Текст книги "Рейды в стан врага"

Автор книги: Степан Бунаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Он возглавлял административно-хозяйственную часть бригады. Распорядительный, инициативный, несмотря на свой почтенный возраст, Махов в полевых условиях был просто незаменимым человеком. Ума не приложу, когда старшина успевал все сделать, обо всех позаботиться.

В полночь стало ясно, что противник выдохся и до утра вряд ли отважится на активные действия. Если только разведка...

– Давайте подытожим результаты первого дня, – сказал подполковник Блак. – Теперь для этого самое подходящее время. Хотя добрые люди давным-давно спят.

Добрые люди... Как-то странно прозвучала эта фраза на КП. Она была словно привет из того далекого теперь времени, когда люди могли спокойно спать по ночам, не опасаясь атак, бомбежек, всего того ужасного, что несет с собой война.

Офицеры разместились прямо на траве возле КП. Развернули на коленях рабочие карты.

– Начнем с начальника разведки, – сказал командир бригады. – Только, пожалуйста, покороче, самое существенное. Что у вас, товарищ Большаков?

– Противник ставил задачу отбросить бригаду от шоссе и железной дороги, чтобы обеспечить беспрепятственный отвод своих войск с олонецкого направления на север. Военнопленные показывают, что южнее Олонца их части ведут тяжелые бои с нашими наступающими войсками. Во второй половине дня перед бригадой отмечены следующие подразделения противника: сводный батальон одиннадцатой финской пехот

мой дивизии, первый и второй егерские батальоны, подразделения сорок пятого пехотного полка. В течение ночи возможен подход резервов.

Подполковник Никитин доложил о состоянии артиллерии и минометного дивизиона бригады. Потерь в орудиях не было. Тревогу вызывало только положение с боеприпасами. Каждый снаряд был на счету, а баржа все еще стояла на внешнем рейде и не было известно, когда ее подведут к месту разгрузки.

Командир бригады повернулся к сидевшему на бруствере окопа начальнику тыла полковнику Смирнову:

– Что вы скажете на это, Александр Николаевич? Смирнов неторопливо поднялся, отряхнул прилипшую к бриджам землю.

– Баржу уже подают к берегу. Разрешите пойти и лично проследить за выгрузкой? Кроме того, прошу оказать помощь людьми, – в своей манере высказался начальник тыла.

Вмешался начальник политотдела:

– Для перевозки боеприпасов можно использовать трофейные машины. Я только что видел, как шоферы из батальона связи на них кабель развозят.

Майор Кукушкин доложил о состоянии частей бригады. Он только что вернулся с переднего края и находился в несколько возбужденном состоянии. Выслушав его доклад, командир бригады по обыкновению кивнул, что означало его согласие с оценками и выводами, и повернулся ко мне:

– А каково мнение об обстановке начальника штаба?

Я доложил, что бригада выполнила свою задачу на первый день боя: она захватила плацдарм и удержала его. Противник лишь незначительно потеснил подразделения первого и третьего батальонов и вклинился в нашу оборону на 150-200 метров. Но положение было восстановлено. На всех этапах боя поддерживалось тесное взаимодействие с кораблями Ладожской военной флотилии. Их артиллерия выпустила по врагу более двух с половиной тысяч снарядов. Четко действовали корректировочные посты моряков. Я не мог не отметить распорядительность и инициативу капитан-лейтенанта Ф. Н. Сочейкина, очень быстро реагировавшего на запросы десантников об огневой поддержке. Хорошо действовала наша штурмовая и бомбардировочная авиация.

Характеризуя свои силы, я сказал: бригада, несмотря на потери, боеспособна. Личный состав успешно решает поставленные задачи. Командиры и бойцы почувствовали свою силу и надежно обороняют занятые рубежи. Однако необходимо как можно быстрее восстановить разрушенные в ходе боя позиции, прикрыть их заграждениями, принять необходимые меры по предупреждению действий разведки противника. Хотя ночь светлая, но бойцы за день устали, их бдительность ослаблена.

