Текст книги "Полуночный Прилив (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– Ты поведешь эту армию?

– Если время придет, да, я поведу их в бой.

– Такой почет оказан Сенгарам, – сказал Рулад. Лицо его было непроницаемым, голос бесцветным. – Так мы НАГРАЖДЕНЫ.

– Бинадас вернулся ранним утром, – добавил Фир. – Ему нужен день отдыха. Завтра отправимся.

Тралл кивнул.

– Прибывает караван летерийцев, – сказал Рулад. – Бинадас встретил их на пути. Аквитор – Серен Педак. С ними Халл Беддикт.

Халл Беддикт, Блюститель Рубежей, что предал нереков, фараэдов и Тартеналов. Чего он хочет? Не все летерийцы одинаковы, знал Тралл. Различие мнений выражается лязгом мечей. Предательство процветает в алчных многонаселенных городах и в самом дворце короля, если молва не обманывает. Купец должен донести слова того, кто его купил. А Серен Педак, как истинный аквитор, станет скрывать свои мысли и не вмешиваться в дела торговца. Он не был в селе во время их прошлых визитов, так что не мог судить о большем.

Но Халл, бывший Блюститель – говорят, этот однажды преданный человек недоступен подкупу.

Тралл смотрел, как толпа рабов вынимает оружие из повозки и переносит в арсенал.

Даже его браться выглядели… какими-то другими. Словно между ними пролегла никому не видимая тень, словно воздух гудел от напряженного трепетания. Тьма в крови братьев. Все это не на пользу готовящемуся путешествию. Все это.

«Стоило бы беспокоиться еще сильнее. Я вижу немногое, и это плохо. Так что вина за ошибку во мне самом. Нужно не забывать об этом. Как и о подозрениях насчет Рулада и Майен. Дурные дела, дурные мысли… лишь они, кажется, неутомимы».

– Бинадас сказал, Бурак привез летерийское железо, – прервал Рулад размышления Тралла. – Это будет на пользу. Видит Пеструха, летерийцы полные дураки…

– Не так, – ответил Фир. – Они равнодушны к этому. Для них нет противоречия в продаже нам оружия накануне войны.

– Как и в охоте на клыкастых тюленей, – отозвался, кивая, Тралл. – Это нация десяти тысяч загребущих рук, и никто вам не скажет, какая рука сильнее, какая принадлежит власти.

– Король Эзгара Дисканар не похож на Ханнана Мосага, – ответил Фир. – Он не абсолютный владыка…

Тралл оглянулся, потому что голос брата угас. Фир не глядел ему в глаза. – Сегодня ночью придет в гости Майен. Мать может пригласить вас на ужин.

– И мы придем, – ответил Рулад, на миг встретив взгляд Тралла и тут же отвернувшись в сторону рабов.

«Абсолютная власть… нет, мы избавились от нее, не так ли? А может, ее никогда и не было. Женщины…»

* * *

Рабы были заняты в доме, стремглав проносясь туда и сюда по циновкам. Удинаас прокрался в свой закуток. Он должен прислуживать ночью, так что имеет право на короткий отдых. Увидел Уруфь, стоявшую около очага, но смог миновать ее незамеченным – еще один раб в полумраке.

Советы Пернатой Ведьмы звучали в нем, сдавливали грудь. Если Тисте Эдур узнают истину о том, что течет в его крови, они убьют его. Он знал, что нужно скрыться, только вот как – не знал.

Уселся на матрац. Вокруг плыли звуки и запахи внутренних комнат дома. Он лег на спину, сомкнул глаза.

Этой ночью он должен работать рядом с Пернатой Ведьмой. Она однажды навестила его сон. Больше случаев поговорить не было. Он подозревал, что она и не захочет обмениваться словами. Даже не учитывая разницу в сословном положении, она видела в нем кровь вайвела – так она сказала во сне. «Если это была она. А может, лишь вымысел моего разума, форма из праха…» Он заговорит с ней, с дозволения или нет.

Ковры из чулана унесли, чтобы выбить. Стук рабьих колотушек отдавался далеким громом.

Ускользающая мысль, смутное удивление, куда пропал теневой дух. Им овладел сон.

Он не имел формы – невещественная связка чувств. Во льду. Синий, мрачный мир, полосы зеленого, земли и грязи, запах инея. Вдалеке ворчание и стоны, словно отвердевшие реки трутся друг о дружку. Солнце согревало глубины сквозь ледяные линзы… и вдруг весь мир сотрясся от грохочущего треска.

