Текст книги "Полуночный Прилив (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– Я думаю, – вставил Багг, – что Турадал Бризед не сожалел о своей сдаче.

– Наверное. – Она помолчала. – В мире нет ничего, чего нельзя украсть.

– И, с этой мыслью, кружащейся в животах как овечий жир, – сказал, поставив кружку. Теол, – мы с тобой пойдем гулять.

– Как далеко до Селаш?

– Мы растянем удовольствие. Спасибо, дорогой Багг, за необычайное и уникальное взбадривание. Ты тут уберешься?

– Если будет время.

Шерк колебалась. – Мне слезть по стене и следовать за тобой незаметно?

– Если хочешь, – нахмурился Теол. – Можно просто натянуть капюшон, и будешь неузнанной.

– Ладно. Встретимся на улице, чтобы я не вышла из дома, в который не входила.

– Там все еще шпионят?

– Кажется, нет, но нужно поосторожничать.

– Хорошо. Скоро увидимся.

Теол слез с крыши. Единственная комната провоняла сырой шерстью, жар от очага стоял невыносимый. Он поспешил наружу, повернул направо, а не налево, как обычно, и подошел к заброшенным конюшням, сейчас забитым мусором и обрезками досок. Двери были забиты или заложены кирпичом. Шерк Элалле появилась из темноты, натянув на голову капюшон. – Расскажи об этой Селаш.

Они пошли не спеша, друг за другом пробираясь по узкой улочке. – Давняя приятельница Багга. Бальзамировщики и прочие «служители» мертвых, кажется, все между собой в родстве. Они обмениваются технологиями и частями тел. Похоже, это целое искусство. Можно развернуть историю тела, словно свиток, исследуя ряд деталей.

– Что за смысл собирать список пороков, когда их носитель уже помер?

– Болезненное пристрастие. Или страстная болезнь.

– Ты пытаешься шутить?

– Что ты, Шерк Элалле. Я принял твои предостережения близко к сердцу.

– Теол Беддикт, ты для меня очень опасен. Но меня к тебе тянет, словно к белому нектару интеллекта. Я жажду этого сражения, борьбы с опасностью рассмеяться.

– Ну, если Селаш преуспеет в своих замыслах, риск смеха исчезнет. Сможешь хохотать без страха.

– И жива была, никогда не ХОХОТАЛА. Не жди этого и от мертвой. Но твои намеки… пугают. Избавление от борьбы – исчезновение искры. Меня охватывает уныние.

– Это риск достижения любой мечты, – ответил Теол, кивнув на Траншейный канал. Они свернули на его вонючую набережную. – Я преувеличиваю, Шерк. Но таковы горькие следствия успеха.

– Скажи, что ты знаешь о старой башне на запретной земле у дворца?

– Немного, разве что там проживает твоя немертвая подруга. Девочка.

– Да, она там. Я назвала ее Чашка.

– Мы перейдем здесь. – Теол показал на пешеходный мостик. – Она что-то значит для тебя?

– Трудно ответить. Может быть. Возможно, она будет что-то значить для всех нас, Теол Беддикт.

– Ага. И я могу чем – то помочь?

– Твое предложение удивляет.

– Стараюсь всегда удивлять, Шерк Элалле.

– Я пыталась установить ее… историю. Думаю, это важно. Кажется, старая башня населена духами, и это связано с Чашкой. Она испытывает отчаянную нужду.

– В чем?

– В человеческой плоти.

– Ух ты!

– Ведь именно поэтому Герун потерял шпиона, следившего за тобой.

Теол остановился. – Извини?

– Чашка его убила.

* * *

Вверх, к свету, уходили уступы черной каменной стены. Течения с неослабевающей яростью проносились по рифленой поверхности, и все твари, умевшие прикрепляться и находить на ней пропитание, были приземистыми, упрямыми и покрытыми жесткими панцирями. От основания утесов расходились выскобленные до скального основания равнины. Громадные острова мусора, поломанного и спрессованного невообразимым давлением, ползли по равнине – словно левиафаны мигрировали в потоках черной воды.

Брюс стоял на равнине, смотря на ползущую мимо массу. Он понимал, что стал свидетелем картин, недоступных прежде ни одному смертному. Здесь обыкновенные глаза узрели бы только тьму, здесь давление давно расплющило бы смертную плоть, спустившуюся с поверхности моря в его тайную глубь. Он был в одежде, в доспехах, рука сжимала меч. Холодные воды, быстрые течения ощущались смутно, не мешая сохранять равновесие, не сбивая с ног. Ледяная стужа не крала тепло из ног и рук.

