Текст книги "Рейды в стан врага"

Автор книги: Степан Бунаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Комбриг выдвинул вперед батальон майора Кондрашова и придал ему минометный полк в полном составе. Дробить горновьючный не имело смысла: у него было мало боеприпасов.

В начале второго часа ночи 22 октября батальон Кондрашова завязал с противником бой южнее озера Куэтсярви. Взятые пленные показали, что они из подразделений прикрытия 163-й пехотной дивизии. Главные силы бригады ускорили движение и вскоре ударили по врагу. Бой шел до рассвета. В нем участвовали войска 31-го стрелкового корпуса, 127-го легкого стрелкового корпуса. Действуя с востока, юго-востока и с юга, наши части активно теснили противника. Оказавшись в полукольце, он метался, пытаясь под покровом ночи прорваться на запад в обход озера Куэтсярви. Но

лось это немногим. 22 октября район никелевых разработок и населенный пункт Никель были освобождены от врага В тот же день, как нам стало известно, войска 14-й армии овладели важным на пути к Киркенесу населенным пунктом Тарнет.

Нашей бригаде в ночном бою противостояла 163я пехотная дивизия немцев. Враг сопротивлялся с упорством обреченных и все же не выдержал натиска советских морских пехотинцев. Понеся большие потери в живой силе и технике, неприятельская дивизия, или, вернее сказать, ее остатки, была отброшена за норвежскую границу. С рассветом мы увидели результаты дел своих: дорога от Никеля в сторону Норвегии была буквально завалена разбитой вражеской военной техникой, трупами в серозеленых мундирах.

Ко мне подбежал командир взвода разведки лейтенант Якунин с объемистым портфелем из желтой кожи.

– Товарищ подполковник, вот у убитого немецкого офицера подобрали, у разбитой машины.

Из портфеля извлекли тетради, карты и небольшую книжку в деревянных корочках из карельской березы. Я прочел заглавие – "Майн кампф". Это был дневник немецкого офицера. Что ж, его борьба закончилась бесславно в чужих краях. Но о чем же все-таки писал гитлеровский выкормыш? Попросил переводчика объяснить суть подчеркнутых фраз

– Почему суть? Можно и дословно, – ответил он и стал читать: – "Июнь 1941 года. Арийская нация стремительно осуществляет свое предназначение в истории, указанное фюрером. Ее библия – "Майн кампф"

"Наступление идет успешно. Сегодня провели акцию в белорусском селе: расстреляли каждого пятого жителя за укрывательство пленных. Со славянами поступать только так".

"Смерть всем, кто противится новому порядку фюрера. На этом вечно будет держаться немецкая нация, которой скоро будет принадлежать весь мир..."

Не было времени заниматься дневником. Я бегло, насколько позволяла обстановка, перелистал тетрадь В конце ее содержался список: сколько подготовлено посылок и кому они направлены. Коричневым шнурком была заложена страница с заглавием "Смоленск". Пробежал ее глазами. Что это? Ваннинен! Так это же фамилия офицера финской армии, убитого нашими партизанами в "Шевроле" на льду Онежского озера. Вот и встретились союзники по разбою и истреблению советских людей. Среди обнаруженных фотографий были и дубликаты тех, что я когда-то видел среди документов финского офицера.

– Где труп этого типа? – спросил я лейтенанта Якунина.

– У машины.

– Бежим туда. Мне нужно кое-что уточнить.

Мне нужно было убедиться, что это тот самый гитлеровец и что он мертв. Это желание появилось у меня как-то вдруг, словно составляло смысл всей моей жизни. Мне хотелось увидеть, что над этим выродком свершился справедливый суд.

Возле автомобиля валялся труп немецкого офицера. На правом плече кителя висел полуоторванный погон с майорским знаком различия. На левом плече погона не было. На уровне лопатки запеклось большое кровяное пятно. Русые волосы взлохмачены, прядями упали на лоб, но не скрыли лица. Он, точно он, фашист Ганс фон Шварцкампф. В кабине машины лежала его шинель.

