Текст книги "Жизнь и смерть (ЛП)"
Автор книги: Стефани Майер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)
Когда прозвенел звонок, бледная худая девушка с проблемной кожей и черными как смоль волосами наклонилась через проход, чтобы поговорить со мной.
– Ты ведь Бофор Свон, не так ли? – она излучала бесконечную доброжелательность, в лучших традициях «ботаников».
– Бо, – поправил я. Все в радиусе трех парт повернулись ко мне.
– Какой у тебя следующий урок? – спросила она.
Я заглянул в свою сумку.
– Эм… Политология с Джефферсон в шестом корпусе.
Никуда нельзя было посмотреть, чтобы не встретиться с любопытными взглядами.
– Я иду в четвертый корпус, могу показать тебе дорогу. – Определенно, слишком услужливая. – Я Эрика, – добавила она.
– Спасибо, – я выдавил из себя улыбку.
Мы надели куртки и вышли под дождь, который только усилился. Несколько человек, как мне показалось, держались слишком близко, как будто хотели услышать, о чем мы будем говорить. Надеюсь, у меня не прогрессирующая паранойя.
– Что, не очень похоже на Финикс, да? – спросила Эрика.
– Да уж.
– Дождей там не так много?
– Три или четыре в год.
– Ничего себе. И каково это? – поинтересовалась она.
– Солнечно, – ответил я.
– Ты не выглядишь загорелым.
– Моя мама – альбинос.
Девушка неуверенно посмотрела на мое лицо, и я подавил стон. Видимо, дождь и чувство юмора несовместимы. Несколько месяцев – и я разучусь использовать сарказм.
Мы обогнули кафетерий и подошли к южным корпусам возле спортзала. Эрика проводила меня до самого входа, хотя табличка на стене была отчетливо видна.
– Что ж, удачи, – пожелала Эрика, когда я взялся за ручку двери. – Может, у нас еще будут совместные предметы, – с надеждой в голосе сказала она.
Я улыбнулся ей – хотелось бы думать, что не слишком обнадеживающе, – и вошел в здание.
Остаток утра продолжался примерно в том же духе. Учительница тригонометрии, миз Варнер, которую я невзлюбил бы в любом случае, просто за ее предмет, единственная из преподавателей заставила меня встать перед классом и рассказать о себе. Я густо покраснел и постоянно запинался, а когда шел к своему месту, споткнулся о собственный сапог.
К третьему уроку я начал узнавать некоторые лица. Всегда находились ребята посмелее, которые подходили знакомиться и интересовались, нравится ли мне Форкс. Я старался быть вежливым, но в основном просто лгал им. По крайней мере, карта мне так и не понадобилась.
На каждом уроке учителя начинали называть меня Бофором, и, хотя я сразу же поправлял их, это действовало угнетающе. Мне понадобились годы, чтобы примириться с этим именем, за которое следует сказать огромное спасибо дедушке. Он умер за несколько месяцев до моего появления на свет, и мама, чувствуя себя обязанной почтить его память, назвала меня в его честь. Дома, в Финиксе, никто уже и не помнил, что Бо – это только уменьшительное имя. А теперь приходится начинать все заново.
С одним парнем я сидел на тригонометрии и испанском, а потом мы вместе пошли на ланч. Мой новый знакомый был невысоким, едва мне по плечо, но копна кудрей скрадывала столь большую разницу в росте. Его имени я не запомнил, поэтому лишь улыбался и кивал, не собираясь поддерживать разговор, в то время как он без остановки болтал об учителях и уроках.
Мы сели за столик к его друзьям, и парень познакомил нас – не могу пожаловаться на здешние манеры. Я забыл имена, как только он их назвал. Похоже, эти ребята считали классным, что новенький сидит с ними. Девушка с английского, Эрика, помахала мне с другого конца кафетерия, и мои соседи по столу засмеялись. Уже стал мишенью для шуток. Наверное, это мой новый рекорд. Однако пока смех был явно беззлобным.
Именно тогда, во время ланча, пытаясь поддерживать разговор с семью любознательными незнакомцами, я впервые увидел их.
