Текст книги "Жизнь и смерть (ЛП)"

Автор книги: Стефани Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Наступило долгое молчание, и я слышал, как прерывисто она дышит.

– Почему бы тебе не вернуться к рассказу о Вольтури? – посоветовал Арчи. – Постарайся при этом сдерживать эмоции.

– Ты прав, – шепотом повторила Эдит. – Готов узнать историю нового мира, Бо?

Она говорила всю ночь напролет, пока не взошло солнце и я не смог снова увидеть ее лицо. Рассказывала мне истории, которые казались мрачными сказками. Я начинал догадываться, насколько велик этот мир, но понимал, что еще не скоро окончательно постигну его масштабы.

Эдит поведала мне о тех, кого я увидел на той картине рядом с Карин – о Вольтури. О том, как еще в Микенскую эпоху они, объединив усилия, начали тысячелетнюю кампанию по установлению мира и порядка среди вампиров. О том, как вначале их было шестеро. Как предательство и убийство сократили их число наполовину. Некто по имени Аро убил собственную сестру, жену лучшего друга. Этого друга звали Маркус – именно он на картине стоял рядом с Карин. Единственной свидетельницей убийства была жена Аро, Сульпиция – та, что с густыми и длинными темными волосами. Она сдала его Маркусу и его солдатам. Было непонятно, как поступить: Аро обладал мощным даром, похожим на тот, которым владеет Эдит, но, по ее словам,более сильным, и Вольтури сомневались, что смогут выполнить свою задачу без него. Но Сульпиция отыскала одну девочку – Меле, ту, что Эдит назвала служанкой и воришкой, – у которой был собственный талант. Она умела поглощать дар других вампиров. Сама она не могла воспользоваться этим украденным даром, но способна была отдать его кому-то другому, прикоснувшись к нему. Сульпиция велела Меле забрать способности Аро, после чего Маркус казнил его. Завладев даром своего мужа, Сульпиция обнаружила, что в заговоре был замешан и третий мужчина в их группе. Его тоже казнили, а его жена, Афинодора, присоединилась к Сульпиции и Маркусу, чтобы руководить их воинами. Они изгнали вампиров, терроризировавших Европу, а потом тех, которые поработили Египет. Получив власть, Сульпиция, Маркус и Афинодора установили правила, которые сохраняли вампирский мир в тайне и безопасности.

Я слушал, насколько было возможно. Это не отвлекало от боли – от нее не было спасения. Но лучше было думать об услышанном, чем об этом огне.

Эдит сказала, что именно Вольтури выдумали все эти истории насчет крестов, святой воды и зеркал. На протяжении столетий они превращали все сообщения о вампирах в вымысел. И теперь продолжали поддерживать этот миф. Вампирам полагалось оставаться в тени… в противном случае применялись дисциплинарные меры.

Следовательно, мне нельзя будет отправиться в дом моего отца и позволить ему увидеть глаза, которые, по словам Эдит, станут яркими. Нельзя поехать во Флориду и обнять маму, известить ее о том, что я не умер. Даже позвонить ей и объяснить непонятное сообщение, которое оставил на ее автоответчике. Если что-нибудь попадет в новости, если распространятся слухи о чем-то сверхъестественном, воины Вольтури могут начать расследование.

Я должен был исчезнуть тихо.

Огонь мучил меня сильнее, чем услышанное. Но я понимал, что так будет не всегда. Скоро это станет самым болезненным.

Эдит быстро перешла к другой теме – рассказала мне об их друзьях в Канаде, которые живут так же, как Каллены. Самая близкая им семья – три светловолосых русских брата и двое испанских вампиров. Эдит упомянула о том, что и в этом клане есть обладатели особых способностей: дар Кирилла имеет отношение к электричеству, а Елена при встрече с любым вампиром способна распознать его талант.

Эдит рассказывала и о других друзьях, живущих по всему миру. В Ирландии, и в Бразилии, и в Египте. Так много имён. В конце концов Арчи снова вмешался и настоял на том, чтобы она в первую очередь сообщила мне самые важные сведения.

И она сказала, что я никогда не состарюсь. Навсегда останусь семнадцатилетним, как и она. Мир вокруг меня будет меняться, а я буду помнить всё, не забывая ни об одной секунде.