Решил: обязательно напишу об этом матери, пусть знает, как давим эту коричневую чуму.

В Северной Норвегии

В 10 километрах юго-западнее Салмиярви, у пограничной реки Потсйоки, бригада (в который уже раз!) готовилась к маршу по бездорожью

После оставления Киркенеса противник удирал вдоль морского побережья на Нейден, к северу. Наши войска, а это были части 31-го стрелкового и 127-го легкого стрелкового корпусов, действовали по обе стороны пограничной реки Потсйоки.

70я бригада без артиллерии и автотранспорта должна была пешим порядком преодолеть заболоченную пойму Потсйоки в направлении Меникко – Стенбак, форсировать реку на подручных средствах и перехватить пути отступления 163-й пехотной и 2-й горноегерской дивизий немцев. Слева от нас, вдоль восточного берега реки, с аналогичной задачей в южном направлении продвигалась 83я стрелковая дивизия.

Не прошло и часа после начала марша, а полковник Блак уже с беспокойством отмечал:

– Болото очень вязкое, в темноте трудно ориентироваться. Есть случаи попадания бойцов в трясину. Надо что-то придумать, искать выход из положения.

А где его найдешь, выход-то, если за пять метров человека не видно?! Правда, еще днем я заметил: вдоль шоссе Салмиярви – Наутси на опорах сохранился провод. Не везде, но можно было найти порядочные концы. Несколько сот метров этого провода теперь могли бы пригодиться: растянув его вдоль колонны, можно было подстраховать людей.

Подразделение связистов во главе с капитаном Бутиным справилось с заданием. И бойцы пошли через болото увереннее.

Около двух часов ночи основные силы бригады вышли на берег Потсйоки. Через реку бригаду переправляли на своих баркасах норвежские рыбаки. По тому, как они самоотверженно трудились, чтобы закончить перевозку до рассвета, было ясно, что они ждали прихода советских войск и готовились помогать им.

Местные жители сообщили, что фашисты покинули селение накануне и двинулись на машинах в южном направлении.

– Пешком не догнать, – с досадой сказал комбриг. – Разве что они остановятся по дороге в одном из сел.

– Что предпримем? – спросил Суров – Оно, конечно, приятно, когда враг удирает без боя. Но ведь удирает, а надо бы, чтобы некому было удирать.

– Будем ждать донесения разведки, – решил полковник Блак. – А теперь часовой отдых и завтрак. Надо подкрепиться.

Пока бригада отдыхала и завтракала, вокруг нас на почтительном расстоянии собрались местные жители. Многие поглядывали на нас настороженно. Сбитые с толку гитлеровской пропагандой, они, казалось, опасались каких-то выпадов с нашей стороны.

Наш привал подходил к концу, когда из толпы вышел высокий старик с длинными седыми волосами. В одной руке он держал оплетенную бутыль, а другую прижимал к сердцу: дескать, угощайтесь на здоровье, это от доброй души...

Командир бригады подошел к старику и стал объяснять ему, что пить нам нельзя, так как идем в поход. Не знаю каким образом, но старик понял, что его бутыль сейчас неуместна. Он повернулся к односельчанам и что-то крикнул им,

Люди бросились к своим домам и через несколько минут вернулись – кто с молоком, кто с сыром, кто с хлебом. Одним словом, принесли нам все, что нашлось у них съестного. А потом уселись рядом с нами и стали петь старинные русские песни: "Вдоль по матушке по Волге", "Вот мчится тройка почтовая", "Ах вы сени мои сени". Пели норвежцы с большим удовольствием смешно выговаривая русские слова и путая ударения.

То, что здесь, в пограничном поселке Стенбак, знали старинные русские песни, еще как-то можно было понять: в Норвегии жило немало эмигрантов из России. Но когда молодежь бойко запела наши современные песни – "Катюшу", "Синий платочек", мы долго не могли прийти в себя от удивления. Все почувствовали прилив гордости за любимую Родину: если ее песни поют другие народы, значит, и слава ее велика...

