Текст книги "Ящик Пандоры"

Автор книги: Станислав Гагарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

XLVIII

– Рыба, – сказал Аполлон Борисович и с треском припечатал к столу костяшку домино. – Салаги… Учитесь играть у старых мореманов.

С несколькими матросами, которые под его началом занимались палубными работами, Свирьин сидел за столом в подшкиперской, где парни пили обычно десятичасовой утренний чай. От чайного тайм-аута оставался десяток минут, и ребята предложили Аполлону Борисовичу забить партию-другую «козла».

– Давайте, молодцы, за работу, – сказал Свирьин, – Время ваше истекло, – как сказал врач пациенту, устанавливая диагноз… Расходитесь по рабочим местам.

В это время голосом третьего штурмана с переборки рявкнул динамик:

– Подшкиперу Свирьину срочно явиться к старпому! Повторяю…

– Нет, – сказал Аполлон Борисович, – никак не позволят советскому моряку втянуться в работу… А вы, вы давайте по местам, до вас приглашение начальства не касается.

Через несколько минут Свирьин постучал в дверь каюты старшего помощника капитана Ларионова.

– Арсений Васильевич, – сказал он, – по вашему приказанию…

И запнулся. В каюте чифа сидел тот самый тип, которого подшкипер еще недавно видел у трапа спасательного судна «Мурманец».

– Долго ходите, Свирьин, – проворчал старпом. – Ладно, не оправдывайтесь… Слушайте сюда, подшкипер. Этот человек – наш гость. Он пожарный инспектор из Министерства, зовут его товарищ Ткаченко. Будет смотреть наш пароход с точки зрения пожарной безопасности. Вы, значит, в его распоряжении. Покажете ему «Калининград», все судовые помещения. Дубликаты ключей будете брать у меня…

– Весь пароход? – спросил голосом, севшим от пронизавшего все существо страха, Свирьин.

– Весь, Аполлон Борисович, – ответил, поднимаясь из кресла, Владимир Ткаченко.

Он приветливо улыбнулся подшкиперу.

– Лайнер ваш новый и серьезной инспекции, кроме как при сдаче судна на заводе, еще не подвергался, – продолжал майор, подходя к подшкиперу. – Вот мы и посмотрим с вами, какова противопожарная обстановка на теплоходе в эксплуатационной, так сказать, стадии.

– Я тоже с вами буду ходить по судну, – сказал, вдруг помрачнев, Ларионов. – Мое святое дело… Но выборочно. У меня с пассажирами, с обслугой хлопот выше головы. А вот вы, подшкипер, при товарище Ткаченко будете неотлучно. Живет он в пятом полулюксе… Капитан хотел вас в первый Класс, но там, в пятом, будет удобнее. Обменяйтесь телефонами, чтоб держать между собой связь.

– А по машине, товарищ старпом? – спросил Свирьин.

Он понимал, что задает глупый вопрос, машина, понятное дело, не относилась к его компетенции, но подшкиперу надо было хоть что-то сказать, чтобы прийти в себя от неожиданной встречи с человеком, о котором Кеша-механик говорил ему: работает в органах!

– То не ваша забота, Свирьин, – жестко ответил Ларионов.

Вообще он был добрым и мягким, Арсений Васильевич, человеком и считал это свое качество большим недостатком, несовместимым с должностью капитана, которую намеревался занять в самом ближайшем будущем, Арсений Васильевич Ларионов уже имел диплом капитана дальнего плаванья. Поэтому старпом акцентировал командирский голос, особую подтянутость и четкий стиль отношений с командой.

Что же касается машинного отделения, то Ларионов уже договорился с судовым «дедом» – старшим механиком «Калининграда» Валерием Николаевичем Петрашевым – о том, что во всех его заведываниях «пожарного инспектора» будет сопровождать старший электрик Анатолий Андрианов. Опекать же в целом гостя из Минморфлота «дед» поручил второму механику Ланцевичу, ведь главный двигатель и все, что с ним связано, закреплено за этим инженером.

– Когда начнем, товарищ Ткаченко? – едва овладев собой, с вымученной улыбкой на лице спросил Аполлон Борисович.

– Меня зовут Владимир Николаевич, – сказал майор. – А вот прямо сейчас и начнем…

– Действуйте, Свирьин! – командирским голосом распорядился Ларионов, и Ткаченко с подшкипером покинули его каюту.

Когда Аполлон Борисович привел «инспектора» в подшкиперскую, здесь уже никого не было, на столе валялись в беспорядке костяшки домино.

– Забиваете? – спросил Ткаченко и кивнул в сторону стола.

– В свободное от работы время, – с готовностью ответил Свирьин.

«Что делать?! Что делать?! – лихорадочно думал он. – Случайно ли этот тип появился на судне? Да какое там «случайно»! У них ничего случайного не бывает… Но, может быть, это не за мной… Иначе б старпом не дал мне такого поручения. А если они как раз хотят усыпить мою бдительность? Нет, им явно неизвестно, что я знаю, кто этот «пожарник» на самом деле… В любом случае надо сообщить о его появлении Краузе… В любом случае!»

Приняв решение, Аполлон Борисович стал объяснять Владимиру Ткаченко, в чем суть его должности, какими располагает он помещениями.

– А где вы храните основной запас красок, олифы и других пожароопасных материалов? – спросил майор, несколько удивляясь про себя тому, как быстро он и естественно входит в роль пожарного инспектора.

– Тут же, на полубаке, имеется склад… Хотите посмотреть? – предложил Свирьин, спина у него похолодела, хотя в подшкиперской было довольно тепло: на этом складе упрятал он тот самый ящик, который положили ночью в багажник его «Москвича».

– Давайте глянем, – сказал Ткаченко.

На складе он с интересом осмотрел металлические стеллажи с ограждением, на которых располагались тяжелые банки с красками. На полубаке стояли ящики с различными судовыми материалами.

– Вы запасливый хозяин, Аполлон Борисович, – сказал майор.

– Стараемся, – скромно наклонил голову Свирьин.

– Кстати, интересное у вас имя… Оно, так сказать, обязывает…

– Бабушка, – ответил подшкипер. – Ее работа… Она у меня учительница в Мордовии, сейчас, конечно, на пенсии. Влюблена была в Гомера, мифы древних греков. Вот и наградила внука имечком. Сейчас вроде ничего, а в мореходке проходу не давали…

– Вы мореходное училище закончили? – спросил Ткаченко.

– Не закончил… Ушел с третьего курса. По семейным обстоятельствам.

Зачем, подумал он, знать ему, что его выгнали за самовольные отлучки и организацию коллективной пьянки… Впрочем, если эта фирма мною заинтересовалась, то меня уже просветили рентгеном.

Ткаченко удовлетворился ответом и спросил:

– А как у вас с огнетушителями?

– Олл райт до полного о’кея, – ответил Свирьин. – Целых два и оба на штатных местах.

Майор подошел к переборке и снял с нее огнетушитель.

– По виду в исправном состоянии. А в нем случайно не контрабанда, Аполлон Борисович?

– Что? – испуганно спросил подшкипер.

– Шутка, – улыбнулся Владимир. – Но в каждой шутке… Я почему о контрабанде. Не в ней суть. Это не по моей части. Но если там, – он похлопал по корпусу огнетушителя, – не то, что положено, огнетушитель не сработает. А вдруг пожар?

Подшкипер облегченно рассмеялся.

– Тогда – туши свет, – сказал он.

– Именно… Бывали примеры – трикотин в них провозили. А недавно один деятель, это не у вас, в Балтийском пароходстве было, десять джинсов сюда запихал. И как только умудрился втиснуть? Держите!

Ткаченко неожиданно бросил огнетушитель Свирьину. Подшкипер поймал его, только вот удержать не сумел. Огнетушитель ударил о палубу, выбросив пенную струю. Она яростно хлестнула по стеллажам с красками, и Аполлон Борисович самоотверженно бросился на обезумевший огнетушитель, накрыв его телом.

XLIX

В первые сутки пребывания на теплоходе «Калининград» Владимир Ткаченко бегло осмотрел почти все помещения, которые так или иначе находились в заведывании членов экипажа. Ему хотелось как можно скорее обозначить свой интерес для команды, среди которой скрывался пособник иностранной разведки, известный теперь чекистам под псевдонимом – седельный мастер, шорник.

И повсюду его сопровождал подшкипер Свирьин.

Аполлон Борисович несколько успокоился, он понял, что судя по всему мнимый «пожарник» не подозревает, кого удружил ему в проводники старший помощник капитана, хотя и понимал: Ткаченко ищет именно спрятанное им, Шорником. Он уже улучил минутку и позвонил герру Краузе в каюту, намереваясь договориться о встрече, но того не оказалось на месте.

Пришлось дождаться утра. По условному звонку Гельмут Вальдорф выбрался на палубу, чтобы встретиться с подшкипером.

– Ну, – спросил он, – что еще стряслось? Предстоит заход в Севастополь или Батуми?

– Хуже, – сказал Свирьин.

Он коротко объяснил сложившуюся ситуацию. «Влипли, – подумал гауптштурмфюрер. – Этот тип возник здесь неслучайно. Но что произошло? Раскололся Конрад?»

Подшкиперу он ответил спокойно и рассудительно.

– Давайте без паники, Шорник… Появление на борту теплохода чекиста еще не повод к беспокойству. Не сомневаюсь, что он находится здесь с обычной профилактической целью, и его задачи никак не связаны с нашей операцией. Иначе к нему не приставили бы именно вас.

– Вот и я считаю, – вклинился Свирьин.

– Считаю здесь только я, – жестко оборвал его Гельмут Вальдорф. – Успокойтесь и помогайте товарищу осматривать судно. У вас он уже был?

– Так точно! У меня все в порядке…

– Тогда о чем вам беспокоиться? Вот только глаз с него не спускайте и в случае осложнения обстановки немедленно докладывайте. Где он сейчас?

– Собирается завтракать в кают-компании. Потом пойдем с ним вместе в обход.

– Отлично! Часов в одиннадцать, когда вы утомитесь, пригласите «инспектора» в бар на чашку кофе. Я буду там тоже. Вы мне его покажете, этого чекиста, Шорник.

О сообщении Свирьина гауптштурмфюрер немедленно рассказал Биг Джону и Раулю.

– Вы действовали правильно, герр Краузе, – сказал Биг Джон. – Успокоили Шорника, поручили ему следить за подсевшим в Ялте чекистом, скоро подшкипер вам его покажет, мы тоже будем знать этого человека…

– Знать! – фыркнул Рауль. – Может быть, еще и на брудершафт с ним пить? Убирать его надо… И немедленно! Мы слишком наследили в России! Вот вам и первый привет от русской контрразведки…

– Хорошая мысль, Рауль, – спокойно сказал Биг Джон. – Я о брудершафте… Надо будет выпить с ним сегодня. В первый и… последний раз. Вы поняли мою мысль?

– Естественно, – проворчал, успокаиваясь, Рауль. – А если он здесь не один?

– Герр Краузе будет следить за чекистом независимо от Шорника. Самому же подшкиперу надо поручить выяснить: встречается ли этот «пожарник» еще с кем-либо, кроме членов экипажа. Так мы установим его сообщников.

Владимир Ткаченко не возражал против чашечки кофе, предложенной Свирьиным после более чем двухчасового обхода судовых помещений. В этот момент они находились в районе бытового комплекса лайнера, где были расположены прачечная, гладильня, мастерская по ремонту белья и другие подобного рода службы.

Оттуда майор позвонил Алисе.

– Хочу угостить тебя кофе, – сказал он. – Теперь моя очередь. Приходи в бар «Синяя птица».

Они с подшкипером сидели уже за столиком, когда в бар вошла Алиса.

Свирьин аж расплылся весь, увидев молодую женщину, мгновенно поднялся и замахал рукою, приглашая Алису.

– Милости прошу, – слащавым голосом начал он, – милости прошу к нашему шалашу. Кофе, оранджюс, мартини?

Алиса улыбнулась Владимиру и строго взглянула на подшкипера.

– Только кофе, Свирьин, – сказала она. – Сейчас ведь рабочий день, кажется…

– Именно, Алиса Петровна! – воскликнул Аполлон Борисович. – Я мигом…

Алиса присела рядом с Владимиром.

– Сурово ты обошлась с Аполлоном… Такое позволительно лишь Афине Палладе, – шутливо сказал он.

– Знаешь, этот Свирьин… Есть в нем нечто… Сама не могу сказать, что именно, а только настораживает он меня.

– А на мой взгляд – толковый парень, – не согласился с Алисой майор Ткаченко. – Хороший специалист, старпом его хвалит, хотя ваш Ларионов явно не из тех, кто щедр на комплименты. А за тобой наш Аполлон не ухаживает часом?

– Ревнуешь? – усмехнулась Алиса. – Если и ухаживает, то своеобразно. С помощью Папы Хэма.

– Не понял… Объясни.

Но тут к столику подошел Свирьин с чашкой кофе и тарелкой, на которой лежали пирожные. Разговор о нем, естественно, прекратился.

– До обеда вы свободны, Аполлон Борисович, – сказал Владимир, когда с кофе и пирожными было покончено. – Я поброжу по судну один. Потолкаюсь среди пассажиров, посмотрю, как они противопожарно воспитаны.

– Вообще-то они, эти, которые из загнивающего мира, правила не нарушают, – сообщил подшкипер. – Написано ежели – «No smoking!» – так никто цигарку не запалит. А если, сказано «No passage! – проход запрещен!», значит, никто сюда не полезет. А вы, Алиса Петровна, в читалке будете?

– Нет, я с Владимиром Николаевичем прогуляюсь… До обеда у меня в работе окошко.

«Судя по всему – они давние приятели, – с тревогой подумал Свирьин. – А что, если и эта библиотекарша тоже? Конечно! Они работают в паре… Как я это сразу не сообразил! Сообщить этому херру? Нет, подожду еще… Зачем девку прежде срока ставить под удар. Необходимо понаблюдать за ними».

– Как ваш Хемингуэй, Аполлон Борисович? – спросила Алиса. – Осваиваете?

– «По ком звонит колокол» читаю, – ответил подшкипер. – Толковая вещь, но багаж у меня маловат, практики недостаточно. Мне бы вот еще «Английскую поэзию в русских переводах», Алиса Петровна… Интересуюсь стихами Джона Донна. «И не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит по тебе…»

– Браво, Аполлон Борисович! – воскликнул Владимир.

– Хочу в концерте выступить, – смущенно улыбаясь, сказал Свирьин, – в самодеятельности… Стихи буду читать на английском.

Когда они неторопливо шли по променад-деку, Ткаченко глазами показал на миссис Томсон. Облачившись в довольно легкомысленный для ее возраста купальник, Екатерина Ивановна непринужденно умостила свое изрядно загоревшее, спортивное тело в полосатый шезлонг. Рядом с нею загорали атлетически сложенный парень и длинноногая девица, красотою которой Владимир невольно залюбовался.

– Подойдем поздороваться? – предложил он Алисе. – Это, наверно, ее племянник с невестой, о которых говорила миссис Томсон.

– Какая тебе польза от разговоров с иностранкой, в жилах которой пусть и течет русская кровь?

Красота невесты племянника, Ткаченко вспомнил, что миссис Томсон называла его Биллом, не осталась незамеченной для Алисы. Поэтому ее реакция была вполне понятной, хотя внутреннее неприятие складывающейся ситуации было подсознательным. Женщина – она всегда женщина…

– Малышка, – мягко возразил Владимир, – на борту вашего лайнера для меня полезны любые разговоры. Прости меня, но сейчас я не прогуливаюсь с тобой по палубе, а нахожусь на службе.

– Володя, – виновато проговорила Алиса, – не сердись… Не привыкла еще. Пойдем к ним, конечно.

Теперь их заметила и миссис Томсон, она замахала рукой.

– Идите сюда, земляки! – крикнула она по-русски. – Я познакомлю вас с американской молодежью…

Билл оказался студентом Принстонского университета, учился на философском факультете. Элен закончила женский колледж в Сакременто, столице штата Калифорния.

– Для девушки, которая собирается выйти замуж, этого вполне достаточно, – сообщила Элен, кокетливо стрельнув глазами на Владимира Ткаченко. – Не правда ли, мистер…

– Мою фамилию трудно выговорить на английском языке, – как бы не замечая атаки выпускницы колледжа, сказал майор. – На ваш язык она переводится как «Уивер» или «Уэбстер».

Оба этих слова в переводе на русский означали «ткач». – Лучше «Уэбстер», – решил Билл, – это одна из распространенных в Штатах фамилий, почти как ставшая уже нарицательной фамилия «Смит».

– Кстати, эта фамилия и у славянских народов самая популярная, – вступила в разговор Алиса. – У меня, наверно, не менее десятка знакомых с фамилией «Кузнецов». А сколько у нас Ковалевых, Ковалей, Ковальских…

– Вот видите, – подхватила Екатерина Ивановна, обращаясь к племяннику и его невесте, – как я бываю права, когда твержу у нас дома, что русские удивительно похожи на нас, американцев, и что единственная альтернатива в наших взаимоотношениях – дружба. Недаром Франклин Делано Рузвельт в своей речи, посвященной памяти творцу Декларации Независимости Томасу Джефферсону, речи, которую он не успел прочитать, тем не менее, записал: «Если мы хотим уцелеть, не только мы, а цивилизация вообще, мы должны развивать способность всех людей на земле мирно сосуществовать».

– Браво, тетушка! – воскликнул Билл. – А я и не знал, что идею мирного сосуществования выдвинул наш Рузвельт…

– Эта идея принадлежит в первую очередь Ленину, – заметил Владимир.

– Так-то вот, дорогой Билл, – язвительно усмехнулась миссис Томсон. – Один умный человек сказал: невежество – страшная и огромная сила, и никто не знает, что она сумеет натворить в будущем… Если что и погубит Америку, так это невежество рядовых ее граждан в области политики и истории.

– Тетя Кэт, – ласково погладила миссис Томсон по плечу Элен, – после недельного пребывания в России вы совсем покраснели… И не только от черноморского солнца.

– Дома вы были только розовой, – улыбнулся Билл. – И кто это выдал афоризм про невежество?

– Карл Маркс, – ответила за миссис Томсон Алиса. – Это его слова…

– Тетя Кэт – марксистка! Какой ужас! – Билл вскинул руки с деланным испугом.

Все рассмеялись.

– Может быть, попробуем воду в бассейне? – предложил майор Ткаченко, или с собственной легкой руки – мистер Уэбстер.

L

К Босфору подходили, когда солнце уже село, стало темно.

Капитан Устинов стоял на крыле мостика.

– Еще пять право, – негромко сказал он третьему штурману.

– Еще пять право! – отозвался Руденко.

– Сколько на румбе, Подгорный? – крикнул через открытую дверь в рулевую рубку капитан.

– Двести градусов! – отозвался рулевой матрос.

– Так держите пока… Штурман, наше место!

Василий Руденко подался к экрану радиолокатора и тут же сообщил:

– Около мили слева от фарватера, Валентин Васильевич…

– Сейчас выйдем на линию. Внимательно следите за створами, Василий Степанович.

В это время на мостике возник Владимир Ткаченко. Он осторожно пододвинулся к Устинову, стараясь никому не помешать.

– Это вы, Владимир Николаевич? – заметил «пожарного инспектора» капитан. – Совсем кстати… Я уже хотел посылать за вами.

– Вышли на створы! – крикнул Руденко. – Створы, товарищ капитан!

– Не так громко, Василий Степанович, – заметил Устинов. – Кричите так, будто на судне пожар… Тьфу-тьфу! А у нас на борту инспектор.

Капитан говорил так, что чувствовалось: на лице его появилась невидимая в темноте улыбка.

– Пойдемте ко мне в каюту, – предложил он Ткаченко. – А вы, штурман, приведите судно на створы и идите по ним минут пятнадцать. Пригласите на мостик старпома. Начинайте связываться с лоцманской станцией Стамбула. Скоро вернусь…

В каюте капитан открыл сейф и протянул Ткаченко листок.

– Получил для вас шифровку. Вот… Посмотрите.

Устинов смотрел на майора с тревогой на лице. Владимир Ткаченко ободряюще улыбнулся ему и принялся читать текст радиограммы:

«Приехал дядя Моня в отпуск из Одессы тчк По роду болезни врачи рекомендуют грязи Красного Лимана тчк Он хочет дождаться тебя из рейса тчк Сообщи дату прихода зпт будем встречать тчк Обнимаю тчк Тетя Дора».

На самом деле текст, подписанный генералом Вартаняном, означал следующее:

«Согласно проверенным источникам наши гости знают вас в лицо тчк Будьте предельно осторожны тчк В следующий сеанс связи получите условные изображения ваших подопечных тчк Возможно передадим имя сообщника на судне тчк Желаю успеха».

– Что-нибудь серьезное? – спросил капитан, хотя и понимал: ответа не получит, только вот не мог не проявить участие к этому такому ладному парню. Устинову всегда хотелось иметь сына, но судьба вкупе с Галиной Викторовной, супругой, подарила ему троих дочерей.

– Дядя Моня лечит грязью геморрой, – на полном серьезе, понизив голос, будто речь шла о великой тайне, сообщил Устинову майор. – Он очень гордился своей болезнью, считает ее аристократической. Но в санатории ездит исправно…

Потом Владимир оставил несколько дурашливый тон и задушевно сказал, тронув Устинова за локоть.

– Извините, Валентин Васильевич…

– Да я понимаю, – усмехнулся капитан. – И поделом мне…

– Скоро будем в Стамбуле? – переменил тему Ткаченко.

– Скоро, – ответил Устинов. – Но сегодня вечер уйдет на швартовку, а на ночь я пассажиров и команду на берег не пущу. Все экскурсии и выходы в Стамбул – завтра с утра. Отдыхайте, Владимир Николаевич, а мне пора на мостик.

LI

– Вы уверены, что этот парень из КГБ? – спросил Биг Джон у херра Краузе.

– У меня нет оснований сомневаться в словах Шорника, – ответил гауптштурмфюрер. – И потом, посудите сами. Как выяснил подшкипер, «пожарный инспектор» появился на борту в Ялте. Хотя, если он из Москвы, то скорее всего прибыл бы в тот порт, где находится пароходная контора.

– Действия русских непредсказуемы, – назидательно вклинился Рауль. – Этому учат нас в специальных разведшколах.

– Спасибо за напоминание, Рауль, – сказал Биг Джон, – но ситуация складывается непростая, советую тебе мобилизоваться.

– Я свою точку зрения уже объявил: чекиста надо ликвидировать. В любом случае – за нами он следит или за кем-то еще – его присутствие на борту «Калининграда» представляется мне крайне опасным.

– Согласен с Раулем, – вставил Гельмут Вальдорф.

– Принимается, – согласился Биг Джон. – Где и как?

– Через пять минут контрольный звонок Шорника, – сообщил гауптштурмфюрер. – Он ведет постоянное наблюдение за чекистом и в назначенное время дает мне знать, где он сейчас и чем занимается.

– Что ж, – сказал Биг Джон, – примем окончательное решение через пять минут.

Пока шел вышеприведенный разговор, Владимир Ткаченко прогуливался по палубам пассажирского лайнера, вставшего к причалу Стамбульского порта. С одной стороны – он находился здесь в качестве пожарного инспектора и поэтому вполне резонно заглядывал в любой уголок судна, в места расположения щитов с инвентарем, особый предмет его внимания, проверял, как несут матросы специальную пожарную вахту. А с другой стороны, у майора Ткаченко было достаточно свободного времени, чтобы на законном, так сказать, основании проводить его в развлечениях, предназначенных для иностранных туристов.

Сейчас он остановился у дверей бара «Робин Гуд», в котором были установлены электронные автоматы, помедлил немного, потом решительно толкнул дверь и вошел в помещение, интерьер которого был выдержан в духе средневекового английского кабачка.

Подошел к автомату «Электронный лук» и нерешительно погладил приклад стилизованного арбалета.

Будто бы случайно, невзначай рядом возник Биг Джон.

– Не хотите ли сразиться со мной, сэр? – спросил он у Ткаченко на английском языке.

– Давайте попробуем, – согласился Владимир.

Они наменяли у бармена специальных латунных кружочков и принялись стрелять по электронной «дичи».

Рауль, сидевший за стойкой, незаметно наблюдал за игроками. А Гельмут Вальдорф устроился за столиком в углу. Перед ним стоял бокал, дымилась чашка крепкого кофе.

Биг Джон безнадежно проигрывал майору Ткаченко. Впрочем, он и не старался стать победителем.

– Вы прекрасный охотник! – воскликнул восторженно Биг Джон. – Настоящий ковбой с Дикого Запада или канадский таппер!

– Ну что вы, – смущенно отозвался Владимир. – Я русский…

– Не может быть! У вас такой английский… Я подумал, что вы парень из Оксфорда. Надо же так ошибиться…

– А вы, судя по выговору, американец? – спросил майор.

– Нет, я швейцарский гражданин, меня зовут Жан Картье. В Штатах мне довелось учиться. Колумбийский университет в Нью-Йорке, сэр.

– Зовите меня просто Биллом, – попросил Ткаченко. – А фамилия моя переводится на английский, как «Уэбстер».

– О’кей, мистер Уэбстер! Тогда я для вас просто «Ванья»… Это правильно?

– Правильно, Ваня, – улыбнулся Владимир.

– И увидел Бог, что это хорошо… Мне нравятся русские парни, хотя наш предок вернулся из России с обмороженной ногой, ему отняли ее уже в Пруссии. Он ходил к вам с Великой Армией Наполеона.

– Незваные гости у нас не в чести, Ваня, – сказал Владимир. – А ежели пожалуете к нам с открытой душой – милости просим.

– За это надо выпить, Билл, – предложил Биг Джон. – Подожди, я сейчас. Выпивка за мой счет.

Он подошел к стойке бара и вскоре вернулся с бокалами в руках.

– Давайте сядем вон там, – сказал Жан Картье, «швейцарский гражданин», и кивнул в угол, где сидел перед таким же нетронутым бокалом Гельмут Вальдорф.

Биг Джон спросил у «старого джентльмена» разрешения присесть и подозвал Владимира Ткаченко. При этом он загородил от майора стол, на котором стояли бокалы. В этот самый момент гауптштурмфюрер неуловимым движением бросил в бокал Владимира таблетку, она мгновенно растворилась в вине.

Это было последнее новое средство, разработанное в секретной научной лаборатории разведывательного управления, вещество, которое вызывало спазм сердца и, следствие этого – инфаркт миокарда.

– Мы славно с вами постреляли, русский парень, – сказал Биг Джон. – Я пью за ваше здоровье, мистер Уэбстер!

Разведчик непринужденно обратился к Гельмуту Вальдорфу.

– Выпейте с нами, сэр… Русские хорошо стреляют. Не правда ли?

Гауптштурмфюрер вежливо улыбнулся, молча кивнул и поднял бокал, поднес его на уровень глаз, внимательно глянул в лицо русского контрразведчика.

«Никогда не доводилось видеть их, чекистов, так близко, – подумал Вальдорф. – Обыкновенный парень… Но почему у меня вдруг онемел язык?»

«Знакомое лицо… Где я мог его видеть? – силился вспомнить Владимир Ткаченко, глядя на гауптштурмфюрера и никак не связывая пока облик этого пожилого, но моложавого на вид интуриста с внешностью «эстонского капитана», о котором ему говорил метрдотель морского кафе «Ассоль».

Майор не видел, как в бокал ему подбросили дьявольское снадобье. Но нечто, неосознанное им до конца, заставило его предпринять мгновенно пришедшую в голову меру предосторожности.

Владимир Ткаченко уже готовился пригубить из бокала, и тут он вдруг опустил его на стол.

– Одну минуту, джентльмены, – сказал майор, – Я познакомлю вас с русским обычаем. Перед тем как выпить, мы делаем так…

Ткаченко принялся быстро и одновременно передвигать все три бокала. Бокалы мелькали по столу, и когда Владимир остановил их движение, ни Биг Джон, ни Гельмут Вальдорф не могли сказать, в каком бокале растворена «инфарктная» таблетка.

– А теперь выпьем, друзья, – предложил майор.

Мнимый Жан Картье и херр Краузе в замешательстве переглянулись. Владимир заметил это, но понять подлинный смысл происходящего, конечно, не мог, пришло лишь осознание, что он вовсе не пережал со своим фокусом.

– Интересный обычай, – натянуто улыбаясь, сказал Биг Джон и вдруг вскочил со стула.

– Пауль! – закричал он и махнул кому-то из группы входивших в «Робин Гуд» туристов, будто увидел знакомого.

При этом резком движении все три бокала опрокинулись.

– Прошу простить меня, – начал извиняться Биг Джон, но майор Ткаченко жестом остановил его.

– Пустяки, – сказал. – Не берите в голову, Ваня. Сейчас мы все равно будем пить с вами по-русски.

Часа через три на столике, за которым сидели Владимир – мистер Уэбстер, Ваня – «швейцарский гражданин» и Гельмут Вальдорф, находились две опорожненные бутылки с виски.

Гауптштурмфюрер спал, или притворялся, опустив голову на грудь. Ткаченко помог Жану Картье выбраться из-за стола, поддерживая его за локоть. Сам он тоже покачивался, когда выводил Биг Джона из бара и провожал его до каюты, где помог найти ключ и открыть дверь.

– Гуд найт, – сказал майор на прощанье. – Спокойной ночи…

Биг Джон вошел, качаясь, в каюту, закрыл дверь изнутри на ключ, двинулся в гальюн, совмещенный с ванной и умывальником, глянул в зеркало, сильно потер ладонью лицо, и когда отнял руку, то смотрел на себя уже трезвым, осмысленным взглядом.

Владимир Ткаченко, едва закрылась дверь каюты Биг Джона, перестал качаться. Он внимательно глянул на номер каюты и твердым шагом направился по коридору. Когда он проходил через холл, там ждал его, развалившись в кресле, Рауль. Он незаметно проводил майора внимательным взглядом.