Текст книги "Тот самый сантехник 9 (СИ)"

Автор книги: Степан Мазур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Annotation

Борис Глобальный оказался в затруднительном положении. Отец доставил таких неприятностей, что разгребать ещё и разгребать на десятилетия вперёд. Но это полностью похоронит все планы находчивого сантехника. Ни тебе дом не построить, ни высадку деревьев распланировать на участке. А ведь скоро начнут появляться дети... Массово! Ещё и бизнес-планы по шву пойдут. Что же делать простому парню без связей, попавшему в петлю долгов и договорённостей? Как всегда на Руси – импровизировать. И Боря решает бороться с системой! Если и не победит, то хотя бы постарается, а там и внукам будет что рассказать. И один в поле воин, если по-русски скроен.

Тот самый сантехник 9

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Тот самый сантехник 9

Глава 1

История Маливанского

Тюрьма – не место для полёта фантазии. Но и скучной её не назовёшь. Здесь своя размеренная, серая жизнь, которую иногда способны разукрасить яркие персонажи.

Григорий Маливанский, к примеру, рассказывал анекдоты. Пока вели по этапу. Себя подбодрить, настроение создать. А то мрачно вокруг среди серых стен.

– А такой слышал? – спросил он конвоира и выдал очередной перл. —

Зона, значит. Хата. Сидят зеки. Охрана заводит дедушку. Ну, дед как дед. Он здоровается, представляется. Зеки видят, что дедушка арестант со стажем: восемь ходок, семь побегов – вся хуйня, короче. Они зовут его к себе, угощают папиросой, чифирком. И тут дедушка вдруг достает свою кружку и из общей кружки наливает себе. Зеки ему, мол. Старый ты чего со своей кружкой? У нас все порядочные, чертей нету. Почему с нами не пьешь? Тот им и говорит в ответ. «Расскажу историю, братки. Трахаю я, значит, бабу перед последней ходкой. И вдруг захотелось её ТАМ полизать. Думаю, хрена мне терять? Старый уже, а ни разу и не попробовал на вкус женщину. Так она, не поверите, сладкая как арбуз!". Кто-то из арестантов помоложе в ответ тут же выдаёт: 'Ты чего, она ж соленая!». Дед, хитро улыбнулся и добавил: «Вот потому я и со своей кружечкой!»

Конвоир Оглобля пытался не ржать в голос, пока вёл карлика до камеры постоянного содержания. Даже напарника не надо. Метр с кепкой. Да и куда ему бежать в наручниках?

«Уж кому-кому, а карлику здесь точно делать нечего», – ещё подумал Оглобля: «Это же как ребёнка посадить. А место малолетним преступникам, разве что, в „малолетке“. Так хотя бы по росту сошлись со щеглами. Но этот кадр нигде не пропадёт».

А Маливанский просёк фишку и шпарил шутками уже в обмен на полезную информацию. Так и шли, веселя и веселясь.

Поставив осуждённого и заключённого под стражу для выполнения приговора Маливанского перед дверью камеры, конвоир сказал:

– Ладно, давай последнюю шутку. И всё, пришли, Гриня.

– Без базара, – ответил карлик и повернувшись к конвоиру, выдумал новую шутиху на ходу. – Знаешь загадку о зоофиле?

Оглобля думал недолго:

– Нет…

Маливанский прочистил горло и с ходу выдал:

– На него похожа каждая собака. И не лают, не кусают во дворе.

В очередной раз прыснув, Оглобля смахнул слезу и сказал:

– Короче, главный у них – Алагаморов. Старейшина. Сектант. На лохах сделал миллионы. Даже звонить никому не пришлось, сами принесли и квартиры переписали.

– Хочешь заработать денег – создай свою секту? – уточнил Маливанский. – А посадили-то чего? Не поделился?

– Не на тех нарвался, говорят, – ответил Оглобля. – Но это ещё что. Вчера ещё и мэра на хату завезли. Хотели на «малину» посадить, как высокопоставленное лицо, но этот как раз вообще делиться отказался. Вот и сунули… ко всем остальным.

– Погоди, это того мэра, что двести миллионов из бюджета города спиздил? Так говорят.

– Так это только в этом году. Ты вот мост через реку видел?

