Текст книги "Жизнь и смерть (ЛП)"

Автор книги: Стефани Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

– Пойдем?

Я машинально бросил взгляд на часы микроволновки.

– А для визита не ранова… – погоди, забудь, что я спросил.

– Забыто.

– Это нормально? – поинтересовался я, показывая на свою одежду. Может, мне следует одеться поприличней?

– Ты выглядишь… – Эдит вдруг расцвела улыбкой, демонстрируя ямочки, – …соблазнительно.

– Другими словами, мне лучше что-то изменить?

Она засмеялась, качая головой:

– Никогда не меняйся, Бо.

Потом Эдит встала и шагнула ко мне, ее колени оказались прижатыми к моим. Она обхватила ладонями мое лицо наклонялась, пока между нами не остался всего дюйм.

– Осторожно, – напомнила она мне.

Слегка склонив голову набок, она мягко коснулась губами моих губ.

«Осторожно! – мысленно кричал я на себя. – Только не двигайся». Руки сжались в кулаки. Я знал, что она не может не почувствовать, как кровь бросилась мне в лицо.

Ее губы плавно скользили по моим. Эдит становилась увереннее в себе, а губы ее – более настойчивыми. Я почувствовал, как они слегка приоткрылись, и ее дыхание окутало мой рот прохладой. Я не вдыхал, точно зная, что ее аромат заставит меня потерять голову.

Пальцы Эдит погладили мои виски, спустились к подбородку, притягивая мои губы еще ближе к ее.

«Будь осторожен!» – кричал я себе.

А потом, ни с того ни с сего, в ушах у меня раздался звон, гулко отдающийся в закружившейся голове. Вначале я не мог сосредоточиться ни на чём, кроме губ Эдит, но потом начал проваливаться в тоннель, а ее губы отодвигались всё дальше и дальше.

– Бо? Бо?!

– Эй… – попытался ответить я.

– Что случилось? С тобой всё в порядке? – встревоженный голос Эдит помог мне вернуться обратно. Я не совсем отключился, так что это было довольно просто. Два глубоких вдоха – и я открыл глаза.

– Всё хорошо, – сказал я. Она уже отстранялась, но руки оставались протянутыми ко мне: одна приносила прохладу моему лбу, другая лежала на затылке. Лицо Эдит было бледнее обычного. – Просто… вроде бы на минутку забыл, что нужно дышать. Извини, – я еще раз набрал полную грудь воздуха.

Эдит недоверчиво разглядывала меня:

– Забыл, что нужно дышать?

– Я пытался быть осторожным.

Внезапно она рассердилась:

– Ну что мне с тобой делать, Бо? Вчера, когда я тебя поцеловала, ты кинулся на меня. А сегодня потерял сознание.

– Прости.

Эдит глубоко вздохнула, потом, молниеносно наклонившись, поцеловала меня в лоб и проворчала:

– Хорошо, что у меня не может быть инфаркта.

– Хорошо, – согласился я.

– Я никуда тебя такого не могу вести.

– Нет, я правда в порядке. Полностью вернулся в норму. И потом, твоя семья всё равно решит, что я сумасшедший, так какая разница, если я буду еще и неважно держаться на ногах?

Она нахмурилась:

– Ты имеешь в виду – хуже, чем обычно?

– Ну да. Слушай, я пытаюсь не думать о том, что мы собираемся сделать, поэтому лучше бы нам уже пойти.

Эдит покачала головой, но взяла меня за руку и потянула, помогая встать со стула.

На этот раз она даже не спрашивала, а молча направилась прямо к водительскому месту моего пикапа. Стало ясно, что после этого позорного эпизода спорить бессмысленно. К тому же я все равно понятия не имел, где она живет.

Она вела машину уважительно, без единой жалобы на то, что мой пикап не справляется. Мы выехали из города и двинулись на север, по мосту через Калава–Ривер и дальше, пока дома не сменились густым лесом. Я начал было задаваться вопросом, далеко ли нам еще ехать, когда Эдит внезапно свернула на грунтовую дорогу. Развилка не была обозначена и едва виднелась среди зарослей папоротника. С обеих сторон нависали деревья, а дорога сильно петляла, так что видимость не превышала нескольких ярдов.

