Текст книги "Сачлы (Книга 3)"

Автор книги: Сулейман Рагимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Да, такова жизнь!.. Ни на одного из своих живых друзей он, Гашем, не может положиться. Доверять можно лишь покойникам... Уж они-то не предадут, не проболтаются...

На Дагбашева и Алияра тоже нельзя полагаться полностью. Но эти пока не так опасны. Сейчас для него главная угроза – это Зюльмат. Ясно, если бандита схватят, он не станет молчать, заявит Гиясэддинову: "Ошибаетесь, гражданин начальник!.. Главный бандит – не я... Главный бандит – вот он, господин Гашем Субханвердизаде!.. Это он купил меня и отправил скитаться в горы!. Он и его хозяева!.. Он принудил меня, он обманул меня, он посулил мне золотые горы!.. Можете меня расстрелять, но я хочу, чтобы вы знали, кто он – этот Гашем Субханвердизаде!.."

Говорят, одна гора преграждает дорогу сразу к десятку ущелий. Такой горой для Гашема, преградой на его пути, угрозой для его жизни, стал сейчас Зюльмат. Гашем должен во что бы то ни стало, любой ценой срыть этот холм!

Утренний рейсовый автобус доставил в городок прокурора Дагбашева и следователя Алияра.

У Дагбашева все обмерло внутри, когда он от телефониста Тель-Аскера, встретившегося ему у чайханы, узнал, что всего несколько часов тому назад в горы на поимку Зюльмата ушел вооруженный отряд коммунистов и комсомольцев района.

Дагбашев позвонил в райисполком – ему никто не ответил. Тогда прокурор решил пойти домой к Субханвердизаде. Ему пришлось долго стучать в дверь. Измученный бессонной ночью, Гашем никак не хотел просыпаться. Наконец прокурор услышал за дверью шлепанье босых ног.

– Открывай, Гашем, это я, Дагбашев!..– сказал он нетерпеливо.

Субханвердизаде отпер дверь, впустил гостя.

– Явился? – глухо спросил, щурясь от бившего ему прями в лицо неяркого осеннего солнца.

– Как видишь...– угрюмо буркнул Дагбашев.

Они помолчали, буравя друг друга взглядами.

– Проходи в комнату, Дагбек,– сказал наконец хозяин.

Сам пошел первым, Дагбашев – за ним. Гость без приглашения подсел к столу и сразу же, достав из кармана коробку "Казбека", начал торопливо закуривать.

– Ну, джигит, хвастайся, какие новости привез? – спросил Субханвердизаде нарочито бодрым голосом.– Как успехи?

– Ничего хорошего...

– Понятно! – многозначительно протянул Субханвердизаде.– Я слышал, Дагбек, ты добиваешься перевода отсюда... Верно это?

Дагбашев немного смутился. Губы его искривила жалкая улыбка:

– Кто тебе сказал об этом, Гашем?

– Я все знаю!..– сказал хозяин сердите.– И не только это, кое-что и другое... Значит, крысы покидают корабль?..

Дагбашев потупился.

– Подавал заявление, Гашем, да что толку – отказали...

– Значит, бежать хочешь?

– Почему же бежать?.. Куда тут убежишь? – Дагбашев вздохнул, пошутил мрачно: – Или, может, в горы, к нашему лесному другу?..

– А почему бы и нет?! – зло бросил Субханвердизаде, все больше и больше накаляясь.– Тебе в самую пору бежать куда-нибудь без оглядки. Алеша Гиясэддинов давно точит на тебя зуб!..

– По закону они не могут мне ничего...– забормотал Дагбашев.

– "По закону, по закону"! – бесцеремонно перебил его Субханвердизаде.– О чем ты болтаешь? Ты лучше ответь мне, кто ты такой?

Дагбашев недоуменно захлопал глазами:

– Как кто?.. Прокурор...

– Чепуха, враки! Никакой ты не прокурор, понял?

– А кто же я тогда?

– Спроси об этом Алешу Гиясэддинова, он тебе скажет! По их мнению, ты мусорные отбросы! Ясно тебе?

Дагбашев вспыхнул, вскочил со стула:

– Почему же это я – мусорные отбросы?

– Да вот так – мусорные отбросы! – Субханвердизаде тоже повысил голос и, положив руку на плечо гостя, бесцеремонно, толчком усадил его на место: – Ты, Дагбек, сиди, не вскакивай! Или забыл, кто ходил на встречу с Зюльматом, кто доставлял, бандиту патроны?!

