Текст книги "Ящик Пандоры"

Автор книги: Станислав Гагарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

XLII

– Шеф, – сказал майор Бойд по селекторной связи, – теплоход «Калининград» вышел из порта! Наши мальчики плывут к нам с «товаром»…

– Это хорошо, Джек, – отозвался полковник Адамс. – Зайдите ко мне…

Когда Хортен-младший вошел в кабинет «старшего брата», он увидел, что тот просматривает иллюстрации в книге альбомного размера.

– Вы уточнили, куда направляется «Калининград»? – спросил полковник Адамс. – В Стамбул или Ялту?

– Как будто бы взял курс на Босфор, – ответил Малютка Джек. – Ялта в программе круиза не упоминалась…

– Уточните, – распорядился Адамс. – Русские горазды на сюрпризы… У меня такое предчувствие, Джек, что рано нам с вами праздновать победу. Но в утешение могу сообщить: любезная нашему сердцу и, добавлю, карману «Айрон компани» увеличила сумму возможного гонорара за материалы лаборатории, которой заведует сын этого самоубийцы, гестаповского агента «Лося». Как только досье на него будет в наших руках – начинаем игру с новых козырей. И первый ход сделаете вы, Джек. Что касается меня, то уже сейчас я могу вознаградить вас за проявленную доблесть и находчивость, так сказать, авансом, Джек. Получайте от меня в подарок!

С этими словами он захлопнул лежавшую перед ним книгу и протянул ее майору Бойду.

– Что это, сэр? – спросил Хортен-младший.

– Исследование одного макаронника, некоего Петруччи, Козимо Петруччи, кажется. Он написал о ваших любимых импрессионистах, Джек. Признаться, не разделяю вашего увлечения этой мазней, но всегда уважал чужие вкусы, и все утро потратил на перелистывание этой книги, пытаясь понять, что нового внесли ваши любимцы в мировое искусство.

«Непостижимо! – подумал майор Бойд, – Старик Адамс заинтересовался живописью. Не позднее, чем сегодня до полудни, начнется извержение Везувия…»

Вслух он спросил:

– И разобрались, сэр?

– По крайней мере, понял, что основатель новой школы Эдуард Мане стал писать человеческие фигуры совсем без теней, будто они суть дух бесплотный, и этим совершил революцию. Но ведь это пресловутое разнообразие и богатство тонов, которое якобы открыл Мане, это стремление изображать людей так, как они бывают освещены на открытом воздухе, обнаруживается уже в работах Веласкеса, Франца Гальса, не говоря уже о картинах Эль Греко. Так ведь это, Джек?

– Совершенно верно, сэр, – донельзя удивленный ответил полковнику Адамсу Хортен-младший.

– Ну, что ж, продолжайте возиться с этими парнями, – сказал Адамс, весьма довольный впечатлением, которое он произвел на заместителя эрудицией в области изобразительного искусства. – Я предпочитаю картины, на которых все ясно и понятно, как в досье на моего агента. Фото в профиль и «анфас», отпечатки пальцев и подробное описание всех его достоинств и пороков. А ребята эти, я имею в виду импрессионистов, стоят хороших денег, Джек?

– Приличных денег, сэр.

– Этого я никогда не понимал, – вздохнул Хортен-старший. – Но к делу, майор. Значит, «Калининград» вышел в море, сейф с досье на борту, парни и этот эсэсовский ветеран не завалились в России и спешат обрадовать нас с вами докладом об успешном завершении операции «Голубой десант»… Что мы можем сделать для них еще?

– Пока ничего, полковник. Согласно инструкции, Шорник, который принес сейф на борт лайнера, по выходу теплохода в Средиземное море, передает «товар» нашим парням, и те укроют его в своем багаже. Ну, а здесь мы встретим их по первому разряду.

– С кем поддерживает связь Шорник?

– Только с «Кэптэном». Ни Рауля, ни Биг Джона Шорник не знает и не будет знать в лицо.

– Правильно… Ни к чему подставлять наших людей. А Вальдорфом можно и пожертвовать, бросить русским эту кость, пусть займутся ею. Гауптштурмфюрер уже отработал свое.

– Мавр может уйти, – усмехнулся Хортен-младший.

– Любите Шекспира, Джек? – спросил, прищурившись, полковник Адамс.

