоит ли рекомендовать «Стандард Ойл» нашим клиентам в качестве верного источника дохода?
Ей известно мое имя! И отчество! С ума сойти!
– Конечно! Дивиденды по итогам года составили пятнадцать процентов от номинала за акцию... Кроме того, биржевые котировки будут подниматься и дальше, учитывая падение производства в Европе и снижение процентных ставок в США, отчего свободные денежные средства с традиционных мест вложения начнут перебрасываться на развивающиеся рынки, в том числе и в нашей стране...
– Спасибо, я буду иметь это в виду... Один наш клиент... – нажим безынтонационного голоса, – очень важный клиент... намерен избавиться от крупного пакета бумаг компании... Сейчас он ждет момента, выгодного для продажи.
Зачем она говорит мне это? Мне, пешке в разыгрываемой невидимыми игроками партии? А что, если это партия в поддавки?
– Продолжайте собирать информацию. Докладывайте ее мне лично. В любое время. У вас есть номер моего сотового телефона? Звоните! До свидания!
На подгибающихся ногах выхожу из приемной. Что это значит? Ума не приложу!
ОН
Ее отец – властность, многажды помноженная на уверенность. Породистость, помноженная на холеность. Доброжелательство, помноженное на равнодушие. Мой страх, помноженный на его всесилие. И все это мелется на мясорубке короткого разговора.
Его сиятельство «папулечка» снисходительно улыбается, любовно оглядывая дочь.
– Даночка мне все объяснила, – кивает он, – в общих чертах.
В воздухе реют уютные по своей сугубой семейственности улыбки. Моя улыбка самая широкая, хотя и несколько кривая. Улыбка Даны – беглая, как каторжник. Улыбка ее отца – тяжелая, основательная. Едва обозначив ее, он привычно стирает гримасу одним движением лицевых мышц. Сосредоточивается. Подбирается.
– Итак, я понял, что ваш друг работает в «Стандард Ойл»? – спрашивает, разминая сигарету.
– Папуля, ты же обещал, – возмущается Дана, кивая на сигарету. – Четвертая за сегодняшний день!
– Ах да... Но пока еще я не закурил, котенок! – Обращается ко мне с притворной жалобой: – Вечно она за мной следит!
Ласково поглядывает на дочь. В глазах – нескрываемая любовь. Улыбка сочится нежностью.
Наверное, они обожают друг друга – отец и дочь. Еще бы! Разве можно не любить Леди Ди? Я лично этого не представляю.
– Мой институтский приятель, – запоздало отвечаю на вопрос, – работает менеджером в отделе инвестиций...
– Не бог весть какая шишка! – усмехается Якушев.
– Путь рыцаря можно узнать у его слуги, – сердито замечает Дана.
– Ну тогда, молодые люди, узнайте у этого слуги, не согласится ли он время от времени беседовать по душам о своем рыцаре... Естественно, за приличное вознаграждение!
В моем мозгу выстраивается перспектива: я свожу Галактионова с Якушевым, после чего обо мне благополучно забывают, навсегда сбросив с парохода современности... Якушеву я больше не нужен, Леди Ди тоже. Неделя – и я опять прозябаю в забвении, вернувшись на исходные позиции, с которых с такими усилиями вырвался! Большая Сплетня корчится в агонии, вызванной приступом информационного голода, а я донашиваю свой бешено дорогой костюм и ищу новую работу, потому что на этой мне ничего не светит...
– Не выйдет! – отвечаю уверенно. – Его отец – председатель совета директоров. Не в интересах сына действовать против своего родителя. Если, конечно, он вообще догадается, что на кого-то работает...
– Понял! – кивает Якушев. Оглядев меня с ног до головы, шутливо обращается к дочери: – А ведь твой протеже не дурак, Даночка. Совсем не дурак!
Смущенно опускаю глаза. Боковым зрением вижу – Леди Ди улыбчиво приподнимает уголки губ.
– Папусик, не стану же я подсовывать тебе кого попало!
– Надеюсь, солнышко... Кстати, какую должность вы занимаете в фирме? – обращается ко мне Якушев.
– Пока никакой.