Финед перевел дыхание – вдохнул сырой, холодный воздух. Понял, что это все тот же воздух подземной комнаты, Цедансии.

Понимание успокоило сердце, уменьшило тревогу. «В этом месте живет бог». Оно казалось вполне соответствующим. Первобытное, полное крайностей царство дикого насилия и столкновения безмерных сил стихии.

Еще одна масса детрита проплыла мимо него; Брюс увидел среди бледных, скелетированных сучьев и чего-то, казавшегося бухтами троса, расплющенные куски металла. С краев этих пластин поднимались тонкие белые щупальца. «Клянусь Странником, это же латы, а щупальца…»

Куча мусора проползла мимо. За ней Брюс увидел… нечто. Неподвижное, прямоугольное, торчащее из дна.

Он пошел к нему.

Дольмен.

Непостижимое открытие. Казалось невозможным, что лежащая перед ним равнина когда-то знала солнце, свежий воздух и сухой ветер.

Затем он увидел, что торчащая башня сделана из того же материала, что и вся плоская равнина, что она является ее выростом. Подойдя поближе, различил на поверхности резные глифы, хорошо сохранившиеся письмена.

Шесть дольменов, стоящие в ряд, уходящие линией от края обрыва. Он остановился у ближайшего.

Знаки покрыли черный камень серебристой решеткой, и в неровной поверхности под знаками он угадал намек на фигуру. Множество конечностей, плоская и маленькая голова, узкий лоб, массивные надбровья, единственная глазница. Широкий рот сомкнут и похож на гребень – окружен щупальцами, кончающимися острыми, тонкими клыками. Да, шесть суставчатых рук, две или четыре ноги, смутно различимых в неровностях камня.

Знаки покрывали фигуру, словно саван – Брюс подозревал, что они составили нечто вроде тюрьмы, барьера, мешавшего твари вырваться.

Серебро, казалось, течет по извивам знаков.

Брюс обошел дольмен и увидел на каждой грани сонм кошмарных демонических зверей, ни один не был похож на другого. Еще миг – и он пошел к следующему монолиту. Нашел еще знаки и барельефы.

Четвертый дольмен был иным. С одной из сторон были соскоблены все знаки, серебро угасло, а там, где могла быть фигура, глаз нечетко различал углубление, след тяжелой, громоздкой твари со щупальцами вместо ног.

Молчаливое отсутствие леденило кровь. Что-то вырвалось, и Брюс не думал, что оно – бог.

«Маэл, где ты? Это твои слуги?

Или трофеи?»

Он уставился на углубление. Вокруг ощущалось другое, большее отсутствие. Душа прошептала… «запустение» . Маэл ушел. Этот мир оставлен слепым, темным течениям и стадам мусорных груд.

– Пришел за следующим?

Брюс рывком развернулся. В десяти шагах стояла закованная в латы фигура. Черное, покрытое патиной железо, зеленая медянка на местах заклепок. Широкий шлем закрывал лицо до подбородка; забрало выступало острым углом, узкие глазные прорези завешивались частой кольчужной решеткой, спускавшейся по шлему на шею и плечи. Сочленения на руках и ногах облюбовали морские уточки; развевались по течению прилепившиеся к доспехам яркие водоросли. Руки в боевых перчатках, покрытых слоями серебряных пластин, сжимали двуручный меч с лезвием шириной в ладонь Брюса. Затупленный конец меча покоился на дне. Финед увидел, что из-под перчаток сочится кровь.

Летериец вытянул собственный меч. Течения внезапно ударили по телу, словно то, что хранило его от ярости подводного мира, вдруг исчезло. Лезвие меча дергалось и колыхалось в руках в такт движению потоков воды. Чтобы встретить тяжелый меч незнакомца, ему нужна скорость. Он выберет тактику ухода от прямого столкновения. Летерийская сталь не сломается при скрещении мечей, но рука может треснуть.

Увы, сейчас его били и ломали течения, вырывали меч. Он не надеялся победить эту тварь.

Воин говорил на неведомом Брюсу языке, но он как-то понял смысл.