Удинаас плыл сквозь ледяные просторы, всему свету казавшиеся прочными и недвижными. Не было видно ни давления, ни действия разнонаправленных сил, пока не наступил последний миг – миг разрушения пространства.

Во льду появились формы, тела. Они всплывали снизу и застывали в нелепых позах. Во плоти, с полуоткрытыми глазами. Над ранами неподвижно застыли кровавые цветки. Всюду потеки желчи и кала. Удинаас оказался прохожим на бойне. Темнокожие родичи Эдур. Громадные рептилии, у некоторых вместо рук лезвия. Их число не поддавалось подсчету.

Он приблизился к месту, где тела рептилий образовали целый курган. И внезапно завертелся. Из – подо льда поднималась вертикальная струя теплой воды, расталкивала наваленные тела. Вода была розовой и грязной, она пульсировала, словно исходила из незримого подземного сердца. Он понесся вверх, все выше, и тьма поглотила его.

Большие создания в коричневой шерсти. Пойманные в стоячем положении, с травой во ртах. Стадо, застывшее на поверхности земли. Бивни, блестящие глаза. Кочки, объеденная трава. Длинные силуэты – волки, сутулые и серые – пойманные в момент прыжка на гигантских рогатых зверей. Еще одна бойня, жизни, украденные за мгновение катастрофической перемены – мир перекосился, полились потоки морской воды, пронизывающий холод сразу проморозил их до костей.

«Мир… сам мир предает нас. О Странник, как такое может быть?»

Удинаас знал многих, не ведавших сомнений в существовании бога (хотя им самим не доводилось видеть его лик). Он понимал, что такая вера делает мир проще, позволяет кромсать все сущее острым лезвием морального суждения, после которого не остается возможности исправлений. Он видел их уверенность, но никогда ее не разделял.

Однако всегда верил, что мир… несомненен. Не статичен, да, изменчив – но вполне познаваем. По временам предвидение бывает страшным и холодным, но… ты всегда знаешь, что будет. Твари, вмороженные в лед. На ходу, с травой, свисающей изо ртов. Это за пределами понимания. Магия. Должно быть, она. Но ее сила виделась неимоверной, ведь всеобщее убеждение заключается в том, что мир и все его части способны сопротивляться магии. Это самоочевидно. Иначе маги и боги давно перекроили бы мир и расшатали равновесие. Так что мир ДОЛЖЕН сопротивляться. Потоки воздуха, ручейки, растущие травы и насекомые – все должно сопротивляться.

«Но им не удалось».

Еще форма в глубине. Прилепившаяся к скале каменная башня. Узкий проем в стене был входом, и Удинаас обнаружил, что его несет туда через сплошной лед.

В черный портал.

Что-то изменилось. Внезапно обретя вещественность, он рухнул на колени. Камень так холоден, что сорвал кожу с ладоней и подошв. Он встал, толкнув плечом нечто, отпрянувшее от толчка.

Холод сделал воздух жестоким, сжигающим легкие. Сквозь замерзающие слезы он увидел высокую, окруженную дымкой фигуру. Кожа как мелованный пергамент, конечности, слишком длинные и снабженные лишними суставами. Черные, мерзлые глаза, выражение слабого удивления на узком, треугольном лице. Вся его одежда – кожаные повязки. Никакого оружия. Мужчина, но явно не человек.

А потом Удинаас увидел на полу вокруг существа изувеченные смертью тела. Темно – зеленая кожа, клыки. Мужчина, женщина, два ребенка. Их тела были изломаны, из рваной плоти торчали сломанные кости. Положение трупов указывало, что белый мужчина был их убийцей.

Удинааса трясло. Руки онемели, покрылись потом. – Тлен? Теневой дух? Ты со мной?

Молчание.

Сердце застучало молотом. Это уже не сон. Слишком все реально. Он не чувствовал смешения, успокаивающего шепота тела, лежащего на подстилке в длинном доме Эдур.

Он здесь, и он замерзает. Умирает.

Здесь. В глубинах льда, тайном мире остановленного времени.

Он повернулся к двери. И только тут заметил следы на покрытых инеем камнях. Они вели наружу. Следы босых детских ног.

За входом льда не было видно. Лишь опаловое серебро, будто поперек входа натянули завесу.

