Текст книги "Сачлы (Книга 3)"
Автор книги: Сулейман Рагимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
– Может, все-таки в Сейфуллу стрелял, точнее – направлял руку его наемного убийцы кто-нибудь другой – действительно бандит, только ловко маскирующийся, высокопоставленный бандит, если можно так выразиться?..
Субханвердизаде сощурился, усмехнулся, мотнул головой:
– Прямо-таки тайны мадридского двора, Алеша!.. Впрочем, если ты располагаешь какими-нибудь неопровержимыми фактами, если у тебя есть какие-то новые доказательства – выкладывай их! Я готов послушать... Но ты должен был сказать мне обо всем откровенно и своевременно!.. Что за игра в кошки-мышки? Зачем таишься от меня? Нехорошо! Некрасиво! Это мне не нравится, Алеша!
Снова наступило молчание. Гиясэддинов думал о чем-то, морща лоб, затем сунул в рот потухшую папиросу, несколько раз затянулся впустую, взял со стола спички, прикурил. Перевел взгляд на Субханвердизаде.
– Скажите, пожалуйста, Гашем, от кого исходило указание умертвить Баладжаева?
На миг Субханвердизаде смешался. Но только на миг. В глазах его мелькнула растерянность. Он тотчас взял себя в руки. Рассмеялся громко, нарочито весело. Покачал головой:
– Ах, Алеша, Алеша!.. Смотрю я на тебя и удивляюсь. Как будто неглупый человек, а говоришь какие-то странные вещи. Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь?.. При чем тут покойный Баладжаев?.. Какое указание?.. Кто его хотел умертвить?.. Что за чушь?! Человек болел – и сам умер... Но при чем здесь мы, скажем, ты или я?.. Объясни, ради аллаха!
– Нет, это вы должны объяснить нам.
– Что объяснить?
– Вы слышали. Я спросил: от кого исходило указание умертвить Баладжаева?
Субханвердизаде нахмурился:
– Вот что я тебе скажу, Алеша!.. Чувствую, кто-то пытается оговорить меня, настраивает тебя против меня. Что ж, недоброжелателей у меня немало... Но если вопрос стоит так, как поставил его ты, тогда пусть этот недруг выйдет открыто, пусть поднимет забрало, пусть покажет свое лицо!.. Чего прячется в тени?.. И пусть нас рассудят люди, народ!.. Нет, дорогой Алеша, меня такими вопросами не запугаешь!
Гиясэддинов, сохраняя на лице невозмутимость, выпустил к потолку струю дыма. Усмехнулся:
– Вы, я вижу, прямо-таки дракон! – Он пристально посмотрел в глаза Гашема.
Субханвердизаде выдержал его взгляд, ответил, растягивая слова:
– Может, и дракон, однако зря человека глотать не буду! Но уж если меня вынудят!..– Он сделал эффектную паузу. Гиясэддинов спокойно заметил:
– Говорят: не рой другому яму – сам в нее попадешь!..
– Вот пусть в нее и попадет тот, кто подкапывается под меня! – буркнул Субханвердизаде.
– Я про яму сказал, имея в виду Баладжаева,– пояснил Гиясэддинов.– Да, так кто все-таки дал указание умертвить фельдшера Беюк-киши?
Субханвердизаде процедил раздраженно:
– Я уже сказал тебе, что не понимаю, о чем ты спрашиваешь... Ты, мне кажется, хочешь, чтобы кровь выступила в том месте, где даже рукой не почесали...
Гиясэддинов перебил его:
– Я требую, чтобы вы правдиво отвечали на мои вопросы! Вам понятно?..
– Это что – официальный допрос? – хмуро спросил Субханвердизаде.
Опять усмешка тронула губы Гиясэддинова:
– Да нет, я просто так спрашиваю, из любопытства... Я ведь человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Так, кажется, говорили древние? Словом, будем считать, что мы ведем задушевную беседу!
– Хороша задушевная беседа! – качнул головой Субханвер-дизаде.– Захотелось побеседовать, Алеша, мог бы сам заглянуть ко мне. А то прислал Балахана: вас вызывают в отдел немедленно и так далее... Балахан на улице ни на шаг от меня не отходит – словно конвоирует... Нет, мне такие шутки не нравятся. Учти это, Алеша!
– Да вы не волнуйтесь. Спокойнее!
– А я и не волнуюсь. Мне волноваться нечего... Моя совесть чиста, Алеша!
