Текст книги "Врата Мертвого Дома"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Капитан Турка зашипел.

– «Мостожог». Солдат из Воинства Однорукого.

– Тебе многое известно, господин.

Духовидец указал на миски с едой.

– Прошу. Если после стольких лет войны ты ищешь мирную обитель, то совершил серьёзную ошибку, когда прибыл в Семь Городов.

– Это я понял, – сказал Скрипач и принялся за фрукты. – Потому и надеюсь как можно скорее купить себе место на корабле до Квон-Тали.

– Кансийский флот ушёл из Эрлитана, – заметил капитан. – Теперь редкий торговец решится плыть через океан. Высокие налоги…

– И возможность быстро разбогатеть, когда начнётся гражданская война, – продолжил, кивая, Скрипач. – Значит, придётся идти по суше, по крайней мере, до Арэна.

– Неразумно, – сказал старый жрец.

– Я знаю.

Но духовидец продолжал качать головой.

– Дело не только в грядущей войне. Чтобы добраться до Арэна, тебе придётся пересечь Пан’потсун-одан, которая граничит со священной пустыней Рараку. Из Рараку явится Вихрь Апокалипсиса. И более того, там состоится схождение.

Скрипач сощурился. Одиночник-дхэнраби.

– Это когда Взошедшие силы собираются в одном месте?

– Именно так.

– Что их притягивает?

– Врата. Пророчество о Тропе Ладоней. Одиночникам и д’иверсам врата обещают… нечто. Притягивают их, словно пламя – мотыльков.

– А чем могут заинтересовать оборотней врата Пути? Они не объединены в братство и не пользуются чародейством, во всяком случае, сколько-нибудь сложным.

– Удивительная глубина познаний для солдата.

Скрипач нахмурился.

– Солдат всегда недооценивают, – буркнул он. – Я не с закрытыми глазами провёл пятнадцать лет, сражаясь на войнах Империи. Император схлестнулся с обоими – Тричем и Рилландарасом – под Ли-Хэном. Я был там.

Таннойский духовидец склонил голову, извиняясь.

– У меня нет ответов на твои вопросы, – тихо проговорил он. – По правде говоря, я не думаю, что даже сами одиночники и д’иверсы точно знают, что́ ищут. Как лосось возвращается в те воды, где родился, так и они действуют инстинктивно, повинуясь грубому влечению и чувственному об́ещанию. – Он сложил руки. – Среди оборотней нет единства. Каждый – сам за себя. Эта Тропа Ладоней… – Старик помолчал, затем продолжил: – Это, вероятно, средство Восхождения – для победителя.

Скрипач медленно и натужно выпустил воздух из лёгких.

– Восхождение означает силу. Сила означает контроль. – Он перехватил взгляд рыжеватых глаз духовидца. – Если один из оборотней совершит Восхождение…

– Власть над своим родом и племенем, да. Такое происшествие будет иметь… последствия. В любом случае, друг мой, пустоши никогда не считались безопасным местом, а в грядущие месяцы одан превратится в обитель дикого ужаса, это я знаю наверняка.

– Благодарю за предупреждение.

– Но оно тебя не удержит.

– Боюсь, что нет.

– В таком случае, мне суждено предложить тебе некоторую защиту на время пути. Капитан, если тебя не затруднит?

Воин поднялся и ушёл.

– Объявленный вне закона солдат… – проговорил через некоторое время старик, – который рискует жизнью, чтобы вернуться в сердце Империи, приговорившей его к смерти. Это должна быть по-настоящему весомая необходимость.

Скрипач пожал плечами.

– «Мостожогов» помнят здесь, в Семи Городах. Их проклинают, но ими и восхищаются. Вы были честными солдатами, которые сражались на бесчестной войне. Говорят, ваше подразделение закалилось в жаре и на выжженном камне священной пустыни Рараку, когда преследовало отряд чародеев фалах’да. Эту историю я бы хотел однажды услышать, чтобы обратить её в песню.

Скрипач удивлённо раскрыл глаза. Чары духовидцев выпевались – никаких других ритуалов не требовалось. Хотя песни танно и посвящались миру, силу, по слухам, они имели огромную. Сапёр задумался, чем такое песнопение может закончиться для «мостожогов».

Духовидец, видимо, понял его незаданный вопрос, потому что улыбнулся.

