Текст книги "Полуночный Прилив (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Королева Джаналь подняла пальчик в молчаливом предостережении, сделала знак Первому Консорту. Он принял ее руку, и пара удалилась.

Канцлер на миг задержался. – Мои поздравления, Преда. Финед Герун Эберикт – исключительный выбор.

Уннаталь ничего не ответила. Еще пять ударов сердца – и они с Брюсом остались в зале взвоем.

– Ваша скорость заставляет замирать мое сердце, Поборник. Я не слышала вас, но… предчувствовала. Иначе Мороч был бы уже мертв.

– Возможно, Преда. Но только потому, что он не ожидал меня встретить.

– Квилласу пришлось бы винить одного себя.

Брюс промолчал.

– Не нужно было вас останавливать.

Он смотрел ей в спину. «Герун Эберикт, бедный ты ублюдок».

Вспомнив, что его ждет Цеда, Брюс поспешил из зала. Крови за спиной не осталось. Он понимал, что Королевский Волшебник ощутит его облегчение в каждом шаге.

Цеда стоял перед своей дверью, кажется, практикуясь в танцевальных па. – Было нелегко? – спросил он, не поднимая глаз. – Неважно. Пока что. Пойдем.

Пятьдесят шагов вниз по каменной лестнице, затем пыльный коридор. Брюс догадался о цели прогулки. Сердце упало. Он слышал об этом месте, но раньше в нем не бывал. Кажется, королевскому Поборнику дозволено то, что не дозволено всякому там финеду. Сейчас привилегия казалась сомнительной.

Они дошли до двойной, окованной медью двери. Дверь была лишена украшений, покрыта патиной и мхом; замка видно не было. Цеда надавил всем телом – створки с противным скрежетом разошлись.

Открылись узкие ступени, ведущие к мостику, подвешенному на цепях, опущенных с потолка. Круглая комната; пол – светящиеся плитки, выложенные по спирали. Мостик оканчивался платформой на другой стороне комнаты.

– Трепещешь, финед? И правильно. – Куру Кан показал жестом на мостик.

Он подозрительно шатался.

– Являет собой потребность в равновесии, – сказал Цеда, схватившийся руками за перила. – Чтобы идти, нужно отыскать особый ритм. Это важно – и трудно, когда нас двое. Нет, не смотри на плитки – мы еще не готовы. Вначале на платформу. Мы здесь. Стой рядом, финед. Смотри на первую плитку в спирали. Что видишь?

Брюс поглядел на светящуюся плитку. Она была широкой – весь размах рук – и не вполне ровной.

Оплоты. Цедансия. Гадательная комната Куру Кана. Среди летерийцев были гадатели по плиткам, чтецы Оплотов. Конечно же, они пользовались уменьшенными плитками, размером с плоскую кость. Лишь Королевский Волшебник обладал плитками такого размера. С вечно изменчивыми поверхностями. – Вижу курган, огражденный стеной.

– Ах, ты видишь верно. Хорошо. Ум неуравновешенный уже явил бы себя видениями, отягченными страхом и злобой. Курган, третья из плиток Оплота Азат. Скажи, что от нее исходит.

Брюс нахмурился. – Нетерпение.

– Да. Беспокоится, точно?

– Точно.

– Но Курган силен, так ведь? Он не поддается давлению. Теперь подумай. Нечто беспокоится под землей. Каждый раз за весь последний месяц спираль начинается с этой плитки.

– Или кончается ею.

Куру Кан склонил голову: – Возможно. Неожиданный выпад фехтовальщика. Важно? Увидим еще. Да? Начинается или кончается? Итак. Если Курган под угрозой сдачи, почему он присутствует постоянно? Может быть, нам придется стать свидетелями обещанного события. Опасно.

– Цеда, вы посетили место Азата?

– Да. Башня и земля вокруг не изменились. Присутствие Оплота остается сильным и постоянным. Теперь переведи взор, финед. Что дальше?

– Ворота в виде распахнутой драконьей пасти.

– Пятая в Оплоте Драконов. Как она связана с Курганом Азата? Врата впереди или позади? За все время моей жизни я первый раз вижу в схеме плитку Драконов. Мы свидетели – или будем свидетелями – важнейшего события.

Брюс глянул на Цеду: – Мы близки к Седьмому Завершению. Это важно. Должна возродиться Первая Империя. Король Дисканар преобразится – он возвысится и примет древний титул Первого Императора.

