Текст книги "Полуночный Прилив (ЛП)"

Автор книги: Стивен Эриксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Куру Кан и Нифадас низко склонились, когда Король Эзгара вошел в комнату. Лицо шестидесятилетнего короля оставалось на удивление молодым. Он был среднего роста, несколько худого телосложения; в движениях сквозила кажущаяся неисчерпаемой энергия. Кости выглядели прочными, но позвоночник был искривлен – следствие падения с норовистой лошади в детстве. Правая скула и глазница были более плоскими, чем левые, отчего правый глаз казался большим и круглым. Глаз этот плохо видел и имел обыкновение вращаться, когда король сердился или сильно уставал. Целители могли бы исправить повреждения, но Эзгара запрещал – даже в детстве он был упрям и своеволен, и ни малейшего внимания не уделял своей внешности.

Дополнительным доказательством этой черты характера служила скромная одежда, подобающая скорее обычному горожанину с рынка, нежели королю.

Брюс сумел изобразить легкий поклон даже лежа. – Извините, Ваше Величество…

– Не нужно, финед, – оборвал его Эзгара Дисканар, махнув рукой. – На самом деле это я должен перед вами извиниться. Неприятная задача, отвлекшая вас от придворных обязанностей. Мой юный Поборник, я жестоко использовал вас. Вы пострадали.

Поправлюсь, Ваше Величество, – сказал Брюс.

Эзгара улыбнулся и поглядел на других присутствующих. – Отлично, это же полное собрание. Нам нужно радоваться, что моя дражайшая супруга впала в забытье под утомленным консортом, так что самые ретивые ее шпионы не смеют войти с докладами. Надеюсь, когда это случится, будет уже поздно.

Нифадас отвечал: – Мой Король, если позволите, я уйду первым. Приближается час моего отбытия из дворца, и приготовления почти закончены.

Перекошенная улыбка Эзгары стала шире: – Первый Евнух, ваше старание стало легендарным, так что я сомневаюсь, что вы умеете опаздывать. Тем не менее, даю свое позволение – если только это даст вам убедиться, что ваши шпионы узнают, когда ее шпионы доложатся ей, чтобы в свою очередь доложиться вам… каковой доклад, не сомневаюсь, дойдет до меня, доказав, что вызвавшее такой шквал докладов событие является ничем иным, чем происходящей в этой комнате встречей.

Нифадас поклонился: – Этот танец не знает перерывов, Ваше Величество. Вы сами это понимаете.

Улыбка короля стала скованной. – Воистину так, Первый Евнух. Можете нас покинуть.

Брюс посмотрел вслед Нифадасу. Едва дверь захлопнулась, король обратился к Куру Кану. – Цеда, Канцлер продолжает жаловаться на присутствие финеда Эберикта в делегации. Его аргументы убедительны.

– Он боится за жизнь вашего сына, Ваше Величество.

Эзгара кивнул: – Финед стал так несдержан, что готов покуситься на жизнь наследника?

– Надеюсь, что нет, Ваше Величество.

– Вы полагаете, мой сын сознает риск и потому станет действовать достойно и осторожно?

– Принц Квиллас предупрежден об угрозе, Ваше Величество, – осторожно ответил Куру Кан. – Он собрал вокруг себя самых преданных стражей под командой Мороча Невада.

– Надеюсь, этот Мороч окажется способным справиться с задачей защиты принца. – Эзгара повернулся к Брюсу, требовательно поглядел ему в глаза.

– Мороч весьма опытен, Ваше Величество, – сказал, миг помедлив, Брюс. – Могу догадываться, он посадит за столом дегустаторов и магов с кучей заклинаний.

– Это последнее я могу обеспечить, Ваше Величество, – отозвался Куру Кан. – Королева отобрала у меня множество способных учеников.

– Итак, – сказал Эзгара Дисканар, – мы видим балансирование над пропастью и надеемся на мудрость игроков. Но если какая-то из партий решится на преждевременные действия, баланс нарушится.

– Так точно, Ваше Величество.

– Финед Брюс Беддикт, Мороч Неват способен внять совету быть сдержанным?

– Думаю, что да, Ваше Величество.

– Весь вопрос в том, – продолжил король, – способен ли на это мой сын.

Ни Цеда, и Брюс не ответили.