Они сидели в самом дальнем углу кафетерия, не разговаривали и не ели, хотя перед каждым стояло по подносу с едой. Их было пятеро. Они не разглядывали меня, в отличие от большинства других учеников, так что я мог как следует рассмотреть их, не опасаясь быть пойманным за этим занятием. Однако мое внимание привлекло вовсе не отсутствие интереса с их стороны.
Уж очень отличались они от остальных. Из трех девушек, как я заметил, одна была очень высокой, примерно с меня ростом – ее ноги казались бесконечными. Судя по ее виду, она могла быть капитаном волейбольной команды; не хотел бы я очутиться на пути у мяча, когда она атакует. Ее темные кудрявые волосы небрежно собраны в хвост.
Вторая девушка – с медово-белокурыми волосами до плеч – была не такой высокой, как брюнетка, но все-таки наверняка выше многих ребят за моим столом. В ней чувствовалось какое-то напряжение, нервозность. Странно, но почему-то при виде этой блондинки мне вспомнилась одна киноактриса, уложившая с помощью мачете дюжину парней в боевике, который я смотрел пару недель назад. Я тогда еще, помнится, не поверил, будто женщина способна сразиться с таким количеством противников и победить. Но сейчас решил, что, возможно, принял бы всё за чистую монету, если бы героиню сыграла вот эта девушка.
Последняя из трех была более миниатюрной, ее рыжевато-каштановые волосы отличались редким бронзовым оттенком. Она выглядела моложе первых двух, которых легко было принять за студенток колледжа.
Двое парней казались полной противоположностью друг другу. Один был, наверное, даже выше меня, не меньше шести футов пяти дюймов (Прим. пер.: примерно 195 см), и очень подходил на роль спортивной звезды школы. И короля балов. И парня, у которого всегда найдутся бабки на любое оборудование для тренажерного зала. Его прямые золотистые волосы были закручены в пучок на затылке, но в этом не было ничего женственного, почему-то такая прическа только добавляла ему мужественности. Он явно был слишком крут для этой школы – и для любой другой, какую я только мог себе представить.
Второй парень, пониже ростом, сухощавый и гибкий, был так коротко подстрижен, что его темные волосы топорщились ежиком.
Такие разные, все они тем не менее очень походили друг на друга. Прежде всего своей меловой бледностью, выделяясь даже на фоне остальных школьников, живущих в этом лишенном солнца городе. Превосходя в этом и меня, «альбиноса». Кроме того, несмотря на разный цвет волос, у всех них были очень темные глаза – на таком расстоянии они казались мне черными. А под глазами у каждого из этой пятерки залегли глубокие тени с фиолетовым оттенком, напоминающие синяки. Возможно, все они зубрили уроки ночами напролет. Или залечивали сломанные носы. Правда, носы у них были безупречными, как и прочие черты лица.
Но не это притягивало мой взгляд, не позволяя отвернуться.
Я уставился на них потому, что эти девушки и парни, такие разные и такие похожие, были безумно, нечеловечески прекрасны. Все пятеро. Таких лиц никогда не увидишь у обычных людей – только на отретушированных фото в журналах или на рекламных щитах. Или в музее, среди ангельских ликов на полотнах старых мастеров. Не верилось, что можно встретить нечто подобное и в реальной жизни.
Я решил, что красивее всех та девушка, что пониже, с волосами бронзового цвета, хотя не удивился бы, если бы женская половина школы проголосовала за блондина, похожего на кинозвезду. Хотя это было бы неправильно. Я имею в виду, что все они великолепны, но эта девушка не просто прекрасна. Она абсолютно идеальна. И ее совершенство волновало и тревожило. От него становилось не по себе.
Они не смотрели ни друг на друга, ни на остальных школьников, ни на что-нибудь конкретное, насколько я мог заметить. Мне сразу вспомнились модели, с отточенным артистизмом позирующие для рекламных снимков – на их лицах я видел такую же утонченную скуку. Пока я наблюдал, поджарый парень с «ежиком» встал, прихватив свой поднос – так и не открытая газировка, нетронутое яблоко – и удалился легкой грациозной походкой, более уместной на подиуме. Я следил за ним, задаваясь вопросом, не появилась ли в городе какая-нибудь танцевальная труппа, а он отправил содержимое своего подноса в контейнер для мусора и выскользнул в дальнюю дверь, казалось, быстрее, чем это возможно. Мой взгляд тут же снова метнулся к остальным, которые сидели в прежних позах.