– Такую песнь до сих пор ещё никто не пытался спеть. В песни танно есть залог Восхождения, но может ли целое подразделение взойти? Воистину, вот вопрос, заслуживающий ответа.

Скрипач вздохнул.

– Будь у меня время, я бы рассказал тебе эту историю.

– Это займёт лишь один миг.

– Что ты имеешь в виду?

Старый жрец поднял морщинистую длиннопалую руку.

– Если позволишь мне прикоснуться, я узнаю твою историю.

Сапёр отшатнулся.

– А-а, – вздохнул духовидец, – боишься, что я не лучшим образом обойдусь с твоими тайнами.

– Я боюсь, что их знание поставит твою жизнь под угрозу. Да и не все мои воспоминания – о делах честных и благородных.

Старик откинул голову и рассмеялся.

– Если бы все они были честны и благородны, ты мог бы с куда большими основаниями носить такое облачение, как я. Прости меня за неучтивую просьбу.

Капитан Турка вернулся с небольшим песочного цвета ларцом из морёного дерева. Он поставил его на столик перед своим господином, который откинул крышку и потянулся за чем-то внутри.

– Рараку была некогда морем, – сказал танно. Он вынул из ларца выцветшую белую раковину. – Такие останки можно найти в Священной пустыне, если знать, где пролегали древние берега. Кроме песни памяти о внутреннем море, в неё были вложены и другие песни. – Старик поднял глаза и встретил взгляд Скрипача. – Мои собственные песни силы. Прошу, прими этот дар за спасение жизни и чести моих внучек.

Скрипач поклонился старому жрецу и приподнял в ладонях раковину.

– Благодарю тебя, духовидец. Значит, твой дар даёт защиту?

– В некотором роде, – с улыбкой заметил жрец. Затем он встал. – Не смею тебя более задерживать, «мостожог». – Скрипач быстро поднялся. – Капитан Турка проводит тебя к выходу. – Старик шагнул ближе и положил руку на плечо Скрипачу. – Кимлок Духовидец благодарит тебя.

С раковиной в руках сапёр вышел из комнаты. Снаружи, в саду, прохладный влажный воздух коснулся его мокрого от пота лба.

– Кимлок… – едва слышно прошептал Скрипач.

Турка хмыкнул, шагая рядом с ним по дорожке к воротам.

– Первый гость за одиннадцать лет. Ты понимаешь, какой чести удостоился, «мостожог»?

– Ясно, что он очень ценит своих внучек, – сухо ответил Скрипач. – Одиннадцать лет, говоришь? Выходит, последним его гостем был…

– Первый Кулак Дуджек Однорукий из Малазанской империи.

– С предложением мирной сдачи Каракаранга, святого города культа танно. Кимлок утверждал, что может уничтожить малазанские легионы. Полностью. Однако сдался, и его имя теперь вошло в поговорки как символ пустых угроз.

Турка фыркнул.

– Он открыл ворота города, ибо ценит жизнь превыше всего. Он постиг вашу Империю и понял, что смерть тысяч ничего для неё не значит. Малаз всё равно получил бы то, чего хотел. А хотел он Каракаранг.

Скрипач поморщился. С грубоватым сарказмом он сказал:

– И если это означало бы привести в святой город т’лан имассов – как оно случилось в Арэне, – мы бы так и сделали. Сомневаюсь, что чары Кимлока смогли бы сдержать т’лан имассов.

Оба остановились у ворот. Турка раскрыл створки, и в его тёмных глазах блеснула старая боль.

– Поэтому Кимлок так и поступил, – сказал он. – Бойня в Арэне выказала всё безумие Империи…

– То, что случилось во время Арэнского мятежа, было ошибкой, – огрызнулся Скрипач. – Никто не давал приказа Логросовым т’лан имассам.

Вместо ответа Турка только горько усмехнулся и жестом предложил сапёру выйти на улицу.

– Ступай с миром, «мостожог».

Раздражённый Скрипач вышел.

Повизгивая от восторга, Моби метнулся через узкую комнату и врезался в грудь Скрипача, с бешеным хлопаньем крыльев цепляясь за одежду. Сапёр выругался и, отодвинув в сторону фамилиара, который чуть не задушил его в объятиях, перешагнул порог и запер за собой дверь.

– Я уже начал беспокоиться, – пророкотал Калам из теней в дальнем конце комнаты.