Куру Кан обхватил себя руками: – Таково популярное толкование. Но настоящее пророчество, финед, гораздо… темнее.

Брюса тревожила реакция Цеды. Он и не знал, что обычное толкование неточно.

– Темное? Почему? «Король, что правит при Седьмом Завершении, преобразится и станет возрожденным Первым Императором».

– Точно. Но есть вопросы. Преобразится – как? Возродится – во плоти? Первый Император был уничтожен вместе с Первой Империей, в далекой стране. Его колонии остались без поддержки. Мы уже долго живем в изоляции, финед. Дольше, чем ты можешь вообразить.

– Семь тысяч лет.

Цеда улыбнулся: – Языки меняются со временем. Искажаются значения слов. Ошибки нарастают при каждом переписывании книг. Даже стойкие поборники точности – числа – могут измениться в один беззаботный миг. Открыть ли тебе мои подозрения, финед? Что ты скажешь, если я считаю: один или несколько нулей выпали в самом начале Седьмой Эпохи.

– Семьдесят тысяч лет? Семьсот тысяч?

– Описывай следующие четыре плитки.

Чувствуя беспокойство, Брюс заставил себя вернуться в полу. – Узнаю вот эту. Предатель из Пустого Оплота. И следующую: Белый Ворон из Точек Опоры. Третью не знаю. Осколки льда, один из которых выпирает вверх и блестит под лучами солнца.

Куру Кан вздохнул и закивал головой: – Семя, последняя в Оплоте Льда. Снова непредвиденное появление. А четвертая?

Брюс покачал головой: – Она пуста.

– Именно так. Гадание закончено. Возможно, его блокировали события, еще не произошедшие, решения, еще не принятые. Или это означает, что данный миг – миг перемены, нового начала. Ведущего к концу, который – Курган. Необычайная тайна. Я теряюсь.

– Кто-то еще видел все это, Цеда? Вы обсуждали свои затруднения с другими?

– Был извещен Первый Евнух, чтобы он не вышел на Большую Встречу слепым и не ведающим о возможных осложнениях. А теперь – ты. Нас трое, финед.

– Почему я?

– Ты Королевский Поборник. Твоя задача – защищать его жизнь.

Брюс вздохнул: – Он меня отсылает.

– Я снова напомню о тебе, – сказал Куру Кан. – Он должен отказаться от любви к одиночеству, привычки не видеть никого рядом. Теперь скажи, к чему королева подстрекала сына, там, в тронном зале?

– Подстрекала? Она говорила нечто совсем иное.

– Неважно. Расскажи, что ты видел, что слышали твои уши. Скажи мне, Брюс Беддикт, что прошептало тебе сердце.

Брюс уставился на пустую плитку. – Халл может стать проблемой, – сказал он уныло.

– Это и шепчет сердце?

– Да.

– На Большой Встрече?

Он кивнул.

– Почему?

– Цеда, я боюсь, что он может убить принца Квилласа.

* * *

На первом этаже здания прежде помещалась лавка плотника, на втором, до которого можно было добраться по подвижной лестнице – несколько скромных комнат для сдачи жильцам. Перед фасадом, обращенным на канал Квилласа, находился причал, служивший, вероятно, для снабжения плотника необходимыми материалами.

Теол Беддикт прошелся по просторной мастерской, заметил в полу отверстия, в которых некогда укреплялись станки, а на стенах крючки для инструментов – форма некоторых еще угадывалась по выцветшим силуэтам на штукатурке. Вдоль одной из стен сохранился очень длинный верстак. Воздух пах стружкой и замазкой. Еще он подметил, что вся передняя стена сложена из съемных панелей. – Вы купили все? – спросил он, оглянувшись на троих женщин, стоявших у подъема на второй этаж.

– Дело владельца расширялось, – сказала Шенд, – как и его семейство.

– Выход на канал… дом должен был немало стоить…

– Две тысячи долей. Мы купили и большую часть обстановки в верхних комнатах. Сегодня ночью доставили заказанный нами стол. – Шенд повела рукой. – Это твое место. Советую соорудить комнату – или две – оставив коридор к лестнице. Та глиняная труба – слив кухни. Мы обрезали секцию, ведущую наверх, потому что решили – твой слуга будет готовить на четверых. Туалет во дворе, опорожняется в канал. Есть также холодный подвал с ледником достаточного размера, чтобы уместилась целая семья нереков.

