355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сулейман Рагимов » Сачлы (Книга 3) » Текст книги (страница 9)
Сачлы (Книга 3)
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 02:58

Текст книги "Сачлы (Книга 3)"


Автор книги: Сулейман Рагимов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Старик вскипел:

– Это я, Намазгулу, сын Оруджгулу, должен прислуживать своему бывшему батраку, исполнять его приказания?! Я, аксакал Намазгулу, должен гнуть спину перед каким-то безвестным голодранцем, ждать от него милостей?! Нет, этого не будет!.. Уж лучше я подамся в горы!.. Брошу и дочь, и сына, и жену, подожгу свой дом, но ярма на шею не надену!.. Пусть Тарыверди не надеется на это!..

– Все-таки он свернет тебя в бараний рог, Намазгулу!..– поддела жена. Помолчав, продолжала: – Да, забыла тебе сказать...– Она понизила голос.– На днях я разговаривала с ним, просила его не перечить тебе, так он начал грозиться, стрелу пустил, а лук спрятал!..

– Какую стрелу, какой лук?.. Говори толком, жена!

– Он намекнул на историю с хлебом...

Намазгулу сделался белым как полотно. Спросил шепотом:

– С каким хлебом?

– С тем хлебом, который ты переправлял Зюльмату, да разрушит аллах дом этого разбойника!

Старик насупил брови, задумался. Наконец сказал глухо:

– Откуда Тарыверди мог узнать об этом? Как ты думаешь, кто ему сказал?

Нурджахан пожала плечами:

– Может, Новраста сболтнула?.. Я думаю, это она, да не пойдет ей впрок молоко, которым я кормила ее!

Намазгулу пугливо глянул по сторонам, словно опасался, что

их кто-нибудь подслушивает.

– Погубит нас этот Тарыверди, жена. Пропали мы!..– Он снова перешел на шепот: – За этот хлеб ГПУ снесет нам головы!

Супруги ушли с веранды в дом. Однако начатый разговор продолжался и здесь.

– Да, плохи наши дела, пропали мы!..– уныло сказал Намазгулу, усаживаясь на тюфячок.– Если нас сцапают, что будет с нашим сыном Оруджгулу?..

Жена вздохнула:

– Его-то, наверное, не тронут, он еще ребенок...

– Это как раз и плохо, что ребенок... Он первый во всем сознается в городе на допросе...– Намазгулу помолчал, затем спросил: – Так что тебе сказал этот проходимец Тарыверди, будь он неладен?!

Нурджахан зашептала таинственно:

– Тарыверди сказал, что какой-то там...– Она запнулась.– Касаддинов, что ли... Или Гиясэддинов... Не запомнила я имя... Словом, этот Гиясэддинов будто бы все знает про хлеб, который я пекла для Зюльмата...

Мысленному взору Намазгулу представился начальник райотдела ГПУ Алеша Гиясэддинов, с наганом на поясе, в военной форме, в фуражке с красным верхом, высокий, статный мужчина, которого он видел несколько раз, когда приезжал в город – за покупками или продать что-нибудь на базаре.

– Послушай, Нурджахан...– тоже перейдя на шепот, сказал Намазгулу.– Может, нам самим как-нибудь заткнуть рот этому сукиному сыну?.. Что ты думаешь?..

Женщина испуганно посмотрела на мужа, замахала рукой, сдавленным голосом произнесла:

– А как же Новраста?.. Ребенок у нее должен быть... Ведь она нам родная дочь...

Намазгулу угрюмо молчал и думал о своем.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Накануне под вечер был отремонтирован еще один плуг. Наутро Тарыверди начал ломать голову, как бы и его пустить в дело. Он знал: у тестя есть пара молоденьких упитанных бычков, еще не ходивших в упряжке. Дня два назад он намекнул ему, что бычков пора бы уже приучать к плугу, однако тесть не пожелал слушать его доводы, отмахнулся:

– Что тебе еще надо от меня, ненасытный?.. Ведь я отдал в ваш колхоз двух хороших волов... Мало? И молодняк хотите забрать?.. Бычки еще не окрепли, вы их загубите!

Так Тарыверди и ушел из дома Намазгулу ни с чем.

И вот теперь бездействующий плуг вновь вернул его к мысли: как заставить тестя расстаться с бычками? Весь день, работая в поле вместе с сельчанами, он не переставал думать об этом. К вечеру, поужинав дома, накинул на плечи пиджак и направился к тестю. Тот встретил Тарыверди на веранде своего дома неприветливо, словно чувствовал, с какой целью зять пожаловал.