Дагбашев заерзал на стуле:

– Гашем, но ведь это ты меня посылал... Как же ты мо.жешь теперь?.. Разве это честно?.. Ведь это ты...

– Молчи, дурак! – прикрикнул на него Субханвердизаде.– Кто тебе поверит, что я, председатель райисполкома, знался с вражескими элементами, кулацкими выродками, нашими классовыми врагами?!

Дагбашев окончательно пал духом, взмолился:

– Прошу тебя, Гашем, не шути так!.. Я ведь ничего не знаю, только что приехал...

– Ты приехал, а вот они – уехали! – Субханвердизаде кивнул на окно.Догадываешься, о ком я говорю? Уехали на охоту за волком... И мне сдается, охота у них будет удачная.

– Я знаю об этом...– еле слышно прошептал Дагбашев, растерянно хлопая глазами.– Встретил на улице Тель-Аскера, он сказал мне: большой отряд ушел этой ночью в горы, хотят поймать. Зюльмата...

– И поймают! – зловеще изрек Субханвердизаде.– И привезут сюда!.. И попросят его рассказать им всю правду!.. Алеша Гиясэддинов заставит Зюльмата развязать язычок!..

– Ну и пусть!.. Мне-то что?..– притворяясь равнодушным, не глядя на Субханвердизаде, сказал Дагбашев.-.Меня это все не касается, Гашем...

Лицо Субханвердизаде сделалось пунцовым от гнева.

– Не касается?! Ты говоришь, не касается?! Врешь, Дагбек!.. Очень даже касается, красавчик!.. – Он понизил голос; – Вспомни Чайарасы, смерть Заманова!.. Или тебе память изменила?..

В глазах Дагбашева мелькнул испуг. Он простонал:

– Гашем, но ведь это ты... Ты захотел... Ты приказал Зюльмату...

– Врешь! – оборвал Субханвердизаде. – На встречу с Зюльматом ходил ты... Ты указал ему маршрут Сейфуллы, день выезда, где Сейфулла остановится... Или забыл?

– Да, но все это я делал по твоему указанию, – бормотал Дагбашев. – Ты так велел, Гашем...

Несколько секунд длилось молчание. Затем Субханвердизаде спросил насмешливо:

– Может быть, уважаемый товарищ прокурор, вам хочется заглянуть к Гиясэддинову и рассказать ему об этом?

– Неужели я похож на предателя?.. Гашем!.. Клянусь, я не выдам тебя.

– Чем клянешься? – полушутя-полусерьезно спросил Субханвердизаде.

– Клянусь священным Кораном!.. Клянусь аллахом!

Субханвердизаде презрительно усмехнулся:

– Жаль, наш Худакерем Мешинов не слышит тебя!.. Он бы тебе задал перцу!.. Не боишься его, нашего главного безбожника?..

– Боюсь, Гашем, боюсь всего! – признался Дагбашев, снова опускаясь на стул.– По ночам кошмары снятся, психом стал... Совсем голову потерял... Не могу взять себя в руки...

– Ничего, возьмешь себя в руки, как поведут на расстрел! – зло сказал Субханвердизаде.– Никто не станет с тобой церемониться!

– Да, ты, прав – уныло выдавил из себя Дагбашев.

Субханвердизаде, видя, что гость окончательно пал духом, подошел к нему, потрепал по плечу, затем глянул ему в лицо:

– Э-э, да ты, я вижу, совсем раскис! Щенок!.. А дальше что будет с тобой?.. Пока это только цветочки. Ягодки – впереди!

Дагбашев плаксиво сказал:

– Боюсь, братец... Не скрываю от тебя – боюсь!.. Страшно мне!

Субханвердизаде прошелся несколько раз взад-вперед по комнате, опустился тяжело на кровать, вздохнул:

– Баба ты, Дагбек! Имя у тебя – мужское, а сам – тряпка! Тебе бы не папаху носить на голове – платок!

– Не бывал я в таких переделках, братец... Не привык...– хныкал Дагбашев.

– "Не привык, не привык"! – передразнил Субханвердизаде.– Для чего ты тогда родился мужчиной?.. Стройный, статный, а характером – девица!.. Надеть на тебя юбку – ни один мужчина не пройдет мимо!..– Субханвердизаде хрипло захохотал.– Ну, чего губки надула, красавица ты моя?.. Иди сюда, приголублю!..

Дагбашев промолчал. Субханвердизаде рывком поднялся с кровати, подошел, встал перед ним. Сказал глухо:

– Запомни, Дагбек, если не умрет Зюльмат – умрешь ты! Заруби это у себя на носу!