– Мы не расходимся в оценке обстановки, – сказал комбриг, когда я закончил доклад. – Сейчас уточню каждому задачу, а начальника штаба прошу подготовить боевое донесение командарму и проследить за подготовкой частей к завтрашнему бою.

Шестнадцать атак. Шутка ли!

Офицеры управления бригады разошлись по частям и своим службам. Мы с подполковником Блаком и майором Суровым остались втроем.

– Как там у Кондрашова? – спросил Александр Васильевич у начальника политотдела.

– Дерутся отчаянно. Молодцы. К сожалению, и потери немалые. Лейтенанта Вихарева помните? Его взвод после высадки на берег был направляющим в роте, несколько оторвался от нее и попал под огонь противника. Шюцкоровцы двинулись на его позиции. Дело дошло до рукопашной. Видели бы вы, как Сергей Вихарев руководил боем, как его подчиненные сражались с противником! Старшина Пенятин рассказывал, как его сбил с ног здоровенный солдат и чуть не заколол штыком. Выручил старший сержант Василий Кук – успел сразить врага очередью из автомата.

Кук – молодец. В том бою он уничтожил еще четырех вражеских солдат.

Майор Суров встал и зашагал вдоль траншеи. Он так делал всегда, когда бывал чем-то взволнован.

– Взвод Вихарева атаку, конечно, отбил, – продолжал начальник политотдела. – Но испытания для него на этом не закончились. У небольшой песчаной высоты десантников прижал к земле пулеметный огонь из дзота. Сергей Степанович приказал старшему сержанту Куку и красноармейцу Вагину уничтожить вражескую огневую точку...

Тут надо пояснить. Вторая стрелковая рота, в которой находился старший сержант Кук, не имела локтевой связи с третьей ротой. Разрыв между ними достигал полутораста метров. На стыке двух подразделений и оказались Кук с Багиным в тот момент, когда в разрыв устремился финский батальон. Наши бойцы встретили противника огнем и вынудили его остановиться. Четырежды враг поднимался в атаку и столько же раз откатывался, неся потери от пулеметного и автоматного огня наших смельчаков. Багина ранило. Кук оставил его перевязывать рану, а сам пополз вперед к огневой точке врага. Гранатами старший сержант заставил замолчать вражеский дзот, а затем и занял его. В траншею к Куку перебрался и Багин, перевязавший рану. Теперь они находились в полукилометре от нашего переднего края, двое против беспрерывно атаковавшего противника.

Кончились патроны. Смельчаки стали стрелять из автоматов, взятых у убитых солдат. Лишь ночью удалось пополнить боеприпасы.

Двое суток комсомольцы Кук и Багин отбивали натиск врага. До десяти вражеских атак они отразили, не отступив ни на шаг. Их дважды бомбили самолеты противника, по ним стреляла неприятельская батарея. Но советские воины выстояли. А когда рота перешла в наступление и отбросила врага от высоты, старший сержант Кук вновь стал командовать своим отделением и повел его в атаку. За мужество, воинскую сметку и стойкость в борьбе с фашистскими захватчиками Василию Семеновичу Куку Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1944 года было присвоено звание Героя Советского Союза. Высокой правительственной награды был удостоен и красноармеец Ф. А. Багин. Позднее, во время боев в Заполярье, Кук, к тому времени командовавший взводом, был отмечен орденом Красной Звезды.

Умело действовали тогда и артиллеристы. Командир противотанкового орудия старшина Василий Шаренко с расчетом первым же выстрелом заставил замолчать вражеский пулемет. Противник обнаружил пушку и попытался захватить ее, бросив в атаку группу автоматчиков. Артиллеристы приняли бой и сражались до последнего. В строю остался только Шаренко, но и он был ранен. В этот критический момент на выручку противотанкистам поспешили бойцы первого батальона – целый взвод.