– Богатый был плотник, и жил здесь долго, – заметил Теол.

– У него талант, – дернула плечами Шенд. – Теперь за мной. Контора будет вверху. Надо кое-что обсудить.

– Не нравится мне, как это звучит. Словно вы уже все обсудили и решили. Могу вообразить, насколько Багг обрадуется. Вы любите фиги?

– Можешь занять крышу, – сладко улыбнулась Риссарх.

Теол скрестил руки на груди, покачался на пятках. – Дайте-ка скажу, как мне все видится. Вы угрожаете раскрыть мои ужасные тайны, потом предлагаете соучастие в авантюре, суть которой не потрудились объяснить. Да, такое сотрудничество обречено пустить глубокие корни и принести обильные плоды.

Шенд скривилась. – Давайте отлупим его до бесчувствия, – предложила Хеджан.

– Все просто, – заявила Шенд, проигнорировав предложение Хеджан. – У нас есть тридцать тысяч долей, и с твоей помощью мы хотим сделать десять.

– Десять тысяч долей?

– Десять пиков.

Теол уставился ей в лицо: – Десять пиков. Десять миллионов долей. Ясненько. И что же вы намерены свершить с таким количеством монеты?

– Хотим, чтобы ты купил остальную часть островов.

Теол шагал взад и вперед, схватившись рукой за волосы. – Вы сумасшедшие. Я начинал с сотни доков и чуть не погиб, делая один пик…

– Только потому, что вел себя несерьезно, Теол Беддикт. Ты сделал пик за год, но работал едва день или два в месяц.

– Ну, это были убийственные дни.

– Лжец. Ты ни разу не ошибся. Ты вкладывал и вынимал, и все плелись у тебя в хвосте. Они тебя благословляли за намек.

– Пока ты их не срубил, – усмехнулась Риссарх.

– Рубашка задралась, – сказала Хеджан.

Теол поправил одежду. – Ну не то чтобы срубил. Что за ужасные образы. Всего один пик. Я не первый, кто сделал пик. Разве что быстрее всех.

– Из одной сотни доков. Может, хотя бы из сотни сум? Я зарабатывала сотню доков за три месяца, когда в детстве продавала апельсины и оливки. Никто не начинает с доков. Кроме тебя.

– А сейчас мы даем тридцать тысяч долей, – прибавила Риссарх. – Расчерти табличку. Десять миллионов ПИКОВ? Почему бы нет?

– Если вы считаете, что это так просто, почему самим не заняться?

– Ума нам не хватает, – сказала Шенд. – С другой стороны, мы не склонны расслабляться. Мы напали на твой след, и вот мы здесь.

– Я не оставлял следов.

– Таких, какие может заметить кто угодно – нет. Но я же говорю, мы не расслабляемся.

Теол все ходил взад и вперед. – Палата Торговых Сборов насчитывает во всем летерасском богатстве около двенадцати или пятнадцати пиков. Возможно, еще пять в тени…

– Эти пять включают твой один?

– Помню, меня забыли вписАть.

– Ну, ты же долго кровью пИсал. Десять тысяч кошелей затоплены в нижней части канала, и на каждом твое имя.

Хеджан удивилась: – Да ну, Шенд? Может, проще купить право на водолазные работы?

– Поздно, – сказал Теол. – Бири уже их провел.

– Бири – человек для прикрытия, – сказала Шенд. – ТЫ купил эти права, Теол. Бири даже не знал, что трудится на тебя.

– Ну, плодами того дела я еще не воспользовался.

– Почему?

Он пожал плечами. И вдруг замер на месте: – Вам неоткуда было это узнать.

– Ты прав. Я догадалась.

Его глаза расширились: – С таким чутьем ты сама можешь сделать десять пиков, Шенд.

– Ты обвел всех вокруг пальца, потому что не сделал ни одного неверного хода. Они не думают, что ты зарыл свой пик – уже не думают, ведь ты так долго жил как крыса в трущобах. Ты на самом деле все потерял. Никто не знает как, но потерял. Потому тебе и списали долги?

