Текст книги "Жизнь и смерть (ЛП)"

Автор книги: Стефани Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

– Тебе может понадобиться зачем-нибудь пойти туда сейчас? – спросил Арчи.

– Нет. Я не возвращался туда с тех пор, как мама уволилась – а это было, наверное, лет десять назад.

– Значит, эту студию невозможно связать с тобой? – напряженно уточнил Арчи.

Я покачал головой:

– Даже не знаю, прежний ли у нее владелец. Уверен, что это просто одна из множества танцевальных студий где-то в другом месте.

– А где была та, в которой преподавала твоя мать? – поинтересовалась Джессамина – гораздо более беспечным тоном, чем Арчи.

– Сразу за углом от нашего дома. Именно поэтому мама и пошла туда работать – чтобы я мог встречаться там с ней, когда возвращался домой из школы… – я замолчал, увидев, какими взглядами они обменялись.

– Так эта студия здесь, в Финиксе? – всё так же небрежно спросила Джесамина.

– Да, – прошептал я. – Угол Пятьдесят восьмой и Кактус-Роуд.

Мы все молча уставились на рисунок.

– Арчи, этот телефон надежен? – спросил я.

– Его номер просто приведет обратно в Вашингтон, – объяснил он.

– Значит, мне можно позвонить с него маме.

– Она ведь во Флориде, правильно? Там она в безопасности.

– Да… но скоро она приедет домой, а ей нельзя возвращаться в этот дом, пока… – мой голос задрожал. Я думал о Викторе, обыскивающем дом Чарли, школу, где были сведения обо мне.

– Какой у нее номер? – спросил Арчи, уже с телефоном в руке.

– У них нет постоянного номера, кроме домашнего. Мама должна регулярно проверять сообщения на автоответчике.

– Джесс? – Арчи обернулся к девушке.

Она немного подумала.

– Вряд ли это может повредить… только, разумеется, не надо говорить, где ты находишься.

Кивнув, я потянулся за трубкой. Набрал знакомый номер и дождался, когда после четырех гудков раздастся оживленный голос мамы, предлагающий оставить сообщение.

– Мам, – сказал я после сигнала. – Это я. Слушай, мне нужно, чтобы ты кое-что сделала. Это важно. Как только получишь сообщение, позвони мне на этот номер. – Арчи показал мне на номер, уже написанный под его рисунком. Я дважды отчетливо прочитал его вслух. – Пожалуйста, не езди никуда, пока не свяжешься со мной. Не волнуйся. Я в порядке, но мне нужно поговорить с тобой – сразу же, как бы поздно ты ни прослушала этот звонок, хорошо? Я люблю тебя, мам. Пока.

Я закрыл глаза и помолился о том, чтобы никакие непредвиденные изменения планов не привели ее домой раньше, чем она получит мое сообщение.

Потом мы снова начали ждать.

Я обдумывал возможность позвонить Чарли, но не знал точно, что ему сказать. Смотрел новости, на сей раз сосредоточенно, следя, нет ли каких-то репортажей о Флориде или о весенних сборах… о забастовках, ураганах или терактах – о чем угодно, что могло бы заставить маму и Фила раньше вернуться домой.

Казалось, что бессмертие дарует и бесконечное терпение. Ни Джесамина, ни Арчи, похоже, вообще не чувствовали необходимости что-нибудь делать. Арчи довольно долго рисовал смутные очертания темного помещения из своего видения – то, что смог разглядеть в тусклом свете телевизора. Но закончив с этим, он просто сидел, глядя на пустые стены. Джесамина тоже явно не испытывала никакой потребности метаться по номеру, или выглядывать за шторы, или пробить кулаком дыру в стене – в отличие от меня.

Я уснул на диване, так и не дождавшись телефонного звонка.

Глава двадцать первая

21. ЗВОНОК

Проснувшись, я понял, что еще слишком рано. Ночи и дни для меня словно постепенно менялись местами. Единственным источником света в комнате был телевизор с приглушенным звуком. Часы на экране показывали начало третьего ночи. Я услышал тихие голоса, говорящие слишком быстро, и решил, что это они меня разбудили. Минуту-другую я неподвижно лежал на диване, ожидая, пока придут в порядок слух и зрение.