– Нет.

– И я нет… а по бумагам он есть, – уточнил Оглобля. – Даже двухсекционный. Но, говорят, что делиться под конец первого квартала не стал, поэтому и присел. Говорят, новый мэр даже перспективнее. Сам в бане моется. Сам анекдоты рассказывает. Сам куда надо заносит. Сразу. Без напоминаний.

– Откуда знаешь?

– За него быстро поинтересовались, – похвастался конвоир. – С прошлого места работы весточка пришла. У нас же как? Сначала компромат, потом «добро» на работу. А то как без компромата работать? Такие там наработают, ага! Начнёт ещё технику закупать на уборку дорог зимой. А дальше что? Школу построит? Тогда всем придётся школы строить и детские сады, больницы ремонтировать. А там вдруг выяснится, что врачей не хватает и в учителя никто не хочет идти. Одна проблема другую вскроет и начнётся зачистка. А оно нам надо? Живём же как-то, потихонечку. И ещё проживём. Дотянем.

Гриня кивнул с пониманием и повернувшись к двери камеры, словно боец перед боем, разрешил:

– Ладно, пора… открывай.

Оглобля хмыкнул, но дверь открыл. Запустил осуждённого, затем снял с него наручники через проём, в которые тот руки окольцованные и просунул, едва дотянувшись до окна раздачи.

Маливанский тут же повернулся к построившимся в ряд сокамерникам и сказал сразу, чётко, но вообще не то, что требовалось:

– Маливанский я. Обо мне многие слыхали. У меня брат в Москве таксует. Многих людей знает, за кого не знает – поинтересуется. А вы слыхали о старой традиции? А я вам расскажу! Раньше, в стародавние времена между мужчиной и женщиной, впервые возлежавших на ложе, на кровать посередине подсовывали толстую бабу. Она ела калачи, много разговаривала и крошила. Так и появилась традиция крошить в постели.

От такого вступления завис даже Старейшина. Алагаморов, обычно сам первым обращался к новоприбывшим, когда попадали в ступор.

А теперь больше всех задумались его рослые помощники – Блоб и Джоб, один из которых был без передних восьми зубов. Он во время улыбки мог легко поймать на лету муху вместо позитива.

Что и случилось прямо на глазах сокамерников.

– Вместе с карликом, падла залетела! – добавил сочувствующе его партнёр по грабежам и служению.

– Ничего страшного, сплошные витамины и микроэлементы, – добавил ему и Старейшина.

Пока помощник плевался и откашливался, Гриня успел разглядеть получше остальных, классифицировав их по группам. Вон мужик средних лет, годков сорок ему, немного лысоватый, держится отстранённо и стоит в углу. На кровати рядом с ним сидел часто моргающий мужик в компании такого же мужика, но постарше.

«Оппозиция», – тут же понял карлик, не имея никакой иной информации о Егоре Павловиче Валетове по кличке «Валет», Антоне Сергеевиче Иванове по кличке «Шмыга» и Тимофее Вольфовиче Старкове по кличке «Старый». Каждому кликуха прилетает либо от фамилии, либо от образа, либо от образа действия.

Они все улыбнулись, но не больше положенного. Шутка, может и зашла, но ржать в голос не стали. Зато заржали ещё трое по камере: старый «авторитет» Хрущ, он же Хрунычев Никита Сергеевич, и его близёхонькие – Михаил и Семён, что когда-то тоже охранниками были, как и Егор. Но профессиональным образованием не обладали. Ибо как сказал один неизвестный: «Профессиональное образование – это честь, а высшее образование и у охранников в магазине есть».

«Старая власть», – понял Малиновский. А ещё он понял, что пришел в камеру на двенадцать мест одиннадцатым. Почти полный комплект. Что означало одно – укрупняют. Видимо, начальство планировало делать ремонт в других камерах, либо перетряхивало местные порядки.

Маливанский прищурился. Всё вокруг очевидно – три группы, вступай в любую. Но ещё за столом-«пеньком» сидел одинокий мужичок с толстым лицом добрячка и пил сладкий чай, а совсем не горький чифирь. Так как совсем не морщился.