Время торопило нас. Последовали команды – и вот уже колонны в полной боевой готовности. К комбригу подошел майор Большаков, доложил, что, по данным разведки, вражеские отряды прикрытия, отступая на юг, разрушают дорогу на Наутси.

Несмотря на тяжелый ночной марш и сравнительно кратковременный отдых, бригада уверенно и быстро двигалась на юг. Оставив позади несколько километров пути, головной батальон подошел к разрушенному участку. Полотно дороги метров на двести было сорвано взрывами фугасов. Из глубины вспучивалась серо-голубая глина, по которой невозможно было сделать ни одного шага – ноги утопали в жидком месиве.

Гитлеровцы умело выбрали участок дороги для повреждения: его невозможно было обойти. Справа над дорогой нависала обрывистая гранитная скала, а слева начиналось продолговатое озеро. Едва наши подразделения появились здесь, как раздались пулеметные и автоматные очереди. Потом стрельба прекратилась, гитлеровцы сели в машины и укатили.

Пришлось искать обход. К счастью, саперы и разведчики быстро отыскали тропы, и колонна двинулась дальше.

Преследование противника продолжалось беспрерывно трое суток. И все это время наша разведка и норвежские отряды Сопротивления, активно помогавшие советским войскам, не спускали глаз с неприятеля, следили за каждым его маневром. Теперь они доносили, что враг разрозненными группами отходит на Ивало, Инари, в глубь Норвегии,

Командующий войсками Карельского фронта распорядился прекратить преследование. Эту задачу взяли на себя отряды борцов норвежского Сопротивления.

Однако еще до этого приказа командующего фронтом бригада, действуя у дороги Сванвик – Наутси, которая проходила по крутому берегу Потсйоки, разгромила группу фашистов, охранявших концентрационный лагерь, в котором находились советские люди. Это был первый концентрационный лагерь, который мне довелось увидеть.

Среди голых камней находилось несколько дощатых сараев-бараков и наспех сделанных шалашей. Вся территория обнесена колючей проволокой. А за проволокой – женщины и дети. Дети примерно одного возраста – 8-10 лет. Фашисты пригнали их сюда из Белоруссии, Смоленской и Брянской областей. Пленницы выполняли здесь самые тяжелые работы – на строительстве дорог, в каменоломнях, на лесозаготовках.

В то время в Северной Норвегии уже начались снегопады и морозы, наступала полярная ночь. Из своих скромных запасов поделились с освобожденными продуктами и теплыми вещами. Надо было видеть, с какой радостью ребятишки примеряли солдатские шапки-ушанки, как исхудавшими детскими ручонками проверяли, не потерялась ли случайно с шапки красная звездочка.

К 29 октября 1944 года войска Карельского фронта при содействии Северного флота завершили Петсамо-Киркенесскую наступательную операцию. Изгнанием гитлеровцев из Киркенеса и выходом на рубеж Нейден – Наутси были выполнены задачи, поставленные Ставкой Верховного Главнокомандования. Оккупантов изгнали из Северной Норвегии, что явилось началом полного освобождения норвежского народа от немецкого фашизма. Наши войска перешли к обороне на рубеже государственной границы с Норвегией, оставив части разведки и прикрытия на рубежах по линии Нейден – Вортаниеми.

Рядовые труженики Норвегии испытали на себе все "прелести" гитлеровского "нового порядка". Они более четырех лет томились под игом немецко-фашистских оккупантов. Красную Армию они встречали с огромной Радостью как свою освободительницу и, как я уже замечал выше, всячески помогали советским воинам. Мне известно, например, что под артиллерийским и минометным огнем гитлеровцев норвежцы спасали попавших

в беду советских бойцов при форсировании Ярфиорда. В Нейдене рыбак Габриэльсен укрыл лодки от гитлеровских оккупантов, а при подходе наших частей сообщил о них советскому командованию. На острове Престэй норвежцы во время отступления немецких подразделений утопили свои боты, а затем подняли их воды и предоставили нашим войскам.