По этой дороге мы проехали по меньшей мере несколько миль, в основном на восток. Я пытался мысленно совместить этот проселок с картой окрестностей Форкса, но не слишком в этом преуспел, поскольку представлял ее себе весьма смутно, а тут и чаща закончилась. Впереди показался просвет, и мы выехали на поляну… или лучше назвать это газоном? Правда, здесь тоже почти не стало светлее, и виной тому были шесть огромных кедров – возможно, самые большие деревья из всех, какие мне доводилось видеть. Их широкие кроны, затенявшие целый акр, доходили до самого дома, стоявшего в центре лужайки, – как будто прятали его.

Не знаю, чего я ожидал, но уж точно не этого. Трехэтажному дому, выкрашенному в белый, словно слегка вылинявший от времени цвет, исполнилось уже, вероятно, лет сто, и он выглядел… изящным, если это слово применимо к зданию. Все окна и двери, казалось, были ровесниками дома, хотя явно находились в слишком хорошем состоянии, чтобы это предположение могло соответствовать действительности. Кроме моего пикапа, поблизости не было видно ни одной машины. Когда Эдит заглушила двигатель, я расслышал журчание протекавшей где-то рядом реки.

– Ух ты!

– Тебе нравится?

– Это… просто нечто.

Она внезапно оказалась прямо возле моей дверцы. Я медленно открыл ее, снова начиная чувствовать нервозность, которую все время пытался подавить.

– Ты готов?

– Не-а. Так что давай сделаем это.

Эдит засмеялась, я попытался последовать ее примеру, но смех словно застревал в горле. Я пригладил волосы.

– Отлично выглядишь, – сказала она, а потом взяла меня за руку – так непринужденно, как будто ей больше не приходилось даже задумываться об этом. Вроде бы пустяк, но это отвлекло меня… и хотя бы слегка уменьшило мой страх.

Мы прошли в густой тени к крыльцу и поднялись на него. Я знал, что Эдит чувствует мое напряжение. Потянувшись свободной рукой, она прикоснулась к моему предплечью. Потом открыла дверь и вошла, ведя меня за собой.

Внутри дом оказался еще более далеким от моих ожиданий, чем снаружи. Там было очень светло и очень просторно. Должно быть, когда-то первый этаж состоял из нескольких комнат, но большинство перегородок снесли, чтобы получилось одно большое помещение. Задняя стена, выходящая на юг, была полностью заменена стеклянной панелью, сквозь которую я увидел, что за кедрами лужайка полого спускается к широкой реке. В западной части холла бросалась в глаза внушительных размеров лестница. Стены, высокий потолок, деревянный пол и толстые ковры были разных оттенков белого цвета.

Родители Эдит уже ждали нас. Они стояли слева от входа на небольшом возвышении возле огромного концертного рояля – тоже белого.

Конечно, я уже видел доктора Каллен, но меня снова поразило, насколько она молода и умопомрачительно красива. Она стояла, взяв под руку Эниста, как можно было догадаться – ведь он был единственным из этой семьи, кого я раньше не встречал. Он выглядел ровесником доктора Каллен или, возможно, чуть старше и походил на остальных бледностью и идеальными чертами лица. Его волнистые светло-русые волосы были на несколько дюймов длиннее моих. Лицо казалось очень… добрым, но я не сумел бы точно сказать, что заставило меня так подумать. Их повседневная одежда пастельных тонов хорошо гармонировала с цветовой гаммой интерьера.

Они улыбались, но не пытались приблизиться – вероятно, чтобы не напугать меня.

– Карин, Энист, это Бо, – сказала Эдит.

– Очень рады видеть тебя, Бо, – Карин шагнула к нам, медленно и осторожно. Нерешительно подала руку. Я тоже сделал шаг вперед, и рукопожатие неожиданно для меня прошло совершенно нормально – возможно, потому, что Карин во многих отношениях напоминала мне Эдит.

– Приятно снова встретиться с вами, доктор Каллен.

– Пожалуйста, зови меня Карин.

Я улыбнулся ей, удивленный тем, что чувствую себя довольно уверенно.

– Карин, – повторил я. Эдит слегка сжала мою ладонь.