Напротив, едва прозвучала шутка, как он хохотнул и добавил:

– О, новенький! Проходи, присаживайся. Веселить нас будешь. Я же давно карлика хотел завести. Вспышку с покемонами пропустил, так хоть так кого-то поймать. Да зам говорил, что это уровень губера. Мэру, мол, не положено. Только секретарши, водила и охрана. А мне ли не положить на всё, что положено? А? Я же – власть в городе! Кто эту зону грел по-твоему? ЖЭК? А-ха-ха! Да они бы без меня ноги сосали. Причём без носок.

В этот момент Маливанский и понял, что перед ним мэр, к которому ещё никто не примкнул. Хотя человек вроде бы мост построил и набережную облагородил. И если бы не остановили, кто знает, может и на метро мог покуситься?

«Не всем же плитку и бордюры класть, кому-то и творчески мыслить надо», – подумал Гриня: «Наверняка, на строительство детского дома откладывает копеечка к копеечке».

Судя по довольному лицу, добряк с лицом колобка на прогулке только что посылку получил. Если быть точнее, передали в первые часы пребывания. Ей и откупился от сокамерников.

«А может быть, всё не так было», – снова подумал Гриня: «Но раз улыбается, значит у него все схвачено».

Решив мгновенно сформировать с обладателем сотен миллионов неучтённых рублей новую группу, Маливанский кивнул ему как старому другу, прошёл в наглую рядом со Старейшиной, ткнув того боком и присел на лавочку у стола представителя новой власти.

– Маливанский. К вашим услугам, – представился не в меру залупастый, но находчивый в критических ситуациях карлик и тут же спросил. – Кого лошить будем?

– Да уж будем! – заверил бывший мэр и дожевав, договорил. – Народ. Ты его смешишь-смешишь, смешишь-смешишь, а ему как будто одних шуток мало. Вечно что-то просят и даже – хотят. Хотят, представляешь себе? И от кого? От меня! Можно подумать в бюджете не мои деньги, а их.

Алагаморов, глядя на это дело с коллаборацией, только губы в линию стянул. Но его честно уворованный по жизни бюджет был заметно меньше. Десятки миллионов с сотнями не спорят. Миллионеры с миллиардерами за одним столом не сидят. Но не самому же за стол подсаживаться в услужение. У него другой путь. Путь тьмы и контролируемого всеобщего хаоса, а не политических манипуляций и планов местных районных князьков.

«Но кто больше своровал – тот и прав», – ещё подумал Алагаморов и предпочёл не обострять.

– Как мне звать тебя? Карл? – в то же время поинтересовался Гриня у бывшего мэра, который очевидно получит повышение и перейдёт в «серые кардиналы».

«Чем ему тут ещё заниматься перед переводом на домашний арест?» – снова подумал Маливанский, тоже очень желая перейти из мрачных, тёплых камер с тесной мужской компанией и трёхразовым питанием в убитую, голодную и холодную однушку, но – свою.

– Это который король? – сразу уточнил осуждённый, которого в камере пока так и звали, отсюда прозвучало логичное предложение. – Не, ты ж парень простой. Зови меня просто Мэр. – Тут он деловито допил чай, оглянул группы охранников и бывших директоров и добавил. – Это для челяди я – Император! Народу нужны громкие прозвища. Я же теперь как есть говорить могу. Всё-таки не перед выборами. А-ха-ха!

– Ха-ха! Лохи! – добавил тут же карлик, поглядывая то на охранников с Хрущём, то на директоров с охранником Егором.

Всё-таки вместе работали, вместе и сидеть должны.

Выбор у Маливанского был невелик, но он был. И решив, что деньги решают всё, Гриня теперь активно чморил прошлых и поддерживал нынешних, при этом активно помогая Мэру дербанить посылку. А больше всего прочего сосредоточился на сырокопчёной колбасе.

Между делом поинтересовался у Мэра в полголоса:

– Слушай, а как ты скомуниздил столько денег незаметно?

– Ну, во-первых, не скомуниздил, а взял своё по должности. До народа всё равно почти ничего не дойдёт. А, во-вторых, мог. А какие ещё причины нужны, чтобы сделать? Кто первым дотянулся, тот и прав! Не пандусы же инвалидам строить. Придумали тоже – равные права. Равные права у нас только избирательные! А дальше их полномочия – всё.