Вопросительное молчание.
– Должность, – объясняю, – это необходимость играть по правилам, которые установил не я. Меня это не устраивает. Лебезить перед начальником, надеясь в отдаленной перспективе, лет через десять, занять теплое местечко. Все время оглядываться, шарахаться, бдить... Общаться не с тем, с кем хочешь, а с тем, с кем нужно...
– Собираетесь всю жизнь просидеть в клерках, молодой человек?
Больная мозоль! Он топчется на моей болячке, как на танцполе.
– Нет! Но и делать карьеру, двигаясь с черепашьей скоростью, тоже не хочу. Предпочитаю сразу перепрыгнуть через пролет служебной лестницы!
Якушев, усмехнувшись, замечает дочери:
– Лапуля, а этот стервец далеко пойдет, попомни мои слова! У него есть кураж, и это здорово!
Леди Ди чуть заметно розовеет. Опускает ресницы.
– Для начала, Игорь, необходимо раздобыть реестр компании «Стандард Ойл» – у кого из акционеров сколько на руках акций, какой серии выпуска, какого номинала. Варианты: реестр находится в самой компании, что допускается законом, если число акционеров менее пятисот, или отдан на хранение официальному реестродержателю... Необходимо через реестродержателя определить адреса титульных владельцев акций, то есть тех, кто владеет более чем одним процентом акций, и войти с ними в контакт. А потом уже действовать...
– Понял, я попробую, – скромно опускаю глаза.
Мой собеседник поднимается, давая понять, что разговор окончен.
Я не очень-то доволен. Задание получено – и что? Опять быть мальчиком на побегушках? Это мне-то с моими способностями!
Леди Ди провожает меня до двери. Смущенно улыбается.
– Папочка всегда так прямолинеен... – произносит она. – Но у него есть одно очень ценное качество...
– Какое? – бурчу я, натягивая плащ.
– Он хорошо платит за сведения.
Надменно морщусь:
– Мне не нужно денег!
– Я говорю в переносном смысле, – улыбается она.
Так сосредоточенно размышляю о ее словах, что забываю отважиться на прощальный поцелуй.
Встречаемся через два дня.
– Мой приятель сейчас в командировке... Но скоро возвращается.
Как правило, хорошая ложь имеет абсолютно достоверный вид!
Леди Ди неожиданно замечает, выразительно глядя куда-то вбок:
– Я не уверена, что могу полностью доверять Фирозову. – Хмурит светленькие, идеальной формы бровки. – Ах, как хочется кому-то полностью доверять!
Оборачивается ко мне. Ощупывающий взгляд, в котором прорва ледовитого расчета и ни капли теплого чувства! Взгляд шахматиста, решившегося на атаку.
Мои глаза ответно просят ее: доверься мне, и ты не пожалеешь! Я сделаю все, что смогу и даже что не смогу, совершу невозможное – ради тебя. Только чтоб ты была моей. Чтобы числилась моей. И чтоб все это знали...
– Если Есенская проведает... Ну, о сделке, о том, что ты имеешь дела с моим отцом, тебе придется уволиться. Она не потерпит, чтобы такие дела решались через ее голову.
– Меня, – говорю, – Эльза и так терпеть не может! Поэтому мы с тобой, Дана, в одной лодке. Если пойдем ко дну, то вместе.
Я бы на ее месте тоже не потерпел...
– И потом, – легкомысленно продолжаю я, – мне нечего терять, хуже уже быть не может. Я полностью свободен и независим, в любой момент могу переменить работу. Да меня в сотню мест зовут!.. А здесь я задерживаюсь только по одной причине, не стану говорить какой...
Пусть спросит какой – я отвечу, что из-за нее. И тогда... тогда...
Но Леди Ди не спрашивает, с молчаливым уважением глядя на меня. Возможно, ей нравится мое ухарство, беззаботный тон, мальчишеская бравада.
– До свидания, – говорит она, остановив машину у метро.
– До встречи, – произношу, прощально склоняясь к ней.
Больше всего на свете боюсь, что она отведет сомкнутые презрением губы, – и потому опять не отваживаюсь на поцелуй, ограничившись безликим рукопожатием.