– Вот и отлично. Раз, как говорится, крестьянин луку не ел, то и нутро у него не должно гореть. Ведь так?.. Мудрые все-таки есть поговорки у народа!.. Словом, Гашем, мы с вами беседуем, выясняем кое-что, ведем разговор... Не так ли?
Субханвердизаде промолчал.
Гиясэддинов курил, не спуская глаз с его лица.
– Я догадываюсь, в чем дело,– заговорил наконец Гашем.– Думаешь, не понимаю?.. Ты действуешь заодно с Демировым, по его указке... Все знают, что мы с ним на ножах... Приготовили иголочки, пытаетесь уколоть меня ими?.. Однако не забывайте: у одних могут быть иголки, а у других – кое-что и поопаснее, скажем – цыганская игла!.. Сам ведь только что сказал: кто роет ближнему яму – сам в ней и очутится!..
– Мы несколько отвлеклись,– сказал Гиясэддинов.– Давайте ближе к делу!.. Я еще раз спрашиваю, кто дал указание умертвить Баладжаева?
Субханвердизаде сердито сверкнул на него глазами:
– Что за постановка вопроса?.. Я вижу, тебе, Алеша, везде мерещатся одни убийства! Или нервы сдают? Заработался?! Тогда езжай – подлечись! Честное слово, вопрос о тебе надо поставить прямо-таки на бюро райкома! Выходит, человек не может и сам умереть? Обязательно его должны убить?.. Да у тебя, Алеша, мания видеть во всем злой умысел!.. Лечись, дорогой мой, лечись, пока болезнь не запущена. Может, дать тебе по линии профсоюза бесплатную путевку в Кисловодск? Только пожелай – через час путевка будет лежать у тебя на столе! В лучший санаторий! И деньгами на дорогу ссудим – из фонда помощи активу. Ну, поедешь?
Гиясэддинов перебил его:
– Кто дал указание умертвить фельдшера Баладжаева?
Субханвердизаде раздраженно поморщился:
– Опять двадцать пять! Я ему: стриженый, а он мне: нет, бритый! Я же толкую тебе, Алеша, почему ты думаешь, что Баладжаев не умер сам?.. Человек давно тяжело болел, все это знают. Кстати, в день его кончины меня не было в городе! Я лишь сегодня после обеда приехал из района. После встречи с твоим отрядом в долине Акеры я поехал по делам в армянскую деревню Тех. Еще ничего не знаю. Звонил Дагбашеву в прокуратуру, мне там сказали: он тяжело заболел, вчера уехал в Баку лечиться... Значит, на твой упорный вопрос можно ответить следующим образом: указание умертвить Баладжаева дала сама судьба. Рок!.. Да упокой аллах бедную душу Беюк-киши!..
– Рано вы записали Баладжаева в покойники! – сказал, лукаво улыбаясь, Гиясэддинов.– Нашему фельдшеру повезло, его не смогли умертвить!
Гашем нахмурился:
– Что значит – не смогли умертвить?.. Опять ты за свое?.. Повторяю, лечиться тебе надо, Алеша, к невропатологу обратись! – Он передразнил: – "Не смогли умертвить!.. Не смогли умертвить!.." Я говорю, ты – маньяк, дорогой!.. Кто не смог умертвить?.. Кого не смогли умертвить?.. Ничего не понимаю!
– Сейчас я все подробно объясню.– Гиясэддинов продолжал насмешливо улыбаться.– У Гюлейши не хватило духу дать Баладжаеву смертельную дозу снотворного, как вы ей велели. В последний момент у нее дрогнула рука... Она раскаялась! Не пошла на поводу у матерого убийцы.
– Значит, Баладжаев жив?
– Да, жив и невредим.
Субханвердизаде нагло съязвил:
– Что ж, если Беюк-киши еще жив, почему бы тебе не отправить его по небесной дорожке вслед за Ярмамедом?! Потом свалишь вину на кого-нибудь, скажем, на того же меня!..
Гиясэддинов был невозмутим. Спросил как ни в чем не бывало:
– Словом, Гашем, вы ничего не хотите сказать мне по существу этого дела?
– Дела?!
– Да, дела! Я имею в виду подстрекательство к убийству человека!
– Чушь какая-то!
– Может, вы и Гюлейшу не знаете, не знакомы с ней?
– Какую еще Гюлейшу?!
– Гюлейшу Гюльмалиеву, ту самую, которая сейчас временно исполняет обязанности Баладжаева.
Субханвердизаде потер пальцами лоб:
– Что-то припоминаю... Слышал... Работает, кажется, в системе здравотдела какая-то особа – не то Гюлейша, не то Беновша, кто их там знает... А в чем дело? Объясните толком.
