Текст книги "Зеленый круг"

Автор книги: Стефан Каста

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

X

Дэвид выбивает стекло в кухонном окне – если бы я не видела это собственными глазами, я бы не поверила, потому что не было слышно ни звука. Ни звона, ни дребезга. Словно абсолютная тишина вокруг нас поглощает все звуки… или после всего пережитого у меня просто шалят нервы? Дэвид просовывает руку в разбитое окно, поворачивает ручки и открывает его. Дина залезает внутрь первой. За ней следуют Дэвид и Габриэль. А чуть позже – и я.

Кухня погружена в полумрак. Кругом тишина. Не тикают часы, не капает вода из крана, не слышно ни единого шороха, ни звука шагов, ни мягкой поступи домашней кошки. Лишь на разделочном столе от легкого дуновения из окна едва колышется кончик рулона бумажных полотенец. Вид обычного белого рулона меня почти околдовывает. Словно привет из мира, хорошо мне знакомого. Рулон пробуждает во мне неясную, смутную надежду. «Бумажное полотенце, – твержу я, словно мантру, – милое, старое бумажное полотенце».

Дина стоит у кухонного стола и рассматривает семью: мужчину, женщину и двух девочек лет десяти. У девочек темные, аккуратно причесанные волосы, старомодно завитые и схваченные на затылке черными зажимами. На них – одинаковые белые платья с красными и голубыми цветами. Видимо, они близнецы. Мужчина и женщина тоже в праздничной одежде. Женщина – в красном платье, на груди – круглый серебряный кулон с драгоценным зеленым камнем. На мужчине – пиджак и белая рубашка с синим галстуком. Так не одеваются, чтобы просто поужинать в кухне. Скорее всего, они что-то отмечали. Но на столе нет ничего, что могло бы подтвердить мои догадки. Ни бокалов, ни приборов, ни тарелок с едой. Странно: если что-то празднуют за столом, обычно едят.

Тут я вижу, что они держатся за руки. Сидят, опустив руки под стол и образуя ими замкнутый круг. Они молятся? Читают застольную молитву? Или готовятся к смерти?

Но самое странное – мужчина, женщина и обе девочки кажутся живыми! Словно они на секунду задумались над молитвой и в любой момент очнутся, снова начнут беседовать и смеяться.

Ни намека на трупный запах, ни единого признака болезни, ни пятнышка крови. Они сидят за столом как нарядно одетые манекены. Словно кто-то захотел сыграть с нами жуткую шутку и вот-вот выскочит из шкафа с криком: «Первое апреля, никому не верю!»

Я сажусь на корточки, чтобы заглянуть в глаза женщине, и вижу, что они совершенно черные. Как маслины, только более вытянутой формы. Мне кажется, что эта чернота слегка движется по краям, как волны. Меня словно затягивает внутрь. Мой взгляд мутнеет. Я быстро зажмуриваюсь. Выпрямляюсь.

– В чем дело, Юдит?

– Глаза, – шепчу я. – У них не глаза, а какие-то черные дыры. Жуть!

Дина кивает.

– Кажется, что они спят.

– Но это не так.

Дэвид наклоняется и заглядывает под стол.

– Гляньте-ка сюда, – говорит он.

Я нехотя наклоняюсь. В полумраке под столом лежат крупная черно-белая кошка и лохматая каштановая собака. Они тоже выглядят так, словно дремлют. Я с облегчением отмечаю, что их глаза закрыты. На шее у кошки красная ленточка с бубенчиком, она положила голову между вытянутых передних лап собаки. Дина осторожно дотрагивается до собаки, это среднего размера терьер.

– Должно быть, они все умерли одновременно.

– Причем явно давно, – говорю я. – Почему же они выглядят как живые?

Дина качает головой и встает.

– Что-то не сходится, – говорит она. – Словно время просто взяло и остановилось.

– Да, – соглашаюсь я. – И если запустить его снова, то можно их разбудить. Главное – понять, как это сделать. Как в сказке, когда на кого-нибудь накладывают заклятье. Если произнесешь правильные слова, человек оживет.

Габриэль качает головой.

– Это не сказка, Юдит. Похоже, что жизнь их всех внезапно покинула.

Возможно, Габриэль прав. Царящая здесь абсолютная тишина ничем не напоминает обычное сельское спокойствие. Причина в другом – в явной пустоте, полном отсутствии жизни.