Ничего, я терпелив, дождусь победы. Я уже угадываю ее помадный вкус, клубничный, с легкими ананасовыми флуктуациями, неземной привкус амброзии и нектара на своем пытливом языке...
А сплетня уже принесла свои первые плоды: вчера Эльза-гюрза, рыбья кость в сведенном судорогой горле современности, наконец обратила на меня внимание.
– Хороший галстук, – заметила, неохотно проталкивая слова сквозь сомкнутые губы. Мы ехали в лифте.
Два слова – это не так уж мало, если рассудить. Раньше я не удостаивался даже приветственного кивка. То ли еще будет...
Утром весь отдел гудел, обсуждая назначение Чигасова директором по связям с общественностью. Во второй половине дня состоялось представление нового директора.
Чигасов – лоснящийся жиром тип, ресторанный завсегдатай, жертва жареных окорочков с картошкой, покорный раб гамбургеров и пива на ночь, нескромный маньяк фастфуда и ненавистник спортивных тренажеров... Кажется, ткни его в живот – и польются потоки жира, затопляя все вокруг: коридоры, комнаты, лестницы, пожарные выходы, весь мир... Одно его рукопожатие чего стоит – кажется, что окунаешь руку в емкость с топленым салом. И теперь этот тип – глава департамента, а я – все еще никто!
Зато, утешаю я себя, Леди Ди – моя. Скоро будет моей!
Залог грядущего счастья – список акционеров, перечень с фамилиями, адресами, паспортными данными, с количеством и номерами зарегистрированных бумаг. Это так мало...
Это бесконечно много!
Звоню Галактионову. У меня большие планы на вечер.
– Привет! – беззаботно произношу в трубку. – Как дела?
На том конце провода – холодное молчание. Надменное дыхание арктической пустыни.
– Нормально. – Голос, высушенный космическим вакуумом.
Витек явно не рад меня слышать. Сердце колотится тревожно, описывая на воображаемом кардиометре нервную синусоиду.
– Может, встретимся после работы? Я знаю отличное местечко...
– Вечером я занят, – обрывает он.
Кажется, сейчас он бросит трубку. Мне нужно спасти ситуацию: броситься под поезд, остановить на лету снаряд, схватить пулю зубами – то есть совершить невозможное. Ради нее, ради ее величества Большой Сплетни. Ради Леди Ди. Ради себя, наконец!
Кажется, нам больше не о чем говорить.
– Ну ладно, позвоню завтра, – замираю с трубкой, зависшей у уха.
Все кончено. Что делать? Где раздобыть необходимые сведения? Без них – отлучка, ссылка, крах всех мечтаний. Конец всех надежд.
Молчание в трубке длиной в целую вечность. Равное эпохе от сотворения мира до рождения Христа.
– Игорь, давай расставим точки над «i », – с небрежной властностью произносит мой собеседник. – Если тебе нужна работа, не трать на меня время, лучше обратись в кадровое агентство, говорят, они здорово помогают...
Обрадованно смеюсь в трубку, заливаюсь громко и отчетливо, чтобы Витек уловил каждый звук взрывной хохочущей фразы.
– Неужели ты думал, – надрываюсь я, – что я собирался просить тебя о работе? У меня все о’кей, дурашка!
На том конце провода заметно теплеет. Великое оледенение завершается прямо на глазах.
– Где встретимся? – спрашивает Галактионов.
– В «Голодной утке»! – отвечаю небрежно.
Что я, дурак, что ли, менять работу именно тогда, когда Большая Сплетня, наконец, задышала, зажила, зашевелилась...
– Неужели ты подумал, что я стану просить тебя о работе? – усмехаюсь я, слизнув с губы шевелящуюся пивную пену, похожую на мыльный крем.
– Знаешь, однокашники обычно звонят мне именно для этого. Только для этого! – Витек ослабляет слишком тугой узел галстука. – Почему-то все думают, что если мой папаша заседает в совете директоров, то я направо и налево раздаю рабочие места. Чтобы эти бездельники появлялись на работе только в день зарплаты!.. Между прочим, мне самому приходится пахать как папе Карло. Сучья жизнь, сволочные законы бизнеса... И никаких перспектив, отец меня затирает.