– Это я знаю, Гашем...

Дагбашев, избегая взгляда Субханвердизаде, протянул руку к открытой коробке "Казбека", взял папиросу, сунул ее в рот. Спички лежали перед ним на столе, он словно не видел их. Внезапно им овладела апатия.

"Да, от него надо как можно скорее избавиться,– подумал Субханвердизаде.Трус!.. На такого нельзя положиться..."

Зажег спичку, поднес ее к папиросе Дагбашева. Тот жадно затянулся, поднял голову, жалобно посмотрел на Субханвердизаде.

– Что же теперь будет, Гашем?

Субханвердизаде вдруг широко улыбнулся, подмигнул ему, хлопнул по плечу:

– Ну хорошо, не падай духом, джигит!.. Я тебя испытывал, Дагбек. Хотел проверить, много ли в тебе мужества... Вижу – достаточно!.. – Он громко захохотал.– Однако не вешай носа, дружище, не все так плохо, как тебе кажется! Ведь все думают, что Заманова шпокнули из-за женщины...

Дагбашев с надеждой смотрел на Субханвердизаде. Ему очень хотелось верить его словам.

– Это правда, Гашем?.. Действительно все так думают?.. И Гиясэддинов тоже?.. И Демиров?..

Субханвердизаде помрачнел, нахмурился. Хлопнул ладонью по нагану, висящему на боку на поясе.

– Имей в виду, Дагбек, я потрачу на тебя только одну пулю! В затылок! Запомни! Так обычно расправляются с беглецами. Ясно тебе, щенок?!

– Да разве я бегу? Я – с тобой, Гашем! Почему ты не веришь мне?

– Хорошо, поживем – увидим.– Субханвердизаде сел на стул напротив Дагбашева. – А теперь выкладывай, что ты делал в Баку.

Дагбашев сбивчиво рассказал о своей поездке. Субханвердизаде рассеянно слушал, курил. Спросил под конец:

– Где Алияр?

– Приехал вместе со мной.

Субханвердизаде подозрительно сощурился:

– Не сболтнул ли ты ему чего-либо лишнего?.. Небось вместе пьянствовали в Баку!.. Знаю я тебя!

– Что ты, что ты, Гашем!.. О наших делах Алияр не знает ровным счетом ничего.

– Ну, смотри у меня! – Субханвердизаде помолчал, затем распорядился: Чуть погодя пришлешь его ко мне. Дело у меня есть к нему.

Дагбашев кивнул.

– Хорошо, пришлю.

– Я слышал, он тоже пытался перевестись отсюда? – спросил Субханвердизаде.– Бегал по инстанциям?

– Бегал, только отказали, как и мне...

– Он-то чего надумал сматываться? Чего бежит, как лиса от капкана?

– Говорит, климат ему здешний не подходит. Высоко очень – горы, а у него будто бы давление... Это помимо язвы желудка...

Они помолчали.

Дагбашев исподлобья наблюдал за Субханвердизаде, чувствовал: Гашему тоже страшно, Гашем, как и он, растерян.

Когда Дагбашев ушел, Субханвердизаде позавтракал на скорую руку и отправился в райисполком. Чувствовал он себя подавленно. К тому же сильно болела голова. Сказывалась бессонная ночь.

Вскоре к нему в кабинет заглянул следователь прокуратуры Алияр.

– Входи, входи, голубок!..– вкрадчивым голосом, не предвещающим ничего хорошего, сказал Субханвердизаде.– Входи да поплотней закрой за собой дверь!.. У нас с тобой будет серьезный разговор!..

Алияр осторожно прикрыл дверь, приблизился к столу. Субханвердизаде не предложил ему сесть.

– Товарищ Дагбашев велел, чтобы я зашел к вам...– начал неуверенно Алияр.

Субханвердизаде бесцеремонно перебил его:

– Ну, красавец, рассказывай, что делал в Баку столько времени?.. Уехал как под землю провалился! Эх, работнички!.. Знаю я вас!.. Живете в государственной гостинице, просаживаете государственные деньги, едите, пьете, кейфуете!.. А работать кто будет за вас?.. Об этом не думаете!.. Мои слова относятся прежде всего к тебе, красавец... Мы стараемся изо всех сил, хотим сделать из тебя человека... Говори, черт возьми, станешь ты наконец человеком или нет?!

Душа Алияра мгновенно ушла в пятки. Он подумал: "Наверное, в мое отсутствие кто-нибудь наговорил на меня Гашему..." ......