Старшина Василий Петрович Шаренко вместе со стрелками отражал атаку и спасал свою пушку. Когда вражеские автоматчики приблизились к орудию, он забросал их гранатами. Он отстоял орудие и отомстил за павших товарищей.

Суров не рассказывал – живописал. Лицо его было так одухотворенно, что, казалось, он сам лично пережил все перипетии дневного боя. А мы с комбригом все явственнее представляли происшедшее на этом кусочке плацдарма, людей, защищавших его. Что ни говорите, а комиссар умел и убеждать, и вдохновлять. Собственно, таким и должен быть политработник.

В первый день боя на плацдарме отличились многие артиллеристы. Вот еще несколько примеров. Противотанковое орудие под командованием старшего сержанта Федора Николаевича Худанина занимало позицию на стыке первого и третьего батальонов. Здесь во второй половине дня были самые яростные атаки противника. Когда очередная вылазка заканчивалась неудачей, враг подбрасывал резервы и начинал новую.

Так, после очередной отбитой атаки враг подтягивал пополнение. Его солдаты, прикрываясь деревьями, двигались в сомкнутом строю. Худанин в бинокль обнаружил их и решил расстроить неприятельскую атаку. Когда вражеские солдаты подошли на верный выстрел, Федор Николаевич дал команду на открытие огня. Осколочные снаряды "сорокапятки" буквально секли противника. Рота, предназначенная для очередной атаки, разбежалась по лесу. Но многие из ее солдат больше не поднялись с земли.

Чтобы убрать мешавшее орудие, гитлеровцы вызвали огонь минометов. И, прямо скажем, не жалели боеприпасов. Казалось, что от пушки Худанина, как говорят, и мокрого места не осталось. Вражеские автоматчики начали осторожно приближаться к орудию. Пушка молчала. До нее осталось триста, двести метров... И вдруг орудие ожило. Выпущенный из него снаряд разорвался в самой гуще врагов. За ним второй, третий...

Огонь вел Худанин. Один за всех: за командира, за наводчика, за заряжающего. Остальные бойцы расчета из-за ранений не могли стать к пушке. Вражеская пуля обожгла лицо Федора Николаевича. Кровь заливала глаза. Но он заряжал пушку, наводил на приближавшихся гитлеровцев и стрелял. Еще две пули впились в Худанина – одна в ногу, другая в грудь.

Уже нет сил стоять от потерн крови Тогда старший сержант опустился на землю и ползком подкатил к орудию еще несколько снарядов А когда враги снова устремились к пушке, ударил из нее по наседавшим гитлеровцам

Шестнадцать атак провел противник в стык между батальонами. И ни одна из них не увенчалась успехом. При их отражении отличился и расчет противотанковой пушки старшины 1-й статьи Николая Ивановича Фомина, в трудную минуту пришедший на выручку Худанину.

Легко сказать "отбили шестнадцать атак". Попробуйте представить, что стоит за этими словами. Смелость? Воинское мастерство? Сила оружия? Искусство командиров? Наверно, все вместе взятое и помноженное на сыновнюю верность бойцов и командиров своей матери-Родине. Мне очень хочется, чтобы люди не забыли тех, кто совершил подвиг, и тех, кто пал в бою.

– А я верю, это не забудется никогда! – убежденно сказал подполковник Блак – Память народа бессмертна. И мы должны быть достойны ее. А потому – за дело. До завтра нам с Владимиром Александровичем надо успеть побывать в частях Степан Яковлевич будет на связи. В случае чего – немедленно доложить об изменениях обстановки. Вначале мы пойдем в первый батальон, оттуда в третий.

Вскоре в сопровождении двух автоматчиков они скрылись между деревьями.

Пока молчали телефоны, я решил еще раз просмотреть боевые донесения из частей, уточнить просьбы командиров и к приходу комбрига подготовить необходимые рекомендации. В донесениях отмечались и самоотверженные действия личного состава. В частности, говорилось о личном примере в бою парторга первой стрелковой роты сержанта Ф. Ф. Козуткина. Он отважно сражался с противником, увлекая за собой товарищей по оружию. Оказавшись раненным, отказался покинуть боевой порядок и продолжал косить из автомата наседавшего врага.