– Салам, дядя Намазгулу!

– Салам, салам,– хмурясь, ответил старик,

– Что хорошего?

– У нас все хорошо благодаря тебе...– насмешливо бросил хозяин дома.– А как твои дела, дорогой зятек? Тарыверди поднялся на веранду.

– Мои дела, дядя, средние... Пахать нам осталось еще порядком. Боюсь, не управимся до снега... Вчера ребята починили еще один плуг...

Он умолк. Наступила долгая пауза. Намазгулу насторожился. Ему было ясно, куда клонит зять.

– Исправили плуг, говоришь?..– сказал старик нарочито равнодушно.– Очень -хорошо. Пригодится весной, когда будем сеять яровые...

Тарыверди решил идти напролом:

– До яровых много воды утечет. Мы еще не посеяли озимые... Я вот что думаю, дядя Намазгулу... Отдайте нам ваших бычков! Очень вас прошу!

На веранду, держа в руке керосиновую лампу, вышла хозяйка дома. Стоя за дверью, она слышала, что сказал зять, решила вмешаться.

– Что тебе надо от нас, дорогой? Мы радовались, благодарили аллаха, когда ты возвысился!.. Думали, теперь нам будет легче... А выходит все наоборот: ты только терзаешь наши сердца, обижаешь нас... Разве мы заслужили это?..

– Ближе вас у меня нет никого, мать, потому и прошу у вас помощи!..

– Все, что мы имели дорогого, мы уже отдали тебе! Была у нас красавица дочь, свет наших очей, наша белокрылая голубка,– мы не пожалели ее для тебя. Остались одни...

– Почему же одни, эй, женщина?! – возразил Тарыверди...– Ведь у вас есть еще и сын – Оруджгулу!

Обращение, "эй, женщина" показалось хозяйке дома непочтительным. Она поставила лампу на перила веранды и отошла в сторону, ворча на зятя:

– Грубиян!.. Не научили тебя, как надо разговаривать со старшими!..

Тарыверди развел руками:

– Трудно угодить на вас. Не понимаю, что с вами случилось?

– С нами ничего не случилось,– мрачно отозвался Намазгулу.– Мы все те же, какие и были... А вот ты, Тарыверди, больно заносишься...

– Вовсе не заношусь. С чего это вы взяли?

– Заносишься! Если бы не заносился, ты бы не приставал к нам, не требовал бы от нас последних бычков!..

Тарыверди прямо-таки взмолился:

– Очень вас прошу, дядя Намазгулу, отдайте мне их!.. Не успеем посеять...

– Не отдам! – закричал Намазгулу, приходя в ярость.– Не отдам!.. Бычки мои!.; Не имеешь права забирать!..

– Так ведь я не для себя, бычки нужны колхозу,– твердил Тарыверди.Войдите в наше положение!..

Не желая, чтобы их перебранку услышал кто-нибудь из сельчан, он сделал попытку увести тестя в дом. Намазгулу оттолкнул его:

– Дурак!.. Ты – как слепой: вскочил на коня и топчешь своих же родных, рушишь свой дом!.. Опомнись!.. Остановись!.. Тарыверди сказал, сдерживая себя:

– Но ведь я – председатель колхоза, а колхоз – это большая семья. Я не хочу, чтобы люди попрекали меня... Могут сказать: у тестя председателя есть крепкие бычки, почему они не отдают их в колхоз?..

– Ах, вон ты как рассуждаешь?.. Понятно!.. Из кожи лезешь вон?.. Выслужиться хочешь?.. Думаешь, тебя за это чином наградят, медаль повесят на грудь?.. Жди!.. Никто тебе даже "спасибо" не скажет!..

– Не пойму я вас, дядя... Ведь вы сами мне говорили: не стой на месте, продвигайся вперед... Вот я и продвигаюсь. Почему же вы не хотите мне помочь?.. Люди смотрят на вас, берут с вас пример... Если вы отдадите своих бычков, то и другие отдадут... Вы же аксакал в этой деревне, вас уважают!

Намазгулу продолжал кипятиться:

– Конечно, меня уважают!.. Я заслужил уважение людей... Я – не безвестный голодранец, рожденный нищенкой вдовой!..

Тарыверди вспыхнул:

– Ах, вот как!.. Ну хорошо, я не забуду этих ваших слов, дядя Намазгулу!..

– Ты мне еще угрожаешь, щенок?! Ах ты, батрак, сын батрака...

– Да, я – сын батрака! – с вызовом бросил Тарыверди.– Но я не позволю никому замахиваться на себя, даже отцу моей жены!..