Удинаас чувствовал, что конечности перестают его ослушаться. Он проследил путь детских ног. Из-за стоящего. Крайне поразившись, увидел, что затылок существа вскрыт. Волосы и кожа все еще держались на разбитых, свисавших на шею костях черепа. В голову мужчины ударило нечто вроде кулака, раздавив серое вещество мозга.

Рана казалась непостижимо свежей.

Маленькие следы показывали, что ребенок стоял позади нелюдя – нет, он ПОЯВИЛСЯ за ним, потому что ведущих к телу следов не было. «Появился… чтобы сделать что? Залезть в развороченный череп?» Но мужчина был ростом с Эдур. Ребенку пришлось бы карабкаться.

Его мысли текли все медленнее. Размышления об этой ужасной тайне вводили разум в приятное оцепенение. Он засыпал. Забавляясь. «Сон, делающий меня сонным. Сон, который убьет меня. Найдут ли замерзшее тело на соломенном матраце? Примут ли это за знак?

Ох, ладно… пройду – ка я за следами, в тот серебряный мир. А что еще делать?»

Бросив последний взгляд на сцену давнего убийства и недавнего осквернения трупа, Удинаас не спеша пошагал к дверной щели.

Серебро окутало его, со всех сторон обрушились звуки. Битва. Вопли, лязг оружия. Но он ничего не видел. Слева донеслась волна жара, принесшая с собой какофонию нечеловеческих взвизгов.

Прервался контакт с землей под онемевшими ногами, а звуки стихли, уносясь куда-то вдаль. Взвыли ветра, и Удинаас понял, что летит, держится за воздух кожистыми крыльями. Другие из его рода одолевали мятежные течения ветров – он видел их, показавшихся из облака. Серочешуйчатые туши с быка величиной, мускулистые шеи, когти на ногах и лапах. Длинные скошенные головы, челюсти – два ряда кинжалов, бледные десны, держащие эти устрашающие зубы. Глаза цвета глины, с вертикальными зрачками.

«Локви Вайвелы. Таково наше имя. Отродье Старвальд Демелайна, неуклюжие дети, которых никто не спешит признавать своими. Мы как мухи вокруг пиршества гнили, поражающей одно королевство за другим. Д'исталы, эн'каралы, тролы, мы проклятие демонов в тысяче пантеонов».

Дикарское возбуждение. Для процветания есть пути помимо любви.

Поток воздуха снес в сторону и его, и его сородичей. Твари разразились дикими криками, когда нечто появилось в поле зрения Удинааса.

«Элайнт – Солтейкен… но, о, как много в нем драконьей крови. Из самой Тиам».

Чешуйки оттенка слоновой кости, покрытые брызгами крови, словно смутным рисунком. Непостижимо громадный дракон, за которым решили следовать вайвелы, летел неподалеку.

И Удинаас знал его имя.

«Сильхас Руин. Тисте Анди, рожденный сразу после брата – он питался кровью Тиам, и выпил ее много. Больше, чем Аномандер Рейк. Тьма и хаос. Он принял бы бремя божественности… если бы выпал шанс».

Теперь Удинас понял, свидетелем чего ему предстоит стать. Встреча на холме из трупов. Предательство. Гордыня, удар Тени, разрыв всех клятв. Нож в спину, крики вайвелов, кружащих над полем брани. Теневой дух не соврал. Владычество Тисте Эдур над духами Анди – наследие совершенного тогда деяния. Вера оказалась ложью, в незнании обнаружилась слабость. Система ценностей Эдур опирается на зыбучий песок.

Сильхас Руин. Оружие тех времен обладало ужасающей силой, но его мечи сломались. После предсмертного вопля Матроны К'чайн Че'малле.

Серебряный свет замигал. Его дернуло, и внезапно он обнаружил себя лежащим на полу каморки Длинного Дома Сенгаров. С ладоней и подошв содрана кожа. Одежды мокры, на них до сих пор тает иней.

Из тени раздался голос: – Я хотел следовать за тобой, но не смог. Далекое путешествие.

«Тлен». Удинаас перекатился на бок. – Место вашего истребления, – прошептал раб. – Я был там. Чего ты от меня хочешь?

– Чего хотят все, раб? Бегства. От прошлого, ИХ прошлого. Я поставлю тебя на тропу. Кровь вайвела защитит тебя…

– От Эдур?

– Оставь угрозу Эдур на меня. А теперь готовься. Этой ночью тебе предстоят дела.

Сон, сделавший его истощенным и израненным. Скривившись, он поднялся на ноги.