Пример для подчиненных подавал и командир первою взвода этой роты лейтенант Федор Никитич Мо розов. Будучи раненным, он не ушел с поля боя Мужественно сражались и его подчиненные. Они не уступили своих позиций противнику даже тогда, когда он втрое превосходил их числом. Лейтенант Морозов

погиб в том бою. Бойцы взвода поклялись отомстить врагу за его смерть.

Выше я уже сообщал, что в третьей роте сложилась тяжелая обстановка. Выбывшего из строя командира заменил работник политотдела майор Кузнецов. Но и он погиб. Тогда командование подразделением принял на себя парторг роты старшина Н. Ф. Клюшкин. Рота продолжала упорно сражаться с противником и выполнила поставленную задачу. А тяжело раненного старшину Клюшкина вынесли с поля боя.

Я подумал, что нужно соответствующие страницы донесений обязательно показать начальнику политотдела, а также поставить его в известность о ранении двух офицеров из управления бригады – капитанов Георгия Николаевича Григорьева и Ивана Федоровича Константинова.

После двух часов ночи взрыв необычайной силы потряс все вокруг. Что-то тяжелое грохнулось на перекрытие нашего КП. Перекрытие было жиденькое, в один бревенчатый накат, присыпанный грунтом. На карту, с которой я работал, с потолка посыпалась земля.

Я выскочил из укрытия. Озеро было окутано дымом, в котором бесновался огонь. На перекрытии лежала покореженная металлическая ось с изломанным колесом.

Бросился к телефону, чтобы позвонить начальник} тыла бригады, ушедшему к месту разгрузки боеприпасов.

– Что случилось, Александр Николаевич? – спросил я, услышав полковника Смирнова.

– Беда, – упавшим голосом проговорил начальник тыла – Взорвалась баржа с боеприпасами.

Этого нам еще не хватало.

– Как это произошло?

– Буксир тянул ее к берегу, к месту разгрузки. В это время артналет.

– Дымовую завесу ставили?

– Все как положено. Но во время обстрела прямое попадание, и баржа мгновенно взорвалась.

– Велики потери?

– На берегу никто не пострадал. Она взорвалась далеко от берега Смирнов помолчал, потом сказал с горечью – Лучше бы меня прихлопнуло, чем такое.

Помощь так своевременна...

К моменту возвращения командира бригады на КП собрались начальник тыла полковник Смирнов и командующий артиллерией бригады подполковник Никитин. Настроение у них было подавленное, особенно у Смирнова, который считал себя виновником происшедшего. Конечно, можно было на внешнем рейде перегрузить боеприпасы на небольшие суда, а не водить такую махину под носом у противника. Но кого теперь ни вини, делу не поможешь.

Подполковник Блак решил срочно переговорить с командующими армией и флотилией и просить их о помощи боеприпасами. Быстро было подготовлено и отправлено донесение в адрес генерал-лейтенанта Крутикова С командующим флотилией связались по радио.

Через короткое время комбригу передали радиограмму. Это было боевое распоряжение командарма7. Генерал-лейтенант Крутиков требовал во что бы то ни стало не пропустить противника по дорогам на Салми и Питкяранту. В помощь 70-й бригаде направлялась 3я морская стрелковая бригада. В конце боевого распоряжения указывалось, что наши заявки на подавление целей авиацией и поставку боеприпасов приняты и будут удовлетворены.

– Это хорошо, это своевременно, – не скрывая удовлетворения, повторял подполковник Блак. – Надо сообщить о решении командарма командирам батальонов. Это поднимет настроение личного состава...

– По какому случаю торжество? – заметив наши одухотворенные лица, спросил неожиданно появившийся начальник политотдела.

– Читай, Суров, у начальника штаба интересный документ, – не скрывая улыбки, проговорил подполковник Блак.