– Будь проклят тот хлеб, которым я много лет кормил тебя! – выкрикнул в ярости Намазгулу.

– Это я вас кормил, я работал на вас с детских лет!..

– Тогда почему ты перебрался в мой дом из лачуги своих предков-батраков?.. Не ты ли с малых лет сидел, распустив сопли, у моего очага и грелся?..

В этот момент во двор вбежала Новраста. Она знала, куда и зачем пошел Тарыверди. На душе у нее было неспокойно, и она решила пойти следом за мужем к родителям.

Поднявшись на веранду, Новраста приблизилась к отцу, начала просить:

– Отец, успокойся!.. Ну, пожалуйста!.. Что случилось?.. Не ссорьтесь!.. Умоляю, не надо!..

Намазгулу грубо оттолкнул ее рукой:

– Заткнись, сучка! – Он передразнил Новрасту:– "Отец, успокойся!.." Привили мы свою кость к собачьей кости!..– При виде дочери, которая во всем принимала сторону мужа, он пришел в еще больший гнев, крикнул: – Запомни, ты мне не дочь!.. Знать тебя не желаю!..

Новраста кинулась к нему, хотела обнять, но он снова оттолкнул ее, да с такой силой, что она ударилась спиной о стену дома. Новраста заплакала:

– Отец, родненький, я жизнь отдам за тебя!.. Я готова умереть за тебя!..

– Отдавай жизнь за своего батрака!..– выкрикнул Намаз-гулу.– Умирай за этого безродного проходимца!.. Отныне у меня нет дочери!.. Это говорю я, Намазгулу, сын Оруджгулу!.. Убирайся прочь из моего дома, не желаю видеть тебя, предательница!..

– Не гневайся, отец, ну, пожалуйста! – просила Новраста.– Пожалей моего Тарыверди!.. Что он, бедняга, должен делать?.. Ты же сам учил его, наставлял: будь деятельным, старайся, рвись вперед!.. Вот он, несчастный, и рвется!.. Пойми его, отец!.. Ему же надо отчитываться перед властью... У тебя много всякого добра, ты человек богатый, отдай ему на время своих бычков... Не сердись на Тарыверди, ведь он тебе родной человек... Прошу тебя, отец, помоги ему ради меня!.. Раньше ты часто говорил, что любишь меня больше, чем моего брата Оруджгулу...

Намазгулу заскрежетал зубами:

– Предательница!.. Предательница!.. Бесчестная!.. Да не пойдет тебе впрок материнское молоко!.. Твоя мать не хотела отдавать тебя за этого Тарыверди, я настоял! Я во всем виноват!.. Я!.. Я!.. Убирайся из моего дома!..– Он схватил дочь за руку, стащил вниз по лестнице во двор.– Пошла вон!..

Нурджахан, хранившая все это время молчание, подала голос с другого конца веранды:

– И муженька ее гони прочь!.. Этот голодранец Тарывер-дишка совсем потерял совесть!..

Тарыверди не смог сдержаться, выпалил раздраженно:

– Вы бы, дядя, пореже посылали своего сына Оруджгулу в лес!.. Люди-то все видят, все знают!..

Они стояли друг перед другом. Тарыверди бесстрашно, с вызовом смотрел в глаза тестя.

И опять воображению Намазгулу представился человек в военной форме, красной фуражке – Алеша Гиясэддинов. Сердце его учащенно забилось. Гнев и страх владели им одновременно. Взгляд его упал на суковатое полено, валявшееся на земле у лестницы веранды, и, когда Тарыверди повернулся и сделал несколько шагов к воротам, быстро нагнулся, схватил полено и двумя руками что было силы швырнул его в зятя. Полено угодило в затылок Тарыверди. Папаха слетела с его головы, он взмахнул руками и рухнул замертво навзничь.

– Что ты наделал, отец?! – закричала Новраста, бросаясь к распростертому на земле мужу. Сделала попытку поднять его голову, руки ее ощутили что-то теплое и липкое. Она поднесла ладони к своему лицу и увидела на них кровь.А-а-а! – дико завопила Новраста.– Ты убил его, отец!! Ты погубил и его, и меня, и себя!.. Что я теперь буду делать?! Во мне его ребенок!..