– Значит, вы лично не знакомы с Гюлейшой Гюльмалиевой?
– Не знаком. А что такое? Из-за чего сыр-бор?
– А вот Гюлейша утверждает, что хорошо вас знает, даже слишком хорошо! Что вы на это скажете?
– Еще бы!.. Как она может не знать главу райисполкома?.. Кто меня не знает в этом районе?
Гиясэддинов откинулся на спинку стула и опять начал закуривать. Спросил:
– Короче говоря, вы отрицаете свое знакомство с вышеупомянутой Гюлейшой?
– Категорически!
– Позволю заметить вам, Гашем, что вы говорите явную ложь!
Субханвердизаде вспыхнул:
– Я не понимаю, чего ты добиваешься от меня своими более чем странными вопросами? Куда ты клонишь?
Гиясэддинов молча курил. Потом произнес иронически:
– Я ведь уже вам сказал: мы беседуем! Или, может, вы устали?
Субханвердизаде кивнул на дверь с плотными портьерами:
– Когда я устану, я поднимусь, распахну пинком ноги эту дверь и уйду только ты меня и видел! Имей это в виду. Не забывай, кто я такой! Однако мне не понятно, почему ты так нехорошо разговариваешь со мной?! Откуда в тебе эта неприязнь ко мне, Алеша? Недобро, очень недобро ты беседуешь со мной. В чем дело, объясни?
– Недобрый человек даже правду норовит представить в недобром свете! заметил Гиясэддинов.– Все готов исказить, лишь бы самому выйти сухим из воды!.. Или вы, Гашем, считаете себя яснее месяца, светлее солнца?
– Ты, я вижу, неплохо усвоил наши пословицы и поговорки! пренебрежительно сказал Субханвердизаде.– Так и сыпешь ими направо и налево!
– Ничего удивительного. Вырос в этих краях, среди азербайджанцев.
– Знаю, нашим хлебом вскормлен... Оттого, наверное, и норовишь ухватить нас, азербайджанцев, покрепче за горло? Платишь нам за наше добро?
Гиясэддинов снова усмехнулся:
– Лично вас я пока еще за горло не схватил, Гашем. Это у нас еще впереди. Не будем торопиться! Пока что мы просто беседуем... Ведем дружеский разговор. Не так ли?
Субханвердизаде набычился;
– Что тебе надо от меня? Объясни! Что ты мудришь?.. Зачем вызвал?..
Гиясэддинов почувствовал: выдержка начала изменять Субханвердизаде. Он ответил неторопливо:
– Так ведь я только что сказал: вызвал – хочу поговорить, побеседовать, отвести душу.
– Повторяю, ты недобро со мной разговариваешь, Алеша!
– В народе говорят: что посеешь – то и пожнешь! Вот еще одна поговорка.
Субханвердизаде натянуто, фальшиво рассмеялся:
– Ты, Алеша, можно сказать, мешок, набитый поговорками.
Гашем, привстав со стула, протянул руку к лежащей на столе пачке "Казбека", открыл ее, предложил прежде Гиясэддинову. Тот показал ему свою дымящуюся папиросу:
– Так я же курю...– Добавил с усмешкой: – Вы, я вижу, стали вдруг рассеянный, даже таких очевидных вещей не замечаете!.. Что это с вами стряслось?
Субханвердизаде начал суетливо шарить по карманам, отыскивая спички. Нашел, торопливо закурил.
Гиясэддинов обратил внимание: руки Субханвердизаде мелко дрожат. Подумал: "Да, голубчик, сдают твои нервишки!.."
– Итак, с Гюлейшой вы незнакомы? – спросил он снова.
Субханвердизаде угрюмо подтвердил:
– Да, не знаком.
– Хорошо. Очень хорошо... Допустим, незнакомы. Ну, а скажите, вы знаете Рухсару-ханум?
Субханвердизаде удивленно вскинул вверх брови:
– Это еще кто такая?
– Неужели не знаете? Странно! – Гиясэддинов широко улыбнулся.– Она же вам, кажется, банки ставила. Рухсара Алиева, девушка, такая миловидная, ее здесь все у нас зовут Сачлы!.. Банки ведь вам ставили?
– Это когда я болел – лежал с температурой за сорок?!
Гиясэддинов тихо засмеялся:
– Вы хотите сказать, что ничего не помните? Так вас следует понимать? Может, вы хотите сказать даже нечто большее? Мол, были не в себе, лежали без сознания?.. А разве может человек без сознания руководить своими поступками и тем более отвечать за них? Не это вы хотели сказать?