Офицеры 14-й стрелковой дивизии рассказывали о форсировании Бекфиорда: одна из амфибий попала под огонь противника и стала тонуть. Это увидели норвежские рыбаки Мартин Хандсен и Усланд Хансен. На середине залива они подобрали в свои боты наших бойцов и, не считаясь с опасностью для жизни, маневрируя под вражеским обстрелом, доставили их на противоположный берег.

При форсировании нашими подразделениями реки Нейденэльф норвежец Э. Куйкунен переправил под неприятельским огнем 135 советских воинов, его соотечественники А. Лабаху – 115, Л. Сирин и У. Ладаго – по 95, П. Хендриксен – 76 наших бойцов. Раненым советским солдатам и офицерам оказывали помощь норвежский доктор Пальмстрем и его жена Свеа. И таких примеров можно привести десятки. Разумеется, наши воины высоко ценили доброе к себе отношение и, верные интернациональному долгу, всемерно помогали простым норвежцам, стремились облегчить их положение.

Так, когда Киркенес был объят пламенем, три с половиной тысячи его жителей, чтобы спастись, укрылись в штольне на станции Бьерневатн. Сюда же они загнали скот и птицу. Гитлеровцы при отступлении думали взорвать штольню и готовились к этому.

Через норвежца Хюго Енсена, прорвавшегося через заслон оккупантов, командованию 14-й стрелковой дивизии стало известно о бесчеловечном замысле гитлеровцев. К штольне была направлена группа разведчиков из 65-й стрелковой дивизии во главе с лейтенантом А. X. Бахтеевым. Эти 32 смельчака проникли во вражеский тыл и вырезали провод, проложенный для подрыва рудника, захватили станцию. Люди были спасены от гибели. Норвежцы, среди которых было много женщин и детей, вышли из штольни со слезами на глазах и с пением норвежского гимна и "Интернационала". Они обнимали советских разведчиков, выражая им искреннюю признательность за спасение.

В Киркенесе из 220 жилых домов уцелело только 30, а в районах, расположенных западнее города, не осталось ни одного. Гитлеровцы уничтожили в Северной Норвегии все продовольственные запасы, на 60 процентов запасы угля. Только в районе Альтен истребили 1500 голов крупного и 3000 голов мелкого рогатого скота. Можно себе представить положение жителей, оставшихся в разгар суровой полярной ночи без крова, продовольствия и топлива.

Советское командование приняло срочные меры для облегчения участи населения Северной Норвегии. Из фондов 14-й армии было выделено три вагона муки и вагон рыбы, несколько тонн хлеба, сахара, крупы, жиров, мяса. Местным властям передали все трофейные продовольственные склады, захваченные нашими войсками в Варде, Вадсе, Западном Финнмарке. В труднодоступных районах норвежцев поставили на котловое довольствие в советские воинские части. Для жилья местному населению была передана часть бараков, ранее занимаемых гитлеровцами.

Норвежский министр юстиции Т. Вольд, совершавший в это время поездку по освобожденным районам Северной Норвегии, докладывал своему правительству в Лондон, что советские солдаты расположились прямо в поле. "По вечерам, писал он, – можно было увидеть сотни небольших костров, вокруг которых спали солдаты... Благодаря такой изумительной выносливости советские войска предоставили норвежскому населению возможность пользоваться немногими уцелевшими от всеобщего уничтожения домами".

Гитлеровцы завезли в Северную Норвегию массовые эпидемические заболевания – дизентерию, паратиф и дифтерит, которых раньше здесь почти не наблюдалось. Для лечения больных с помощью советского командования было открыто дополнительно шесть больниц. Несколько тяжелобольных принял советский армейский госпиталь в Киркенесе. Норвежским властям было выделено 1 млн. кубиков дифтерийной сыворотки, большое количество бактериофага и других медикаментов. Наши врачи оказывали помощь больным норвежцам на дому.