– Да, – вздыхаю притворно. – Я тоже испытал это на своей шкуре. Во как накушался!
– Чего ты накушался? – небрежно бросает Витек, неудержимо пьянея. Его лицо багровеет, а мокрые губы делают физиономию откровенно отталкивающей. – Прозябаешь мелким клерком в своей конторушке...
Откидываюсь на спинку с надменным видом. Заносчиво намекаю, пряча ядовитую ухмылку:
– Знаешь, порой мелкий клерк значит больше, чем директорский сынок... Если у него связи!
– Да какие у тебя...
Обрываю властным голосом:
– Тебе известно, кто владелец нашей конторы? Нет, не Лернер... Ты слышал про него... Якушев... Да, тот самый... Так вот у него дочь... При наших с ней отношениях... Короче, мне не о чем беспокоиться. Хотя день свадьбы еще не назначен, сейчас немного не до того, но... Можешь считать, что ты уже приглашен!
Отчаянный блеф – вот как это называется!
Тип за соседним столиком не сводит с нас пристального взгляда. Что за хмырь? Длинные сальные волосы, на носу перекошенные очки. Мелкие глазки бдительного соглядатая. Уловив мой взгляд, скучающе отворачивается.
– Поздравляю! – Витек трясет мою руку. На его лице крупными буквами написано облегчение.
После такого признания я не смогу попросить о работе, даже если буду подыхать с голоду. Мосты сожжены. Я взял себе роль, которую должен доиграть до финала.
– Кстати, – закуриваю, щурясь на светящийся шар под потолком. – Дана прелестная девушка. Как-нибудь я вас познакомлю.
– Заметано! А чем она занимается?
– У нее диплом МВА.
– Круто.
– Ее специализация – ценные бумаги.
– Здорово!
Витек оглядывается. Хмырь за соседним столиком делает едва заметный знак рукой. Они знакомы?
Галактионов раздраженно отворачивается...
Кто этот тип в очках? Уж не приставлен ли он следить за мной? В конторе болтают, будто у Якушева своя личная служба безопасности. Это только слухи, но кто знает...
– Тут один полезный человечек объявился... – вдруг замечает Витек, подбирая еду с тарелки. – Дурак, конечно, но он мне сейчас нужен... Пару минут – и мы с ним разойдемся... Ты не против?
Я против! Презрительно морщусь. Во время одной деловой встречи не назначают другую встречу – это неписаное правило бизнеса.
Но хмырь с сальными волосами уже подбирается к нашему столику.
– Гутник, – представляется, мелко подхихикивая. – Коммерсант.
Котировки хмыря сразу поднимаются на пару пунктов. Надо же, по внешности – гнида-гнидой, а уже свое дело имеет... Надеюсь, не ларек возле метро! Впрочем, коммерсант он явно преуспевающий, несмотря на мерзкие волосенки, – если судить по галстуку, в котором я разглядел предел своих экипировочных мечтаний в мелкую клетку от Ямамото.
Однако оказалось, это всего лишь журналист из газеты «Коммерсантъ». Акции хмыря отыграли пару пунктов вниз. Впрочем, при случае этот тип может оказаться полезным...
Отвесив пару незначащих фраз, Витек выудил из кармана пухлый конверт без надписи. Бросил его на стол, произнеся:
– Придержи до моей отмашки.
– Заметано, – кивнул хмырь, прибирая конверт.
И, на ходу дожевывая, поплелся к выходу.
– Дрянь человечишко, но изредка бывает полезен, – пояснил Галактионов, подзывая услужливого официанта. – С прессой, Игорь, надо дружить, дружба эта дорогого стоит. И кстати, дорого!
Я сделал вид, что не заметил его менторского тона.
– Так что твоя невеста?.. Она красива? Впрочем, зачем я спрашиваю... Не существует влюбленных женихов, не верящих в то, что их суженая – самое очаровательное создание на земле! Впрочем, ты не слишком похож на влюбленного...