– Отвлёкся, – буркнул Скрипач.

– Неприятности?

Сапёр пожал плечами, расстёгивая верхний плащ, под которым блеснула кольчужная рубаха с кожаными накладками.

– Остальные где?

– В саду, – с некоторой иронией ответил Калам.

По пути Скрипач остановился у своего вещевого мешка. Он присел и положил туда раковину танно, завернув в запасную рубашку.

Когда сапёр подсел к небольшому столу, Калам налил приятелю кружку разведённого водой вина и заново наполнил собственную.

– Ну?

– Трещотку в рот воткну! – проворчал Скрипач и сделал солидный глоток, прежде чем продолжить. – На стенах полным-полно знаков. Думаю, неделя – не больше, – и улицы станут красными от крови.

– У нас есть кони, мулы и припасы. Будем уже на подходе к одану. Там безопаснее.

Скрипач внимательно посмотрел на своего товарища. Тёмное, грубоватое лицо Калама поблёскивало в мутном дневном свете, пробивавшемся из занавешенного окна. Пара ножей лежала на столе перед убийцей, а рядом – точило.

– Может, и так. А может, и нет.

– Ладони на стенах?

Скрипач хмыкнул.

– Это ты их заметил.

– Куча знаков восстания, размечены тайные места для сходок, извещение об обрядах Дриджны – это всё я могу прочесть не хуже любого местного. Но вот эти нечеловеческие отпечатки ладоней – нечто совсем другое. – Калам наклонился вперёд и взял ножи. Он бездумно скрестил голубоватые клинки. – Похоже, они указывают направление. На юг.

– В Пан’потсун-одан, – сказал Скрипач. – Это схождение.

Убийца замер, не сводя тёмных глаз с перекрещенных лезвий.

– А вот такого слуха я ещё не слышал.

– Это мнение Кимлока.

– Кимлока?! – Калам выругался. – Он в городе?

– Говорят, да.

Скрипач глотнул ещё вина. Если рассказать убийце о произошедшем на рынке – и о встрече с духовидцем, – Калам очень быстро окажется за дверью. А Кимлок – за вратами Худа. Сам Кимлок, его родня, его охрана. Все. Человек, сидевший напротив Скрипача, всегда действовал наверняка. Вот и ещё один дар для тебя, Кимлок… моё молчание.

В коридоре раздались шаги, и вскоре на пороге появился Крокус.

– У вас тут темно, как в пещере.

– Где Апсалар? – резко спросил Скрипач.

– В саду – где же ещё? – огрызнулся вор-даруджиец.

Сапёр взял себя в руки. Старые страхи по-прежнему не желали уходить в прошлое. Раньше, если она пропадала из виду, после всегда случалась беда. Когда она пропадала из виду, следовало быть начеку. Тяжело поверить, что девушка уже не является тем, чем была раньше. Между прочим, если Покровитель убийц вдруг решит снова одержать её, первым знаком этого для нас станет нож в горле. Скрипач помассировал каменные мышцы шеи и вздохнул.

Крокус подтащил к столу стул, плюхнулся на него и потянулся за вином.

– Мы уже устали ждать, – заявил он. – Если нам и вправду нужно пересечь эту проклятую пустошь, давайте выступать в дорогу. За стеной сада груда вонючего мусора уже такая, что забились канавы и стоки. И полным-полно крыс. Воздух горячий и густой, толком даже не вдохнёшь. Нас мор приберёт, если мы тут будем дальше торчать.

– Понадеемся, что это будет синеязычка, – заметил Калам.

– Это ещё что такое?

– Язык от неё синеет и опухает, – объяснил Скрипач.

– А что в этом хорошего?

– Говорить не можешь.

Над головой блестели звёзды, но луна ещё не взошла, а Калам двигался в сторону Джен’раба. Старая дорога поднималась к вершине холма великанскими ступенями; прорехи, словно выбитые зубы, темнели там, где обтёсанные каменные блоки вытащили, чтобы использовать для строительства в других районах Эрлитана. В прорехах рос запутанный кустарник, длинные жёсткие корни которого впились в склон холма.

Убийца легко скользил среди развалин, пригибаясь, чтобы его силуэт не выделялся на фоне ночного неба, если кто-то вдруг решит посмотреть на Джен’раб с улиц внизу. В городе царила странная, неестественная тишина. Редкие патрули малазанских солдат оказались вдруг одни, словно их назначили охранять некрополь, где, кроме призраков, никого нет. Стражники нервничали и поэтому вели себя шумно, так что Каламу без труда удавалось разминуться с ними на улицах и в переулках.

