Текст книги "Большая Сплетня"
Автор книги: Светлана Успенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Якушев затравленно оглянулся – помощи ждать неоткуда. На него было жалко смотреть – львиная шевелюра уже не ложилась пышной серебристой волной, а свисала жалкими прядями, придавая лицу неряшливое выражение, глаза казались тусклыми, словно пластмассовыми.
– Соглашение о погашении долга бумагами новой эмиссии незаконно! – объявил он.
– Вот как? – поднял бровь Лернер. – Почему, позвольте узнать?
– Потому что по Гражданскому кодексу независимо от отношений между цедентом и цессионарием, заемщик не имеет права покрывать свой долг выплатами цеденту, то есть вам, поскольку право требования долга после заключения договора перешло цессионарию, то есть мне!
– Почему это – перешло? – встрял Галактионов-старший, поднимаясь со своего места. – Это действительно было бы так, если бы вы, уважаемый Борис Михайлович, выполнили пункт восьмой договора-цессии, переслав нам его копию, из которой нам стало бы известно, кому и сколько мы должны платить. В соответствии с пунктом третьим статьи 383 Гражданского кодекса РФ, если должник не был письменно уведомлен о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу, новый кредитор, то есть вы, несет риск вызванных этим неблагоприятных последствий. В этом случае исполнение обязательств Заемщиком, то есть компанией «Стандард Ойл», первоначальному кредитору, то есть «Траст-банку», признается исполнением его надлежащему кредитору. То есть поскольку компания «Стандард Ойл» расплатилась с «Траст-банком» акциями новой эмиссии, она больше ничего не должна. О банкротстве не может быть и речи!
Якушев казался совершенно раздавленным. На него было жалко смотреть. Он посерел, сгорбился, но все еще продолжал отчаянно сражаться.
– В таком случае «Инвест-финанс» оставляет за собой право обратиться в арбитражный суд!
– Вы уж сами с вашим Фукисом разбирайтесь, кто из вас кого надул, – пожал плечами Галактионов, – ваши отношения в данный момент имеют весьма малое касательство к нам... Итак, уважаемые дамы и господа, мы все же вынуждены включить в повестку дня вопрос о переизбрании совета директоров... Вы должны указать в бюллетенях для голосования количество принадлежащих вам акций в соответствии с состоянием вашего лицевого счета на момент начала собрания, затем распределить голоса между предлагаемыми кандидатами. После этого сдайте бюллетени в счетную комиссию, которая располагается в фойе... Что касается вопроса о дивидендах, то сумма и порядок выплат будут определены на очередном собрании акционеров, которое пройдет, как обычно, в ноябре...
Пожилая женщина, сидевшая справа от меня, сосредоточенно слушала оратора, мертвой хваткой вцепившись в выданные ей для голосования бумаги.
– Дочка, – обратилась она ко мне, – что-то я не пойму... За кого галочку ставить надо? За того, который потолще, или за другого, прежнего?
Я склонилась к ней:
– Вот видите, здесь указаны фамилии... Отмечайте вот здесь... Видите, написано: Галактионов Виктор Сергеевич 1978 года рождения, старший менеджер компании «Стандард Ойл»... Поставьте напротив него подпись... Вот так!
– Какой это Галактионов? – спросила старушка. – Который прежний?
– Почти, – улыбнулась я.
– А дивиденды-то за этот год выплатят или все деньги тому, который толстый, отойдут? Что-то больно он грозится!..
– Конечно, выплатят! А толстого уже прогнали, вы же видели...
Старушка поставила необходимые подписи в нужных местах – впрочем, как и все присутствующие в зале.
Сначала робко, а затем все стремительнее и полнолюднее ручеек голосующих потек к выходу.
Услышав про дивиденды, люди быстро определялись с выбором. Шуршали бюллетени, опускаемые в урны для голосования.
– Поздравляю вас, член совета директоров Галактионов B.C.! – с улыбкой обратилась я к своему спутнику. – Думаю, вы получили, что хотели... Ваше избрание председателем совета директоров – вопрос времени.
Галактионов медленно обернулся ко мне. Нахмурил лоб, свел брови на переносице.