..– Что молчишь? – наступал Субханвердизаде.– Может, онемел?.. Или прикидываешь в уме, как бы похитрее соврать? Отвечай, бездельник, когда тебя спрашивают!.. Думаешь молчанием загладить свои прегрешения?! Не выйдет! Говори, сколько дней ты пьянствовал в Баку?..

– Я отсутствовал почти полтора месяца...

– Не мало ли?.. Надо было еще погулять!

Алияр кашлянул в кулак:

– Болен я, товарищ Гашем... Очень серьезно болен... Честное слово!..

– Ах, ты болен?! Бедняжка!..– с издевкой сказал Субханвердизаде. Интересно знать, что за болезнь у тебя вдруг объявилась?

– Врачи говорят, климат здешний не подходит мне, советуют, переменить...

– Ах, вот оно что!.. Климат нам не подходит!.. Чем же он плох для тебя?

– Горный воздух противопоказан для людей, у которых повышенное давление... Говорят, я должен жить в низменных местах, на, равнине. К тому же у меня язва желудка...

– Конечно, после того как ты отравил здешний воздух, он стал вреден! съязвил Субханвердизаде.– Когда труп разлагается, он заражает все вокруг себя, в том числе и воздух,– врем это известно!

Алияр не смел поднять глаз от пола.

– Обижаете вы, меня, товарищ Гашем... А ведь я всегда...

Субханвердизаде не дал ему договорить:

– Сам ты себя обижаешь, милок! Меньше бы гулял и пил, меньше бы волочился за юбками – так и здоров был бы!.. Ну, хорошо, об этом мы еще поговорим. Скажи мне вот что... Много ли у тебя дел в производстве?

– Есть несколько...

– "Несколько"! – передразнил Субханвердизаде.– Вот видишь?! Ты даже не знаешь точно, сколько у тебя дел!.. Работать надо, красавчик, работать, а не спать!

– Трудно, товарищ Гашем... Дела очень сложные, уголовные... – пожаловался Алияр.

– Трудно потому, что ты сам уголовник! – рявкнул неожиданно Субханвердизаде.– А раз ты уголовник, как тебе можно поручить расследование уголовных дел?! Место уголовника – за решеткой! Понял?.. Тебя следует препроводить в КПЗ к Абишу. Вы, я вижу, два сапога – пара... Он – твой дружок!..

– Так ведь я сам лично его того... арестовывал...– пробормотал Алияр.

– Ты его арестовывал!.. Лично!.. Ерунда!.. Это я приказал тебе арестовать Абиша и заключить под стражу. Я вам сказал: вот он – преступник, взломщик сейфа, берите его!.. А ты, Алияр, мне сдается, не прочь присвоить чужие лавры, приписать это дело на свой счет, а?.. Ну, хитрец!.. Ловкач!.. Проходимец! Наверное, ты уже и в центр успел написать, мол, смотрите, какой я герой, выявил преступника?.. О повышении мечтаешь?! Сознавайся, писал в Баку или нет?

– Нет, не писал.

– Не верю!

– Честное слово, не писал, товарищ Гашем...

– Почему?

– Так ведь дело еще не закончено... Изменились обстоятельства, как вы знаете: Абиш тронулся умом... Не знаю, как быть, что делать?.. Действительно, налицо попытка взломать

сей'ф, но мы не знаем, с какой целью намеревался Абиш сделать это. Я как раз хотел посоветоваться с вами по этому вопросу, товарищ Ташём... Что вы думаете?

– Об этом у нас еще будет разговор впереди! – важно ответил Субханвердизаде.– Ты мне сейчас вот что скажи... Где находится дело, которое ты завел на ту девушку?

Алийр сделал удивленные глаза:

– На какую девушку?

– Чего прикидываешься непонятливым? Я говорю про Сачлы... Или забыл?

Алияр поспешно закивал головой:

– Нет, нет, помню.. Протокол мы тогда составили, обыск произвели... Тайный, конечно... Нам помогла Гюлейша... Была обнаружена порванная кофточка...

Субханвердизаде хлопнул ладонью по столу, закричал:

– Протокол!.. Обыск! Ты мне скажи бумажная твоя душа, зачем вы завели на Рухсару Алиеву дело?.. Какое ты имел право?..

– Так ведь на это было ваше указание, товарищ Гашем...

– Врешь! – оборвал Субханвердизаде.– Ничего я тебе не говорил! О каком таком моем указании ты болтаешь?

– Мне тогда товарищ Дагбашев сказал, что это ваше указание.