Не увлекаясь подробностями и цифрами, скажу, что советские воины разминировали в освобожденных Районах Северной Норвегии все общественные здания в городах, восстановили сотни километров дорог, построили мост через реку Потсйоки взамен взорванного

гитлеровцами и восстановили совместно с жителями электростанцию в Ярфиорде, водопровод в Киркенесе, линии связи в ряде городов и поселков.

Советские войска подчас делились с норвежцами: тем, чего явно не хватало самим. Это была братская помощь, на которую могло пойти только социалистическое государство.

Перебравшись по болотам на территорию Северной Норвегии, наша бригада оказалась оторванной от армейских баз снабжения. Мосты через реку Потсйоки

были взорваны противником. Вброд ее не перейдешь

глубина достигала 8-12 метров, да и не лето.

Бригадные саперы стали строить наплавной мост из подручных материалов разбросанных по берегу досок и тонкомерного леса. Быстрое течение реки усложняло работу. Но к трудностям за войну наши саперы привыкли и решительно их преодолевали. К утру 30 октября через Потсйоки был переброшен штурмовой мост из бревен, скрепленных скобами и покрытых досками. Он держался на плаву и предназначался для переправы пешеходов и вьючных лошадей с небольшим грузом.

Когда комбригу доложили об окончании строительства наплавного моста, он предложил мне:

– Пойдем посмотрим, можно ли по нему ходить Мы спустились по отлогому берегу к урезу воды.

Мост как мост. Длиной двести метров.

– Не разорвет его напором воды? – поинтересовался полковник Блак у командира саперного подразделения.

– Не должно, – ответил тот – На всякий случай назначены дежурные саперы, чтобы при необходимости принять меры.

Через 10-12 метров друг от друга на мосту стояли дежурные саперы с комплектом скоб и запасными досками, мокрые по пояс. На берегу находились их товарищи, видимо предназначенные для подмены дежурных. С ними беседовал начальник политотдела подполковник Суров Владимир Александрович тонко чувствовал, где необходимо его присутствие, и всегда оказывался там в нужное время Вот и тут он как-то кстати стал рассказывать про суворовских чудо-богатырей, преодолевавших Альпы.

А по мосту с противоположной стороны уже несли небольшие ящики, мешки с сухарями и коробки с консервами. Переправа работала. Она работала до того

времени, пока через реку не построили мост на опорах и не появилась возможность доставлять продовольственные и иные припасы автомобильным транспортом на повозках

– Хорошо потрудились саперы, молодцы! – с удовлетворением отмечал подполковник Суров, когда после осмотра моста мы втроем возвращались в расположение бригады. Повернувшись к полковнику Блаку, Владимир Александрович сказал – Вот тут списочек наиболее отличившихся бойцов дал мне командир саперной роты. Бригадный инженер капитан Турецков против поименованных воинов возражений не имеет.

И Суров зачитал список. В нем значились сержант Андрей Квасников, красноармейцы Иван Медведев, Федор Астафьев, Владимир Ипатов, секретарь комсомольской организации саперной роты Василий Токарев.

– И в боях эти люди показали себя с самой лучшей стороны, – сказал начальник политотдела. – На до бы подсказать саперному начальству, чтобы отметили достойных.

– Спасибо, Владимир Александрович, – поблагодарил командир бригады Распоряжусь, чтобы представили материал для награждения. Заслуженных людей мы не имеем права обходить вниманием, хотя и говорим, что воюем не за ордена и медали, а во имя освобождения советской земли от гитлеровских захватчиков.