– Я не понял, – произнес врастяжку. – А где же Дана? Где Ромшин? Что с ними?
Я негодующе возвела глаза к потолку.
– Ты получил то, что хотел? – спросила строго.
– Ну, почти... – промямлил мой тугодумный компаньон. – Но я ничего не понимаю!
– И не нужно, – ответила я, направляясь к выходу.
Посреди ночи зазвонил телефон.
– Лидуся, ты душка! – прозвенел знакомый ультразвуковой голос, захлебываясь восторженными интонациями. – У нас все получилось! Все!
– Рита, сейчас ночь... – простонала я.
– У нас еще вечер! – возразила бывшая мадам Фукис. – Два часа пополуночи.
Витек, приподнявшись на локте, сонно пробормотал:
– Кто это? Что такое?
– Спи! – прошептала я, и он вновь рухнул на подушку как подкошенный.
Рита между тем продолжала захлебываться:
– Тридцать три миллиона! Представляешь? Тридцать три! Мне только что звонил юрист! Фукис перевел деньги! Без всякого нажима с моей стороны! Неплохо за пару синяков, правда? Свобода! Я обеспечена до конца жизни!
– Поздравляю, – сонно прохрипела я.
– И все это... Все это ты! Все это благодаря тебе! Нет, я должна тебе сделать подарок! Роскошный подарок, шикарный!.. Что ты хочешь? Я подарю тебе машину! Роскошную! Умопомрачительную!
– Я не умею водить, – улыбнулась я.
– Квартиру?
– У меня есть.
– Яхту?
– Не нужно.
– Что же ты хочешь?
Я положила трубку.
И уставилась широко раскрытыми глазами в ночную тьму...
Чего я хочу... Скорее – кого...
А чего я хочу, того не может быть, увы! Никогда!
Заседание арбитражного суда продолжалось недолго.
Изучив документы, судья зачитала окончательный вердикт, который юристы Лернера и Якушева (сами коммерсанты не изволили присутствовать на заседании) приняли молча, поскольку оба были уверены в исходе дела.
– Согласно Гражданскому кодексу РФ о презумпции возмездности всякого правового договора – пункт два статьи 423... – Полноватая женщина в роговых очках, прокашлялась, набирая голос. – Суд проверил законность передачи права требования долга и, выслушав возражения заинтересованного лица, выяснил, как стороны предполагали рассчитываться за переданное право требования долга, чем подтверждаются их приготовления, как они договорились о цене передаваемого права и чем эта договоренность подтверждается... Рассмотрев все представленные документы суд выяснил, что при заключении договора был нарушен принцип возмездности цессии. После заключения договора цессии стороны на протяжении продолжительного времени не ставили вопрос о возмездном предоставлении, что свидетельствует о направленности одной из сторон, а именно «Траст-банка», на дарение...
Судья замолчала, хватая воздух пересохшим ртом. Во время паузы юрист, представлявший интересы Якушева, возмущенно заметил:
– Да где это слыхано: банк вздумал подарить тридцать миллионов долларов за просто так!
Судья строго постучала по столу.
– Нарушители будут удалены из зала! – сурово предупредила она и продолжила: – Несмотря на наличие в договоре цессии условия об оплате предоставляемого права требования, в условиях отсутствия в течение некоторого времени реальных действий хотя бы одной из сторон (в данном случае «Траст-банка») по оплате или истребованию оплаты, суд приходит к выводу, что данное условие договора является мнимым, согласно статье 170 Гражданского кодекса РФ, вследствие чего цессия объявляется ничтожной в силу ее безвозмездности... Суд постановил... в иске компании «Инвест-финанс» в лице Якушева Б.М. отказать...
С оглашением вердикта заседание суда завершилось. Юристы все еще переговаривались между собой, а я жадно ловила обрывки их разговоров.
– Это беспредел!..
– Какой беспредел? Вы же ничего не потеряли...
– А тридцать три миллиона?
– Ищите их сами, куда они делись... На наших счетах их нет!.. Кстати, а кто проводил тот самый платеж?
– Кто-кто... Финансовый директор, дочка Якушева.
– Так у нее и спросите, где деньги!
– Спросишь ее, как же... Якушева скрылась в неизвестном направлении... И цифра какая-то мистическая... Тридцать три миллиона! Чертовщина!
– Может, ошибка? Или... Неужели девочка заграбастала деньги папашиного компаньона?
– Девочка – нет. Во всяком случае, не эти деньги, а другие... Слыхали про похищение акций с депо-счета фонда «Ярвекс»? Сначала акции были переведены на счета компании «Игром», затем по доверенности на счет фирмы «Гуд найт», директор которой, некий Бойко, сейчас в бегах. А уж из «Гуд найт» они перешли в «Гуд дэй», после чего директор фирмы «Гуд дэй», а это была та самая Якушева, всучила их своему папаше, а сама слиняла с выручкой. Теперь Якушев по решению суда обязан вернуть акции законному владельцу, а его денежки – тю-тю! На счетах «Игрома» – ноль, «Гуд дэй» и «Гуд найт» закрылись, их счета аннулированы!
– Ну и дела!.. А что насчет перевода тридцати трех миллионов? Значит, все-таки ошибка? Или умысел аферистки Якушевой?
– Никакой ошибки! Мы проверили: вся сумма поступила на банковский счет, открытый неделю тому назад в «Траст-банке» на имя жены Фукиса. А теперь там пусто, денежки утекли в офшор...
– О чем тогда думает Фукис? Если деньги у его жены...
– У бывшей жены – это большая разница! Они буквально на днях развелись...
– Но он может потребовать от нее... Почему он не потребует?..
Я улыбнулась.
Действительно, почему?
А потому!
Рита сидела на веранде своего загородного дома. Напротив нее потягивал коктейль, разомлев от запоздалой среднерусской жары, которая совсем скоро сменится заморозками, секущим снегом и тоской по безвозвратно ушедшему теплу, невзрачный мужчина в сером костюме, вовсе не похожий на мускулистых мачо, какими Голливуд изображает агентов ФБР.
– Если бы вы согласились помочь следствию и дали показания на своего бывшего мужа... Вы ведь совсем недавно заявляли...
Рита томно обмахивалась сорванной веткой.
– Но я вовсе не уверена в том, что я говорила! Знаете, женщина в запале чувств...
– Однако вы смогли бы узнать тот ресторан на Брайтон-Бич?
– Это было так давно, а у меня такая плохая зрительная память...
– Вы можете опознать человека, с которым встречался ваш муж?
– Ах, я совсем не уверена в этом – я ведь уже упоминала про свою плохую зрительную память. К тому же все мужчины выглядят одинаково – костюм, галстук, рубашка...
– Но вы можете подтвердить под присягой слова вашего мужа о взятке?
– Я не уверена, что не придумала их сама... Ведь у меня такая плохая память и такая хорошая фантазия!
Я усмехнулась про себя: нет лучшего средства испортить женскую память, чем крупная сумма в банке. И Рита тоже так считала.
– Кстати, а где он сейчас находится? – поинтересовался гость. – Ваш супруг?
– Бывший супруг! И кстати, меня это совершенно, совершенно не интересует!
Когда гость удалился, проклиная все на свете, – а особенно комаров, куцую женскую память и несусветную августовскую жару, – Фукис тихо выбрался из дома, предварительно оглядевшись по сторонам.
– Видишь, милый! – нравоучительно заметила Рита, обращаясь к нему. – Я выполняю свои обещания... А ты?
Бывший супруг подавленно молчал.
– Где мой «мерседес», где дарственная на московскую квартиру? К тому же и не надейся, что я отдам тебе Пузика! Нет, нет и нет!
В это время Пузик нежился у меня на коленях, ожесточенно мурлыкая.
Закат, запах скошенной травы, кот на коленях... Семейная идиллия, да и только!
– К тому же, если ты вздумаешь меня вдруг убить, – менторски заметила Рита, ничуть не стесняясь моего присутствия, – то хочу тебе сказать, милый...
– Что ты... Никогда! – пылко возразил Фукис, однако его слова припахивали неуверенностью.
– Между прочим, мои письменные показания против тебя, заверенные нотариусом, хранятся в банковской ячейке... А в каком банке – я тебе, дорогой, не скажу!
Нужно ли говорить, что это был «Траст-банк»?
ОН
Все было плохо и даже еще хуже. Но как только я подумал, что хуже уже быть не может, положение стало совершенно невыносимым.
Всю ночь я провалялся на жесткой койке без сна. Ждал, что вот-вот лязгнет засов на железной двери и мне объявят, что я свободен. Мол, произошла ошибка – Михайлов, разобравшись во всем, забрал обратно свое заявление. Дело было так: узнав о моем аресте, Дана, моя обожаемая невеста, конечно, немедленно вернулась в Москву, отыскала Лену и, пользуясь полученной ею доверенностью, перевела обратно похищенные акции. Так все разрешилось ко всеобщему удовольствию...
Точнее – вот-вот разрешится, я уверен!
Сколько мне осталось куковать в камере? Час? Два? Три?
Через восемь часов сорок три минуты конвойный привел меня к следователю. Следователь оказался лысоватым парнем чуть старше меня, слабо разбирающимся в такой мудреной материи, как ценные бумаги, – ведь он никак не мог меня понять!
Я предельно четко обрисовал ситуацию.
– Меня уговорили перевести акции на счет фирмы «Игром» – только на время голосования... Временно, понимаете, временно! У меня не было целей хищения, честное слово! Я не собирался продавать акции. И не понимаю, как они могли испариться со счета...
Следователь недоверчиво усмехнулся. Нет, он действительно ничего не петрил в ценных бумагах.
– Мы произвели выемку документов из реестродержателя, – равнодушно зевнул он, – кстати, нотариуса вашего мы тоже нашли... Она подтвердила законность и добровольность выданной вами доверенности... Вам лучше признаться, Игорь Сергеевич... Правда, лучше!
– Мне не в чем признаваться! – возмутился я. – Я ничего не собирался красть. Это небольшое семейное недоразумение. Дело в том, что пропавшие акции принадлежат моему будущему тестю. Между прочим, после свадьбы он должен был передать их мне в доверительное управление... Но они мне срочно понадобились, поэтому я с дочкой Якушева, моей невестой...
Следователь ожесточенно почесал затылок.
– Ты хоть бы врал складно, – брезгливо поморщился он. – Думаешь, я читать не умею? Вернуть хотел... В нотариальной доверенности черным по белому сказано: акции переданы для голосования, продажи или для иных действий, предусмотренных Законом о ценных бумагах.
– Где? Не может быть! Это ложь! Ложь!
– Гляди! – Лист, украшенный моей восторженной подписью, взмахнув в воздухе исписанными крылышками, улегся на стол.
– «Для голосования, продажи или для иных действий», – упавшим голосом прочитал я. – Это не та доверенность, я не подписывал ее... Ее подписывал не я... Текст был другой... И подпись тоже не моя...
– Проверим! – равнодушно кивнул следователь. – Если не твоя подпись – тогда, конечно, проверим. Экспертиза месяца полтора займет, а ты пока посидишь...
Я застонал.
– Нет... – быстро одумался. – Это только затянет время. Подпись, кажется, моя, просто раньше в договоре не было пункта о продаже акций. Во всяком случае, я его не помню... Позовите Михайлова... Дану Якушеву... они все объяснят... я не виноват... я не хотел...
– Ясен пень! – философски обронил следовать, закуривая. – Все вы так говорите...
Когда меня вели обратно в камеру, я был на грани нервного срыва.
Еще час в камере... Два... Три... Сутки, двое... Чего только я не передумал за это время, чего только не понял! Ничего не понял...
Итак, никто не спешил вызволять меня из заключения. Так всегда: как только тебе покажется, что хуже не бывает, в следующую минуту обязательно станет еще хуже.
И стало...
Следующая встреча со следователем произошла ровно через двое суток. Правосудие в нашей стране в высшей степени неторопливое! Упрятали честного человека в кутузку – и в ус не дуют!
В кабинете, кроме главного вершителя моей скромной судьбы, находился еще некий гражданин, которого я поначалу не узнал.
– Ты тут просил встречи с Михайловым, – тускло проговорил следователь, давно уже утративший церемонное «вы».
Я внутренне оживился – если можно считать оживлением тоскливое ощущение непоправимости происходящего.
– Михайлов – вот он...
Я обернулся. Это был тот самый нервный тип из самолета! Тот самый постоялец из номера люкс заштатной нефтегорской гостиницы! Тот самый, который несколько раз попадался мне на глаза накануне собрания!
– Это не Михайлов! – ошарашенно воскликнул я.
– Я его узнаю! – встревожился нервный, возбужденно подпрыгнув на стуле. – Это тип, который за мной следил – и в самолете, и в гостинице... Наверное, он готовил покушение. Я готов дать показания, пишите!
– Запишем, – проговорил следователь, наружно остававшийся все таким же расслабленным.
– Это не тот Михайлов! – в свою очередь возмутился я.
– А какой Михайлов вам нужен?
– Другой, не этот... Отец моей невесты, Лены, владелец тех самых акций... Я его знаю, он такой пузатый, лысый... Мы с ним встречались однажды... А этого я не знаю! Это не он, не Михайлов!
Я возмущенно выталкивал из горла обрывки бессвязных фраз.
– Перед вами владелец похищенных бумаг Илларион Филаретович Михайлов, тот самый, кто вам нужен! – возразил следователь. – Свои права на похищенные акции он подтверждает выписками из лицевого счета, договорами о купле-продаже и так далее...
– У меня даже и дочери-то нет! – обиженно выкрикнул Михайлов. – Только два сына. И молодая жена по имени Алена.
Но кто же тогда Лена?.. И почему она... Я схватился за голову.
– Прошу вас... умоляю... Позвоните Дане Якушевой, она все знает. Она все вернет. Она моя невеста... Я позволил ей распоряжаться акциями, чтобы она согласилась выйти за меня замуж... Мы хотели, проголосовав, честно вернуть бумаги их законному владельцу... Поймите, это было для нас так важно!
– Во заливает! – фыркнул самозванец Михайлов.
– Не понял, у вас что, две невесты? – удивился следователь. – Многоженец, что ли?
Было так сложно все объяснить... Просто невозможно!
– Позвоните Якушевой! – в нервном ступоре бормотал я. – Это недоразумение, ужасное недоразумение... Я не думал... Не хотел... Дана сказала мне...
– Да звонил, звонил я ей, – обронил следователь, покачиваясь на ножках стула, как будто он находился не в государственном учреждении, а в пивном баре.
Я замер в последнем приступе надежды.
– Согласно доверенности, Якушева продала акции фирме «Гуд найт». Будто бы вы лично в преддверии собрания акционеров попросили ее сбыть их за хорошую цену... А потом уже «Гуд найт» продала акции фирме «Гуд дэй», директором которой числилась уже сама Якушева. Далее «Гуд дэй» загнала их компании «Инвест-финанс»... Якушева – девушка грамотная, провернула все без сучка без задоринки, использовав подставную фирму. Она знала, что по закону доверенное лицо не может совершать сделки в свою пользу – для этого и возникла промежуточная компания «Гуд найт»... Сейчас на ворованные акции наложен арест, а после соответствующего решения суда бумаги возвратятся законному владельцу... Ее отец, Якушев, бросился искать свои деньги на счетах фирмы дочери – пусто. Самой дочки тоже нет... Куда делись деньги?..
– Да, молодой человек, – ехидно подтвердил нервный Михайлов. – Акции вернутся законному владельцу, то есть мне, а вам светит срок за мошенничество и за подделку документов!
– Это ведь не я, это Лена, моя невеста, ваша дочь. Спросите у нее, она...
– Уже спросили... – вздохнул следователь. – Елена Михайлова (между прочим, однофамилица потерпевшего) все отрицает. Она не знала о поддельности предоставленного ей для регистрации передаточного распоряжения. Она обыкновенная секретарша, а не графолог и не почерковед, чтобы на глаз определить подлинность полученных документов. К тому же регистратор не обязан проверять подлинность предоставляемых документов. Елена Михайлова действовала в рамках закона, а вот вы...
– Но она предлагала мне подделать передаточное распоряжение! – беспомощно выкрикнул я, все глубже и все неотвратимей погружаясь на дно трясины, откуда невозможно было выбраться. – Это она... Это они... Они договорились... Они потопили меня!
– Уведите его, – бросил следователь. – Все ясно.
– Припаять срок и отправить на Колыму, лес валить, – резюмировал Михайлов.
– Думаю, гражданин Михайлов, суд учтет ваши пожелания!
ОНА
Финал изнурительной борьбы мы праздновали в ресторане. Лернер был весел и разговорчив: целовал ручки немногочисленным дамам, рассыпался в комплиментах, меня назвал самой светлой головой современности, а Галактионова-младшего – лучшим топ-менеджером страны, пророча ему великое финансовое будущее, отчего Витек, еще не привыкший к своему высокому положению, самодовольно раздувался в размерах.
Улучив момент, Лернер подсел ко мне и, положив руку на спинку стула, ехидно осведомился:
– Ну что, Лида, теперь-то твоя душенька довольна?
Я неопределенно дернула плечом.
– Кстати, место генерального директора «Стандард Ойл» все еще свободно. Должность как раз для тебя! Ну?
Я поежилась. Расстрельная должность... Нет уж, спасибо!
– Нет уж, спасибо, – повторила вслух. – К тому же моя специальность – аналитика, а не практика.
Лернер удивился:
– А я на тебя рассчитывал... Сама понимаешь, этот олух Галактионов... Ну протолкнули мы его в совет директоров, ну протащили в председатели... Но одному ему с компанией не справиться!
– Почему одному? – удивилась я. – А вы пригласите на должность генерального директора мисс Якушеву! Кажется, она сейчас без работы. Как-никак у нее диплом МВА, опыт, связи...
– Эту бойкую девицу? – усмехнулся Лернер. – Оригинальная идея... Кстати, знаешь последние новости? Суд присудил вернуть акции их законному владельцу, то есть Михайлову, а Якушев подал встречный иск на фирму своей дочери с требованием вернуть ему деньги. Только денежек там нет, они бесследно растворились в кипрских офшорах.
– Лихо! – восхитилась я.
– Девочка, не поморщившись, надула своего собственного отца! Впрочем, ему есть чем гордиться: не каждая дочурка способна на такую виртуозную махинацию.
– Далеко не каждая, – согласилась я.
И вдруг увидела Рыбью Кость. Есенская шла прямо на меня, приветливо раздвинув свои узкие, мясного цвета губы.
– Представляешь, она отказывается, Эльза! – обернулся к ней Лернер. – Эта дурочка отказывается от поста генерального директора, от оклада в сто пятьдесят тысяч в месяц, от премиальных полтора миллиона в год, от машины с водителем и от собственного кабинета с видом на Кремль... Нет, ты представляешь?!
– Я тебя предупреждала, что Лилеева откажется, – заметила Эльза. – Я знаю ее лучше, чем ты.
– А если двести тысяч? – быстро предложил мне Лернер.
Я отрицательно качнула головой.
– Придется приглашать Якушеву... – вздохнул тот. – Только, боюсь, эта ушлая кидальщица запросит с меня тысяч триста!
– Не запросит. Главное, не дать ей садиться себе на шею. Для этого нужно держать ее на коротком поводке. Метод – кое-какие сведения из ее прошлой жизни, – льдисто улыбнулась Есенская. – Эти сведения, дорогой Авгуша, как ты помнишь, у нас имеются...
– Да, поводок у Якушевой должен быть тугим, под горлышко! – произнес Лернер, поднимаясь, чтобы встретить важного гостя – в ресторан вплыл Крысанов под ручку с супругой.
После его ухода Эльза произнесла – сухо, как будто зачитывала мне выговор за ненадлежащую расцветку галстука:
– Теперь, Лида, нам нет нужды встречаться на шейпинге. Можете не посещать занятий, если не хотите.
Я молча удивилась.
– Теперь мы вполне открыто будем встречаться на совещаниях в моем кабинете. Приказ о вашем назначении начальником аналитического отдела уже подписан.
Чего-то в этом роде я ожидала...
– Признаться, афера со «Стандард Ойл» принесла мне неплохую прибыль, – призналась Железная Леди, голос ее звучал совсем мягко, с налетом усталости. – Вам удалось то, что никак не удавалось сделать мне, – заставить Августа Львовича рискнуть.
Я удивленно слушала, а Есенская продолжала:
– Мне принадлежит сорок девять процентов акций его банка – при разводе удалось выговорить для себе неплохие условия! Столичная прописка еще кое-что значит в нашей жизни...
– Понятно, – кивнула я, улыбаясь.
Как я устала от фальшивых улыбок, расчетов, шахматных ходов! Я просто устала...
По возвращении домой я медленно поднялась по лестнице, с таким трудом переставляя ноги, как будто к каждой из них была привязана пудовая гиря.
Итак, меня назначили начальником отдела... Бабушка еще ничего не знает, вот обрадуется... Она будет лежать, тихо глядя в потолок, а я возьму ее сморщенную пятнистую руку в свои ладони и расскажу все – все-все-все! Всю правду. Про себя, про него, про них... Она меня поймет, она скажет: «Бедная девочка, сколько же ты натерпелась!»
Нет, она ничего не скажет... Она в последнее время почти ничего не говорит... Только смотрит в потолок неподвижным взглядом, как будто силясь что-то припомнить. Соседка, которая ухаживает за ней, сказала, что конец близок...
Но нет, кажется, все еще можно поправить. Я перевезу ее в тот самый закрытый пансионат для обеспеченных стариков, адрес узнаю у Эльзы Генриховны. Теперь-то я смогу это себе позволить...
Там хорошие врачи, вышколенный персонал, прекрасные условия, природа... Ей там будет хорошо. Увидев цветущий луг, она побежит по нему быстрыми молодыми ногами, холодеющими от утренней росы. Она будет бежать об руку со своим возлюбленным, не замечая утренней прохлады. Закружившись, она упадет в росистые травы... Там она будет счастлива, наверное...
В отличие от меня!
Я вошла в прихожую. Включила свет. Тихо...
Тихо, как в колыбели. Как в преисподней. Меня никто не окликнул, никто не позвал.
Заглянула в комнату.
Бабушка сидела в кресле у работающего телевизора, уронив голову на грудь. Спала.
Неслышно опустившись на ковер перед ней, я прижалась щекой к ее коленям, через байковый халат ощутив мертвенную прохладу ее ног.
Взяла ее руки в свои. Они были студеными, как лед. Они были мертвее льда. И гораздо холодней его.
Я все поняла, но не заплакала.
– Все получилось, – прошептала ей, как будто боялась разбудить. – Прости меня.
Она не слышала.
Она ничего не слышала, потому что в этот миг была уже не со мной. В вязком пространстве своих давних снов она бежала со своим возлюбленным по росистому лугу, сбивая ногами холодные тяжелые капли росы. Теперь она была счастлива – там, в своем мертвом сне!
Как я завидовала ей в этот миг!
– Проходи, – улыбнулась я, широко распахивая дверь. – Вот твое новое рабочее место. Нравится?
– Потрясно! – воскликнула она, мерно двигая челюстями. – А кто будет мой босс? Ты? Или какой-нибудь бодрый старичок со вставной челюстью?
– И не надейся! – весело усмехнулась я. – Твой босс – женщина, точнее, девушка. Очень милая, кстати. Ее зовут Дана. Вы с ней сработаетесь. Вы с ней даже чем-то похожи.
– Суперски! – воскликнула она. – Значит, здесь никто меня не будет щипать за ноги, как в том отвратном регистраторе, гори он синим пламенем... Кстати, ты знаешь, как он сгорел?
Коротко хихикнув, Лена плюхнулась в вертящееся кресло, уважительно тронула глянцевую обивку подлокотника.
– Кожа! – прошептала восторженно. – Ну улет! У меня кожаное кресло!
И тут же принялась инспектировать свое канцелярское хозяйство.
Я улыбалась, глядя на ее гнездоустроительную деятельность...
...Что же ему так нравилось в ней? Женственность? Хозяйственность? Домовитость? То, чего не было во мне... Правда, и эти качества не смогли его надолго удержать...
– Одного я не понимаю, – внезапно спросила Лена, отвлекшись от изучения дырокола современной конструкции, – зачем тебе понадобился пожар в регистраторе? Конечно, мне ничего не стоило его сварганить – едва я бросила сигарету на тряпку в туалете, как все сразу же вспыхнуло, даже бензин не пригодился... Я еле ноги унесла!.. Но все-таки зачем, а?
Я была готова к этому вопросу и могла представить ложь так, чтобы она казалась похожей на правду.
– Это нужно было для твоего же блага, – объяснила я. – Могли быть всякие претензии – к тебе, Лена. Нам нужно было подстраховаться.
Она понятливо кивнула.
– Кстати, а что с Ромшиным? – спросила она, когда я собралась уже уйти. – Где он сейчас?
– В изоляторе, – обернулась я к ней. – Скоро суд.
– И сколько ему дадут?
– Наверное, года два.
– Знаешь... – Крутанувшись на стуле, она ногой задержала его плавное вращение. – Между прочим, мне лично его жалко!
– А мне... – произнесла я, задумавшись.
Задумавшись – о нем. Опять о нем! Постоянно о нем...
Я думала о нем под распахнутым небом полночи, думала, когда лежала без сна с закушенной до крови губой. Я видела его – во сне и наяву. Я узнавала его посадку головы в случайном прохожем, я видела отражение его лица в стекле вагона по дороге на работу. Я думала о нем, когда сидела в его кабинете, когда слушала доклады подчиненных.
– Вы сегодня прекрасно выглядите, Лидия Дмитриевна! – Терехин.
– Заварить вам чаю, Лидия Дмитриевна? – Губасова.
– Вы, как всегда, правы, Лидия Дмитриевна! – Разведенки.
Подобострастное, немного испуганно молчание Попика...
Помнят ли они его, как помню я, – каждое движение, каждую сказанную фразу... Думают ли о нем?
Скорее всего, нет.
Большая Сплетня догорает, корчась в предсмертной агонии.
В курилке умирающим эхом слышатся последние отзвуки издыхающего, отжившего свое монстра:
– Ему припаяли срок условно – сказались превосходные характеристики с места работы и отсутствие судимости...
– А знаешь, кто писал на него характеристику?
– Кто? Эльза небось?
– Ну, Эльза его всегда терпеть не могла! Это Лилеева. А Эльза только подписывала.
– Так вот почему... Правду говорят, старая любовь не ржавеет!
– Да не верю я в эту любовь... Какая любовь, господи? После того как она его утопила?!
– Ну уж, утопила... Он сам утоп! Влез в большую игру с маленьким умишком... Коли бы был поосторожнее, может и выплыл бы, а то возомнил о себе...
– Не, ребята, это Якушева его утопила. А Лилеева – что? Пешка! Она только выполняла чужие указания... Наша-то Леди Ди сейчас, между прочим, – о-го-го! Генеральный директор нефтяной компании. А Лилеева так и умрет в начальниках отдела, если ее раньше с работы не попрут.
– Да уж! В начальники забралась, а ходит все в том же костюме, ездит на метро, как простая секретарша... Так и протрубит до пенсии, как Фирозов, от зарплаты до зарплаты... А вот если бы я... Вот если бы мне...
– Я уезжаю, – произнес Фирозов. – Дом продан, конечно, жалко его...
Он обвел руками и пруд, и мостки, и лужайку с притаившейся под пышным кустом клещевины деревянной лягушкой.
– Жалко, что вы уезжаете! – вздохнула я вполне искренне. – Мне будет не хватать вас. С кем я теперь буду советоваться? Надеюсь, в Ницце вам понравится...
– Вы, Лида, можете хоть каждую неделю прилетать ко мне на Лазурный Берег, а деньги на билет я вам вышлю.
– Спасибо вам, – сказала я, пожимая ему руки. – Если бы не ваши восемь процентов акций... Если бы не ваша доверенность на право голосования от фирмы «F»... То... я даже не знаю...
– То я не заработал бы себе на жизнь в Ницце! – усмехнулся он. – Если бы не мои восемь процентов... Просто игра была бы немного другой!
– И исход ее был бы совсем другим...
