Текст книги "Зеленый круг"

Автор книги: Стефан Каста

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

XV

Я просыпаюсь от того, что под навесом жарко, как в солярии. Солнце уже высоко. Оно жарит своим красно-желтым огнем, словно гигантская зажигалка. Кожа сухая, как старая газета, а язык – как потертая наждачка. «Воды!» – думаю я и ползу к мешкам с водой. Допиваю остатки из первого мешка.

Поднимаюсь на ноги и вижу, что моих друзей нет. Овечьи шкуры свалены в кучу. Мне нехорошо, и я снова опускаюсь на четвереньки. Пытаюсь отползти куда-нибудь подальше, чтобы укрыться от противного солнца. Голова гудит, как осиное гнездо. Вдруг я начинаю плакать. Слезы приходят, словно внезапный дождь. Прижимаю ладони к лицу и чувствую, как они наполняются слезами.

Наконец мне удается с собой совладать. Я облизываю соленые от слез руки. С трудом поднимаюсь на ноги; шум в голове усиливается, но я стараюсь не обращать на него внимания. Стою и пытаюсь остановить круговерть мыслей. Интересно, какой сегодня день? Впрочем, какая теперь разница? Дней в привычном понимании больше не существует. Я задаю себе вопрос, кто дал названия дням недели, почему они были так не похожи друг на друга, почему сначала шел именно понедельник, а за ним вторник? А потом среда, четверг и пятница? Почему дни складывались в недели, а недели – в месяцы? Месяцы – во времена года? Времена года – в год? Это же настоящее чудо! Волшебный механизм, приводимый в движение кем-то или чем-то, настолько привычным, что мы не придаем этому значения. Я вспоминаю слова Бендибола о буднях. «Ты был прав, – думаю я. – Будь ты здесь, я бы назвала тебя Королем Понедельником. Жаль, что все, что ты так высоко ценил, кажется, ушло безвозвратно».

Я гоню эти мысли прочь, но они пробудили во мне что-то забытое. Словно я наконец вышла из комы. То зомбиподобное состояние, в котором мы пребываем, опасно для жизни.

«Боже мой, – думаю я. – Нам нужно взять себя в руки. Нужно сесть и составить план».

Тут я слышу приближающиеся шаги и вижу, как из-за вала появляются друзья. Каждый тащит по охапке морской капусты. В животе у меня все переворачивается. Нет, только не водоросли.

– Вы что-нибудь видели? – спрашиваю я, когда ребята сваливают морскую капусту в кучу около меня.

Дэвид качает головой и слегка ослабляет свою повязку.

– Вода успокоилась, но над ней словно туман, – говорит он.

– Мы можем по очереди сидеть на валу и следить за тем, что происходит, – предлагаю я. – На случай, если туман рассеется.

– Или мы можем построить что-нибудь, что бы указывало на нас – говорит Габриэль, вытирая лицо ладонями. – Какой-нибудь знак.

Я киваю.

– С таким ориентиром мы тут больше не заблудимся.

– Обязательно построим, – обещает Дина.

– Нужно поискать воду, – говорю я. – Где-то ведь она должна быть. Иначе та свинья не выжила бы.

– Она выглядела истощенной, – говорит Дэвид.

– Давайте поищем на ферме, – предлагает Дина. – Хорошо поищем.

– У меня нет никакого желания возвращаться в этот дом, – говорю я.

– Я имела в виду другие постройки. Исследуем хлев и сарай. Там должен быть какой-нибудь кран.

* * *

На вершине вала мы строим нечто вроде маяка. Издалека должно быть понятно, что он сделан людьми. Он должен служить знаком на случай, если кто-нибудь проплывет мимо. Знаком, говорящим: «Здесь есть выжившие».

Сначала мы собираемся пустить в ход ветки серебристого кустарника, но когда нам с трудом удается отломать несколько штук, оказывается, что они слишком короткие.

– Можем взять доски от плота, – предлагает Дэвид. – Они длинные.

– Тогда мы останемся без плота, – возражает Габриэль.

– А зачем он нам теперь? – спрашиваю я. – Мы ведь нашли землю.

– А если мы захотим уплыть? – говорит Габриэль.

– Плот пригодится нам, если вдруг придется спасаться бегством, – объясняет Дина.

– Но нам ведь не нужен весь плот целиком, – говорю я. – Разве нельзя взять несколько досок, не разрушая его?

Мы возвращаемся на борт и убеждаемся, что оторвать несколько досок не так-то просто. Без сомнения, палуба достаточно велика, и мы можем взять то, что нам нужно, не загубив плот, но доски прибиты накрепко.

– Где-то тут должна быть плохо прибитая доска, – говорю я. – Помню, я споткнулась о нее на церемонии открытия.

Я ползаю по палубе на четвереньках, пока не нахожу нужную доску.

– Вот она! – кричу я.

Дэвид и Габриэль берутся за край и пытаются ее отодрать. Лица у них становятся пунцовыми, но доска не поддается.

– Может, стучать по ней камнем, пока не отойдет? – предлагает Дина. – Я видела хороший камень на берегу. Пойду схожу за ним.

Вскоре Дина возвращается с большим красным камнем в руках, Дэвид берет его. Они с Габриэлем быстро снимают повязки и подныривают под плот.

Помогая себе криками, они ритмично долбят камнем по доске. Несколько ударов – и она начинает болтаться, а потом и выпрыгивает из палубы.

– Браво! – кричу я.

Дальше дело идет гораздо легче. Мы с Диной затаскиваем оторванные доски на палубу, а Дэвид с Габриэлем выколачивают новую. Несколько минут спустя наши руки страшно устают, зато у нас шесть длинных досок.

– Еще одну, – говорить Дина, – и достаточно.

Когда мы бредем к берегу, толкая доски перед собой, я случайно бросаю взгляд под крышу нашего плота. Солнце светит в ту сторону, и я замечаю, как в углу что-то поблескивает. «Что бы это могло быть?» – думаю я и возвращаюсь проверить.

– Гляньте-ка, школьная видеокамера! – вскрикиваю я от изумления.

– Что, правда? – спрашивает Габриэль.

Я снимаю сумочку-чехол с гвоздя.

– Вот она, – говорю я.

– Интересно, она еще работает? – Габриэль забирается на палубу и подходит ко мне. Я протягиваю ему сумочку. Габриэль открывает ее и осторожно достает камеру.

– Во всяком случае, она сухая.

Габриэль направляет объектив на Дэвида, стоящего в воде рядом с шестью досками. Нажимает на кнопку, и я слышу слабый жужжащий звук.

– Она работает! – изумленно вскрикивает Габриэль. – Дэвид, скажи что-нибудь!

Дэвид с ухмылкой смотрит в камеру.

СЦЕНА 1. НА ПАЛУБЕ. ДЕНЬ.

ДЭВИД, ДИНА, ЮДИТ, (ГАБРИЭЛЬ).

Дэвид стоит в воде и смеется. Он смотрит прямо в объектив.

ДЭВИД: Это Дэвид Бекхэм, член тайного общества «Зеленый круг». Мы причалили к какому-то берегу и сейчас соорудим какой-нибудь ориентир, чтобы нас увидели. У нас обязательно все получится!

Он показывает руками V. На заднем плане аплодируют Дина и Юдит.

Габриэль выключает камеру и осматривает ее со всех сторон.

– Подумать только, работает! – говорит он и осторожно убирает ее в сумочку.

* * *

Видеокамера – первый знак того, что мир еще существует. Камера работает. Значит не все еще потеряно. При этом я боюсь обмануться и где-то внутри допускаю, что все это – полная чепуха. Но когда тает последняя надежда, человек готов ухватиться за любую соломинку. Что бы с нами здесь ни случилось, у нас есть видеокамера. Она придает нам сил. Можно притвориться, будто мы – персонажи фильма. И что этот ужастик скоро закончится и откроется дверь в наш привычный мир. А еще, когда Габриэль держит в руках камеру и документирует то, что мы делаем, мы чувствуем себя немного увереннее.

XVI

– Не то, – говорит Дина, рассматривая доски, которые мы водрузили на вершину вала.

Я понимаю, что она имеет в виду. Наше сооружение ничего не напоминает. Просто шесть прислоненных друг к другу досок. Это никакой не маяк. Может, лапландский чум? Так что если мимо будут проплывать саамы, возможно, они поймут.

– Нужно подумать, – говорит Габриэль.

– Я знаю! – вдруг говорит Дина. – Мы сделаем человека!

– Кого-кого? – удивляется Дэвид.

– Я вот о чем, – поясняет Дина. – Мы возьмем доски, чтобы построить человеческую фигуру. С длинными ногами, с руками, вытянутыми вверх, и головой. Его будет видно.

Я киваю. Огромную человеческую фигуру трудно не заметить.

– Ты считаешь, у нас получится? – спрашиваю я. – Как мы его соберем?

– Надерем коры, сплетем веревки и свяжем ими доски.

Дэвид качает головой.

– У нас нет головы, – говорит он. – Если мы делаем человека, у него должна быть голова.

– Можем взять обычный камень и положить его сверху.

– Стоит попробовать, – говорит Габриэль. – Если у нас получится сделать из досок человеческую фигуру, это будет понятный знак для каждого, кто проплывет или пролетит мимо на самолете.

Все вместе мы отдираем кору с прибрежных серебристых кустов. Получается на удивление легко. Дэвид и Габриэль тянут полоску коры за концы, проверяя ее на прочность.

– Чертовски прочная! – восхищенно восклицает Дэвид.

Мы с Дэвидом ставим вертикально две доски. Дина с Габриэлем – две другие. Это ноги. Осторожно прислоняем их попарно, так чтобы они стояли сами. Наш человек должен быть устойчивым. Перевязываем доски полосками коры. Затем кладем крестом еще две. Вот и поднятые руки. Прикрепляем их таким же образом. Получается неплохо. Похоже на схематично нарисованную фигуру. На расстоянии, наверное, он будет походить на длинноногого человека, тянущего руки к небу.

– Вместо головы можно положить красный камень, – говорю я. – Тот, которым мы выбивали доски.

– Он теперь лежит на дне, – говорит Дэвид. – Придется искать другой.

– Мне кажется, красный такой красивый, – говорю я. – Сейчас за ним схожу.

Когда я приношу камень, Дина предлагает нарисовать на нем лицо. Она нашла острый похожий на мел камешек.

– Посмотрите, это очень легко, – говорит она и рисует глаза.

Когда Дина заканчивает, у красного камня появляются два маленьких печальных глаза, довольно широкий нос и улыбка до ушей. Чтобы водрузить голову на деревянного человека, мне приходится залезть на плечи Дэвида. Габриэль с Диной подают мне камень. Я кладу его в углубление между плечами человечка. Камень лежит довольно крепко, как яйцо в гнезде.

– Держится! – кричу я и спрыгиваю с плеч Дэвида.

– Это нужно заснять, – говорит Габриэль и достает видеокамеру.

СЦЕНА 2. НА ВЕРШИНЕ ВАЛА. ДЕНЬ. СЛЫШНЫ КРИКИ БЕЛЫХ ПТИЦ.

ДИНА, ЮДИТ, ДЭВИД, (ГАБРИЭЛЬ).

Юдит, Дина и Дэвид, взявшись за руки, стоят вокруг человечка. Их взгляды устремлены на его голову. Камера переходит от лица к лицу и наезжает на красный камень.

Вдруг изображение начинает дрожать. Мы слышим смех Габриэля.

ГАБРИЭЛЬ (за кадром): Вы знаете, кого мне он напоминает? Это же вылитый Бендибол!

XVII

Когда мы возвращаемся в лагерь, замечаем, что нас снова навещала свинья. Она потопталась по куче водорослей и погрызла нашу рыбу.

– Прямо посреди белого дня! – возмущается Габриэль. – Должно быть, она совсем отчаялась.

– Ничего, вечером ее поймаем, – говорит Дэвид.

Мы пытаемся выкопать яму-ловушку, но это практически невозможно – земля твердая как камень, а у нас нет ничего острого, чтобы копать. Мы используем плоские камни и куски доски с берега, но все тщетно. Дэвид почти целый час вгрызается острым камнем в затвердевший грунт, но в результате – лишь кучка земли, которая едва заполнит кофейную чашку.

– Проклятье! – со злостью говорит он и отшвыривает инструмент в сторону.

– Может, нам поискать лопаты на ферме? – предлагаю я.

Мы отправляемся на ферму, но решаем не заходить в дом. Держимся от него как можно дальше. То, что происходит там, внутри, – если вообще там что-нибудь происходит, – нас не касается. Это не наше дело. Поэтому мы заходим во двор с другой стороны. Мы идем гуськом через нижнюю часть двора, прямо к красно-белому хлеву. Дэвид идет первым. Вдруг он подает нам знак остановиться.

– В чем дело? – спрашиваю я.

Дэвид замирает. Затем пожимает плечами.

– Мне показалось, что я услышал какой-то звук, – говорит он.

– Из дома? – спрашивает Дина.

Дэвид мотает головой.

– Оттуда, – отвечает Дэвид и показывает на хлев впереди.

– Зайдем и проверим, – говорит Габриэль. На плече у него висит видеокамера.

Дэвид находит здоровенный молоток и вышибает дверь. В нос бьет запах затхлости. Я так отвыкла от запахов, что это меня совершенно огорошивает.

– Чувствуете? – спрашиваю я. – Чем это здесь так воняет?

Мы стоим в дверном проеме и принюхиваемся, как настороженная звериная стая. Я втягиваю ноздрями воздух. Запах меня озадачивает: тяжелый, пряный, кисловатый. Запах старости. Так пахло от бабушки с дедушкой. Хотя здесь есть что-то еще. Нечто более сильное. Этот запах едва не сбивает с ног. «Почти как застарелая моча», – приходит мне в голову, и в памяти всплывает одно воскресенье, когда мне было пять лет и мы с папой ходили на стадион.

Мама осталась у бабушки с дедушкой, потому что утром в понедельник дедушку должны были положить в больницу. Папа во что бы то ни стало хотел посмотреть матч – играли, как я потом поняла, какие-то местные команды. Это было в начале осени. Светило солнце, воздух был совершенно прозрачен. Я чувствовала его свежесть во рту почти как после дедушкиных таблеток от кашля, которыми я лакомилась. Но теперь дедушку должны оперировать. Я не знала, что у него было, но заметила, что мама ходит очень грустная. Мы с папой сидели высоко на трибуне под самой крышей. Я – с колбасой и газировкой, папа – с пивом. Я следила за игрой лишь в самом начале. А потом занялась своими делами. Я ходила туда-сюда по нашему ряду мимо коленей сидевших там людей. По чьим-то коленям я хлопала, чтобы те немного подвинулись. Почти никто этого не замечал, но некоторые бросали на меня сверху вниз торопливый взгляд и улыбались. В перерыве папы спускались пописать, и очередь в мужской туалет была такой же длинной, как у входа на стадион. Папа взял меня с собой. Туалет оказался большой темной комнатой, где папы стоя писали на стены. Перед нами стоял чей-то папа. Наконец подошла наша очередь. Я ждала у папы за спиной, держась за задний карман его брюк. Затем мы вышли на свежий воздух, и я снова могла нормально дышать. Ту вонь внизу, в туалете, я не забуду никогда. Это был самый отвратительный запах в моей жизни!

– Пахнет застарелой мочой, – говорю я, подыскивая слова.

– Может, там внутри есть какие-то животные? – предполагает Дина. Я замечаю, что она говорит шепотом.

Мы осторожно входим в хлев. Внутри темно, дневной свет едва пробивается сквозь грязные стекла. На стенах и потолке, словно старые занавески, висит паутина. Мы видим стойло. Похоже, когда-то тут жили лошади. Я иду вдоль стойл, вижу таблички на дверях. Стираю пыль с первой таблички и читаю: «Леди».

Открываю дверь и заглядываю в стойло. Пусто. Не осталось ни следа от Леди, ни кормушки с овсом или морковью, ни соломы на полу, ни кучек навоза. Лишь еще больше занавесок из старой паутины. Я не думаю, что запах идет отсюда, – тут, наоборот, пахнет гораздо слабее.

Не считая пыли и паутины, хлев выглядит пустым. Здесь нет ни души – ни животных, ни людей, ни инструментов – машин или лопат. Нет и водопроводного крана.

Дэвид кивает на лестницу-стремянку в дальнем углу хлева. Мы направляемся туда. Лестница ведет прямо к потолку, и я догадываюсь, что там есть дверца. Может быть, там, наверху, сеновал. Оттуда доносится какой-то слабый звук. Я останавливаюсь внизу лестницы и, пока Дэвид лезет наверх, прислушиваюсь. Я мотаю головой: не понимаю, что это за звук. Дэвид добирается до дверцы и нащупывает ручку. Он нажимает на нее и медленно открывает дверцу. В то же мгновение весь хлев наполняется резкими криками и писком. «Птицы», – первое, что приходит мне в голову. Там, наверху, полно птиц. Но, увидев побледневшее лицо Дэвида, понимаю, что ошибаюсь. Он стоит неподвижно, словно околдованный шумом. Вдруг пригибается и с грохотом захлопывает дверцу.

– Фу, черт! – кричит он. – Там полно крыс! Их тысячи!

XVIII

Дэвид слезает по лестнице и пятится к входной двери. Он ни на секунду не сводит взгляда от потолка. Мы отступаем, но смотрим не на закрытую дверцу, а на него. Я никогда не видела его таким. Он не просто напуган. Чувство, которое владеет им, гораздо сильнее страха. Когда Дэвид пятится к двери в хлев, он кажется околдованным тем, что увидел. Словно его загипнотизировали.

Очутившись на улице, он останавливается, оборачивается и смотрит на меня. Его взгляд пустой, холодный пот градом катится со лба. Я боюсь, что он спятил.

– Фу, черт! – снова произносит он. – Какая мерзость! Их там миллионы, Юдит.

– Это правда крысы? – спрашивает Габриэль. Он выглядит возбужденным и восхищенно смотрит на Дэвида.

Тот кивает.

– Здоровые, как кошки, – говорит он и показывает их величину. – Хвосты толстые, как веревки. Увидев меня, они принялись кричать и скалиться. Потом бросились ко мне – видимо, хотели напасть.

– Интересно, чем они питаются? – спрашивает Дина.

– Точно, чем? – говорю я. – Если там кишмя кишат крысы, стало быть, где-то есть и пища для них.

– Разве крысы не питаются трупами и всем таким? – говорит Габриэль. – Я смотрел по телевизору: они живут в канализации и жрут всякую дрянь.

– Думаю, они едят все, что попало, – говорю я. – Но наверняка их было бы гораздо меньше, если бы еды не хватало.

– А вдруг остались только крысы? – предполагает Дэвид. – Они живучие твари.

– Не забудь про свинью, – напоминаю ему я.

– Скоро они и до нее доберутся, – говорит Дэвид.

Мы молча стоим и думаем о том, что видел Дэвид, размышляем, что бы это значило. Неужели крысы всех пережили? Неужели Земля вот-вот станет планетой крыс?

– Хотя странно, почему они только там наверху… – размышляю я вслух. – Если то, что ты говоришь, правда, они должны быть повсюду. Ведь в других частях хлева их нет и в доме тоже.

– А там есть трупы, то есть пища, – добавляет Габриэль.

– Интересно, что же там было, – говорю я и киваю в сторону чердака.

Но у нас нет желания проверять. Габриэль даже не хочет снимать крыс на камеру. Мы решаем обыскать другие хозяйственные постройки.

– Где-то ведь должны быть инструменты, – говорит Дина.

Я киваю.

– На фермах всегда есть инструменты, – говорю я и вспоминаю дедушкину мастерскую, которая была забита кучей всего. Там пахло старым маслом, которое хранилось в открытой бочке. Он окунал в нее детали трактора: зубчатые колеса, длинные болты, пружины. Осенью дедушка густо промазывал светлым жиром лопаты, вилы, железные пруты, и в таком виде они хранились до весны. От этого жира инструменты пахли особенно сильно. Они висели на небольших крючках на стенах, и, когда их снимали, на стене оставались отпечатки. Дедушка объяснял, что так нужно обращаться с каждой вещью. Мне нравилось приподнимать инструменты от стены, рассматривать жирные отпечатки и вешать все на место.

– Может, они там? – говорю я и киваю в сторону меньшей по размеру красной деревянной постройки, расположенной в углу скотного двора.

Когда мы осторожно открываем дверь, сразу же чувствуем отсутствие всякого запаха.

– Крыс здесь нет, – говорю я.

Зайдя в помещение, мы видим ящики, длинными рядами идущие вдоль стен. Ящики полуоткрыты. Я понимаю, что это не мастерская, а курятник.

В курятнике не так чисто, как в хлеву. На полу полно перьев. Я иду вдоль рядов с клетками, засовываю руку внутрь и ощупываю решетчатое дно. Конечно же, никаких яиц там нет. Откуда им взяться, если нет кур? Я нахожу лишь перья. Вдоль одной стены стоят зеленые пластиковые баки. Они тоже пусты.

– Странно, что вещей не осталось, – говорю я. – Словно хозяева опустошили все надворные постройки.

– Может, они успели сбежать? – предполагает Дэвид.

– Кто же тогда сидит в доме? – спрашивает Дина.

– Здесь мог кто-то побывать до нас и украсть все вещи.

– Но ведь трактор и автомобиль так и стоят в гараже, – говорит Габриэль. – Во всяком случае, были, когда я туда заходил.

Мы отправляемся в гараж, торопимся, словно боимся, вдруг кто-нибудь в наше отсутствие уведет трактор и автомобиль. Но когда открываем ворота гаража, видим, что и трактор, и автомобиль стоят целые и невредимые. Оба в прекрасном состоянии. Шины надуты.

– Смотрите, там дверь, – говорит Габриэль и кивком указывает на стену гаража. – Еще одна комната.

– Там точно должны быть инструменты, – говорю я. – У моего дедушки было такое помещение. Он называл его «автомастерская».

– Заперто, – говорит Габриэль, подергав за ручку.

Дверь выглядит как обычная, межкомнатная.

– Попробуем ее выбить, – решает Габриэль, разбегается и плечом врезается в дверь. Та прогибается, но остается на месте.

– Подождите-ка, – говорит Дина. Она поднимает правую ногу и изо всех сил бьет по двери. На мгновение мне кажется, что дверь вот-вот поддастся, но она по-прежнему заперта.

– Все сюда! – кричит Дина. – Давайте вместе!

Мы дружно бросаемся на дверь – и она с грохотом распахивается. Мы вваливаемся в комнату и кучей падаем на залитый цементом пол – вдоль стен висят инструменты. Молотки, отвертки, гаечные ключи, клещи, пилы, стамески, ватерпасы, ножи, угольники. Вдоль короткой стены развешаны лопаты, грабли, вилы, косы, лопаты для уборки снега, тяпки и ручной щуп. Я вижу строгальный верстак, как у моего дедушки, дисковую пилу и шлифовальный круг для заточки ножей. Все вещи висят на своих местах. Все выглядит чистым, аккуратным и нетронутым.

– Вот это да! – вскрикивает Дэвид. – Здесь можно найти все что угодно!

– Какой идеальный порядок, – озадаченно говорит Дина.

Я провожу рукой по верстаку – на нем ни пылинки.

– Так же, как в доме. Там тоже все стерильно.

Дэвид снимает со стены нож и дотрагивается пальцем до лезвия.

– Ого! Ничего себе, какой острый!

Мы подходим к нему и рассматриваем нож – его словно только что заточили.

– Чертовски острый! – восхищенно говорит Габриэль, когда Дэвид легким движением срезает щепку со столешницы верстака.

– Вот это удача! – радуется Дэвид.

– Это нужно запечатлеть, – говорит Габриэль.

Он пятится к выбитой двери и достает камеру.

– Внимание, мотор! – говорит он и нажимает на кнопку. Красная лампочка на камере нам подмигивает.

СЦЕНА 3. В АВТОМАСТЕРСКОЙ. ДЕНЬ.

ДИНА, ЮДИТ, ДЭВИД, (ГАБРИЭЛЬ).

Дэвид поднимает нож и корчит в камеру зверскую рожу. Юдит и Дина стоят рядом с ним.

ДЭВИД: Наше тайное общество «Зеленый круг» находится на Планете крыс. Но мы наконец-то нашли оружие.

Он держит заточенное лезвие у горла и проводит им по воздуху. Юдит снимает со стены лопату.

ДИНА (немного напряженно улыбается в камеру): И мы скоро поймаем нашу свинью.

* * *

Мы считаем, что это в некотором роде поворотный момент в нашей жизни. Увидев все эти развешенные на стенах инструменты и слыша жужжание видеокамеры, мы внезапно чувствуем себя по-другому. Теперь все будет хорошо. Мы узнали эти вещи: они принадлежали миру, из которого мы пришли. И будущее больше не кажется таким мрачным.