– Кто это? – спросил я парня, с которым вместе был на испанском и чье имя уже забыл.
Когда он поднял голову, чтобы увидеть, кого я имею в виду – хотя, вероятно, мог бы догадаться по моему тону, – девушка внезапно поглядела на нас. Та самая, идеальная. Миндалевидные глаза с чуть приподнятыми уголками, густые ресницы…
Она сразу же отвернулась – быстрее, чем это удалось мне, несмотря на то, что я поспешно отвел взгляд, как только она посмотрела в нашу сторону. Я почувствовал, как мое лицо покрывается красными пятнами. Насколько можно было заметить за это короткое мгновение, она не проявила ни малейшего интереса… словно он позвал ее по имени, а она машинально подняла глаза, уже принимая решение не отвечать.
Мой сосед, неловко хохотнув, снова уставился в стол, как и я. И чуть слышно пробормотал в ответ:
– Это Каллены и Хейлы. Эдит и Элинор Каллены, Джесамина и Роял Хэйл. А того, который ушел, зовут Арчи Каллен. Они живут у доктора Каллен и ее мужа.
Я покосился на идеальную девушку, которая теперь смотрела на свой поднос и ломала на кусочки бублик изящными бледными пальцами. Ее полные губы были слегка приоткрыты, а рот совершал быстрые едва заметные движения. Остальные трое не смотрели на нее, но мне все-таки показалось, что она что-то тихо им говорит.
Странные имена. Старомодные. Подобные именам наших дедушек и бабушек – и моему. Может, это местный обычай? Так принято называть детей в маленьком городе? Но тут я наконец вспомнил, что моего соседа зовут Джереми. Совершенно обычное имя. Когда я жил дома, на занятия по истории вместе со мной ходили целых два Джереми.
– Они все очень… симпатичные.
Какое преуменьшение.
– Да! – согласился Джереми, еще раз хохотнув. – Правда, все они по парам: Роял и Элинор, Арчи и Джесамина. Ну, встречаются, знаешь ли. И живут вместе. – Он усмехнулся и с намеком покачал бровями.
Не знаю почему, но его ответ вызвал у меня желание защитить их. Наверное, просто потому, что это прозвучало так осуждающе. Но что я мог сказать? Я ведь ничего о них не знаю.
– Кто из них Каллены? – спросил я, желая сменить тон, но отнюдь не тему. – Они не похожи на родственников… ну, то есть…
– О, они и правда не родственники. Доктор Каллен слишком молода для таких детей. Ей слегка за тридцать. Все они приемные. Хейлы – светловолосые – действительно брат и сестра, даже, насколько я знаю, близнецы, а остальные просто усыновлены одной семьей.
– Они выглядят слишком взрослыми для усыновления.
– Сейчас так и есть. Роялу и Джесамине по восемнадцать лет, но они живут у мистера Каллена с детства. Кажется, он их дядя.
– Вообще-то, это потрясающе – то, что они взяли на себя заботу обо всех этих детях, когда они были совсем маленькими.
– Наверное, – сказал Джереми, но это прозвучало так, будто он предпочел бы не говорить ничего положительного. Похоже, он почему-то недолюбливает доктора Каллен и ее мужа… А по взгляду, брошенному парнем в сторону тех, о ком мы говорили, я догадался, что здесь не обошлось без ревности. – Хотя, думаю, доктор Каллен просто не может иметь собственных детей, – добавил он, словно это каким-то образом принижало замечательный поступок этих людей.
На протяжении всего нашего разговора мне не удавалось отвести глаза от странного семейства больше чем на несколько секунд. Они же по-прежнему рассматривали стены и ничего не ели.
– Они всегда жили в Форксе? – спросил я. Как мог я не заметить их, бывая здесь во время летних каникул?