Она рассказала, как живут Каллены – переезжая из одной облачной местности в другую. Энист восстанавливает для них дом. Арчи с поразительной выгодой пускает в оборот их капиталы. Они подбирают историю, объясняющую их родство друг с другом, а Джесамина придумывает новые имена и всякий раз создает для каждого официально подтвержденное прошлое. Используя эти документы, Карин устраивается на работу в больнице или возвращается в университет, чтобы сменить специализацию. Если выбранное место проживания выглядит перспективным, молодые Каллены прикидываются еще более юными, чтобы можно было оставаться там подольше.

Когда мой период новорожденности истечет, я смогу вернуться в школу. Но откладывать обучение не придется. Впереди у меня много времени, и я запомню всё, что прочитаю или услышу.

Я никогда больше не буду спать.

Пища станет для меня отвратительной. Я никогда больше не буду испытывать голода, только жажду.

Я никогда не заболею. Никогда не почувствую усталости.

Я сумею бегать быстрее гоночного автомобиля. Стану сильнее любого живого существа на планете.

Мне не нужно будет дышать.

Я стану более зорким.

Смогу услышать даже самый тихий звук.

Завтра или послезавтра мое сердце остановится и никогда не забьется снова.

Я стану вампиром.

Одно хорошо в горении – оно позволяет воспринимать всё это несколько отстраненно. Обдумывать то, что говорит мне Эдит, без эмоций. Я понимаю, что позже они появятся.

Наше путешествие закончилось, когда снова стало смеркаться. Эдит отнесла меня в дом, словно ребенка, и сидела со мной в большой комнате. Теперь, на светлом фоне, а не в темном салоне автомобиля, я видел ее лицо гораздо отчетливее, хотя, по-моему, дело было не только в освещении.

Разглядев в ее глазах собственное отражение, я удивился, что мое лицо, хоть и искажено страданием, но всё-таки похоже на лицо, а не на брикет древесного угля. То есть, возможно, я не превратился в кучку пепла, как мне казалось.

Чтобы убить время, Эдит рассказывала мне истории, а остальные по очереди ей помогали. Карин села на пол рядом со мной и поведала самую удивительную историю о семье Джулс – что ее прабабка действительно была оборотнем. Всё, над чем Джулс насмехалась, оказалось чистой правдой. Карин рассказала мне, что обещала больше никогда не кусать людей. Это являлось частью договора между ними – того самого, из-за которого Калленам был навсегда закрыт путь на запад, к океану.

Кроме того, Джесамина всё-таки открыла мне свое прошлое. Наверное, решила, что теперь я готов. Слушая ее, я порадовался тому, что огонь почти полностью подавлял мои эмоции. Она тоже потеряла семью, когда человек, создавший Джесамину, похитил ее без предупреждения. Она рассказала мне об армии, в которой состояла, о существовании, полном расправ и смертей, о том, как вырвалась на волю. И о том дне, когда Арчи позволил ей найти его.

Энист рассказал мне, как его жизнь закончилась еще до того, как он убил себя, о своей неуравновешенной жене-алкоголичке, о дочери, которую он любил больше собственной души. Рассказал о той ночи, когда его жена в пьяном безумии спрыгнула со скалы с его маленькой дочкой на руках, и о том, как он смог только последовать за ними. О том, как после боли увидел рядом с собой прекраснейшую женщину в униформе медсестры и узнал в ней ту, кого он уже встречал при более радостных обстоятельствах, когда был молодым парнем. Медсестру, которая совершенно не постарела.

Элинор рассказала мне о том, как на нее напал медведь, после чего она увидела ангела, который отнес ее не на небеса, а к Карин. О том, как вначале думала, что ее отправили в ад – и признавала это справедливым, – и как потом всё-таки попала в рай.

Именно она призналась мне, что рыжеволосый вампир удрал. Он так и не появился больше возле Чарли после того раза, когда обыскал наш дом. Вернувшись вместе со всеми в Форкс, Элинор, Роял и Джесамина шли по его следу, пока это было возможно – он исчез в море Селиша, и они так и не сумели обнаружить, где рыжий снова вышел на сушу. Судя по всему, он уплыл через Тихий океан на другой континент. Должно быть, догадался о поражении Джосс и понял, что разумнее будет исчезнуть.