– Деньги – это ловкость рук, – кивнул Теол. – Вот бриллианты – иное дело. Тогда у тебя в руках не просто символ. Хотите знать, где главное мошенничество всей денежной игры? Оно вот в чем: даже намек на деньги – это сила. Но это не реальная сила. Только обещание силы. Однако оно действует, пока кто-то верит в его реальность. Прекрати делать вид – и все рассыплется.

– Если нет бриллиантов на руках, – сказала Шенд.

– Точно. Тогда это реальная сила.

– Ты догадался об этом, так? Сходил и проверил. И все само пошло в руки – а потом рассыпалось.

Теол засмеялся: – Вообразите мое неудовольствие.

– Ты был доволен, – возразила она. – Но ты понял, какой опасной может стать идея в дурных руках.

– Она всегда в дурных руках, Шенд. Включая сюда и мои руки.

– И ты ушел в сторону.

– Я не вернусь. Делайте все, что сможете. Известите Халла. Донесите. Что списано, может быть вновь начислено. Палата на такое горазда. Начнется бум. Все облегченно вздохнут, поняв, что это лишь игра.

– Не этого мы хотим, – ответила Шенд. – Ты все еще не понял. Когда мы выкупим остаток островов… Теол, мы сделаем то же, что и ты. Десять пиков исчезнут.

– Обрушится вся экономика!

Три женщины согласно кивнули.

– Вы фанатички!

– Хуже, – заявила Риссарх. – Мы мстительницы.

– Вы все полукровки? – Ему не нужно было слышать ответ. Всё очевидно. Не каждая полукровка выглядит как полукровка. – Хеджан из фараэдов. А вы? Тартеналки?

– Тартеналки. Летер нас уничтожил. Теперь мы готовы уничтожить Летер.

Риссарх снова улыбалась: – И ты покажешь, как.

– Ибо ты ненавидишь свой народ, – прибавила Шенд. – Всех этих хладнокровных хищников. Нам нужны острова, Теол Беддикт. Мы знаем о тех остатках племен, что поселились на купленном тобою. Знаем, что они таятся там, стараясь восстановить потерянное. Но этого недостаточно. Пройдись по улицам, и истина станет очевидной. Ты сделал это ради Халла. Я не знала, что он не информирован. Ты меня удивил. Знаешь, лучше ему рассказать.

– Почему?

– Потому что ему нужно исцеление.

– Не смогу.

Шенд подошла ближе и положила руку на плечо Теола. Контакт заставил его колени ослабеть, так неожиданно было сочувствие. – Правильно, не сможешь. Потому что мы с тобой знаем: этого было недостаточно.

– Скажи ему по-нашему, – предложила Хейжан. – Теол Беддикт, сделай все правильно. Вторая попытка.

Он отошел и поглядел на женщин издали. – Проклятие Странника – все время ходить по прежним тропам. Но эти ваши планы – боюсь, они повредят обеим сторонам.

– То есть?

– Я имел в виду, Шенд, что Летер вот-вот упадет – и не по моей вине. Найдите Халла и спросите его – думаю, он где-то там, на севере. Знаете, даже забавно – он яростно сражался за каждый из пожранных Летером народов. А теперь, узнав то, что он узнал, он станет сражаться снова. Однако уже не за какое-то племя, не за Тисте Эдур. На этот раз – за Летер. Друзья мои, он знает, что наши шансы и шансы проклятых ублюдков сравнялись. На этот раз Тисте Эдур станут хищниками.

– Почему ты так думаешь? – спросила Шенд с явным недоверием в голосе.

– Потому что они не играют в игры.

– А что, если ты ошибаешься?

– Может быть. По любому, близится кровопролитие.

– Тогда давай облегчим участь Тисте Эдур.

– Шенд, ты говоришь об измене. – Она плотно сжала губы. Риссарх грубо захохотала: – Идиот. Ты все время совершал такую измену.

«Возьми меня Странник, она права». – Не уверен, что победа варваров – Эдур будет полезна.

– Мы говорим не о пользе, а о мести, – возразила Шенд. – Подумай о Халле. О том, что с ним сотворили. Сделай это снова, Теол.

«Не думаю, что Халл увидит все в том же свете. Не совсем. Не сразу». – Вы же понимаете, что я старательно культивировал в себе апатию. Кажется, она уже принесла вечно свежие плоды.

– Да, эта рубашка не все закрывает.

– Мои инстинкты, наверное, притупились.

– Лжец. Они просто ждут применения. Ты это знаешь. Когда начнем, Теол Беддикт?