– Нет. Переехали сюда всего два года назад откуда-то с Аляски.
Меня охватила странная волна сожаления и облегчения. Сожаления – потому что, какими бы они ни были красивыми, но все же оставались чужаками, их не приняли. А облегчения – из-за того, что я здесь, оказывается, не единственный новичок и, судя по всему, далеко не самый интересный.
Когда я снова посмотрел на них, идеальная девушка, одна из Калленов, подняла голову и встретила мой взгляд на этот раз с явным любопытством. Я тут же отвернулся, подумав, что заметил в ее глазах какое-то неудовлетворенное ожидание.
– А как зовут ту девушку с рыжеватыми волосами? – поинтересовался я, попытавшись бросить небрежный взгляд в нужном направлении, словно просто осматриваю кафетерий. Она все еще внимательно глядела на меня, но не глазела, как все остальные сегодня… Лицо ее выражало разочарование, которого я не понял. И снова опустил глаза.
– Это Эдит. Хороша, бесспорно, но не трать зря время. Она ни с кем не встречается. Очевидно, никто из здешних парней ее не достоин, – кисло ответил Джереми, а потом пробурчал что-то себе под нос. Мне стало интересно, сколько раз она его отшила?
Я крепко сжал губы, чтобы спрятать улыбку. Потом снова взглянул на нее. Эдит. Она сидела отвернувшись, но, насколько я мог заметить, возможно, тоже улыбалась.
Еще через несколько минут эта четверка дружно встала из-за стола. Все они двигались исключительно грациозно – даже златовласый король балов. Странно было наблюдать, как они идут вместе. Эдит на меня больше не посмотрела.
Я просидел в кафетерии с Джереми и его друзьями дольше, чем если бы был здесь один. Не хотелось в первый же день опоздать на занятие. У одного из моих новых знакомых, вежливо напомнившего мне, что его зовут Аллен, следующим уроком тоже была биология. Мы вместе направились в нужную аудиторию и всю дорогу молчали – вероятно, он такой же застенчивый, как и я.
Войдя в класс, Аллен сел за отделанный черным пластиком лабораторный стол – точно такой же, как в моей школе. У него уже был сосед. Вообще-то, занятыми оказались все столы, кроме одного. Возле центрального прохода сидела Эдит Каллен, которую я узнал по необычному цвету волос, а рядом с ней было единственное свободное место.
Мое сердце забилось немного быстрее, чем обычно.
Идя по проходу к преподавательнице, чтобы представиться и дать ей на подпись мой листок, я наблюдал за девушкой, стараясь делать это скрытно. Когда я поравнялся с ее столом, она внезапно застыла на своем месте. Рывком повернув ко мне лицо, так быстро, что я удивился, она уставилась на меня чрезвычайно странным взглядом – он был не просто сердитым, а яростным, враждебным. Ошеломленный этим, я отвернулся, чувствуя, что снова краснею. При этом споткнулся о лежащую в проходе книгу и вынужден был ухватиться за край стола, чтобы не упасть. Сидевшая поблизости девушка захихикала.
Я не ошибся насчет глаз Эдит. Они были черными… угольно-черными.
Миссис Баннер подписала мой бланк и дала мне учебник, не болтая чепухи о знакомстве с классом и не упоминая моего полного имени. Я понял, что мы поладим. Разумеется, у нее не было выбора и она отправила меня на единственное свободное место в центре аудитории. Подходя, чтобы сесть рядом с Эдит, я не поднимал глаз, растерянный и неуклюжий, гадая, что такого мог сделать, чтобы заслужить непримиримый взгляд, каким она меня одарила.
Не глядя на нее, я положил учебник на стол и опустился на свое место, но видел краем глаза, как изменилась ее поза. Девушка отклонилась как можно дальше от меня, сидя на самом краешке стула и отвернувшись, как будто чувствовала отвратительный запах. Я незаметно принюхался. Моя рубашка пахла стиральным порошком. Неужели это так уж неприятно? Я отодвинул свой стул направо, увеличивая расстояние между собой и девушкой, и попытался внимательно слушать учительницу.