Субханвердизаде сердито засопел:
– Я опять не понимаю тебя! Куда ты гнешь?
Гиясэддинов взял спички, не спеша зажег потухшую папиросу, сделал две-три затяжки. Вскинул глаза на Гашема:
– Вам был задан вопрос: знаете ли вы Рухсару Алиеву – Сачлы? Если не трудно, ответьте на него.
– А я тебя спрашиваю, куда ты клонишь? Ну, ставила мне банки какая-то девушка... Как звать ее – не знаю. Что с того?.. Может, ты услышал какую-нибудь сплетню?.. Так ведь у нас любителей распускать сплетни достаточно. Но сплетня – это сплетня... Неужели ты способен поверить тому, что болтают кумушки на улицах?.. Смешно!.. Посмотри на мои седые волосы!.. Я пожилой человек... Или я кто, по-твоему?.. Легкомысленный мальчишка?.. Кудрявый Тель-Аскер какой-нибудь?.. Я тебя спрашиваю, кто я такой?
Глаза Субханвердизаде возмущенно сверкали.
Гиясэддинов, пристально глядя на него, барабанил кончиками пальцев по столу. Думал: "Ну, актер!.. Можно сказать, зря загублен талант!.." Бросил многозначительно:
– Разве вы сами не знаете, кто вы такой?
– Знаю. Я – один из руководящих работников района! И прошу тебя, Алеша, не забывать этого!..
– Я ничего не забываю.
– Нет, ты забываешь! – Субханвердизаде повысил голос.– Ты не следишь за своими словами!
– Что же я сказал вам особенного? По-моему, я вполне корректен с вами. Сидим, беседуем...
– Это по-твоему. А по-моему, ты уже давно вышел из рамок приличия, перешагнул все дозволенные тебе границы! – Субханвердизаде говорил, все больше и больше раздражаясь.– Задаешь какие-то двусмысленные вопросы, подпускаешь шпильки, на что-то намекаешь!.. А тон какой у тебя?! Имей в виду, Алеша, я тебе не какой-нибудь там простачок! Я – тот бывалый араб, что в пустыне похоронил верблюда, но сам все-таки уцелел, не погиб!..
– Не спешите! – остановил собеседника Гиясэддинов.– Зачем же раньше времени хоронить верблюда? Может, вам еще придется отправиться на этом верблюде в далекое паломничество!
Субханвердизаде выпалил:
– Тогда и ты поедешь со мной! Совершим это далекое путешествие вместе! Веселее будет!
– О нет, не того зовете! – отозвался язвительно Гиясэддинов.– Я не очень-то религиозный мусульманин.
– Сам это вижу. Татары давно уже не те, сильно переменились! Но я все-таки согласен прихватить тебя с собой, Алеша, хоть ты и изменил родной вере! Слышал поговорку? Кто в рай собрался – ищет себе попутчика...
– Поговорку такую я слышал, только вы ее несколько исказили: не "в рай", а "в ад" – надо говорить. Учтите это! А тот, кто идет в рай, тот, напротив, стремится попасть туда в одиночку: чтобы все гурии достались ему одному!
Субханвердизаде мрачно ухмыльнулся:
– Ничего, я не жадный. Вдвоем будет все-таки веселее.
Помолчали, сверля друг друга враждебными взглядами. Гиясэддинов продолжал допрос:
– Значит, вы не знаете девушку с прозвищем Сачлы? Я говорю про Алиеву Рухсару Халил-гызы...
– Имя знакомое...
– Я вам сейчас напомню. По вашему указанию эту девушку вызывали в прокуратуру, допрашивали, издевались, затем отпустили на поруки. Позавчера, в тот день, когда вы сделали попытку убить Зюльмата, буквально за несколько минут до этого вы поздоровались с Рухсарой Алиевой, даже назвали ее по имени. Девушка шла за арбой, на которой были убитые...
– Ах, вспомнил! – перебивая, воскликнул Субханвердизаде.– Так ты о ней говоришь?! Как же, как же, я знаю эту Рухсару!.. Очень хорошо знаю! Славная девушка!.. Теперь я все вспомнил, Алеша... Действительно, шли какие-то разговоры по городу, болтали о ней всякий вздор... Люди-то, сам знаешь, какие еще есть – несознательные, косные... Видят – приехала из столицы симпатичная девушка, одета модно, по-городскому, узкая юбка там, шелковая блузка, туфельки на каблучках и прочее, вот и начали злословить... Разве сплетникам рот зажмешь?.. Я, когда услышал, что болтают про нее, рассердился, хлопнул кулаком по столу... Какое, говорю, имеют право обыватели порочить наши молодые кадры?.. Не давать, говорю, девушку в обиду!.. Да, было такое дело, Алеша... Но всего ведь в голове не удержишь... Дел-то вон сколько!..