Намазгулу с минуту в оцепенении смотрел на поверженного зятя. Затем медленно повернулся и, шатаясь, словно пьяный, поплелся за дом, в конец двора, к сараю. Войдя в него, он разгреб в углу солому, достал из тайника завернутые в войлок винтовку и около двух десятков обойм с патронами. Рассовал обоймы по карманам, вышел из сарая. Направился было к дому, но, услышав доносящиеся оттуда причитания и плач дочери и жены, повернул назад, перелез у сарая через невысокую каменную ограду и зашагал по тропе к темнеющему вдали в сгущающихся сумерках лесу.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Зюльмат отнесся подозрительно к приходу в его отряд старика Намазгулу из деревни Эзгилли. Не верилось ему, что есть еще люди, которые нуждались бы в нем, уповали бы на его помощь. Сейчас ему самому крайне нужна была чья-либо помощь. Да и непонятно было, как этот Намазгулу разыскал его здесь, в глуши, можно сказать – на краю света?..

В район Красных скал банда Зюльмата добралась накануне днем. Решено было здесь переждать, отсидеться.

Красные скалы представляли собой естественную крепость. Посреди необъятного лесного массива каменным островом возвышались громады крутых скал, поросших красноватым мхом. Отсюда и пошло название – Красные скалы. Поблизости не было ни одной деревни.

"Тут мы в безопасности,– думал Зюльмат.– Поживем здесь с недельку, другую... Когда отряд Гиясэддинова устанет искать нас по всему району и вернется в город, я навещу нашего друга Гашема в его доме, заберу у него "желтенькие", затем махну за Аракс... Самое главное, чтобы Гиясэддинов не напал на наш след. Если татарин нас не найдет, он решит, что мы перебрались в Иран..."

Так Зюльмат рассуждал в тот вечер, когда он и его люди впервые расположились на ночлег на Красных скалах. А наутро в их отряд заявился Намазгулу из Эзгилли. Для Зюльмата это было полнейшей неожиданностью. Он встретил пришельца неприветливо, даже не поздоровался, спросил нетерпеливо:

– Как ты разыскал нас, Намазгулу? Кто тебе сказал, что мы здесь?.. Откуда узнал?..

Обиженный такой неласковой встречей, старик ответил холодно:

– Собаки мне сказали, где тебя искать...

Про себя подумал: "Дурак я был, что снабжал тебя хлебом!., Неблагодарный!.. Лучше бы ты сдох от голода в лесу!.."

– Что ты болтаешь? Какие собаки?! – рассердился атаман.– Говори толком, кто тебя послал сюда?.. Кто выдал тебе наше местопребывание?

– Говорю, собаки...– Помолчав, Намазгулу добавил: – Свора бежит как раз к тем кустам, где прячется медведь...

Зюльмат насторожился:

– А где она – свора-то?

Намазгулу рассказал:

– Предыдущую ночь я провел в Карыкышлаке у брата жены – Мир-Саадата. Его дядя Мардан-киши работает председателем сельсовета. Утром Мардан-киши вернулся из города и рассказал Мир-Саадату, что из города вышел большой отряд во главе с Гиясэддиновым, направляется к Красным скалам, хотят поймать Зюльмата. Отряд идет через Забух, Мир-Саадат передал все это мне. Я не стал терять время, пошел прямо сюда, к Красным скалам.

– И ты за сутки добрался к нам из Карыкышлака? – с недоверием спросил Зюльмат.– Уж не по воздуху ли ты летел, ай, Намазгулу?

– Считай, что по воздуху,– хмуро ответил Намазгулу, оскорбленный подозрительностью Зюльмата.– Во всяком случае, облака были внизу подо мной. Я пошел напрямик через горы Кечель-даг и Джанкуртаран, мимо озера Кара-гель, мимо армянской деревни Тех.

Зюльмат продолжал хмуриться:

– Зачем тебя понесло к нам, Намазгулу?.. Можно подумать, мы живем в раю,ты позавидовал нам и решил поселиться вместе с нами... Лучше бы ты сидел у себя дома, нам от этого было бы больше пользы... Вспомни, ведь когда мы были недалеко от твоей деревни, ты снабжал нас хлебом и передавал нам сведения... Словом, помогал нам как мог. Изредка в непогоду мы грели руки у твоего очага... А теперь твой очаг погас. Кто нас согреет?.. Кто нам поможет? От кого нам ждать помощи?.. Нет, Намазгулу, ты напрасно пришел к нам! Для нас в тысячу раз было бы выгоднее, если бы ты не уходил из Эзгилли!.. Я питал к тебе дружеские чувства, только в твоем гостеприимном доме горячая пища доставляла мне удовольствие. Теперь ты лишил меня всего этого. Что случилось?.. Или ты потерял голову на старости лет?.. Уж лучше бы ты сначала посоветовался со мной – как тебе быть: сейчас ли достать из сарая спрятанную винтовку или подождать до более черного дня? Ты пришел к нам, Намазгулу, но ты проиграл: счастье отвернулось от нас...