– Пришел за следующим? Я здесь не для того, чтобы освобождать демонов из волшебных клеток…

Привидение сделало шаг. – Демонов? Здесь нет демонов. Только боги. Забытые боги. Ты считаешь тюрьмой сплетение слов?

– Я не знаю, что считать. Я не знаю этих слов…

– Сила есть вспоминание. Сила есть призыв – бог умирает, когда лишается имени. Поэтому Маэл и предложил им этот дар, это убежище. Боги гибнут без своих имен. Совершенное здесь преступление безмерно. Стирание имени, связывание новым именем, создание раба. Безмерно, смертный. В ответ был создан я, страж тем, кто остался. Это моя задача. – Воин сделал еще один шаг. Поднял меч.

Некоторые воители умеют наносить незримые раны еще до начала схватки. Эти раны как тень, как обещание уязвимости. Они тянут кровь, ослабляют волю. Брюс уже встречался с наделенными таким талантом мужчинами и женщинами. И отвечал им… насмешками.

Страж с ощутимой силой сулил ему смерть. Еще один тяжкий шаг. Сила, равная мощи бурлящих вод. Брюс засмеялся, вдруг поняв всё.

Зловредные течения прекратили нападать. Сила и ловкость вернулись, будто и не уходили.

Широкий меч нанес боковой удар. Брюс отпрыгнул, выбросив свой меч к единственной находившейся в пределах досягаемости цели.

Летерийская сталь проскользнула между серебряными пластинами левой перчатки и погрузилась в руку.

Сзади задрожал дольмен, затряслись скалы под ногами. Воин зашатался, взмахнул клинком и обрушил его на голову Брюса. Тот упал, перекатился и встал на ноги, низко присев.

Меч противника вошел в базальт на четверть длины. И накрепко застрял.

Брюс метнулся вперед и ударил стража в грудь обеими руками, и сразу после этого попытался подставить подножку.

Попытка не удалась – воин схватился за торчащий из дна меч и устоял.

Брюс развернулся, ударив правым локтем в забрало. Его руку пронзила боль, голова дернулась. Летериец отскочил, перебрасывая меч из быстро немеющей правой руки.

Воин тащил свой громадный меч из донного камня, даже не пошевелившись от удара.

Брюс снова подскочил к нему, что есть силы пнув левой ногой по лодыжке.

Древнее железо хрустнуло. Как и кости. Воин осел, но не упал, по-прежнему цепляясь за застрявший в камне меч.

Брюс быстро отошел. – Хватит. Я не хочу убивать богов.

Голова в шлеме поднялась, повернулась в его сторону. – Я побежден. Мы проиграли.

Летериец долго смотрел на стража. – Из твоей руки сочилась кровь – она принадлежала оставшимся богам?

– Уже почти вся вытекла.

– Они могут исцелить тебя?

– Нет. У нас ничего не осталось.

– Почему сочилась кровь? Что станется, если она вытечет вся?

– Это сила. Крадет смелость – с тобой так не получилось. Ожидалось, что кровь поверженного врага сможет… теперь не важно.

– Как насчет Маэла? Ты можешь получить его помощь?

– Он не являлся тысячи лет.

Брюс нахмурился. Куру Кан говорил: следуй инстинктам. Ему не нравилось творящееся здесь. – Я могу помочь. То есть я дам тебе свою кровь.

Страж долго молчал. Наконец: – Ты не знаешь, смертный, что предложил.

– Ну, я не собираюсь умирать. Намерен выжить в этом испытании. Части моей крови хватит?

– Кровь умирающего или мертвого дает силу. Но эта сила ничтожна пред кровью живого. Скажу снова: ты не знаешь, что предложил.

– У меня еще кое-что на уме, Страж. Могу я подойти?

– Мы бессильны перед тобой.

– Твой меч не высвободить даже при моей помощи. Я дам тебе свой. Его не сломать – так мне обещали. «Действительно, никогда не видел, чтобы ломалась летерийская сталь». Твой двуручник эффективен, только если противник трусит и оттого становится медлительным и неуклюжим.

– Кажется, так.

Брюс был удовлетворен сухим тоном воина. Не любил он слышать, как побежденные хнычут и жалеют себя. Перевернув меч, финед протянул его стражу эфесом вперед. – Вот.

– Если я отпущу руки, упаду.

– Возьми одной.

Страж протянул руку. – Клянусь Бездной, он невесом!

– Тайное искусство кузнецов, известное только среди моего народа. Он не подведет.