– Наврал тебе Дагбашев! Оба вы – жулики!.. Однако у тебя-то есть своя голова на плечах?! Отвечай мне, на каком основании ты завел дело на эту девушку?

– Но ведь она путалась с Абишем... Так показали свидетели... Абиш и порвал ей кофточку... Словом, эти два дела связаны... Мы располагаем такими данными...

– Ерунда! Глупости болтаешь!... Мне кажется, ты, развратник, заришься на эту бедную девушку... Слышал я про твои делишки!.. Все знают, что ты бабник!.. Мы бьемся, проводим среди женщин разъяснительную работу, уговариваем их снять чадру, а что в результате?.. Стоит только девушке сбросить с себя чадру, как вы стаей коршунов налетаете на нее... Может ли одна бедняжка выдержать натиск сотни таких лоботрясов, как ты?! Совести у вас нет!.. Разве так можно? Это же безобразие!.. Мы стараемся, готовим для родины молодые женские кадры, а вы позорите честных людей, черните невинных девушек, словом, перечеркиваете всю нашу работу! До каких пор это будет продолжаться? Есть у вас совесть или нет?!

Алияр не знал, что ответить. Он переминался с ноги на ногу и в страхе таращил на Субханвердизаде глаза.

– Так ведь я действовал по распоряжению свыше... – снова начал было он.

– Может, ты считаешь меня своим сообщником?! – возмущенно воскликнул Субханвердизаде. – Меня, председателя райисполкома?!

– Никак нет, товарищ Субханвердизаде... Никак нет... – бормотал Алияр. Но и вы поймите меня...

– Может, ты делишься со мной взятками, которые получаешь от своих жертв?! Ну, отвечай – делишься, делился когда-нибудь?

Холодный пот прошиб Алияра. Он готов был провалиться сквозь землю.

– Что вы!.. Что вы!.. Не было такого... Да и разве я сам позволю?.. При чем здесь взятки?

– Молчи, не оправдывайся!.. Мне ли не знать тебя, жулик?! Ну, довольно болтать!.. Ступай, принеси мне дело этой самой Сачлы!

– Товарищ Субханвердизаде, я не имею права выносить из прокуратуры дела!.. Ведь я за них головой отвечаю!.. Пожалейте меня! – взмолился Алияр.– Честное слово, не имею права!..

– А какое у тебя было право порочить чистую, как весенний цветок, дочь нашего народа?.. Как ты посмел бросить на нее тень?! Иди, иди, немедленно принеси мне ее дело, иначе я сотру тебя в порошок... Ступай! – Видя, что Алияр не двигается с места, Субханвердизаде протянул руку к массивному мраморному пресс-папье, лежавшему на груде бумаг на столе.– Ну, ты пойдешь, преступник?!

Алияр бросился к двери.

Дойдя до прокуратуры, он хотел было позвонить домой Дагбашеву, но потом раздумал, решил: "Эх, будь что будет!" Достал из шкафа папку с делом, заведенным на Рухсару Алиеву, и поплелся назад в райисполком.

Заполучив папку, Гашем Субханвердизаде объявил:

– Дело останется у меня! Ступай!

Алияр робко спросил:

– Товарищ Гашем, а когда можно будет забрать у вас дело назад?

– Никогда!.. Эту папку надо сжечь, предать огню!.. Ясно тебе?

– Не губите меня, товарищ Субханвердизаде! – взмолился Алияр, едва сдерживая слезы. – Если дело пропадет, меня отдадут под суд! Ведь дело зарегистрировано, оно числится у нас под номером...

– Ты стоишь этого, жулик! – Субханвердизаде начал листать дело Рухсары, пробежал глазами некоторые страницы. – Боже, какой кошмар!.. Какой вздор!.. И тебе не стыдно было писать такое?! Тьфу!..

Он подошел к стенной кафельной печи, открыл железную дверцу. Достал из кармана спички, поджег страницы дела и, когда вся папка занялась, сунул ее в печь.

Через несколько минут дело Рухсары превратилось в кучку пепла.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

В недавно созданном (можно сказать – новорожденном) колхозе деревни Эзгилли приступили к осеннему севу. На плечи Тарыверди, который был избран председателем колхоза, лег немалый груз новых, непривычных забот. К чести Тарыверди следует сказать, что он с большим рвением взялся за дело. Теперь у него не было покоя ни днем ни ночью.

На носу была зима. Сюда, на высокогорье, она приходила очень рано. Нередко снег выпадал уже в сентябре.