– Не было у меня иного выхода, – тихо ответил Намазгулу.– Не мог я оставаться в деревне..

– Скажи лучше – поглупел на старости лет!

– Не мог, Зюльмат!.. Не захотелось встретиться со своей погибелью...

– А надо было остаться, Намазгулу! И тогда был бы у нас дом, где можно было бы согреть руки. А если бы нам пришлось погибнуть, то был бы человек, который тайком оплакивал нас, замаливал бы наши грехи и мстил бы за нас по возможности... А что теперь? Теперь и твой очаг погаснет, как погас мой... Что будет с твоим сыном? Нет, Намазгулу, ты просчитался, придя в этот недобрый час ко мне...– Зюльмат помолчал.– С другим я бы так не разговаривал, как с тобой... С другим у меня был бы разговор короткий!.. Но я помню, что ел твой хлеб, и не хочу быть неблагодарным... Повторяю, ты просчитался, старый хрыч!.. Послушайся меня, пока о твоих намерениях никто не знает, кроме меня, лучше уходи, вернись домой к семье!

Намазгулу понурил голову:

– Это невозможно, Зюльмат...

Он рассказал атаману, почему ему пришлось покинуть родную деревню.

Зюльмат был немало изумлен.

– Выходит, ты, старый шакал, убил своего зятя?

– Убил я его или только ранил – этого не знаю... Слышал лишь, что дочь и жена голосили по нем...

– Сдается мне, что ты его все-таки угробил, старик. Вышиб ему мозги тем поленом.

– Если сдох – это к лучшему! Сукин сын грозился донести на меня Гиясэддинову, будь они оба трижды прокляты!

– Очевидно, твой зять был ихним человеком! – Лицо Зюльмата перекосилось, он быстро обернулся, позвал негромко:– Хейбар, ты где?..

– Я здесь, отец! – откликнулся юноша, сидевший неподалеку на мшистом валуне.

В последнее время Зюльмат сделался болезненно подозрительным, ему повсюду мерещилась измена. Он доверял одному лишь сыну. Наказывал Хейбару охранять его тайком.

Зюльмат сделала шаг назад, прищурился, впился в Намазгулу злым, испытующим взглядом:

– А может, старик, ты тоже куплен Гиясэддиновым? Не он ли, татарский пес, подослал тебя к нам, а? Что, если ты предатель?..

– Пусть моя жена Нурджахан пойдет по рукам, если я предатель! – глухо выдавил из себя Намазгулу.– Не быть мне сыном своего отца Оруджгулу, если я лгу!..

Зюльмат по-прежнему находился во власти сомнений. Осклабился:

– Я это просто так сказал, старик... Мало ли что может быть... Подумал: что, если и тебя этот татарский ублюдок прижал ногтем?.. Если прижмет – никуда не денешься, будешь помогать им.– Он помолчал.– Конечно, я верю, что ты и в самом деле раскроил поленом голову своего зятя, потому и пришел к нам... Но кто поручится, что ты потом не продашь нас?.. – Зюльмат опять обозлился, заскрежетал зубами.– Ты знаешь, старик, что я сделаю с предателем?.. Я разорву этого сукиного сына, этого нечестивца на куски, как ягненка!.. Клянусь аллахом, который сейчас смотрит на нас с неба, я вырву вот этими руками сердце из груди предателя, не дам упасть на землю ни одной капле его крови – всю выпью сам!.. Гиясэддинов уже подсылал к нам своих людей. Был один такой Мидхат, красавчик, теперь он покойник... Грамотный был, умел читать-писать, по-русски хорошо болтал – "ишто-мишто", а оказался предателем... Тоже, как ты, клялся, божился, когда пришел к нам, что не подослан тем татарским псом, врал, хитрил!.. Вот я и думаю, почему я должен верить тебе? Где доказательства, что ты не из той же породы, не служишь этому нечестивцу? Намазгулу был задет за живое.

– Хорошо, Зюльмат, я ухожу... Прощай! Не думал, что ты так встретишь меня... Не ожидал...

Он хотел уже повернуться и уйти, но разбойник остановил его окриком:

– Ни с места!.. Клянусь аллахом, сейчас получишь пулю!..

– Выходит, устроим здесь перестрелку?! – вызывающе спросил Намазгулу.

Зюльмат презрительно скривился:

– Ах ты, старый хрыч!.. А стрелять-то ты умеешь?

