Текст книги "Царствие костей"

Автор книги: Стивен Галлахер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Глава 7

На следующий день, примерно за час до полудня, на территорию аукциона вошла группа мужчин. Трое из них были в полицейской форме, двое – в штатском. Впереди всех шествовал начальник местного управления полиции Тернер-Смит, человек впечатляющего вида – высокий, крупный, с широкими армейскими усами, сабельной раной на лице и толстой тростью в руке. Несмотря на хромоту, двигался он так быстро, что остальные едва поспевали за ним.

Они пересекли арену, куда торговцы выводили для показа скот, и направились прямо к бойне. Из ближайших к ним стойл послышалось блеяние и мычание. Торги начались с первыми лучами солнца и были в самом разгаре, но как только полицейские вошли в ворота, все прекратилось, сами торговцы вместе с аукционистом куда-то исчезли, а рабочие принялись, лихорадочно работая метлами и лопатами, счищать грязь вперемешку с навозом и выбрасывать за стены.

Тернер-Смит заметил в стороне приближавшуюся фигуру и, изменив курс, пошел навстречу.

К ним шел молодой мужчина лет около тридцати, темноволосый, с широким лбом и умными карими, как у испанца, глазами. Одет он был в черный костюм.

– Итак, Бекер, что тут у вас? – спросил Тернер-Смит.

Себастьян Бекер, самый молодой из инспекторов в городском полицейском управлении, зашагал рядом с Тернер-Смитом, показывая дорогу.

– Сэр, нам лучше поговорить с мастером участка забоя скота, – ответил Бекер. – Он ждет наверху.

– У них тут и лестницы есть? Какие талантливые животные, умеют по ступенькам ходить, – съехидничал Тернер-Смит.

– Нет, сэр, лестниц здесь нет, – поправил шефа молодой детектив. – Они используют наклонный пандус. Иначе бы они просто спустились и принесли сюда улики. Забой скота идет на первом этаже, а разделывают туши уже на втором.

– Подъем я как-нибудь да преодолею, Себастьян, а вот вонь… Точно на живодерне, черт подери. За столько лет работы никак не могу привыкнуть к подобным ароматам.

– Да, запашок тут действительно жуткий, – невозмутимо сказал Бекер, так и не решив, улыбаться ему начальственной шутке или нет.

Вся группа, с Бекером во главе, углубилась в выбеленный переход, который вывел их с аукционной площадки к самому сердцу скотобойни.

Лишь только они оказались в переходе, один из детективов толкнул Бекера плечом, чуть не сбив с ног.

– Извини, приятель, – буркнул детектив, даже не взглянув на Бекера, тоном, не предполагавшим сожаления.

Себастьян знал – коллеги его недолюбливают. В полиции продвижение по службе зависело от возраста и от проработанных лет, а не от мастерства или преданности профессии. Потому и рвение, которое демонстрировал Себастьян, его сослуживцами не приветствовалось.

– Ничего страшного, – ответил он.

Никто не обратил на них ни малейшего внимания. Труд на бойне был тяжелым. Действовать немногочисленным рабочим приходилось быстро. Животные выходили из своих стойл неохотно, зачастую их оттуда попросту выволакивали за веревки, подгоняя палками; очутившись в маленьком закутке, среди забойщиков, облаченных в кожаные шляпы и фартуки, они начинали вырываться и бодаться, грозя проткнуть рогами или лягнуть копытом всякого, кто находился рядом. В эту минуту к животному подбегал забойщик с громадной кувалдой и с силой опускал ее на голову жертве. Животное не успевало упасть, как возле него уже суетились другие забойщики с ножами в руках. Одни перерезали ему горло, другие начинали сдирать шкуру.

Пока полицейские двигались к подъему, мясники перерубали животному жилы на задних ногах, подвешивали тушу на крюк и цепной лебедкой поднимали на второй ярус. Кровь лилась из туши как из ведра, уходя через зарешеченные сливы вниз, где собиралась в огромные чаны. Запах ее пропитывал весь густой воздух.

На втором ярусе стояли обнаженные по пояс люди. Одни свежевали туши, другие вытягивали из них внутренности, третьи чистили их. Всю грязь сваливали в большие кровавые кучи, которые, расползаясь и растаптываясь, покрывали часть пола темно-красной слизью. Поднимаясь, Себастьян оглянулся и заметил, как один из полицейских, слегка пошатнувшись, достал из кармана платок и прижал к носу. Полицейских не смущало само зрелище, они видывали и не такое, а вот несусветную вонь перенести мог не каждый из них. Себастьян повернулся к Тернер-Смиту – тот казался невозмутимым.

Себастьян догадывался, почему никто не попытался перехватить у него это расследование. Другие детективы считали его грязным и не обещающим особых наград. Если бы он не вызвался сам, дело о странной находке на бойне все равно поручили бы ему. Так всегда случалось – все самое бесславное коллеги Себастьяна, ехидно посмеиваясь, под любым предлогом спихивали на него. Труп бездомного или беспризорника найдут в сточной канаве – Себастьяна отправляют туда, а потом с неделю ходят мимо, зажимая носы и жалуясь на идущий от него нестерпимый запах.

Он давно привык к такому. Притерпелся и к насмешкам, и к недружескому отношению. Не жаловался. Гибель ничтожнейшего человека, никому не известного нищего, Себастьян считал трагедией, пусть и незаметной для других. Ведь кто-то же должен был хотя бы установить имя погибшего, составить отчет о причине смерти, описать если не последние дни, то последние минуты его пребывания на земле, какими бы они ни были – радостными или печальными, одинокими или нет.

Наибольшее внимание Бекер обращал на тех, кто умер насильственной смертью.

В этих случаях Себастьян с особой тщательностью вел расследование, не упуская ни малейшего обстоятельства, имеющего отношение к делу, выискивая самые незначительные улики. Пробыв на бойне всего несколько минут, он вдруг почувствовал, что в деле, за которое взялся, помимо обычных неприятностей, ему предстоит столкнуться со странными неожиданностями. Бегло осмотрев улики, он тут же настрочил письмо в управление полиции, директору Тернер-Смиту, человеку даже для многих полицейских недосягаемому. Тот, отлично зная, что Себастьян по пустякам беспокоить его не станет и в душе симпатизируя настырному смекалистому детективу, немедленно отложил все текущие дела и отправился на скотобойню. Его беспрецедентный, по мнению детективов, поступок привел всех в изумление.

Наверху их ожидал старший забойщик, громадных размеров бородач с платком на голове, делавшим его похожим на пирата. Образ дополнял кожаный пояс поверх фартука, за который был засунут длинный ноже когда-то широким лезвием, но от частого использования сточившимся до ширины бритвы.

Себастьян объяснил шефу:

– После того как с туш сдирают шкуру и очищают от внутренностей, они поступают сюда.

У длинной вереницы деревянных мясницких колод копошились мужчины и женщины. Худые, выглядели они крайне измотанными. Вонь здесь стояла страшная. Тошнотворное зловоние и пары крови пропитали воздух, превратив его в кровавый туман; с потолка свисали широкие полоски миткаля, пропитанные клеем, но толку от них было не много. Когда-то белая ткань покрылась бурыми и серыми пятнами налипших на нее мух.

– Здесь сортируют требуху, – сказал Себастьян.

Они прошли дальше, к рядам столов, соединенных по три. Здесь трудилась низшая каста рабочих бойни, чистильщики, освобождавшие внутренности от фекалий и червей.

Старший забойщик приказал освободить один из столов, нагнувшись, поднял стоявшую под ним плетеную корзину с внутренностями и высыпал их перед полицейскими. Кишки с противным чавканьем шлепнулись и расползлись по крышке стола. Полицейские с недоумением смотрели на их.

На первый взгляд в них не было ничего особенного: обычные внутренние органы животных, ничем не отличающиеся от остальных, большими и маленькими кучками валявшихся по всему этажу.

– Ну и зачем он нам показывает эти кишки? – спросил Тернер-Смит у Себастьяна. – Мы их тут уже достаточно видели.

– Таких – нет, – поправил шефа Себастьян. – Старший забойщик работает здесь уже лет двадцать с лишним и в мясе разбирается. Он утверждает, что это человеческие внутренности.

Глава 8

Англия, северо-запад

1888 год

И был другой день, и другой город, и другой театр. По приезде Уитлок вместе с другими актерами прямиком направился в маленькую гостиницу, а Сэйерс остался на вокзале распоряжаться доставкой имущества в местный театр, носивший название «Принц Уэльский». Своей пьесой труппа должна была сменить помпезный спектакль «Воспоминания о старой доброй Ирландии». Приехав в театр, Сэйерс обнаружил, что переезд прошел более-менее успешно – за исключением мелких поломок в декорациях все было пело, а напились и храпели под сценой только двое рабочих.

В гостинице, где Уитлок занял лучшую комнату, дела обстояли получше. Риксу и его жене, бывшей оперной сопрано, а сейчас актрисе, исполнявшей роли матерей в современных спектаклях и знатных дам в шекспировских трагедиях, достался номер на самом верху. Все остальные расположились в комнатах, отведенных им лично хозяйкой гостиницы, миссис Мак. Рабочие сцены предпочли занять клетушки над пабом, ближе к театру.

До вечернего спектакля в распоряжении труппы оставалось несколько часов, и каждый проводил их по-своему. Одни отправились осмотреть город. Другие собрались в гостиной, где вели ленивую беседу. Третьи предпочли лечь и почитать. Джеймс Каспар, явно безразличный к своему позору, пошел к себе наверх и завалился спать.

Проснулся он за несколько минут до полудня и, переодевшись в пестрый восточный халат, потащился на кухню выклянчивать у миссис Мак чашку горячего чаю. Женщина строгих правил, нечувствительная к лести, похоже, не устояла перед чарами Каспара. Галлифорд слышал, как тот прошел в свой номер вверх по лестнице с чашкой в руке, позвякивая чайной ложечкой. Коверный выскочил из комнаты, чтобы упрекнуть Каспара в недостойном поведении, но он уже успел исчезнуть.

Галлифорд подошел к двери его номера и постучал.

– Входите, если нужно, – отозвался Каспар.

Обстановка в комнате была более чем скудной и ограничивалась металлической кроватью и столиком возле нее. Вся одежда Каспара, обычная и сценическая, была развешана в шкафу без дверей, перед которым лежал огромный чемодан. Каспар, нагнувшись, едва не засунув в него голову, копался, явно что-то выискивая. Не успел Галлифорд закрыть дверь, как Каспар вынырнул из чемодана и распрямился, держа ящичек толстого стекла для хранения продуктов, который во время переездов заворачивал в носок для сохранности.

– Она не спала, – сообщил Галлифорд, наблюдая за действиями Каспара.

Тот поставил шкатулку на стол, придвинул к нему стул. Окинув коверного злобным взглядом, актер продолжил свое занятие. Двигался он с болезненной медлительностью, словно все тело его ныло и стонало. Из кармана он извлек вилку и протер лацканом халата.

– У меня к тебе только один вопрос, – продолжил Галлифорд. Он сел напротив Каспара, положил руки на стол, давая понять, что явился надолго и игнорировать его приход невозможно. – Зачем ты это делаешь?

В коробке, в мутноватой жидкости, находилось что-то маринованное. Каспар откинул крышку и ткнул содержимое вилкой.

– Делаю что? – спросил он.

– Труппа наша весьма скромная, – отозвался Галлифорд. – Ну я еще как-то понимаю, что тебе не нравится то место, которое занимаешь. Но ты ведешь себя так, словно ненавидишь не только нас, а саму профессию.

Каспар вытянул из ящичка нечто короткое и тонкое, очень похожее на маленькую темную сосиску.

– У меня голова трещит, – произнес он. – Уходи.

– Прежде ты выслушаешь все, что я собираюсь тебе сказать.

– Коверный в роли мудреца? Оригинально, – поморщился Каспар.

– Малышок, коверный – это мое амплуа, а не роль в жизни. Похоже, ты еще не улавливаешь разницы, да? Я начал забывать сцену, когда ты еще в штаны писал. А уж таким актером, каким был я, тебе никогда не стать. Я тебя насквозь вижу, долгое время следил за тобой. И мне отлично известно, что ты затеваешь.

Каспар перестал жевать. Он вдруг осунулся и замер.

– Никакое другое дело не даст человеку возможности из помойки возвыситься до аристократического общества. Мы оба с тобой это хорошо знаем. Но только ведь от тебя дурно пахнет. Каким бы одеколоном ни брызгался, какие бы дорогие костюмы ни шил, вонь не скрыть и грязь не спрятать. А еще ты не любишь сцену. Ты не актер, ты дешевый лицедей.

– Тебе не нравится, как я играю? – Каспар недовольно фыркнул. – Поговори с Эдмундом.

– Да, для тебя он Эдмунд, а для нас – мистер Уитлок. Мы давно это заметили.

– Нечего тут и замечать. Меня никто не держит, да и я никого не держу.

– Э нет, дружок. Между вами что-то есть. – Галлифорд резко вытянул руку, снял с вилки в руках Каспара сосиску и поднялся со стула. – Какие тайны вас связывают – мне безразлично, но запомни: мы не ступеньки, и по нам ты наверх не пройдешь. Театр для нас – это не только заработок, но и сама жизнь. – Он сунул в рот сосиску. Вкус у нее был отвратительный. Он попытался ее прожевать, но не сумел, подавился и, поморщившись, выплюнул в ладонь и швырнул на стол. – Своего шеф-повара можешь гнать в шею, – посоветовал он. Морщась и отплевываясь, Галлифорд двинулся к дверям.

– Что еще? – спросил его Каспар.

– У меня к тебе все, – произнес коверный. – Пока. Увидимся в вечернем спектакле.

Коверный вышел. Каспар, оставшись один, долго смотрел на выплюнутые коверным остатки сосиски, затем подцепил их вилкой и медленно проговорил:

– Ты, мой глуповатый друг, и представить себе не можешь, к каким высотам я подбираюсь.

Бросив последний взгляд на изжеванную сосиску и ухмыльнувшись, он положил ее себе в рот и стал жевать, медленно, словно никогда в жизни ничего вкуснее не пробовал.

Глава 9

В управление полиции Себастьян возвращался вместе с Тернер-Смитом, в его личном экипаже. Во время поездки Бекеру очень хотелось поделиться с директором своими подозрениями и заключениями, хотя и половинчатыми.

Однако Тернер-Смит, похоже, не был склонен его слушать сейчас, поскольку сидел, вытянув искалеченную ногу, положив на колени трость, и смотрел в окно на остающиеся позади городские улицы. Внезапно он спросил Себастьяна:

– Как поживает ваша матушка, Себастьян? Не болеет?

Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Себастьян, смутившись, ответил просто:

– Нет, сэр, она вполне здорова. – И затем прибавил: – Я и не подозревал, что вы знакомы.

– Косвенно. Мы не встречались, но она писала мне, сразу после твоего повышения.

– Вот как? – изумился Себастьян.

Тернер-Смит посмотрел на него с мягкой полуулыбкой, словно знал все ответы на вопросы, которые мог бы задать ему Себастьян.

– Ей не нравится твой выбор. Она считает меня виноватым в том, что ты стал полицейским.

– Простите, сэр, – смутился Себастьян. – Про ее письмо мне ничего не известно.

– Не стоит извинений, – отозвался Тернер-Смит. – Ты никогда не беседовал с ней о своей работе?

– Мы вообще редко разговариваем.

Городское полицейское управление находилось рядом с магистратом, с которым его связывал закрытый переход, что было очень удобно – заключенных, скрытно от посторонних глаз, из зала суда сразу препроваживали в камеры. В передней части здания располагались комнаты для ожидания, в задней – кабинеты детективов. Камеры размещались внизу, в полуподвальном и подвальном помещениях. Комнаты в здании были просторными, кабинеты – чистенькими, не загроможденными мебелью, с высокими потолками. Правда, холодными, несмотря на многочисленные газовые рожки и совсем недавно установленное современное отопительное оборудование – чугунные радиаторные батареи. Детективы частенько шутили, что самое теплое местечко во всем полицейском управлении – это, несомненно, камеры.

К боковой стене управления была пристроена конюшня, спрятанная за высокой каменной стеной со сплошными металлическими воротами с выложенной над ними аркой. Через конюшню Себастьян Бекер и директор полицейского управления Тернер-Смит прошли в центральный коридор здания и направились к кабинетам детективов.

Весть о прибытии Тернер-Смита распространилась прежде, чем он появился в коридоре. Дверь ему торопливо открыл подтянутый полицейский, в идеально убранных кабинетах стояла полная тишина. Детективы сидели за своими столами и шелестели бумагами. Увидев входящего Тернер-Смита, они вскакивали и вытягивались во фрунт. Приблудная кошка, прижившаяся в одном из коридорных закутков и окотившаяся там, вместе со своим мяукающим выводком была засунута в шкаф, где и оставалась вплоть до окончания начальственного визита.

– Занимайтесь своими делами, – бросил детективам Тернер-Смит, сопровождаемый Себастьяном. – Не волнуйтесь, я здесь не с инспекционной проверкой.

Со вздохом облегчения он опустился на свободный стул. Себастьян присел за стол, выдвинул один из ящиков и извлек оттуда пухлый конверт. Печать на нем была надломлена, в строке для адреса значилось: «В управление полиции, с просьбой внимательно ознакомиться».

– Кто-то оставил его в одной из комнат ожидания, – пояснил Себастьян, доставая из конверта бумаги и раскладывая перед шефом.

– Когда? – поинтересовался тот.

– Вчера утром. До обеда. Точнее не могу сказать. Обнаружил пакет дежурный сержант, но человека, который принес его, не видел. Ни писем, ни записок в пакете нет. Адрес, по-моему, написан ребенком.

– Или лицом не очень грамотным, – прибавил Тернер-Смит официальным тоном.

– Маловероятно, – не согласился Себастьян. – Орфография в полном порядке. Почерк неуверенный. Наверное, редко приходится писать.

В конверте лежало три сероватых плотных листка дешевой бумаги, сильно отдававших клеем. На каждый из них были налеплены вырезки из различных газет.

– А почерк-то, не исключено, и изменен, – сказал Тернер-Смит. Подавшись вперед, он поставил на пол свою трость и оперся об нее обеими руками. Директор пристально вглядывался в газетные вырезки. Как истинный полицейский он не дотрагивался до них.

– Рецензии на театральные гастроли, – заключил Себастьян.

– Вижу, – ответил Тернер-Смит.

– Хотя газеты разные, из разных городов, во всех говорится о постановке «Пурпурного бриллианта». Совпадает с маршрутами гастролей труппы Уитлока.

– На первый взгляд ни одного хорошего сообщения, одна резкая критика, – усмехнулся Тернер-Смит. Ему не нужно было читать все тексты – наметанный глаз быстро выхватывал из него отрицательные эпитеты и характеристики, из которых он легко сделал свое заключение. С растущим интересом он прибавил: – Странно. Рядом с рецензиями напечатаны сообщения о преступлениях.

– Посмотрите на даты гастролей и совершения преступлений.

– Они разные, – кивнул Тернер-Смит.

– Вас не смущает совпадение? Глядите, рецензии говорят о первых вечерних спектаклях, преступления случаются позже, дня через три, а иногда через неделю. Наверняка они совершаются в последний день гастролей.

– И что ты хочешь сказать?

– Вчера в театре «Лирик» труппа завершила выступления в нашем городе. Показывала вечером все тот же «Пурпурный бриллиант». Сейчас актеры уже в пути, направляются к месту нового ангажемента.

– А сегодня мы с тобой находим человеческие останки, – закончил его мысль Тернер-Смит.

– Отработанный план.

– Знаешь, Себастьян, в любом городе в любой вечер кто-нибудь да гибнет – бездомный нищий или гуляка. Я найду тебе массу таких совпадений к приезду в наш город практически любого человека.

– И во всех случаях жертвы будут разделаны, как туши?

– Себастьян, я не ставлю под сомнение твою версию. Больше того, я считаю, что ты скорее всего прав. Но тогда выходит, что все преступления – дело рук работника театра. И сообщает нам о них тоже работник театра.

– Последнее я пока только допускаю.

Тернер-Смит хмыкнул.

– Да, и вот еще что. Почему нет ни одной хвалебной рецензии? Скажи, какие гастроли не провалятся после такой ругани? Значит, благоприятные рецензии тоже есть, и их больше. Режиссер обязательно хранит их в своем альбоме. А неприятные отзывы выбрасывает.

– Да, конечно, сэр. Я начинаю вас понимать.

– Знаешь, Себастьян, у тебя есть хватка. Вот за что я тебя ценю. – Он внезапно перешел на шутливо-официальный тон. – Со временем из вас получится отличный детектив, мистер Бекер.

– А я ценю своего учителя, – ответил Себастьян.

Тернер-Смит еще несколько секунд разглядывал вырезки, затем, опираясь на трость, выпрямился и сообщил:

– Этим делом я займусь лично.

К этому времени Себастьян успел уже навести справки о дальнейших гастролях театра Уитлока. Он достал из кармана телеграфное сообщение и подал его Тернер-Смиту. Труппа находится сейчас в Ланкашире. Ближайший спектакль они дают сегодня вечером, опять «Пурпурный бриллиант», в Сэлфорде, в местном театре «Принц Уэльский».

– Ланкашир, – повторил Тернер-Смит. – Хорошо, я съезжу туда и сам проведу расследование. Не переживай, в случае удачи все лавры достанутся тебе. Ведь это ты учуял связь между бриллиантом и убийствами.

– Не важно, сэр. Будьте осторожны.

Тернер-Смит подбросил трость, налету поймал и, повернув набалдашник горизонтально, потянул в разные стороны. Трость чуть разошлась, и обнажилось спрятанное внутри лезвие, длинное, как шпага.

– За меня не беспокойся. Я еще помню, какой в стародавние деньки была Ливерпуль-стрит.