Убийца добрался до гребня и проскользнул между двумя большими блоками песчаника, из которого когда-то была сложена внешняя стена верхнего города. Он остановился, глубоко вдохнул пыльный ночной воздух и посмотрел вниз, на улицы Эрлитана. Цитадель Кулака, которая когда-то служила резиденцией Святому фалах’ду города, вздымалась тёмной бесформенной грудой над хорошо освещённым гарнизоном, словно сжатая рука среди россыпи углей. А внутри этой каменной громадины прятался военный правитель из Малазанской империи, стараясь не слышать горячих увещеваний Красных Клинков и тех малазанских шпионов, которых ещё не выгнали из города и не убили. Все оккупационные войска скопились в казарме цитадели – отозванные из дальних фортов, что располагались в ключевых точках на окраинах Эрлитана. Цитадель не могла справиться с таким наплывом солдат – вода в колодце уже отдавала гнилью, а воины спали на камнях надвратной башни, под звёздами. В гавани две древние фаларские триремы стояли на якоре около малазанского мола, и одна недоукомплектованная рота морпехов удерживала имперские доки. Малазанцы оказались в осаде, хотя пока ещё никто не поднял на них руку.

Калам разрывался между двумя преданностями. По рождению он принадлежал к покорённым, но по собственному выбору сражался под знамёнами Империи. Сражался за императора Келланведа. И Дассема Ультора, и Скворца, и Дуджека Однорукого. Но не за Ласиин. Предательство давным-давно разрушило эти узы. Император бы вырвал сердце этого мятежа при первом же движении. Краткое, но жестокое побоище, за которым бы последовал долгий период мира. Но Ласиин позволила старым ранам загноиться, и грядущая бойня лишит дара речи самого Худа.

Калам отступил от гребня холма. Перед убийцей раскинулся сложный лабиринт из разбитых плит песчаника и кирпича, провалов в грунте и спутанных кустов. Над чёрными прудами роились тучи насекомых. Среди них метались летучие мыши и ризаны.

Рядом с центром вздымались три нижних этажа башни, увитые змеистыми корнями мёртвого от засухи дерева на вершине. У основания зияла чёрная пасть дверного проёма.

Некоторое время Калам внимательно смотрел на него, затем приблизился. Убийца был уже в десяти шагах от арки, когда заметил внутри отблеск света. Он вытащил нож, дважды постучал рукояткой по камню и подошёл к проёму. Голос из темноты остановил его.

– Не подходи ближе, Калам Мехар.

Калам звучно сплюнул.

– Мебра, думаешь, я не узнал твой голос? Гнусные ризаны вроде тебя никогда не отходят далеко от своего гнезда, поэтому тебя так легко было найти. А проследить досюда – ещё легче.

– У меня здесь важное дело, – прорычал Мебра. – Зачем ты вернулся? Чего от меня хочешь? Я был должен услугу «мостожогам», но их больше нет.

– Ты был должен мне, – заявил Калам.

– А когда следующий малазанский пёс с горящим мостом на плече меня найдёт, он опять потребует долг? А затем следующий, и ещё один, и ещё? О нет, Кала…

Убийца оказался в дверях прежде, чем Мебра успел что-то понять, метнулся в темноту, безошибочно схватил шпиона рукой за горло. Тот взвизгнул, когда Калам поднял его и припечатал спиной к стене. Убийца крепко держал Мебру, а острие ножа Калама щекотало ямку над грудиной шпиона. Мебра выпустил из рук что-то тяжёлое, что прежде прижимал к груди, и свёрток с громким стуком упал на землю. Калам и не взглянул под ноги, он пристально смотрел в глаза Мебре.

– Долг, – повторил убийца.

– Мебра – человек чести, – прохрипел шпион. – По всем долгам платит! И по этому тоже!

Калам ухмыльнулся.

– Ты там руку положил на кинжал за поясом, Мебра, – лучше больше ею не шевели. Я вижу всё, что ты задумал. По глазам. Теперь посмотри мне в глаза. Знак чего ты там видишь?

Дыхание Мебры участилось. По лбу заструился пот.

– Пощады… – прошептал он.