Я не возражал. Наши саперы делали, казалось, невозможное. Ну, представьте себе в ледяной воде не час и не два, а до тех пор, пока не будет сделана переправа на противоположный берег, где находился бригадный продовольственный склад. Да и после этого нести вахту на подвижном от сильного течения мосту, не обсушившись, не отдохнув и даже не подкрепившись солдатской кашей по-настоящему. Это был подвиг рядовых тружеников войны, достойный уважения

"Норвежский народ, – писал в своем послании по случаю 27-й годовщины Великого Октября премьер-министр Норвегии И Нюгордсгвель, – прежде всего приветствует храбрые войска Красной Армии, которые под руководством маршала Мерецкова изгнали немецких варваров из самой северной части Норвегии. Роль, которую Советский Союз играет в уничтожении нацизма, никогда не будет забыта в Норвегии",

Король Норвегии Хокон VII 30 июня 1945 года говорил "Норвежский народ с энтузиазмом следил за героизмом, храбростью и мощными ударами, которые наносила немцам Красная Армия Война была выиграна Красной Армией на Восточном фронте. Именно эта победа привела к освобождению Красной Армией норвежской территории на Севере Норвежский народ принял Красную Армию как освободительницу"

Вспоминаю сегодня перечисленные факты не случайно Кое-кто в Норвегии пытается замалчивать их, предать забвению заслуги Советских Вооруженных Сил перед норвежским народом Так, в трехтомном труде "История войны в Норвегии" ничего не сказано о той роли, которую сыграла Красная Армия в освобождении Норвегии от гитлеровских оккупантов. Только две страницы отведено боям советских войск в Заполярье Зато на все лады восхваляется битая ими 20я горная армия гитлеровцев. Ее отступление под ударами Красной Армии преподносится читателю как "военный подвиг, который не многие армии могли совершить"

Видимо, кому то выгодно такое искажение исторической справедливости Но правду замолчать нельзя Не способны этого сделать фальсификаторы истории минувшей войны, как бы они ни усердствовали В центре Киркенеса как вечный памятник благодарности советским воинам высится шестиметровая гранитная фигура советского воина с автоматом в руке На постаменте начертано "Отважным советским солдатам в память освобождения юрода Киркенеса" С аналогичными надписями стоят памятники в Осло, Буде и других городах Норвегии

В ходе Петсамо-Киркенесской операции Москва трижды салютовала войскам нашего фронта Многие соединения и части отличились в этих боях и были отмечены высокими наградами Родины Вторым орденом – Красной Звезды увенчала Боевое Знамя и 70я морская стрелковая бригада

Годовщину Великого Октября мы встретили на норвежской земле, а в середине ноября бригада получила приказ совершить марш в Мурманск. Своим ходом на 300 километров в условиях начавшейся полярной ночи со всеми ее погодными прелестями. Радовались бойцы и командиры, готовясь к переходу

– Нам здесь больше делать нечего, – говорили

они. – Пойдем помогать другим фронтам добивать фашистского зверя в его собственном логове.

Переход до Мурманска был трудным. Маршрут движения наметили через Никель, Луостари, гору Кариквайвиш, чтобы за Западной Лицей попасть на хорошую дорогу. Да, пожалуй, более удобного пути и выбрать не представлялось возможным.

От норвежской границы до горы Кариквайвиш дорога шла по району, где только что закончились боевые действия. Она была частично разрушена, а на обочинах встречались минные поля. Бригадному инженеру дали указание непрерывно вести разведку по пути следования. Создали три небольших отряда разграждения для обеспечения движения, которым пришлось много поработать. Стрелковые подразделения поставили на лыжи, материальные запасы погрузили на автотранспорт. В результате бригада за сутки преодолевала по 40-50 километров.

Инженерная разведка донесла, что дорога между Луостари и горой Большой Кариквайвиш занесена снегом. Под снежный заряд попала брошенная врагом боевая техника – полевые и зенитные пушки, различные автомобили, повозки.