Осень этого года выдалась теплая. Но в горах, на высоте, все переменчиво. К примеру, сегодня небо безоблачное, солнце ласково пригревает, а ночью вдруг задует свирепый ветер, нагонит со стороны Зангезурских гор стада низких косматых туч. Начнется снегопад. Вот и зима пришла.

Сейчас Тарыверди думал только об одном: успеть бы посеять озимые до непогоды. Успеют– можно надеяться на хороший урожай. будущим летом, окрепнет молодой колхоз, крестьяне уверуют в преимущество артельного труда, впредь будут лучше трудиться, расцветет колхоз, эзгиллийцы заживут в достатке, а ему, колхозному вожаку,– слава и почет.

Зерно для посева собрали. Рабочих рук в деревне было достаточно, энтузиазма у эзгиллийцев – тоже. В одном была загвоздка: не хватало тягловой силы – быков.

В это трудное время Новраста всей душой болела за работу мужа: ведь если ее Тарыверди – председатель колхоза, то она – "председательша". Она немало помогала советами Тары-Верди, подбадривала его в трудные минуты, – словом, была, как говорится, его правой рукой. На своего отца Намазгулу она сердилась, при встречах говорила:

– Ведь ты – наш отец!. Ты должен помогать своему зятю!.. А ты не только не помогаешь – ты стараешься навредить ему, мешаешь работать, хочешь развалить новое дело!..

И это была правда. С первого же дня образования колхоза Намазгулу где только мог вредил новому начинанию, вставлял палки в колеса. Семенное зерно сдал самого низкого качества, наполовину прелое. Новую воловью упряжь припрятал в сарае, отдал в колхоз старое, сломанное ярмо и старые, плохенькие ремни. По утрам на колхозную работу он шел так, словно к его ногам были привязаны стопудовые гири. А между тем Намазгулу больше всех в деревне (если, не считать инструктора райкома Меджида) постарался, чтобы председателем колхоза был избран его зять. Можно сказать, это он уговорил жителей Эзгилли проголосовать за Тарыверди. Сила доводов Намазгулу оказалась неотразимой, его красноречие восторжествовало.

– Дорогие мои, каждое дело надо делать с понятием! – вразумлял он односельчан.– Лучше всего избрать в председатели батрака!.. Нам нужен батрак!.. Только батрак!.. Если мы изберем главой нашего колхоза батрака, у нас будет достаточно длинный язык, когда нам придется разговаривать с властью. А если вы, например, изберете в председатели меня или еще кого-нибудь другого, из добрых хозяев, нас потом всех сживут со света, обвинят в пособничестве врагам нынешней власти – кулакам... Весь свет знает, что Тарыверди был батраком. Он, можно сказать, потомственный батрак! Там, наверху, никто не рассердится, не станет возражать против избрания, Тарыверди председателем нашего колхоза! Так будем же голосовать да Тарыверди!.. Это в наших с вами интересах!..

Намазгулу был уверен, что Тарыверди после избрания окажется у него в руках и все будет делать по его указке.

Наутро после собрания он вызвал Тарыверди к себе и начал наставлять:

– Я так считаю, дорогой зятек: раз власти того хотят, раз случилась такая напасть, то пусть к небу вьется колхозный дымок. Ничего!.. Но мы-то народ бывалый, мы знаем: сегодня так, а завтра все будет иначе, по-другому, по-старому... Поэтому делай, как я скажу тебе... Народ к работе не принуждай, не иди против сельчан, не ссорься с людьми!.. Возьми пару быков да плуг – вот и хватит для колхозного поля... А людям дай возможность работать на себя, пусть каждый добывает себе свой кусок хлеба... И ничего не бойся. Кто сюда к нам приедет? Кто сунется в эти дикие горы, где кончается царство аллаха?.. Кто станет пядь за пядью измерять нашу землю – чье это поле, а чье – это?! Где колхозное, где – не колхозное?.. А если вдруг, не ровен час, приедут из города и спросят, ты скажешь им: это все наше общее, колхозное... Вессалам!.. Вот и все! Понял?

У Тарыверди была совсем другая точка зрения на колхоз.

"Матерый хищник!.. Волк в овечьей шкуре!..– думал он.– Хитришь, прикидываешься добреньким, источаешь из уст мед и сахар, хочешь обвести меня вокруг пальца!.. Думаешь, я до конца моих дней буду, как вол, таскать тебя на своей спине?.. Нет, ошибаешься!.. Мне надоело ходить в упряжке!.. Тяжело дышать!.. Освободи меня!.. Или я сам себя освобожу!.."