Калам приподнял брови.

– Какая грубая ошибка…

– Нет-нет! Я прошу пощады, Калам! В твоих глазах я вижу только смерть! Смерть Мебры! Я верну долг, мой старый друг. Я много знаю, всё, что только нужно знать Кулаку! Я могу отдать весь Эрлитан ему в руки…

– Не сомневаюсь, – проговорил Калам, отпустил шпиона и сделал шаг назад. Тот обмяк и сполз по стене. – Но Кулак пусть сам выбирает свою судьбу.

Шпион посмотрел на него снизу вверх, и в его глазах вдруг блеснула хитрость.

– Ты вне закона. И совсем не хочешь вернуться в объятия Малазана. Ты вновь человек из Семи Городов. Ох, Калам, да благословят тебя Семеро!

– Мне нужны знаки, Мебра. Безопасный путь через одан.

– Они тебе известны…

– Символы умножились. Я знаю прежние знаки, и они принесут мне смерть от рук первого же племени, которое меня найдёт.

– Путь тебе откроет один-единственный знак, Калам. На любой тропе в Семи Городах, клянусь.

Убийца отступил на шаг.

– Какой знак?

– Ты – дитя Дриджны, воин Апокалипсиса. Сделай знак вихря – помнишь его?

Калам подозрительно прищурился, но кивнул.

– Я видел множество других, новых символов. Что они значат?

– Во всей туче саранчи правдив лишь один, – ответил Мебра. – Как лучше оставить Красных Клинков в неведении? Пожалуйста, Калам, уходи. Я отдал свой долг…

– Если ты меня предал, Адаэфон Бен Делат об этом узнает. Скажи, сможешь ты скрыться от Быстрого Бена, когда он откроет свои Пути?

Мебра стал бледен, как лунный свет, и молча покачал головой.

– Вихрь.

– Да, клянусь Семерыми!

– Не шевелись, – приказал Калам. Не снимая ладони с рукояти длинного ножа за поясом, убийца шагнул вперёд, присел и подобрал предмет, который Мебра выронил на землю. Услышал, как шпион задержал дыхание, и улыбнулся. – Наверное, это стоит взять с собой – в качестве гарантии.

– Умоляю тебя, Калам…

– Тихо! – Убийца увидел, что держит в руках завёрнутую в парусину книгу. Откинул грязную ткань. – Худов дух! – прошипел Калам. – Из подвалов Первого Кулака в Арэне… и в руки эрлинского шпиона. – Он посмотрел в глаза Мебре. – Сам Пормкваль знает о том, что у него украли предмет, который начнёт Апокалипсис?

Коротышка ухмыльнулся, так что сверкнул ряд острых зубов с серебряными колпачками.

– Даже если бы из-под этого дурака выкрали шёлковую простыню среди ночи, он бы не узнал. Пойми, Калам, если ты заберёшь её как залог, все воины Апокалипсиса будут охотиться за тобой. Священная книга Дриджны вышла на волю и должна вернуться в Рараку, где Провидица…

– Поднимет Вихрь, – закончил Калам. Древний фолиант в руках вдруг показался ему тяжёлым, точно гранитная плита. Переплёт из шкуры бхедерина был покрыт пятнами и царапинами, а от страниц из ягнячьей кожи поднимался запах ланолина и чернил из кровь-ягоды. А на этих страницах… слова безумия, а в Священной пустыне ждёт Ша’ик, Провидица, обетованная предводительница восстания… – Ты откроешь мне последнюю тайну, Мебра. Ту, что должен знать носитель этой Книги.

Глаза шпиона испуганно распахнулись.

– Она не может стать твоей заложницей, Калам! Бери лучше меня, умоляю!

– Я доставлю её в священную пустыню Рараку, – сказал Калам. – Лично в руки Ша’ик, и это откроет мне дороги и тропы, Мебра. И если я почую хоть тень предательства, если увижу у себя на пути хоть одного воина Апокалипсиса, – уничтожу Книгу. Ты меня понял?

Мебра отчаянно заморгал, потому что глаза ему заливал пот. Затем резко кивнул.

– Ты должен скакать на жеребце цвета песка, смешав с ним кровь. Ты должен облачиться в красную телабу. Каждую ночь ты должен оборачиваться лицом к своему следу, вставать на колени, разворачивать Книгу и взывать к Дриджне – и всё, больше ни слова, ибо богиня Вихря услышит и подчинится – и все следы твоего странствия исчезнут. Ты должен один час ждать в молчании, затем снова заворачивать Книгу. Её нельзя открывать солнечному свету, ибо время пробуждения Книги принадлежит Ша’ик. Сейчас я повторю эти указания…

– Не нужно, – прорычал Калам.

– Ты и вправду вне закона?

– Тебе мало доказательств?

– Передашь в руки Ша’ик Книгу Дриджны, и твоё имя вовеки будут воспевать на небесах, Калам. Предашь наше дело, и при звуках твоего имени станут плевать в песок.

Убийца снова завернул Книгу в парусину, а потом спрятал её в складки своей туники.

– Наш разговор закончен.

– Да благословят тебя Семеро, Калам Мехар.

В ответ Калам хмыкнул и пошёл к двери, остановившись лишь для того, чтобы оглядеть окрестности. В лунном свете он никого не увидел и выскользнул наружу.

Продолжая сидеть у стены, Мебра смотрел вслед убийце. Он замер, ожидая услышать, как Калам шагает по битому кирпичу, камням и черепкам, но ничего не услышал. Шпион утёр пот со лба, запрокинул голову, прижав затылок к прохладной кладке башни, и прикрыл глаза.

Через несколько минут он услышал поскрипывание доспехов у входа в башню.

– Видел его? – спросил Мебра, не открывая глаз.

– Лостара следит за ним, – ответил низкий голос. – Книга у него?

Тонкие губы Мебры изогнулись в улыбке.

– Такого посетителя я не ждал. О нет, никак не ожидал такого удивительного гостя. Это был Калам Мехар.

– «Мостожог»? Поцелуй тебя Худ, Мебра! Знай я, мы бы его зарезали прежде, чем он вышел бы из башни.

– Если бы попытались, – проговорил Мебра, – ты и Аральт с Лостарой уже поили бы собственной кровью жадные корни Джен’раба.

Кряжистый воин отрывисто хохотнул и вошёл внутрь. За спиной у него, как и ожидал шпион, виднелась фигура охранявшего вход Аральта Арпата – такого высокого и широкоплечего, что он перекрыл собой почти весь лунный свет.

Тин Баральта положил руки в перчатках на рукояти мечей у пояса.

– Что с твоим первым контактом?

Мебра вздохнул.

– Как я и говорил, нам скорее всего понадобится ещё дюжина таких ночей. Он напуган и сейчас уже, наверное, на полпути к Г’данисбану. Он… передумал, как поступил бы на его месте всякий разумный человек. – Шпион поднялся и стряхнул пыль с телабы. – Поверить не могу, что нам такая удача подвалила, Баральта…

Кольчужный кулак Тина Баральты молниеносно мелькнул в воздухе и врезался в лицо Мебре, так что шипы оставили длинные царапины на щеке шпиона. На стену брызнула кровь. Мебра отшатнулся и прижал руки к разодранному лицу.

– Не фамильярничай, – спокойно сказал Баральта. – Ты подготовил Калама, я так понимаю? Дал ему нужные… указания?

Мебра сплюнул кровь, затем кивнул.

– Ты безошибочно сможешь его выследить, командир.

– До самого лагеря Ша’ик?

– Да. Но молю тебя, господин, будь осторожен. Если Калам вас заметит, он уничтожит Книгу. Оставайтесь на день позади него, может, даже больше.

Тин Баральта вытащил из кошеля на поясе кусочек шкуры бхедерина.

– Телёнок ищет матку, – сказал он.

– И находит безошибочно, – закончил Мебра. – Чтобы убить Ша’ик, тебе понадобится армия, командир.

Красный Клинок улыбнулся.

– Это наша забота, Мебра.

Мебра заколебался, глубоко вздохнул, затем сказал:

– Я бы хотел только одного, господин.

– Ты бы хотел?

– Я нижайше прошу, командир.

– Чего?

– Оставь жизнь Каламу.

– Раны твои неравномерны, Мебра. Позволь я приласкаю и другую сторону твоего лица.

– Выслушай меня, командир! «Мостожог» вернулся в Семь Городов. Он назвал себя воином Апокалипсиса. Но пристанет ли Калам к лагерю Ша’ик? Сможет ли человек, рождённый, чтобы приказывать, подчиняться другому?

– К чему ты клонишь?