Он вздохнул. – Ладно. Для начала мы сдадим этот этаж. Бири нужен склад.

– А ты?

– Мне мое убежище по нраву, и я остаюсь там. Нужно, чтобы все были уверены: я вне игры. Вы трое – инвесторы. Так что уберите свои жуткие мечи; теперь перед нами война много жутче. Около моего дома живет семья нереков. Мать и двое детей. Наймите их как повариху и посыльных. Потом идите в Торговую Палату и зарегистрируйтесь. Вы работаете в недвижимости, строительстве и транспорте. Никаких других сделок. Пока. Сейчас продаются семь объектов около пятого крыла Вечной Резиденции. Пойдут дешево.

– Потому что тонут.

– Верно. И мы готовы решить проблему. А когда мы это сделаем – готовьтесь к визиту Королевского Землемера и сборища обнадеженных архитекторов. Дамы, готовьтесь стать богатыми.

«Ищете прочного грунта? Ваш ответ – конструкция Багга.

Пока не утонет весь мир. Но это к слову».

– Можно купить тебе одежду?

Теол заморгал. – Зачем?

* * *

Серен смотрела вниз. Долина тянулась далеко, по ее склонам стояли леса – густая, неподвижная зелень. В нижней части ущелья сверкала струйка горного потока. Кровь Гор, так называют реку Эдур. Тис'форандал. Ее воды красны от примеси железа.

Ожидающая их дорога не раз пересечет реку.

Одинокий Тисте Эдур внизу, казалось, вынырнул из багряного потока. Он поднял голову, смотря на восходящую часть дороги.

«Словно знает, что мы здесь».

Бурак Преграда спешил, поэтому приказал сделать остановку только пополудни. И все равно фургоны одолеют подъем по каменистому грунту лишь к следующему утру. Хоть спеши, хоть беззаботно пей – результат будет тот же.

Халл стоял рядом. Следил, как подбирается Тисте Эдур.

– Серен.

– Что?

– Ты плакала ночью.

– Я думала, ты спишь.

Он помолчал. – Твои рыдания всегда меня будят.

«Ближе не рискнешь, не так ли?» – Если бы я могла сказать то же о себе…

– Если бы я рыдал, Серен, ты проснулась бы. Я уверен.

«Что, моя вина стала бы меньше?» Она кивнула в сторону Эдур. – Ты знаешь его?

– Да.

– Он нам помешает?

– Не думаю. Похоже, он будет нас сопровождать в земли хиротов.

– Знатный?

Халл кивнул. – Бинадас Сенгар.

Она помедлила. – Ты резал кожу для него?

– Да. Как и он для меня.

Серен Педак плотнее застегнула шубу. Ветер не стихал, но он хотя бы разогнал затхлую вонь из нижних болот. – Халл, ты боишься предстоящей Большой Встречи?

– Нужно лишь поглядеть назад – и поймешь, что ждет впереди.

– Ты так уверен?

– Мы купим мир, но для Тисте Эдур это будет гибельный мир.

– И все же мир.

– Аквитор, ты сама все знаешь, и потому меня поймешь. Я намерен сорвать встречу. Я намерен подтолкнуть Эдур к войне с Летером.

Она изумленно уставилась на собеседника.

Халл Беддикт отвернулся. – Теперь ты знаешь… и делай с этим что хочешь.

Глава 3

Лицом к Свету

Тьмой преданному

Лежит Отец Тень

Кровью исходит.

Незрим и незряч он

Пока его Дети

Тропу не отыщут

На дальней пустоши

Отца не пробудят.

Молитва Тисте Эдур

Густой, непроницаемый для взоров туман казался обителью мертвой тишины. Весла из черного дерева были вытащены из густой, словно кровь, воды, которая стекла с полированной древесины сначала струйками, потом отдельными каплями, оставив патину соли. Холодный, неподвижный воздух. Придется ждать.

Дочь Менандора принесла зловещее знамение. Тело воина из племени Бенеда. Вздутый труп, обугленный магией, ободранный зубами бесчисленных морских падальщиков. Шепотки стали рокотом возмущения, когда пришел тот Эдур, чьи рабы обнаружили тело.

Летерийское колдовство. Воин без оружия и доспехов. Он просто рыбачил.