Даже Роял принял участие. Он поведал мне о своей бездуховной жизни, поглощенной тщеславием и амбициями. О единственной дочери могущественного человека – характер его могущества Роял не совсем понимал – и о том, как Роял планировал жениться на ней и стать наследником этой династии. О том, как красавица, желая угодить своему отцу, притворялась, что любит Рояла, а потом со смехом наблюдала, когда ее любовник из конкурирующей преступной организации приказал избить его до смерти. Роял рассказал и о том, как утолил свою жажду мести. В отличие от остальных, он не выбирал слова: сказал, что потерял семью и что эту потерю не способны возместить никакие обретенные им преимущества.

Эдит прошептала имя Элинор, и Роял, зарычав, ушел.

Кажется, именно пока меня отвлекали разговорами Роял или Элинор, Арчи посмотрел видео, снятое Джосс в балетной студии. Когда Роял ушел, Арчи занял его место. Вначале я не совсем понимал, о чем они говорят, потому что вслух говорила только Эдит, но в конце концов сообразил. Используя свой лэптоп, Арчи старался свести к минимуму число возможных мест, где его могли держать во время человеческой жизни. Я был рад, что, целиком сосредоточившись на своем прошлом, он, похоже, не упоминал больше ни о чем насчет этой записи. Чтобы остановить его, если он попытается сказать что-нибудь о том, что еще было заснято, я пробовал вспомнить, как пользоваться голосом. И надеялся, что Арчи достаточно умен, чтобы уничтожить видео, прежде чем у Эдит появится возможность его посмотреть.

Эти рассказы помогали думать о другом, готовиться, пока пламя обжигало меня, но я мог лишь частично сосредоточиться на них. Мой разум словно классифицировал огонь, воспринимая его всё новыми способами. Я поразительно отчетливо ощущал каждый дюйм своей кожи, каждый ее миллиметр. Похоже, я чувствовал, как горела каждая отдельно взятая клеточка моего тела. Различал особенности боли в стенках легких и подошвах ступней, в глазных яблоках и вдоль позвоночника. Все виды мучений четко разделялись

Я слышал свое сердцебиение – оно казалось слишком громким. Словно сердце было подключено к усилителю. Слышал и многое другое. В основном голос Эдит, но иногда говорили и остальные, правда, я не мог их видеть. Один раз я услышал музыку, но не понял, откуда она доносилась.

Мне казалось, что я лежу на этом диване, с головой на коленях Эдит, уже несколько лет. Свет был постоянно включен, поэтому я не знал, ночь за окнами или день. Но глаза Эдит оставались золотистыми, поэтому я догадывался, что пламя опять искажает для меня ход времени.

Я настолько остро ощущал каждое нервное окончание в своем теле, что сразу же заметил, когда что-то изменилось.

Это началось с пальцев ног. Я больше не чувствовал их. Словно огонь наконец-то победил и начал лишать меня кусочков плоти. Эдит говорила, что я меняюсь, а не умираю, но в этот момент страха я подумал, что она ошиблась. Может, все эти превращения в вампира не для меня. А все это горение – в моем случае просто медленный способ умереть. И самый мучительный.

Эдит почувствовала, что я снова слетаю с катушек, и начала напевать что-то мне на ухо. Я пытался увидеть положительные стороны. Если это убивает меня, то, по крайней мере, скоро все будет кончено. И если конец близок, то я хотя бы проведу остаток жизни в объятиях Эдит.

А потом я осознал, что мои ноги еще не лишились пальцев, только они больше не горят. Вообще-то, огонь уже отступал и от подошв ступней. Меня радовало, что я понял смысл происходящего, так как следующими стали кончики пальцев рук. Можно было больше не паниковать – вероятно, даже появилась причина надеяться. Огонь уходил.

Только казалось, что он не просто уходил – он… перемещался. Всё пламя, отступавшее от конечностей, похоже, стягивалось к центру тела, разгораясь там жарче прежнего.

Не верилось, что может быть еще жарче.

Мое сердцебиение, и без того очень громкое, начало учащаться. Ядро огня как будто сконцентрировалось именно там, в груди. Оно всасывало пламя от кистей и лодыжек, освобождая их от боли, но усиливая мучительный жар в сердце.

– Карин, – позвала Эдит.

Карин вошла в комнату, и поразительно было то, что я услышал ее. Эдит и ее семья всегда двигались бесшумно. Но теперь мне удавалось, вслушавшись, различить даже тихий звук, который получался от соприкосновения губ Карин, когда она говорила.

– О, это почти закончилось.

Хотелось бы почувствовать облегчение, однако нарастающая боль в груди не позволяла ощутить что-то еще. Я пристально смотрел снизу вверх на лицо Эдит. Она была прекраснее, чем когда-либо, потому что теперь я мог видеть ее лучше, чем прежде. Но я не способен был по-настоящему оценить ее красоту. Было слишком больно.

– Эдит? – задыхаясь, выдавил я.

– С тобой всё в порядке, Бо. Это заканчивается. Прости, я все понимаю. Я помню.

Огонь новой вспышкой жара взорвался в моем сердце, оттягивая пламя от локтей и коленей. Я подумал о том, как Эдит проходила через такие же страдания, и это позволило мне взглянуть на свою боль под другим углом. Эдит ведь тогда даже не знала Карин. Не понимала, что происходит. Ее не держал постоянно в объятиях тот, кого она любила.

Боль ушла уже почти отовсюду, кроме груди. Единственным исключением оставалось горло, но там было жжение другого рода – более сухое… саднящее.

Я услышал еще чьи-то шаги и был вполне уверен, что улавливаю разницу между ними. Решительные, уверенные принадлежали Элинор, в этом можно было не сомневаться. Арчи ступал быстрее, ритмичнее. Энист шел немного медленнее, словно в задумчивости. Джесамина остановилась у входа. А позади нее я, кажется, расслышал дыхание Рояла.

И тут…

– Ааах!

Мое сердце словно сорвалось с места и теперь билось, словно лопасти винта вертолета, стук сливался практически в непрерывный звук на одной ноте. Казалось, что сердце вырвется наружу, раздробив ребра. Огонь все жарче разгорался в центре моей груди, вбирая в себя всё пламя из остального тела, чтобы поддерживать небывало мучительное жжение. Этого хватило, чтобы ошеломить меня. Я выгнулся, как будто огонь, охватив сердце, тянул меня за него вверх.

Во мне происходило что-то вроде войны – стремительно несущееся сердце против бушующего пламени. И обе стороны проигрывали.

Огонь плотно сжался и, сконцентрировавшись в небольшой, размером с кулак, шар боли, испустил последнюю, невыносимо раскаленную волну. На эту волну сердце ответило низким отрывистым звуком, похожим на удар по какому-то полому предмету. Оно дважды запнулось, потом глухо стукнуло всего один раз.

И все стихло. Не слышно было даже дыхания. В том числе и моего.

Секунду-другую я мог воспринимать только отсутствие боли. Приглушенное сухое жжение в глотке нетрудно было игнорировать, потому что всё остальное тело чувствовало себя потрясающе. Освобождение от боли принесло невероятную эйфорию.

Я изумленно смотрел на Эдит снизу вверх. Казалось, с моих глаз сорвали повязку, которую я носил всю жизнь. Какое зрелище.

– Бо? – позвала она. Теперь, имея возможность по-настоящему сосредоточиться на красоте ее голоса, я понял, как небывало прекрасно он звучит. – Ты сбит с толку, я знаю. Постепенно привыкнешь.

Можно ли привыкнуть слышать такой голос? Видеть лицо, подобное этому?

– Эдит, – сказал я, и звук собственного голоса поразил меня. Неужели это произнес я? Не похоже. Да и вообще прозвучало как-то… не по-человечески.

Встревоженный, я потянулся к ее щеке. В то же мгновение, как у меня появилось желание прикоснуться к Эдит, моя ладонь уже нежно обхватила ее лицо. Не было никаких промежуточных стадий – я словно не поднимал руку, не следил за ее движением к цели. Ладонь просто оказалась там.

– Хм.

Эдит подалась навстречу моему касанию и, накрыв мою руку своей, придержала возле своего лица. Странно: такой знакомый жест – я всегда любил, когда Эдит делала так, и видел в этом подтверждение того, что ей нравятся эти мои прикосновения, что они для нее что-то значат. А ощущение совершенно другое. Ее лицо больше не было холодным. Как и ее ладонь, лежащая на моей руке. Теперь мы стали одинаковыми.

Я уставился в глаза Эдит, потом присмотрелся к отражению в них.

– Ахх… – тихо вырвалось у меня, и я почувствовал, что мое тело застыло от удивления. Странно… это казалось естественным – превратиться в статую из-за потрясения.

– Что случилось, Бо? – явно обеспокоенная, Эдит наклонилась ко мне, но из-за этого отражение лишь приблизилось.

– Глаза? – выдохнул я.

Она вздохнула и, сморщив нос, пообещала:

– Это пройдет. Я шесть месяцев всякий раз пугалась, увидев себя в зеркале.

– Шесть месяцев, – пробормотал я. – А потом они станут золотистыми, как у тебя?

Она отвела взгляд и посмотрела поверх спинки дивана на кого-то, кто стоял позади нас, там, где я не мог его видеть. Мне хотелось сесть и оглядеться, но было немного боязно двигаться. Собственное тело ощущалось очень необычно.

– Это будет зависеть от твоего питания, Бо, – спокойно ответила Карин. – Если ты предпочтешь охотиться как мы, твои глаза в конце концов приобретут этот цвет. Если нет – будут такими же, как у Лорен.

Я решил всё-таки попытаться сесть.

И, как и до этого, подумать означало сделать. Вроде и не пошевелившись, я уже сидел. Эдит держала меня за руку, которую я убрал с ее лица.

Позади дивана собрались все – и теперь наблюдали за мной. Мои догадки на сто процентов подтвердились: ближе всех была Карин, за ней Элинор, Арчи и Энист. В дверях, ведущих в соседнюю комнату, стояла Джесамина, а Роял следил за происходящим через ее плечо.

Я посмотрел на их лица и снова пережил потрясение. Если бы в моем мозгу не стало настолько… просторнее, чем раньше, я забыл бы, что собирался сказать. Но теперь довольно быстро собрался с мыслями.

– Нет, я хочу охотиться как вы, – заверил я Карин. – Это будет правильно.

Карин улыбнулась. Испытывай я потребность в воздухе, у меня перехватило бы дыхание.

– Если бы это было так легко. Но выбор достойный. Мы поможем тебе всем, что в наших силах.

Эдит тронула меня за руку:

– Сейчас нам следует сходить на охоту, Бо. Это ослабит боль в твоем горле.

Когда она упомянула о горле, сухое жжение в нем внезапно вышло для меня на первый план. Я сглотнул. Но…

– Охота? – услышал я свой новый голос. – Я… э… ну, я никогда еще не охотился. Даже обычным образом, с ружьем, поэтому сомневаюсь, что у меня получится… то есть я понятия не имею, как…

Элинор чуть слышно хохотнула.

Эдит улыбнулась:

– Я покажу тебе. Это очень просто, очень естественно. Разве ты не хотел посмотреть, как я охочусь?

– Только мы вдвоем? – решил удостовериться я.

Пару мгновений она выглядела озадаченной, а потом ее лицо разгладилось:

– Разумеется. Как ты захочешь. Пошли, Бо.

Она уже была на ногах, по-прежнему держа меня за руку. Потом я тоже встал, и двигаться было настолько просто, что я задался вопросом, почему мне было так страшно попробовать. Это тело моментально выполняло любое мое желание.

Эдит метнулась к задней стене большой комнаты – стеклянной стене, которая сейчас, ночью, могла служить зеркалом. Я увидел отражение двух проносящихся мимо бледных фигур и остановился. Странно было то, что, когда не ожидавшая этого Эдит, продолжая движение, потянула меня за руку, я остался на месте. Больше того, держал руку Эдит так крепко, что остановил её, причем без малейших усилий.

Но это заметила только часть моего мозга. В основном я смотрел на отражение в стекле.

Я уже видел свое лицо в глазах Эдит, искаженное их сферической формой, причем лишь центр, края не помещались. И как следует разглядел только свои глаза – яркие, почти светящиеся красным. Этого хватило, чтобы отвлечь мое внимание от всего остального. Теперь я видел свое лицо целиком… и шею… и руки.

Если бы кто-нибудь вырезал очертания моей человеческой ипостаси, новая версия по-прежнему уместилась бы в этом пространстве. Но, хотя объем не изменился, все углы стали другими. Жестче, определённее. Будто кто-то изваял меня изо льда, не загладив края.

Мои глаза – из-за цвета их трудно было рассмотреть, но разрез тоже казался иным. Очень неясно, словно вспоминая то, что видел лишь сквозь мутную воду, я восстанавливал в памяти прежнее выражение своих глаз. Нерешительное. Как будто я никогда не знал точно, кто я такой. Позже, после встречи с Эдит – и снова трудно было разглядеть что-то в памяти, а усиленные старания причиняли дискомфорт, – вот тогда взгляд у меня внезапно стал более твердым.

Теперь же твердость сменилась непреклонностью. Доведись мне встретить такого себя в темном переулке, сам испугался бы.

Что, вероятно, имело смысл. Теперь люди должны меня бояться.

На мне по-прежнему были окровавленные джинсы, но рубашка сменилась какой-то незнакомой, бледно-голубой. Я не помнил, как это произошло, но понимал: ни вампир, ни смертный не захотели бы проводить время с существом, залитым рвотой.

– Ничего себе, – сказал я. И встретился взглядом с отражением Эдит.

Это тоже было необычно. Потому что зазеркальный Бо выглядел рядом с Эдит… правильно. Словно был на месте. Не как раньше, когда люди могли лишь предполагать, что она меня жалеет.

– Многое теперь иначе, – отозвалась она.

Я глубоко вдохнул и кивнул:

– Ладно.

Эдит снова потянула меня за руку, и я последовал за ней. Не прошло и четверти секунды, как мы, воспользовавшись стеклянной дверью под лестницей, оказались на задней лужайке.

Не было ни луны, ни звезд – их скрывала слишком плотная облачность. За пределами прямоугольника света, падающего через прозрачную стену, нас должен был встретить непроглядный мрак, но ничего подобного не произошло. Я видел всё.

– Ничего себе, – сказал я снова. – Как круто!

Эдит посмотрела на меня так, словно моя реакция ее удивила. Неужели она забыла, каково это – впервые увидеть мир глазами вампира? Кажется, она говорила, что я больше ничего не буду забывать.

– Нам придется подальше углубиться в лес, – предупредила она меня. – Просто на всякий случай.

Я вспомнил главное из того, что она рассказывала мне об охоте:

– Правильно. Чтобы вокруг не было людей. Понял.

На лице Эдит снова промелькнуло то же удивленное выражение.

– Следуй за мной, – сказала она.

И кинулась бежать по лужайке так быстро, что наверняка стала бы невидимой для моих прежних глаз. Потом, на кромке берега, она взмыла в воздух и, описав высокую дугу, перелетела реку и приземлилась среди деревьев на другой стороне.

– Серьезно? – крикнул я ей вслед.

И услышал ее смех:

– Уверяю тебя, это легко.

Отлично.

Я вздохнул и побежал.

Я никогда не был хорошим бегуном. Кое-как справлялся на ровной дороге, если не отвлекался и постоянно следил за ногами. Ладно, честно говоря, даже при этом я мог запутаться в собственных ногах и упасть.

Теперь всё было совершенно по-другому. Я летел – летел по лужайке, перемещаясь быстрее, чем когда-либо, но ставить ноги точно на нужные места было проще простого. Я чувствовал все мышцы, почти видел их взаимодействие, заставлял их выполнять именно то, что мне необходимо. Добежав до берега, я даже не приостановился. Оттолкнулся от того же камня, который использовала Эдит, после чего почувствовал, что действительно лечу. Река незаметно осталась позади, а я еще рассекал воздух. Пролетев мимо того места, где приземлилась Эдит, я свалился в лес.

С внезапным страхом я осознал, что даже не задумывался о приземлении, но тут оказалось, что моя рука, похоже, знает, как ухватиться за толстую ветку, а тело само изогнулось так, чтобы ступни встретились с землей почти беззвучно.

– Ну и ну! – выдохнул я, не веря в то, что только что испытал.

Я услышал, как через лес бежит Эдит, и ее походка была уже знакома мне, как собственное дыхание. Можно было не сомневаться, что я отличу ее шаги от любых других.

– Мы должны это повторить! – сказал я, едва завидев ее.

Она остановилась в нескольких футах от меня, и на лице ее появилось то самое выражение разочарования, которое было мне так хорошо известно.

Я засмеялся:

– Что ты хочешь знать? Я скажу тебе, о чем думаю.

Она нахмурилась:

– Не понимаю. Ты… в очень хорошем настроении.

– О. Это неправильно?

– Разве ты не чувствуешь невероятной жажды?

Я сглотнул, преодолевая жжение. Оно было неприятным, но не настолько ужасным, как только что закончившийся пожар во всем теле. Боль от жажды была постоянной, и она словно усиливалась, когда я сосредоточивался на ней, но уж очень много всего отвлекало мое внимание.

– Да, когда я о ней думаю.

Эдит расправила плечи:

– Если ты хочешь вначале сделать это, тоже согласна.

Я поглядел на нее, понимая, что явно что-то упускаю:

– «Сделать это»? Что именно?

Секунду-другую Эдит пристально смотрела на меня, во взгляде читалось сомнение. Внезапно она вскинула руки вверх:

– Знаешь, я и правда думала, что, когда твой разум станет больше походить на мой, я смогу слышать твои мысли. Наверное, этого никогда не произойдет.

– Извини.

Она рассмеялась, но в смехе ее слышалась какая-то грустная нотка:

– Ладно тебе, Бо.

– Можешь хотя бы дать подсказку, чтобы я понимал, о чем идет речь?

– Ты хотел побыть со мной наедине, – проговорила она так, словно это было объяснением.

– Э… да.

– Чтобы что-то сказать мне? – она снова встала прямо, напрягшись так, словно ожидала чего-то плохого.

– О… Ну да, наверное, мне много чего нужно сказать. Собственно, одну важную вещь, но я не думал об этом, – видя, насколько Эдит расстроена, чем бы ни было вызвано это недоразумение, я был абсолютно честным. – Мне надо было пойти с тобой вдвоем, потому что… ну, я не хотел грубить, но еще и не испытывал ни малейшего желания заниматься всеми этими охотничьими штуками на глазах у Элинор, – признался я. – Я же понимал, что с большой вероятностью в чем-нибудь облажаюсь, и, хотя пока не так хорошо знаю Элинор, но у меня такое чувство, что она нашла бы это очень забавным.

Глаза Эдит округлились:

– Ты боялся, что Элинор начнет над тобой смеяться? И всё, правда?

– Правда. Твоя очередь, Эдит. Что ты предполагала?

Она помедлила.

– Я подумала, что ты ведешь себя как джентльмен. И предпочитаешь орать на меня наедине, а не при всей моей семье.

Я снова застыл. И задумался, будет ли это происходить каждый раз, когда я удивляюсь. На то, чтобы «отмереть», мне понадобилась целая секунда.

– Орать на тебя? – повторил я. – Эдит… ох! Ты имеешь в виду то, о чем говорила в машине, да? Прошу прощения за это, я…

– Просишь прощения? И за что же, ради всего святого, ты извиняешься на сей раз, Бо Свон?

Она выглядела рассерженной. Рассерженной и очень красивой. Не в силах догадаться, почему она так взвинчена, я пожал плечами:

– Хотел сказать тебе еще тогда, но не мог. То есть не мог даже как следует собраться с мыслями…

– Разумеется, ты не мог собраться с мыслями…

– Эдит! – одним неуловимо быстрым движением я пересек разделяющее нас пространство и положил руки ей на плечи. – Ты никогда не узнаешь, о чем я думаю, если продолжишь перебивать меня.

Гнев на лице Эдит погас, словно она сознательно успокоила себя. Потом она кивнула.