– Этого еще не хватало, – с горечью проговорил полковник Блак, выслушав сообщение разведки, и, обращаясь ко мне и начальнику политотдела, спросил: Что будем делать? Пробиваться через снежные заносы и очищать дорогу от разбитой вражеской техники и при этом терять массу времени, или повернем на Печенгу и далее на Титовку?

Подошел подполковник Темрезов. Он только что уточнил состояние дороги на Титовку и теперь предлагал рациональное решение:

– Если мне поручите, то колонну артиллерии и автотранспорт я проведу через Печенгу и Титовку, а все, кто на лыжах, могут продолжать марш через Большой Кариквайвиш.

Предложение было дельным, и комбриг с ним тотчас же согласился. Он приказал мне подготовить расчет марша для колонны, которую предстояло вести заместителю командира бригады.

Ночь. Мороз с небольшим ветром. На небе всполохи северного сияния. В такой обстановке мы преодолевали местность, где проходили оборонительные позиции гитлеровцев. По дороге пройти не могли – разбитая и сгоревшая боевая техника, густо заваленная

снегом, преграждала путь. Пошли обочиной. Сплошь снежные бугры, а под ними трупы претендентов на мировое господство. Позднее историки скажут: "Стоит посмотреть на одно немецкое кладбище 19-го горнострелкового корпуса в Петсамо: 10 000 крестов". На месте недавних боев была другая часть этого кладбища.

Триста километров пройдены. Новая встреча со старой знакомой – станцией Кола. Перед погрузкой в эшелоны генерал-майор Г. А. Жуков подытожил действия 127-го легкого стрелкового корпуса в Петсамо-Киркенесской наступательной операции. Он отметил, что проведенная войсками Карельского фронта в тесном взаимодействии с Северным флотом операция по формам маневра, способам и результатам действий представляется ему классической в условиях Крайнего Севера. По времени она заняла всего 25 суток и составила по глубине 150-200 километров. Временами стрелковые части наступали без артиллерии и танков труднопроходимая местность не позволяла использовать даже лошадей в артиллерийских упряжках, но, умело применяя маневр силами и средствами, они успешно решали поставленные боевые задачи. Вот уж поистине: где олень пройдет, там и советский солдат пройдет. И не просто так, а с боями, штыком и гранатой выкуривая из нор в скалах и долговременных огневых точек ненавистного врага.

Ожесточенные схватки с противником требовали боеприпасов. И хотя каждый боец нес на себе пять боевых комплектов для личного оружия, патронов и гранат не всегда хватало. Тут на выручку приходили самолеты У2, эти неутомимые труженики переднего края. По ночам они подвозили боеприпасы.

Генерал Жуков поблагодарил личный состав 127-го легкого стрелкового корпуса за беззаветное выполнение воинского долга, за преодоление трудностей, требовавших зачастую сверхпредельного напряжения моральных и физических сил. Бойцы и командиры ответили на это готовностью выполнить любую задачу во имя свободы, чести и независимости любимой Отчизны

70я Краснознаменная, ордена Красной Звезды отдельная морская стрелковая бригада, получившая почетное наименование Печенгской, погрузилась в железнодорожные эшелоны и двинулась на юг.

Штабная теплушка грохотала на стрелочных переводах, раскачивалась на закруглениях железнодорожного полотна. Мимо проскакивали разъезды, небольшие станции – локомотив не снижал скорости: война с немецко-фашистскими захватчиками еще продолжалась, и бригада требовалась в другом месте. Чугунная печь под присмотром дневального щедро одаривала теплом соскучившихся по нему, не раз промокавших и промерзавших бойцов и командиров А они под стук вагонных колес мечтали о доме, грустили о погибших боевых товарищах, чьи могилы остались на чужой земле.

– Не экономь уголь. Пусть люди в тепле отдыхают, – тихо подсказал дневальному начальник политотдела подполковник Владимир Александрович Суров.