– Умею, Зюльмат, не разучился... Не раз отбивал у кочевников отары. Сам это знаешь. Или думаешь, Намазгулу постарел, лишился сил?.. Нет, племянник, я не из пугливых. И ты не покрикивай на меня – не боюсь!

Похоже было, что разбойнику стало неловко.

– Не верю я никому, Намазгулу,– угрюмо произнес он.– Человек – что зверь, сырым молоком вскормлен... Правда, мы делили с тобой хлеб-соль...– Зюльмат не договорил.

– Но мне-то ты должен верить!.. Ведь я не какой-нибудь там мальчишка, я старик!.. И если я пришел к тебе, значит, иного выхода у меня не было. Не по мне колхозная жизнь!.. Не мог я смириться!.. Остался без семьи, без дома, но головы я перед ними не склоню!.. Лучше умру в этих горах, под вольным небом... Пусть мое тело сгниет здесь, когда я околею, но я не желаю, чтобы сердце мое гнило при жизни там, в ихнем колхозе... Потому я и подался к тебе. Думал: пусть дни наши сочтены, но мы встанем спиной к спине и будем защищать друг друга. Но раз ты, Зюльмат, не веришь мне, я ухожу!.. Даже не оглянусь!.. Можешь стрелять мне в спину!

Намазгулу повернулся и медленно заковылял меж валунов вниз по тропе. Услышал, как позади щелкнул затвор.

– Эй, остановись! – крикнул Зюльмат.– Стой, тебе говорят!..

Старик продолжал идти. Сзади опять послышалось:

– Стой!..

Намазгулу не повиновался.

– Ах, так?! Тогда получай!..– крикнул в ярости Зюльмат.

"Все! – подумал Намазгулу.– Конец!.. Сейчас Зюльмат выстрелит..." Тем не менее он продолжал идти.

Секунды бежали, однако выстрела не последовало. Снова раздался голос разбойника:

– Погоди, вернись!.. Эй, Намазгулу, вернись, я пошутил!..

Старик не остановился.

Зюльмат быстро пошел следом за ним, догнал его уже на лесной тропе, преградил дорогу:

– Не осуждай меня, Намазгулу... Чувствую я, настали наши последние деньки... Потому я и сделался такой... Сам себя не узнаю...

Намазгулу вздохнул сочувственно:

– Будь проклята такая жизнь!

– Да, будь она трижды проклята! – сказал тоскливо Зюльмат.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

На Красные скалы опускалась ночь.

Зюльмат роздал своим людям остатки черствого хлеба и, памятуя о том, что ему сказал Намазгулу об отряде Гиясэддинова, направляющемся в этот район, велел им быть крайне бдительными.

– Разбейтесь на пары! – приказал атаман.– Один спит – другой караулит, затем меняйтесь!

Старика Намазгулу, которому он по-прежнему втайне не доверял, отправил в дозор к скале пониже того места, где находился сам вместе с Хейбаром. Решил: "Пусть старый шакал будет у меня на глазах!"

До полуночи Зюльмат бодрствовал, стерег сон сына, который спал под буркой на большом плоском, поросшем толстым мохом камне.

В последние дни Зюльмат не отпускал от себя Хейбара ни на шаг. Хейбар, он считал, охраняет его, он – Хейбара, свою "последнюю опору в жизни", единственного человека, которого он любил сам и который любил его.

Бежали часы...

Зюльмату очень хотелось спать, но он не будил сына, жалел.

Хейбар, уже приученный к невзгодам и особенностям их скитальческой жизни, сам вскоре проснулся, заворочался под буркой, затем сел. Взял в руки лежавшую рядом винтовку. Пригляделся к темному человеческому силуэту на соседнем камне, негромко позвал:

– Ага! – Так он обычно обращался к отцу.

– Да, сынок!..– отозвался тихо Зюльмат.– Ты почему не спишь?.. Ляг, подремли еще немного, сыночек.

Хейбар, подавляя зевоту, сказал:

– Я выспался, ага. Хорошо спал, крепко. Когда ты охраняешь мой сон, я сплю спокойно!

Зюльмат приблизился к камню, на котором сидел Хейбар.

– Так значит, не хочешь больше спать, сынок?

– Нет, ага, теперь твой черед. Ляг, отдохни, я постерегу...

Зюльмат шепнул сыну:

– Смотри, вон на той скале, что пониже нас, лежит тот старый кабан...

– Кто такой?

– Да этот... Намазгулу из Эзгилли. Ты же видел его днем, сынок. Так вот, не спускай с него глаз!.. Помнишь того гада Мидхата, предателя?.. Боюсь, что и этот окажется такой же...