– Калам тут по другой причине, командир. Он хотел только получить безопасный проход через Пан’потсун-одан. Он забрал Книгу лишь потому, что это обеспечит ему безопасность. Убийца направляется на юг. Зачем? Мне кажется, это захотели бы узнать Красные Клинки – и Империя. А такое знание можно получить, лишь пока он дышит.

– Ты что-то подозреваешь.

– Арэн.

Тин Баральта фыркнул.

– Хочет воткнуть клинок в рёбра Пормквалю? Мы все благословили бы его за это, Мебра.

– Каламу плевать на Первого Кулака.

– Так что же ему нужно в Арэне?

– Мне только одно приходит в голову, командир. Он ищет корабль, который направляется в Малаз. – Сгорбившись и потирая пульсирующее болью лицо, Мебра из-под полуприкрытых век наблюдал, как его слова медленно пускают корни в сознании командира Красных Клинков.

После долгой паузы Тин Баральта тихо спросил:

– Что ты предлагаешь?

Несмотря на боль, Мебра улыбнулся.

Словно груда уложенных друг на друга глыб известняка, утёс вздымался над пустыней на высоту четырёх сотен саженей. Выветренный склон был покрыт глубокими трещинами и расселинами, а в самой большой из них – на высоте примерно пятидесяти саженей над песком – стояла башня.

Единственное сводчатое окно чернело на фоне кирпичей.

Маппо тревожно вздохнул.

– Я никакого очевидного подхода туда не вижу, но должен же быть путь! – Он бросил взгляд назад, на своего спутника. – Ты считаешь, там кто-то живёт.

Икарий вытер запекшуюся кровь со лба, затем кивнул. Он наполовину выдвинул меч из ножен и нахмурился, заметив кусочки плоти, которые застряли в зазубринах на лезвии.

Д’иверсы застали путников врасплох, дюжина леопардов цвета песка выскользнула из лощины в десятке шагов справа, когда друзья готовились разбить лагерь. Один прыгнул на спину Маппо, вцепился клыками в загривок, разрывая крепкую шкуру трелля когтями. Леопард пытался убить его так, словно Маппо был антилопой, – потянулся к горлу, норовил повалить на землю. Но трелль не был антилопой. Клыки глубоко вошли в плоть, однако нашли только мускулы. В ярости трелль забросил руки за спину и сорвал зверя с плеч. Ухватив рычащего леопарда за шкуру на шее и бёдрах, Маппо изо всей силы стукнул его головой о ближайший валун так, что треснул череп.

Остальные одиннадцать бросились на Икария. Маппо отбросил тело леопарда в сторону, резко обернулся и увидел, что четверо зверей уже неподвижно лежат у ног яггута-полукровки. Когда взгляд трелля упал на Икария, Маппо внезапно охватил страх. Насколько? Насколько далеко зашёл ягг? Благослови нас Беру, только не это.

Один из зверей вцепился клыками в левое бедро Икария, и Маппо увидел, как древний меч воина рванулся вниз и одним ударом отрубил голову леопарду. Жутковатая деталь – голова ещё некоторое время висела на ноге Икария, словно хлещущий кровью бесформенный мешок.

Оставшиеся в живых хищники кружили вокруг спутников.

Маппо рванулся вперёд и ухватился за бешено бьющий хвост. Трелль заревел и швырнул рычащего зверя в воздух. Извиваясь, леопард пролетел семь или восемь шагов, а затем врезался в камень и сломал себе хребет.

Для д’иверса всё было кончено. Он осознал свою ошибку и попытался отступить, но Икарий был неумолим. Глухое клокотание в его горле переросло в пронзительный рёв – и ягг устремился к пяти оставшимся леопардам. Те бросились врассыпную, но поздно. Хлынула кровь, рассечённая плоть с глухим звуком упала на землю. Мгновение спустя ещё пять тел неподвижно лежали на песке.

Икарий резко развернулся, высматривая следующую жертву, и трелль сделал полшага вперёд. В следующую секунду пронзительная скорбная песнь Икария затихла, и ягг распрямился. Каменным взглядом он посмотрел на трелля и нахмурился.

Маппо увидел капли крови на лбу Икария. Жуткий звук исчез. Не слишком далеко. Не успел. Ох, боги нижнего мира, этот путь… зря я, дурак, за ним пошёл. На краю остановился, на самом краю.