Гиясэддинов, не удержавшись, поддел:
– Что правда, то правда: дел за вами много!.. На память, значит, жалуетесь?.. В таком случае позвольте мне помочь ей!
– Помочь моей памяти?..– Субханвердизаде криво улыбнулся.– Что же, помогай, Алеша. Ты намного моложе меня... Помоги!
– Хорошо, постараюсь. Так вот, по вашему указанию на Рухсару Алиеву в прокуратуре было заведено дело. Я подчеркиваю: по вашему указанию! Что вы на это скажете?
Мысль Субханвердизаде напряженно работала: "Интересно, что этому татарину известно?.. Ведь дело Рухсары я сжег... Значит, прямых доказательств моей причастности к этой истории у него нет..."
– По моему указанию? – переспросил он и сощурился.
Гиясэддинов кивнул:
– Да, по вашему личному указанию. Было такое дело?
Субханвердизаде хлопнул себя по лбу:
– Ах, да, верно!.. Вспомнил!.. Действительно, я в это дело вмешался... Да, да, теперь припоминаю... Дело было так... До меня дошло, что про девушку, приехавшую к нам из Баку, представительницу молодых медицинских кадров, болтают всякий вздор, обливают, беднягу, грязью, даже бумажки какие-то начали писать на нее... Вот я и дал указание: немедленно прекратить! Оставить в покое честного человека!.. У меня и свидетели, есть– прокурор Дагбашев. Он подтвердит, что это было именно так. Правда, Дагбашев, как я уже сказал, вчера утром срочно выехал в Баку проконсультироваться с врачами... Что-то у него с головой не в порядке... Но так ведь он рано или поздно вернется!.. Надо думать, его там подлечат...
Субханвердизаде умолк, настороженно вглядываясь в бесстрастное лицо Гиясэддинова.
"Хорошо, что Дагбек уехал! – думал он.– Вовремя я его спровадил... Трус!.. Он бы меня мгновенно утопил!.. Раскололся бы на первом же допросе!.. Теперь же Дагбек не опасен... По приезде в Баку он должен сразу же передать мое письмо Братцу и Высокому... Глупый Дагбек!.. Баран!.. Не подозревает, что в этом письме между строк секретными чернилами написан ему приговор... Братец и Высокий – люди дельные, не затянут исполнение этого приговора... Трус должен умереть!.. Таковы законы борьбы!.."
Гиясэддинов размеренно постукивал носком сапога по полу.
При этом он как-то странно, многозначительно смотрел на Субханвердизаде. Спросил:
– А вы не допускаете мысли, что Дагбашев никуда не уехал, точнее – был возвращен с полдороги?
Сердце Гашема обмерло. Гиясэддинов продолжал постукивать ногой по полу. Субханвердизаде понял: Дагбашев здесь.
– Да, так вы утверждаете,– продолжал деловым тоном Гиясэддинов,– будто дали указание прекратить травлю Рухсары Алиевой... Так я вас понял?
– Да, я распорядился...
– Что вы распорядились?.. Продолжайте вашу мысль... Или помочь вам?.. Извольте!.. Вы распорядились уничтожить заведенное на девушку дело... Так?., Это вы хотели сказать?..
– Совершенно верно, я приказал это сделать... Решил: зачем загромождать шкафы наших следственных органов всякой глупой писаниной?..
– А ведь было бы очень любопытно заглянуть в это дело! Как говорится, потянешь за конец ниточки – и весь клубочек обнаружится! Значит, нет сейчас в прокуратуре этого дела?
– Я приказал Алияру уничтожить его...
– Ах, вот как?!
– Да. Сказал: сожги эту чушь!.. Сказал: эта грязная клевета на невинную девушку только позорит наши следственные органы!
– Так-так, понятно, понятно!..– иронически протянул Гиясэддинов.– А что, если следователь Алияр будет утверждать совсем другое? Это вас не удивит?
Субханвердизаде несколько мгновений размышлял, затем твердо сказал:
– Нет, не удивит!
– Почему же?
– Ясно, Алияр будет изворачиваться, ловчить, лгать, сваливать, как говорится, с больной головы на здоровую. Он будет пытаться выгородить себя! А для этого есть только один путь: переложить свою вину на другого! Или я не прав?