– Ты обращался так со всеми побежденными врагами?

– Нет, лишь с теми, с кем с самого начала не хотел сражаться.

– Скажи, смертный, среди твоего народа ты слывешь опытным фехтовальщиком?

– Возможно. – Брюс стянул перчатку с правой руки, достал кинжал. – Рука все еще немеет…

– Рад за тебя. Хотел бы сказать то же самое о своем лице.

Брюс разрезал ладонь и увидел, что кровь распустилась красным бутоном и унеслась по течению. Положил ладонь на левую руку воина, все еще державшуюся за воткнутый в дно меч. Почувствовал, как кровь сочится под серебряные пластины.

Рука воина повернулась кверху, сжав его ладонь в каменном объятии. Дернулась. Страж начал выпрямляться.

Брюс бросил взгляд вниз: сломанная нога срасталась. Судорожно и даже на вид болезненно дергались мышцы, соединяясь, несмотря на тяжкий вес тела.

Его самого охватила внезапная слабость. – Отпусти руку, – сказал воин, – или умрешь.

Брюс кивнул, отнял руку и зашатался.

– Ты выживешь?

– Надеюсь, – прохрипел он, борясь с головокружением. – Прежде чем я уйду, скажи мне их имена.

– Что?

– У меня хорошая память, Страж. Не будет больше рабства, пока я жив. А после окончания моей жизни… я позабочусь, чтобы их имена не забылись…

– Мы древние боги, смертный. Ты рискуешь…

– Вы заслужили покой, я в этом убежден. В следующий раз вы будете готовы к приходу Тисте Эдур – тех, что сковали вашего собрата. Моя жизнь в добавление к вашей силе; надеюсь, этого хватит, чтобы выстоять.

Страж выпрямился. – Хорошо, смертный. Твоя жертва не будет забыта.

– Имена! Я чувствую… я уплываю…

Слова наполнили его разум – ошеломляющая лавина имен, и каждое клеймом выжигалось в памяти. Он застонал от силы этой атаки, от бесчисленных слоев горя, мечтаний, жизней и смертей, от невероятных королевств, от цивилизаций, ставших руинами и прахом.

«Истории. Так много историй… ах, Странник…»

– Спаси нас Странник, ТЫ СДЕЛАЛ ЭТО!

Брюс обнаружил, что лежит на спине. Ощутил спиной твердый, гладкий пол. Глаза мигнули. Над ним склонялось сухое лицо Куру Кана.

– Я не смог найти Маэла, – сказал Поборник Короля. Он чувствовал невероятную слабость, едва смог бы поднести руку к лицу.

– В тебе едва ли осталась капля крови, финед. Расскажи, что случилось.

«Простите меня Оплоты, историям не будет конца…» – Я открыл, что сотворили Тисте Эдур. Цеда, это древний бог, лишенный имен и связанный новым. Теперь он слуга Эдур.

Глаза Куру Кана посуровели за толстыми линзами. – Лишенный имен. Важно? Может быть. Как найти одно из его имен? Поможет ли это ослабить хватку Ханнана Мосага?

Глаза Брюса закрылись. «Все эти имена, оставшиеся внутри. Различит ли хотя бы один бог имя… именно этого сородича?» – У меня они, кажется, есть, но требуется время.

– Ты вернулся с тайнами, финед Брюс Беддикт.

– И едва ли с пригоршней ответов.

Цеда отодвинулся. – Юный мой друг, тебе надо придти в себя. Еда, вино, много и того и другого. Можешь встать?

– Попытаюсь…

* * *

Скромный слуга Багг шел сквозь черноту Последней Дороги Шерпа, названной так потому, что бедняга Шерп умер там несколько десятков лет назад. Он был непременной принадлежностью округи, вспоминал Багг. Старый, полуслепой, он вечно бормотал про таинственный «треснувший алтарь», что лежит глубоко в глине под улицами. Точнее, под этой самой улочкой.

Его тело было найдено в очерченном по пыли круге, среди рваных тряпок и нескольких крыс со свернутыми шеями. Все это странно, но мало кто стал интересоваться и удивляться. Люди же мрут на улицах и в аллеях очень часто.

Багг не хватало старика Шерпа даже столько лет спустя. Но некоторые события не отменишь.

