Текст книги "Садовник"

Автор книги: Стефани Бодин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Я сложил ладони рупором и крикнул:

– Жил-был зайчонок, и решил он убежать от мамы!

Повторение моего имени разом прекратилось. Тишина.

Давай же, Лейла!

Я крикнул снова:

– Жил-был зайчонок, и решил он убежать от мамы!

Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!

Я почувствовал, как глаза наполняются слезами, в животе похолодело, и голос надломился, когда я вновь закричал:

– Жил-был зайчонок, и решил он убежать от мамы!

Пожалуйста!

И тут меня понесло.

– Жил-был зайчонок, и решил он убежать от мамы!

Снова и снова повторял я эти слова, пока не охрип. Слезы ручьем побежали из глаз.

– Ну как же ты не помнишь?!

Прозвенела сигнализация, и все вокруг затуманилось. Блестки водяной пыли падали мне в ладони, вода стекала сквозь пальцы на пол.

Опустив плечи, я поднес ладони к лицу и почувствовал, что морось прекратилась.

Вдруг из глубины теплицы послышался слабый девичий голос:

– «Убегу я от тебя», – сказал он.

Я опустил руки.

– «А я, – сказала мама, – за тобой побегу».

Застыв, я с надеждой ждал.

– «Ты же мой зайчонок», – прозвучало вдалеке, слева.

Улыбнувшись, я вытер кулаком слезы и пошел на голос.

Другие тоже бормотали слова вслед за Лейлой, но их голоса не заглушали ее. То и дело поскальзываясь на гладком полу, я заторопился к ней, выкрикивая строчки из сказки, и она отвечала на каждую.

Важно было отыскать ее, пока мы не дошли до того места, на котором она засыпала. Случись это – и мне никогда ее не найти.

Я бежал в конец теплицы, откуда только что звучал голос Лейлы. Оставалась лишь одна строчка… мой последний шанс.

Ее последний шанс.

Наш последний шанс.

Остановившись, я набрал полную грудь воздуха и произнес первую часть:

– «Тогда, – сказал зайчонок…

Я затаил дыхание.

Откуда-то слева, совсем близко от меня, послышалось:

– …я стану крокусом в тайном саду».

Лейла.

С горящими – как у всех – глазами, лицом бледным и искрящимся, она тянулась ко мне в темноте. Никогда в жизни я не видел ничего до такой степени жуткого и одновременно прекрасного.

Она сидела лишь в нескольких ярдах от меня, но как только я стал пробираться, остальные, подражая ей, тоже протягивали руки, цеплялись за мои джинсы. Пытаясь оттолкнуть их, я потерял ботинки. Меня облепили со всех сторон, последние несколько футов я полз по-пластунски. Когда я протянул Лейле ладонь, она взяла ее и не отпускала.

– Ты в порядке? – Я обхватил ее лицо руками.

По блестящим щекам скатывались слезы. Она кивнула.

Мы обнялись. Мне ни за что не хотелось разжимать руки, и, судя по ее объятиям – а она больше не была слабой, – ей тоже.

Громкий щелчок отозвался эхом по всей теплице, и Лейла тревожно вздрогнула. Вокруг нас все закопошились, мерцающий туман исчез, и включился свет. Разжав объятия, я прикрыл глаза ладонью. И только тогда заметил, что Лейла тоже сидит на возвышении.

Опустив взгляд на нижнюю часть ее тела, я не смог сдержаться:

– Нет, нет, нет… Только не это…

Как и у всех остальных, к ногам шли трубочки с зеленой жидкостью.

Мой отец – Садовник. В этом виноват он.

Я потянулся к трубочкам, потрогал. Теплые.

Рука Лейлы отстранила мою ладонь:

– Нельзя. Нельзя вытаскивать.

И тотчас вокруг стали вторить голоса: «Нельзя, нельзя…»

– Да как же это?.. Как они…

– Не надо. – Она покачала головой, из глаз вновь потекли слезы. – Это не имеет значения.

Я лишь невнятно лепетал:

– Что же делать? Не знаю, что делать… чем помочь.

Лейла прикоснулась к моему лицу:

– Тут ничего не поделаешь.