Между Тарыверди и Намазгулу началась борьба – то скрытая, то явная. Бежали недели, борьба эта не ослабевала, напротив – изо дня в день все больше и больше обострялась.

Новраста во время их споров неизменно принимала сторону мужа, защищала колхоз. Это не нравилось отцу, он перестал разговаривать с дочерью. Молодая женщина при всяком удобном случае пыталась примирить враждующие стороны.

В один из дней, придя в родительский дом, Новраста упрекнула отца:

– Эх, папа, нехорошо ты поступаешь с Тарыверди! Ведь кроме нас, у него нет никого из родных!.. Сам же ты добивался, чтобы Тарыверди избрали председателем, а теперь мешаешь ему! Кто ему еще посоветует, если не ты, отец?..

Намазгулу метнул на дочь неприязненный взгляд:

– Твой Тарыверди забыл, что он всего лишь вчера вылупился из яйца, и наскакивает на всех, как задорный петух!.. Старших надо почитать, а он не признает ни седобородых, ни чернобородых!.. Да разве так можно?.. Он ведет себя вызывающе... Скоро люди возненавидят его и отвернутся от него... Хорошо будет?.. У нас в деревне нет такого человека, который бы не плевался, услышав имя твоего муженька!.. И мне стыдно!.. Сельчане упрекают меня, говорят: "Послушались тебя, аксакала, избрали твоего зятя председателем, а он с нас три шкуры готов содрать. Вместо того чтобы дать нам спокойно жить, норовит оседлать!.." Нехорошо, доченька, ведет себя твой Тарыверди!.. Закусил удила, взбесился!.. А бешеный, сама знаешь, живет только сорок дней... Боюсь, очень боюсь, как бы этот Тарыверди не стал для нас непосильным грузом!.. Подумай, дочка, что может случиться?.. Не дай аллах, кто-нибудь из недовольных твоим мужем устроит ночью засаду, подкараулит его и пошлет ему пулю в сердце... Придется мне тогда на старости лет стать кровником, мстить за Тарыверди... Как-никак он мой родственник, зять. Сама знаешь, у нас такой закон. Иначе люди назовут меня бесчестным. Эх, разве людей поймешь?.. Ведь если Тарыверди убьют, все забудут, что вчера хаяли его, начнут жалеть, скажут: зря погиб, напрасно погубили парня!.. Но ведь на все есть причины... Если, скажем, я кинусь в бурную горную реку, то поток умчит меня вниз и разобьет о скалы. Почему же твой муж этого не понимает?.. Почему он как безумный кидается наперерез горному селю и хочет повернуть его вспять?! Жалко мне твоего глупого мужа, дочка! Нарвется он на чью-нибудь пулю...

В глазах Новрасты мелькнул испуг.

– Нет, нет, отец!.. Этого не будет!..– воскликнула она.– У Тарыверди есть защитники – закон, его партия!.. Моего мужа охраняет советская власть, несокрушимая и высокая, как наши горы!.. Что с того, что Тарыверди был в прошлом простой батрак?.. Разве батрак не человек?.. И за спиной батрака может стоять защитник-слон!.. Не дай аллах, если с Тарыверди случится какая-нибудь беда, у него найдутся защитники, которые отомстят за его кровь!.. Сам знаешь, что у живого нет заступников, а у мертвого их множество!

Намазгулу презрительно скривился:

– Кто за него вступится?!

– Хотя бы я!

– Ты?! – Намазгулу рассмеялся.– Да что ты можешь сделать?.. Возьмешь винтовку, будешь стрелять в обидчика?..

– Стрелять я не умею. Но в случае беды подберу подол юбки и зашагаю прямо в Баку. Никто меня не остановит, я доберусь до самой двери советской власти, и она мне поможет!.. Если надо, я и до Москвы дойду! Я добьюсь, чтобы дом убийцы моего мужа снесли из пушки!

– Можно подумать, у советской власти мало своих дел и забот!.. Как же, станет она палить из пушки из-за какого-то безвестного голодранца Тарыверди, который не стоит даже гнилого ореха!.. Или, ты думаешь, пушечные ядра – это камни, что у нас на дороге валяются,– бери и кидай куда хочешь?! Да и кто потащит пушку в эти горы?.. Кто стрелять будет?..

– Я потащу! – твердила Новраста.– Я все сама сделаю.

– И стрелять будешь ты? – ухмыльнулся Намазгулу.