Он проснулся от треска циновки, служившей дверью в жалкую резиденцию Теола. Грязная девчонка доставила срочную записку. Сейчас она скакала в нескольких шагах впереди, то и дело оглядываясь и удостоверяясь, что он не отстал.

В конце Дороги Шерпа находилась другая узкая улочка. Поверни налево – и окажешься у провала, прозванного Пяткой Странника, в который сваливали городские отходы; поверни направо, и через пятьдесят шагов уткнешься в старое здание под проваленной крышей. Девочка вела Багга именно в эти руины.

В доме оставалась одна довольно хорошо сохранившаяся жилая комната, и в ней ютилось семейство. Нереки: шесть детей и бабка, прибредшая с далекого севера после того, как родители детей умерли от Вялой Лихорадки. Само по себе несправедливо – летерийские целители легко избавляли от этой лихорадки, была бы монета.

Багг не знал их, но знал о них; и они, конечно, тоже слышали о службе, которую он мог им предложить.

Тоненькая рука схватила его руку; девочка повела его в дверь и в коридор. Баггу пришлось пригнуться – потолок свисал рваными кусками. Три шага, и показалась створка другой двери, а за ней забитая людьми комнатушка.

Запах смерти.

Входящего Багга встретили склоненные головы и неразборчивые приветствия. Он устремил взор на неподвижное тело, лежащее на окровавленном одеяле в центре комнаты. Еще миг, и его взгляд скользнул навстречу стоящей в середине группы – девочке лет десяти или одиннадцати. Хотя, возможно, она была старше, просто изнурена плохим питанием. Или моложе, но опухла по той же причине. Его встретили строгие, большие глаза.

– Где вы ее обнаружили?

– Она сделала ЭТО дома, – деревянным тоном отвечала девочка.

Багг снова осмотрел умершую бабку. – Откуда шла?

– Скрытый Круг.

– Значит, она говорила перед смертью. – Мышцы Багга напряглись. Скрытый Круг находился в двух или трех сотнях шагов. Необычайная для старухи воля – пройти такое расстояние с двумя смертельными ранами от меча в груди. – Похоже, ей было очень нужно.

– Да, сказать, кто ее убил.

«Не исчезнуть, как многие обездоленные, оставляя призрачную надежду, что она «просто пропала без вести». Дети обойдутся без лишнего шрама».

– Так кто?

– Она пересекала Круг и оказалась на пути кортежа. Семь человек за хозяином, все при оружии. Хозяин сердился, потому что пропал один из его шпионов. Бабушка попросила монетку. Хозяин потерял голову от злости и приказал страже ее убить. Они так и сделали.

– И кто же этот хозяин?

– Вы найдете его лицо на новых доках.

Ах. Багг склонился над женщиной. Положил руку на холодный, твердый лоб, отыскивая остатки жизни. – Урузан из клана, известного как Клан Совы. Ее сила была рождена любовью. К внукам. Она ушла, но недалеко. – Подняв голову, он встретил взоры всех шести детей. – Слышу стук тяжких камней, скрежет давно захлопнутой двери. Там холодная глина, но она не принимает ее. – Он глубоко вздохнул. – Я приготовлю плоть для нерекского погребения…

– Благословите нас, – сказала старшая.

Багг поднял брови: – Вас? Я не нерек, даже не жрец…

– Но нам нужно ваше благословение.

Слуга колебался. Вздохнул: – Ладно. Но скажите, чем вы теперь будете жить?

Словно ответом прозвучал стук в дверь. В комнату вползла грузная фигура, казалось, заполнив ее без остатка. Парень был очень молод, в чертах лица отражалась кровь Тартеналов и нереков. Маленькие глазки отыскали бабушку, и пришелец помрачнел.

– А это кто? – спросил Багг. «Движение тяжких камней – теперь здесь… словно откинута в сторону целая гора. Что тут началось?»

– Наш двоюродный брат, – ответила девочка, смотревшая на молодого человека широко раскрытыми глазами, с восторгом и обожанием. – Он работает в гавани. Зовут Унн. Унн, этот человек – Багг. Одевающий мертвых.

Голос Унна оказался таким низким, что ухо едва ловило его. – Кто это сделал?

«Ох, финед Герун Эберикт, на твой безумный кровавый пир явится незваный гость, и что-то мне подсказывает: ты пожалеешь».