– Вы знаете, сэр, не очень… На мой взгляд, Великий Билл излишне рефлексичен. Ему не хватает истинно британской сдержанности. Порою он до приторности эмоционален, будто состоит в родственной связи с неаполитанцами, нашими, так сказать, земляками по «легенде».

– Да, – сказал Хортен-старший, – вот вас в излишней эмоциональности не упрекнешь, Джек. Вы – сугубо деловой человек. Я вспомнил историю с курдским шейхом Барзани. Вы, кажется, находились тогда в составе нашей резидентуры, размещенной в Тегеране… Я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, полковник. Но это так давно было…

Малютка Джек напрасно ссылался на давность событий, связанных с поддержкой курдского движения в Иране в 1972–1975 годах. Он хорошо помнил, как шах Ирана, затеявший очередные пограничные распри с Ираком, обратился к президенту Никсону с просьбой поддержать курдов, поднявших вооруженное восстание против иракского правительства. Восстание возглавил Мустафа Барзани, который боролся за автономию курдов еще с двадцатых годов.

И хотя разведывательное управление выделило на помощь курдам только шестнадцать миллионов долларов, «в знак благодарности нашему союзнику – шаху, который сотрудничал с разведывательными службами – ЦРУ – и подвергался угрозе со стороны своего соседа», как было официально сказано в комиссии конгресса, и сам шах, и особенно Барзани оценили эту помощь, как символическую. Для вождя курдов к тому же этот акт со стороны американцев служил гарантией на случай, если шах неожиданно бросит курдов на произвол судьбы.

Так оно и получилось, увы… Оказывая помощь курдам, американская секретная служба не хотела, тем не менее, чтоб он достиг какого-либо успеха в борьбе за автономию. И как только шах добился от Иракского государства пограничных уступок, он прекратил помощь курдам. Точно также поступило и ЦРУ. 5 марта 1975 года представитель САВАК, зловещей тайной полиции шаха, прибыл в штаб-квартиру курдов и в категорической форме сообщил им, что шах прекращает помощь для них, границу иранское правительство закрывает, и свои дела с иракцами курды могут решать любыми доступными им средствами.

Сопровождал тогда саваковца Джек Бойд. Он и сообщил шейху Барзани о том, что и американцы тоже не могут себе позволить вмешиваться во внутренние дела двух суверенных мусульманских государств…

Напрасно Мустафа Барзани просил Соединенные Штаты Америки оказать посильную помощь двадцати тысячам курдских беженцев…

Сам шах насильно репатриировал в Ирак более сорока тысяч курдов, искавших убежище в Иране. Американцы же отказались принять к себе хотя бы одного курда, даже в тех случаях, когда они имели статус политических эмигрантов. Курдов предали по принципу «Мавр может идти на все четыре стороны».

– Мне думается, Джек, что тогда вы поторопились закрыть курдский вопрос именно таким образом, – заметил полковник Адамс. – Наш друг шах оказался вскоре битой фигурой. К власти пришел Хомейни, а мы оказались без какой-либо поддержки в этой стране. Вот тут бы и пригодились курды. Теперь же они потеряны для нас…

Майор Бойд пожал плечами.

– Никто не думал о таком повороте событий, – сказал он. – И потом – не забывайте, полковник: решение принимали мои боссы, тогда я был только исполнителем.

– Иногда это лучшее амплуа в разведке, – усмехнулся Хортен-старший.

Постучав в дверь и спросив разрешения войти, в кабинете появился сотрудник резидентуры, ведающий группой шифровальщиков. В руке он держал кожаную папку.

– Срочно и конфиденциально, сэр, – сказал, раскрывая папку и доставая оттуда листок бумаги. – Уже расшифровано…

Полковник Адамс взял радиограмму, прочитал и отбросил на стол.

– Ну, – с мрачным торжеством сказал он, – что я вам говорил, Джек, по поводу русских сюрпризов?! Биг Джон сообщает о том, что теплоход «Калининград» зайдет на двенадцать часов в Ялту…

XLIII

Владимир Ткаченко, подавляя внутреннее волнение, потянул из кармана пачку с сигаретами, но, спохватившись, тут же сунул ее обратно.

Генерал Вартанян заметил этот жест и улыбнулся.