* * *

Майен в сопровождении двух любимых рабынь переступила порог дома и встала, сделав еще два шага. Тоненькая как ива, с очень темной для Эдур кожей. Зеленые глаза в обрамлении янтарных волос с нитками жемчуга. Традиционная туника из серебристой тюленьей кожи и пояс, украшенный перламутром. Браслеты из китовой кости.

Тралл Сенгар различил в ее взоре крайнюю уверенность в собственной красоте; и была в этих больших глазах некая темнота, словно Майен с удовольствием готова использовать свою красоту для достижения господства и обретения свободы исполнения самых жарких своих желаний.

Много есть таких, потенциально опасных желаний, и жадное стремление к ним говорит не о добродетели, но о порочности. Тралл снова терзался сомнениями, наблюдая, как мать радушно подходит к девушке, приветствуя ее в семейном доме. Возможно, все это тени, отбрасываемые им самим…

Опершись спиной о стену, он отыскал глазами Фира. Неуверенная гордость. Во взоре старшего брата было еще что-то неотчетливое – хотя это могло быть просто беспокойство за завтрашнее путешествие или тревога о судьбах Эдур. За его спиной стоял Рулад, пожирающий Майен глазами, словно само ее присутствие удовлетворяло жесточайшие желания брата.

Сама Майен не сводила взора с Уруфи.

«Поглощает. Все эти трепещущие волны внимания, она их притягивает и поглощает. Храните меня Сумерки, неужели я сошел с ума? Неужели эти думы сочатся из темных тайников моей души?»

Положенное приветствие окончилось. Уруфь отступила, и Майен скользнула к столу из черного дерева, на котором уже стояла первая перемена блюд. Она должна занять ближайшее место, напротив Томада. Слева от нее сядет Фир, справа Уруфь. Бинадас за Уруфью, Тралл – за Фиром. Рулад сядет справа от Бинадаса.

– Майен, – заговорил Томад, когда все расселись, – приветствую тебя у очага Сенгаров. Горько, что эта ночь станет также последней ночью присутствия дома моих сыновей. Они совершат путешествие по приказу Короля – Ведуна, и я молюсь за их счастливое возвращение.

– Я полагаю, что северные ледяные поля не представят большой угрозы для воинов Эдур, – ответила Майен. – Но в ваших глазах тревога и огорчение, Томад Сенгар.

– Беспокойство старого отца, ничего более.

Заговорил Рулад: – Арапаи редко выходят в ледяные поля, страшась злобных духов. Кроме того, лед может ослепить, а мороз крадет жизнь, словно ты сочишься кровью из незримой раны. Как говорят, там есть и звери…

Фир прервал его: – Мой брат ищет в неведомом громкой славы, Майен, так что можешь взирать на нас с восторгом и восхищением.

– Боюсь, его слова породили во мне только страх, – ответила она. – Мне придется беспокоиться о ваших судьбах.

– Мы все равны перед грозящими бедами, – торопливо вставил Рулад.

«Не считая болтливого языка одного не омытого кровью идиота». Все наполнили кубки вином, и через некоторое время заговорила Уруфь: – Если не заешь, чего искать, лучшей броней послужит осторожность. – Она поглядела на Бинадаса. – Среди вас ты один странствовал за восточные границы арапаев. Каковы опасности ледяных полей?

Бинадас нахмурил брови: – Древнее волшебство, о Мать. Но оно, кажется, дремлет. – Он помолчал, размышляя. – Племена охотников, что живут во льдах – я видел только следы. Арапаи говорят, они охотятся ночью.

– На кого? – спросил Фир. Брат пожал плечами.

– Нас будет шестеро, – сказал Рулад. – Зерадас и Мидик Буны. Ведь всем известно мастерство Зерадаса. Хотя Мидик не омыт кровью, он почти равен мне в искусстве боя на мечах. Ханнан Мосаг верно выбрал, послав воинственных сыновей Томада Сенгара.

Его заявление, перенасыщенное скрытыми значениями, повисло в воздухе, словно каждый старался уразуметь его на свой лад. Таков яд подозрительности. Тралл прекрасно знал, что у женщин есть свои верования, и теперь они явно смотрят на шестерых перечисленных с сомнением, гадая, почему Король выбрал именно их. «А Фир, в свою очередь, думает о своем, зная то, что знаем и мы. Все сыновья Томада Сенгара».

Тралл уловил общее замешательство и начал размышлять о себе. Ведь Фир стал Мастером Оружия всего Союза и должен заботиться о переделке военной структуры Эдур. От Мастера Оружия – к Владыке Войны. Рисковать Фиром – это кажется капризом. А Бинадас считается одним из способнейших колдунов всех племен. Они двое станут основой успеха завоевательной кампании. Зерадас – непревзойденный вожак морских набегов. «Пожертвовать в нашей экспедиции можно лишь мною, Руладом и Мидиком. Стало быть, дело в недоверии?

Что же за дар мы должны раздобыть?»

– В последнее время произошли зловещие события. – Майен метнула взгляд на Уруфь.

Тралл заметил, как поморщился отец, но Майен, должно быть, уловила одобрение во взоре Уруфи, ибо продолжила: – В ночь бдения во тьме бродили духи, недобрые по сути своей. Они вторглись в святые места, и наши призраки бежали.

– Я в первый раз об этом слышу, – отозвался Томад.

Уруфь взяла кубок и подала рабу, чтобы тот наполнил его. – Тем не менее о них слышали, муж. Ханнан Мосаг и его Отряд К'риснан растревожили темные глубины. Вздымается прилив перемен. Боюсь, вскоре он смоет всех нас.

– Нет, это мы взнесемся на приливной волне, – потемнев лицом, сказал Томад. – Одно дело – тревожиться о поражении; но сейчас, жена, ты сомневаешься в победе.

– Я говорю о грядущей Большой Встрече. Не наши ли сыновья рассказали о призывании из глубин и похищении душ летерийских моряков? Когда те суда придут в гавань Трейта, как ты думаешь, чем ответит Летер? Мы начали танец войны.

– Если так, – резко отозвался Томад, – мало будет толка в переговорах.

– Может, мы только хотели оценить их, – сказал Тралл, припомнив слова отца, сказанные в день его возвращения из залива Келеч.

– Мы уже давно оценили их, – ответил Фир. – Летерийцы станут делать с нами то же, что сотворили с нереками и Тартеналами. Большинство из них не помнят о своих ошибках и грехах. А те, что помнят, не могут или не желают обсуждать принципы, только методы их исполнения, и потому осуждены повторять ужасы прошлого. Любой неудачный результат для них – лишь подтверждение необходимости твердо держаться незыблемых основ. Если вокруг прольются реки крови, они будут исследовать детали. Поколебать основные убеждения такого народа нельзя, потому что они не слушают вас.

– Тогда будет война, – прошептал Тралл.

– Она идет вечно, – ответил брат. – Веры, слова и мечи. История полнится их бесконечным звоном.

– И хрустом костей, – сказал Рулад, улыбнувшись, словно хранил некую тайну.

Глупая ошибка с его стороны. Томад все заметил и склонился к младшему сыну: – Рулад Сенгар, ты говоришь, как слепой старик с вязанкой злых духов. Я чувствую побуждение протащить тебя по столу и сбить ухмылку с лица!

Тралл ощутил, что по спине течет пот. Кровь отхлынула от лица Рулада. «Ох, Отец, ты нанес рану более глубокую, чем можешь представить!» Оглянувшись на Майен, он с удивлением заметил в ее взоре какую-то алчность, злобу, едва прикрытый восторг.

– Я уже не малыш, Отец, – прошипел Рулад, – да и ты не так стар, чтобы бездумно швырять слова…

Томад ударил кулаком по столу так, что зазвенели тарелки и кубки. – Тогда говори как взрослый, Рулад! Раскрой нам всем те тайные знания, которые уже недели заставляют тебя извиваться при каждом шаге! Или ты думаешь, что эти бабьи манеры раздвинут перед тобой хотя одни славные ножки? Думаешь, ты первый воин, погнавшийся за женской юбкой? Сынок, жалость – плохой путь к ублажению похоти…

Рулад в ярости вскочил на ноги. – А что за шлюху ты приготовил мне, Отец? Ту, которой я обещан? Во чье имя? Приковал к селу и смеешься над всеми моими потугами сбросить цепи! – Он сверкнул глазами на сотрапезников, напоследок остановив взор на Тралле. – Когда начнется война, Ханнан Мосаг принесет жертву. Он должен сделать это. Нужно пролить кровь на нос главной ладьи. Не меня ли он выберет?

– Рулад, – сказал Тралл, – я о таком не слышал…

– Он сделает это! Я разделю постель с тремя дочерьми! Шелтатой Лор, Сакуль Анкаду и Менандорой!