* * *

Селаш из Вонючего Дома была высока и хорошо сложена; но самой замечательной чертой ее внешности оказались волосы. Двадцать семь коротких вороных косичек торчали во все стороны, каждая была заплетена на особый манер и намотана на рожок антилопы. Ей было лет тридцать пять или пятьдесят – неясность проистекала из великого умения скрывать телесные пороки. Фиолетовые глаза, окрашенные чернилами особых песчаных червей, обитающих на островах далекого юга, красные губы, каждое утро обрабатываемые ядом некоего вида умеренно ядовитых змей.

Он предстала вставшим на пороге скромного и некрасиво названного жилища Теолу и Шерк Элалле одетой в тонкие обтягивающие шелка; Теол против своей воли начал изучать соски под золотистым лифом – и не сразу поднял глаза на ее озабоченное лицо.

– Вы рано! Я не ждала. О! Я вся на нервах. Теол, вам лучше знать, каково встречаться с неожиданностями. Это мертвая женщина?

– Если нет, – ответила Шерк, – то у меня даже бОльшие проблемы, чем я считала.

Селаш подошла ближе. – Худшая бальзамировка, какую я видела.

– Меня не бальзамировали.

– Ох! Безобразие. Как вы умерли?

Шерк вздернула сухую бровь. – Вот интересно: как часто ваши клиенты отвечают на такой вопрос?

Селаш моргнула. – Входите, если хотите. Как рано!

– Дорогая моя, – вразумляющее сказал Теол, – едва ли две сотни ударов сердца до полуночного звона.

– Точно! Видите, как вы меня затормошили! Быстро внутрь, надо закрыть дверь. Туда! Ох, темнота улиц пугает. Теперь, сладенькая моя, дайте получше рассмотреть. Мой слуга против обыкновения был сдержан. – Она резко склонилась к Шерк, почти коснувшись носом ее губ.

Теол вздрогнул. По счастью, ни одна из женщин этого не заметила.

– Вы утонули.

– Точно.

– В канале Квилласа. Вниз по течению от Мясорубок Ветрогона, в последний день летнего месяца. Но какого? Странствующего? Сторожа?

– Предателя.

– О! Ветрогон, должно быть, собрал в тот месяц особо щедрую добычу. Скажите, люди визжат, когда вас видят?

– Иногда.

– И со мной такое.

– Вам отпускают комплименты по поводу волос?

– Никогда.

– Да, беседа замечательная, – торопливо встрял Теол. – Увы, у нас не вся ночь впереди…

– Как раз вся, глупый человек, – ответила Селаш.

– О, точно. Извините. В любом случае, Шерк стала жертвой Топляков и, как выяснилось, длительного проклятия.

– Не все ли мы таковы? – вздохнула Селаш, направляясь к длинному столу у дальней стены.

– Теол упоминал розы, – сказала идущая за ней Шерк.

– Розы? Нет уж, дорогая моя. Советую корицу и пачули. Но сперва нужно что-то сделать со всей этой плесенью и мхом в ноздрях. А потом утулу…

– Что потом? – одновременно спросили Теол и Шерк.

– Живет в горячих источниках гор Синей Розы. – Бальзамировщица обошла вокруг Шерк. – Тайна женщин. Я удивляюсь, что вы никогда о ней не слышали.

– Кажется, в моем образовании нашлись пробелы.

– Ну, утулу – это маленькая мягкая тварь, питающаяся через щелку, заменяющую рот. Тело ее покрыто ресничками с необычной воспринимающей силой. Реснички могут укореняться в мембранах…

– Погодите, – мрачно сказал Теол. – Вы же не намерены…

– Многие мужчины не видят разницы, но это усиливает удовольствие в несколько раз… я в этом почти уверена. Никогда такую не приглашала в себя, ведь внедрение утулу не отменить, и ей нужно постоянное питание…

– Насколько частое? – спросила Шерк, и Теол различил в ее тоне понятную тревогу.

– Ежедневное.

– Но нервы Шерк мертвы – как она почувствует, что ощущает инородная тварь?

– Не мертвы, Теол Беддикт, просто не разбужены. Кроме того вскоре реснички утулу пронижут все тело, и чем здоровее организм, тем более довольна и ярка ее мерцающая плоть!

– Ясно. А как насчет мозгов? В них тоже корни прорастут?

– Ну, мы не можем этого допустить, иначе остаток нежизни вы проведете, пуская горячие слюни. Нет, мы наполним мозг ядом… ну, не совсем ядом, а выделением маленькой твари, живущей в тех источниках вместе с утулу. Эти выделения для нее нестерпимы. Разве не чудесна природа?