Сразу после открытия из устья реки вышли четыре ладьи к'орфан. В передней ехали Ханнан Мосаг и его боевые маги – к'риснан ы, а также семьдесят омытых кровью воинов. В других ладьях находились по сто человек.

Отлив быстро вынес их в море. Вскоре стало ясно, что ветра нет; они опустили треугольные паруса и начали грести – по тридцать пять воинов опустили весла с каждого борта. Наконец Король – Ведун приказал остановиться.

Туман охватил четыре ладьи. Видимость составляла не более двенадцати длин весла. Тралл Сенгар сидел на банке сразу за Фиром, опустив весло и сжимая подаренное отцом новое, окованное железом копье.

Он знал, что летерийские суда находились поблизости, дрейфуя, как и к'орфаны Эдур. Они полагались исключительно на паруса и ничего не могли сделать, пока не поднимется ветер. А Ханнан Мосаг позаботился, чтобы ветра не было. Теневые духи мерцали над палубой, на четвереньках носились туда и сюда. Они словно стремились вырваться за пределы судна. Тралл никогда не видел так много призраков сразу, и он сознавал, что на других ладьях их не меньше. Однако не они будут убийцами летерийцев. Для этой задачи Король – Ведун призвал что-то иное.

Он мог чувствовать это. Ожидание в глубинах. Терпеливое, молчаливое.

Стоявший на носу Ханнан Мосаг медленно поднял руку, и за его спиной Тралл увидел выплывающую из тумана громаду летерийского китобоя. Паруса были спущены, вынесенные за борта на длинных шестах фонари сочили тусклый желтый свет.

Второе судно, привязанное к первому толстым канатом. Вокруг показались акульи плавники. И вдруг – все плавники исчезли. То, что ждало внизу, начало подъем. Незримо заскользило под содрогнувшейся водой. Еще миг. Смутные пятна. И потом – вопли.

Тралл уронил копье и закрыл уши ладонями – и не он один, ибо вопли становились все громче, превращаясь в предсмертные взвизги. Краткая вспышка магии в тумане – и тишина.

Теперь летерийские суда виднелись повсюду. Но что на них творится – не разглядеть. Туман вокруг их корпусов сгустился, почернел как дым, и через его непроницаемую мглу проходили лишь крики. Покрывало ужаса, клубы душ.

Звуки царили у Тралла в голове, несмотря на все его попытки защититься. Сотни голосов. Сотни сотен. А потом – тишина. Жесткая, абсолютная. Ханнан Мосаг сделал жест руками.

Серый плащ тумана внезапно исчез.

Спокойное море начинало волноваться под сильным ветром. Солнце яро светило с безоблачного неба. Пропали и темные эманации, окружавшие летерийские суда. Корабли качались, вывешенные фонари дико плясали над бортами.

– На весла.

Голос Ханнана Мосага, казалось, раздавался прямо позади Тралла. Он вздрогнул, схватился за рукоять весла. Как и все вокруг. Тралл напряг плечи, налег на весло. Ладья ринулась вперед.

Через несколько мгновений они уже табанили, поравнявшись с кормой одного из кораблей.

На окрашенных красным бортах клубились темные духи.

Тралл заметил, как изменилась ватерлиния. Теперь трюмы были пусты.

– Фир, – прошипел он, – что случилось? Что все это значит?

Бра обернулся, и Тралл ужаснулся бледности его лица. – Не наше дело, Тралл, – сказал брат и отвел глаза.

«Не наше дело. Что он имел в виду? Что не так?»

Волны носили тела мертвых акул. Трупы были выпотрошены, словно взорвались изнутри. Вода пенилась от кровавых потрохов.

– Возвращаемся, – сказал Ханнан Мосаг. – Ставьте паруса, мои воины. Вы были свидетелями. А теперь пора уходить.

«Свидетелями… чего же, во имя Отца Тень?»

Над летерийскими кораблями захлопали и вздулись паруса.

«Духи доставят их. Клянусь Сумерками, это не просто демонстрация силы. Это – это вызов. Вызов такой наглости, которая навсегда превзойдет глупые выходки китобоев, их самоубийственный набег на наши лежбища». В разум Тралла, смотревшего, как воины ставят паруса, прокралась новая мысль. «Кто среди летерийцев мог осознанно послать на гибель экипажи девятнадцати судов? Были ли моряки добровольцами?»