Темой лекции было строение клетки, которое я уже проходил. И все же тщательно записывал, стараясь смотреть только в тетрадь.
Не в состоянии удержаться, я время от времени поглядывал на странную девушку, сидящую рядом со мной. За все занятие она ни разу не изменила своей напряженной позы на краю стула, настолько далеко от меня, насколько позволял лабораторный стол и постоянно прятала большую часть лица за волосами. Ее сжатая в кулак рука лежала на левом бедре, под бледной кожей были отчетливо видны сухожилия. Кулак тоже ни разу не разжался. Рукава ее белой хенли были закатаны до локтей и открывали неожиданно рельефные мышцы предплечий. Я не мог не заметить, какая безупречная у нее кожа. Ни единой веснушки, ни одного шрама.
Мне показалось, что занятие тянется дольше, чем предыдущие. То ли из-за того, что был уже конец учебного дня, то ли из-за моего напряженного ожидания, когда разожмется ее стиснутый кулак. Этого так и не случилось: девушка продолжала сидеть совершенно неподвижно – казалось, она даже не дышала. Что с ней такое? Всегда ли она так себя ведет? Я уже засомневался в том, что Джереми за ланчем говорил о ней так из-за ее недоступности. Возможно, причиной была не только досада.
Это наверняка не имело отношения ко мне. Ведь она совсем меня не знает.
Перед окончанием миссис Баннер возвращала ученикам проверенные тесты. Она протянула мне листок, чтобы я передал его своей соседке. Я машинально посмотрел на результат – сто процентов… и, оказывается, ее имя пишется не так, как я предполагал, а с немой «е» в конце, как в старинных романах. И это показалось мне очень подходящим для нее.
Двигая по столу листок в сторону Эдит, я исподтишка посмотрел на нее, и тут же пожалел об этом. Миндалевидные черные глаза смотрели на меня с отвращением. Инстинктивно отпрянув от излучаемой ею ненависти, я внезапно вспомнил выражение «испепелить взглядом».
В этот самый момент громко прозвенел звонок, и Эдит Каллен тут же вскочила. Она двигалась как танцовщица, все линии ее совершенного стройного тела гармонировали друг с другом. Девушка оказалась за дверью прежде, чем кто-нибудь успел встать.
Я застыл, смотря ей вслед невидящим взглядом. Она вела себя так грубо. Медленно я начал приходить в себя, пытаясь игнорировать чувства замешательства и вины, захлестнувшие меня. Почему я должен ощущать себя виноватым? Я ничего такого не сделал. Да и как бы мне это удалось? Я с ней даже не знаком.
– Ты ведь Бофор Свон? – услышал я чей-то голос.
Я поднял глаза и увидел, что мне дружелюбно улыбается миловидная девушка с кукольным личиком и аккуратно выпрямленными длинными светлыми волосами. Ей определенно не казалось, что от меня плохо пахнет.
– Бо, – поправил я, улыбаясь в ответ.
– А я МакКейла.
– Привет, МакКейла.
– Помочь тебе найти следующую аудиторию?
– Вообще-то, я собирался в спортзал. Думаю, что не заблужусь.
– У меня сейчас тоже физкультура. – Казалось, ее это взволновало, хотя в такой маленькой школе подобные совпадения, наверное, не редкость.
Мы пошли на урок вместе. МакКейла оказалась болтушкой – говорила, по большей части, она, и меня это вполне устраивало. До десяти лет она жила в Калифорнии, поэтому понимала, как я скучаю по солнцу. Потом оказалось, что у нас с ней и английский в одно и то же время. Она была самым милым человеком из всех, кого я сегодня встретил.
Но когда мы входили в спортзал, МакКейла вдруг спросила:
– Ты что, ткнул Эдит Каллен карандашом? Я никогда не видела ее такой.
Я вздрогнул. Значит, не я один это заметил. И, похоже, обычно Эдит Каллен себя так не ведет. Я решил прикинуться дураком.
– Ты о девушке, с которой я сидел на биологии?
– Ага. Она выглядела так, словно ей больно, ну, или что-то в этом роде.