Хейбар предложил:

– Хочешь, ага, я подползу незаметно и всажу ему пулю в бок...

– Нет, сейчас ни к чему поднимать стрельбу. Я лишь подозреваю его, но не уверен точно, что он изменник...

– Мне кажется, ты ошибаешься, ага...– Хейбар зевнул.– Я даже убежден в этом...– Снова зевота не дала ему докончить фразу.

Внезапно Зюльмат рассердился:

– Меньше зевай! Ведь ты не заяц, который только и делает, что спит!.. Не забывай поговорку: уснул – умер!.. Имей в виду: уснешь – можем оба проснуться со связанными руками. Не смерть страшна, страшен позор... Знай это!

Хейбар уступил отцу место на камне.

Зюльмат закутался в бурку, винтовку положил рядом. Он сразу же заснул.

Юноша, посидев с полчаса рядышком, отполз неслышно в сторону, где меж скал прикорнули несколько человек из банды. Начал прислушиваться к их негромкому разговору,

Бандиты говорили меж собой:

– Что же думает делать наш Зюльмат?

– Он считает, надо уходить за Аракс.

– А жить как будем там?

– Придется батрачить на беков.

– Уж лучше подохнуть, чем это!.. Да накажет аллах того, кто довел нас до такой жизни!

– Не теряй надежды на лучшие дни! Быстро же ты пал духом!..

Хейбар, послушав еще немного, пополз назад.

Отец спал неспокойно, стонал во сне, бредил.

Под утро, когда небо начало светлеть и сделалось довольно свежо, он заворочался, затем сел, прислонясь спиной к соседнему камню; достал кисет, начал сворачивать солидную самокрутку. Закурил, сказал угрюмо, сипло:

– Предчувствует мое сердце, плохи наши дела, сынок... В окружении мы. Кажется, правду сказал старик Намазгулу... Я вначале не поверил ему, думал: врет, выдумывает, хочет втереться в доверие. Подумал, его специально подослали...

Хейбар сел рядом с ним.

– Ничего, ага, прорвемся! – Однако в голосе юноши не было уверенности.

– Прорвемся, говоришь?..– Зюльмат несколько раз жадно затянулся.– Это будет трудно сделать, сынок... Сон мне нехороший приснился, будто нас окружили, мы начали отстреливаться, и у нас кончились патроны...– Помолчав немного, он спросил: – Сколько у тебя осталось патронов?

– Более двух десятков. Зюльмат вздохнул:

– Очень мало!

– Ведь мы не будем сидеть на одном месте, раз нас окружат. Будем прорываться!.. Для этого патронов вполне хватит... Зюльмат рассеянно отозвался:

– Да, сынок, сон я видел нехороший... Значит, окружили нас, патроны у нас кончились, вижу – ход потайной, ведет под землю... Мы спускаемся в дыру по одному, лезем, а проход все сужается... Вот уже и ползти невозможно, земля давит на нас со всех сторон, мы начинаем задыхаться... Да, проклятый сон! – Он опять тяжко вздохнул, промолвил с горечью: – Напрасно я потянул тебя, сынок, за собой в горы! Будь проклят тот день, когда я это сделал!

– Не переживай, ага! – твердо сказал юноша.– Я же – твой сын! Мой долг быть рядом с тобой!.. Ведь должен и я что-то сделать для тебя!..

– Мне не следовало пускать тебя в это пекло! – сокрушался Зюльмат.

Сделалось уже довольно светло. Зюльмат поднялся, встал во весь рост на камне. Он смотрел в ту сторону, где находился Намазгулу из Эзгилли.

Хейбар сказал:

– Я всю ночь следил за ним, ага.

– И сейчас не спускай с него глаз. Не верю я этому хищнику! Зубы у него уже выпали, но укусить он может больно. Следи за ним, сынок, следи!

Подозрительность отца была непонятна Хейбару, даже путала его. Что с отцом?.. Уж не заболел ли?.. Столько лет отец провел в этих горах и лесах, град пуль не раз осыпал его, и неизменно он выходил из огня невредимым, поражая окружающих своим бесстрашием... А тут вдруг боится этого старикашки!..

Зюльмат продолжал сокрушаться:

– Ах, напрасно я потащил тебя за собой, сынок!.. Зачем я сделал это?.. Зачем?!

– Лучше быть здесь с тобой, чем гнить за решеткой, ага!

– Тебя пожалели бы, сынок, не тронули бы, ведь ты еще совсем ребенок. Тебе не пришлось бы отвечать за меня...