Говорят, что для летерийца важно только золото. Но кто в здравом уме станет искать выгоды в смерти? Они должны были сознавать, что спасения не будет. «А если бы я не набрел на них? Если бы не стал искать нефрит на берегу Келеча?» Но нет, это слишком. Не он, так другой. Такое преступление не могло остаться незамеченным. Его специально выставляли напоказ.

Он разделял смущение большинства воинов. «Здесь что-то неправильное. И с летерийцами, и с нами. С Ханнаном Мосагом. С нашим Королем. Наши духи танцевали танец с Летером и Эдур. Но я не смог узнать фигур танца. Прости меня, Отец Тень, но я испуган».

Девятнадцать кораблей смерти направились к югу, а четыре к'орфана – на восток. Четыреста воинов Эдур плыли в тяжелом молчании.

* * *

На долю рабов выпало подготавливать церемонию. Тело воина Бенеды было принесено с пляжа и положено на каменную плиту около цитадели – подсыхать. Глазницы, ноздри и рот запечатаны мягким воском. Раны на теле замазаны смесью глины и масла.

Под присмотром шести воинов Эдур большие железные носилки были помещены над рвом, который уже заполнили горячим углем. Медные монетки шипели и дребезжали, пока не высохли последние влажные пятна на железе.

Удинаас присел за рвом, удостоверившись, что находится достаточно далеко и его пот не упадет на монеты – святотатство, караемое немедленной смертью. Раб смотрел, как монеты коптятся на огне, становясь почти черными. Когда на кругляшах появлялась красноватая точка каления, он доставал их с железного листа при помощи щипцов и укладывал на ряд глиняных плиток. По одной монете для каждой вдовы.

Стоявшие на коленях перед плитками вдовы подхватывали свои монетки тонкими щипчиками, переворачивали и возлагали на труп мужчины.

Сначала – на левую глазницу. Треск, шипение, струйки дыма, словно червяки, ползущие из-под монеты. Вдовы решительно вдавливали кругляши, припаивая их к плоти, чтобы они потом не выпадали. Затем последовали правая глазница. Нос и лоб. Щеки. Каждая монета должна касаться соседних.

Когда монеты усеяли всю поверхность тела, включая конечности, пришел черед воска. Расплавленный воск тек на защищенную монетами кожу. Когда масса застыла, тело перевернули, и все началось снова. Много монет, чтобы покрыть тело полностью, исключая ладони и ступни; новый слой воска.

Обряд «одевания» занял большую часть дня; лишь на закате Удинаас наконец отошел от рва и встал, позволяя холодному ветерку пройтись по вспотевшей коже. Сплюнул, стараясь убрать дурной привкус изо рта. Жженая, гниющая плоть в тесной и горячей как очаг оболочке. Вонь спаленных волос. Никакое масло, никакие притирания не смогут извлечь следы обряда из его пор. Должны пройти дни, прежде чем Удинаас освободится от мерзкого, ужасного запаха.

Он смотрел на землю под ногами. Плечи все еще болели после поспешного исцеления Уруфи. За все это время ему не удалось оговорить с Пернатой Ведьмой.

Он ничего не объяснил хозяевам. Да они и не напирали слишком настойчиво. Несколько вопросов – и, казалось, их удовлетворили его неловкие, глупые ответы. Удинаас гадал, была ли Уруфь беспристрастна, когда выпытывала про Ведьму. Тисте Эдур редко выказывали интерес с невольникам, плохо понимали их жизнь. Конечно, это привилегия любых захватчиков, и это всеобщая участь пленных – терпеть подобное пренебрежение.

Но все они равны. На уровне личностей. Свобода – немногим более, чем потрепанная сеть, натянутая над множеством крошечных, утлых домишек. Прорви ее – мало что изменишь, разве что приобретешь уютную иллюзию победы. «Разум прикован к душе, душа – к плоти, плоть – к костям. По велению Странника мы представляем собой путаницу клеток, и то, что бьет крыльями внутри них, знает лишь одну свободу. В смерти».

Победители всегда считали, что берут в плен личность. Но истина в том, что личность можно убить только изнутри, хотя даже это химера. У одиночества много детей, и распад – лишь одно из них. Каждый идет в смерть свою собственной тропой, оставляя личность позади.