Энист тоже подошел, протягивая руку. Его холодное твердое пожатие было именно таким, как я себе представлял.

– Приятно познакомиться, – искренне сказал он.

– Спасибо, я тоже рад с вами познакомиться, – и я действительно был рад. Всё казалось правильным. Это дом Эдит, ее семья. Хорошо быть частью этого.

– А где Арчи и Джес? – спросила Эдит.

Ответа не последовало, потому что в этот момент они оба появились на верхней площадке лестницы.

– Эй, Эди дома! – воскликнул Арчи, а потом пронесся вниз, словно размытое бледное пятно, и резко остановился прямо перед нами. Я заметил, что Карин и Энист предостерегающе взглянули на него, но мне его поведение вроде даже понравилось. Ведь такие движения естественны для него, когда не приходится следить за собой в присутствии посторонних.

– Бо! – с энтузиазмом поприветствовал он меня, как будто мы с ним были старыми друзьями. И протянул руку, а когда я пожал ее, по-братски приобнял меня за плечи и хлопнул по спине.

– Привет, Арчи! – ответил я, слегка задыхаясь, как после бега. Несмотря на потрясение, я все же был доволен тем, что он на самом деле казался понимающим – больше того, похоже, я ему уже нравился.

Когда он на шаг отступил, стало видно, что потрясен не только я. Карин и Энист разглядывали меня округлившимися от удивления глазами, словно ожидали, что я убегу. Эдит стиснула зубы, но я не понимал, чем это вызвано – тревогой или гневом.

– Ты и правда хорошо пахнешь, никогда раньше не обращал внимания, – заметил Арчи. Мое лицо стало горячим, а потом еще больше нагрелось, когда я подумал, как это выглядит для них. И никто, похоже, не знал, что сказать.

Потом спустилась Джесамина. Эдит сравнивала себя с охотящейся пумой, что мне трудновато было вообразить, а вот Джесамину я легко мог представить в этой роли. Даже сейчас, когда она просто стояла неподалеку, в ней было что-то от крупной хищной кошки. Но, несмотря на это, я вдруг ощутил полное спокойствие. Казалось, я у себя дома, среди хороших знакомых вроде Джулс, с которыми мне легко общаться. Удивительно было чувствовать себя так здесь, и тогда я вспомнил слова Эдит о том, что умеет делать Джесамина. Думать о таком было странно. Не складывалось впечатления, что кто-то подвергает меня воздействию магии или чего-нибудь в этом роде.

– Привет, Бо, – поздоровалась Джесамина. Она не подошла близко, не подала мне руки, но при этом не возникло никакой неловкости.

– Привет, Джесамина, – я улыбнулся ей, а потом остальным. – Приятно встретить вас всех… и у вас очень красивый дом, – следуя правилам вежливости, добавил я.

– Спасибо, – отозвался Энист. – Мы так рады, что ты пришел, – с чувством сказал он, и я понял, что кажусь ему смелым.

А еще я осознал, что Роял и Элинор так и не появились, и наряду с облегчением почувствовал некоторое разочарование. Неплохо было бы покончить с этим в присутствии успокаивающей меня Джесамины.

Я заметил, что Карин многозначительно смотрит на Эдит с довольно напряженным выражением лица, и краем глаза увидел, что Эдит слегка кивнула.

Возникло ощущение, словно я подслушиваю, поэтому я отвернулся. Мой взгляд упал на красивый рояль, стоящий на возвышении. Вдруг вспомнилось, что в детстве я фантазировал, как вырасту, стану миллионером и куплю маме рояль. Она не была хорошей пианисткой и играла на нашем стареньком фортепьяно только для себя, но я любил наблюдать за ней в такие минуты. Счастливая, поглощенная своим занятием… она казалась совсем другой, загадочной личностью. Разумеется, она пыталась водить меня на уроки музыки, но, как и большинство детей, я хныкал до тех пор, пока она не разрешила мне прекратить занятия.

Энист заметил, на что я уставился.

– Ты играешь? – спросил он.

Я покачал головой:

– Нет, совсем. Но он очень красивый. Это ваш?

– Нет, – он засмеялся. – Разве Эдит не говорила тебе, что имеет способности к музыке?

– Э… она не упоминала об этом. Но мне, наверное, следовало догадаться, да?