Гиясэддинов, сохраняя серьезность, кивнул:
– Да, в ваших словах есть логика.
– Вот видите, даже вы согласны со мной! – обрадованно воскликнул Субханвердизаде.– Конечно, Алияр что-нибудь соврет, пытаясь выгородить и обелить себя!.. От такого человека можно всего ожидать, вы же это понимаете! Сам того не заметив, Субханвердизаде начал говорить Гиясэддинову "вы".– Тот, кто принимал участие в травле невинной девушки, способен на любую подлость!
Гиясэддинов выдвинул ящик стола, достал из него синенькую папку и положил перед Гашемом со словами:
– Это подлинник. А то, что вы сожгли у себя в кабинете в печке, было копией дела. Можете посмотреть, я разрешаю. Кстати, здесь есть ссылка и на вас, как на представителя вышестоящей инстанции, который настаивает на выдворении из города Рухсары Алиевой за "недостойное поведение".
Субханвердизаде оцепенел на мгновение. Выдержка окончательно изменила ему, он заревел:
– Льва хотите поймать в капкан?! Не вы-ы-ыйдет!..
Гиясэддинов заливисто, удовлетворенно рассмеялся, сказал негромко:
– На львов капканы не ставят. Они ставятся на волков!
Гашем ощутил непоборимый страх. Ему хотелось вскочить со стула и убежать из этой комнаты, от этого человека с суровым, проницательным взглядом. Но он понимал, что убежать ему не позволят...
– Я хочу задать вам еще один вопрос,– нарушил затянувшееся молчание Гиясэддинов.– Или, может, вы устали?
– Задавайте...– выдавил из себя Субханвердизаде. Его нервы были уже на пределе.
– Вопрос такого порядка... Вы Зюльмата знаете? – Не дав Гашему возможности ответить, Гиясэддинов сразу же продолжал: – Или мы вот что с вами сделаем, дабы сэкономить время, а то, я чувствую, вы снова начнете уточнять, тянуть: "Что за Зюльмат?.. В районе проживает не один Зюльмат... О каком именно Зюльмате идет речь?.." – и так далее... Мы вот что давайте сделаем: пригласим сюда этого Зюльмата... Как, не возражаете?
Субханвердизаде, потупившись, молчал.
Гиясэддинов нажал кнопку звонка сбоку на столе. В комнату заглянул Балахан.
– Давай! – коротко приказал начальник.
Балахан исчез и спустя несколько минут ввел в кабинет Зюльмата.
Субханвердизаде, обернувшись, угрюмо посмотрел на бандита. Зюльмат сделал вид, будто не замечает его.
Гиясэддинов в упор смотрел на Гашема:
– Ну, вы знаете этого человека?
Субханвердизаде поморщился:
– А-а, так это тот самый злодей, в которого я стрелял?.. Бандит?..
– Вот именно, тот самый злодей и бандит, которого вы намеревались отправить на тот свет без покаяния, как говорят русские! – насмешливо сказал Гиясэддинов.– Повторяю вопрос: вы знакомы с ним лично?
Субханвердизаде не отвечал.
Гиясэддинов перевел взгляд на Зюльмата:
– А ты, Зюльмат, знаешь этого человека? – Он кивнул на Субханвердизаде.
– Так же хорошо, как и он меня,– глухо ответил бандит.– Я ведь вам все рассказал, начальник...
Субханвердизаде выкрикнул, перебивая его:
– Ложь!.. Клевета!.. Как можно верить этому отщепенцу, врагу советской власти?! Он хочет меня оговорить!.. Известный прием!.. Думает наговором облегчить свою участь!.. Явно он хочет свести со мной счеты!.. Помнит, что я чуть не прикончил его... Вы же сами видели, как это было!.. Если бы Балахан не помешал мне, я бы рассчитался с этим гадом за Хосрова!.. Теперь он мстит мне!.. Но кто поверит ему?
Гашем умолк, выхватил из кармана платок, начал утирать пот, который градом катил по его лицу.
– Так, значит, Зюльмат, ты утверждаешь, что знаком с Гашемом Субханвердизаде? – повторил вопрос Гиясэддинов.
– Знаком... К сожалению, знаком...– мрачно отозвался Зюльмат.– Я от вас ничего не скрыл... Я сложил свое оружие...– Он показал взглядом на свою перебинтованную руку на перевязи.
Гиясэддинов проговорил, обращаясь к Субханвердизаде:
– Пора бы и вам тоже разоружиться. Берите пример с Зюльмата!