– И стрелять буду я! – выкрикнула дочь. В глазах ее была ярость.

– В чей дом?

– В дом убийцы Тарыверди!

Намазгулу закусил губу, сощурился. В душе его закипала злоба против дочери.

– А если это будет дом твоего родного отца?'– спросил он, понизив голос.Тоже будешь стрелять?

– Буду!.. Буду стрелять! – срывающимся голосом ответила Новраста. Она была близка к истерике.

– Не посмотришь на то, что я – твой отец?..– с угрозой в голосе спросил Намазгулу.

– Если отец не считается со своей дочерью, то и дочь не будет считаться с отцом! – выпалила Новраста.

– Значит, предашь меня ради Тарыверди?! Меня, родного отца?! Неужели предашь?..

Новраста изо всех сил сдерживалась, чтобы не расплакаться. Но в глазах ее уже стояли слезы.

– Тарыверди – мой муж...– глухо выдавила она из себя.– Пока я жива, я буду защищать и его, и его честь, и его дело!.. Если Тарыверди убьют, я буду мстить за него!..

– Скажи ему, чтобы он стал человеком!.. Пусть меня слушается!.. – мрачно процедил Намазгулу.

Новраста вдруг всхлипнула и, залившись слезами, бросилась к двери. Отец вышел на веранду и долго смотрел ей вслед, хмурился, бормотал себе в бороду:

– Верно говорят: не ищи врага на стороне – он живет в твоем доме... Это называется дочь!.. Безродного проходимца почитает и любит больше родного отца!.. Ну, времена!..

Подошла жена Нурджахан, слышавшая весь разговор мужа с дочерью. Начала отчитывать его:

– Не я ли говорила тебе, ай, киши, не прививай к нашей чистой кости грязную собачью кость этого батрака?! Разве ты меня послушал?.. А завтра ты, почтенный, седобородый человек, будешь нянчить на руках младенца этого сучьего сына Тарыверди!.. И этот щенок будет выщипывать по волоску твою седую бороду!.. Тебе этого не миновать, я тебя предупреждаю!.. Сам во всем виноват! Как говорится, убил на своем поле свинью – вот и выволакивай теперь ее нечистый труп... Такова благодарность этого голодранца Тарывердишки за все наше добро!.. Ел твой хлеб, женился на твоей дочери, а теперь издевается над тобой!..

Намазгулу тяжело вздохнул:

– Что же нам теперь делать, Нурджахан?.. Подскажи... Как быть?.. Ума не приложу...

– "Как быть?.. Как быть?.." – передразнила женщина.– Говорю, сам виноват во всем. Погоди, не то еще будет!.. Не быть мне дочерью своего отца, если этот проходимец не отгрызет тебе голову и не захватит все твое добро!.. Увидишь, твоего сына Оруджгулу он сделает своим слугой... Он отомстит тебе за то, что ты когда-то заставлял его работать на себя!.. Клянусь аллахом, Тарыверди это сделает!.. Что можно ждать от батрака, сына батрачки?.. Говорят, яблоко от яблони недалеко падает... От неблагодарного не жди добра...

Намазгулу растерянно смотрел на жену:

– Что же теперь будет, Нурджахан?

– Не знаю, что будет... А пока мы попали в огонь – и горим...

– Сколько же мы будем так гореть, жена? – спросил сдавленным голосом Намазгулу.– Может, ты поговоришь с этим проходимцем?.. Попробуй!.. Скажи ему: детка, образумься, не кичись, прислушайся к словам старших!.. Ведь Тарыверди твой зять, а зять обязан уважать и слушать свою тещу...

Нурджахан перебила мужа:

– Это в том случае, если зять – человек, а не набитый дурак! Но ты сам видишь: он в последнее время словно взбесился, волком глядит на нас... Можно подумать, мы убили его отца родного. Не думала я, что в этом голодранце может быть столько спеси! Возомнил себя большим начальником!.. Может, он мстит нам за свою мать, которая работала у нас?..

– Наверное, так, жена...

– Неблагодарный! – ворчала Нурджахан.– А мы-то отдали за него нашу беляночку, голубку!.. Да накажет спесивого голодранца аллах!

Они помолчали. Затем Намазгулу снова спросил:

– Что же теперь будет?

– Будет то, что есть! – раздраженно ответила женщина.– Попал ты в огонь... Теперь молчи, стань немым, исполняй беспрекословно все приказания Тарыверди-бека, прислуживай ему! Теперь он – твой господин, а ты – его раб!.. Гни перед ним спину, предупреждай каждое его желание!..