– Дана действительно потрясающе красива, – заметил я небрежно. – Кроме того, у нее светлая голова. Мозги и красота – уникальное сочетание в женщине!
– Практически невозможное, – подтвердил Витек.
– Кстати, сейчас она организует свою фирму-депо. Ну, сам знаешь, тебе сдают сведения о том, кто из честных граждан купил-приобрел акции, a ты их регистрируешь и понемногу гребешь за это денежки. Правда, средства небольшие, но, сам понимаешь, птичка по зернышку... К тому же дело полезное: опыт работы с ценными бумагами, расширение деловых связей и так далее...
– Ага, – подтвердил Витек, – дело стоящее – для женщины, конечно. Работа непыльная, деньги верные, накладных расходов – минимум.
– Кстати, со временем Дана планирует не только обслуживать счета-депо, но и хранить реестры предприятий, пока такое совмещение разрешено законом. И если твоя компания согласится перевести к ней реестр акционеров... Я готов выбить для вас льготные расценки!
Физиономия Витька опять стала настороженной, как у бульдога, учуявшего дохлого голубя. Читаю в его глазах, будто в бегущей строке: «Знаешь, не думаю, что... Так вот зачем ты... Понимаешь, я один ничего не решаю...»
– Конечно, свой процент ты заработаешь, – торопливо говорю я.
Витек затравленно поглядывает на часы.
– Совсем забыл, – говорит, поднимаясь, – у меня встреча...
Бросив торопливый взгляд в сторону выхода, как будто намечая путь к отступлению, поднимается из-за стола.
– Десять тысяч! – заявляю я, точно бросаясь в омут. – За то, что реестр акционеров «Стандард Ойл» перейдет в фирму Якушевой.
Витек медлит. Его пальцы, обрызганные рыжими волосками, дрожат, отбивая стаккато на гладкой поверхности стола.
– Ты серьезно? – спрашивает, бдительно вздергивая бровь.
– Абсолютно! Но конечно, не сразу, а по факту перевода... Кстати, где он сейчас хранится, этот ваш реестр?
– В депозитарной фирме «Инкол-регистр», – произносит он торопливо. – Адрес – Солянка, 23... А как будет осуществляться расчет? Зачислением на банковский счет или наличными?
В его зрачках разгорается алчное пламя, усиленное алкогольными парами.
– Договоримся! – небрежно бросаю я.
А сам мысленно повторяю: «Солянка, 23».
ОНА
Он удачлив, как будто родился с серебряной ложкой во рту. Его уверенный вид показывает: я на пути к цели, я почти подобрался к ней.
На меня Ромшин больше не обращает внимания, зато с Леди Ди при встрече обменивается молчаливыми взглядами, в которых читается взаимопонимание двух авгуров, смухлевавших во время праздничных ауспиций.
Мне он ничего не рассказывает. Зачем? Я ведь теперь для него ничего не значу! Как не значила никогда. Только – тело, послушно принимающее пластические позы, только – услужливый ум, только...
Но станет ли Якушева делать для него то, что делала я? Или сразу после использования отправит на свалку офисных отходов? Куда выбрасывают клерков, отслуживших свое? Слишком много знавших и слишком мало умевших?
Но сейчас он весь во власти Большой Сплетни, и ему нравится эта власть. Игорь опьянен ею.
Он замечает, лениво покачиваясь на стуле:
– Вчера играли в гольф. Отличная игра!
И все понимают, с кем он играл. Уважительно молчат, домысливая подробности.
Он произносит:
– Не так-то и хорош этот «порше», как его рекламируют. Я предпочел бы обыкновенный «БМВ».
И никто не хихикает над ним, не говорит: «Срочно покупай, пока не подешевело» или еще что-нибудь язвительное.
Он зевает:
– Эти ночные клубы – такая скука! Всегда одно и то же!
И никто не подкалывает его ехидно, не фыркает: «Особенно когда на них нет денег!»
Теперь все признают его право на гольф, на «БМВ», на ночные клубы. Все признают его право на Леди Ди. Все признают его право на должность, начальника отдела.
