Текст книги "ГУЛАГ без ретуши"

Автор книги: Станислав Кузьмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Вслед за этой книгой началась эпопея восхваления гулаговской перековки. Фирин тотчас тиснул в «Партиздате» книжицу, небольшую по объёму, назвав её «Итоги Беломорстроя». Долго находилась она в спецхране и теперь реабилитирована вместе с автором. При желании можно прочесть.

Ида Авербах размахнулась и выдала на-гора в 1936 году объёмную монографию под редакцией самого Вышинского «От преступления к труду». Тут же поспел и сборник трудов учёных и практиков ГУЛАГа: «От тюрем к воспитательным учреждениям». Почесал затылки кое-кто из начальников лагерей и не удержался от искушения увековечить имя своё в отечественной литературе, но об этом несколько позже.

Создать систему лагерей не так уж сложно. Гораздо труднее заставить её функционировать в интересах выполнения поставленной задачи. В первые годы работы лагерей только высший командный состав управлений и отделений комплектовался кадровыми чекистами и вольнонаёмными сотрудниками, которые составляли незначительную долю аппарата. В частности, по состоянию на 1 февраля 1931 года штаты Управления Усевитлага насчитывали 542 единицы. Заключёнными были укомплектованы 411 должностей. Они выполняли обязанности: начальников лагерных пунктов, командировок, лагерных старост и их помощников; ротных старост и их помощников; комендантов отделений и отдельных зданий; прорабов, мастеров, десятников, нарядчиков; воспитателей, заведующих клубами, театральными труппами и руководителей оркестров; бойцов военизированной и пожарной охраны; работников информационно-следственных частей, учётно-распределительных и культурно-воспитательных отделов, редакции газет; капитанов судов и лётчиков; радистов; медицинских работников и т. д.

За счёт этого создавалась управленческая структура системы ГУЛАГа, охватившая всю массу заключённых.

Вследствие неграмотности и малограмотности многих осуждённых на этих должностях практически оказывались лица, судимые по пятьдесят восьмой статье: кулаки, мошенники-рецидивисты и др. Сразу выявились и отрицательные стороны использования труда осуждённых на этих работах. Усилилась нелегальная связь их с гражданами за пределами лагерей. От руководителей мест лишения свободы укрывались допущенные осуждёнными проступки и преступления, что способствовало разложению дисциплины в лагерях. Имели место факты, когда занятые на работе в канцелярии использовали свои возможности для изъятия документов из личных дел, для подделки различных бланков, внесения изменений в срок наказания, разглашали сведения, касающиеся судьбы лишённых свободы, а всё это приводило к нежелательным последствиям.

Во многих местах заключения ввиду отсутствия или недостаточного числа осуждённых из бывших работников правоохранительных органов, военнослужащих администрация оказывалась вынужденной назначать для несения постовой службы, требующей обеспечения оружием, судимых за различные преступления.

Руководство ОГПУ СССР разве только по наивности полагало, что попавшие в лагеря рабочие, крестьяне, советские служащие, занимая ключевые посты в управленческом аппарате лагерей разного уровня, помогут администрации организовать работу по перевоспитанию контрреволюционеров, кулаков, профессиональных преступников. Трудно представить, чтобы руководители ГУЛАГа не понимали того обстоятельства, что необходимыми знаниями и практическим опытом решения производственно-хозяйственных задач и работы с людьми обладали как раз специалисты, инженерно-технические работники, отнесённые к классово-враждебным элементам. Привлечь их на свою сторону ОГПУ могло только, пообещав определённые льготы за хорошую работу. Поэтому с первых же дней содержания в ИТЛ специалисты, используемые на производстве, на административно-хозяйственной и воспитательной работе, отбывали наказание в совершенно иных условиях, чем те, кто специальности не имел. Они проживали в отдельных бараках в улучшенных жилищно-бытовых условиях. Им устанавливались персональные оклады, во много раз превышающие суммы премиального вознаграждения за выполнение планового задания, получаемого заключёнными на основных работах. Подтверждением тому служит приказ № 105 по Беломоро-Балтийскому ИТЛ, в соответствии с которым устанавливались оклады заключённым-инженерам: Н.Х. Дзерне – 120 рублей; И.В. Алексееву – 90 рублей. В то же время заключённые, занятые на земляных работах, при выполнении нормы получали премиальное вознаграждение в сумме 10 рублей в месяц, а на работах второй и третьей категории (менее тяжёлые) соответственно 7 рублей 50 копеек и 3 рубля.

Специалисты питались в своей столовой для административно-технического персонала. Им предоставлялась возможность вызывать семьи для совместного проживания. Они направлялись в командировки в пределах страны, пользовались другими льготами.

Инженерно-технические работники, специалисты различных отраслей хозяйства, в том числе работавшие в специальных конструкторских и технологических бюро, составляли среди заключённых особую касту со своим укладом жизни.

На нижней ступеньке административно-хозяйственной системы стояли мастера и бригадиры. Именно они под давлением уголовно-бандитствующих элементов обкрадывали труд заключённых на производстве в пользу первых.