Владимир Александрович пробежал глазами радиограмму, резюмировал:

– Лишний раз подтверждается, что мы находимся на острие главных событий в армейском масштабе. Надо сделать все возможное, чтобы удержать занимаемые позиции до прихода подкрепления. Было бы полезно собрать офицеров управления бригады и поставить перед ними эту задачу. А они уже пойдут в подразделения.

В начале пятого часа, когда все срочные вопросы

были решены, командир бригады подвел итог совещания словами:

__ Плацдарм – это сегодня наш дом А дома, говорят, и стены помогают. Давайте еще раз посмотрим крепость наших стен, их готовность противостоять новым атакам противника. А они несомненно будут.

И он отпустил офицеров, с тем чтобы они могли наведаться в подчиненные подразделения.

Майор Суров доложил комбригу о проделанной партийно-политической работе, главная цель которой заключалась в мобилизации личного состава на дальнейшую упорную борьбу за плацдарм.

– В некоторых ротах, где позволяла обстановка, – говорил он, накоротке проведены партийные и комсомольские собрания, в других – совещания агитаторов. Очень хорошо организовал работу парторг роты сержант Григорий Белванов. Живое слово, обращенное к солдатам, он подкрепляет личным примером.

И майор Суров рассказал, как после высадки на берег отделение сержанта Белванова вместе с другими десантниками стало продвигаться вперед с целью расширения плацдарма. Огонь противника становился все сильнее. По морским пехотинцам открыла огонь прямой наводкой пушка врага. Десантники заколебались. Промедление в такой обстановке могло привести к напрасной гибели людей. Сержант Белванов бросился вперед. За ним последовали его подчиненные Устремились на врага и другие группы бойцов. В ближнем бою десантники штыками и гранатами уничтожили расчеты пулемета и пушки противника, проложив путь своим товарищам. Весь день парторг был на виду у солдат. Его действиям политотдел посвятил специальную листовку.

– Многие в бою отличились, – подводя итог сказанному, произнес майор Суров. – И коммунисты, и комсомольцы, и беспартийные. Замечательный в бригаде народ. С таким народом горы свернуть можно.

Неиссякаемого оптимизма наш начпо. Даже в самые трудные минуты он не терял присутствия духа. Лишь собраннее становился и меньше говорил. Может, слово "говорил" не всегда подходило к нему. Он телеграфным стилем рубил: поступить так-то, сделать то-то, исполнители такие-то, доклад об исполнении – к такому-то времени. Сознаюсь, даже некоторым командирам недоставало вот такой деловитости, распорядительности и видения цели действий.

– Понимающий народ, – подтвердил подполковник Блак – Каждый добросовестно делает свое дело на войне. Все как один. А когда дружно, то и не грузно.

С озера тянуло прохладой. Кстати. Она освежала, помогала преодолевать усталость, которая все больше давала о себе знать. Ведь человеческие возможности не беспредельны.

Начальники служб, другие должностные лица управления бригады не смыкали глаз Они буквально "висели" на телефонах: у каждого свои заботы, а в общем-то у всех одна – во что бы то ни стало удержать плацдарм, не дать противнику сбросить десантников в озеро.

Подбежал майор Кукушкин, доложил:

– Необходимые для донесения данные обобщены. Леонид Семенович – человек удивительной работоспособности. Тяжелейший труд оперативного работника, казалось, нисколько его не утомлял. Не существовало вопросов в деятельности штаба бригады, которые он не принимал бы близко к сердцу. Вот и теперь, докладывая сведения для донесения, он не упустил возможности заметить:

– Два взвода из второго батальона еще не прибыли в бригадный резерв. Рота автоматчиков во главе с капитаном Астратовым возвратилась из третьего батальона/

Нет, что ни говорите, а с таким помощником и в трудной обстановке легко работать. Под любую ношу он подставляет свое плечо. А это, я вам скажу, во все времена золотое качество человека.

Зазвонил телефон. Я взял трубку и сразу же по голосу узнал командира второго батальона. Но почему комбат так волнуется?

– Товарищ начальник штаба, у меня плохо с резервами, а приказано послать к вам еще два взвода. Нельзя ли не брать от нас людей? Противник заметно оживился, с минуты на минуту можно ожидать его атаки.

Понимаю беспокойство Павла Тимофеевича. Но противник большую часть своих сил сосредоточил против первого и третьего батальонов. С юга грозит наибольшая опасность. Если враг сомнет правофланговые подразделения и выйдет к озеру, то сопротивление на северном участке плацдарма потеряет всякий смысл. Объясняю ему суть отданного распоряжения относительно некоторой перегруппировки сил.

понимаю, – соглашается майор Калинин, но тут же добавляет, что без резерва держать позиции

трудно.

Советую ему уменьшить силы на неатакованных участках и за счет этого создать резерв.

__ Есть! Есть' – уже более спокойно соглашается

комбат. – Высылаю два взвода.

Подошел начальник связи майор Устюменко. Волнение на лице написано.

– Что случилось, Владимир Иванович?

– Вот смотрите. Час от часу не легче – И майор подал мне метеосводку.

В ней сообщалось о том, что в ближайшие часы резко изменится погода: ожидается сильный, близкий к штормовому ветер с дождем. Если прогноз верен, то бригаду ожидают большие неприятности. Не сможет помогать авиация, сорвется высадка на плацдарм 3-й бригады. Страшна штормящая Ладога – мы это знали.

Прочитав метеосводку, подполковник Блак задумался Устало проговорил:

– Этого нам еще не хватало – И тотчас же энергично, решительно, по-командирски – Надо предпринять экстренные меры по доставке боеприпасов от моряков. Они обещали нам патроны для стрелкового оружия.

Молодец командир. Предусмотрел на крайний случай выход из трудного положения.

Начальник пристани доложил, что подошел катер и с него разгружают боеприпасы, полковник Смирнов на берегу и уже организовал выдачу патронов по частям.

– Поторапливайтесь, – распорядился комбриг. – Нужно ожидать скорого возобновления атак противника – Обращаясь к начальнику связи бригады, спросил – Вы, товарищ Устюменко, учли уроки первого дня?

– Так точно, товарищ подполковник! – ответил Устюменко.

Мы вышли из землянки. Ветер заметно усилился. С озера доносился глухой шум прибоя. Надрывно кричали чайки. Небо хмурилось, подтверждая прогноз.

В шестом часу утра в штаб армии было передано очередное боевое донесение. В нем сообщалось, что, по показаниям пленных противника, командир 6-го армейского корпуса финнов генерал Эш приказал во

что бы то ни стало 24 июня разгромить десант. С этой целью в район устья реки Тулоксы перебрасываются резервы.

– Товарищ майор, на связи штаб армии, – доложил сержант Писарев, радист комбрига – Просят вас.

Вызывал начальник оперативного отдела армии полковник Кутняков. К ним еще не поступило наше боевое донесение, и оперативный отдел интересовался изменениями обстановки на плацдарме за истекшую ночь. Я доложил, что к утру 24 июня перед бригадой действуют первый и второй егерские батальоны, сводный батальон 11-й пехотной дивизии, четвертый учебный батальон, железнодорожная рота. Ночью взяты пленные из пятнадцатого и двадцать первого отдельных пехотных батальонов. Противник превосходит нас по живой силе примерно вдвое.

– В середине дня, – сказал полковник Кутняков, – к вам подойдут третья бригада и зенитный полк. Направлены боеприпасы. Передовые части четвертого корпуса, и в частности сто четырнадцатой дивизии, – на линии Сермяги. До скорой встречи!

Командующий войсками фронта вывел из боя на Свири 3ю морскую стрелковую бригаду вместе со средствами усиления и направил ее в Свирицу. А там по распоряжению командующего Ладожской военной флотилией уже группировались разгрузившиеся суда.

Почему в Свирицу? Наверно, потому, что снятой с передовой линии бригаде туда легче было добраться. А потом Свирица вдвое ближе к плацдарму, чем Новая Ладога. Тут большой выигрыш во времени. Видимо, принималось в расчет и то, что в поселке на берегу Свирской губы легче организовать погрузку – там имелись причалы.

Подполковник Блак прикинул расстояние до Сермяг, сказал:

– Еще далековато. До нас полста километров будет.

На НП вошел майор Суров

– Вот смотрите, Владимир Александрович, где находятся главные силы армии, – подвигая карту, сказал комбриг. – Так что нам еще держаться и держаться здесь.

Части армии медленно продвигались ко второй полосе обороны противника. Дело в том, что на промежуточных рубежах противник оказывал весьма сильное огневое противодействие, устраивал массу всевозможных заграждений, которые в условиях лесисто-болотистой местности весьма трудно преодолевать. Кроме того, на пути было огромное Сермяжское болото. Даже в сухую погоду оно считалось труднопроходимым. Помню, на командно-штабных учениях генерал Крутиков неоднократно напоминал о сложности наступления в этом районе. Перекрывая лесные дороги и тропы, неприятель мог небольшими силами сдерживать крупные группировки наступавших.

– А в артиллерийском дивизионе у некоторых орудий нет ни одного снаряда, – заметил начальник политотдела. – В таких условиях одно неосторожное слово командира любого ранга может существенно сказаться на прочности обороны плацдарма. Нам нужно быть очень и очень внимательными на этот счет.

– Однако погода все более портится, – переменив тему разговора, заметил подполковник Блак – Слышите, как на Ладоге шумит прибой?

Волны могуче и глухо ударялись о берег. Накрапывал дождь. Вдруг, нарушая монотонный гул прибоя, просвистели над НП первые в то утро артиллерийские снаряды противника и разорвались недалеко от позиций нашего дивизиона.

– Кажется, началось, – прокомментировал майор Кукушкин.

Вслед за первыми разрывами последовали новые, а затем с юга, с рубежа обороны первого батальона, донесся неистовый треск пулеметных и автоматных очередей. Подполковник Блак прислушался, бросил коротко:

– Опять у Кондрашова.

Было 7 часов 10 минут 24 июня 1944 года.

Позвонил старший лейтенант Трубачеев. Я взял трубку. Трубачеев говорил так, словно диктовал машинистке оперативную сводку:

– После артиллерийского налета противник силой до роты двинулся в атаку. Но, напоровшись на наше минное поле и потеряв несколько солдат, отошел в исходное положение.

– И все? – удивленно спросил подполковник Блак, выслушав доклад об обстановке в батальоне Кондрашова.

– Пока да. Первая его атака сорвалась. Похоже, что действовала его разведка, – высказал я предположение. – Противник пытается вскрыть систему огня на участке обороны батальона

– Передайте Кондрашову, чтобы такие вылазки неприятеля батальон отражал с временных огневых позиций, а то весь ночной труд пойдет насмарку, распорядился комбриг.

Мы уточнили координаты, где противник пытался атаковать, и заметили в его действиях новизну. Накануне его атак в этом месте не было. Предположили два варианта возможных действий: или он отвлекает нас от своего главного направления, или пытается прорваться вдоль берега Ладожского озера и отрезать нас от причалов.

Блак позвонил комбату-1:

– Кондратов, людей покормил? Хорошо. Держись. Все должно быть в готовности. Мелкие группы противника уничтожать с временных позиций...

Последние слова комбрига заглушили разрывы снарядов, падавших возле КП. Подполковник Блак еще что-то кричал Кондрашову по телефону, но разобрать слова было уже невозможно. А вскоре связь и совсем прервалась. Устюменко бросился к соседнему телефону:

– На линию к первому! Обрыв! Быстрее! Артиллерийская канонада набирала темп. Комбриг,

начальник политотдела и я вышли из укрытия, чтобы посмотреть, что же происходит. Судя по интенсивности огня как с юга, так и с севера, противник за ночь сумел подтянуть новые артиллерийские и минометные батареи и теперь, похоже, готовился атаковать.