Потом осознал странность того, что разговаривают достаточно громко, чтобы разбудить меня, и сел.

Арчи снова рисовал, склонившись к столу, а Джесамина стояла за ним, положив руку ему на спину.

Я встал и подошел к ним. Увлеченные тем, что делал Арчи, они даже не посмотрели в мою сторону.

Я пристроился с другой стороны, чтобы разглядеть рисунок.

– Он увидел кое-что еще, – тихо сказал я Джесамине.

– Что-то заставило ищейку вернуться в помещение с видеомагнитофоном, но теперь там светло, – ответила она.

Я смотрел, как Арчи рисует квадратную комнату с темными балками на низком потолке. Стены отделаны деревянными панелями – мрачноватыми, немодными. На полу неяркое узорчатое ковровое покрытие. В южной стене большое окно, а в западной – дверной проем, ведущий в гостиную. Сбоку от него большой камин, сложенный из коричневого камня и открывающийся в обе стороны. Если смотреть отсюда, в центре внимания оказывалась юго-западная часть комнаты, где на слишком маленькой деревянной тумбочке ютились телевизор и кассетный видеомагнитофон. Их огибал старый угловой диван, перед которым стоял круглый журнальный столик.

– Сюда телефон, – прошептал я, показывая нужное место.

Они оба уставились на меня.

– Это дом моей мамы.

Арчи уже стоял у противоположной стены с мобильником в руке и набирал номер. Я пристально смотрел на точное изображение знакомой с детства комнаты. Вопреки обыкновению, Джесамина плавно приблизилась ко мне. Она легко коснулась моего плеча, и физический контакт, похоже, усилил ее успокаивающее воздействие. Страх оставался притупленным, размытым.

Очертания рта Арчи потеряли четкость, он говорил слишком быстро… его речь казалась просто тихим гудением, которое невозможно было понять.

– Бо, – сказал он. Я посмотрел на него, не в состоянии ответить. – Бо, Эдит уже в пути. Они с Элинор и Карин отвезут тебя куда-нибудь, спрячут на время.

– Эдит прилетает?

– Да, первым же рейсом из Сиэтла. Мы встретим ее в аэропорту, и ты уедешь с ней.

– Но… моя мама! Ищейка приехала сюда за ней, Арчи! – несмотря на прикосновение Джесамины, я почувствовал в груди тяжелый ком страха.

– Мы с Джесс останемся до тех пор, пока она снова не будет в безопасности.

– Мы не можем победить, Арчи! Вы не в состоянии вечно защищать всех, кого я знаю. Разве ты не видишь, что делает ищейка? Она уже даже не выслеживает меня. Просто найдет кого-нибудь… причинит боль кому-то из тех, кого я люблю! Арчи, я не могу…

– Мы поймаем ее, Бо.

– А что если пострадаете вы, Арчи? Думаешь, меня это устроит? Думаешь, мне будет больно, только если под удар попадет кто-то из моей человеческой семьи?

Приподняв брови, Арчи взглянул на Джесамину. Меня окутал плотный туман изнеможения, веки опустились помимо моей воли. Я боролся с этим туманом, понимая, что происходит. Через силу заставил себя открыть глаза и отодвинулся от руки Джесамины.

– Не хочу спать, – резко сказал я.

И, захлопнув за собой дверь, ушел в спальню. Против ожиданий, Арчи не последовал за мной. Вероятно, предвидел, как я к этому отнесусь.

Почти четыре часа я сидел на полу, уставившись в стену, со сжатыми кулаками. Мысли кружились в бесконечных попытках найти какой-нибудь выход из этого кошмара. Я не видел никакой лазейки – только единственно возможный исход. Оставалось неясным лишь одно: сколько еще людей пострадает, прежде чем я до него доберусь.

У меня сохранилась последняя надежда – я знал, что скоро встречусь с Эдит. Возможно, если я смогу снова увидеть ее лицо, то сумею и найти решение. Когда мы вместе, всё проясняется.

Зазвонил телефон, и я вернулся в гостиную, немного смущенный своим поведением. Я надеялся, что никого не обидел. Что они понимают: я безмерно благодарен за то, чем они жертвуют для меня.

Арчи снова с огромной скоростью говорил что-то в трубку. Я огляделся, но Джесамины в комнате не оказалось. На часах было полшестого утра.

– Они только что сели в самолет, – сказал мне Арчи. – Приземлятся без четверти десять.

Осталось удержать себя в руках всего несколько часов, пока Эдит не окажется здесь.

– А где Джесамина?

– Пошла платить за номер.

– Вы здесь не останетесь?

– Нет, переедем поближе к дому твоей мамы.

Я почувствовал подступающую тошноту, но тут снова раздался звонок телефона. Арчи посмотрел на номер, а потом протянул трубку мне. Я выхватил ее у него из рук.

– Мама?

– Бо? Бо? – это был мамин голос – с теми знакомыми интонациями, которые в детстве я слышал тысячу раз, стоило мне опасно приблизиться к краю тротуара или исчезнуть у нее из виду в людном месте. В голосе звучала паника.

– Успокойся, мам, – сказал я самым умиротворяющим тоном, медленно отходя от Арчи обратно в спальню. Я не был уверен, что смогу убедительно врать у него на глазах. – Всё в порядке, хорошо? Просто дай мне минутку, и я обещаю объяснить тебе всё.

Я приостановился, удивленный тем, что она меня еще не перебила.

– Мам?

– Тщательно следи за тем, чтобы ничего не говорить без моего приказа, – голос, который я слышал теперь, был настолько же незнакомым мне, насколько и неожиданным. Он принадлежал женщине, но не моей маме. Весьма приятный, ничем не примечательный мягкий альт – из тех голосов, что можно услышать на заднем плане рекламы какого-нибудь роскошного авто. Она быстро продолжила: – Так вот, я не хочу причинять боль твоей матери, поэтому, пожалуйста, делай всё в точности как я скажу, и с ней всё будет в порядке. – Я слушал в немом ужасе, а ищейка с минуту молчала. – Очень хорошо, – похвалила она. – А теперь повторяй за мной и постарайся говорить естественно. Скажи, пожалуйста: «Нет, мама, оставайся там, где ты есть».

– Нет, мама, оставайся там, где ты есть, – мой голос едва ли был громче шепота.

– Вижу, это будет трудно, – ищейка говорила весело, по-прежнему дружелюбным и легким тоном. – Почему бы тебе не уйти в другую комнату, чтобы не испортить всё своим выражением лица? Твоей матери незачем страдать. А пока идешь, скажи: «Мам, пожалуйста, выслушай меня». Сейчас же.

– Мам, пожалуйста, выслушай меня, – умоляюще произнес я. И медленно вошёл в спальню, чувствуя спиной обеспокоенный взгляд Арчи. Я закрыл за собой дверь, пытаясь мыслить ясно сквозь ужас, который сковывал мозг.

– Ну, теперь ты один? Отвечай только «да» или «нет».

– Да.

– Но они наверняка всё еще слышат тебя.

– Да.

– Ну ладно. Тогда, – продолжил приятный голос, – скажи: «Мама, поверь мне».

– Мама, поверь мне.

– Получилось даже лучше, чем я рассчитывала. Я была готова к ожиданию, но твоя мать приехала раньше положенного срока. Так ведь легче, правда? Меньше неизвестности, меньше беспокойства для тебя.

Я ждал.

– А теперь я хочу, чтобы ты слушал очень внимательно. Мне понадобится, чтобы ты ушел от своих друзей – как по-твоему, ты сумеешь это сделать? Отвечай «да» или «нет».

– Нет.

– Жаль такое слышать. Я надеялась, что ты проявишь чуть больше изобретательности. Как ты считаешь, удастся тебе уйти от них, если от этого будет зависеть жизнь твоей матери? Отвечай «да» или «нет».

Должен же быть какой-то способ.

– Да, – выдавил я сквозь зубы.

– Очень хорошо, Бо. Вот что тебе придется сделать. Я хочу, чтобы ты пришел в дом своей матери. Рядом с телефоном найдешь номер. Позвони по нему, и я скажу тебе, куда двигаться дальше. – Я уже знал, куда пойду оттуда и где это закончится. Но собирался точно следовать ее инструкциям. – Сможешь? Отвечай «да» или «нет».

– Да.

– До полудня, пожалуйста, Бо. У меня в распоряжении не весь день.

– Где Фил? – прошипел я.

– Ах, Бо, будь внимательнее. Пожалуйста, жди, пока я не попрошу тебя говорить.

Я ждал.

– Важно, чтобы, вернувшись к друзьям, ты не вызвал у них подозрений. Скажи им, что звонила твоя мать и что ты убедил ее повременить с возвращением домой. А теперь повторяй за мной: «Спасибо, мама». Говори.

– Спасибо, мама, – мои слова трудно было разобрать. В горле стоял комок.

– Скажи: «Я люблю тебя, мама. Скоро увидимся». Сейчас же.

– Я люблю тебя, мама. Скоро увидимся, – пообещал я.

– До свидания, Бо. С нетерпением жду новой встречи с тобой, – и ищейка разъединилась.

Окоченев от ужаса, я держал трубку возле уха – просто не мог разогнуть пальцы, чтобы отпустить ее.

Я знал, что должен думать, но в голове лишь звучал испуганный голос мамы. Шли секунды, а я всё еще пытался взять себя в руки.

Наконец мои мысли начали медленно-медленно прорываться сквозь кирпичную стену боли. Чтобы придумать план. Потому что у меня не было иного выбора – только отправиться в зеркальную комнату и умереть. И не было гарантий, что, выполнив желание ищейки, я сохраню жизнь мамы. Я мог лишь надеяться, что победа в этой игре удовлетворит Джосс, что ей достаточно будет взять верх над Эдит. Отчаяние было похоже на петлю, туго затянувшуюся вокруг моей шеи: не существовало никакого способа поторговаться, я не имел возможности предложить что-нибудь ищейке или отказать ей в чем-то. Но выбора у меня всё равно не было. Я должен был попытаться.

Я задвинул свой страх как можно дальше. Решение было принято. Не стоило тратить время на мучительные переживания по этому поводу. Нужно было ясно мыслить, потому что меня ждали Арчи и Джесамина, и обмануть их было абсолютно необходимо и абсолютно невозможно.

Внезапно я обрадовался, что Джесамина ушла. Если бы она была здесь и ощутила, как я мучился в последние пять минут, то как мне удалось бы скрыть всё от нее и Арчи? Я подавил свой страх, этот ужас, пытаясь замуровать его понадежнее. Сейчас я не мог разрешить себе чувствовать. Я не знал, когда вернется Джесамина.

Я постарался сосредоточиться на своем побеге и тут же понял, что нельзя ничего планировать. Необходимо быть нерешительным. Нет никаких сомнений, что Арчи скоро увидит изменение, если это уже не произошло. Я не мог позволить ему увидеть, как это случится. Если это случится. Как мне ускользнуть? Особенно в условиях, когда нельзя даже думать об этом.

Я хотел пойти и узнать, что понял из всего этого Арчи – увидел ли он уже какие-то изменения, – но мне нужно было до возвращения Джесамины самому справиться еще кое с чем.  Смириться с тем, что я никогда больше не увижу Эдит. Не брошу последний взгляд на ее лицо, чтобы взять ее образ с собой в зеркальный зал. Я собирался причинить ей боль и не имел возможности даже попрощаться. Это было похоже на пытку. Я сжигал себя минуту-другую, позволив ей сокрушить меня. А потом вынужден был закрыться в своей скорлупе, чтобы встретиться с Арчи.

Мое лицо было равнодушным и безжизненным – единственное выражение, которого мне удалось добиться, но оно, казалось, было объяснимо. Я вошел в гостиную, готовый осуществить свой сценарий.

Арчи склонился над письменным столом, сжимая его край обеими руками. Его лицо…

Вначале страх прорвался сквозь мое напускное равнодушие. Прыжком обогнув диван, я кинулся к Арчи, но уже на ходу понял, что именно он, вероятно, видит, и резко остановился в нескольких футах от него.

– Арчи, – глухо сказал я.

Он не отреагировал на свое имя. Его голова медленно покачивалась из стороны в сторону. Выражение его лица снова заставило меня испугаться – потому что увиденное им могло иметь отношение не ко мне, а к маме.

Сделав еще шаг вперед, я потянулся, чтобы коснуться его руки.

– Арчи! – неожиданно донесся от входа голос Джесамины, и, раньше, чем за ней с тихим щелчком закрылась дверь, девушка оказалась у него за спиной и обхватила его руки своими, ослабляя его хватку на краю столешницы.

– Что случилось? – требовательно спросила Джесамина. – Что ты видел?

Арчи отвернул от меня ничего не выражающее лицо и слепо посмотрел в глаза Джесамины.

– Бо, – сказал он.

– Я здесь.

Его голова дернулась, он встретился со мной взглядом – всё еще бессмысленным. И я понял, что он не обращался ко мне… это был ответ на вопрос Джесамины.

Глава двадцать вторая

22. ПРЯТКИ

– Что это было? – мой голос вышел из-под контроля, стал ровным и безразличным.

Джесамина уставилась на меня. В ожидании ответа я сохранял отсутствующее выражение лица. Ее взгляд метался с меня на Арчи и обратно, она явно ощущала хаос. Я понимал, что именно увидел Арчи.

Меня окутало спокойствие, и я, не сопротивляясь, воспользовался им, чтобы управлять своими эмоциями.

Арчи тоже пришел в себя. На его лице быстро появилось привычное выражение.

– Ничего, – ответил он на удивление безмятежно и убедительно. – Все та же комната, что и раньше, – он впервые посмотрел на меня. – Ты хотел позавтракать?

– Поем в аэропорту, – я, как и он, оставался невозмутимым. Словно позаимствовав дар Джесамины, я чувствовал хорошо скрываемое отчаянное желание Арчи остаться с ней наедине, выставив меня из комнаты. Тогда у него появилась бы возможность сообщить Джесс, что они делают что-то не так, что потерпят неудачу.

Арчи по-прежнему не отводил от меня глаз.

– С твоей мамой все в порядке?

Пришлось сглотнуть вставший в горле горький ком. Я мог лишь придерживаться придуманного ранее сценария.

– Мама беспокоилась, – заговорил я монотонно. – Хотела поехать домой. Но ничего, я убедил ее остаться пока во Флориде.

– Это хорошо.

– Да, – равнодушным тоном согласился я.

Повернулся и медленно пошел к спальне, чувствуя их неотступно сопровождавшие меня взгляды. Закрыв за собой дверь, я занялся тем, чем мог. Принял душ и переоделся в одежду по размеру. Порывшись в сумке, отыскал носок с деньгами и переложил его содержимое в карман.

Минуту я стоял и смотрел в пустоту, пытаясь думать о чем-нибудь нейтральном. И вскоре появилась одна идея.

Опустившись на колени перед тумбочкой, я открыл верхний ящик.

Под бесплатным экземпляром Библии нашелся запас почтовых принадлежностей. Я взял оттуда лист бумаги, конверт и ручку.

Эдит, – написал я трясущейся рукой. Буквы едва можно было разобрать.

Я люблю тебя. 

Еще раз прости. Мне так жаль. 

У нее моя мама, и я должен попытаться. Знаю, что, вероятно, ничего не получится. И мне очень, очень жаль. 

Не злись на Арчи и Джесамину. Если мне удастся от них сбежать, это будет чудом. Передай им от меня спасибо. Особенно Арчи.

И пожалуйста, пожалуйста, не преследуй ее. Именно этого она хочет. Мне невыносимо думать, что кто-то еще пострадает из-за меня, особенно ты. Пожалуйста, это единственное, о чем я могу тебя сейчас просить. Ради меня.

Я не жалею о нашей встрече. И никогда не пожалею, что люблю тебя.

Прости меня.

Бо.

Сложив втрое, я положил листок в конверт и заклеил его. Рано или поздно Эдит найдет это письмо. Надеюсь, она поймет и простит. И самое главное – послушается.

Когда я вернулся в гостиную, они были готовы.

На этот раз в машине я сидел в одиночестве сзади. Джесамина посматривала на меня в зеркало заднего вида, когда думала, что я не замечу. Она поддерживала мое спокойное состояние, за что я был признателен.

Арчи прислонился к дверце, повернувшись лицом к Джесамине, но я знал, что краем глаза он наблюдает за мной. Как много он увидел? Ожидает ли от меня каких-нибудь действий? Или целиком сосредоточился на следующем ходе ищейки?

– Арчи? – позвал я.

Он насторожился.

– Да?

– Я написал записку маме, – медленно проговорил я. – Передашь ей? В смысле, оставишь в доме?

– Конечно, Бо, – осторожно произнес он тоном, каким говорят с кем-то, кто стоит на краю крыши. Они оба видели, что я теряю самообладание. Надо лучше держать себя в руках.

До аэропорта мы доехали быстро. Джесамина припарковалась в центре четвертого уровня гаража, солнечные лучи не попадали сюда, вглубь бетонного блока. Нам не пришлось выходить из тени и по пути в терминал. Четвертый, самый большой и запутанный – возможно, это окажется полезным.

Я шел впереди, показывая дорогу, в кои-то веки более осведомленный об окружающей обстановке, чем мои спутники. Мы спустились на лифте на третий уровень, куда выходили пассажиры прибывающих рейсов. Арчи с Джесаминой постояли немного, разглядывая табло с расписанием вылетов. Я слышал, как они обсуждали плюсы и минусы Нью-Йорка, Атланты, Чикаго. Городов, где я не бывал. Городов, в которые теперь уже никогда не попаду.

Я старался не думать о побеге. Мы заняли кресла в длинном ряду рядом с металлодетекторами. У меня непрестанно нервно подрагивало колено. Джесамин и Арчи прикидывались, будто наблюдают за проходящими мимо людьми, но на самом деле следили лишь за мной. Каждый раз, как я сдвигался хоть на дюйм на своем сиденье, на меня тут же поглядывали краем глаза. Это безнадежно. Может, побежать? Посмеют ли они силой остановить меня при таком количестве народа вокруг? Или просто последуют за мной?

В любом случае необходимо было выбрать подходящий момент. Если я начну действовать, когда до прибытия Эдит и Карин останется совсем мало времени, то Арчи придется дождаться их, так? Но нельзя было и слишком промедлить. Уверен, Эдит будет наплевать на людей-свидетелей, когда она бросится в погоню за мной.

Часть меня была способна на такие расчетливые умозаключения. Другую же всецело захватило осознание того, что здесь вот-вот появится Эдит. Словно каждая клеточка моего тела тянулась к ней. И это лишь все усложняло. Я заметил, что пытаюсь придумывать предлоги, чтобы остаться, увидеть ее и только после этого бежать. Но если я хотел иметь хоть какие-то шансы на побег, такой вариант отпадал.

Несколько раз Арчи предложил проводить меня позавтракать. Позже, говорил я. Не сейчас.

Я смотрел на табло прилетов, наблюдая, как рейс за рейсом прибывают по расписанию. Информация о рейсе из Сиэтла медленно приближалась к верхней строчке.

И тут, когда на побег оставалось всего тридцать пять минут, цифры изменились. Ее самолет ожидался на десять минут раньше. У меня больше не было времени.

Достав из кармана неподписанный конверт, я протянул его Арчи.

– Ты доставишь ей его?

Кивнув, он забрал письмо и сунул его в свой рюкзак.

– Пожалуй, я поем сейчас, – сказал я, и Арчи встал.

– Я пойду с тобой.

– Ты не против, если со мной сходит Джесамина? – спросил я. – Чувствую себя немного… – я не закончил фразу. Чтобы донести смысл, хватило моего шального взгляда.

Джесамина встала. Арчи выглядел растерянным, но, к моему огромному облегчению, похоже, ничего не заподозрил. Должно быть, он приписывал изменение своих видений какому-то маневру охотницы, а не предательству с моей стороны. И наблюдал не за мной, а за Джосс.

Джесамина молча шла рядом со мной, держа руку на моей пояснице, словно ведя меня. В первых нескольких кафе аэропорта я изобразил отсутствие интереса, а мой мозг напряженно искал что-то, хоть что-нибудь. Ведь должна же быть какая-то лазейка, возможность, которой я сумел бы воспользоваться.

Я увидел указатель и вдруг сообразил. Вдохновение от отчаяния.

Джесамина не сможет последовать за мной лишь в одно место.

Нужно было пошевеливаться, пока Арчи что-нибудь не увидел.

– Не возражаешь? – спросил я Джесамину, кивая на дверь. – Я мигом.

– Подожду здесь, – пообещала она.

Едва скрывшись от нее за углом входа, я побежал.

Решение оказалось даже более удачным, чем мне казалось. Я вспомнил это помещение. И ускорил шаг.

Единственное место, куда Джесамина не пошла бы за мной, – мужской туалет. У большинства из них по два входа, но обычно они расположены довольно близко друг к другу. Мой первоначальный план – незаметно выскользнуть, прячась за кем-нибудь, – никогда не удался бы.

Но этот туалет… я бывал здесь раньше. И однажды даже заблудился, потому что второй выход находился прямо напротив и вел в совершенно другой коридор. Ничего лучшего мне было бы не спланировать.

Я был уже в коридоре и мчался в сторону лифтов. Если Джесамина осталась ждать там, где сказала, то ей ни за что меня не увидеть. Я бежал без оглядки. Это был мой единственный шанс, и даже если она следовала за мной, нужно было продолжать двигаться вперед. Люди обращали на меня внимание, но не выглядели очень уж шокированными, ведь для бега в аэропорту существует масса причин.

Бросившись к лифту, я просунул руку между сдвигающимися створками двери заполненной людьми кабины, идущей вниз. Протиснулся внутрь, к раздраженным пассажирам, и убедился, что кнопка первого этажа нажата. Она уже горела, и двери закрылись.

Как только дверь лифта открылась, я снова пустился бежать под доносящееся сзади раздраженное ворчание. Возле охранников, дежуривших у багажной ленты, я замедлил шаг, но, завидев выход из здания, опять неуклюже перешел на бег. Я понятия не имел, начала ли уже поиски Джесамина. Если она выслеживает меня по запаху, то у меня в запасе считаные секунды. Я бросился к автоматическим дверям, едва не влетев в стекло, поскольку они открывались слишком медленно.

Возле заполненного людьми тротуара не было видно ни одного такси.

Я не успевал. Арчи и Джесамина или вот-вот обнаружат мою пропажу, или уже поняли, что я сбежал. Они найдут меня в мгновение ока.

В нескольких футах от меня закрывал двери приземистый белый «челнок».

– Подождите! – махнув рукой, закричал я на бегу.

– Это трансфер до отеля «Хайятт», – растерянно сказал водитель, вновь открывая двери.

– Да, – выдохнул я, – туда мне и нужно.

И взбежал по ступенькам.

Он недоуменно приподнял бровь, не увидев моего багажа, но затем пожал плечами, слишком безучастный, чтобы задавать вопросы.

Большинство мест пустовали. Я сел как можно дальше ото всех и смотрел, как тротуар с толпящимися людьми, а потом и весь аэропорт становятся все меньше и меньше. Я не мог перестать представлять, как Эдит замрет на краю дороги, когда мой след оборвется.

 «Рано слетать с катушек, – сказал я себе. – Впереди еще длинный путь».

Удача меня не покинула. Возле «Хайятта» какая-то пара с усталым видом доставала из багажника такси последний чемодан. Я выскочил из «челнока» и, подбежав к такси, скользнул на заднее сиденье. Уставшая пара и водитель трансфера уставились на меня во все глаза.

Я назвал удивленной таксистке адрес.

– Мне нужно добраться туда как можно скорее.

– Это же в Скоттсдэйле, – посетовала она.

Я бросил на переднее сиденье четыре двадцатки.

– Этого будет достаточно?

– Конечно, парень, без проблем.

Я сидел, откинувшись на спинку сиденья и скрестив руки на груди. Мой город проносился мимо меня, но я не смотрел в окна. Приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы сохранить самообладание. Расклеиться сейчас было бы бессмысленно и бесполезно. Совершив почти невероятный побег, я получил возможность сделать всё, что в моих силах, для мамы. Мой путь предопределен. Нужно просто по нему пройти.

Поэтому вместо того, чтобы паниковать, я закрыл глаза и провел эту двадцатиминутную поездку с Эдит.

Я представил, что остался в аэропорту, чтобы встретиться с ней. Вообразил, как стою прямо у линии с надписью «Не пересекать», – первым, кого она увидела бы, идя с самолета по длинному коридору. Она слишком быстро прошла бы сквозь толпу остальных пассажиров – и они провожали бы ее глазами, потому что она такая грациозная. На последних футах она бросилась бы ко мне – не совсем по-человечески – и обняла бы за талию. И я не стал бы осторожничать.