– Не знаю, – ответил я. – Мы с ней даже не разговаривали.
– Она странная, – вместо того чтобы уйти переодеваться, МакКейла задержалась возле меня. – Если бы я сидела с тобой, то не отказалась бы пообщаться.
Я улыбнулся ей и открыл дверь в мужскую раздевалку. Эта девушка была доброй, и я вроде бы ей понравился. Но этого было недостаточно, чтобы отвлечь меня от мыслей о странном предыдущем уроке.
Учительница физкультуры, тренер Клэпп, нашла мне спортивную форму, но не стала заставлять меня переодеваться для этого занятия. В моей прежней школе полагалось посещать уроки физподготовки только два года. Здесь же она была обязательным предметом на протяжении всех четырех лет старшей школы. Мой персональный ад.
Я смотрел, как одновременно проходили четыре волейбольных матча, и вспоминал о том, сколько травм получил (и нанес), играя в волейбол; к горлу подкатывала легкая тошнота.
Наконец прозвенел звонок. Я медленно побрел в учебную часть, чтобы сдать формуляр с подписями. Дождь прекратился, но ветер усилился и стал холоднее. Я застегнул куртку и сунул свободную руку в карман.
Войдя в теплый офис, я чуть не развернулся, чтобы выскочить обратно.
У стойки, прямо передо мной, стояла Эдит Каллен. Было невозможно не узнать ее спутанные бронзовые волосы. Казалось, она не услышала, что я вошел. Я прижался к стене и стал ждать, пока администратор освободится.
Она что-то доказывала ему тихим бархатным голосом. Я быстро уловил смысл спора. Эдит пыталась добиться, чтобы ей перенесли урок биологии на другое время – на любое другое время.
Нет, это не из-за меня. Есть, наверное, какая-то другая причина. Что-нибудь могло произойти еще до того, как я вошел в кабинет биологии. И то выражение лица Эдит было связано с иной проблемой. Невероятно, чтобы какой-то незнакомец ни с того ни с сего смог вызвать к себе такую жгучую и мгновенную неприязнь. А я вообще недостаточно интересен, чтобы заслужить настолько сильную реакцию.
Дверь вновь открылась, и в комнату ворвался внезапный порыв ветра, прошелестев бумагами на столе и взъерошив мне волосы. Вошедшая девушка шагнула к стойке, бросила записку в проволочную корзину и вышла. Но спина Эдит Каллен напряглась, она медленно развернулась и впилась в меня пронзительным, полным ненависти взглядом. Ее лицо было до нелепости совершенным, ни единого маленького недостатка, который мог бы сделать ее похожей на человека.
На мгновение меня охватил необъяснимый ужас, настолько сильный, что руки покрылись мурашками. Словно сейчас она достанет пистолет и выстрелит в меня. Этот взгляд длился всего секунду, но был холоднее самого ледяного ветра. Эдит снова повернулась к администратору.
– Уже не важно, – быстро сказала она мягким как шелк голосом. – Я вижу, что это невозможно. Спасибо огромное за помощь, – и, больше не глядя на меня, повернулась на каблуках и исчезла за дверью.
Я подошел к стойке на негнущихся ногах и в кои-то веки с абсолютно белым, а не красным лицом, и подал администратору подписанный формуляр.
– Ну как твой первый день, сынок? – спросил он.
– Отлично, – солгал я срывающимся голосом. Видно было, что я его не убедил.
Когда я подошел к своему пикапу, на парковке уже почти не оставалось машин. Мой грузовик показался мне убежищем, почти кусочком дома в этом мокром зеленом аду. Довольно долго я сидел и бездумно смотрел в лобовое стекло. Но затем мне стало холодно, захотелось включить обогреватель; я повернул ключ в замке зажигания, и мотор взревел.
Я поехал к дому Чарли, стараясь вообще ни о чем не думать.
Глава вторая
2. Открытая книга
Следующий день прошел лучше… и хуже.
Лучше, ведь еще не начался дождь, хотя собрались темные плотные облака. И проще, потому что теперь я знал, чего ожидать.