Обслуживающий персонал на лагерных пунктах: повара, кладовщики, каптёры, хлеборезчики, заведующие ларьками – в свою очередь, обкрадывая заключённых, подкармливали уголовно-бандитствующие элементы.

Таким образом, правомерно сделать вывод о том, что фактически среди заключённых была создана привилегированная каста, через которую руководители ГУЛАГа проводили свою линию. Необходимость её создания не вызывает сомнения. Ведь ОГПУ взяло на себя обязанность снять бремя расходов на содержание заключённых посредством перевода лагерей на самоокупаемость.

При таком положении острие карательной политики, направляемое теоретически против контрреволюционных элементов и преступников-профессионалов, на практике оборачивалось прежде всего и главным образом против рабочих и крестьян (как называли их в официальных документах ОГПУ – социально близких советской власти), которые в своём подавляющем большинстве использовались на тяжёлых физических работах, но отбывали наказание в значительно худших материально-бытовых условиях, получали за свой каторжный труд мизерное премиальное вознаграждение и первыми умирали от истощения и болезней. И хотя начальник Главного управления исправительно-трудовых лагерей Берман публично призывал заключённых из социально близкой пролетариату среды помогать «рабоче-крестьянскому правительству» перевоспитывать контрреволюционеров и деклассированных преступников, на практике получалось наоборот.

Идеи Льва Троцкого о трудовой армии находили прямое воплощение в практике ГУЛАГа. Заключённые назывались каналармейцами, путеармейцами и носили обмундирование военного образца. В соответствующем духе издавались и приказы по лагерям. Позволим себе процитировать один из подобных приказов за № 4 от 22 марта 1932 года, подписанный Л.М. Коганом.

«Наш план – это приказ на фронте. Кто не верит в возможность его выполнения, тот оппортунист, тот – враг советского строительства. Кто не выполняет плана – тот не исполняет приказа на фронте в боевой обстановке. Кто не выполняет боевых приказов – тот изменник.

Командиры!

Позор прорыва в первой половине марта должен быть смыт мобилизацией всех сил во второй половине марта и апреля. Надо нагнать упущенное.

Каналармейцы! Коллективы! Ударные бригады!

Выполнение заданных вам производственных норм, выполнение планов в целом – ваш долг, ваша обязанность, ваш путь исправления и облегчения условий возвращения в среду вольных рабочих.

Вы обязаны работать больше, лучше и производительнее, чем вольнонаемные рабочие.

Только этим вы сможете искупить свою вину перед пролетариатом Союза, перед Революцией».

На лагерном пункте решение всех хозяйственных и бытовых вопросов заключённых обеспечивали лагерные старосты. В круг обязанностей старосты входили: приём и размещение осуждённых в бараках по принципу совместной работы, наблюдение за приготовлением пищи и её раздачей, отопление и освещение бараков, наблюдение за работой бань и прачечной, поддержание внутреннего порядка и чистоты, проведение утренней и вечерней поверки, организация развода осуждённых на работу и т. д. На дневальных по роте возлагались обязанности поддерживать чистоту и порядок на закреплённой территории, обеспечивать сохранность имущества осуждённых, отопление помещений и т. п.

Должностные лица из числа осуждённых выделялись среди контингента введёнными для них знаками различия. Инженеры носили знаки серого цвета с изображением инженерного знака. Административный, технический и воспитательный состав – синего цвета с соответствующими металлическими буквами (Д – десятник, Б – бригадир, В – воспитатель). Стрелки военизированной охраны из осуждённых носили установленную для них форму с петлицами и звёздами на головном уборе защитного цвета.

Итак, система была создана, заработала на полную мощь, а затем в её работе появились сбои вследствие ряда объективных и субъективных причин. Во второй половине 1936 года стала она подвластна Н.И. Ежову, который занялся её «капитальным ремонтом». Однако времени и власти у него хватило только на то, чтобы открутить головы «отцам ГУЛАГа» и перестрелять тех, кто, по его мнению, постоянно вставлял палки в колёса.

Очередную попытку подтянуть гайки в расшатавшейся системе предпринял Л.П. Берия и добился немалого. Но довести дело до конца помешала Великая Отечественная война. В первые послевоенные годы вследствие отмены смертной казни в стране вновь залихорадило гулаговский материк. К тому времени все нити управления оказались сосредоточенными в руках нового министра внутренних дел С. Круглова. Надо отдать ему должное, он многое сделал для улучшения положения заключённых. К сожалению, дальнейшие его замыслы и идеи разметало политическим штормом, связанным с приходом Н.С. Хрущёва. Наведённый при нём на эту систему косметический глянец только более надёжно скрыл её дефекты, не затронув существа. Такой она и дожила до перестроечных процессов в стране и только благодаря новым политическим ветрам, а затем забастовкам, бунтам, захватам заложников привлекла к себе внимание общественности. Что это за система – мы знаем. А вот какой будет?..

Часть первая
ГУЛАГ БЕЗ РЕТУШИ

Глава первая
Фрагменты из жизни оппозиционеров

…В один из майских дней 1928 года почтовый ящик, сохранившийся ещё со времён царизма, проглотил стопку писем, опущенных краснофлотцем.