Энист озадаченно приподнял брови.

 – Разве у нее хоть что-нибудь получается плохо? – задал я риторический вопрос.

Джесамина расхохоталась, Арчи закатил глаза, а Энист посмотрел на Эдит отеческим взглядом, который особенно впечатлял из-за того, что сам он выглядел так молодо.

– Надеюсь, ты не хвасталась, – сказал он. – Это невежливо.

– О, совсем чуть-чуть, – ответила Эдит со смехом – и он прозвучал так заразительно, что все улыбнулись, включая меня. Правда, улыбка Эниста была самой широкой, и они с Эдит быстро переглянулись.

– Эдит, тебе следовало бы поиграть для него, – предложил Энист.

– Ты только что сказал, что хвастаться невежливо.

 – В порядке исключения, – он улыбнулся мне. – Я это делаю в своих эгоистичных интересах. Она играет недостаточно часто, а я так люблю слушать.

– Мне хочется услышать твою игру, – поддержал его я.

Эдит посмотрела на Эниста долгим сердитым взглядом, после чего с тем же видом повернулась ко мне. Покончив с этим, она отпустила мою руку и, подойдя к роялю, опустилась на банкетку. Потом похлопала по оставшемуся свободным месту на ней и оглянулась на меня.

– О… – пробормотал я и подошел к ней.

Как только я сел рядом, пальцы Эдит начали порхать над клавишами, наполняя помещение звуками какой-то пьесы, чрезвычайно сложной и богатой оттенками – трудно было поверить, что играет только один человек. Я потрясенно приоткрыл рот и услышал позади чей-то смешок.

Музыка лилась непрерывным потоком, а Эдит небрежно взглянула на меня:

– Тебе нравится?

Я тут же понял. Ну конечно же…

– Это ты сочинила.

Она кивнула:

– Любимое произведение Эниста. – Я вздохнул, и она спросила: – Что не так?

– Просто… чувствую себя таким незначительным.

Она с минуту размышляла, а затем мелодия медленно перешла во что-то более нежное… что-то знакомое. Это была колыбельная, которую Эдит напевала мне, только в тысячу раз более затейливая.

– Я придумала ее, – тихо объяснила она, – пока смотрела, как ты спишь. Это твоя композиция.

Музыка стала еще более нежной и светлой. Я не мог сказать ни слова.

Потом Эдит снова заговорила в полный голос:

– Знаешь, ты им очень понравился. Особенно Энисту.

Я оглянулся, но в холле уже никого не было.

– Куда они подевались?

– Дают нам возможность побыть вдвоем. Тонкий ход, правда?

Я засмеялся, потом нахмурился:

– Приятно, что я им понравился. Они мне тоже. Но Роял и Элинор…

Выражение лица Эдит стало непроницаемым:

– Насчет Рояла не беспокойся. Он всегда последним соглашается с общим мнением.

– А Элинор?

Она звонко засмеялась:

– Эл и правда считает, что я свихнулась, но против тебя она ничего не имеет. Сейчас она где-нибудь вместе с Роялом, пытается его урезонить.

– Что я ему сделал? – нерешительно поинтересовался я. – То есть… я ведь даже никогда не разговаривал с…

– Ничего ты не сделал, Бо, правда. Роялу труднее всего смириться с тем, кто мы такие. Поэтому он так тяжело воспринимает, что кто-то посторонний знает правду. А еще немного завидует.

– Ха!

Эдит пожала плечами:

– Ты человек. Он тоже хотел бы быть человеком.

От неожиданности я на время потерял дар речи.

– О…

Я слушал музыку, мою музыку. Она продолжала меняться и развиваться, но главная мелодия оставалась той же самой. Понятия не имею, как у Эдит это получалось. Казалось, она не обращает большого внимания на свои руки.

– А то, что делает Джесамина, действительно кажется… нет, не странным, наверное. Чем-то невероятным.

Она рассмеялась:

– Словами этого не выразишь, да?

– Точно. Но… неужели я и ей нравлюсь? Ведь она…

– Это моя вина. Я говорила тебе, что Джесамина позже всех перешла на наш образ жизни. Вот я и предупредила ее, чтобы она держалась от тебя подальше.