– Нечего мне брать пример с этого бандита! – огрызнулся Гашем.– Советую вам, товарищ Гиясэддинов, прекратить этот спектакль!.. Что вы от меня хотите?
– Хочу, чтобы вы правдиво отвечали на мои вопросы! Хочу, чтобы вы прекратили запираться! Хочу, чтобы вы, наконец, поняли, что игра ваша проиграна!..
Субханвердизаде сидел с багровым от внутреннего напряжения лицом. Молчал.
– Зюльмат! – снова обратился к бандиту Гиясэддинов.– Потрудись рассказать еще раз то, что ты рассказал нам этим утром. Так же подробно, обстоятельно! Понял?
Бандит кивнул:
– Понял, начальник...
Он начал свой рассказ о том, как несколько лет тому назад Гашем через одного из своих людей, Сафтара Кязымова, работавшего в земотделе, установил с ним связь и предложил сотрудничество; как ему из-за Аракса переправили несколько ящиков с винтовками, как Гашем помогал его отряду деньгами, боеприпасами; как потом сам же Гашем приказал ему убрать этого связного, который, по его, Гашема, словам, "много знал". Зюльмат рассказал, что в последнее время связь осуществлялась через Дагбашева, который этим летом передал ему при личной встрече задание Гашема убить председателя Контрольной комиссии Сейфуллу Заманова и сообщил маршрут председателя "ККа", рассказал, как его подручный Кемюр-оглу это задание выполнил, как он, стоя под окном фельдшерского домика в Чай-арасы, получил лично от Гашема новое задание убить Гиясэддинова и Демирова, а также выкрасть из города девушку по прозвищу Сачлы; как он вместе с Кемюром-оглу побывал ночью в доме Гашема и тот сообщил им, что Демиров находится в деревне Дашкесанлы, и потребовал, чтобы они расправились с секретарем райкома, когда он будет возвращаться по горной дороге в город.
Зюльмат выкладывал все без утайки.
Когда он умолк, Гиясэддинов обратился к Субханвердизаде:
– Ну, что вы теперь нам скажете?.. Надеюсь, начнете давать правдивые показания?!
Субханвердизаде, с ненавистью глядя в лицо Гиясэддинова, заскрежетал зубами:
– Все это ложь!.. Наглая, ничем не подтвержденная клевета!.. Наговор!..
– Балахан! – сказал Гиясэддинов.– Уведи арестованного Зюльмата!..
Бандит вдруг сделал шаг в сторону стола, проговорил хрипло:
– Начальник, ты сам знаешь, я сказал правду... Ничего от тебя не утаил... Хочу облегчить душу перед смертью, перед тем, как уйти в землю...
– Ты, по-моему, еще не все нам сказал, Зюльмат! – строго произнес Гиясэддинов.
– Все!.. Клянусь тебе, начальник, все!.. Больше на моей душе нет никаких кровавых дел!.. Все ты знаешь, все я тебе выложил!..
– О делах своих – возможно,– сказал Гиясэддинов, согласно кивая головой.Но это еще не все, что нас интересует.
– Спрашивай – я отвечу тебе, начальник...
Гиясэддинов помолчал немного.
– Хорошо, спрошу...– Добавил с иронией: – Если ты настаиваешь на этом. Скажи, где твой сын? Где Хейбар?
Зюльмат потупился. Ничего не ответил. Гиясэддинов терпеливо ждал, поглядывая то на мрачное лицо Гашема, то на Зюльмата. Опять задал вопрос:
– Ну, так где же скрывается Хейбар?
Наконец Зюльмат вскинул глаза на Гиясэддинова. Видно было: упоминание о сыне заставило его страдать.
– Про сына ничего не скажу, начальник...– произнес он.
Гиясэддинов помолчал, затем вдруг спросил;
– Сколько лет твоему Хейбару, Зюльмат?
Бандит ответил не сразу.
– Шестнадцать, начальник..
– Мальчик совсем!– Сделав паузу, Гиясэддинов продолжал: – У твоего Хейбара вся жизнь еще впереди. Подумай, Зюльмат! Ты потянул за собой на дурной путь еще ребенка. Буду говорить прямо: жизнь его искалечена, но подлечить ее можно... Пока еще не поздно... Пока еще за Хейбаром нет тяжких преступлений. Но он может совершить их в любую минуту...
Зюльмат настороженно смотрел в лицо Гиясэддинова. Во взгляде его были одновременно и страх, и пробуждающаяся надежда.
– Хейбар вооружен? – спросил как бы между прочим Гиясэддинов.
Губы Зюльмата дрогнули.
– Я спрашиваю тебя, Зюльмат, есть при мальчике оружие, которое может помочь ему совершить какую-нибудь непоправимую ошибку?.. Много ли у юноши, почти подростка, ума в голове? Подумай сам... Так он при оружии?
Гиясэддинов пристально смотрел в глаза Зюльмата. Неожиданно тот кивнул:
– При оружии, начальник... Я дал ему...
– Не любишь ты своего сына, Зюльмат! – заметил укоризненно Гиясэддинов.
– Люблю, начальник!..– с болью в голосе произнес бандит.– Он мой первенец!.. Была потом дочь – умерла, аллах забрал... Я говорил себе: Хейбар моя последняя опора в жизни, моя последняя надежда!.. Думал, не погаснет навеки очаг в моем доме, еще завьется дымок над моей крышей, под которой жили мой отец и мой дед и прадед...
– И все-таки ты не любишь своего сына по-настоящему, Зюльмат! – повторил твердо Гиясэддинов. Перевел взгляд на Балахана, распорядился:– Балахан, уведи Зюльмата! – Добавил иронически: – А то, мне кажется, наш гость Гашем Субханвердизаде может обидеться на нас за наше невнимание к его особе. Сочтет нас невежливыми!
Балахан подошел сзади к Зюльмату, тронул за локоть, кивнул, приглашая следовать за собой. Бандит сделал шаг к двери. Затем обернулся к Гиясэддинову, спросил растерянно:
– Так как же Хейбар?..
– О Хейбаре мы еще поговорим сегодня,– ответил Гиясэддинов.– Пока ступай, подумай над моими словами!
Балахан увел Зюльмата.
Гиясэддинов посмотрел на темное окно. Вечер уже давно наступил.
Субханвердизаде, угрюмый, подавленный, сидел сгорбившись на стуле, уставясь в пол. Хмурил брови, изредка метал исподлобья злые взгляды на Гиясэддинова.
"Ну, вот ты и спекся! – подумал удовлетворенно Гиясэддинов.– Теперь тебя можно брать, как говорится, голыми руками!.."
Субханвердизаде словно угадал его мысли и, угадав, будто взбунтовался, как бунтует, чуя кончину, загнанный в западню зверь. Вскочил со стула, заорал:
– Безобразие!.. Вы за это ответите!.. Верите бандиту, преступнику, убийце?!
Гиясэддинов даже опешил на мгновение. Он никак уже не ожидал от Гашема этой вспышки наигранного гнева. Не выдержав, вдруг сам обрушился криком на него:
– Это ты убийца!.. Сукин сын!.. Убийца Сейфуллы Заманова!.. Убийца Хосрова!.. Убийца честных советских людей!.. Ты покушался на Демирова!.. Ты обманывал партию и народ!.. Махровый злодей!.. Чудовище в обличий человека!.. На твоих руках кровь наших товарищей!
Гиясэддинов увидел, как колыхнулась тяжелая портьера на двери и из-за нее выглянуло встревоженное лицо Балахана, привлеченного его криком. Ему с трудом удалось овладеть собой. Он умолк, начал торопливо закуривать.
– Я буду жаловаться! – бормотал Субханвердизаде.– Это групповщина!.. Я буду жаловаться!..
– Продолжаешь изворачиваться?!
– Да, да, я буду жаловаться! – истерично выкрикивал Гашем, размахивая руками.
И тут Гиясэддинов нанес завершающий удар:
– Уж не тем ли отщепенцам ты будешь жаловаться, которым Дагбашев вез от тебя письмо, не подозревая, что в нем его приговор?! – Выхватив из ящика стола знакомый Гашему розовый конверт, он выразительно потряс им в воздухе.
Субханвердизаде рухнул на стул как подрубленный. Кровь сбежала с его лица, он сделался белее полотна.
Но он еще не собирался сдаваться. Он и вправду в своих повадках был схож с Диким зверем, который, и смертельно раненный, продолжает сопротивляться до последнего издыхания.
– Имей в виду,– прохрипел он,– все, что я делал, я делал по указанию Демирова!.. Он мне приказывал!.. Он мне давал деньги и золото!.. Нападение на него в горах мы устроили для отвода глаз!.. Чтобы тебя одурачить!.. А ты поверил!.. Сам сообрази: как бы он смог уйти тогда живым от Зюльмата?! Все было разыграно, как по нотам!.. Учти, чекист!..
Он умолк, тяжело дыша.
– Мразь!..– едва слышно, подавляя новый приступ бешенства, сказал Гиясэддинов.