Из здания донеслись эдурские причитания, погребальная песнь. Унх, унх, унх, унх… Эти звуки всегда пугали Удинааса. «Словно чувство бьется в стену, раз за разом, раз за разом. Голоса запертых, плененных. Голоса, ошеломленные истиной мира». Эдур скорбят скорее о своих потерях, чем о судьбе потерянных.

«Так случается, когда ты проживешь сотню тысяч лет?»

Вдовы выходили из здания, окружив тело, несомое густыми клубами призраков. Фигура из медных монет. Единственное употребление денег среди Эдур. Медь, олово, железо, бронза, серебро и золото – доспехи мертвецов.

«По крайней мере – честно. Летерийцы используют монеты, чтобы купить нечто противоположное. Не совсем. Скорее иллюзию противоположного. Богатство как доспех жизни. Крепость, цитадель, вечно бдительная армия. Но врагу все это нипочем. Он знает, что вы беззащитны».

– Унх, унх, унх, унх…

Был час Дочери Шелтаты Лор, когда все материальное становится нереальным, смазывается уходом света, и воздух теряет прозрачность, показывает пылинки и кристаллы, несовершенство, то, что так ловко скрывают и свет, и тьма во все иные часы. Час, когда видно: трон пуст.

Почему бы не поклоняться деньгам? В конце концов, награда будет немедленной и явной. Но это слишком просто. Культ Летера был более изысканным – его этика поощряла привычки и поступки, служащие приобретению богатства. Прилежание, дисциплина, любовь к тяжкому труду, оптимизм, почитание удачи и славы. И соответствующие пороки: лень, отчаяние и все разновидности бесславных неудач. Мир достаточно жесток, чтобы отсеять одно от другого, не оставив места сомнениям и рыхлой нерешительности. Так почитание стадо прагматизмом, а прагматизм – холодный бог.

«Странник дал нам холодного бога, чтобы мы не ведали ограничений». Расхожая летерийская молитва, хотя никто не смел повторять ее всуе. Пернатая Ведьма говорит, что каждое деяние есть молитва, и таким образом каждый день мы служим множеству богов. Вино, белый нектар и ржавый лист и прочие снадобья – это молитва к смерти, говорила она. Любовь – молитва к жизни. Месть – молитва демонам справедливости. Подпись под деловым документом, сказала она со слабой улыбкой, есть мольба к посылающему иллюзии. Ведь достижение для одного означает потерю для другого… В любую игру играют две руки.

Унх, унх, унх, унх…

Он вздрогнул. Мокрый плащ окутывал тело леденящим холодом.

Крик с моря. Вернулись ладьи к'орфан. Удинаас побрел мимо погребального здания к усадьбе Сенгаров. Заметив Томада Сенгара и его жену Уруфь, упал на колени и вдавливал лоб в песок, пока они не прошли. Потом вскочил и побежал в длинный дом.

Покрытое монетами тело положат в выдолбленное бревно Черного дерева, концы запечатают дисками из кедра. Через шесть дней гроб сожгут в одной из дюжины священных рощиц. До того часа панихида будет продолжаться. Все вдовы по очереди примут участие в монотонном, наводящем ужас пении.

Он пробрался в нишу, где ожидал соломенный тюфяк. Сумрак сгущается. Ладьи войдут в канал, одна за другой. Они не могли проиграть. Никогда. Команды девятнадцати летерийских судов мертвы – на этот раз не будет новых рабов. Стоявшие по берегам канала высокородные мужи и жены молча приветствовали своих бойцов.

«Молча.

Ибо произошло что-то ужасное».

Он улегся на спину, уставился в низкий потолок. В горле чувствовалось странное, беспокоящее жжение. Он мог расслышать второй ритм за стуком своего сердца. Слабое эхо в крови – унх, унх, ху, ху… Унх, унх, ху, ху…

«Кто ты? Чего тебе нужно? Чего ты ждешь от меня?»

* * *

Тралл прыгнул на причал, держа холодное копье в правой руке. Окованное железом основание высекло искры из каменных плит, когда он пошагал к краю причала, остановившись за спиной Фира. Перед ними в пяти шагах были Томад и Уруфь. Рулада нигде не видно.

Как и Майен, вдруг сообразил он.

Тралл скосил глаза: Фир обыскивал толпу взглядом. Не меняя выражения лица, пошагал навстречу отцу.

– Сын мой. – Уруфь ступила ему навстречу, пристально смотря в очи. – Что он сделал?