На запах крови д’иверса – пролитой столь щедро – придут другие. Спутники быстро свернули лагерь и скорым шагом направились прочь. Перед уходом Икарий вынул из колчана одну из стрел и воткнул её в песок на видном месте.

Под покровом ночи они бежали трусцой. Обоих гнал вперёд отнюдь не страх смерти, куда больший ужас скрывался в том, чтобы убивать. Маппо молился про себя, чтобы стрела Икария оказалась достаточно весомым предупреждением для остальных.

Рассвет застал спутников у восточной гряды. За утёсами вздымались выветренные горы, которые отделяли Рараку от Пан’потсун-одана.

Некое существо не обратило внимания на стрелу и шло по их следу – примерно в лиге позади. Трелль почуял его ещё час назад: одиночник, и облик он принял громадный.

– Найди для нас тропу наверх, – сказал Икарий, натягивая тетиву на лук. Он вытащил оставшиеся стрелы и прищурился, глядя назад. Всего в сотне шагов мерцающий жар поднимался над песком, словно занавес, и скрывал всё вокруг. Если одиночник покажется там и бросится в бой, ягг успеет выпустить полдюжины стрел. Врезанные в их древка Пути смогли бы уничтожить даже дракона, но по выражению лица Икария было понятно, что его мутит от одной мысли об этом.

Маппо коснулся глубокой раны на шее. Растерзанная плоть воспалилась, горела, по ране ползали мухи. Мускулы пульсировали глубокой болью. Он вытащил из мешка побег кактуса-джегуры и выжал в рану сок. По шее распространилось онемение, позволившее треллю шевелить руками без мучительной боли, от которой его бросало в пот последние несколько часов. Маппо поёжился от внезапной прохлады. Сок джегуры был так силён, что использовать его можно было только раз в день, иначе онемение достигло бы лёгких и сердца. И мухи слетелись бы на запах в ещё большем количестве.

Он приблизился к расселине в каменном склоне. Трелли живут на равнинах. Маппо не обладал особыми умениями скалолаза и совсем не был рад предстоящему испытанию. Трещина была достаточно глубока, чтобы поглотить утренний свет солнца, и узкой у основания – едва ли в ширину его плеч. Ссутулившись, трелль скользнул внутрь, и холодный, затхлый воздух вызвал у него новую волну дрожи. Глаза быстро приспособились к полумраку, и Маппо разглядел дальнюю сторону расселины в шести шагах впереди. Ни ступенек, ни ухватов для рук. Задрав голову, он посмотрел наверх. Выше расселина расширялась, но стенки оставались гладкими до выступа, на котором, как решил Маппо, стояла башня. Ничего похожего, например, на болтавшуюся верёвку с узлами. Заворчав от разочарования, трелль выбрался обратно на солнечный свет.

Икарий стоял лицом к пустыне: стрела на тетиве, лук натянут. В тридцати шагах от него покачивался на четырёх мощных лапах огромный бурый медведь, зверь приподнял голову и принюхивался. Одиночник догнал их.

Маппо присоединился к спутнику.

– Этого я знаю, – тихо произнёс трелль.

Ягг опустил оружие и ослабил тетиву.

– Обращается, – сказал Икарий.

Медведь накренился вперёд.

Маппо заморгал, потому что зрение на миг помутилось. Он почувствовал вкус песка, ноздри раздулись от сильного, пряного запаха превращения. Трелль ощутил инстинктивную волну страха, сухость во рту, от которой стало трудно глотать. В следующий миг обращение завершилось, и к спутникам шагнул человек – голый и бледный под палящими лучами солнца.

Маппо медленно покачал головой. Под личиной одиночник был огромной, мощной горой мышц – но теперь Мессремб оказался ростом всего в пять футов, почти безволосым, худым, как кость, узколицым человечком с лошадиными зубами. Его маленькие глазки цвета граната поблёскивали среди смешливых морщинок, которые вызвала появившаяся на лице одиночника улыбка.

– Маппо Трелль! Нос мне подсказал, что это ты!

– Давно не виделись, Мессремб.

Одиночник с интересом рассматривал ягга.

– О да, это было к северу от Нэмила.

– Думается, тамошние девственные сосновые леса тебе больше подходили, – проговорил Маппо, вспоминая те времена, вольные дни, когда огромные караваны треллей ещё отправлялись в великие странствия.