МакКейла села со мной на английском и проводила на следующий урок под гневным взглядом «ботанички» Эрики, что льстило. На меня пялились уже не так сильно, как вчера. За ланчем я сидел с большой компанией, в которой были МакКейла, Эрика, Джереми, Аллен и другие, чьи имена и лица я теперь запомнил. Мне стало казаться, что я уже не тону, а начинаю держаться на воде.
Хуже этот день был из-за усталости: ночью мне снова не спалось под шум дождя. И из-за того, что на уроке тригонометрии миз Варнер вызвала меня, хотя я даже не поднимал руку, – и, конечно же, я ответил неверно. На физкультуре мне пришлось играть в волейбол, и, не успев увернуться от мяча, я одним неудачным ударом попал в голову сразу двум товарищам по команде. А еще этот день был хуже потому, что Эдит Каллен вообще не появилась в школе.
Все утро я старался не думать о ланче, не желая вспоминать ее полные ненависти взгляды. Отчасти мне хотелось подойти к ней и спросить, в чем дело. Лежа без сна, я даже придумал речь. Впрочем, слишком хорошо себя зная, понимал, что никогда не наберусь смелости для такого поступка. Возможно, если бы она не была так аномально красива...
Но зайдя в кафетерий с Джереми и безуспешно пытаясь не озираться в поисках Эдит, я заметил всех четверых ее братьев и сестер на их прежнем месте, только ее с ними не было.
МакКейла перехватила нас и повела к своему столику. Похоже, Джереми понравилось ее внимание, и его друзья вскоре присоединились к нам. Я пытался влиться в разговор, но все еще чувствовал себя неуютно в ожидании Эдит, надеясь, что она просто проигнорирует меня, доказав, что я делаю из мухи слона.
Однако она не пришла, а я нервничал все сильнее.
До конца ланча она так и не появилась, и я отправился на биологию, чувствуя себя немного увереннее. Меня сопровождала МакКейла, которая, похоже, начинала вести себя странно собственнически. Перед дверью я на секунду заколебался, но, обнаружив, что Эдит Каллен в кабинете нет, со вздохом облегчения прошел на свое место. МакКейла следовала за мной, говоря о грядущей поездке на пляж. Она оставалась возле моего стола до самого звонка, а потом, грустно улыбнувшись, села рядом с парнем с брекетами и стрижкой под горшок.
Не хотелось бы показаться самонадеянным, но я был практически уверен, что понравился ей – непривычное ощущение. Дома девушки не особо интересовались мной. У меня возник вопрос: а хотел ли я нравиться ей? Да, она симпатичная и все такое, но ее внимание доставляло мне неудобство. Почему? Потому что это она выбрала меня, а не я ее? Глупая причина. Собственное эго совсем отбилось от рук – можно подумать, такое решение первым обязательно должен принимать именно я. И все же это не так абсурдно, как другая возможность, пришедшая на ум – надеюсь, на ситуацию не повлияло время, проведенное мной вчера за разглядыванием Эдит Каллен, но, боюсь, дело именно в этом. Глупее просто быть не могло. Если моя реакция основывалась на внешности, как у Эдит, то я обречен. Это фантазия, а не реальность.
«Хорошо, что Эдит здесь нет, весь стол в моем распоряжении», – снова и снова повторял я себе. Но мне так и не удалось избавиться от назойливого чувства, что это я стал причиной ее отсутствия. Просто нелепо и, опять же, эгоистично думать, будто я мог на кого-то так сильно повлиять. Такое невозможно.
Однако я не мог перестать беспокоиться об этом.
Когда уроки наконец-то закончились и с лица сошел неровный румянец, вызванный сегодняшним инцидентом на волейболе, я быстро переоделся в джинсы и свитер. Выскочив из раздевалки и, к своей радости обнаружив, что разминулся с МакКейлой, я поспешил к парковке, которая была заполнена разъезжающимися по домам школьниками. Забрался в пикап и принялся рыться в рюкзаке, чтобы убедиться, что взял с собой всё необходимое.