Я размышлял о том, куда мы отправились бы. Куда-нибудь на север, чтобы ей можно было появляться на улице днем. Или в какие-то далекие края, где мы снова могли бы лежать на солнце вдвоем. Я представил ее на берегу, с кожей, сверкающей, как море. И не имело значения, как долго нам пришлось бы прятаться. Даже сидеть взаперти в гостиничном номере с ней было бы блаженством. Я еще столько всего хотел о ней узнать. Мог бы слушать ее рассказы бесконечно, не отвлекаясь на сон, никогда ее не покидая.

Теперь я так отчетливо видел ее лицо… практически слышал ее голос. И, несмотря ни на что, несколько мгновений чувствовал себя счастливым. Я так глубоко погрузился свои грезы, что потерял счет бегущим секундам.

– Эй, номер какой?

Вопрос таксистки иглой проткнул мои фантазии. Страх, который на несколько минут удалось обуздать, вновь взял верх.

– Пятьдесят восемь двадцать один, – мой голос прозвучал сдавленно. Таксистка нервно на меня посмотрела, видимо, опасаясь какого-нибудь приступа.

– Тогда приехали, – она хотела поскорее от меня избавиться – вероятно, надеялась, что я не потребую сдачи.

– Спасибо, – прошептал я. Не нужно бояться, напомнил я себе. Я знал, что дом пуст. Необходимо было торопиться: меня ждет мама, она в ужасе, а возможно, уже пострадала… и надеется на меня.

Подбежав к двери, я на автомате протянул руку, чтобы достать из-под карниза ключ. Внутри было темно, пусто, обычно. Знакомый до боли запах чуть не выбил меня из колеи. Показалось, что мама должна быть где-то рядом, прямо в соседней комнате, но я знал, что это не так.

Я кинулся к телефону, по пути включив свет на кухне. Там, на доске для записей, мелким аккуратным почерком был записан десятизначный номер телефона. Пальцы не слушались, и я ошибался. Пришлось нажать на сброс и начать сначала. В этот раз я сосредоточился только на цифрах и внимательно набирал номер, касаясь кнопок по очереди. Я справился. Дрожащей рукой поднес трубку к уху и услышал только один гудок.

– Привет, Бо, – ответил тот легкий голос. – Это было очень быстро. Я впечатлена.

– С моей мамой все в порядке?

– С ней все просто отлично. Не волнуйся, Бо, я ничего против нее не имею. Разве что ты приехал не один, – это прозвучало весело и беспечно.

– Я один. – Никогда в жизни я не был до такой степени один.

– Очень хорошо. Итак, ты знаешь балетную студию прямо за углом от твоего дома?

– Да, я знаю, как туда добраться.

– Ну, тогда до скорой встречи.

Я повесил трубку.

Выбежав из комнаты, я выскочил на улицу, в утреннюю жару.

Я практически видел боковым зрением, как мама стоит в тени большого эвкалипта, где я играл ребенком. Или склоняется над небольшим клочком земли вокруг почтового ящика – клумбой, неизменно становившейся кладбищем для цветов, которые мама пыталась вырастить. Воспоминания были куда лучше любой реальности, с которой мне сегодня придется столкнуться. Но я помчался от них прочь.

Мне казалось, что я бегу очень медленно, как по мокрому песку – словно не получая достаточной опоры от бетона пешеходной дорожки. Время от времени я запутывался в собственных ногах, один раз упал, успев подставить руки и ободрав их о тротуар, но тут же вскочил и снова бросился вперед. Наконец я добрался до угла. Остался всего один квартал… я бежал задыхаясь, по лицу струился пот. Солнечные лучи жгли кожу, слишком яркие, они отражались от белого бетона, ослепляя меня.

Свернув за последний угол, на Кактус, я увидел студию, которая выглядела в точности такой, какой я ее помнил. Парковка у входа была пуста, вертикальные жалюзи на всех окнах закрыты. Я больше не мог бежать – дыхание отказало; страх победил меня. Я стал думать о маме, чтобы заставить себя продолжать переставлять ноги, одну за другой.

Приблизившись, я увидел объявление, прикрепленное к двери с внутренней стороны. На ярко-розовом листе бумаги было написано от руки, что танцевальная студия закрыта на весенние каникулы. Дотронувшись до ручки, я осторожно потянул ее на себя. Дверь была не заперта. Я с трудом перевел дыхание и открыл ее.