– Хорошо, – сказал я. – В машине… я хотел сказать тебе, что ты не должна просить прощения, и ужасно чувствовал себя из-за того, что ты была такой печальной. Ты не виновата…

Она начала было что-то говорить, поэтому я приложил палец к ее губам.

– И это не так уж плохо, – продолжил я. – Я… ну, голова еще идет кругом, и я понимаю, что нужно обдумать миллион вещей, и мне грустно, конечно, но и хорошо, Эдит. Мне всегда хорошо, когда я с тобой.

Она долго смотрела на меня. Потом медленно подняла руку, чтобы убрать мой палец со своего рта. Я не останавливал ее.

– Ты не зол на меня за то, что я с тобой сделала? – тихо спросила она.

– Эдит, ты спасла мне жизнь! Снова. Из-за чего я должен злиться? Из-за способа, которым ты это сделала? А что еще можно было бы предпринять?

Она выдохнула, словно снова почти рассердилась.

– Как ты можешь?.. Бо, ты должен понимать, что это я виновата во всём. И я не спасла твою жизнь, я отняла ее у тебя. Чарли… Рене…

Я снова приложил палец к ее рту и глубоко вдохнул.

– Да. Это тяжело и будет тяжело еще долго. Возможно, всегда, верно? Но почему я должен винить тебя? Это ведь Джосс… ну, убила меня. А ты вернула меня к жизни.

Она оттолкнула мою руку:

– Если бы я не втянула тебя в свой мир…

Я засмеялся, а она поглядела на меня так, словно я сошел с ума.

– Эдит… если бы ты не втянула меня в свой мир, Чарли и Рене лишились бы меня на три месяца раньше.

Она хмуро уставилась на меня, явно не принимая никаких доводов.

– Помнишь, что я сказал, когда ты спасла мою жизнь в Порт-Анджелесе? Во второй раз или даже в третий. – Сам-то я почти не помнил. Хотя слова легче восстанавливались в памяти, чем образы, и я знал, что выразился тогда примерно так. – Что ты мешаешь судьбе, поскольку я обречен? Ну… а если уж мне суждено было умереть, Эдит… то разве это не самый потрясающий способ?

Целую минуту она молча смотрела на меня, а потом покачала головой:

– Бо, это ты потрясающий.

– Наверное, теперь да.

– И всегда был.

Я ничего не ответил, но мое лицо выдало меня. Или Эдит просто была такой проницательной. Она так хорошо изучила мою мимику, столько времени изо всех сил стараясь понять меня, что немедленно уловила недоговоренность.

– В чем дело, Бо?

– Просто… Джосс сказала кое-что, – я поморщился. Хотя старые воспоминания трудно было сделать отчетливыми, события в танцевальной студии были самыми недавними, самыми яркими.

Эдит стиснула зубы.

– Джосс много чего наговорила, – прошипела она.

– О… – внезапно мне захотелось ударить по чему-нибудь. Но я совершенно не желал ради этого отпускать Эдит. – Ты видела запись.

Ее лицо стало абсолютно белым. Яростным и страдальческим одновременно:

– Да, видела.

– Когда? Я не слышал…

– Наушники.

– Мне жаль, что ты…

Она покачала головой:

– Я должна была. Но забудь об этом сейчас. О каком из ее лживых утверждений ты думаешь? – процедила она сквозь зубы.

Мне понадобилась целая минута.

– Ты не хотела, чтобы я стал вампиром.

– Нет, совершенно не хотела.

– Значит, в этом она не солгала. И ты была так расстроена… Знаю, тебя мучает совесть из-за Чарли и моей мамы, но, наверное, меня больше тревожит то, что это частично из-за того… ну, ты ведь не рассчитывала, что я буду находиться рядом с тобой очень уж долго, не планировала этого… – Ее рот открылся так быстро, что я прикрыл его ладонью. – Потому что, если это так, не беспокойся. Раз ты хочешь, чтобы я через какое-то время ушел, я могу. Ты объяснишь мне, что делать, чтобы из-за меня ни у кого из нас не было неприятностей. Я не ожидаю, что ты будешь терпеть меня вечно. Это не твой выбор, как и не мой. Я хочу, чтобы ты знала, что я это понимаю.