– Ладно уж, – сказал он смутившемуся майору, – тяните, тяните сигареты из кармана… Разрешаю закурить. Только одну! И у окошка… Заслужил, Владимир Николаевич, заслужил… Теперь многое становится на свои места. Значит, гестаповский архив цел… Да… Об этой истории я знал еще в сорок четвертом. В Особый отдел нашего фронта приходила ориентировка по поводу агентурного архива Легоньковского СД. Мы получили сведения, что архив этот, возможно, застрял на освобожденной Красной Армией территории. Поискали-поискали в прифронтовой полосе – никаких следов. Передали дело территориальным чекистам, они только-только стали обосновываться здесь, а сами ушли вперед… И вы говорите, Владимир Николаевич, что наши коллеги из сорок четвертого года продолжали искать?

– До конца войны и еще два года спустя дело об агентурном архиве Легоньковской службы безопасности оставалось открытым, – сказал Ткаченко. – Затем его прекратили, как бесперспективное. Решили, что либо архив погиб, либо информация о пропавшем без вести оберштурмфюрере Жилински и находящемся при нем сейфе с агентурными досье, которая пришла с той стороны от нашего человека, была инспирирована самой СД.

– Мотив? – спросил Мартирос Степанович.

– Ввести нас в заблуждение, отвлечь офицеров «Смерша» на бесплодные поиски того, что не существует… Может быть, прикрыть этим какую-либо иную операцию. Да мало ли какие соображения могли тогда прийти в головы гитлеровцев?! Во всяком случае, расследование агентурной версии подтверждение не получило, и на той стадии оперативной разработки был поставлен крест. Если и был сейф, то он провалился сквозь землю…

– А был ли мальчик? – задумчиво произнес начальник управления. – Вот в чем вопрос… Судя по развернувшимся событиям – был. А ежели так, Владимир Николаевич, то в руках наших противников настоящий «ящик Пандоры». Вы помните древнегреческий миф об этом проклятом «ящике»?

– Конечно, помню, – откликнулся Ткаченко. – Мрачная компенсация Зевса людям за то, что Прометей наделил их огнем… Громовержец приказал Гефесту смешать землю и воду, а затем вылепить прекрасную девушку. А его дочь, Афина-Паллада, соткала ей необходимую одежду, Афродита, богиня любви, передала неотразимую прелесть, Гермес наградил льстивостью, хитростью и лживостью, научил красиво говорить. Потому и назвали девушку Пандорой – наделенной всеми дарами.

– Но главный свой «подарок», сосуд со всеми человеческими несчастьями, Зевс отдал на хранение брату Прометея – Эпитемию, – подхватил, улыбаясь, рассказ майора Мартирос Степанович.

– Верно, – согласился, улыбаясь в ответ, Владимир, он понял, что генерал решил устроить ему дружеский экзамен на эрудицию. – Прометей неоднократно предупреждал брата, был он таки неразумным парнем, не брать ничего от Зевса… А тут какой-то непонятный ящик-сосуд с крышкой, но к нему в придачу – красавица Пандора. Словом, принял Эпитемий и то, и другое. А потом, как и следовало ожидать, любопытная Пандора подняла зловещую крышку, несчастья и бедствия вырвались на свободу и разлетелись по свету. И когда Пандора в страхе захлопнула крышку, на дне сосуда-ящика осталась только надежда…

– Да, – посерьезнев, сказал начальник управления, – и у нас с вами, майор Ткаченко, осталось только это… надежда. Судя по всему, ящик Пандоры ускользнул от нас и находится в руках врага. Самоубийство Горовца – прямое действие «Пандоры», предлагаю закодировать этим именем новую операцию, которую начнем развертывать с этой минуты. Ваш Зюзюк опознал Горовца… Есть официальное показание Зюзюка о том, что Горовец и Ольшанский – один и тот же человек?

– Конечно, товарищ генерал… Мы не сумели найти ни одной фотографии Горовца-Ольшанского в его доме. Самоубийца, как показали родные, никогда не фотографировался. Помогли фото на паспорте и в личном деле, которое мы нашли в архиве учреждения, где работал до пенсии Горовец. Зюзюк клянется, что это именно он, Герман Ольшанский.

– Значит, они добыли на него компрометирующие документы и пытались шантажировать старика. Вы ведь помните, где работает его сын?

– Разумеется… Кроме того, Сергей Гутов опросил соседей. Они показывают, что видели, как незадолго до выстрела из ружья, в дом Горовца-Ольшанского заходил некий молодой человек.

– Внешность? Может быть, удастся использовать фоторобот…

– Сведения расплывчатые, неопределенные, товарищ генерал… Трудно слепить из них что-либо путевое. Попробуем, конечно, только вряд ли что получится.

– Жаль. Расшифрованные радиограммы наводят на мысль, да что там «наводят», подтверждают, что «ящик Пандоры» на борту «Калининграда». Для начала свяжитесь с пароходством, пусть задним числом включат в программу круиза заход в Ялту. Этот заход у них, так сказать, факультативный, как сюрприз, для иностранных туристов. Почему бы нам не воспользоваться этим «сюрпризом», который даст для нас некий выигрыш во времени?

– Хорошо, товарищ генерал. Я хочу снова вызвать Зюзюка на допрос, – сказал Ткаченко. – Попробую порасспросить о ближайшем окружении Германа Ольшанского, с кем тот общался в те времена. Может быть, выйдем на других агентов, досье на которых в сейфе службы безопасности.

– Попробуйте, Владимир Николаевич. Но прежде всего займитесь заходом «Калининграда» в Ялту.

Срочное распоряжение Мартироса Степановича отняло у майора Ткаченко минут сорок. Освободившись, он приказал конвою доставить к нему из внутренней тюрьмы подследственного Зюзюка.

Когда Ивана Егоровича ввели в кабинет, тот был взволнован, скорее перепуган даже.

– Садитесь, – предложил ему майор. – Необходимо уточнить некоторые детали, Иван Егорович.

– Детали потом, начальник, – осипшим голосом с трудом произнес Зюзюк. – Я сейчас покойника видел…

– Какого покойника? – не понял Владимир Ткаченко.

– Того самого, – давясь словами, сказал Зюзюк. – Ну немца… шефа, значит… Иду по коридору, вижу: сидит… Вылетело, говорю… Имя вылетело… Не мог вспомнить… Только он это, он! Немец из Легоньковской службы… Прошу записать: Зюзюк его опознал и добровольно сообщил органам. Добровольно, начальник! А фамилию вспомню, вспомню!

Последнюю фразу Зюзюк, овладев, наконец, голосом, выкрикнул.

«Симулирует сумасшествие, – подумал Ткаченко, пристально глядя на дергающегося Ивана Егоровича. – Но этот номер не пройдет, голубчик!»

Он снял телефонную трубку и позвонил в приемную управления.

– Ко мне никто не записывался? – спросил Владимир у дежурного.

– Сейчас гляну… К майору Ткаченко… Да, есть посетитель. Мордвиненко Никита Авдеевич. Свидетельские показания. Его взял к себе капитан Щекин. Пока майор у руководства, сказал Щекин, побеседую с Мордвиненко сам. Вот и расписка его есть… Так что посетитель где-то там у вас, в отделе.

– Спасибо, – сказал Владимир Ткаченко, и повесил трубку.

Он вызвал конвой и приказал увести Зюзюка в камеру. Потом позвонил Вадиму Щекину.

– Мордвиненко у тебя? Никита Авдеевич?

– Был… Ничего нового. Ведь он к тебе пришел, а я, чтоб не соскучился, решил поговорить о событиях той ночи. Словом, ждет в коридоре, когда ты его примешь.

– Будь добр, Вадим, приведи его ко мне в кабинет.

– Сейчас сделаю.

Когда капитан Щекин ввел капитана-директора шхуны «Ассоль» в кабинет шефа и, кивнув, удалился, Владимир Ткаченко поздоровался с отцом Ирины и жестом указал на стул:

– Присаживайтесь, Никита Авдеевич, – приветливым голосом сказал он.

Но гость, как всегда элегантный, продолжал стоять посреди кабинета, вытянувшись во весь рост.

– Я ношу другое имя, Владимир Николаевич, – бесстрастным тоном произнес капитан Грей. – Меня зовут Конрад Жилински, я – оберштурмфюрер СС.

XLIV

Пассажирский теплоход «Калининград» рано утром покинул порт приписки и лег на курс, проложенный в южном направлении.

– Идем в Стамбул, Валентин Васильевич? – спросил капитана Устинова его старший помощник Ларионов.

– По всей вероятности, – ответил капитан. – Проверьте: вышли мы на рекомендованный курс? Потом займитесь пассажирами. Пусть ваши люди сразу включают их в комплекс развлекательных мероприятий.

Старпом вошел в радиорубку и спросил четвертого штурмана, который нес вахту под его наблюдением:

– Точка есть?

– Готова, Арсений Васильевич. – Локатором брал берег. Определимся по пеленгу и расстоянию.

– Локатором, – проворчал старпом. – Ясное небо, берег видно, как на ладони, а вы, штурман, гоняете машину. Посмотрите, как четко рисуются мысы Колючин и Воронцовский? Вас учили в мореходке определяться по визуальным пеленгам? По двум, трем пеленгам, по крюйспеленгу?

– Учили, Арсений Васильевич, – уныло проговорил штурман. – Так это же прошлый век! Архаизм…

– Запомните, Игорь Давыдович, главную морскую заповедь штурмана: верь глазам своим. Любая техника, самая изощренная, может вас когда-нибудь подвести. Поэтому подстраховывайте приборы вот этими «архаизмами», основу которых составляют ваши органы чувств. Они-то вас не подведут…

Сейчас «Калининград» шел по правой стороне большой морской дороги, проложенной до Босфорского пролива. Конечно, вокруг была такая же вода, как и везде на Черном море, и дорога эта обозначалась на карте, но в нынешние времена корабли ходили не так, как бог на капитанскую душу положит, а рекомендованными курсами, справа и слева от осевой линии, проложенной на карте полосы.

Через час старпом, отдав внизу необходимые распоряжения, снова поднялся на мостик. Его вахта заканчивалась, заступал третий штурман, Василий Руденко. Надо было сдать вахту и сделать запись в судовом журнале. События мог записать и четвертый, но Арсений Васильевич любил заполнять страницы судового журнала собственноручно, он словно священнодействовал при этом.

Ларионов едва успел расписаться под записью, как в штурманскую рубку вошел капитан.

– Странная новость, чиф мейт, – сказал он. – Нам предписано зайти в Ялту, стоянка двенадцать часов, дополнение к маршруту. Просят согласовать заход с директором круиза.

– А чего тут странного, Валентин Васильевич?! – возразил старпом. – Мы почти всегда заходим в Ялту… Правда, могли отдать такое распоряжение, когда мы стояли в порту.

– Не в этом дело, – сказал Устинов. – Указание я получил шифровкой… Вот что меня смущает. Такие вещи можно ведь передать и открытой связью.

– Значит, в этом неожиданном заходе есть нечто, – старпом сдвинул на лоб белую фуражку и почесал затылок. – Стиль передачи информации предупреждает: в этом заходе что-то есть такое, что обязывает нас быть настороже. Что именно? Думаю, мы все узнаем, когда придем в Ялтинский порт.

– Вы правы, Арсений Васильевич, – согласился Устинов. – Надо ворочать влево. Прикиньте курс от нынешнего нашего места на Ялту. И пусть третий штурман запишет изменение курса в журнал, Василий Степанович!

Незадолго до этого Биг Джон сообщил фирме «Паоло Хортен и братья» о том, что они возвращаются на «Калининграде» и «товар» находится с ними. Правда, сейф с документами Легоньковской службы безопасности находился еще у Свирьина. Впрочем, сейфа уже не было. Агентурные досье находились в обычном ящике, который смастерил у себя в сарае Никита Авдеевич, он же Конрад Жилински.

Ящик решено было забрать у подшкипера и спрятать в багаже после Дарданелльского пролива, когда лайнер выйдет в Эгейское море.

– Когда начнется рейс, вы свяжетесь с Шорником, – сказал Бит Джон гауптштурмфюреру Вальдорфу. – Ваша задача – держать его под контролем до тех пор, пока он не передаст вам «товар».

– Почему именно я? – спросил герр Краузе.

– Таковы инструкции, «Кэптэн», – отрезал Бит Джон. – И потом, в этом я уверен, респектабельный, солидный джентльмен, как вы, больше подходит для безобидных контактов с русским моряком, нежели молодые балбесы, вроде нас с Раулем. Вы не согласны, гауптштурмфюрер?

– Согласен, – буркнул Вальдорф.

И едва «Калининград» миновал Воронцовский маяк на выдвинутом в море и ограждающем от волн портовую гавань брекватере, Гельмут Вальдорф позвонил подшкиперу Свирьину в каюту. Он видел, как освободившийся от обязанностей по швартовым работам на корме Аполлон Борисович прошел к себе.

– Послушай, парень, – сказал Вальдорф на сносном русском языке, – у тебя есть трубочный табак?

Подшкипер молчал. Он узнал переданный ему раньше пароль, но хотя и ждал звонка, растерялся.

– Я курю сигареты, – ответил он наконец.

– Барон виртуозно выругался и ловко вскочил в седло, – бесстрастно произнес «Кэптэн» и положил телефонную трубку, стыдясь за ту пошлятину, которую должен был говорить по приказу Биг Джона, придумавшего для Шорника условные фразы: в них обязательно должны быть включены слова, обозначающие предметы конской сбруи. По ним Аполлон Борисович должен был определить, что с ним разговаривают «свои».

Встретились они через сорок минут. Свирьин стоял на юте, у релингов, ограждающих кормовую оконечность «Калининграда», курил сигарету и сплевывал вниз, на кильватерную струю, она вырывалась из-под ахтерштевня лайнера и ровной полоской метила Черное море, скрываясь за горизонтом.

– Меня зовут Иоганн Краузе, – сказал гауптштурмфюрер, будто невзначай подходя к Свирьину. – Запомните мой телефон в каюте… Код для опознания и определения места встречи вам известен. «Товар» пусть лежит у вас.

– Когда вы его заберете? – спросил подшкипер, не поворачиваясь к Гельмуту Вальдорфу.

– А чего вам беспокоиться? – спросил герр Краузе. – Таможенный досмотр прошел благополучно. Турки в Стамбуле проверять судно не будут. Дышите легче, Шорник. Я сообщу вам, когда мы решим вас избавить от этого «груза».

«Ага, – подумал Свирьин, – значит, он здесь не один… Действительно: голос у него вовсе не тот, каким говорили со мной тогда из кустов. Ладно, потерпим еще».

Вслух он сказал:

– За добрый труд положена хорошая оплата… Каждому по труду – это наш социалистический принцип, гражданин Краузе. А я пока подданный этой страны. И потому хотел бы знать…

– В этом отношении наши принципы идентичны, гражданин Свирьин, – в тон подшкиперу ответил Гельмут Вальдорф. – Мне поручено сообщить, что аванс вы получите сразу после передачи нам «груза». Остальное по прибытии в известный вам порт. Теперь мы расстанемся. Нет нужды в том, чтобы нас часто и подолгу видели вместе.

– Хорошо, – сказал Аполлон Борисович.

– Но что это, дьявол побери! – воскликнул гауптштурмфюрер.

Кильватерная струя за кормой «Калининграда» вдруг искривилась.

Лайнер ворочал влево.

– Мы изменили курс? – спросил «Кэптэн», хотя это и так было понятно. – Что случилось, Шорник?

– Простите, мистер, но я здесь только помощник боцмана, а не капитан, – огрызнулся Свирьин. – Попытаюсь узнать…

– Я буду у себя в каюте, – быстро сказал Вальдорф, отходя от подшкипера. – Срочно позвоните мне!

Он спешил в каюту Бит Джона. Там был и Рауль…

– Мы повернули влево, – сообщил им гауптштурмфюрер.

– Возвращаемся? – спросил Рауль, и Гельмут Вальдорф со злорадством отметил, что в голосе ирландца прозвучала тревога.

«Кэптэн» пожал плечами.

– Поручил Шорнику все выяснить… Он будет звонить ко мне в каюту. Надо будет всем перейти туда.

Свирьин позвонил через четверть часа. Вальдорф молча выслушал его.

– Сейчас по судовой трансляции пассажирам объявят, что администрация теплохода и дирекция круиза дарят им заход в порт Ялта – черноморскую жемчужину России, – сказал он, кладя телефонную трубку на рычаги аппарата. – Как вам это нравится, господа?

Биг Джон и Рауль переглянулись.