* * *

Багг взобрался по ступеням хозяйского дома. В глазах саднило. Остался час до рассвета. Он чувствовал себя выжатым – скорее произнесенным недавно благословением, нежели похоронными хлопотами. Два шага по комнате – и он резко остановился.

На полу, прижавшись спиной к стене, сидела Шенд. – Багг, где наш ублюдок?

– Работает, хотя я понимаю ваш скептицизм. Я не спал всю ночь и не склонен к беседам, Шенд…

– А мне плевать. Что за работа? Что такое надо делать, когда все люди спят?

– Шенд, я…

– Отвечай!

Багг прошел к горшку, стоящему на остывшем очаге. Нацедил кружку чуть теплого, спитого чая. – Двенадцать линий инвестирования, словно незримые ручьи под фундаментом – грызут почву, но не вызывают землетрясения. В любой экономике есть главные опоры, на которых держатся прочие.

– Такими делами нельзя заниматься в полночь.

– Да, такими нельзя. Но, Шенд, есть угрозы. Опасности. С ними нужно разбираться. Кстати, что вы делаете здесь ночью без телохранителя?

– Аблалы? Этого тупицы? Он в койке Риссарх. Или Хеджан. Не в моей, не в эту ночь. Это точно. Мы составили очередь.

Багг уставился на нее. Допил остатки чая и поставил кружку.

– Все это правда? – спросила Шенд, помедлив. – Все инвестиции?

– Да.

– А нам почему не рассказывает?

– Потому что ваши инвестиции должны казаться не связанными. Не должно быть единого рисунка. Вывод: точно следуйте его инструкциям. Вскоре все разъяснится.

– Ненавижу гениев.

– Вполне понятно. Все, что он творит, смущает. Это точно. Нужно привыкнуть.

– А как дела у «Конструкций Багга»?

– Отлично.

– К чему это? Только ради денег?

– Нет. Наше намерение – заключить контракт на Вечную Резиденцию.

Шенд вытаращила глаза: – Зачем?

Багг улыбнулся.

* * *

Дезинфекция, отбеливание, выщипывание, вычесывание. Втирание ароматных масел в кожу и одежду. И сохраняющих масел в другие области. Чистка наслоений на глазах, носу, ушах и в углах рта. Затем пришло время для насосика.

На этом этапе Теол вышел подышать свежим воздухом.

Небо на востоке бледнело, самые неблагоразумные горожане уже встали и спешили по делам. Стук повозок по мостовой. Где-то заорал петух, и сразу же заткнулся, оставив оглушающую после страстного крика тишину. Радостно залаяла собака.

Шаги. Справа от Теола. – Вы еще здесь?

– А, помощник Селаш. Как вам это хмурое утро, Паддерант?

На лице старика навечно застыло угрюмое выражение, но от шутливого вопроса Теола оно все пошло морщинами. – Как? Я не спал! Вот как оно мне, клятый змей! Они всё там? Безнадежный случай, я сразу сказал. Безнадежный. Как вы, Теол Беддикт. Я знал вашу мать – что бы она сказала, увидев вас сейчас?

– Ты знал ее труп, старый дурак. До того вы не встречались.

– Думаете, она не рассказала мне все о себе? Думаете, я не увидел, что было видно? Душа лепит свое тело. О, она все мне рассказала.

Теол вскинул брови: – Душа лепит тело? Это точно, – прибавил он, глядя на лицо Паддеранта – сморщенную сливу.

– О, что за мудрое замечание! Да, вот что происходит, когда достойного человека лишают сна!

На мостовой рядом с ними рассыпался осколками упавший глиняный горшок. Последовала брань из окна стоящего напротив здания.

– Эй там! – заорал Паддерант, схватившись за голову и кружась на месте. – Ты сделал соседей нашими врагами! Не тебе здесь жить, а?

– Успокойтесь, – ответил Теол. – Я просто спросил, как вам утро. Не забыли? От вас ожидался такой же пустой и ни к чему не обязывающий ответ. Я не желал списка ваших жалоб. Точно не желал. А кто пожелал бы… Всего лишь безвредная вежливость, Паддерант. Никаких грязных намеков.