И когда он становится начальником отдела, все сотрудники покорно склоняют выи в знак своего абсолютного повиновения. Никому не жалко Фирозова, отправленного на пенсию, никто не удивляется, за что Ромшина продвинули по службе. Все принимают это как должное.
И я тоже принимаю. Теория американских психологов оказалась верной на сто процентов.
Отныне не будет едких подколок и пренебрежительных усмешек. Отныне будет то, о чем он так долго мечтал: демонстративное уважение, угодливость, раболепный изгиб позвоночника.
Терехин молча сжимает обеими руками седоватые виски, зависая над столом. Губасова еще ниже склоняется к бумагам. Попик, тайно вздохнув о новой парочке сомиков, рьяно погружается в работу. Разведенки, тихо пошушукавшись, начинают обхаживать новое начальство. Таня несет шефу свежезаваренный чай, Тамара – блюдечко с печеньем.
Так вот как выглядит воплощенная мечта! Так вот какая она – с мерзким душком, с ароматом подобострастной гнильцы, со сладковатым трупным ядом.
– Игорь Сергеевич, – вскакиваю, – бумаги, которые я должна...
– Что ты, Лида! – Снисходительный тон обволакивает меня, как удушливый смог. – Какие между нами формальности... Ведь мы с тобой друзья!
А когда-то мы считались влюбленными. Пусть недолго, пусть только в моем воображении, но ведь это было... Ведь было же!
– Что касается Фирозова, – фыркает Ромшин, – он это заслужил!
Теперь у него появилось свое собственное, безапелляционное мнение. Мое его больше не интересует. Мои советы больше не нужны ему. Мое внимание его обременяет.
– Фирозов – типичный неудачник. Правильно его отправили на пенсию.
– Надеюсь, ты не окажешься неудачником, – замечаю с честным блеском в глазах. С наивностью, маскирующей недоверие и сарказм. С горечью, которую прячет ненавистная усмешка.
– Я – нет, – смеется он. – Никогда!
ОН
Эта стервозная тварь сразу почуяла: мое положение изменилось. Уловила флюиды уверенности, исходящие мощным потоком, отметила насмешливый, бесстрашный блеск глаз, увидела победительную прямизну осанки. Женщины всегда чувствуют такие вещи. А почувствовав, склоняются перед победителем. Они боятся напора, предпочитая обходные пути. Ведь у них рабская психология, поскольку женщина по сути своей всегда добыча и никогда – добытчик. Она всегда – подчиненный и никогда – подчиняющий, она всегда – жертва и никогда – насильник. В ее мозгу заложена виктимная психология, психология жертвы, которая в решительный момент с диктаторской непреложностью твердит ей: «Отойди! Отступи! Сделай шаг назад! Беги что есть мочи!» И она бежит... Удирает во все лопатки – или покорно склоняет выю пред триумфатором-мужчиной.
Это правильно. Сильный всегда должен доминировать над слабым, мужчина – над женщиной, человек – над животным. Против непреложности природных законов не попрешь.
Вот и Эльза (кто донес до нее Большую Сплетню – мне неизвестно)... Она тоже поняла это. И покорилась.
Вызвала меня к себе.
– Фирозов уходит на пенсию, – сообщила сухо. – Назначаю вас исполняющим обязанности начальника отдела.
И лицом к лицу, забралом к забралу встретила мой бестрепетный взор.
– Надеюсь, мы сработаемся, – улыбнулась фальшивой улыбкой.
Но я не собирался работать с ней. Я собирался работать против нее!
Кто бы мог подумать, что еще неделю назад я выл от невозможности придвинуться наверх, строил несбыточные планы, тщетно стараясь обратить на себя высочайшее внимание директрисы... Теперь мне и делать-то ничего не нужно: Большая Сплетня трудится за меня сама. Вкалывает как пчелка, не покладая крыльев! И это только начало...
– Конечно, мы сработаемся, – осклабился я.
– Наш клиент хочет вложить средства в сырье-добывающую промышленность. Что-нибудь нефтяное или газовое... У вас есть предложения?
– Пожалуй, – отвечаю я, лихорадочно соображая, что значат ее слова – это ловушка, предложение о перемирии, просьба о помощи?