– Не думай сейчас об этом, ага! Ни о чем не жалей!.. Уж так получилось...

– Не могу не думать, сынок Хейбар! Жалко мне тебя! Ведь я своими руками швырнул тебя в огонь. Я должен был уже давно сдаться властям, пойти на расстрел... Тогда беда миновала бы тебя!.. Но я думал о другом – о деньгах, о золоте! Мечтал вернуть себе прежнее богатство... Мысли о нем, как черные змеи, обвились вокруг моей шеи, сдавили ее. Я надеялся вернуть потерянные, стада овец, табуны лошадей... Зачем?.. И вот мои прежние слуги стали теперь моими господами!.. Всюду обман, обман, обман!.. Меня надули хозяева и на той стороне, и на этой!.. Они объявили, что советская власть должна скоро пасть... Они подстроили пришествие святого имама... Сукины сыны англичане организовали в Битдили спектакль: явился пророк и начал вещать!.. Но это был обман!.. Ясно тебе, сынок?..

Хейбар кивнул:

– Да, ага. Но что же теперь будет?

Зюльмат приблизил лицо к сыну, зашептал:

– Плохо нам придется, очень плохо, сынок... И ты должен знать: более всех меня обманул этот собачий сын, Гашем!.. Помолчали.

Юноша снова повторил вопрос:

– Так что же теперь будет с нами, отец?

Зюльмат будто не слышал Хейбара, думал о своем. Сказал наконец:

– Однако я не должен пугать своих людей! Понял, сынок?.. И ты не подавай виду!.. Держись так, словно у нас все хорошо... Эх, нет рядом со мной Кемюра-оглу!.. Отнял его у меня проклятый пес Гиясэддинов, отгрыз мою правую руку!.. А что делать?.. Что я должен делать?.. Сдаться Гиясэддинову?.. Нет!.. Оставаться в горах?.. Нет, это тоже невозможно... Теперь, сынок, я понял: мир и в самом деле переменился, по-другому стали жить люди... А колесо нашей судьбы катится вниз в бездонную пропасть, и уже никто не сможет остановить его. Именно поэтому, сынок, мы должны стоять до конца!.. Иного пути у нас нет!.. Мы должны биться до последнего вздоха! Одно только меня страшит – твоя судьба, сынок!.. Только бы ты остался жив!.. Только бы мне не видеть твоей гибели!.. О, это будет страшная пытка для меня!.. Ведь ты еще совсем ребенок!..

Зюльмата бил озноб. Хейбар со страхом смотрел в лицо отца, спросил:

– Может, ты заболел, ага?

Зюльмат поднес ладони к голове, стиснул виски:

– Мозг мой пылает, Хейбар!.. Голова раскалывается от мыслей, сынок!.. Пойми, ведь потух очаг в нашем доме! – Вдруг Зюльмат схватил винтовку, щелкнул затвором, крикнул, глядя туда, где находился Намазгулу: – Эй ты, старая гиена!

Старик откликнулся неохотно:

– Да чего тебе, Зюльмат?

– Иди сюда, предатель!

Намазгулу не спеша поднялся наверх, приблизился к камню, у которого стояли Зюльмат и Хейбар. Атаман сказал зло:

– Ну, старый хрыч, рассказывай, что тебе снилось?

– Что-то снилось, да я уже не помню,– ответил сумрачно Намазгулу.

Зюльмат спросил:

– Как думаешь, Намазгулу, если я убью тебя и явлюсь к властям с повинной, зачтут они мне это?..

– Могут и зачесть,– хладнокровно сказал старик.– Возможно, зачтут, Зюльмат! Убей!..

– Нет, не могу!..– прохрипел разбойник.– Рука не поднимается!.. Лучше уж я сам околею... Не хочу быть бесчестным перед своей кончиной!..

Хейбар тихо сказал старику:

– Отец стал очень подозрительный, дядя Намазгулу. Не сердитесь на него.

– Но почему он не верит мне? – Обида прозвучала в голосе старика.

Зюльмат забормотал:

– Никому я не верю, никому!.. Даже Хейбару!..– Он порывисто обнял сына, покрыл его лицо поцелуями, затем оттолкнул от себя. Обращаясь к Намазгулу, добавил: – Ребенок он еще совсем, ребенок!.. Ведь так, старик, а?!

Намазгулу вздохнул:

– У меня тоже такой... Оруджгулу...

– Это тот, что привозил нам хлеб?

– Он самый, мальчик, подросток...

– У тебя – иное дело, старик! Твой Оруджгулу еще разожжет очаг в твоем доме, потянется из трубы дымок...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю