Текст книги "Костяной Дом (ЛП)"

Автор книги: Стивен Лоухед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Язык ангелов

ГЛАВА 21, в которой научное исследование приносит странные плоды

Дуглас Флиндерс-Питри стоял под мокрым карнизом, наблюдая за служанками с ведрами молока на коромыслах, спешащих к дверям гостиницы колледжа; за торговцами скобяными товарами, предлагавшими вертела и канделябры; смотрел, как по площади спешат булочники с подносами свежего хлеба на головах; продавцы в ветхих киосках торговали свечами, лентами, тканью, сыром и специями. Мясник, работающий в задней части своего чуланчика, разделывал тушу по требованию клиента; продавец пирогов с ручной тележкой громко расхваливал свой товар; фермер с парой связанных цыплят проталкивался сквозь толпу; ну чисто живой этюд к картине Брейгеля.

Как в такой обстановке студенты могли хоть что-то усвоить из слов профессора, сидящего в двух десятках шагов от него, Дуглас не понимал. Однако лектора суета ничуть не смущала. Высокий и худощавый, он стоял за деревянной кафедрой прямо на улице, и на чистой латыни втолковывал что-то слушателям. Студенты в синих и зеленых мантиях сосредоточенно внимали. Вокруг расположились бездельники, тоже слушавшие профессора, хотя по их лицам видно было, что они не понимали ни слова. Немало горожан тоже стояли полукругом, иногда выкрикивая шутливые ответы на риторические вопросы, заданные прославленным учителем.

Дуглас пришел повидаться именно с этим профессором. Ради этой встречи он совершенствовал свою латынь, тщательно подбирал гардероб, изучал историю, нравы и обычаи, характерные для середины 1200-х годов. Подтянутый мужчина средних лет с серьезным лицом и высоким лбом был не кто иной, как Роджер Бэкон {Роджер Бэкон (1214 – 1292), известен также как Удивительный доктор (лат. Doctor Mirabilis) – английский философ и естествоиспытатель, монах-францисканец, профессор богословия в Оксфорде. Занимался математикой, медициной, алхимией, физикой и др. науками. Получил срок за критику распущенности нравов духовенства. Выступал против схоластики и резко отзывался о тогдашних великих авторитетах (Альберте Великом, Фоме Аквинском и др.)}– доктор, профессор, ученый и теолог – светило науки во многих областях: в анатомии, медицине, алхимии, философии и теологии. Темные волосы коротко пострижены, как и следует священнику его ранга, коричневая ряса францисканца, поношенная, с обтрепанными краями и рукавами, была чистой, а плетеный шнурок, исполняющий роль пояса, был аккуратно завязан.

В какой-то момент несколько молодых людей протиснулись вперед и начали передразнивать профессора. Дуглас сообразил, что горожане, как, собственно, и во все времена, испытывают зависть и настроены враждебно по отношению к представителям научной элиты. Грубые деревенские парни инстинктивно чувствовали, что и власть имущие с недоверием относятся к ученой братии. Что уж говорить о профессоре, чье поведение никак не вписывалось в рамки общепринятого, особенно если учесть некоторые его странные эксперименты. С точки зрения общественного мнения, уважаемый в научных кругах ученый был не то чудаком, а то и вовсе дураком набитым.

Возмутители спокойствия довольно неуклюже попытались прервать лекцию, но тут появились два здоровенных судебных стражника с длинными пиками, и увели смутьянов с собой. Порядок был восстановлен, лекция под открытым небом продолжалась. Дуглас старался внимательно слушать. Латынь монаха была совершенной – беглая и плавная, красноречивая и изящная, отшлифованная годами схоластических диспутов, она изобиловала незнакомыми Дугласу терминами, так что он с трудом улавливал смысл речи Бэкона. Однако студенты его понимали, вернее, понимали язык, а вот понимали ли они суть высказываний, неизвестно. Насколько разобрал Дуглас, монах говорил о природе вселенной и месте разума в формировании человеческих представлений о действительности.

Наверное, он излагал интересные мысли, но недавно приобретенных знаний хватало Дугласу только на то, чтобы понять общую тему лекции; следить за нюансами речи профессора уже не получалось. Впрочем, он не для этого прибыл на встречу. Перед ним стояла куда более важная задача.

– Снайп! А ну-ка прекрати! – прошипел Дуглас. – Брось немедленно! – Его вздорный помощник подобрал в канаве гнилую грушу и с интересом ее рассматривал. – Брось сейчас же!

Парень, продолжая сжимать грушу так, что по рукам струился сок, злобно взглянул на хозяина, но все-таки бросил фрукт. Груша с глухим шлепком упала на землю; Снайп с неожиданной яростью втоптал ее в землю и выпрямился, сердито оглядев толпу вокруг.

– Вот, молодец, – похвалил его Дуглас. – Мы тебе кота найдем, попозже.

Лекция подошла к концу, студенты по двое и по трое начали расходиться, тут же растворяясь в толпе на городской площади. Некоторые задержались, чтобы задать вопросы, и Дуглас переждал, пока закончатся и они. Дождавшись, пока отошел последний студент, он подошел к профессору.

– Pax vobiscum, Magister Bacon{Мир вам, магистр Бэкон (лат.)}, – сказал он, снимая круглую монашескую шапочку и совершая отработанный почтительный поклон. – Deus vobis {Бог с вами (лат.)}.

– Quis est {Кто ты? (лат.)}? – спросил ученый. Бросив взгляд на одежду Дугласа, он произнес: – Бог с тобой, брат.

Дуглас назвался заезжим священником, ищущим ответа на один научный вопрос.

– Не могу ли я проводить вас и по дороге спокойно обсудить мою проблему?

– Я бы с радостью согласился, – ответил мэтр Бэкон, – но, увы, у меня слишком много обязанностей, а я пока не нашел способ растягивать время, чтобы вместить их все. Поэтому с сожалением вынужден отклонить твое предложение сопровождать меня, каким бы заманчивым оно ни было.

– Понимаю, – покивал Дуглас, ожидавший подобного ответа. – Я ни в коем случае не хотел бы множить ваши заботы, Бог свидетель. Однако вдруг вам интересно будет узнать, что родом я из аббатства в Тинтерне. Там мне в руки попала весьма странная рукопись, причем обнаружил я ее тоже довольно странно. – Домашняя заготовка сработала. Он увидел, как в темных глазах профессора вспыхнуло любопытство. – Некоторые из моих братьев считают, что кроме вас никто не сможет ее прочесть.

– А что вы можете о ней рассказать? – спросил Роджер Бэкон, потирая тыльную сторону ладони?

– Очень мало, сэр. Видите ли, она написана на языке, который никто раньше не видел. По крайней мере, никто из наших лучших ученых.

– Ну что же, друг мой, поздравляю, – объявил профессор, склонив голову набок. – Тебе удалось меня заинтриговать, а это, Христос свидетель, в последнее время случается все реже. Заходи сегодня вечером к «Медведю», поужинаем вместе. Он указал на постоялый двор невдалеке. – У меня там стол, и для тебя местечко найдется. – Профессор скептически посмотрел на молодого сопровождающего Дугласа. – И твоему помощнику тоже, конечно. Привет тебе, сын мой. – Однако присмотревшись к юноше повнимательнее, Бэкон перестал улыбаться.

– Он немой и не разговаривает, – сообщил Дуглас, похлопав Снайпа по огромной голове. – Благодарю, мастер Бэкон. Тогда до вечера.

– Бог с тобой, друг, – ответил профессор, отходя.

Дуглас немного подождал, затем пересек площадь и направился к постоялому двору «Звезда», где снял две комнаты. Он поговорил с хозяйкой и попросил принести еды и питья. Вместе со Снайпом он поднялся наверх. Готовясь к вечернему разговору, Дуглас немного позанимался латынью, – больше в него не влезало, – а Снайп отправился спать, готовясь к ночному бдению.

Сразу после захода солнца лей-путешественники надели мантии и отправились на встречу с мастером Бэконом в «Медведь». Они пересекли почти пустынную площадь, где теперь лишь пара старух сгребали мусор, да несколько дворняг что-то вынюхивали в канавах. Не обращая внимания на вопли нищих, Дуглас подошел к постоялому двору и остановился под факелом над дверью, в последний раз предупредив Снайпа, чтобы он вел себя как можно лучше, опустил капюшон на голову и вошел внутрь. Внутри было дымно, там стоял туман, образованный испарениями восковых свечей, освещавших помещение теплым янтарным светом. Он подошел к стойке, выбрал пирог и обернулся, осматривая зал. Столы разных размеров стояли без какой-либо системы. В очаге пылали крупные поленья. Над очагом булькали котлы, жарилось мясо на вертелах; к главному залу примыкали еще три поменьше, в каждом стоял длинный стол со скамьями. В одном из залов обнаружился Роджер Бэкон в окружении группы студентов – желтолицых юнцов с неухоженными бородами и длинными взлохмаченными волосами; некоторые из них одевались в студенческие мантии, другие предпочитали менее формальную одежду. Все держали в руках кружки с элем. Когда подошел Дуглас, они разом встали, приветствуя вновь прибывших.