Не секрет, что Чарли не в состоянии приготовить что-нибудь сложнее яичницы с беконом. Вчера вечером я попросил на время моего проживания назначить меня постоянным дежурным по кухне. Чарли с радостью согласился. Быстрый осмотр показал, что еды в доме нет. Поэтому я составил список нужных продуктов, взял деньги из стоявшей в кухонном шкафчике банки с надписью «На еду», и теперь собирался по дороге домой заехать в супермаркет.
Я с грохотом запустил двигатель и, игнорируя поворачивающиеся в мою сторону головы, задним ходом подъехал туда, где очередь машин ожидала возможности покинуть парковку. Делая вид, что оглушительный рев исходит не от моей машины, я увидел двух Калленов и близнецов Хейл, которые направлялись к своему автомобилю. Им оказался блестящий новый «вольво». Конечно. До этого я не замечал, как они одеты – был слишком зачарован их лицами. Теперь же, когда я присмотрелся, стало очевидно, что прикид любого из них стоит больше, чем весь мой гардероб. Обладая такой привлекательностью, они могли бы ходить одетыми в мешки для мусора и основать тем самым новое модное направление. Кажется, иметь и такую внешность, и деньги – это уж чересчур. Хотя, насколько я замечал, в жизни всегда так и происходит. Правда, не похоже, что это добавило им здесь популярности.
Но в это просто не верилось. Видимо, они сами предпочли выбрать изоляцию: я не мог представить двери, которые не распахнулись бы перед их красотой.
Когда я проезжал мимо них, они, как и все остальные, обернулись на шум моего грузовика. Вот только они не такие, как все. Я увидел того большого блондинистого парня – Рояла, должно быть. Во всяком случае его рука лежала на бедре высокой девушки с темными вьющимися волосами, которая выглядела так, словно проводила в тренажерном зале столько же времени, сколько и он. Он, вероятно, выше меня на добрых два дюйма, но всего лишь на полдюйма выше нее. Хотя он определенно был в себе уверен, меня все еще удивляло то, насколько уютно он себя ощущал, делая это на виду. Не то, чтобы она не была горячей – она выглядела супер, мега-горячей, – но… недоступной. Даже Рок (прозвище Дуэйна Джонсона, известного в США и Канаде рестлера и киноактера – прим. пер.) не посмел бы приударить за ней, если вы понимаете, о чем я. Блондинка поймала мой взгляд, и то, как она прищурила при этом глаза, заставило меня отвернуться и ударить по газам. Скорости у пикапа не прибавилось, лишь мотор зарычал громче.
Магазин был не так далеко от школы, всего на несколько кварталов южнее, в стороне от шоссе. Было так здорово оказаться в супермаркете; я почувствовал себя в своей стихии. Дома я делал большую часть покупок, и сейчас мне было легко выполнять обычные обязанности. Внутри магазин был довольно большим, поэтому я даже не слышал стука дождя по крыше, который напомнил бы мне о том, где я нахожусь.
Дома я разобрал покупки, а затем переставил вещи в кухонных шкафах так, чтобы появилось хоть какое-то подобие порядка. Система Чарли была немного… хаотичной. Я надеялся, что он не станет возражать, поскольку, в отличие от меня, не столь одержим порядком на кухне. Покончив с реорганизацией, я начал готовить ужин.
Должно быть, у меня есть какое-то шестое чувство относительно мамы. Уже пристраивая залитые маринадом стейки в холодильник, я вдруг понял, что не сообщил ей, как прошел вчерашний день. Вероятно, она сходит с ума.
Я взбежал по лестнице, перепрыгивая по две ступеньки за раз, и врубил старый компьютер в моей комнате. Понадобилось около минуты, чтобы он включился, а затем мне пришлось ждать соединения. Только я вышел в сеть, в моем ящике высветились три сообщения от мамы. Первое из них было позавчерашнее, отправленное, когда я еще был в дороге.
«Бо, – читал я, – напиши мне, как только будешь на месте. Расскажи, как прошел полет. У вас там дождь? Я уже скучаю по тебе. Почти закончила укладывать вещи для Флориды, но не могу найти мою розовую блузку. Не знаешь, куда я могла ее положить? Фил передает привет. Мама».