Неужели все зря? А как же покалеченный Джек? Ждущая за воротами мама?.. Она, наверное, в опасности.

Ведь должен быть какой-то выход.

Хлопнули двери, и я моментально лег на живот. Двое в зеленых костюмах, озираясь по сторонам, дошли до главного прохода и остановились.

Интересно, их тоже пугали дети? Что было бы, если бы я впервые встретил Лейлу здесь? С блестящей кожей, в зеленом костюме в обтяжку, подключенной к аппарату, словно какой-то пришелец. Возникли бы у меня тогда к ней чувства?

Чувства.

Ни к одной девчонке я никогда не испытывал чувств, разве что ненадолго кем-нибудь увлекался. Пока не встретил Лейлу. Мы провели вместе жалкие двадцать четыре часа, но, расставшись с ней, я тосковал. Без нее возникало ощущение, что от меня оторвали кусок.

Насквозь промокший, лежа рядом с ней на животе, я размышлял о том, что будет дальше, и внезапно почувствовал невероятный прилив сил. Я сжал ее ладонь:

– Не беспокойся.

Она ответила пожатием.

Перебросившись парой слов, двое в зеленом ушли тем же путем.

Я снова сел:

– Попробую добиться помощи.

– Какой помощи? – нахмурилась Лейла.

Я наклонился и взял ее лицо в ладони:

– Помощи для тебя.

На секунду она закрыла глаза, потом открыла снова:

– Она мне больше не нужна. Теперь я сильная.

– Но… – Я оглянулся. – Посмотри, где ты живешь.

Она прикоснулась рукой к моему лицу:

– Здесь мое место.

– Нет, – покачал головой я. – Не верю. Твое место не здесь. – И добавил с волнением: – Ты заслуживаешь большего. Твое место рядом со мной. Неужели ты не хочешь?

Лейла задумалась.

– Нельзя. Мне можно хотеть лишь то, что есть здесь. И больше ничего.

– Но разве ты хочешь только этого?

Медленно покачав головой, она прижала ладони к моим щекам:

– Я хочу быть с тобой.

– Тогда я попрошу о помощи.

– Кого?

– Одного человека. Никогда не думал, что буду просить его…

Моего отца.

– Я вернусь.

Она улыбнулась и положила ладони на мои руки:

– Обещаешь?

– Обещаю.

Мне не хотелось покидать Лейлу, но я знал – она никуда не уйдет.

Пробравшись к выходу, я потихоньку открыл дверь. В пустом коридоре ревела сигнализация и мигал свет. Зато горстки оранжевого порошка никуда не делись. Первые два поворота я помнил хорошо, а вот куда идти дальше – надо смотреть. Огромные, как казалось раньше, кучи порошка теперь выглядели едва заметными оранжевыми пятнышками, на каждом углу приходилось останавливаться и вглядываться. К тому же я прислушивался, не идет ли кто, а это было не просто – сигнализация ревела вовсю. Наконец я увидел кладовую и припустил прямиком к Соломону.

– Соломон!

Ответа не последовало. Войдя в кабинет, я увидел его на полу в вязкой зеленой луже.

Я опустился на колени:

– Соломон?

Он тотчас открыл глаза и потянулся ко мне рукой:

– Хорошо, что ты пришел…

– Кто это сделал? – спросил я, хотя уже знал ответ.

– Ева. – Он сжимал в руке флакон с таблетками. – Она давно травила меня, а я даже не догадывался. Теперь, когда здесь появился ты, у нее больше не осталось времени ждать, пока я умру. И она…

Я положил руку ему на лоб – какой бессмысленный жест!

– Что делать? Чем я могу помочь?

Он покачал головой и добавил:

– Некоторые переметнулись на ее сторону. Мне следовало предвидеть. Это она прекратила выплаты твоей маме. Это она…

Его глаза закрылись, голова склонилась набок.

– Я позову кого-нибудь!

Соломон сглотнул и, задыхаясь, вновь заговорил слабым голосом; некоторых слов было не разобрать.

– Сигнализацией… блокируется. Все… по кабинетам. Не выйдут… пока… не отключится.

Теперь ясно, почему в коридорах пусто.

– Я буду стучать во все двери. Найду кого-нибудь.

Он взял меня за руку и сжал ее:

– Мне надо кое-что тебе рассказать. Кое-что, о чем я так и не решился…

– Нет! Я пошел за помощью.

– Никто не поможет…

Но я, кажется, знал одного человека.

– Как выйти за ворота?

Наверное, он что-то заметил в моих глазах, потому что не стал спорить и рассказал, как добраться до выхода, трясущейся рукой показав на карман своей рубашки. Я вынул оттуда пластиковую карту.

– Откроешь ворота… двери закрыты… – пробормотал он и потерял сознание.

Эх, надо было отобрать электрошокер у типа в зеленом костюме!.. В углу висел огнетушитель, а под ним – топор. Схватив его, я побежал, повторяя про себя указания Соломона и надеясь, что никого не встречу в коридоре, потому что тогда мне пришлось бы применить оружие. Не прошло и пяти минут, как я достиг выхода и, распахнув двери, помчался к воротам.

Только будь там, прошу тебя.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

– Мама! – крикнул я.

– Мейсон!

Мама вышла из машины доктора Эмерсон и побежала ко мне.

– Мама!

Я отыскал замок и вставил карту в щель. Поочередно зажглись три зеленые лампочки, ворота медленно отворились. Мама бросилась обнимать меня, и я отвел в сторону руку, в которой держал топор.

– Слава богу! Как же ты долго. Я волновалась.

– Соломону нужна твоя помощь. – Я сделал шаг назад. – Пойдем.

– Он твой отец, – помолчав, произнесла мама.

– Я знаю.

Она не двинулась с места.

– Что такое?

Мама указала на доктора Эмерсон, стоящую у «приуса»:

– Она тоже может помочь.

Спорить и выяснять, помирились ли они, не было времени, и я позвал ее.

Доктор Эмерсон подалась к воротам:

– Что с Лейлой? Как она?

– Некогда рассказывать. Нужна ваша помощь.

Она замешкалась и покачала головой:

– Нет. Мне туда нельзя.

Я сжал рукоятку топора так, что побелели костяшки пальцев:

– Даже ради Лейлы?

Она помотала головой и сделала шаг назад.

После всего? Всего, что связано с Лейлой? Ведь мы так спешили добраться до «Тро-Дин»!

– Тряпка! – не выдержал я.

Смотреть на ее реакцию было недосуг. Я повернулся к маме:

– Надо спешить.

И мы побежали к зданию.

Оказавшись внутри, я махнул рукой.

– Сюда.

– Я знаю дорогу, – отозвалась мама и пошла вперед.

При виде мамы лицо Соломона просветлело, хотя ему было явно плохо. Она опустилась на колени и начала менять местами серебристые трубочки, прижав ладонь к его щеке и беспрестанно шепча его имя.

– Кто это сделал?

Соломон сглотнул:

– Ева.

Мама замерла.

– С чего вдруг?..

– Она хочет прибрать здесь все к рукам, – выпалил я. – И уже давно травит его.

– Никогда не доверяла этой женщине, – покачала головой мама и стала дальше разбираться с трубочками.

Я с удивлением наблюдал, как толково и уверенно действовала мама, а ведь мне всегда казалось, что она легко теряет самообладание.

– Готово. Теперь нужно подключить. Не знаю, успеем ли. – Она взглянула на меня: – Можешь поднять его?

Вдвоем мы усадили Соломона в кресло, и мама принялась подсоединять трубочки.

– Что дальше? – спросил я.

– Ты о чем?

– Обо всем! Дети в теплице. Ева собирается захватить власть.

Мама покачала головой:

– У Евы ум за разум зашел. И у тех, кто на ее стороне, тоже.

– Но как нам ее остановить?

Соломон, казалось, снова набирал силы. Голос его зазвучал гораздо спокойнее:

– Ева давно ведет подковерные игры. Хочет вступить в сделку с военными.

– Поверить не могу, что люди с ней согласились. – Мама прикусила губу.

– Ева лгала им, – пояснил Соломон. – В семьях думают, что это нужно только для развития проекта, что огромные деньги от военных ускорят нашу работу.

Я вспомнил разговор с доктором Эмерсон, как она взволнованно рассказывала о том, что кое-кто хочет продать проект военным. Она имела в виду Еву?

– Значит, большинство не знает, что их дети станут солдатами?

Соломон покачал головой:

– Если не считать тех, кто разделяет взгляды Евы, вряд ли кто-то до конца понимает, чем это чревато.

– Так всегда и было, – произнесла мама. – Родители слепы, они не видят ничего, кроме того, что им хочется видеть. Еве оставалось лишь представить все в розовом свете, и они соглашались. – Она похлопала Соломона по руке. – У тебя за спиной.

– О, боже!.. – простонал Соломон.

Теперь я смотрел на него другими глазами. Он искренне хотел спасти человечество. Возможно ли, что он играл положительную роль, если вспомнить увиденное мной в теплице? И во всем следует винить Еву?

– Так что насчет Евы? – спросил я.

Соломон взял маму за руку:

– Нельзя допустить…

– Она не знает, что вы живы? – перебил я. – Ведь, уходя, она думала, что вы умрете?

– Наверняка… – Он взглянул на маму: – Лишь несколько человек могли спасти меня.

Соломон закашлялся. Мама нашла полотенце и поднесла к его рту.

– А можно закрыть все это? Покончить раз и навсегда? – спросил я.

Он перестал кашлять, но так и держал полотенце у рта. Они с мамой переглянулись.

– Что?

Мама взяла меня за руку:

– Мейсон, проект просто так не закроешь.

– Почему?

– Ты видел, что произошло с Лейлой, когда она ушла от остальных всего лишь на сутки?

– Да. Но и держать их здесь тоже нельзя. Люди знают правду. Я знаю. И Джек. Мы можем рассказать об этом, и всему придет конец.

Мама посмотрела на Соломона.

– Что? – Я чуть было не перешел на крик. – Почему вы молчите?

Она откашлялась:

– Мейсон, я знаю, ты беспокоишься о Лейле. Поэтому подумай о том, что я сейчас скажу. Если ты позвонишь в ФБР, министерство здравоохранения или еще куда-нибудь, что они сделают в первую очередь?

– Ты о чем?

Мама махнула рукой в сторону двери:

– О детях. Что они сделают с детьми? Подумай.

Такие истории я слышал в новостях. О поселках, полных религиозных фанатиков, которые выдавали маленьких девочек замуж за взрослых мужчин. Полиция вмешивалась и принимала меры.

– Позаботятся о них, так ведь? Найдут им приемные семьи, наверное.

Соломон сбивчиво заговорил:

– Этим детям нельзя в приемные семьи. А полиция не поймет. Их вырвут отсюда, но как заботиться о них – никто и понятия не имеет. Расселят по разным домам, станут насильно кормить, ведь они откажутся от еды и питья. Правда, Мейсон! Они все умрут раньше, чем кто-нибудь сообразит, что происходит.

Нет, до этого не дойдет.

– Ученые из «Тро-Дин» расскажут, что делать!

– Из тюрьмы? – спросила мама. – Милый, всех, включая меня, мигом упрячут в каталажку.

У меня глаза полезли на лоб.

– А тебя за что?

– Подумай! – Она наклонила голову и усмехнулась. – Я знала обо всем и годами работала с этими детьми в «Тихой гавани». Пятнадцать лет из «Тро-Дин» на мой счет поступали деньги. В лучшем случае пойду как сообщник. Если я даже ненадолго попаду в тюрьму, тебя отдадут в приемную семью – глазом моргнуть не успеешь.

От мысли, что я могу потерять маму, дом, что вся моя жизнь может полностью измениться, мне стало тошно. Я упал в кресло:

– И что же нам делать?

– Прежде всего, необходимо нарушить Евины планы, – уверенно сказал Соломон. – Надо рассказать ученым – родителям этих детей – о том, что она вознамерилась сделать. Они должны понять: если она захватит власть, проект в опасности.

Неожиданно сигнализация умолкла.

Я встал.

– Ты куда? – спросила мама.

– В теплицу. Лейле нужна защита.

Соломон покачал головой:

– Сейчас туда нельзя. Нужно тщательно все продумать. С Евой я должен разобраться сам.

Схватив пожарный топор, я ринулся из кабинета, не обращая внимания на мамины крики и просьбы вернуться. Разве мог я спокойно сидеть, зная, что Лейле угрожает опасность? К счастью, кучки оранжевого порошка никуда не делись, к тому же на этот раз маршрут уже не казался таким запутанным, как раньше. Почти у самых дверей теплицы три резких, пронзительных сигнала заставили меня замедлить бег и остановиться у последнего поворота.

Я толкнул дверь и вошел.

Рядом с Лейлой стояла Ева в компании двух типов в зеленом. Обернувшись ко мне, она произнесла:

– Наконец-то!

Решила, что я все это время метался в поисках теплицы. Я кивнул, покрепче сжал топор и направился к ним.

Завидев топор, оба зеленых угрожающе замахали электрошокерами.

– Может, обойдемся без оружия? Быстро прощайся и уходи.

Как бы не так! Я не собирался оставлять Лейлу. Евин голос звучал более чем грозно – вряд ли этого требовала ситуация, какой бы непонятной она ни была.

– Вы о чем?

– Не хочешь – дело твое… – Ева посмотрела на Лейлу: – «А я, – сказала мама, – стану садовником и тебя отыщу».

Глаза девочки помутнели, голова упала на грудь.

Я бросил на Еву яростный взгляд. Неужто она принимает меня за идиота?

– «Тогда, – сказал зайчонок, – я стану крокусом в тайном саду».

Лейла подняла голову и огляделась.

Ева закатила глаза:

– Великолепно!

Она быстро произнесла что-то, кажется, по-французски. Взгляд Лейлы вновь затуманился, голова склонилась вперед.

– Она знает эту сказку на семи языках. Ну что, слабо?

Да, теперь я и впрямь чувствовал себя идиотом. Вытянув вперед топор, я прошел мимо них, сел рядом с Лейлой и приподнял ее голову.

– Уходи. В любом случае ей здесь лучше. – Ева выпрямилась, на ее лице мелькнула усмешка. – У проекта вот-вот сменится руководитель.

Я прищурился:

– Соломон не допустит.

– Он всегда нам мешал.

Она не знала, что Соломон выжил. И чем дольше будет оставаться в неведении, тем больше у нас шансов ее остановить.

– Чем он вам мешал?

– Бесспорно, у «Тро-Дин» есть и могущество, и деньги. – Ева принялась мерить шагами проход. – Но кто влиятельнее и богаче нас?

Пожав плечами, я подвинулся ближе к Лейле, положил ее голову себе на грудь. В этот миг мне было совершенно неинтересно, о чем Ева надумала поведать.

– Военные организации. С их возможностями и финансовой поддержкой проект так стремительно наберет темп, как ни Соломону, ни кому-либо другому и не снилось.

Но ведь если вмешаются военные, пути назад не будет. А значит, мне не все равно.

– С какой радости военным тратить деньги на борьбу с голодом?

Ева так расхохоталась, что слезы брызнули из глаз:

– Бесподобно! – Она схватилась за живот, не в силах остановить смех. – С ума сойти! Да чихать они хотели на борьбу с голодом! Ты разве не видишь практический смысл этого эксперимента? Любой военачальник отдаст все на свете, чтобы только его солдатам не требовалось еды и питья!

Одно дело, когда о последствиях подключения к проекту военных говорил Соломон. Другое дело – Ева. Она рассуждала так, словно уже ударила с ними по рукам.

– А Соломон? Ведь он сказал, что голод ждет всех, даже военных.

По-прежнему улыбаясь, Ева ответила:

– Соломон поставил не на ту лошадь. Бояться надо всадника с мечом. Война уничтожит эту планету куда быстрее, чем голод. И я буду среди победителей… – Она кивнула на Лейлу: – Как и моя дочь.

Хотя познакомились мы с отцом меньше часа назад, в одном я был точно уверен:

– Соломон никогда этого не допустит!

– Соломон, Соломон, Соломон… – Ева скрестила руки на груди. – Как я устала! Только и слышно: «Какой Соломон изобретательный! Какой находчивый!» Все, с меня довольно! – Она взглянула на двоих в зеленых костюмах, потом пристально посмотрела мне в глаза: – И не только с меня.

Двойная дверь резко распахнулась. Несколько человек в белых рубашках и защитного цвета брюках вошли в теплицу.

Ева взмахнула рукой:

– Объявлена тревога, вы не слышали? Все должны сидеть по своим местам.

Она выглядела слегка обеспокоенной. Может, боялась, что они нашли и спасли Соломона?

Вперед вышел высокий рыжеволосый человек:

– Несколько минут назад дали отбой.

Наверное, те три гудка, что застали меня у дверей.

– Зачем вы сюда пришли? – спросила Ева.

Рыжеволосый бросил взгляд на стоящую рядом с ним женщину и, нахмурившись, повернулся к Еве:

– После учебной тревоги мы всегда первым делом идем в теплицу… – он вытянул руку в сторону, – проверить, как они.

Ева слегка покачала головой:

– Да, знаю.

– Ведь это учебная тревога? – спросил человек с седой бородой.

– Разумеется. – Ева еще сильнее выпрямила спину. – Вообще-то, я ожидала, что вы сюда явитесь. Прошу, подойдите ближе. Я сделаю объявление.

Ева шагнула вперед, а зеленые, стоя в проходе, загораживали меня и весь Лейлин ряд. Пока я не отважился показываться на глаза ученым: неизвестно, что придет им в голову при виде меня. К тому же я не знал, как разбудить и вывести Лейлу и даже как выбираться самому.

– Соломон умер, – возбужденно произнесла Ева.

Люди заахали, какая-то женщина залилась слезами.

Шум голосов становился все громче: «Как? Когда? Что теперь будет?»

Если эти люди поверят, что Соломон мертв, может случиться страшное. Собравшись с духом, я все-таки решился предстать перед группой.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Голоса смолкли, и я пошел по проходу, тыча топором в сторону зеленых.

– Она лжет, – сказал я, откашлявшись.

Ева резко обернулась:

– Не слушайте его.

– Нет! – заорал я. – Ее не слушайте! Она давно травила Соломона! Вырвала трубки и оставила его умирать. Я видел!

Толпа снова загудела, раздались возгласы изумления. Люди хотели понять, кому верить. Или кто из нас менее полоумный. Мои крики и размахивания топором явно склонили чашу весов не в мою пользу. Досадно.

– Кто это? – спросил седобородый, указывая на меня. Несколько человек качали головами, вместе с ними и Ева.

– Он похитил Лейлу из «Тихой гавани» и чуть не погубил ее, – сказала она.

– Неправда! – И тут до меня дошло, что в моем распоряжении есть оружие куда серьезнее топора. – Я – сын Соломона.

Гул сменился ошеломленными восклицаниями, люди разглядывали меня, пытаясь определить, не вру ли я.

– У него нет доказательств! – заявила Ева.

– Они ему и не нужны!

Толпа расступилась, раздался скрип, и, толкая перед собой инвалидную коляску, в которой сидел Соломон, в теплицу вошла мама. Глядя Еве в глаза, мама громко сказала:

– Он – наш с Соломоном сын.

– А что насчет Евы? Это правда? – спросил седой.

– Правда, – ответила мама. – Ева напала на Соломона и оставила умирать.

Ева отступила на шаг. Зеленые переглянулись, словно оценивая, на чью сторону стать, и отошли от Евы.

– Но Мейсон, наш сын, – продолжала мама, – нашел его. И позвал на помощь меня.

– Мне уже лучше, – добавил Соломон.

Последовали вздохи облегчения, а седой, обернувшись к Еве, произнес:

– Зачем?

Та усмехнулась:

– Вы понятия не имеете, насколько важен это проект.

– Еще бы, – нахмурилась мама.

Рассмеявшись, Ева нагнулась и выхватила из сапога нож. Лезвие сверкнуло зеленым.

– Сделка заключена. Я разделалась с Соломоном… Нет, скажем так: я думала, что разделалась с Соломоном, и позвонила своему человеку в военном ведомстве. Через двадцать четыре часа они будут здесь.

Охи сменились громкими криками.

Опустившись на колени перед первым попавшимся ребенком, Ева перерезала одну из серебристых трубочек. Оттуда хлынула густая зеленая жидкость, ребенок застонал. К нему присоединились остальные, и вскоре их стенания звучали как хор плакальщиц.

Кто-то вскрикнул.

– А ну, назад! – приказала Ева, кивнув головой на дальний угол теплицы. – Слышите, всем назад!

Мы стали отходить, а Ева, не выпуская нож из рук, произнесла:

– Одно движение, и кому-то не поздоровится!

– Ева! – крикнул Соломон.

Она продвигалась к двери спиной вперед.

– До завтра запру вас здесь.

– Наши люди не только в теплице! – крикнул рыжий.

Ева усмехнулась:

– Скажу им, что Соломон умер. Да что угодно совру, лишь бы не мешали. И завтра вы примете военных с распростертыми объятиями.

Она толкнула дверь и, стоя к нам лицом, замешкалась, желая что-то добавить. Но только открыла рот, как красный баллон обрушился ей на голову и повалил с ног. Несколько человек, и я в том числе, подбежали к выходу. Мужчины связали Еву, и я увидел, кто нанес удар.

Огнетушитель держала в руках доктор Эмерсон. Я вскинул брови, она в ответ пожала плечами.

– Простите, что назвал вас тряпкой.

С громким лязгом баллон упал на пол.

– Ты был прав.

– Но теперь-то нет.

Она улыбнулась.

К нам немедленно подбежали люди. Об увольнении доктора Эмерсон никто не вспоминал, все были счастливы вновь с ней встретиться. Даже Соломон потянулся обнять ее.

Некоторые поспешили на помощь к стонущему ребенку, а остальные собрались в круг, и седоволосый человек, похлопав в ладоши, призвал к тишине.

– Слово Соломону!

Все замолкли, и Соломон произнес:

– Это еще не конец.

Я посмотрел на лежащую на полу Еву в окружении пятерых человек. Мне-то казалось, что все закончено.

– Я не имею представления, с кем связывалась Ева, – продолжил Соломон. – Как остановить военных, я тоже не знаю. Остается одно.

По толпе пронесся шепот.

– План «И»? – выкрикнул седоволосый.

Соломон кивнул.

Люди заахали, одна из женщин разрыдалась.

– Что это значит? – спросил я доктора Эмерсон.

– Думаю, будут увозить.

– Что увозить?

– Не что, а кого… План «И» значит «Исход». Детей увезут.

– Нет!

Ко мне подошла мама:

– Ничего не поделаешь, Мейсон. Рисковать нельзя.

– Но куда? Куда их увезут? Теплицу так быстро не построишь…

Мама и доктор Эмерсон переглянулись.

– Мейсон, эта теплица не единственная, – произнесла доктор Эмерсон.

– Как? – Ну, конечно: каждая книга в зеленой комнате относилась к одному ребенку, а книг там были тысячи. – Сколько же их?

– В Соединенных Штатах – десять, – сказал Соломон.

Я опешил:

– Есть и в других странах?

– На всех континентах, – кивнул Соломон.

Как такое возможно? У меня закружилась голова. И тут я вспомнил о Лейле.

– Кто-нибудь говорит по-французски? – крикнул я на бегу.

Миловидная светловолосая женщина в очках с тонкой оправой перевела мои слова. Лейла заморгала и посмотрела на меня:

– Мейсон?

Я прижался губами к ее лбу и обнял. Мама опустилась на колени рядом со мной:

– Мейсон, людям нужно работать. Пойдем!

– Без нее я не пойду.

Мама почесала затылок:

– Придется.

– Я возьму ее с собой.

– Ты уже знаешь, к чему это приведет. – Она положила руку мне на плечо.

Я отклонился и посмотрел на Лейлу. А затем вспомнил еще кое о чем:

– Что будет с Евой?

– Она поедет вместе со всеми, – ответила мама. – За ней будут следить, но она наверняка опять возьмется за свое. Как говорится, не отталкивай от себя друзей…

– …а тем более врагов.

– Вот именно. – Она пожала плечами. – Помощи ждать неоткуда. Полиции ее не выдашь.

– Куда нас повезут? – спросила Лейла.

Мама покачала головой:

– Не знаю. Но вы будете в безопасности.

Лейла посмотрела на меня:

– Я хочу остаться с тобой.

– Я бы тоже этого хотел, – улыбнулся я.

Она обвила руками мою шею и притянула меня к себе; я чувствовал ее дыхание.

– Тогда давай так и сделаем. Пусть мне осталось недолго, но я хочу провести это время с тобой.

Я прижался лбом к ее лбу. Мне не терпелось сказать «да», вырвать трубки и унести ее оттуда. Прожить остаток наших дней так, как хотелось нам. Остаток ее дней…

Вместо этого, чувствуя, как глаза наполняются слезами, я прошептал:

– Они найдут способ, чтобы ты могла жить сама, отдельно от машины.

Лейла еще крепче ухватилась за меня:

– Нет. Не найдут. Забери меня отсюда.

Чуть отстранившись, я взял ее лицо в ладони. Она заплакала, и я почувствовал, что по моим щекам тоже потекли слезы.

– Не могу. Хочу, но не могу.

– Нет. – Лейла зажмурила глаза, лицо сморщилось, голова в моих руках раскачивалась из стороны в сторону. – Нет. – И еще сильнее прижалась ко мне. – Пожалуйста, Мейсон, прошу тебя.

– Послушай, послушай. – Меня душили рыдания, и я изо всех сил старался сдержать их. – Они точно найдут способ. Ты ко мне приедешь.

Карие глаза были полны слез.

– Куда?

Доктор Эмерсон говорила, что есть шанс стабилизировать органические вещества, когда дети перестанут расти. Сколько будет Лейле? Восемнадцать? Девятнадцать? К тому времени я уже окончу школу.

– В Стэнфорде. Я буду в Стэнфорде. Найдешь меня там.

Какой я дурак, она и представления не имеет о Стэнфорде!.. Я достал из кармана телефон и вложил ей в руку:

– Я найду тебя. Сам.

Прежде чем Лейла успела ответить, я снова взял ее лицо в ладони – на этот раз крепче – и, стараясь не разрыдаться, как малый ребенок, быстро поцеловал в губы. Ее блестящие щеки были мокры от слез. Открыв глаза, она взяла меня за руки и надолго прижалась губами к моей щеке – той, что со шрамом. Надо уходить – сейчас или никогда.

– Увидимся, – прошептал я.

Лейла сжимала мои ладони еще несколько мгновений, затем отпустила. Я отошел от нее и направился к выходу. Не оглядываясь – иначе я не смог бы оставить ее там.

За дверями теплицы царил хаос. Людей стало гораздо больше, никто даже не глядел в мою сторону.

Мама стояла рядом с Соломоном. Он протянул мне свою теплую руку.

– Мейсон, я рад, что мы наконец встретились.

Я кивнул.

– Я уезжаю, – добавил он. – Но у меня есть к тебе предложение. Хочу помогать тебе в будущем. Возможно, даже стать его частью. Некоторым образом.

– Хорошо, я подумаю.

Я оставил их с мамой наедине, чтобы они могли попрощаться.

На улице я прислонился спиной к водительской двери джипа, вытирая нос рукавом. Десять минут спустя появилась мама; ее глаза опухли и покраснели.

– Ты все еще любишь его, – сказал я.

– Всегда любила.

– Зачем же ты его оставила?

Она потрепала меня по щеке:

– Ты так и не понял?

Понял. Она все делала ради меня.

Я хотел было открыть дверь, но мама мягко отвела мою руку:

– Тебе рано за руль.

– С каких пор? – спросил я, все еще вытирая слезы.

– С сегодняшнего дня, – улыбнулась мама. – Теперь все изменится.

Мы сели в машину и отправились домой.

– Тебя уволили?

– С треском. Так или иначе, я давно хотела сменить работу. Стану преподавать в портлендском колледже.

– Правда?

Она кивнула и добавила:

– А ты будешь бесплатно там учиться.

В боковое зеркало я наблюдал, как удаляется «Тро-Дин».

– Ни за что. Я еду в Стэнфорд.