Пока Маливанский нарочито ржал в горло над любой шуткой Мэра, почёсывая его эго, Хрущ скалился на скатке, довольный провалом старой власти.

– Ничё-ничё, – говорил он Семёну и Мише в это же время. – Сейчас из стабильного только смена. Постоянная смена власти. Это как говно смывают в унитазе. Что-то сразу уходит. Что-то задерживается. Но самые прожжённые черкаши всегда зацепятся и останутся. Так что сидим и не высовываемся, ребята. Наше время ещё придёт.

– Так мы черкаши? – тут же уточнил Семён, что был помоложе. – Или те, кого смыли?

– Бери выше! – тут же поправил Миша, который был постарше. – Мы можем и за ёршик сойти.

– Вот-вот! – тут же поддержал его Хрущ и снова посмотрел на стол, за которым пировали Мэр с Длинным.

Очевидно же, что такое погоняло дадут. Чисто вопреки, как и положено на зоне.

Шмыга и Старый в это же время осуждали с Валетом свои дела.

– Я одного не пойму, – признался Антон Сергеевич бывшим сотрудникам, как бывший директор УК «Светлый Путь». – Я натырил… ну дай бог… семь миллионов за год.

– Ну и я ещё на три. Но за квартал, – кивнул Тимофей Вольфыч и на Егора посмотрел. – Валетов вот ещё тысяч на триста наворовал на складе на меди. Да, Егор?

– Но это не точно! – уточнил Валет, сожалея лишь о том, что прятал деньги в старой машине, а не дома. Но как жене весточку передать, чтобы не прознали? Переписка вся под контролем, а в иносказательной форме не поймёт. Только и остаётся родным, что посылки ему слать. Придётся дождаться, пока свидания разрешат, тогда и порадует известием.

А пока пусть его старая колымага во дворе стоит. Никому она во век не сдалась. Даже голуби побрезгуют присесть.

– Так откуда они тогда недостачу на сорок миллионов нашли? – подытожил своим размышления Шмыга. – Где в управляйке такие ценные ресурсы зарыты были? Почему я не обнаружил? Почему Тимофей Вольфыч не дознался?

Старый лишь головой покачал:

– Не знаю, Антон Сергеевич. Похоже, с мэрии на нас часть долгов повесили. Там кому-то тоже кушать лобстеров хочется, – и он с ненавистью посмотрел на Мэра. – Такие лица в один присест не наесть. Тут практика нужна. И упорство.

Алагаморов в это же время перелистывал «Мастера и Маргариту» у зарешечённого окна и тихо бубнил подопечным своё:

– Вот что, Блоб и Джоб. На шутки улыбаемся. Но оскорблений не терпим. Мы не терпилы, но сильно и не высовываемся. За средний класс пока отыграем эту партию. А там всех при случае разменяем. Поняли меня?

– Да, босс, – ответил беззубый помощник. – Будем бить точно и своевременно!

– Это понятно, Старейшина, – добавил зубастый. – Как там интересно Глори и Холли на женской зоне прописались? Тоже в средний класс вошли? Или элитой стали?

– Всё у них хорошо, – буркнул Алагаморов.

За Шантыку и Сибгатулину Старейшина переживал меньше всего.

– Так может и мы этим в кружку нассым? – с ненавистью взглянул на Мэра Блоб. – Он же обещал нам в прошлом году новые очистные сооружения в городе построить. А вместо этого на день города какой-то наркоман усталый приехал и всех мыльной пеной обдали. Наверное, чтобы лишний раз помылись.

Алагаморов лишь поморщился и снова перелестнул страницу.

– Не мелочись, Блоб. Удар должен быть один. Но сразу в челюсть. Понял? Тут нет никого, кто бы выбрал вариант «вилкой в глаз». Вот и мы жалеть никого не будем.

Сообщник и подопечный кивнул. И пока Старейшина вынашивал новый план мести, считая голубей над зоной, дверь камеры неожиданно для всех снова распахнулась.

Конвоир завёл новенького, щёлкнули браслеты.

– Руслан Иванов, – хмуро представился бритый под ноль мужик с чёрным провалом вместо глаз. Именно так на миг всем показалось в довольно тёмной камере Алагаморову. Но когда новенький добавил всего одно слово, тут же снова тишина повисла. – Киллер я.

Теперь уже одиннадцать человек ощутили, как холодок по спине пробежал, переглядываясь друг с другом и стараясь припомнить чья очередь занимать туалет. Всё-таки воровать это одно. В худшем случае бы в старом мире руку отрубили. Но мокруха – это уже совсем другой уровень. Там человечка сразу целиком на тот свет переправляют, не размениваясь на отдельные детали.

Меньше всего представители старой и новой власти в этот момент ожидали, что со своей скатки вдруг подскочит Шмыга и как заорёт на всю «хату»:

– Руся-я-я! Бра-а-ат!

Антон тут же подбежал к новоприбывшему и начал его обнимать.

Киллер Иванов отстранился немного, но в ответ только оскалился:

– А, и ты тут? Ну здарова… братец.

Интонация была такова, что все на миг подумали, что сейчас Шмыга отлетит к столу от профессионального удара в челюсть, но его лишь обняли и похлопали по спине в ответ.

Зато со стола от пинка в бочину вдруг отлетел… Мэр!

– Ну что, пожопился на полный комплект⁈ Мозгов нет даже дерьмо посолить! – крикнул киллер и стулом добавил своё несогласие с политикой бывшего мэра, которого теперь точно ни один человек в камере Императором не назовёт.

Подхватив его уже на полу, он тут же добавил вполголоса:

– Я тебе говорил, что килограмма на всё не хватит! Пять килограмм взрывчатки нужно было до верного. Мы бы там всю инициативную группу и оставили. Прямо по трассе! А они неплохо и на трёх колёсах добрались. Караваном!

Маливанский, уже угостившись печенькой и кружкой чая следом за колбасой, как в замедленной съёмке наблюдал за тем, как представитель новой власти на его глазах был свергнут и отлетел к окну, а затем начал летать по всей комнате при очевидных физических воздействиях извне. И совсем не полтергейст был тому виной.

Лицо всё держащего в своих руках добряка ещё с минуту назад вдруг сменилось недоумевающим видом со щенячьими глазами.

– Руся, ну ты чего? Обиделся, что ли? Вы бы там порядок у себя в гильдии навели. Кто вообще придумал многоразовых киллеров? Вы должны быть как толчковка. По классике. Использовал и всё. Нету. Как ежегодная отчётность о достижениях.

Если ту же же минуту назад Гриня был готов угостить Мэра последним блином на масленице, то сейчас не подал бы ему и рубля на предвыборную компанию.

– Ах ты пропидорка лысая! – подскочил Длинный и тут же принялся пинать Мэра ногами, так как руками пинать было не принято. – Зажопил денег на дело? Да за тебя порядочный пацан в лапы ментам попал! А ты тут сидишь, жрёшь! То есть лежишь, дожёвываешь.

Тут Гриня на радостях от исполнения роли замахнулся металлической кружкой, забывая, что в ней чай.

Сам чай при этом полетел на Хруща, окатив его сладким душем у нар. Чего бывший «авторитет» уже не смог стерпеть.

Подскочив, он повёл своих воинов в бой добивать свергнутых:

– Совсем страх потеряли? Мочи беспредельщиков, мужики!

Семён с Мишей тут же бросились на Маливанского и Мэра. Но Длинный тут же забежал за спину киллеру, заорав:

– Петухи бунтуют! Все зафаршмачимся, если чё!

Руслану ничего не оставалось делать, как заступиться за своего неожиданного союзника и принять выпад на себя, ловко свалив от хука с правой по Семёну.

Всё-таки безумству храбрых – венки шли со скидкой.

Но картина была бы не полной, если не отметить тот факт, что с криком:

– Наших бьют! – Шмыга ринулся с книжкой на Хруща, который остался в глубоком тылу.

Старый пройдоха хотел отсидеться, утираясь от чая полотенцем. Да не вышло. Напали со спины. А следом подключились Старый и Валет.

Глядя на это революционное дело в отдельно взятой камере, Алагаморов не смог остаться в стороне.

– На власть покушаются! – пылко прошептал он своим подопечным. – Валите реформаторов! Здесь мы – либеральные силы! Все остальные – анархия!

Трое новых бойцов вступили в драку немедленно.

– Либералы – пидоры! – крикнул Гриня и укусил Мишу за ногу. – Даёшь монархию!

Пожилой охранник тут же запрыгал на другой ноге и рухнул за скамейку. От чего край скамейки треснул Мэра по руке.

Боль придала сил. Тот пнул перед собой, угодил по левой булке Блобу. В падении сектант так ухватился за край майки Маливанского, что сорвал большую часть ткани.

– Смотрите!!! – крикнул пронзительно Хрущ.

Все резко замерли, так как каждый вдруг заметил татуировку на груди Грини. От плеча до плеча и от горла до пупа там изображалась вишенка, которую активно сношал гномик.

Глядя на эту картину, свалка прекратилась сама собой. До того натуральное и смешное изображение передавал живот, что битва прекратилась ещё до того, как в камеру ворвалась охрана.

Оказавшись звездой часа, Маливанский тут же начал подыгрывать и двигать животом. От чего гномик снова принялся за дело. А Длинный напел:

В гости к Вишенке зайду

Там я Вишню натяну.

Будет муж её грустить.

А мы чай… не будем пить!

Глядя на то, как пупок карлика двигается, и гномик двигает своей выпирающей пипиркой перед на всё готовой вишенкой в позе, Антон Сергеевич вдруг отпустил Хруща и поднялся.

Он не смеялся как все прочие. Только воскликнул в озарении:

– Альбертовна!

– Что? – не понял Тимофей Вольфыч, который рядом взял в захват на полу Блоба, пока ему самому пытался засунуть в задницу ногу Алагаморов, не снимая обуви.

– Нина Альбертовна тогда кассой рулила, когда главбух уволилась, а новый бухгалтер только входила в курс дела, – выдал всю правдку-матку бывший директор. – Так эта старая нас всех и поимела!

– И сколько она увела? – спросил Старейшина, прекратив использовать обувь не по назначению.

– Так миллионов сорок и увела, – прикинул Антон Сергеевич.

– Сорок лямов? – тут же перестал драть вишенку Длинный и подошёл поближе к Шмыге. – Так давай этой бабке напишем! Нам же нужны дотации на прокорм. А я за такие деньги хоть женюсь на ней. Тут-то один хрен без супружеского долга обойдусь, а там потом пригодится. Когда выйду.

– Ага, на худой конец грев пришлёт, – вдруг поддержал его Джоб.

Идея показалась и остальным сокамерникам интересной. Все за стол присели, принялись обсуждать детали.

Только свергнутый народным гневом Мэр, поднимаясь и отряхиваясь, пробубнил:

– Да что эти сорок миллионов? Я в казино однажды проиграл больше… правда, моё казино было. Слава богу, на тёщу записано. Дай ей бог здоровья, – он тут же перекрестился, как и положено верующему вору в такой ситуации…

Когда Оглобля в следующий раз заглянул в камеру, все двенадцать арестантов сидели за столом, распивали чай и в полголоса долго о чём-то спорили, как будто двенадцать апостолов обсуждали Главного. Как водится, карлик Маливанский больше всех отыгрывал за Иуду.

Глава 2

Восьмое Марта: предпосылки без ссылки

Жизнь надо принимать такой, какой есть. А женщин такими, какими притворятся. Но больше всего на всём белом свете Боря хотел построить свой собственный дом. Возможно даже, с подведённым газом. Ведь то, что на западе – принято и положено, на востоке страны – большая редкость. Даже если на этом самом газу сверху стоять, над самыми его глубинными залежами. Или по трубам ходить, которые к соседу протянуты.

Но раз политическая воля теперь не против, но рано или поздно – подведут. Не даром же этой газификацией всю страну пугать начали. И кое-что даже делать. Но как это часто бывает, не для всех и не всё сразу. Одним нужнее, другие потерпят.

«Оно и понятно, провести газовую сетку на тысячи километров требует времени и упорства, а китайцам и европейцам было нужнее, чем нам», – пробурчал внутренний голос: «Мы же поэтому им и электричество заодно продаём? Подешевле или со скидкой, как водится. Им нужнее дома строить и производство поднимать».

Глобальный о политике старался не думать. И стратегически вглубь не заглядывал. Для этого специально-обученные люди имеются. Но тактически прикинуть на день-другой наперёд мог. Хотя бы сидя в салоне своего внедорожника.

Размотав рулон с планом коттеджа на коленях, русский сантехник со щемящей душу тоской смотрел на план комнат и прочих строений на участке, вроде бани и дополнительного гаража. Вроде до всего было рукой подать, а теперь – как мираж в пустыни. Иди к нему хоть до стёртых пяток, а всё равно не достанешь.

– Двухэтажный, – сказал Глобальный тихо, но так грустно, что даже голубь, бродящий возле автомобиля с пониманием кивнул, потом снова кивнул.

Потом опять, будто повторяя «да, братан, жизнь тяжела, но что поделать? Хотел одно, но обстоятельства диктуют другое».

Боря погладил план дома, мазнул взглядам по пачке бумаг с полученным разрешением на строительство на спаренном участке и невольно сжал кулаки. Хотелось треснуть по торпеде или рулю, но только подушки заправил в автомастерской. А когда в лицо прилетает воздушный мешок – хорошего мало.

Из всех приятных новостей лишь то, что отец успел передать право собственности на второй участок. А вот тактически, стратегически и в принципе выходило, что впереди одна чёрная бездна, которая готова пожрать его, не жуя. А каким потом будет выход – известно.

«А может в лес махнём и телефон отключим?» – тут же предложил внутренний голос: «Фамилию сменим. В тайге она не нужна, как и ИНН. Или вообще в Израиль на ПМЖ рванём. Женишься на какой-нибудь Кире. Или даже Зине, если очень понадобится. И всё, Лариса Борисовна там тебя не достанет».

– А батя тут как останется? – невольно ответил ему вслух Боря. – В рабстве?

«А что батя? Откажись от его долгов! И живи как человек. Прав Лапоть. Всё же просто: вот дом, живу я в нём. Строй блок за блоком неторопливо, наслаждайся жизнью. А дальше хоть трава не расти», – твердил ему внутренний голос: «Мы же даже с Шацем все финансовые вопросы уладили. График платёжек составили способный. время выбили на разбег по жизни. Вот и беги, сохраняя дыхалку. Как марафонец, а не спринтер. Зачем жилы рвать?»

– Батя же! – возмутился Боря.

«Ну батя, и что? Как так получилось, что Пётр Иванович Глобальный в одиночку мгновенно всю малину обосрал сыну на всю жизнь вперёд? А ты что, супергерой? Как ты вообще собрался все его долги выплачивать? Да у всей семьи столько органов на трансплантологию не наберётся, как он задолжал!»

Ответа Глобальный, который вдруг мог стать в семье единственным представителем фамилии, не знал. Но батя всегда был способным малым. И как человек всегда удивлял даже его. То в адюльтер уйдёт при жене и ребёнке, то на север подастся, но без развода, (чтобы было к кому вернуться), то сына с гаражом наедине бросит, а потом просит понять и простить, как будто сам все эти годы рядом был и помогал в трудную минуту.

А когда скучно ему, то вдруг посчитает себя настолько крутым электриком, что на столб полезет, используя вместо перчаток надувных силиконовых кукол. Да не учтёт, что те немного залежались на складе, а потом ещё и задубели на морозе, пропитавшись влагой.

«Вот и трахнуло от всей души родителя так, что в сугроб полетел падающей звездой!» – напомнил внутренний голос пылко.

Боря поморщился. Сам хорош. В больницу вести сразу надо было и на обследование оставлять. Ну а если медицина была против обследования и не желала выделять свободной кровати койко-места, то надо было попутно смежное заболевание придумать. Вроде перелома. От перелома ещё ни один травмпункт не отнекивался.

«Ну или камень в почках. Или на сердце пожаловаться», – снова добавил внутренний голос: «Но, Боря, ты же взрослый человек. И сам понимать должен, что если человек не оправдал твоих ожиданий, то это твоя вина. Ведь это были твои ожидания».

Вот и выходило, что батя-то виноват. Но и сам виноват. А ещё не все так просто. И при том, что батя бедокурил, один ребёнок в его семье всё же был не родной. Но что было до брака Боре не рассказывали.

«В каждой семье есть свои скелеты в шкафу. Да и сердцу не прикажешь. Наташка же! Новокурова… рыжая!» – добивал доводами внутренний голос так, что понять батю можно.

В конце концов, он хотел всё исправить. Потому и подался снова на заработки, а мог бы на пенсию.

Боря достал из барсетки бумажник, провёл пальцам по крупным купюрам. Пятьдесят пять тысяч. Плюс-минус. На бензин и провиант на месяц.

В тот самый месяц, когда долги не жали и всё в жизни получалось, этого даже много было. Можно было откладывать.

«А в этот месяц, когда долгами как хуями депутата со всех сторон обложили, теперь острый дефицит», – подчеркнул внутренний голос: «Так что всё, Боря. Кончились райские дни. Снова переходим на однослойную бумагу с двуслойной. И девяносто второй бензин вместе девяносто пятого. А вместо дома и газификации можешь у куста посидеть в лесу и там газы выпустить. Пока бесплатно. Но долги батины – отдай!»

– Блядство! – буркнул Боря, убрал бумажник и снова уставился вдаль в поисках решения.

Должен же быть выход? Конечно, должен! В этот нет никаких сомнений, как в том, что лучшее украшение женщины – это скромность и… прозрачное платье.

А едва представив Ларису Борисовну в прозрачном, чёрном платье, Боря без всяких сомнений набрал номер основного кредитора. А затем на эмоциях брякнул, едва взяли трубку:

– Лариса, с Восьмым Марта тебя… Выходи за меня! Чего стесняться-то? Праздник, всё-таки. А ты мне сегодня снилась.

– И что я там делала? – прозвучал закономерный вопрос.

– Всё ты там правильно делала! – на всякий случай ответил сантехник, так как есть правильные ответы, а есть верные.

– Боря, что это с тобой? Это только в купе поезда ты можешь переспать с первой встречной, а в жизни всё насколько сложнее. Условия соблюдать надо, – и он словно разглядел улыбку за тысячи километров. Но улыбку прожжённой жизнью женщины, которая видела откуда ноги растут. – Ты, конечно, парень не промах. И быка за рога можешь взять. И горящую избу… потушить можешь. Всё-таки шланг такой, что слон завидует. Но давай сразу обговорим детали. Стать моим мужем это ещё не значит, что я тебе долги отца спишу. Кому-то по итогу всё равно придётся дебет с кредитом свести. Учитывая этот фактор, ты всё ещё готов звать меня под венец? Учитывай, что только вчера семь раз замуж звали. А сегодня день только начинается. И смею заметить, мне нужен только Володя.

– Слушай, Ларис. Тут звонок на второй линии, я тебе перезвоню, – тут же добавил Глобальный и отключил связь.

Затем сантехник скис, как простокваша.

Не получилось!

Выхода не было. И он снова уставился вдаль. А там весь город в рекламных растяжках. Но никто почему-то не рисовал на билбордах социальных плакатов в стиле «прощёлкал клювом батя или кто-нибудь близкий по жизни? Лохонулись сами и пытаетесь начать всё с нуля, до которого ещё всплывать и всплывать? Выход есть! Акция „второй шанс“ от самого богатого ресурсами государства на планете! С вас только паспорт и обещание „я больше не буду“. А мы поможем. Ну хотя бы шутки ради, как семейным гастербайтерам». Вместо этого лишь плакат «даю в кредит», недорого. И женщина улыбается. С бровями нарисованными.

«Видимо старые брови за кредит уже отдала», – хмыкнул внутренний голос и поддал кислинки: «Но какова чертовка. Жила себе с бровями, горя не знала. А тут бах – новые захотела, старыми сразу пожертвовала, и теперь без бровей, с долгом, но довольная-я-я. Обновилась! А всё почему? Да потому что женщинам важно – стремление. Стремление к тому самому обновлению. Но ты не такой. Ты и со старыми бровями неплохо проживёшь. Главное бороду не начинай отращивать. А то всё, новая стадия начнётся».