– Тем не менее они не похожи на мертвых, – возражаю я. – Кажется, что они просто отдыхают. А вокруг пусто, ведь сейчас осень или зима.

– Их тела не разложились, возможно, потому, что здесь нет даже бактерий, Юдит.

– Неправда, – говорю я. – А как же белые птицы? Они же живые.

– Они не залетают за береговую линию.

Мне больше нечего сказать. Голова пухнет от слов, мыслей и вопросов. По мере того как новая реальность становится все очевиднее, я понимаю, что выбора у нас нет. Главные вопросы, над которыми мы все размышляем и которые не решаемся озвучить, это «Почему мы остались? Как мы можем дышать и жить в мире, который уже мертв?» Ни мне, ни ребятам не хочется об этом спрашивать. Во мне еще теплится слабая надежда, что погибло не все, и я хочу сохранить ее как можно дольше. Надежда, что жизнь есть на другой стороне. Пусть не здесь. В этом месте жизнь прервалась.

XI

За кухонным окном начинает темнеть. Какое-то время мы тихо стоим и рассматриваем постепенно угасающий коричневатый свет над двором. Чувствую, что тут тоже что-то не так – я имею в виду сам свет. Мне всегда нравились наступающие сумерки. Но в этом нет привычной красоты: темнота опускается сразу, словно занавес. Я смотрю на мертвую семью за кухонным столом – все это напоминает кадр из черно-белого фильма.

Габриэль подходит к раковине и открывает кран. Мы долго ждем, но воды нет.

– Вернемся на плот? – спрашивает он.

Дина качает головой.

– Переночуем здесь.

– Как вы думаете, тут есть какая-нибудь еда? – говорю я и открываю холодильник.

Не знаю, что я ожидала найти, вернее, я не ожидала, что найду там что-нибудь. Я думала, что холодильник окажется пустым, чистым и стерильным, как и всё вокруг. Поэтому я даже вскрикиваю от неожиданности, увидев, что он забит продуктами: несколько картонных коробок простокваши, пачка сливочного масла и многие другие привычные вещи. Я едва не плачу от счастья.

– Ничего не трогай, – торопливо предупреждает меня Дина.

– Думаешь, это опасно? – спрашиваю я. – Еда может быть отравлена?

Дина пожимает плечами.

– Эти продукты могут быть очень старыми.

– Посмотри на дату производства, узнаем заодно, когда они умерли, – говорит Дэвид и кивает на коробки с простоквашей.

Я беру одну из них и, еще держа ее в руках, понимаю, что с ней что-то не так. Коробка почти ничего не весит, один картон.

– Она пустая, – говорю я. – Хотя ее не вскрывали.

Я проверяю другую коробку – такая же легкая. Подношу ее поближе к глазам.

– Не могу разглядеть дату, – бурчу я. – Похоже, она выцвела.

– Если простокваша испарилась, значит, она очень старая, – говорит Габриэль.

Я снова заглядываю в холодильник и замечаю, что другие продукты тоже странно выглядят. Какие-то они слишком уж настоящие, словно время остановилось.

– Еда отменяется, – говорю я и закрываю холодильник.

Тут меня осеняет. Я снова открываю дверцу и засовываю внутрь руку.

– Здесь же совсем не холодно!

– Конечно, Юдит. Электричества-то нет, – отвечает Дина.

* * *

Мы осматриваем все вокруг. Двигаемся медленно – то ли из осторожности, то ли чувствуем себя неуютно в чужом доме, где вдобавок сами хозяева сидят на кухне мертвые. Весь дом, как и кухня, выглядит обычным домом, в котором живут, вернее, жили обычные люди. В гостиной обычная мебель: диван и кресла перед телевизором. На стене позолоченные часы, стрелки застыли на без пяти минут двенадцать. Картины с пейзажами. На подоконнике – цветочные горшки без цветов. Дэвид переворачивает один, чтобы показать, что в нем нет земли. Книжная полка, такая же, как у нас дома. Я беру одну книгу. Переплет старый, потрепанный, но, когда я читаю название, чувствую, как волоски на руках встают дыбом, – «Тайное общество» Клаеса Хюлингера [8]8
  Клаес Хюлингер (род. в 1943 г.) – шведский писатель и переводчик, автор книги «Тайное общество» (Det hemliga sallskapet, 1986).