Из рук одного из рабов вылетела тарелка, разбилась о стол, обрызгав гостей мидиями. Когда невольник рванулся убирать следы ошибки, Уруфь схватила его за руку и вывернула ладонь. С нее была сорвана кожа. Красная, потрескавшаяся плоть сочилась сукровицей.

– Что это, Удинаас? – спросила Уруфь. Встала и подтянула его поближе.

– Я упал… – задохнулся словами летериец.

– Пачкаешь кровью ран нашу пищу? Ты сошел с ума?

– Госпожа! – вскрикнул другой раб, выступая из тени. – Я видел его сегодня утром – этих ран не было, клянусь!

– Это сражавшийся с вайвелом! – завопил другой, отпрянув во внезапном ужасе.

– Удинаас одержим! – закричал третий раб.

– Молчать! – Уруфь положила ладонь на лоб Удинааса, сильно толкнув его. Он застонал от боли. Вокруг раба заклубилась магия. Он судорожно задрожал и осел к ногам Уруфи.

– В нем ничего нет, – сказала она, отстранив дрожащую руку.

Заговорила Майен. – Пернатая Ведьма, позаботься о рабе Уруфи.

Рабыня рванулась вперед. Другой раб помог ей вытащить бесчувственное тело из комнаты.

– Не вижу оскорбления в поступке раба, – продолжила Майен. – Раны действительно сочились, но он замотал их тряпками. – Она протянула руку, подняла тарелку, показывая кусок льна, который использовал Удинаас.

Уруфь что-то буркнула и медленно села. – Тем не менее он должен был сказать мне. За небрежение следует наказать.

– Вы только что изнасиловали его разум, – ответила Майен. – Недостаточно?

Молчание.

«Возьмите нас Дочери, предстоящий год будет интересным». Еще год, как требует традиция, и Фир с Майен смогут поселиться в собственном доме.

Уруфь поглядела на девушку и, к удивлению Тралла, кивнула. – Хорошо, Майен. Ты сегодня гостья, и я удовлетворю твои желания.

Все еще стоявший Рулад медленно сел.

Томад сказал: – Рулад, я не знаю о планах восстановить старые обычаи жертвоприношений. Ханнан Мосаг бережет жизни воинов, даже не омытых кровью. Не могу вообразить, как ты придумал себе такую судьбину. Может быть, предстоящее странствие предоставит тебе возможность омыть себя кровью в битве и гордо встать рядом с братьями. Молюсь об этом.

Это пожелание славы было очевидной попыткой примирения, и Рулад показал нехарактерную мудрость, простым кивком приняв ее.

Даже без Удинааса и Ведьмы рабов для обслуживания последней части ужина хватило.

Тралл никак не мог понять, что представляет из себя Майен, нареченная Фира.

* * *

Шлепок по щеке. Он открыл глаза.

Увидел над собой лицо Пернатой Ведьмы. Лицо, полное ярости. – Проклятый дурак!

Удинаас моргал, стараясь оглядеться. Они оказались в его нише. За развешенными тряпками слышались голоса и звон посуды.

Удинаас улыбнулся. Ведьма скривилась: – Она…

– Знаю, – бросил он. – И ничего не нашла.

Ее прекрасные глаза распахнулись. – Так это правда?

– Должно быть.

– Лжешь, Удинаас. Вайвел скрылся. Как-то и где-то, скрылся от Уруфи.

– Почему ты так уверена?

Она резко отодвинулась. – Неважно…

– У тебя были сны?

Она вздрогнула и отвернулась: – Ты сын Должника. Для меня ты никто.

– А ты для меня все, Пернатая Ведьма.

– Не будь идиотом, Удинаас! Мне легче выйти замуж за крысу! А теперь тихо. Я думаю.

Он осторожно сел, и лица их снова сблизились. – Не надо. Я верю тебе, и объясню, почему. Она действительно заглянула в меня, но вайвел ушел. Все оказалось бы иначе, осмотри Уруфь мою тень.

Она заморгала, внезапно все поняв. – Не может быть. Ты летериец. Призраки служат Эдур…

– Призраки склоняют колени, потому что им приходится. Они такие же рабы, как и мы, Пернатая Ведьма. Я нашел союзника…

– Для чего, Удинаас?

Он снова улыбнулся, но теперь это была темная улыбка. – Я кое-что понял, и понял очень хорошо. Долги надо выплатить. Полностью.