Король долго смотрел им в глаза. Перевел взор на одного Брюса. – Я жду вашего возвращения к службе, Поборник, и рад, что вы оправляетесь от недавнего приключения.

Эзгара Дисканар вышел из комнаты. На пороге повернулся и сказал, без всякого перехода: – Думаю, Геруну Эберикту придется уменьшить свой эскорт…

Один из помощников Кана закрыл двери. Оставшиеся вдвоем Цеда и Поборник поглядели в глаза друг другу. Куру Кан пожал плечами.

– Если бы казна была бессмертной добродетелью… – рискнул начать Брюс.

– … наш король был бы богом, – кивнул Куру Кан.

– И на это мы ставим свои жизни.

Линзы на носу блеснули отраженным светом. – Забавное замечание, в это время. Думаю, весьма пророческое. Брюс Беддикт, расскажешь мне о странствии?

– Скажу лишь, что старался исправить вред, и вследствие этого Тисте Эдур не смогут захватить других забытых богов.

– Это важное деяние.

– Надеюсь.

– Что обычно болтают старые ведьмы на рынке? «Конец света будет объявлен королевским указом».

Брюс минул.

– Конечно, – рассеянно продолжал Цеда, – они говорят так, чтобы оправдать суровость к докучным старикам.

– У них есть и другая пословица, Цеда, – сказал, чуть помолчав, Брюс. – «Истина скрывается под блеклыми одеждами».

– Те же самые ведьмы? Если не так, то они величайшие на свете лгуньи!

Брюс усмехнулся шутке. Но во рту чувствовалась горечь, как от пепла. Словно первый шепот ужаса.

Глава 7

Вы видите лишь плоть

В занятных строчках танца

Причудливый рисунок

Узоры возвышенья —

Привычный ритуал

Для жизней, что вольны

Искать оттенки смысла

Как будто мы стоим

Перед столом накрытым

И заткан гобелен

Деяньями простыми

Вот то, что нас зовет

Вот то, к чему взываем

Как будто вздута плоть

Не кровью, не нуждою.

Виденье же моё

Не столь приятно: кости

Колышутся в тумане

И кости те – рабы

Нездешней паутиной

Свивают прочный мир

При каждом вашем шаге.

Ниже рабов,

Рыбак Кел Тат

Аквитор Серен Педак смотрела, как играют эдурские дети между священных деревьев. Извивающиеся в трещинах коры тени сплели вокруг играющих хаотическую шевелящуюся сеть, но дети не обращали на это никакого внимания. По какой-то необъяснимой причине это соприкосновение ужаснуло ее.

Много лет назад она видела детей нереков, играющих среди разбросанных костей своих предков, и это потрясло ее больше, чем любые виданные поля сражений. Нынешняя сцена живо напоминала ту, давнюю. Она была здесь, в селе Короля-Ведуна, и среди толпы народа, среди давки и криков чувствовала себя одинокой и потерянной.

Священная роща была окружена широкой тропой; среди беспорядочно разбросанных щепок поднимались грубо сколоченные деревянные скамьи. В десяти шагах слева от Серен сидел Халл Беддикт, уставившись в землю, подперев голову руками и опустив локти на колени. Уже давно он не шевелился и не заговаривал; обыденная небрежность взаимных приветствий давно растаяла в воздухе, оставив саднящую грусть взаимно неловкого молчания.

Тисте Эдур игнорировали затесавшихся между ними иноземцев. Для них были отведены отдельные жилища. Первая встреча с Ханнаном Мосагом должна состояться этой ночью, хотя их компания ожидала уже пять дней. Они думали, что ждать придется день или два, как обычно. Было ясно, что нарочитая задержка является неким посланием от Короля-Ведуна.

Другим, еще более зловещим намеком явилось присутствие в селении множества Эдур из других племен. Она видела между хиротами арапаев, меруде, бенедов и соллантов. Обитающее на самой крайнем северном рубеже племя Ден-Рафа славилось упрямым нежеланием покидать свои пределы. Но даже без них идея объединения не могла быть подана более наглядно и солидно; истина, прежде бывшая абстракцией, предстала ей в конкретной и леденящей душу утвердительности. Нет больше старого разделения, нет слабости. Все изменилось.

Нереки подвинули фуры к помещениям для гостей и сейчас сновали между ними, страшась войти в селение. Тисте Эдур имели обыкновение смотреть сквозь тех, кого считали представителями низших народов. Это весьма пугало нереков, словно равнодушие Эдур умаляло сам факт их существования. С момента прибытия они, казалось, усохли и почти не реагировали на понукания Преграды. Они едва ли не забывали есть.

Серен искала Халла, надеясь, что он поговорит с работниками. Когда нашла, принялась гадать, не охватила ли его болезнь, сходная с упадком духа нереков. Халл Беддикт выглядел постаревшим, будто путь сюда дался ему великой ценой, а впереди ожидали горшие испытания.

Серен Педак оторвала взор от играющих детей и вернулась к сидящему Халлу. Мужчины легко строят и долго удерживают свои барьеры – но с нее довольно. – Нереки умрут, если не станут есть.

Он, казалось, не услышал ее.

– Отлично, – фыркнула она. – Что там еще несколько померших нереков. Счет у тебя большой…

Она ждала гнева. Ярости. Лучше было видеть его в гневе – это подтвердило бы, что кровь еще течет в его жилах. Но он лишь поднял голову и тихо улыбнулся в ответ на оскорбительные слова: – Серен Педак. Нереки ждут от Эдур признания – как и мы. Хотя мы, летерийцы, менее чувствительны к духовному урону, который желают причинить Эдур. Наши шкуры толсты…

– Это объясняется верой в так называемую «не ведающую ошибок судьбу». И что?

– Я привык считать, – отвечал он, снова увядая, – что толщина наших… доспехов лишь иллюзия. Хвастовство и самолюбивая наглость, скрывающие под собой неуверенность. Что мы живем при вечном кризисе, ибо придуманные нами для себя судьбы носят тысячи масок и ни одна не подходит…

– Как они могут не подходить, Халл, если изготовлены по совершенной модели?

Он пожал плечами и начал изучать свои руки. – Но во многих случаях наши доспехи воистину толсты. Непроницаемы для нюансов, слепы перед тонкостями. Вот почему мы так подозрительны к тонкости, особенно когда ее обнаруживают чужеземцы, инородцы.

– Мы, летерийцы, хорошо знаем игры обмана, – ответила Серен. – Ты рисуешь нас неловкими тупицами…

– Мы такие и есть, во многих смыслах. О, свои цели мы воображаем весьма отчетливо. Но предпочитаем игнорировать тот факт, что каждый шаг сокрушает кого-то, что-то, где-то.

– Даже нас самих.

– Да, именно так. – Он встал и Серен Педак вновь поразилась его стати. Громадный, но сломленный мужчина. – Я попытаюсь облегчить волнение нереков. Но ответ таится в реакции Тисте Эдур.

– Очень хорошо. – Она отвернулась. Дети все играли среди потерянных теней. Тихие шаги мокасин Халла стихали вдали.

«Очень хорошо».

Она направилась в село, на главную улицу, через мостик, к открытым воротам, во внутреннюю крепость, где строили дома знатные Эдур. Сразу за ними стоял Длинный Дом Ханнана Мосага. Серен помедлила на расчищенном пространстве перед палисадом. Здесь детей не видно – только рабы, спешащие по повседневным делам, и несколько воинов Эдур, тренирующихся с разнообразным оружием. Никто не обращал внимания на аквитора, по крайней мере не проявлял интереса, хотя она была уверена, что ее появление было замечено и каждый шаг отслеживается.

Неподалеку появились два раба – летерийца, несшие большую корзину мидий. Серен подошла к ним.

– Я должна поговорить с эдурской госпожой.

– Она идет, – ответил один из рабов, не поднимая головы.

Серен обернулась.

К ней подходила женщина – Эдур в окружении слуг. Выглядела она молодой, но ведь их возраст не различишь. Привлекательная, что вовсе не редкость. Одета в длинное платье полночно – синего цвета со вставками из парчи и золотой вышивки. Длинные каштановые волосы распущены.

– Аквитор, – сказала она на своем языке, – ты потерялась?

– Нет, госпожа. Я хотела поговорить с вами в защиту нереков.

Тонкие брови высоко взлетели на лице сердечком: – Со мной?

– С одной из Эдур, – ответила Серен.

– А. И что ты желаешь сказать?

– До тех пор, пока Тисте Эдур не примут нереков официально, они будут голодать и мучиться духовными переживаниями. Прошу оказать им милость.

– Думаю, аквитор, это всего лишь недоразумение. Разве не правда, что ваша аудиенция у Короля – Ведуна произойдет этой ночью?

– Да. Но разве это не гарантирует, что мы будем объявлены гостями?

– Ты хочешь требовать особого отношения?

– Не для себя. Для нереков.

Женщина помолчала, глядя на нее. – Скажи мне, если можешь, кто или что эти нереки?

Последовало несколько мгновений – Серен пыталась приноровиться к внезапно обнаруженному невежеству. Неожиданно, говорила она себе, но не удивительно – она всего лишь стала жертвой собственных допущений. Кажется, летерийцы не уникальны в своей самовлюбленности. Или наглости. – Прошу прощения, госпожа…

– Меня зовут Майен.

– Прошу прощения, Майен. Нереки – это слуги Бурака Преграды. По статусу равны вашим рабам. Они из племени, поглощенного Летером некоторое время назад, и теперь отрабатывают долги.

– Присоединение к Летеру влечет долги?

Серен сощурилась. – Не прямо… нет, нет, Майен. Тогда случились особенные обстоятельства.

– Да, конечно. Обстоятельства всегда случаются, так ведь? – Эдур слегка коснулась пальцами губ. Казалось, она принимает решение. – Тогда веди меня к этим нерекам, аквитор.

– Извините… Сейчас?

– Да, чем быстрее освободится их дух, тем лучше. Или я не поняла тебя?

– Нет.

– Думаю, благословения любой Эдур хватит для твоих несчастных дикарей. Я не вижу, как это может помешать тому, что будет с вами делать Король – Ведун. Я уверена, не помешает. – Она бросила одной из служанок: – Пернатая Ведьма, сообщи, пожалуйста, Уруфи Сенгар, что я задержусь, и уверь ее, что это ненадолго.

Девушка по имени Пернатая Ведьма поклонилась и поспешила к длинному дому. Серен уставилась ей вслед. – Майен, могу ли спросить – кто дал ей такое имя?

– Пернатая Ведьма? Разве это не летерийское имя? Рабы – летерийцы, родившиеся здесь, получают имена от своих матерей. Или бабок? Какие среди вас приняты обычаи? Я об этом особенно не размышляла. Зачем?

Серен пожала плечами. – Старинное имя. Не слышала, чтобы его использовали, разве только в книгах по истории.

– Мы идем, аквитор?

* * *

Удинаас сидел на скамейке у входа, выбирая чешую из корзины с сушеной рыбой. Руки покраснели, отекли и потрескались от соленого клея, которым заливали рыбу. Он видел прибытие аквитора, ее уход с Майен; а теперь сюда приближалась Пернатая Ведьма. На ее лице была озабоченность. – Должник, – бросила девушка, – здесь ли Уруфь?

– Да, но тебе нужно подождать.

– Почему?

– Она беседует со знатными вдовами. Они сидят там уже давно. Не знаю, в чем дело.

– Ты думал, я тебя спрошу?

– Как твои сны, Пернатая Ведьма?

Она побледнела и огляделась, будто хотела встать в другом месте. Но начал накрапывать дождь, и сухо было лишь под крышей дома. – Ты ничего не знаешь о моих снах, Должник.

– Как я могу не знать? Ты приходишь ко мне каждую ночь, мы говорим. Спорим. Ты требуешь у меня ответов. Проклинаешь взгляд моих глаз. И всегда убегаешь.

Она не хотела встречать его взор. – Ты не можешь быть там, в моем уме. Ты для меня ничто.

– Мы просто павшие, Пернатая Ведьма. Ты, я, духи. Все мы. Мы пыль под ногами завоевателей, шагающих к славе. Иногда пыль вздымается посреди бесконечных драк и мешает дышать сражающимся, но разве это не скудная месть?

– Ты говоришь не так, как раньше, Удинаас. Я не знаю, кто говорит через тебя.

Он бросил взгляд на покрытые клеем руки. – И что мне ответить? Что я не изменился? Вряд ли. Разве это значит, что изменился не я? Я сражался с Белым Вороном, я вырвал тебя из его лап. А теперь ты клянешь меня?

– Думаешь, я решила расплатиться своей жизнью?

Он моргнул, постарался улыбнуться. Поднял голову и обнаружил, что она на него смотрит. Девушка немедленно отвернулась. – Ах, теперь я вижу. Ты находишь себя… не задолжавшей. Передо мной.

– Чушь, – зашипела она. – Меня спасла бы Уруфь. Ты ничего не сделал, разве что выставил себя дураком.

– Она пришла поздно, Пернатая Ведьма. И ты упорно называешь меня Должником, словно это прозвище решает…

– Тихо! Не хочу иметь с тобой ничего общего!

– У тебя нет выбора, хотя если станешь так кричать, наши головы украсят палисад. Чего аквитор хочет от Майен?

Она нервно дернулась, и сказала, поколебавшись: – Приветить нереков. Они умирают.

Удинаас дернул головой: – Такой дар подобает Королю.

– Ты так думаешь. А вот Майен решила выступить от его имени.

Его глаза расширились: – Точно? Она разум потеряла?

– Тихо, идиот! – Пернатая Ведьма отскочила. – Ее голова заполнена предстоящей свадьбой. Воображает себя королевой и потому стала невыносима. А теперь она благословит нереков…

– Благословит?

– Да, это ее слова. Думаю, даже аквитор поразилась.

– А это была Серен Педак?

Пернатая Ведьма кивнула. Они помолчали. – И что дает такое благословение, как думаешь?

– Наверное, ничего. Нереки – сломанный народ. Их боги умерли, духи предков рассеялись. О, один или два духа могут слететься на освященную землю…

– А эдурское благословение может это сделать? Освятить землю?

– Может быть. Не знаю. Но случится связывание Судеб, что зависит от чистоты крови Майен… от того, что ждет ее в жизни, или от того… – Ведьма сердито махнула рукой и замолкла.

«От того, девственница ли она. Но какие могут быть сомнения. Она не замужем, а Тисте Эдур соблюдают правила…» – Мы об этом не говорили, – сказал Удинаас. – Я сказал тебе, что надо ждать, потому что так мне велено. Ты не имела повода думать, что весть от Майен нужно доставить срочно. Мы же рабы. Не думаем сами, а о путях Эдур ничего не знаем.

Наконец она сплела свой взор с его взором. – Да. – И, миг спустя: – Ханнан Мосаг встречается с летерийцами сегодня ночью.

– Знаю.

– Бурак Преграда. Серен Педак. Халл Беддикт.

Удинаас улыбнулся, но безрадостно: – Если ты решишь бросить Плитки, то к чьим ногам?

– Среди этих троих? Странник знает. – Будто почувствовав, что смягчилась, девушка скорчила гримасу и выпрямила спину. – Я постою здесь. Подожду.

– Ты же решила бросить Плитки сегодня ночью?

Она резким кивком признала это и отошла в другой угол, встав у самой дождевой капели. Удинаас вернулся к чешуе. Обдумал свои слова. Павшие. «Интересно, кто идет по нашему следу? Мы – забытые, нас списали со счетов и не принимают в внимание. Никто добровольно не выбирает тропу к неудаче. Павшие. Почему сердце плачет по ним? Не по ним, а по нам – ведь себя я должен причесть к их сонму. Рабы, крепостные, безымянные крестьяне и батраки, смазанные лица в толпе – грязь памяти, сор под ногами славной истории.

Кто остановится, кто повернется и заставит себя пронзить взглядом тьму? Увидит павших? Можно ли вообще увидеть павших? Если да, какая эмоция рождается в такой миг?»

По щекам его текли слезы, капая на покоробленные солью руки. Он нашел ответ на свой вопрос, острый, как воткнутый в тело нож. И ответ нес в себе… узнавание.

* * *

Халл Беддикт подошел к Серен Педак, едва удалилась Майен. Позади него разговаривали на своем языке нереки – резкие, отрывистые звуки, звенящие недоверием. Шипели под дождем гаснущие костры.

– Не надо было ей так поступать, – сказал Халл.

– Да, – согласилась Серен, – не надо было. Я все еще не поняла, что же случилось. Это же просто слова. Разве нет?

– Она не пригласила их в гости, Серен, она благословила их приход.

Аквитор взглянула на нереков и нахмурилась, увидев их нервозность и замкнутость. – О чем они галдят?

– Старый говор – в нем есть слова торговцев, понятные мне, но еще больше слов непонятных.

– Не думала, что у нереков два языка.

– Имя их племени упоминается в анналах Первой Высадки, – отвечал Халл. – Они были аборигенами, и территории их простирались далеко на юг. Нереки стояли на берегу, созерцая первые корабли. Нереки приветствовали первых летерийцев, ступивших на континент. Нереки торговали с ними, учили колонизаторов, как выжить в этих землях, дарили им лекарства против лихорадок. Они здесь давно, очень давно. Два языка? Удивляюсь, что не тысяча.

– Отлично, – сказала, чуть помедлив, Серен, – они хотя бы снова оживились. Поедят, начнут выполнять приказы Бурака…

– Да. Но я чувствую, что их объял новый страх – влекущий не паралич воли, а тревожные думы. Кажется, они сами не понимают все значение благословения.

– Эта земля никогда не принадлежала им?

– Не знаю. Эдур, конечно, заявляют, что жили здесь всегда, со времен первого отступления льдов.

– О да, я и забыла. Их странные мифы о сотворении. Ящерицы, драконы и лед, преданный король – бог.

Она оглянулась и заметила, что Халл уставился на нее.

– Что такое?

– Откуда ты знаешь такое? Прошли годы, прежде чем Бинадас Сенгар открыл мне эти сведения, и это был щедрый дар, сопроводивший наше единение.

Серен моргнула. – Я слышала… как-то. Насколько помню. – Пожала плечами, стерла дождевую влагу с лица. – У всех есть мифы творения. Обычно чепуховые. Или подлинные воспоминания, но спутанные и пронизанные магией и чудесами.

– Удивительное вольнодумство, аквитор.

– Так во что верят нереки?

– Что были рождены одной женщиной, множество поколений назад. Она была похитительницей огня и странствовала сквозь время, ища то, что могло ответить на снедавшую ее нужду, хотя никогда не могла определить, что же это за нужда. Однажды она приняла в себя святое семя и родила дитя, девочку. Внешне это дитя ничем не отличалось от матери, ибо святость ее была сокрыта и остается сокрытой до сего дня. Как и сила нереков, потомков той девочки.

– И на этом нереки основали свою сугубую патриархальность.

– Может быть, – заключил Халл. – Хотя именно женская линия наследования считается у их самой чистой.

– А было имя у матери этой матери?

– Ага, ты заметила странное смешение этих персонажей, словно это роли, а не личности. Дева, мать и бабка, движение сквозь время…

– Это облегчает жизнь, состоящую из тяжкого труда. Мудрость, процветшая в куче дерьма…

Он метнул ей резкий взгляд. – Во всяком случае, она известна под схожими именами, что также намекает на вариации историй об одной личности. Эрес, Н'ерес, Эрес'ал.

– Это лежит в сердцевине нерекского культа предков?

– Лежало, Серен Педак. Не забывай, их культура уничтожена.

– Культуры могут умирать, Халл Беддикт, но народы живут и несут в себе семя возрождения…

– Заблуждение, Серен Педак. Из этого семени может родиться лишь что-то кривое, слабое, насмешка на самое себя.

– Даже камни меняются. Ничто не может устоять…

– Кроме нас. Разве нет? О, мы толкуем о прогрессе, но реально желаем вечного повторения настоящего. Со всеми его бесконечными излишествами, ненасытными аппетитами. Всегда одни и те же правила. Одна игра.

Серен Педак дернула плечом: – Мы обсуждали нереков. Благородная женщина из племени Хирот благословила их…

– Прежде, чем нам высказали хотя бы формальное приветствие.

Она вздернула брови. – Думаешь, это еще одно завуалированное оскорбление? Интрига самого Ханнана Мосага? Халл, похоже, тебя победило собственное воображение.

– Думай что хочешь.

Она отвернулась. – Пойду прогуляюсь.

* * *

Уруфь перехватила Майен на мосту. Произошедший разговор оказался коротким и лишенным напряжения, по крайней мере насколько Удинаас мог понять со своей позиции у Длинного Дома. Пернатая Ведьма следовала за хозяйкой и сейчас стояла в пяти шагах от эдурских женщин, следовательно, вполне могла слышать их слова. Уруфь и Майен пошли к дому. Эскорт рабов следовал за ними.

Услышав тихий смех, Удинаас застыл, скрючился на скамейке. – Тише, Тлен! – прошипел он.

– Есть королевства, дорогой раб, – прошелестел дух, – где воспоминания принимают форму забвения, делая из давно прошедших веков мир, ничуть не менее реальный, чем вот этот. Таким образом побеждается время. Отвергается смерть. Иногда, Удинаас Должник, эти миры приближаются. Очень близко.

– Прекрати, прошу. Мне не нужны твои дурацкие загадки….

– Ты видишь то, что вижу я? Сейчас? Могу ли я послать завесу Тени, чтобы она скользнула по твоим глазам и открыла незримые прошлые времена?

– Не сейчас…

– Поздно.

Перед очами раба развернулись слои, тонкие как паутина; казалось, селение ушло назад, замерцало и потеряло цвет под атакой теней. Удинаас с трудом сосредоточился. Поляна пропала, сменившись высоченными деревьями, подстилкой из смятых мхов, падающей стеной ливня. Море значительно приблизилось; серые волны яростно бились о скалистый, черный берег, пена взлетала к небу.

Удинаас отскочил от гневных волн – и они сразу померкли. Перед взором раба развернулась другая сцена. Море отошло к западному окоему, оставив ямы, канавы и рваные скалы. Холодный воздух вонял гнилью.

Мимо Удинааса скользнули фигуры в мехах (или собственных толстых шкурах?), взлохмаченные, пестро – коричневые и черные. Они были на удивление высокими, тела сложены непропорционально – широкие плечи и маленькие головы с выступающими челюстями. Одно существо имело на бедрах тростниковый пояс, к которому были прикреплены мертвые выдры, другие несли мотки свитых из водорослей веревок.

Все они молчали, однако Удинаас ощутил их страх. Они вдруг уставились в небо, в направлении севера.

Раб покосился и увидел причину их ужаса.

Гора черного камня, висевшая в воздухе над низкими, покрытыми битым льдом склонами. Она придвигалась, и Удинаас почувствовал исходящую от громадины невозможно злобную магию – как почуяли ее и эти высокие волосатые существа.

Еще миг – и они бросились в бегство. Пронеслись мимо – и сцена снова изменилась.

Неровная скальная поверхность, камни, стертые в порошок; клубы тумана. Показались две высокие фигуры. Между собой они тащили третью. Это существо было мертво или без сознания; бурые волосы свисали до земли. Удинаас вздрогнул, узнав одну из явившихся – сверкающие латы, подкованные сталью сапоги, железная маска под капюшоном. Менандора. Дочь Зари. Он попытался бежать – она не сможет не заметить его – но не сумел даже пошевелиться.

Он узнал и вторую женщину – в лесу около села хиротов стояли наполовину погрузившиеся в суглинок, устрашающего вида статуи. Пегая кожа, серая и черная, делала лицо похожим на боевую маску. Кираса из тусклого, заплатанного железа. Кольчужный воротник, кожаные наголенники, длинный плащ из кожи тюленя.

Пеструха, переменчивая сестрица. Сакуль Анкаду.

Теперь он понял, кого они тащат. Дочь Сумерек, Шелтата Лор. Самая почитаемая дочь Скабандари, Покровительница Тисте Эдур.

Женщины остановились, отпустив слабые руки третьей Дочери, и она упала на камни, словно мертвая. На Удинааса уставились две пары больших глаз, снабженных складкой эпиканта, как у Тисте Эдур.

Менандора заговорила первой. – Не ожидала увидеть тебя здесь.

Удинаас силился придумать ответ, когда рядом с ним раздался мужской голос: – Что вы сделали с ней?

Раб повернулся и увидел еще одного Тисте, стоявшего на расстоянии локтя от его скамейки. Выше женщин, в полностью покрытых эмалью доспехах, которые были изрублены, забрызганы кровью. Разбитый шлем висел у пояса. Кожа его была белой как кость. Засохшая кровь украсила левый висок подобием ветвистой молнии. Пламя уничтожило большую часть волос, кожа на темени стала красной, потрескавшейся и зловонной.

На спине висели два длинных меча, их рукояти высовывались из-за широких плеч.

– Только то, чего она заслужила, – ответила Менандора.

Вторая женщина оскалилась: – Добрый дяденька имеет планы на нашу прелестную кузину. Но пришел ли он, когда она вопила в отчаянии?

Покрытый следами битвы муж прошел мимо Удинааса. Его внимание было приковано к Шелтате. – Что за жуткое месиво. Я готов умыть руки. Я не при чем.

– Но ты не можешь, – с какой-то странной радостью ответила Менандора. – Мы все отравлены кровью матери.

При этих словах Сакуль Анкаду повернулась к сестре. – Ее дочери заслужили не только яд! Личности расщеплены, и нет равновесия. Погляди на нас! Злобные суки – визжащие головы Тиам, отрастающие вновь и вновь, поколение за поколением! – Она ткнула пальцем в Тисте. – А ты, Отец? Эта кошмарина вылетела на оперенных крыльях из иного мира, так широко расставив ноги, приглашая, и не ты ли первым встал в очередь? Чистый Оссерк, Первенец Света и Тьмы, такой изысканный! Но ты был там, слил свою кровь с кровью шлюхи – скажи, ты назвал ее сестрой перед тем, как поиметь?

Если ядовитые слова и оказали какой-то эффект, внешне это не проявилось. Названный Оссерком просто улыбнулся и отвернулся. – Не следует говорить о матери таким тоном, Сакуль. Она ведь умерла, давая тебе жизнь…

– Она умирала, давая жизнь каждому из нас! – рука Сакуль Анкаду сжалась в кулак, будто схватив за гриву воздух. – Умирала и возрождалась. Тиам и ее дети. Тиам и ее любовники. Тысяча смертей, и НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИЛОСЬ!

Менандора заговорила более спокойным тоном: – С кем ты переведался, Оссерк?

Тот скривился: – Аномандер. В этот раз он оказался лучше. Если подумать, – продолжил он, на миг замешкавшись, – так ничего удивительного. Оружие гнева часто оказывается сильнее доспехов холодного разума. – Он пожал плечами: – Даже если так, я на достаточное время задержал его…

– Чтобы дать уйти Скабандари? – спросила Менандора. – Почему? Родич он тебе или нет, но показал себя истинного. Предатель и убийца.

Брови Оссерка изогнулись в насмешке. Он поглядел на лежавшую между его дочерьми женщину. – Очевидно, ваша кузина, хотя и пострадала от ваших рук, но не умерла. Могу указать, что и Скабандари не убил Сильхаса Руина…

– Точно, – фыркнула Сакуль, – случилось нечто худшее. Или ты думаешь, что вечно пожирать грязь – лучшая судьба?

– Избавьте меня от приступов ярости, – вздохнул Оссерк. – Вы же часто говорите, дочурки, что предательство и измена – главные и излюбленные, самые популярные свойства нашего рода. В любом случае я с вами закончил. Что вы намерены сделать с ней?

– Думаем, Сильхасу понравится ее компания.

Оссерк окаменел: – Два Властителя – дракона в одной земле? Жестокое испытание для Дома Азата, дочурки.

– Захочет ли Скабандари освободить ее?

– Скабандари не в состоянии освободить кого бы то ни было, – ответил Оссерк. – Включая себя самого.

Женщины явственно вздрогнули при этих словах. Помедлив, Менандора спросила: – Кто сумел сделать это?

Мужчина пожал плечами: – Какая разница? Скабандари заблуждался, думая, что у здешних богов нет сил помешать ему. – Задумчиво оглядев дочерей, он добавил: – Примите это за предостережение, дорогие мои. ПЕРВЫЕ дети Матери Тьмы рождались без всякого отца. И что бы там не твердил Аномандер, это были НЕ Тисте Анди.

– Этого мы не знали, – сказала Менандора.

– Ну, теперь знаете. Прядите осторожно, девочки.

Удинаас увидел, как мужчина отворачивается. Вздохнул, когда тот замерцал, изменился, сложился, обретая иную форму. Блеснули широкие серебристые чешуи, когда распахнулись крылья. Прилив силы, и гигантский дракон взмыл в небо.

Сакуль Анкаду и Менандора смотрели ему вслед, пока дракон не уменьшился, став блестящим янтарем в тусклом небе, и не пропал из вида.

Сакуль вздохнула и сказала: – Странно, что Аномандер не убил его.

– Нечто связывает их, сестра, и ни мы, ни кто-то другой не ведает об этом. Уверена.