– Прошу без церемоний, – сказал Дуглас. – Садитесь, пожалуйста. – Выдав Снайпу пирог, он отправил его в конец стола.

– Наш друг прибыл из Тинтерского аббатства, – сообщил профессор своей аудитории. Он налил еще одну кружку и придвинул ее к Дугласу. – Он ищет просветления. Верно ведь?

– Воистину, это и есть цель моего визита, – ответил Дуглас. Он заметил, как переглядывались студенты, пока он говорил. Причина была ясна, и он поспешил рассеять недоверие: – Прежде чем продолжить, я приношу извинения за свою необразованность и грубость речи. Латынь моя не из лучших. Я родился и вырос на острове Мэн. Моими наставниками были очень старые люди, они немногому успели научить меня. – Он оглядел стол и закончил: – Так что прошу извинить меня, братья. Надеюсь на вашу снисходительность.

– Не стоит об этом говорить! – воскликнул Роджер Бэкон. – Все ученые – паломники в одном и том же путешествии. Некоторые вступили на путь раньше и потому успели продвинуться немного дальше. – Он окинул взглядом собравшихся. – Как пилигримы, мы не станем осуждать друг друга, но примем всех единомышленников в нашу компанию как друзей по путешествию.

Студенты, слегка пристыженные, подтвердили это высказывание сердечными возгласами и жадными глотками пива.

– Спасибо, – сказал Дуглас, вытирая рот рукавом, подражая своим товарищам по столу. – Я ваш слуга.

– Что же, мы больше никого не ждем, – сказал мастер, – преломим вместе хлеб и предоставим нашу беседу на суд Всевышнего, да прославят Его наши речи.

– Аминь! – хором откликнулись студенты. – Ужин!

Троих самых младших отправили на кухню за едой. Они шумно удалились и вскоре вернулись с жареным мясом, маленькими хлебами и вареными овощами. Деревянные ложки пошли по кругу, и народ приступил к ужину. Дуглас порадовался, что прихватил собственный нож, поскольку от времени, когда каждому полагались собственные столовые приборы, постоялый двор отделяли века. Здесь гостям предлагались только общие деревянные ложки.

За столом поднялся веселый гул. Председательствовал, конечно, мастер Бэкон. Дуглас наблюдал за манерами сотрапезников. Сразу бросалось в глаза искреннее и глубокое уважение, с каким студенты относились к своему знаменитому профессору. Когда говорил Бэкон, все взоры обращались на него. За ним оставалось последнее слово во всех дискуссиях. Как и следовало ожидать от студентов, разговоры за столом перескакивали с одной темы на другую; обсуждались вопросы химии, механики, математики, астрономии, перемежаясь философскими и теологическими проблемами – далеко не все из того, о чем говорили за столом, было понятно Дугласу. Как бы не был изобретателен мастер Бэкон, его объяснения не всегда доходили до пришельца. Дуглас понимал масштабность мыслей этого человека, хотя и не мог уследить за хитросплетениями его построений. Но гибкость и разносторонность ума Бэкона поражали.

Некоторое время спустя посуду убрали, а кувшины с элем, не раз наполнявшиеся, все же опустели. Студенты разошлись по своим вечерним делам, и учитель наконец повернулся к гостю.

– Теперь, мой друг, можем немного поговорить. Я готов пригласить тебя в мою лабораторию и посмотреть, наконец, что там у тебя припасено.

– Для меня большая честь сопровождать вас, профессор.

Они вышли в ночь, скупо освещенную редкими факелами и жаровнями, расставленными на углах улиц под присмотром городских приставов из местного ополчения. На них возлагались обязанности по охране порядка и соблюдения королевских законов. Сегодня в старом городе было тихо, и двое мужчин – в сопровождении свирепой тени Снайпа —беспрепятственно прошли по широкой улице, ведущей к мосту и внушительной башне. У ее основания Бэкон остановился, достал большой железный ключ и приступил к отпиранию лаборатории, занимавшей весь первый этаж.

Пока профессор возился с ключом, Дуглас повернулся к Снайпу.

– Оставайся здесь и охраняй дверь, – шепнул он ему. – Я не хочу, чтобы нас беспокоили. Понял?

Профессор зажег свечи простым щелчком пальцев. Дуглас сделал вид, что его это совсем не удивило. Как только света стало достаточно, он огляделся и понял, что они стоят в большой квадратной комнате с голыми каменными стенами и голым полом. Два длинных дощатых стола на козлах тянулись вдоль всей комнаты, их столешницы были завалены книгами и пергаментами на одном конце, на другом стояли всевозможные емкости, заполненные непонятными составами. В ближнем углу – большая печь с мехами, нечто вроде маленькой кузницы. Тлеющие угли испускали тонкие струйки дыма, уходящего в дыру в потолке. Множество таинственных инструментов и сосудов из меди, железа, олова и бронзы придавали помещению вид литейного цеха и химической лаборатории.

Рядом с печью стояло большое деревянное кресло, заваленное покрывалами. С одной стороны от него был установлен большой канделябр, а с другой – приспособление, напоминающее чертежный стол. По всему было понятно, что именно здесь профессор работает и пишет.

– Добро пожаловать, друг мой, – сказал мастер Бэкон. – У каждого живого существа есть свой дом. Этот – мой. Здесь у меня есть все, что мне нужно для жизни.

– Здесь просторно, – согласился Дуглас. Указав на коллекцию кувшинов и плошек на столе, он спросил: – Я правильно понимаю, что здесь вы производите алхимические опыты?

– Именно так, – ответил мастер. – Много лет я отдал алхимии. Увы, это оказалось напрасной тратой времени. Вынужден признать, что цели своей я не достиг, хотя на этом пути сделал множество открытий и добился некоторых успехов.

– Ничто не пропадает зря, – сказал Дуглас.

– Истинно. – Роджер Бэкон снисходительно улыбнулся. – Для ученого никакое усилие никогда не бывает напрасным. – Он подошел к концу стола, заваленного рукописями. – Я полагаю, – сказал он, сворачивая один из пергаментов, чтобы освободить место, – вы принесли мне кое-что для изучения. Давайте займемся делом.

– Рад служить. – Дуглас засунул руку во внутренний карман плаща, достал небольшой сверток, обернутый льняной тканью, и аккуратно положил на стол. – Буду весьма признателен, сэр, за ваше высокоученое мнение, поскольку, признаюсь, содержание этого манускрипта для меня загадочно.

– Не сэр, – поправил его Бэкон, – только брат. Мы ведь братья-священники, не так ли?

Дуглас улыбнулся и снял льняное полотно. Роджер Бэкон едва взглянул на книгу и его темные глаза заблестели от азарта.

– Посмотрим, посмотрим, что вы принесли, – пробормотал он, осторожно открывая кожаную обложку. Он долго смотрел на первую страницу, потом перевернул ее, взглянул на другую, а затем еще на три подряд.

– Как это попало к вам? – спросил он дрожащим голосом. Теперь глаза его казались гневными. Он ткнул пальцем в текст. – Этот… эта книга – как она вам досталась?

– Простите, брат, – медленно ответил Дуглас. Он пока не понимал, чем вызван гнев Бэкона, и тянул время, чтобы подыскать ответ.

– Не обижайся ради Бога, – сказал Бэкон. – Но я должен знать. Это имеет для меня огромное значение.

– Насколько я знаю, книга принадлежала предыдущему аббату. Во всяком случае, после его смерти прошлой весной ее нашли среди его вещей, – солгал Дуглас. Он так часто повторял эту историю, что почти сам в нее поверил. – А вот как она попала к этому доброму человеку, мне неизвестно. Нынешний настоятель, без сомнения, мог бы рассказать вам больше, но, поскольку он слишком стар и немощен, чтобы отправиться сюда, задачу поручили мне. – Дуглас улыбнулся, как он надеялся, искренне. – К сожалению, больше мне ничего неизвестно.

– Очень жаль. – Ученый мягко покачал головой. – Не обещаю, что отвечу на все вопросы, по крайней мере, сразу. Однако, приступим.

Роджер Бэкон снова открыл книгу, и Дуглас вздохнул с облегчением, наблюдая, как ученый легко проводит пальцами по непонятным символам, изредка шевеля губами.