Сон не шел, и мы с ним бодрствовали у чугунной печурки. Вспоминали пережитое. За лето и осень бригада прошагала с боями Южную Карелию, Заполярье, Северную Норвегию... Подумать только! Бойцы и командиры закалились в суровых испытаниях, приобрели боевой опыт Мы вспомнили многих поименно: ехавших в эшелоне, и сложивших голову на бранном поле. Начальник политотдела высказал мысль о том, что хорошо бы записать воспоминания по горячим следам, ведь в них столько интересного Я с ним согласился. Но кто сделает это? И потом идет война, может быть, пока повременить, но не откладывать в долгий ящик, а сразу же после ее окончания взяться за эту очень нужную работу.

К сожалению, в послевоенное время появились другие, может быть еще более важные, задачи. И до воспоминаний, как говорят, руки не дошли. Что касается меня лично, то лишь спустя четыре десятилетия после Великой Отечественной я решил поделиться пережитым.

Из Мурманска по железной дороге мы перебрались в центральную часть России. Наступала весна 1945 года. Война с гитлеровской Германией еще продолжалась, и мы ждали своего часа. И дождались. Пришел приказ о следовании на запад, к границам Чехословакии.

В один из дней, когда я проверял готовность бригады к погрузке в эшелон, меня разыскал солдат-посыльный из штаба 127-го легкого стрелкового корпуса

– Товарищ подполковник, вас вызывает к телефону командир корпуса генерал-майор Жуков.

И зачем я ему понадобился? Все вопросы выяснены, работа идет по плану.

– Вас вызывают на учебу в Военную академию имени Фрунзе, – сказал командир корпуса. – Командиру бригады я уже сообщил об этом. Неясно одно почему пришел персональный вызов?

И для меня это было неожиданно. Сказал генералу Дукову, что еще в мае 1941 года сдал в эту академию конкурсные вступительные экзамены, но в начале войны весь курс убыл на фронт.

– Тогда понятно, – с удовлетворением заключил командир корпуса. Счастливого пути! Собирайтесь в дорогу.

В начале апреля 1945 года я вновь оказался у парадного подъезда Военной академии имени Фрунзе. Здание было еще закамуфлировано.

Вспомнился май сорок первого, напутственные слова моего командира Петра Кирилловича Кошевого, отправлявшего меня в академию, волнение перед экзаменами, первые занятия...

В знакомых стенах встретил своих однокашников по довоенным учебным дням. Их, как и меня, отозвали для продолжения обучения из действующей армии. Многих мы, конечно, недосчитались. Одни погибли в боях, другие, получив ранения, еще находились в госпиталях и не могли прибыть на занятия

Всю войну в зданиях академии размещался госпиталь Видимо, это наложило свой отпечаток, и мы, находясь в знакомых аудиториях, чего-то не находили Да, надо полагать, и мы стали другими, возмужавшими, повзрослевшими, что ли. Я почувствовал это на себе. Весной 1941-го, бывало, ловил каждое слово преподавателя и принимал за истину в последней инстанции. А теперь появилась и своя точка зрения, свои взгляд и оценки. Так что семинарские занятия приобрели остроту и полемический характер. Это, наверно, хорошо, потому как в споре рождается истина.

Словом, в моей военной биографии начиналась в ту победную весну 1945-го новая страница.

В начале июня в Москву приехали жена и сын Встречал их на Казанском вокзале. Они возвращались из эвакуации.

– Папа, папа... – впервые в жизни услышал я робкий голос своего сына.

– Здравствуй, Славик! Живем, сынок! Рейды в тыл врага кончились! выпалил я на одном дыхании и поднял его высоко над головой.

И солнце улыбалось нам.

О мемуарах С. Я. Бунакова

Воспоминания генерал-майора С. Я. Бунакова "Рейды в стан врага" несомненно являются ценным вкладом в литературу, освещающую события Великой Отечественной войны, происходившие на огромном пространстве Советского Севера – от реки Свирь до берегов Баренцева моря и границы с Северной Норвегией.