[Закрыть]. Такая же книга была у Габриэля в школе. Я быстро оборачиваюсь: мне кажется, кто-то хочет надо мной подшутить. Поймать меня в ловушку. Но все тихо. Тихо и неестественно спокойно. Я собираюсь взять книгу с собой и показать ее остальным, но словно какая-то сила заставляет меня вернуть ее на место. Я поспешно ставлю книгу на полку.

В корзине около дивана лежат цветные газеты. Я достаю одну и ищу дату, но она тоже как будто выцвела. Листая ее, я вижу фотографии знаменитостей: актеров, членов королевской семьи, спортсменов и грудастых блондинок. Я почти уверена, что все они из моего времени.

Мы с Габриэлем заходим в чью-то спальню. Видимо, одной из сестер. Кровать с белым покрывалом. Письменный стол. Красное в горошек кресло-мешок. Обои с розовыми и светло-голубыми птицами, частично заклеенные фотографиями лошадей и разноцветными бантами со словами «Первое место». На большинстве фотографий – белый пони и высокий мужчина с бодрым взглядом. Под снимками написано «Леди» и нарисованы сердечки. Эта девочка любила лошадей. Интересно, где же сейчас ее Леди?

Дина садится в кресло.

– В доме нет ни пылинки, – говорит она. – Хотя все должно быть покрыто толстым слоем пыли.

– И паутиной, – добавляю я.

Габриэль качает головой.

– Здесь нет пауков, Юдит.

– Откуда вообще берется пыль?

– Понятия не имею, – отвечает Габриэль. – Обычно она есть везде.

– Или, вернее, везде, где есть жизнь?

– Возможно, – говорит Габриэль.

XII

Ночь мы проводим на двуспальной кровати в комнате родителей на втором этаже. Мы лежим, прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Впервые за долгое время я лежу в постели и наслаждаюсь, чувствуя под спиной мягкий матрас.

Я засыпаю почти сразу. Проваливаюсь в сон такой реалистичный, что мне трудно решить, лежу я в кровати с друзьями и сплю или мне снится, что я сплю в чужом доме. Во сне все кажется естественным и понятным. Меня совсем не удивляет, что я могу без труда проникать из реальности в реальность.

Я за столом в гостиной вместе с мамой и папой, мы ужинаем. Сегодня среда. Мы смотрим телевизор и едим жареного цыпленка. Мама запекла в духовке мои любимые баклажаны. У меня на коленях в ожидании лакомого кусочка лежит Пуфф. Показывают отборочный тур «Евровидения», и я ставлю на песню, которую поет темноволосый парень с гитарой, но он не нравится ни маме, ни папе. Мы спорим, кто из конкурсантов достоин победы. Папа голосует за певицу с большой грудью, которую мама считает вульгарной, но мне-то ясно, что он просто дразнит маму. И темноволосый парень, и девушка с большой грудью проигрывают. Первое место занимает поп-группа, которая, по мнению мамы, самая лучшая. Но она говорит это после того, как объявляют победителя. Папа считает эту группу странной. Я смеюсь над ними и ухожу чистить зубы. Когда возвращаюсь в гостиную, папа с Пуффом смотрят новости. Там опять говорят о погоде, и я теряю интерес. «Где мама?» – спрашиваю я. «Мама? – отвечает папа. – Какая мама?» «Вышла покурить?» – говорю я. Такие шутки мне не нравятся. Сильнее всего я пугаюсь, когда представляю, что их нет. Ни мамы, ни папы. И что я одна на всем белом свете.

Я просыпаюсь и какое-то время не могу понять, где нахожусь. Чувствую, что проснулась посреди сна. «Пуфф!» – шепчу я и замечаю, что по щекам бегут слезы. Я вспоминаю вкус баклажанов, и живот сводит от голода. Я прислушиваюсь к спокойному дыханию Дины, Дэвида и Габриэля. Они спят так же глубоко, как только что спала я сама.

Внезапно я слышу какой-то звук, отдаленный, но отчетливый. Сон как рукой сняло. Я сажусь в постели. Снова этот звук. Похоже на чей-то плач. Сначала мне кажется, что это на улице, но вскоре я понимаю, что он доносится откуда-то изнутри. Кажется, с кухни, как будто из-под пола. Может, в доме есть подвал? Я раздумываю, будить остальных или пойти посмотреть самой.