– Так вы сможете прочитать это? – спросил Дуглас, пытаясь изобразить обычное научное любопытство.

– Думаю, что смогу, – подтвердил мастер. – Видишь ли, друг мой, это ведь я придумал.

– То есть как? – спросил ошеломленный Дуглас. – Вы хотите сказать, что это вы написали?

– О нет, – ответил Бэкон, быстро покачав головой. – К этой книге я не имею отношения. А вот к языку, на котором она написана, имею самое непосредственное.

– Но что это за язык? Ни я, ни кто-либо из моих знакомых никогда не видел ничего подобного.

Тут мастер-ученый позволил себе снисходительную улыбку.

– Меня это ничуть не удивляет, – мягко сказал он. – Немногим смертным доводилось видеть его. – Он снова опустил взгляд на текст, проводя длинными пальцами по строкам, написанным плавным почерком. – Это язык ангелов {Об «ангельском языке» много писал Джон Ди (1527—1609), английский математик, астролог и эзотерик, имевший контакты с императором Рудольфом, а также, по его словам, располагавший неизвестными рукописями Роджера Бэкона. Имеются данные, связывающие имя Бэкона с «Рукописью Войнича». «Рукопись Войнича» написана неизвестным языком, все попытки расшифровать который до сего дня не увенчались успехом.}.

ГЛАВА 22, в которой говорит кровь

– Теперь внимательнее, Арчибальд, – говорил лорд Гауэр. – Используй свой ум. Думай! – Он повернулся к накрытому простыней столу. – Попробуем пройти этот тест еще раз. Готов?

– Готов, милорд, – Арчи сосредоточенно нахмурил темные брови.

Граф одним движением сдернул ткань со стола.

– А теперь скажи мне, что здесь настоящее, а что подделка? – Он указал на несколько предметов, разложенных на прямоугольнике синего бархата. – Не торопись, – призвал он. – Сосредоточься. Помни, что я тебе говорил.

Молодой человек шагнул ближе к столу и стал рассматривать выставленные предметы: брошь с камеей, окруженную кольцом крошечных сапфиров, кот, вырезанный из черного дерева, серебряную сову с черными глазами, золотое кольцо в форме скарабея со вставкой из перламутра, лазурита и сердолика, алебастровую статую крокодила, сражающегося с бегемотом, и пару серег-подвесок из синих, зеленых, красных и желтых стеклянных бусин. Каждый предмет из обширной коллекции древностей графа Сазерленда представлял собой шедевр.

– Смотри, но в руки не бери, – предупредил граф. – Эксперт должен с первого взгляда определять подлинность.

Арчи Берли неуверенно потянулся пальцем к фигурке кота, но отдернул руку, перешел к кольцу, а затем, попутно осмотрев сову и крокодила, остановился на золотом кольце и серьгах.

– Скарабей и серьги-подвески подлинные, – объявил он.

Лорд Гауэр вопросительно поднял брови.

– Именно скарабей и серьги? Ты уверен?

Арчи коротко кивнул.

– А сова? А брошь? – Его светлость чуть повернул брошь, заставив сапфиры искриться. – Это ценная вещь. – Он указал на алебастровую статуэтку. – А крокодил? Он очень здорово сделан. Красивый.

– Вы спрашивали меня не о том, что красивее или дороже, – заявил Арчи. – Вы спросили, что здесь настоящее, а что поддельное. Я выбираю скарабея и серьги.

– Отлично, Арчибальд! – Граф медленно похлопал в ладоши. – Ты прав. Это настоящий древний египетский антиквариат. У тебя талант, парень. Думаю, тебя ждет удача.

– Спасибо, сэр.

– А теперь скажи мне, – продолжал лорд Гауэр, поднимая брошь, – почему ты не выбрал эту симпатичную безделушку или бегемота с крокодилом?

– Брошь… – Арчи поколебался, затем пожал плечами. – Она слишком блестит. У настоящих камней блеск приглушенный. Думаю, оправа тут настоящая, а камни – имитация. И бегемот такой же.

– Почему же? Объясни.

– Он маленький, слишком похож на свинью. По-моему, его сделал кто-то, кто ни разу не видел настоящего бегемота. А может, мастер просто скопировал другую фигурку. – Он махнул рукой на сову и кота. – Кот отлично сделан, но материал подобран неудачно. Египтянин использовал бы камень. С совой то же самое.

– А что с ней не так?

– Фигура отлита из серебра – опять же, это не тот материал, который мог бы использовать египетский художник классического периода. – Он взглянул на своего наставника. – Я прав?

– Ты совершенно прав. – Гауэр с удовольствием посмотрел на своего ученика. – Мой мальчик, ты хорошо усвоил уроки. Я думаю, теперь мы можем пойти в торговый зал.

– Для меня большая честь, сэр. – Арчи почувствовал дрожь волнения при этой мысли. Хотя внутри у него все бурлило от радости, он сохранял спокойствие и помнил, как учил Его Светлость: хороший торговец никогда не показывает своих истинных эмоций. Неосторожное проявление интереса может легко поднять цену сделки или, что еще хуже, полностью испортить ее. – Я постараюсь не обмануть доверие, которое вы мне оказали.

– За это я спокоен. – Граф начал собирать разложенные по столу ценности, чтобы уложить их в соответствующие ящики в холле. – Завтра, – сказал он, разглядывая брошь, – продолжим обучение в зале аукционного дома Sotheby’s {«Сотбис» (англ. Sotheby's) – один из старейших аукционных домов. Совместно с аукционным домом «Кристис» (Christie's) занимает около 90% мирового рынка аукционных продаж антиквариата, предметов искусств и т. д. Крупнейший в мире аукционный дом.}.

На следующий день они проехали в карете по Стрэнду, вышли в конце Веллингтон-стрит и прошли последние несколько сотен ярдов пешком – граф хотел посмотреть на некоторые из своих лондонских владений. По большому счету их следовало бы назвать скромными, однако они приносили стабильный доход, который Арчибальду казался просто астрономическим, хотя молодому человеку не на что было жаловаться – лорд Гауэр назначил ему еженедельное пособие, а также годовую стипендию, изрядную часть которой Арчи передавал матери.

За время своего пребывания на службе у лорда Гауэра Арчи сумел пройти путь от самого скромного положения слуги через должность простого мальчика на побегушках, помощника посудомойки, конюха, помощника лакея, лакея, второго младшего дворецкого, помощника камердинера и так далее, до роли личного секретаря Его Светлости. Когда граф отправлялся вглубь страны, Арчи сопровождал его; когда граф путешествовал на континент, Арчи помогал со сборами; когда граф со свитой отправлялись в северное поместье, Арчи посылали вперед, чтобы подготовить дом и территорию к прибытию Его Светлости. И теперь, когда графа вызывали в Виндзор или палату лордов, Арчи неизменно сопровождал его.

Все это время молодой человек изучал нравы и обычаи элиты, выжидая, пока сможет самостоятельно начать сколачивать состояние. «У человека должно быть занятие, – сказал ему граф много лет назад. – Интересно, какое ты себе выберешь?»

– А я могу остаться у вас на службе, сэр? – спросил он тогда. В то время Арчи было двенадцать лет, и он не мог представить себе ничего лучше, чем числить себя среди домашнего персонала графа.

– Да оставайся сколько угодно, – ответил лорд Гауэр. – Но, мой дорогой мальчик, я же не буду жить вечно. Как бы я ни сожалел об этом, когда я уйду, мои земли и титулы перейдут к двоюродному брату, которого я не видел лет двадцать. Таков закон. И мне не хотелось бы, чтобы ты остался без возможности зарабатывать на жизнь в этом мире. Слугой вечно быть нельзя, да и не стоит. Ты сделан из более тонкого материала.

– Но я не хочу покидать вас, сэр.

– И мне без тебя было бы тоскливо. Но твоя кровь рано или поздно заговорит в тебе во весь голос, Арчибальд. – Граф улыбнулся и по-отечески положил руку на плечо мальчика. – А кровь в тебе течет аристократическая, этого никак нельзя отрицать.

Граф уже давно знал обстоятельства происхождения Арчи. Более того, благодаря своим связям ему удалось организовать своего рода примирение между лордом Эшмолом и Джеммой Берли, добившись кругленькой суммы для матери Арчи. Тем не менее, глядя в будущее, лорд Гауэр решил приобщить Арчи к занятию на ближайшие годы. И он начал учить подопечного тонкостям бурно развивавшейся торговли антиквариатом и древними артефактами, интерес к которым охватил британскую аристократию. Участие в такой торговле позволило бы неплохо зарабатывать тому, кто знал это дело.

Сам Гауэр слыл прекрасным специалистом. Для человека его ранга интерес к древностям был не более чем увлечением, поскольку деньги его не интересовали. А вот для молодого человека подобное занятие могло стать источником неплохого заработка, особенно если люди будут знать, что юноша – протеже графа. К тому времени, когда Арчи Берли сможет обходиться без его опеки, у него будет достойное занятие.

Теперь, подходя к аукционному дому, лорд Гауэр рассказывал своему ученику, как проводятся аукционы и совершаются торги. В заключение он сказал:

– Сегодня мы просто понаблюдаем, а если появится что-то интересное, я хочу поучаствовать. Твоя задача – наблюдать за теми, кто будет делать ставки. Об их интересах или средствах можно многое узнать, наблюдая за тем, как они себя держат, особенно когда торги достигают верхних пределов. Это весьма поучительно.

Арчи кивнул.

– В ближайшие дни мы выберем что-нибудь для приобретения, и я попрошу тебя сделать ставку. Надо привыкнуть к ощущениям, связанным с игрой, как я ее вижу, и научиться себя контролировать. А для этого у тебя есть хладнокровие и незамутненный разум.

– Я постараюсь, сэр.

– Я знаю, что ты будешь стараться, Арчибальд. – Они остановились перед большим зданием эпохи Регентства, в котором размещался аукционный дом Sotheby’s. – Ну вот мы и пришли. Пойдем?

Граф прошел через выложенные медью двери в вестибюль с красной ковровой дорожкой. Там его встретили одетые в ливреи служащие, и сразу же проводили к управляющему, подобострастно встретившему Его Светлость.

– Большая честь для нас, – несколько раз повторил управляющий. – Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее.

– Добрый день, Мамфри, – небрежно ответил граф. – Не беспокойтесь. Мы зашли из праздного любопытства.

– Могу я предложить вам прекрасный херес? Только что из Португалии. Вы же знаете, сэр, как для нас важно ваше мнение. Мои партнеры подумывают взять партию для продажи на аукционе.

– Ну что же, Мамфри, буду рад, – ответил граф. Управляющий умчался за хересом, и лорд Гауэр обвел взглядом комнату. – Ничего интересного, и никого интересного, – заявил он, хотя возле парадного входа толпилось довольно людей. – Давай-ка посмотрим, что у нас на сегодня.

Они смешались с толпой, образовавшейся вокруг столов для презентаций в вестибюле. Здесь же висели большие объявления с описаниями предметов, которые будут предлагаться в течение дневной сессии.

– Как я и ожидал, – заметил граф после краткого размышления. – Ничего интересного для нас. Впрочем, мы здесь не для того, чтобы приобретать, мы здесь затем, чтобы учиться.

Да, поучиться было чему, хотя, возможно, и не в том смысле, который имел в виду Его Светлость. Ибо во время своего первого посещения, а также многих других, последовавших за ним на протяжении месяцев, Арчи в первую очередь понял одно: насколько велико влияние аристократического титула. Впрочем, как прилежный ученик, он осознал огромную полезность аукционного дома как поставщика товаров.

Наблюдая за приливами и отливами ритуальных танцев на аукционе, молодой человек быстро пришел к выводу, что, хотя приобретение предметов в таких местах, как Sotheby's, для последующей продажи богатым клиентам – это хорошо и удобно, но медленно и неэффективно. Таким способом состояния не собрать. Арчи казалось, что у продавца позиция сильнее, чем у покупателя-посредника. Именно таким посредником и был его благодетель – человек со вкусом, здравым смыслом и чувством рынка, а также склонный к путешествиям, где мог приобретать те же самые товары, что выставлялись на аукцион, непосредственно на месте и по более низким ценам. А потом уже выставлять их на рынок через аукционные дома.

А уж если человек обладал аристократическим титулом, его будущее можно было считать обеспеченным. Арчи видел, как перед графом открывались двери, закрытые для простых смертных, как мужчины уступали ему, как женщины лебезили перед ним – и все из-за титула, шествовавшего впереди него, куда бы он не направлялся. Будь у Арчи титул, и продавцы, и клиенты доверяли бы ему куда больше.

Мало-помалу, по мере того как его понимание торговли антиквариатом росло, его решимость укреплялась; будущее постепенно вырисовывалось в его сознании. А пока он пополнял запас знаний. Он, как губка, впитывал все, что мог предложить лорд Гауэр. Когда пришел день расставания с графом, Арчи уже точно знал, что ему делать, и как это делать.