– Да ну? Ха, мне откуда было знать? Идемте, тут неподалеку есть место, где готовят отличные кексы. И чай из ржавого листа, поднимет мертвого.

Они пошли по улице.

– Вы пробовали? – спросил Теол.

– Что пробовал?

– Поднимать мертвых ржавым листом.

– Может сработать.

– Но не работает, увы.

– Почему бы нет? Отвар удваивает частоту биения сердца и позволяет желудку переварить что угодно.

– Мне не терпится.

– Привыкнете не сразу. Лист также насекомых убивает. Только плесни на пол – пол потрескается. Не могу рекомендовать с полной уверенностью.

– Большинство людей курят ржавый лист, а не пьют.

– Варвары. Вот и пришли. Вы платите, ладно?

– С чего бы?

– Тогда пусть идет на счет Селаш. То есть оплатите потом.

– Отлично.

* * *

Шерк Элалле стояла перед высоким серебряным зеркалом. Инстинкт заставил её прежде всего оценить вероятную стоимость всего этого серебра, а уже потом рассмотреть отраженный образ. Здоровая бледность кожи, но на щеках румянец. Волосы были впервые за несколько лет вычесаны и пострижены, смочены ароматным маслом пачулей. Склеры стали белыми, в зрачках блестело отраженное пламя светильников.

Гнилая кожа и лен старой одежды сменились черным шелковым платьем и коротким жакетом из черной телячьей кожи. Новый пояс для оружия, дубленые лосины, высокие сапоги. Узкие кожаные перчатки. – Выгляжу как шлюха.

– Но не старая шлюха, правда? – отозвалась Селаш.

– Точно. Отдавай деньги или убью. Так я выгляжу.

– В мире много мужчин, которые на такое согласятся. Сама знаешь.

– Быть убитыми?

– Абсолютно. В любом случае, мне сказали, что это не твоя профессия. Хотя подозреваю, ты можешь попробовать что-то новое. Кстати, как поживает утулу?

– Голодна. Нельзя ли кормить ее, гм, как-нибудь иначе?

Селаш сверкнула глазами: – Эксперимент – вот суть новизны!

Некоторые комментарии, отметила неупокоенная, не требуют ответа.

Шерк Элалле напрягла дыхательные мышцы – она очень давно не пользовалась ими, и было странно ощущать, как воздух проходит через горло и наполняет легкие. Кроме насосика, были употреблены и инъекции. Ее дыхание пахло корицей и миррой. Лучше, чем вечная вонь речной грязи.

– Приемлемая работа, – сказала она вслух.

– Какое облегчение! Уже утро, я умираю от голода. Дорогая, мы будем тебя испытывать? Полагаю, Теол и мой помощник в местном заведении, завтракают. Присоединимся?

– Думаю, я не расположена есть или пить.

– Точно. Но ты же можешь завлекать и соблазнять?

Шерк уставилась на бальзамировщицу. Та усмехнулась. Томно прикрыла глаза, отвернулась. – Где моя шаль?

* * *

Куру Кан ушел и вскоре привел двух помощников. Они перенесли Брюса в комнаты Цеды, положили на диван и оставили рядом еду и питье. Но силы возвращались медленно. Он лежал на спине, откинув голову на подушки, когда отворилась дверь и явился Первый Евнух Нифадас.

Его маленькие глазки сверкнули на Брюса. – Королевский Поборник, вы готовы встретиться с королем? Он будет здесь очень скоро.

Брюс попытался сесть. – Как неудачно. В данный момент я не готов выполнять обязанности…

– Это неважно, финед. Король всего лишь желает убедиться, что вы оправились от испытания. Эзгарой Дисканаром движет подлинная забота. Прошу, оставайтесь где лежите. Никогда не видел вас таким бледным.

– Нечто питалось его кровью, – сказал Куру Кан, – но он не рассказал, что это было.

Нифадас поджал губы и поглядел на Брюса. – Не могу представить, что бог способен на такое.

– Там не было Маэла, Первый Евнух, – ответил Брюс. – Тисте Эдур нашли кое-кого другого и принудили служить себе.

– Можете рассказать, что это за тварь?

– Некий забытый бог, это все, что я знаю. Не ведаю его природы, как и полной меры его сил. Он стар, старше даже самого океана. Ему поклонялись не люди.

Послышался голос от дверей: – Я никогда не заботился о своей казне, хотя Странник избавил меня от худших последствий этого. Слава ему.