Каждый делает свое дело

По позициям вражеской артиллерии открыли огонь канонерские лодки. Их более мощные орудия с помощью корректировочных постов начали приводить противника в чувство.

Из-за укрытия выскочил Устюменко.

– Товарищ подполковник, есть связь с первым' Майор Кондратов передал, что видит приближающийся бронепоезд...

На ближайший корректировочный пост был немедленно передан приказ открыть огонь по бронепоезду. Моряки, спасибо им, тотчас приняли меры. Уже через несколько минут послышались глухие залпы канонерской лодки. Ориентиры были пристреляны еще накануне, и теперь снаряды "стотридцаток" ложились все точнее.

Уже четверть часа грохотала вражеская артиллерия. В зависимости от калибров она вела огонь и по переднему краю нашей обороны, и по глубине. Снаряды рвались и возле командного пункта.

Из батальонов доложили, что вражеская пехота изготовилась к атаке. Дальше маскировать позиции наших огневых средств не имело смысла. Командующий артиллерией бригады подполковник Никитин, до того внимательно следивший за развитием событий, решительно скомандовал:

– Огонь!

По эфиру и проводам это распоряжение помчалось на батареи.

С нашего КП в просветы между соснами хорошо была видна двигавшаяся стена артиллерийских разрывов. Она достигла прежнего рубежа перед нашим командным пунктом и стала перемещаться дальше. Противник обрабатывал плацдарм из орудий и минометов на всю его глубину.

– Обратите внимание, товарищи, – сказал подполковник Блак, – схема огня артиллерии у врага не изменилась по сравнению со вчерашней. Видимо, и атака пойдет по прежним направлениям.

Командир бригады приник к окулярам стереотрубы. Его, как и всех нас, волновало развитие событий там, на переднем крае, где поредевшие батальоны держали оборону, а противник напирал, пытаясь сбросить десантников в озеро. Вражеские снаряды падали все гуще. Осколки со свистом проносились над траншеей и впивались в стволы деревьев, срезали с них сучья.

Анализируя доклады командиров частей после отражения первой неприятельской атаки, мы смогли определить направление вражеских ударов. Они приходились главным образом в стык первого и третьего батальонов с юга и в центр второго – с севера.

В первый период боя особенно тревожная обстановка сложилась на участке третьего батальона капитана Федорова. Противнику удалось потеснить правофланговую роту метров на двести. Чтобы не дать врагу закрепиться, Федоров пустил в ход резерв и при поддержке приданной артиллерии контратаковал вклинившегося противника. Финны были отброшены в исходное положение.

Через несколько минут на этом участке возобновилась артиллерийская стрельба. Пришлось звонить, чтобы выяснить подробности.

– Комбата здесь нет, – ответил телефонист. – Других командиров тоже никого нет.

Голос у телефониста был встревоженный, от волнения боец даже слегка заикался.

– Что у вас происходит? Вы в состоянии объяснить?

– Рядом идет рукопашная. Нас обошли с тыла...

– Немедленно к Федорову взвод автоматчиков третьего батальона из бригадного резерва! – распорядился комбриг. – Командира взвода ко мне!

В ту же минуту в траншею спрыгнул невысокий стройный лейтенант. Блак положил ему руку на плечо, словно проверял, достаточно ли крепок взводный для выполнения предстоящего задания.

– Вот что, лейтенант. Там у Федорова рукопашная идет. От вашего взвода зависит судьба батальона. Дорогу туда знаешь?

– Знаю, – ответил лейтенант. – Ночью был там.

– Давай со взводом туда. Бегом!

Прошло полчаса, пока поступили вести из третьего батальона. В трубке раздался радостный крик телефониста: