Текст книги "Садовник"
Автор книги: Стефани Бодин
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Стефани Бодин
САДОВНИК
Посвящается Танзи
ПРОЛОГ
Никто и никогда не собирался показывать мне видеозапись отца, и он мог остаться для меня таинственным незнакомцем. В день, когда чау-чау в клочья изодрал мне щеку – день рыданий, крови и боли, – я впервые услышал отцовский голос. Мне было пять.
Тогда, десять лет назад, я ждал у дороги детсадовский автобус. Пират – пес наших соседей Шефферов – вынюхивал на лужайке место, чтобы опорожниться. Я знал его еще щенком и всегда подзывал к себе, чтобы погладить. Но на этот раз, едва моя нога в синем ботинке с развязавшимся шнурком ступила на соседскую территорию, он как бешеный набросился на меня. Падая спиной на траву, я успел лишь пискнуть – слишком слабо, чтобы кто-нибудь услышал и пришел на помощь. А затем стал кричать. Что было сил.
Разом хлопнули двери: на улицу одновременно выскочили мистер Шеффер и мама. Помню, мистер Шеффер, ругаясь на чем свет стоит, пинком сбросил с меня Пирата, а мама упала на колени рядом со мной, в ужасе широко раскрыв глаза.
– Красавчик мой, красавчик мой, красавчик мой… – причитала она.
– Да помогите же ему! – гаркнул мистер Шеффер.
Опомнившись, она подхватила меня, закинула на плечо и побежала к гаражу. Ее душили рыдания. Моя голова болталась за маминой спиной, дорожка так и прыгала перед глазами, кровь капала с лица, оставляя на бетоне крохотные красные цветки.
Мама уложила меня на переднее сиденье, головой себе на колени, и мы на всех парах помчались в больницу. На поворотах визжали шины, и мне приходилось то и дело хвататься за приборную панель, чтобы не упасть.
Тишину отделения неотложной хирургии нарушили мамины неистовые мольбы о помощи и мои стоны. Кто-то промыл рану. Затем врач обколол мне лицо длинными иглами и стал накладывать швы.
К тому времени боли уже не было. Время от времени ощущалось подергивание на лице. Не в силах открыть глаза, я просто лежал, а мама сжимала мою ладонь.
– Девяносто семь швов. Счастливчик! – В голосе врача звучала отработанная годами невозмутимость. – Лицевые нервы не повреждены.
Он опустил лишь маленькую деталь: рана прошла слишком близко к тем самым нервам, поэтому ни один пластический хирург не возьмется делать мне операцию, и одной половиной лица я на всю жизнь останусь похож на Франкенштейна. Подумаешь, я ведь счастливчик!
По дороге домой в машине стоял металлический запах. Дрожащей рукой мама добавила громкости – по радио звучала песенка из «Улицы Сезам». Мой правый глаз, в который Пират едва не впился зубами, был скрыт повязкой; я таращился левым глазом, боясь повернуть голову, а в руке сжимал награду за мужество – фиолетовый леденец на палочке.
Дома мама устроила меня на диване, подложила под спину подушки. Я все еще всхлипывал, но больно мне не было – спасибо лекарствам. Мама ходила из комнаты в комнату, заламывала руки, беспрестанно сморкалась и вытирала слезы. Через некоторое – довольно долгое – время она остановилась и посмотрела на меня. Вздохнув и покачав головой, принесла видеокассету, вставила ее в магнитофон и присела на краешек дивана рядом со мной.
Левым глазом я рассматривал ее бледное, заплаканное лицо.
– Мейсон, – произнесла она тихо и спокойно. – Раньше я говорила тебе, что твой папа… умер. Это неправда. Просто он пока не может быть твоим папой.
Мне было всего пять лет, и, конечно, я тотчас спросил, а когда же он сможет им стать. Мама не ответила. Просто включила запись. На экране появился человек в зеленой рубашке – видно было только туловище. Человек читал сказку «Как зайчонок убегал». Обычный голос. Кроме синей татуировки-бабочки на правой руке, ничего особенного. Вовсе не такого отца я рисовал в своих мечтах. Но я был маленький, и мое лицо на всю жизнь изуродовали швы. А он, перед тем как начать чтение, произнес слово «сынок».
Я прижался к маме и слушал. Затаив дыхание.
Когда мистер Шеффер снова вывел беднягу Пирата на улицу, выстрела я даже не услышал.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
На последнем уроке весь десятый биологический класс мистера Хогана сгрудился вокруг меня – посмотреть, как по моей руке ползет маленькая, усеянная зелеными точками улитка. Ростом выше всех, я чувствовал, как вверх поднимаются разные запахи. Слева от кого-то несло съеденным на обед буррито. А справа определенно стоял библиотечный воришка, свистнувший пробник мужской туалетной воды из журнала «Спортс иллюстрейтед».
Хоган на инвалидной коляске подкатился ближе. Надпись на его футболке гласила: «Зеленый сойлент – это люди!».[2]2
«Зеленый сойлент» (Soylent Green) – научно-фантастический фильм, снятый в 1973 г. Герои фильма приходят к страшному открытию о составе некоего продукта питания, «зеленого сойлента», которым корпорация-монополист пытается накормить оставшееся без еды население.
[Закрыть] По пятницам у учителей «день свободной формы», надо лишь внести доллар в общественную кассу на дружеские посиделки.
– Итак, этот голожаберный моллюск – не просто морская улитка.
– У него будто зеленый паричок на голове! – воскликнул кто-то из девочек.
– Он способен фотосинтезировать, – продолжил учитель, – а фотосинтез – это…
– Когда растения используют для питания солнечный свет. – Выскочка Миранда Коллинз опять успела раньше всех.
– Улитка ведь не растение…
Не знаю, кто произнес эти слова, но я думал о том же.
– Ага, среди нас есть гений! Верно, это не растение. – Хоган указал на улитку. – Однако она питается зооксантеллами, а те, в свою очередь, морскими водорослями. Ну, а водоросли и есть самые настоящие растения.
– Чушь какая-то…
Не отрывая взгляда от улитки, я почувствовал, как все головы разом повернулись в мою сторону. Повисла тишина. До пятого класса я не разговаривал – вероятно, из-за того случая с собакой. Сам я не уверен, что мое молчание связано с травмой, но именно это дефектолог и детский психиатр в один голос твердили маме. А по-моему, мне просто нечего было сказать. С тех пор каждое произнесенное мной слово становилось событием – все затихали и внимательно слушали.
– Я тоже ем растения, однако фотосинтезировать-то не могу. Люди… – Я пытался вспомнить пройденный на днях термин, которым называются организмы, питающиеся другими организмами, – гетеротрофы. – Мы не можем вырабатывать питательные вещества.
Хоган кивнул:
– Вот именно. А зооксантеллы эволюционировали до такого состояния, что сохраняют в себе клетки водорослей, отвечающие за фотосинтез. Эволюция – это…
– Изменения, происходящие в биологических видах с течением времени. – Снова Миранда.
– Точно! Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты. Зооксантеллы стали автотрофами. Самопитающимися организмами. Как и голожаберные моллюски.
Миранда Коллинз подняла руку:
– Мистер Хоган, в контрольной будет такой вопрос?
– Нет, – проворчал он, – но знать это все равно нужно.
Я поднес руку поближе и посмотрел на улитку.
– А зачем?
– Перед нами доказательство, что любой организм может стать автотрофным. Если пересадить кожу с этих улиток на все тело, то в солнечном климате тебе со временем станут не нужны ни вода, ни пища.
Девчонки заохали и зафыркали, а ребята засмеялись.
– Спасибо, не надо. Знаете, как я люблю чизбургеры!
Я осторожно снял улитку с руки и посадил в стеклянную посудину на учительском столе.
– Благодарю, Мейсон. – Хоган откатился за свой стол, а мы расселись по местам. – Кто-нибудь из вас слышал о Гири Бала?
Большинство покачало головами, остальные вообще не отреагировали.
Хоган включил проектор. На экране появился черно-белый слайд – зернистый снимок, на котором были изображены две пожилые женщины в широких, похожих на халаты одеяниях.
– Индия, тысяча девятьсот тридцать шестой год. Женщина справа – Гири Бала. Родилась в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом.
Рядом, через проход, сидел Джек Митчем – мой лучший друг еще с детского сада. Я перестал разговаривать, и другие дети отвернулись от меня, но Джек всегда болтал безостановочно, не замечая моего молчания. Позже, когда мы стали ходить друг к другу в гости, он понял, что у меня все-таки есть что сказать. Однако в школе, пока я наконец не разговорился, он молотил языком за нас обоих. Постепенно я значительно перерос его, как и всех в классе. Если сшить вместе две пары его джинсов, туда как раз можно просунуть одну мою ногу.
Джек поднял руку:
– Кем она была?
– Ты хочешь спросить, кто она есть? – усмехнулся Хоган.
Между бровями Джека пролегли складки.
– Если она родилась в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом, то ей… – Он явно делал вычисления в уме.
Хоть Джек и лелеял честолюбивые планы стать врачом, в школе дела у него шли неважно. Не то чтобы он не старался. Мой друг – толковый малый, но стоило только учителю объявить контрольную – он тотчас впадал в ступор.
– Э-э… ей бы уже за сотню перевалило… – Джек потряс головой. – Исключено.
– А может, и нет. – Хоган сложил руки вместе. – К тому времени, когда сделали этот снимок, Гири Бала не брала в рот пищи уже пятьдесят шесть лет.
По классу прокатился гул. Даже из меня вырвалось что-то вроде «Да ладно…».
Хоган поднял руку и, когда все замолчали, объяснил:
– Предположительно, она владела техникой йоги, благодаря которой получала энергию от солнца. Несколько дней ее держали взаперти без пищи и воды, чем ничуть не испортили самочувствия. Согласно многим источникам, она до сих пор жива.
Слайд сменился. На экране появилось изображение Московского Кремля.
– В Москве живет группа людей, относящих себя к автотрофам. Сперва они стали вегетарианцами, постепенно совсем прекратили принимать пищу, а сейчас заявляют, что не только не едят, но и не пьют.
Я помотал головой, а кто-то выкрикнул:
– Дурдом какой-то!
– Возможно, – кивнул Хоган. – Впрочем, один ученый утверждает: в тропическом климате он за два года сможет сделать из человека живой фоточувствительный элемент.
Джек поднял руку. Даже на таких уроках, как у Хогана, где разрешалось говорить с места – если у тебя действительно есть что сказать, – Джек всегда поднимал руку.
– А зачем? Чтобы деньги на обед не тратить, что ли?
Хоган улыбнулся:
– А ты подумай, Джек. Представь себе армию, которую не нужно ни кормить, ни поить.
Зазвенел звонок.
– Не забудьте, в понедельник контрольная работа!
В ответ послышались стоны. Не успел я встать из-за парты, как Хоган окликнул меня:
– Останься!
Я спросил Джека, не подкинет ли он меня до дому. Тот кивнул.
– Жду тебя на парковке.
Класс опустел, и я подошел ближе к Хогану. У него в руках я увидел знакомый листок бумаги – бланк заявления о приеме на летние исследовательские курсы, организуемые «Тро-Дин».
– Ты помнишь, что прием скоро заканчивается? – спросил Хоган, протягивая мне листок.
Гигантский научно-технический комплекс «Тро-Дин индастриз» раскинулся на доброй сотне акров в Мелби-Фоллз. Компания в основном занималась экологическими проектами и поддерживала город. В самих лабораториях работало не так уж много горожан, зато хозяева «Тро-Дин» владели большинством предприятий, включая дом престарелых, где трудилась мама, а также оплачивали поставки оборудования и питания для школы. Я читал о летних курсах, да и Хоган давно уже о них талдычил. «Мама ни за что не согласится, – думал я. – Она терпеть не может „Тро-Дин“». Возможно, дело в том, что ей не нравилась работа, которой она вынуждена заниматься; так или иначе, мама всегда плохо отзывалась об этой фирме.
Хоган постучал пальцем по бумаге:
– Пройдешь летние курсы, и у тебя будет прекрасный шанс получать от «Тро-Дин» именную стипендию.
Его взгляд встретился с моим. И взгляд этот был непринужденным.
Некоторые люди пялятся на мой шрам. Я ничего не имею против. По крайней мере, это честно. Но есть и такие, кто сразу спешит встретиться со мной глазами. Я почти слышу, как они повторяют про себя: «Не смотри на шрам, не смотри на шрам…» Хоган смотрел мне в глаза так же, как любому другому человеку.
– Не уверен, что буду поступать в колледж, – пожал плечами я.
– Брось, Мейсон. – Хоган помахал листком. – Ты один из самых умных учеников.
– Миранда Коллинз умнее.
Хоган закатил глаза:
– Наверняка Миранда зубрит день и ночь. И к учителям подлизывается. Так кто угодно заработает высокие отметки. Да что я рассказываю! Ты и сам все знаешь. Тебе необходимо поступить в колледж и учиться дальше.
Я не ответил.
– Они оплатят все расходы на обучение, включая магистратуру. В Стэнфорде.
Настала моя очередь закатывать глаза.
– Можно подумать, я поступлю в Стэнфорд.
– Я посмотрел результаты тестов. Академические способности Миранды Коллинз не идут ни в какое сравнение с твоими. Поступишь! – заключил Хоган и бросил листок на стол. – Отработать пять лет в лабораториях – вот и все, что они требуют взамен.
С этим без проблем. Вопрос в том, как убедить маму. Я окинул взглядом класс биологии – мое любимое место в школе. Полки уставлены книгами в глянцевых обложках и банками с образцами в заменяющей формальдегид фиксирующей жидкости. Меня всегда влекло к стеклянным витринам с дорогими коллекциями жуков, бабочек и других насекомых. Вдоль одной стены тянется ряд столов с компьютерами; я точно знаю – они напичканы программами для биологических исследований, подаренными школе «Тро-Дин». Далеко не каждый колледж может похвастаться таким богатством.
Скажи я, что не хочу поступать, я бы солгал. Как солгал бы, если б заявил, что не люблю биологию. Учиться в Стэнфорде, на биологическом факультете, полностью за счет фирмы – это ли не мечта? Но мне всегда было трудно открыться людям. Если мечтам не суждено стать явью, пускай разочаруюсь я один. Тогда никому не придется выражать сожалений. Этим я уже сыт по горло.
Я попытался увести разговор в другое русло:
– Вас подкупили, чтобы вы уговаривали ребят?
Он поднял вверх обе руки:
– Ладно. Возможно, тебе удастся получить стипендию другим путем. Не в Стэнфорде, разумеется. Ты ведь как-никак лучший в Мелби-Фоллз нападающий.
Я понял его мысль:
– Угу, оплатят максимум учебники в каком-нибудь колледже.
Взяв в руки бланк, я притворился, что впервые его вижу, хотя на самом деле в моем шкафчике уже лежал один такой, заполненный наполовину, а дома в старом ежегоднике были спрятаны еще три.
Хоган откинулся в кресле:
– Подумай.
– Хорошо, – улыбнулся я.
– В прошлом году им дали премию за исследования в области глобального потепления. Они действительно делают много хорошего. Глядишь, настанет день, и тебе выпадет шанс спасти мир.
– Да, вы правы. – Я положил бланк в учебник биологии.
– К понедельнику нужно сдать! – крикнул мне вслед Хоган.
В коридоре, закинув рюкзак на плечо и повернув ключ шкафчика, я услышал доносившиеся из холла для средних классов звуки ударов. Затем приглушенный крик. В два прыжка я оказался за углом. Двое малышей стояли у шкафчиков, рядом – мальчишка постарше зажимал рот одного из них рукой.
– Эй!
Все трое обернулись. Старший убрал руку и отступил. Где-то я уже с ним встречался. Уэндел – по-моему, так его звали. А может, Уокер.
– У вас проблемы?
Двое у шкафчиков замотали головами, третий скрестил на груди руки.
– Привет, Мейсон. Нет, проблем нет.
Я подошел ближе:
– А мне кажется, есть.
Глаза старшего забегали, и он попятился от меня.
– Марш домой, – приказал я малышне.
Двое дружно кивнули и пустились наутек, а я подошел к третьему – он уперся спиной в стенку. Хоть между нами и оставалось несколько футов, мальчишка тяжело дышал, глаза округлились. Еще бы! Многие незнакомые дети предпочитают держаться от меня подальше. Рост у меня огромный, а шрам делает лицо устрашающим. Если нужно разобраться с задирами, я этим пользуюсь.
– Оставь малышей в покое.
Мальчишка кивнул.
– Я серьезно. Еще раз увижу, как ты к кому-нибудь цепляешься… – Для пущего эффекта я сжал кулак и накрыл его другой рукой. – Все ясно?
Он не ответил – задал деру.
Улыбнувшись, я опустил руки. Вне футбольного поля я никого и пальцем не трону, но большинство людей, похоже, об этом не догадываются. Перед ними не парень, а громадина с хеллоуинской тыквой вместо головы. Зато как здорово спасать людей!..
Впервые это случилось в пятом классе. После уроков я ходил домой по тропинке через лес. Однажды до меня донеслись крики: кто-то звал на помощь. Свернув в сторону, я увидел двух второклассниц: им вздумалось поиграть на штабеле из бревен. Ногу одной из девчонок придавило бревном. Мне удалось откатить бревно, а девчонку я на руках донес до школы. Ее бабушка работала учительницей, и мою фотку напечатали в газете. Терпеть не могу фотографироваться. Я изловчился встать так, чтобы не было видно шрама. Самым приятным в этой истории было облегчение на лице бабушки, когда та обняла девчонок, ведь все могло закончиться иначе. Нести ответственность за счастливую развязку событий – это мне нравится больше всего.
После того случая я при любой возможности спешу на помощь людям.
На улице моросил дождь, и я подбежал к пикапу Джека, в котором он на всю катушку врубил «Дип Перпл»:
– Спасибо, что дождался.
Вкусы у нас во многом одинаковые: мы обожаем старый рок.
Я потянулся и добавил звука.
Прошло два месяца с тех пор, как Джеку подарили «форд», но внутри машина все еще пахла как новая. Мой друг из богатой семьи – его отец владеет сетью магазинов сантехники на Тихоокеанском северо-западе, ему по карману оплатить обучение в любом колледже. Однако с оценками Джека поступить ох как трудно. Поэтому он волновался о результатах тестов, а я – о банковском счете.
– Когда едем? – спросил я.
У семьи Джека коттедж в Гленвуде, у подножия горы Адамс, и мы планировали отправиться туда на выходные. В придачу к целому парку новехоньких квадроциклов «Арктик кэт», Митчемы владеют обширными землями – вот где можно вдоволь накататься! К тому же Джек совсем недавно получил права, и мы впервые собрались за город одни.
Однако выехав с парковки, Джек обронил:
– Придется подождать до завтра. Меня вызвали на работу.
– Так не ходи. – Я чертил круги на запотевшем окне. – Тебе ведь не нужны деньги.
– Отказаться от смены в «Тихой гавани»?
Перед поступлением в колледж Джек планировал пройти курсы начальной медицинской подготовки. Метил он высоко. Поэтому, как только ему стукнуло шестнадцать, стал подрабатывать в том же доме престарелых, где трудилась мама.
– Вдобавок я коплю, чтобы пригласить на выпускной Миранду Коллинз.
Денег на карманные расходы ему давали вволю, так что вряд ли пришлось бы долго копить.
Я состроил гримасу:
– Эту подлизу? Да ты с ней и словом не перекинулся с тех пор, как в шестом классе она разорвала твою валентинку.
Он усмехнулся:
– Я восхищаюсь ее… э-э-э… умом на расстоянии.
– Тоже мне, интеллектуалка!
Джек рассмеялся:
– И судьба на моей стороне.
– Я слышу это с шестого класса. А девчонки у тебя как не было, так и нет.
Он ткнул меня в бок:
– Под дождем мы все равно много не погоняем.
Действительно, трассы для квадроциклов располагаются на очень крутых склонах и во время ливней опасны. Но я ответил ему, что все равно хочу за город. Хотя бы просто поиграть вдвоем на приставке.
– Позвони, если рано отпустят, – попросил я, вылез из машины и хлопнул дверцей.
– Поаккуратнее! – взмолился Джек.
Я махнул рукой, не обернувшись.
Дома было тихо.
– Мам! Я пришел!
Ответа не последовало. Я сделал два сэндвича с копченой колбасой, уселся за стол и вытащил из рюкзака учебник биологии со слегка помятым бланком заявления. Мама – не Хоган. Вряд ли она меня поддержит.
И я придумал план: подделаю ее подпись, а ей скажу, что нашел себе на лето работу. Я знал, где можно подсмотреть, как она расписывается: на холодильнике под магнитом в виде клубнички всегда висит счет за аренду квартиры. Но на этот раз его на месте не было…
Сперва я опустился на колени и осмотрел пол, затем взглянул на календарь. Двадцать восьмое число. Ого, что-то рано она его оплатила…
Доев второй сэндвич, я стал думать, где бы еще отыскать ее подпись. Может, на уже оплаченных счетах? Я отправился в мамину комнату – там стоит коричневый шкафчик для хранения документов. Дернул за ручку: закрыт, как всегда. Ящички отпирались, когда нужно было достать что-нибудь вроде моего свидетельства о рождении или другой официальной бумаги. Потом мама сразу их закрывала.
У кровати зазвонил телефон. Я подпрыгнул от неожиданности и быстро схватил трубку.
– Солнышко?..
– Мама?
– Ты можешь забрать меня? Я… в «Брасс рейл». – Слова звучали несвязно.
Мои пальцы крепко сжали трубку, плечи опустились.
– Что ты там делаешь? – Ответ на этот вопрос я уже знал.
– Просто зашла пропустить стаканчик. Клянусь…
Стаканчик был пропущен явно не один. Я вздохнул:
– Ладно, сейчас приеду.
Схватив с тумбочки ключи от машины, я бросился на улицу.
Права я получу только через четыре месяца, в шестнадцать, однако это не мешало мне возить маму по городу весь последний год. Раньше когда она заходила в бар поднять настроение, то долго брела потом домой пешком. За рулем я езжу не сказать что часто. Но можно бы и пореже…
Я сел в джип и отправился в центр – по единственной улице, проходящей через весь город. Мелби-Фоллз расположен милях в десяти от шоссе № 5, и особых причин заезжать в наше захолустье у людей нет.
На главной улице один из представителей спонсируемого «Тро-Дин» муниципального отделения полиции помахал мне рукой. Если, нарушая закон, ты ведешь себя скромно, они не цепляются. Удобно для малолетних водителей.
С трудом припарковавшись перед «Брасс рейл», я увидел, как дверь распахнулась и из бара вышла мама в сопровождении грузного мужика в красной рубашке поло. Он и раньше приводил маму домой. Как его зовут, я не знал, но мне казалось, имя Буба подойдет идеально.
На маме были джинсы и белый свитер. Спереди на свитере красовалось огромное бурое пятно.
– Мейсон… – Темные волосы почти закрыли ее лицо, когда она попыталась улыбнуться.
Буба дернул дверцу и грубо втолкнул маму внутрь джипа.
Хоть меня и бесило, что она напилась, давать ее в обиду я не собирался. Я знал, ей трудно воспитывать меня одной и заниматься ненавистной работой. Пусть временами она и перебирала спиртного, но все равно оставалась хорошей матерью.
– Эй, полегче!
Я взял маму за руку и помог усесться. Меня так и подмывало выйти из машины и показать Бубе, что не боюсь его.
Взгляд Бубы задержался на шраме, затем наши глаза встретились. Его голос был спокоен и тверд:
– Вези ее домой, пусть протрезвеет. И не суется больше сюда, пока не научится помалкивать! Ей же лучше будет…
Я расстроился. Неужели никогда ничего не изменится? Ладно бы мама костерила «Тро-Дин» дома, так нет, наклюкавшись, критикует их на публике, а это совсем другое дело.
Я наклонился пристегнуть ей ремень и заметил, что в глазах у мамы стоят слезы. Мне хотелось отругать ее за то, что опять напилась. Вместо этого я спросил:
– Все в порядке?
Она кивнула и нежно провела кончиками пальцев по моему шраму.
К тому времени я уже привык к своей внешности. Было бы гораздо лучше, если бы шов наложили прямо, однако врачу пришлось стягивать изорванные края, и шрам делал лицо похожим на замысловато простеганное покрывало. Он шел от внешнего уголка правого глаза, из-за чего глаз выглядел немного провисшим. Эта линия пересекалась с другой вверху правой щеки, и оттуда ответвлялись еще две дорожки, одна из которых оканчивалась возле рта, а вторая – у подбородка.
Джек говорил, что я смахиваю на гангстеров из фильмов. А мне было все равно. На футбольном поле это, пожалуй, пригодилось бы, если бы лицо не закрывал шлем. Росту во мне больше шести футов, весу тоже не занимать – сразу ясно, не слабак. Но строить из себя головореза не хотелось. Если все срастется и я поступлю в колледж, то большую часть взрослой жизни я проведу в какой-нибудь лаборатории «Тро-Дин», где внешний вид не имеет ровно никакого значения.
С одноклассниками я знаком с детского сада. Через неделю после того, как меня искусала собака, я пришел в сад с повязкой на лице, которая спустя некоторое время сползла, и все увидели шрам. Потом я перестал разговаривать, и слава, которой я был обязан шраму, померкла. Я был просто Мейсоном, а шрам – частью меня. А когда я перерос всех в школе, то стал для большинства молчаливой громадиной.
Возможно, потому-то я и хотел остаться в Мелби-Фоллз после колледжа, если бы вообще удалось туда поступить. К моему шраму тут привыкли. В любом другом месте ко мне бы относились как к уроду. А видеть перекошенные от ужаса лица людей, когда они впервые со мной встречаются, – удовольствие то еще.
Мама прижала ладонь к моей правой щеке:
– Ты для меня все такой же красивый. Не знаю, что бы я делала без тебя!..
– Для начала пришлось бы вызвать такси.
Я пристегнул ее ремень и откинулся в кресле.
Она прислонилась головой к окну:
– Что-то вдруг пошло наперекосяк. С тех самых пор, как перестали поступать деньги. Я чувствую это…
– Что?
У мамы на лице застыла смешная гримаска, словно она не ожидала, что я ее слушаю. Отвечать мне не стала, просто тряхнула головой и хранила молчание всю дорогу.
Дома я сварил крепкий кофе и о заявлении в «Тро-Дин» вспомнил только тогда, когда мама плюхнулась на стул возле стола и взяла бумаги.