Наконец я собираюсь с духом и осторожно слезаю с кровати. Интервалы между звуками становятся длиннее. Долгое время стоит тишина; внезапно звук раздается снова. Да, точно, кто-то плачет. Какой-то ребенок. Спускаюсь по лестнице в прихожую. В доме темно. Я смотрю в окно, но снаружи лишь непроглядный мрак. Жду, когда же раздастся плач. Решаю, что он больше не повторится. Но едва собираюсь вернуться, как снова слышу его. Я уверена: он идет из-под пола, скорее всего, из погреба. У бабушки на кухне под половиком есть крышка. Когда ее открываешь, видно лестницу, ведущую в подвал, где хранятся припасы. В детстве для меня не было ничего более захватывающего. Я часто стояла на половике и нащупывала пальцами ног край и кольцо крышки.

Но в этот раз у меня не было ни малейшего желания заходить на кухню и проверять, есть ли там вход в погреб. Я заставляю себя подойти к двери. Нажимаю на ручку, но дверь не открывается. Я так и стою, держась за ручку, пока не понимаю, что дверь заперта изнутри. Снова пытаюсь открыть дверь, толкаю ее плечом. Тщетно. Тут опять раздается этот плач. Он звучит громче, но все так же снизу. Мое сердце бьется как сумасшедшее. Что происходит?

Чувствую, как у меня подкашиваются ноги. Рука все еще судорожно держится за ручку, словно примерзла. Что же мне делать? Вернуться в спальню невозможно. Ноги подкашиваются. Я едва осмеливаюсь дышать.

Не понимаю, что происходит: ни с плачущим ребенком, ни со мной самой. Вероятно, от страха у меня случился провал в памяти. Или я заснула от нервного истощения. Я лишь помню, как медленно сползла по стене на пол и обхватила себя руками.

Проснувшись, я обнаруживаю, что лежу у двери. На улице светает. В доме совершенно тихо. Воспоминания о странном звуке сразу же поблекли. Я медленно поднимаюсь и нажимаю на ручку двери. Та легко поддается. Я захожу на кухню, вижу мертвую семью за столом, таких же неподвижных и неизменных, как вчера. Я осматриваю пол. Поднимаю серый половик. Под ним лишь половые доски.

– Что случилось, Юдит?

Услышав голос Дины, я подпрыгиваю от неожиданности. Оборачиваюсь и вижу ее в дверном проеме.

– Не знаю, – отвечаю я. – Слышала ночью такой странный звук, откуда-то снизу, из подвала. И кухонная дверь была заперта.

Дина смотрит на меня, но ничего не говорит.

– Звук был похож на детский плач, – продолжаю я. – Я проснулась и спустилась посмотреть, в чем дело. Простояла под дверью полночи. Но только сейчас, когда рассвело, смогла войти.

– Посмотрим, есть ли тут какой-нибудь подпол.

– Дина, в этом доме творится что-то странное.

XIII

Мы сидим в саду или, вернее, в том, что когда-то было садом. Солнечный свет настолько невыносим, что мы надеваем на глаза повязки. Габриэль нашел тень у стены дома. Как-то странно сидеть на жаре и рассказывать остальным о своих ночных переживаниях. Чем дольше я рассказываю, тем неувереннее. Вспоминаю свой сон. Скорее всего, мне просто приснилось, что я проснулась, в таком случае ничего не произошло. Или все-таки произошло?

– Не хочу туда заходить, – говорю я.

– А тебе и не нужно, – говорит Дэвид.

– Может, исследуем местность? – предлагает Габриэль.

Дина качает головой.

– Не сейчас, – объясняет она. – Сначала нам нужно создать базу в каком-нибудь безопасном месте.

– Поближе к воде, – добавляю я. – По-моему, нам стоит держаться поближе к морю.

– Нужно разгрузить плот. Я предлагаю разбить лагерь за защитными валами, – говорит Дина.

Мы соглашаемся, что это наилучшее решение. В море все еще есть еда. И если нам удастся освободить плот, то мы в любой момент сможем отправиться дальше по морю. Это лучше, чем оставаться в таком неприятном месте.

* * *

Когда мы возвращаемся к защитным валам, над нами облаком повисает кричащая белая стая. Некоторые птицы ныряют к нам с высоты, словно хотят поздороваться или поиграть. Но вдруг я понимаю, что общение с ними может быть опасным.

– Берегись! – кричу я Дэвиду, поднимаю с земли камень и бросаю в птицу над его головой. Птица с визгом устремляется в небо.