– О.

– Да уж.

Я изо всех сил старался не задрожать.

– Карин и Энист думают, что ты замечательный, – сказала Эдит.

– Хм. Я ведь не сделал ничего впечатляющего. Пожал несколько рук.

– Они рады видеть меня счастливой. Энисту ты, вероятно, понравился бы даже с третьим глазом во лбу и на перепончатых лапах. Всё это время он волновался за меня, боялся, что я была слишком молодой, когда Карин изменила меня, и из-за этого могла утратить какое-то необходимое качество. Он чувствует такое облегчение. Каждый раз, как я прикасаюсь к тебе, Энист готов захлопать в ладоши.

– Арчи полон энтузиазма.

Эдит скривилась:

– У него свой собственный особый взгляд на жизнь.

Я посмотрел на нее, оценивая выражение лица.

– Что? – спросила она.

– Ты ведь не собираешься объяснить, что имеешь в виду, не так ли?

Она уставилась на меня, прищурившись, и между нами произошел момент молчаливого общения – почти такой же, какой я наблюдал чуть раньше между Эдит и Карин, только, к сожалению, без чтения мыслей. Эдит явно что-то недоговаривала об Арчи, я давно уже догадывался об этом по некоторым особенностям ее обращения с ним. Это наверняка не укрылось от нее, но она всё равно не собиралась ни в чем сознаваться. Во всяком случае сейчас.

– Ладно, – сказал я, словно мы обсудили всё вслух.

– Хм, – проронила она.

И раз уж я только что подумал об этом…

– А что тебе сказала Карин?

Теперь Эдит смотрела на клавиши.

– Ты заметил, да?

Я пожал плечами:

– Разумеется.

Она задумчиво уставилась на меня, прежде чем ответить:

– Карин хотела сообщить мне кое-какие новости. И не знала, захочу ли я поделиться ими с тобой.

– А ты захочешь?

– Наверное, это хорошая мысль. Мое поведение в следующие несколько дней… или недель, возможно, будет немного… странным. Слегка маниакальным. Поэтому лучше объяснить всё заранее.

– Что случилось?

– Абсолютно ничего. Просто Арчи видит, что скоро у нас будут гости. Они знают, что мы здесь, и полны любопытства.

– Гости?

– Да… такие же, как мы, но не совсем. Я имею в виду, что охотятся они по-другому. В город, вероятно, вообще не сунутся, но я не спущу с тебя глаз, пока они не уйдут.

– Ну и ну. А не следует нам… ну, есть ли способ предупредить людей?

Лицо Эдит стало серьезным и грустным:

– Карин попросит гостей не охотиться поблизости – в порядке любезности. И скорее всего, они ей не откажут. Но больше мы ничего не можем сделать, по целому ряду причин, – она вздохнула. – Они не будут охотиться здесь, но где-то всё равно будут. Вот как обстоят дела, когда ты живешь в одном мире с монстрами.

Я вздрогнул.

– Наконец-то нормальная реакция, – пробормотала она. – А то я уже начала было думать, что у тебя начисто отсутствует чувство самосохранения.

Я пропустил ее реплику мимо ушей и, отвернувшись, принялся рассеянно разглядывать эту большую белую комнату.

– Ты ожидал чего-то другого? – спросила Эдит, и голос ее вновь стал веселым.

– Да, – признался я.

– Никаких гробов, никаких груд черепов по углам… у нас даже паутины, кажется, нет… какое это, должно быть, разочарование для тебя.

Я проигнорировал ее попытку поддразнить меня:

– Не ожидал, что будет так светло и так… открыто.

На этот раз Эдит ответила серьезнее:

– Это единственное место, где нам никогда не нужно прятаться.

Моя мелодия подошла к концу, заключительные аккорды прозвучали более печально. Последняя долгая одинокая нота была такой грустной, что я почувствовал комок в горле.

Кое-как справившись с ним, я сказал:

– Спасибо.

Казалось, музыка подействовала и на Эдит. Она испытующе посмотрела на меня, а потом покачала головой и вздохнула.

– Хочешь осмотреть остальной дом? – спросила она.

– А там будет груда черепов хоть в одном углу?

– Вынуждена тебя разочаровать, извини.

– Ну ладно, но теперь я уже ни на что особенно интересное и не рассчитываю.

Взявшись за руки, мы поднялись по широкой лестнице. Свободной рукой я касался атласно-гладких перил. Коридор верхнего этажа был отделан деревянными панелями – такими же светлыми, как доски пола.

Мы проходили мимо дверей, и Эдит поясняла, показывая на них:

– Комната Рояла и Элинор… кабинет Карин… комната Арчи…

Она продолжила бы, но в конце коридора я остановился как вкопанный, изумленно уставившись снизу вверх на украшение, висящее на стене. Эдит засмеялась, увидев выражение моего лица.

– Ирония, понимаю, – сказала она.

– Должно быть, он очень старый, – предположил я. Мне хотелось потрогать его, чтобы узнать, так ли шелковиста темная поверхность, как кажется, но я понимал, что он очень ценный.

Эдит пожала плечами:

– Примерно начала тридцатых годов семнадцатого века.

Я отвернулся от креста и уставился на нее:

– Почему он здесь?

– Ностальгия. Он принадлежал отцу Карин.

– Ее отец коллекционировал антиквариат?

– Нет. Он сам вырезал этот крест и повесил его над кафедрой приходской церкви, в которой проповедовал.

Я снова повернулся к кресту и принялся рассматривать его, считая в уме. Получалось больше трехсот семидесяти лет. Пока я пытался осмыслить саму возможность такой древности, установилась напряженная тишина.

– Ты в порядке? – спросила Эдит.

– Сколько лет Карин? – тихо поинтересовался я, все еще уставившись на крест.

– Она только что отметила свой триста шестьдесят второй день рождения, – сказала Эдит. И, пока я старался уместить в голове все услышанное, продолжила, пристально наблюдая за моим лицом: – Карин родилась в Лондоне в сороковых годах семнадцатого века, так она считает. В то время подобные даты регистрировались не слишком точно, особенно в отношении простолюдинов. Но это было как раз перед правлением Кромвеля.

Это имя вытянуло на поверхность моей памяти несколько разрозненных фактов из курса мировой истории, который я проходил в прошлом году. Следовало тогда быть повнимательнее.

– Она была единственной дочерью англиканского пастора. Ее мать умерла при родах. А отец был… жестким человеком. Нетерпимым. Он твердо верил в реальность злых сил. И возглавлял охоту на ведьм, оборотней… и вампиров.

Это слово странным образом сместило понятия, рассказ Эдит сразу перестал смахивать на урок истории.

– Они сожгли множество невинных людей… ведь тех, кого он разыскивал, поймать было, разумеется, гораздо труднее. Карин делала все, что в ее силах, чтобы защитить жертв фанатизма ее отца, и, будучи сторонницей научных методов, пыталась убедить его пренебрегать суевериями и верить только подлинным доказательствам. Но пастор строго-настрого запретил ей вмешиваться. Он очень любил ее, а тех, кто защищал монстров, часто принимали за них…

– Ее отец был настойчив… одержим. Несмотря на все трудности, он обнаружил доказательства присутствия истинных чудовищ. Карин умоляла его быть осторожнее, и он прислушивался к ней – в какой-то степени. Вместо того, чтобы слепо гнаться за ними, долго выжидал и наблюдал. Ему удалось выследить группу настоящих вампиров, которые жили в городской канализации и выходили только по ночам, чтобы поохотиться. В те дни, когда монстры не были просто персонажами мифов и легенд, такой образ жизни вели многие из них.

Эдит мрачно усмехнулась:

– Люди священника, конечно же, вооружились вилами и факелами и стали ждать там, где он видел чудовищ, выходящих на улицу. Было два таких отверстия. Пастор и еще несколько мужчин залили в одно из них несколько бочек горящей смолы, а остальные поджидали возле второго, когда начнут появляться монстры.

Поняв, что снова затаил дыхание, я заставил себя выдохнуть.

– Ничего не произошло. Они долго ждали, а потом разошлись, разочарованные. Священник был зол – значит, имелись другие выходы и вампиры, вероятно, в страхе сбежали. Разумеется, люди с их кустарными копьями и топорами не представляли опасности для вампиров, но отец Карин этого не знал и думал только о том, как разыскать чудовищ снова – теперь, когда они настороже.

Эдит понизила голос:

 – Но это оказалось совсем нетрудно. Должно быть, он досадил им. Вампиры не могут позволить себе действовать открыто, иначе они просто уничтожили бы всю толпу. Вместо этого один из них последовал за пастором к нему домой…

– Карин помнит эту ночь очень ясно – насколько это возможно для человеческой памяти. Такие события просто застревают в голове. Ее отец вернулся поздно – или, скорее, очень рано, под утро. Карин ждала, беспокоилась. Он был в ярости и не умолкая разглагольствовал о своем промахе. Карин пыталась успокоить его, но он не обращал на нее внимания. А потом посреди их маленькой комнаты появился мужчина. По словам Карин, он был одет как нищий попрошайка, однако лицо его было прекрасно и он говорил на латыни. Благодаря профессии отца и собственному любопытству Карин была необычайно хорошо образованна для женщины тех дней и понимала речь незнакомца. Он сказал ее отцу, что тот глупец и заплатит за вред, который причинил. Священник бросился к дочери, чтобы защитить ее…

– Я часто задаюсь вопросом по поводу этого момента. Если бы он не показал, что любит ее больше всего на свете, изменило бы это все наши истории?

Несколько мгновений она молчала, задумавшись, а потом продолжила:

– Вампир улыбнулся. Он сказал пастору: «Ты уйдешь в свой ад, зная, что та, кого ты любишь, станет одной из тех, кого ты ненавидишь». Потом отшвырнул его в сторону и схватил Карин…

Казалось, Эдит была поглощена своим рассказом, но в этот момент неожиданно замолчала, как будто очнувшись, и посмотрела на меня так, словно сказала что-то не то. Или, возможно, подумала, что расстроила меня.

– И что случилось? – прошептал я.

Снова заговорив, она явно начала тщательно подбирать слова:

– Вампир сделал все, чтобы священник понял, что произойдет с Карин, а потом убил его – очень медленно, на глазах у Карин, пока она корчилась от боли и ужаса.

Я содрогнулся. Эдит сочувственно кивнула.

– Вампир ушел. Карин было точно известно, как с ней поступят, если найдут в таком состоянии. Всё зараженное монстром подлежало уничтожению. Она действовала инстинктивно, спасая свою жизнь. Несмотря на боль, уползла в подвал и зарылась в кучу гниющей картошки, где и провела три дня. Каким-то чудом ей удавалось сохранять молчание, чтобы не выдать себя. Потом все закончилось, и она поняла, кем стала.

Не знаю, что выражало в тот момент мое лицо, но Эдит вдруг снова замолчала.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

– Все хорошо… и что было после этого?

Она невесело улыбнулась моему неуемному любопытству, а потом направилась по коридору в обратном направлении, потянув меня за собой.

– Пошли, – сказала она. – Я тебе покажу.

Глава шестнадцатая

16. КАРИН

Эдит снова привела меня к кабинету Карин. И на секунду остановилась у двери.

– Входите, – донесся изнутри голос Карин.

Вслед за Эдит я вошел в комнату с высоким потолком и окнами во всю стену. Остальные стены были скрыты книжными полками, доходившими до самого верха; столько книг мне доводилось видеть только в библиотеке.

Карин сидела за огромным письменным столом: она только что сунула закладку в книгу, которую держала в руках. Я всегда представлял себе таким кабинет декана в университете… правда, Карин выглядела слишком молодой для подобной роли.

Зная, через что она прошла, я посмотрел на нее другими глазами – хотя всего лишь рисовал произошедшее в своем воображении, а оно наверняка не справлялось со своей задачей, и значит, на самом деле всё было гораздо хуже.

– Чем могу помочь? – спросила она с улыбкой, поднимаясь со своего места.

– Я хотела показать Бо кое-что из нашей истории, – объяснила Эдит. – Ну, вообще-то, из твоей.

– Мы не собирались беспокоить вас, – извиняющимся тоном добавил я.

– Ничего страшного, – ответила мне Карин, а потом повернулась к Эдит: – С чего ты хочешь начать?

– С Ваггонера, – сказала Эдит. Она потянула меня за руку, вынуждая встать лицом к двери, через которую мы только что вошли.

Эта стена отличалась от остальных. Вместо книжных полок ее покрывали дюжины и дюжины картин в рамах. Разных размеров и стилей, некоторые из полотен были тусклыми, другие же горели яркими красками. Я быстро оглядел эти произведения искусства, пытаясь понять, что их объединяет, но не смог обнаружить никакой связи.

Эдит подвела меня к дальнему левому краю, потом взяла за плечи и развернула лицом к одной из картин. Мое сердце отреагировало точно так же, как на любое ее прикосновение – пусть даже совсем случайное. Еще больше смущало то, что Карин, разумеется, тоже это услышала.

Оказывается, Эдит хотела привлечь мое внимание к маленькому квадратному холсту в простой деревянной раме, неприметному среди более масштабных и красочных полотен и представлявшему собой миниатюрный городской пейзаж в коричневых тонах, полный островерхих крыш. Весь передний план занимала река, которую пересекал мост со множеством строений, напоминающих крошечные соборы*.

– Лондон середины семнадцатого века, – сказала Эдит.

– Лондон моей молодости, – добавила Карин, стоявшая теперь в паре шагов от нас. Я слегка вздрогнул, потому что не слышал ее приближения. Эдит взяла меня за руку и тихонько сжала.

– Ты расскажешь эту историю? – спросила она.

Я обернулся, чтобы увидеть реакцию Карин. Она встретила мой взгляд с улыбкой:

– Я бы с удовольствием, вот только уже немного опаздываю. Вызвали на дежурство – доктор Сноу взял больничный. Но Бо ничего не потеряет, – теперь она улыбнулась Эдит. – Ведь ты знаешь эти истории не хуже меня.

В голове с трудом укладывалось такое странное сочетание обыденной жизни врача маленького городка и рассказа о ее юности, прошедшей в Лондоне семнадцатого века.

К тому же меня слегка выбивала из колеи мысль о том, что Карин говорит вслух только ради меня.

Еще раз тепло улыбнувшись, она вышла из комнаты.

Целую долгую минуту я рассматривал картину, изображавшую ее родной город.

– И что случилось потом? – спросил я. – Когда она поняла, что с ней произошло.

Эдит подтолкнула меня еще на полшага, взглядом указав на другой пейзаж, побольше. На нем была изображена пустынная поляна в унылом осеннем лесу, а в отдалении виднелась черная горная вершина.

– Когда Карин поняла, кем стала, – тихо сказала Эдит, – она пришла в отчаяние… а потом восстала. Попыталась уничтожить себя. Но это не так легко сделать.

– Как? – я не собирался говорить этого вслух, но был настолько потрясен, что слово просто вырвалось.

Эдит пожала плечами:

– Спрыгивала с большой высоты. Пробовала утопиться в океане. Однако она была молодой в этой новой жизни и очень сильной. Поразительно, как ей удалось устоять… и не питаться… пока она оставалась новообращенной. В это время инстинкт особенно могуществен, он преобладает над всем. Но Карин испытывала такое отвращение к себе, что нашла в себе силы попытаться уморить себя голодом.

– А это возможно? – тихо спросил я.

– Нет, да и вообще нас мало чем можно убить.

Я открыл рот, чтобы задать вопрос, но Эдит заговорила раньше:

– В общем, она довела себя до того, что стала очень голодной и постепенно ослабела. Несколько месяцев скиталась как можно дальше от людей, сознавая, что ее сила воли тоже истощается. Бродила одна по ночам, выискивая самые пустынные места и изнывая от ненависти к себе… Однажды мимо убежища Карин проходило стадо оленей. К этому моменту она настолько обезумела от жажды, что не задумываясь набросилась на них. Силы вернулись, и она поняла, что не обязательно быть гнусным чудовищем, чего она так боялась. Разве не случалось ей в предыдущей жизни есть оленину? В течение следующих нескольких месяцев Карин создала свою новую философию. Можно существовать, не становясь демоном. Она опять нашла себя… И начала с большей пользой использовать время. Она всегда была умной, стремилась к знаниям, а теперь у нее была в запасе целая вечность. По ночам Карин училась, днем планировала. Вплавь перебралась во Францию и…