– Что за черт! – вскрикивает Дэвид и испуганно пригибается.

– С ними нужно держать ухо востро, – говорит Дина, провожая взглядом белую птицу.

Плот все так же лежит на рифе. Ветер стих, и мы спокойно перетаскиваем на берег свои пожитки. Дэвид с Диной идут до плота по пояс в воде, а мы с Габриэлем принимаемся за поиски места для лагеря. Мы бредем по берегу водохранилища. Вода выглядит странно – прозрачная с желто-зеленым оттенком. Она настолько чистая, что до меня не сразу доходит, что в ней нет ничего живого: ни водорослей, ни водяных насекомых, ни быстрых мальков. Жизнь оставляет следы. А тут вода такая же стерильная, как в бассейне школы Фогельбу. Интересно, зачем их вообще выкопали?

Нам попадается участок земли, защищенный со всех сторон густым кустарником. Чем-то напоминает беседку.

– Хорошее место, – говорит Габриэль.

Я киваю.

– Здесь нас никто не увидит.

XIV

Возвращаются Дина с Дэвидом. Они тащат овечьи шкуры. На плечах у каждого походный мешок, наполненный конденсированной водой. Оба взмокли от пота и тяжело дышат.

– Это последнее, – говорит Дина и осторожно ставит мешок на землю.

Мы жадно и долго пьем. И вот уже один мешок наполовину пуст.

Мы с Габриэлем наломали веток похожих на можжевельник серебристых кустов, соорудили из них каркас и обтянули овечьими шкурами. Получился вполне приличный навес. Из нашего лагеря хорошо видна местность до самого фермерского двора. Нас же, наоборот, почти невозможно обнаружить из-за густого кустарника.

Дэвид отламывает от кустов несколько длинных палок и выбирает две с острыми концами. Затем мы спускаемся к берегу и заходим по пояс в море. Вода совсем теплая. Время от времени я чувствую, как что-то, скорее всего мелкие рыбешки, касаются ног, но в мутной воде их плохо видно. Вдруг вижу тень – словно темное облако, парящее у поверхности воды. Я показываю на него пальцем и взволновано шепчу Дэвиду:

– Большая рыба.

Мы застываем на месте и наблюдаем, как тень приближается. И правда, похоже на очень крупную камбалу. Мы поднимаем заостренные палки и одновременно их бросаем. Рыба бьется, вспенивая красную от крови воду, и исчезает. Но палка остается в ее теле, и вскоре она всплывает, покачиваясь на волнах. Я понимаю, что рыба мертва.

Подходим к ней.

– Какая огромная! – говорю я, приподнимая ее за плавник.

Мы вытаскиваем добычу на берег. Я остаюсь на охране, а Дэвид идет за Габриэлем и Диной. В каждой руке у меня по камню. Надо мной с громкими криками кружат белые птицы, но каждый раз, когда я поднимаю руку, они взмывают вверх.

Мы относим тушу рыбы в лагерь. Оставшись ни с чем, птицы кружат над берегом. Они почему-то не решаются залетать дальше побережья. Мы кладем рыбу на камни. Я замечаю вокруг ее рта что-то вроде экземы. Дэвид отрубает каждому по куску рыбы острым камнем, найденным у берега. Мы молча жуем сырое мясо.

Недоеденную рыбу оставляем на камнях.

– Здесь она быстро подвялится, – довольно говорит Дэвид.

* * *

Посреди ночи я просыпаюсь от какого-то звука. Похоже на чей-то храп. Сажусь и прислушиваюсь в темноте к дыханию спящих под овечьими шкурами друзей. Вскоре звук повторяется. Теперь он громче и грубее, словно кто-то откашливается. Мои нервы натянуты как струны. Неужели сюда кто-то идет? Снова слышу странный звук. И подпрыгиваю от неожиданности, почувствовав, что кто-то прикоснулся к моей руке. Это проснулся Дэвид. Я прикладываю палец к его губам, указываю головой в сторону, откуда доносится звук. Дэвид кивает. Он тоже услышал. Мы осторожно выползаем из-под навеса и поднимаемся на ноги. Стоим, почти не дыша. Вокруг нас черная как смоль ночь. Звук доносится с разными промежутками. Скорее всего, это не человек, а какой-то зверь. Дэвид жестами показывает, что нам нужно подкрасться поближе.

Мы беззвучно ступаем, в полной тишине, медленно, метр за метром. Но время от времени тишину нарушает странное глухое ворчанье. Нас беспокоит, что звуки доносятся с того места, где мы оставили рыбу. Какая-то собака вот-вот сожрет нашу еду! При мысли об этом я ускоряю шаг, стараясь не шуметь.

Постепенно мы различаем контуры животного, но я не сразу понимаю, кто это такой. Он меньше медведя, но с таким же мехом. Зверь пожирает нашу рыбу. Я слышу, как он жует и чавкает от удовольствия.

Сначала я решаю, что это барсук, но вдруг меня осеняет: это же дикая свинья! В этот момент зверь отрывается от еды и поднимает на нас взгляд. Он застывает на месте и с удивлением, даже почти с любопытством нас рассматривает. Затем хрюкает, поворачивается и уносится в кусты.

Свинья не успела много съесть, большая часть нашей рыбы остается целой. «Ничего, мы угощаем», – думаю я. Очень рада, что нам наконец удалось встретить хоть какое-то живое существо.

– Подумать только, дикая свинья! – говорю я.

– Вряд ли это была дикая свинья, – возражает Дэвид.

– А кто же?

– Скорее всего, это одичавшая домашняя.

* * *

Мы возвращаемся к навесу. Дина уже проснулась.

– Что это было? – спрашивает она.

– Свинья, – отвечает Дэвид. – Скорее всего, одичавшая.

– Вы думаете, она пришла с фермы?

Дэвид пожимает плечами.

– Может быть. Но с таким же успехом она могла прийти откуда угодно.

– Нужно забрать оттуда рыбу, – говорю я. – Эта хрюшка наверняка вернется.

Дина кивает.

– У меня болит копчик, – жалуется она. – Наверное, лежала на камне.

Она переворачивается и начинает ощупывать землю.

Габриэль тоже просыпается и потягивается.

– Что тут случилось? – спрашивает он.

– Мы видели свинью, – отвечаю я.

– Правда? – удивленно говорит Габриэль и садится.

Дина что-то внимательно рассматривает.

– Посмотрите, что я нашла! – вскрикивает она и поднимает небольшой предмет.

– Надо же, зажигалка! – говорю я.

– Должно быть, она лежала в заднем кармане.

Раздается тихий щелчок. Затем еще несколько. Слабый язычок пламени вспыхивает и озаряет темноту под навесом.

– Она работает! – удивленно произносит Дина.

– Погаси, – говорю я. – Не трать газ.

Какое-то время мы сидим молча. Я наблюдаю, как темнота рассеивается. Скоро рассвет. Скоро на Земле наступит новый день. Дэвид сворачивается калачиком около меня, и через несколько секунд я слышу его тихое сопение. Габриэль и Дина тихо переговариваются. Они обсуждают, как нам перехитрить и поймать свинью. Дина предлагает выкопать глубокую яму, накрыть ее хворостом, а сверху положить несколько кусков рыбы.

Я думаю о Леди, пони, принадлежавшей одной из сестер-близнецов. Интересно, где она? Умерла? Или, может, ускакала на волю и теперь живет жизнью дикой лошади? Как так получилось, что и мы, и животные живы, в то время как все остальные, кажется, погибли? Или где-то есть еще люди? В городах? А есть ли вообще эти города?

– Может, двинемся дальше? – предлагаю я.

Дина и Габриэль прерывают разговор о свинье и поворачиваются ко мне.

– Нужно попытаться найти людей, – продолжаю я.

– Ты уверена? – спрашивает Дина.

Я киваю.

– Это может быть опасно, – говорит Дина.

– Рискнем?

Габриэль качает головой.

– Нам нужно быть осторожными, Юдит. Лучше останемся здесь и будем совершать вылазки, чтобы разведать обстановку.

– Здравая мысль, – говорит Дина.

Я ложусь в постель и задумываюсь.

– Как вы считаете, что произошло в этом доме? – наконец спрашиваю я.

– Что-то с ним не так, – отвечает Габриэль. – То, что мы видели, как-то не сходится с реальностью.

Я киваю.

– Все это совершенно нелогично. Но мы ведь это видели.

– Однако это вовсе не означает, что это действительно так, – говорит Габриэль. – Все это похоже на фильм или виртуальный мир.

Размышляю над его словами. Я с ним почти согласна. То, что мы видели в доме, напоминает чей-то розыгрыш.