Одно из брошенных писем на следующий день транзитом проследует через почтовое отделение и попадёт в дом на Лиговке, неподалёку от Московского вокзала. Ещё через день оно ляжет на стол начальника секретно-политического отделения Ленинградского ГПУ В распечатанном конверте находилось зарегистрированное по всем правилам донесение.

Уполномоченному ГПУ по ЛВО

тов. Осипову

Агентурное донесение

Доношу, что среди краснофлотцев минной школы г. Кронштадта имеется подпольная антисоветская группа, деятельность которой выражается в конспиративных собраниях, распространении подпольных материалов среди краснофлотцев, обработке и вербовке новых членов в свою группу. Она имеет связь с руководителем нелегальной группы в Ленинграде, откуда получает соответствующие материалы и директивы на предмет практической работы среди краснофлотцев. Предположительно в эту группу входят: Выгон А.М., Трофимов Н.И., Фоменко И.К.

12 мая 1928 г.

Агент «Веселый».

Хозяин кабинета внимательно прочитал вынутый из конверта документ, крутанул ручку телефонного аппарата и, услышав голос телефонистки местного коммутатора, попросил соединить с начальником оперативного отделения. Обменявшись дружескими приветствиями, сообщил, что у него есть к нему дело, и попросил зайти. Через несколько минут в кабинет зашёл приглашённый. Ознакомившись с текстом документа, заверил: всё будет организовано как надо после получения письменного задания. Начиналась «тихая охота» по проверке агентурного донесения с использованием всех сил и средств.

Каждый из взятых в разработку получил кличку, и дальше дело покатилось по накатанной колее. Катер с краснофлотцами, получившими увольнение в город, ещё только собирался отчалить от пирса, а в городе уже были готовы его встретить. Постепенно выявились связи подозреваемых, устанавливался характер разговоров и т. д. и т. п.

Однажды Выгон возвращался из увольнения. Не успел пройти и сотни шагов от дома, из которого вышел, навстречу военный патруль. Поприветствовал. Начальник патруля попросил предъявить документы. Пока рассматривал, затормозила легковушка с краснофлотцем за рулём. Предложили сесть в машину. На переднем сиденье уселся командир. Остальные разместились на заднем сиденье. Поехали. Справа остался Московский вокзал. Машина повернула на Невский проспект и вскоре, на удивление, остановилась у ворот знаменитой тюрьмы «Кресты», носившей в ту пору модное название «Дом предварительного заключения» (ДОПР). Выгон лихорадочно соображал: почему красноармейский патруль и «Кресты»? Тем временем командир вышел из машины и дёрнул цепочку двери, за ней что-то звякнуло. Открылось маленькое окошко, затем открылась и сама дверь. В отделе оформления командир вынул из нагрудного кармана гимнастёрки сложенный лист бумаги, развернул его и положил на стол. Выполнив миссию, вместе с сопровождавшими красноармейцами все трое повернулись и молча ушли.

Всё. Случилось то, о чём предупреждал Трофимов. Конец флотской службы во имя советской власти наступал на третьем году. Сомневаться в этом не приходилось. Началось оформление анкеты арестованного. Ответы на вопросы заняли немного времени. Дали подписать.

Здесь же начался обыск. Сначала предложили всё выложить из карманов. На стол легли: увольнительная записка, удостоверение личности, немного денег, кисет с табаком, спички, курительная бумага, ключ от сундучка. Завели в соседнее помещение. Предложили раздеться. Снята роба. Из-за пояса брючного ремня выглядывала стопка листовок. На время раздевание прекратилось. Пересчитали добычу – 20 штук размером с тетрадный лист. Ремень, шнурки ботинок и листовки перекочевали на стол. В анкету арестованного добавились новые сведения в графу особые приметы: «якорь» на правом предплечье и «парусник» на спине. Вернули курительные принадлежности. На остальное составили акт об изъятии в двух экземплярах и дали подписать.

Затем Выгона посадили в узкое помещение размером метр на метр, с прибитой к стене доской для сидения, отполированной теми, кому доводилось здесь ждать дальнейшей участи. В потолке горела электролампочка. Глазок в обитой железом двери срабатывал только с той стороны. Позже в камере растолковали название помещения – «бокс». Процесс сидения в ожидании неизвестного будущего явно затягивался. В голову приходили разные мысли, сменяя беспорядочно друг друга. Ругать себя было бесполезно. Сам выпросил листовки. Не хотели ведь давать, будто предчувствовали. Не будь их, вытянул бы этот патруль (в том, что это были переодетые гэпэушники, сомневаться не приходилось) пустой номер. Как развернутся события на воле? Одно ясно: знали, откуда шёл. Что-то там теперь? Время сидения шло медленно, перемешиваясь с досадой, горечью и бесполезным самобичеванием. Он ещё не знал о том, что во флотском экипаже прошёл уже обыск и была изъята запрещённая литература и другие материалы…

В судебном заседании Фоменко Ираклий Кузьмич, Выгон Арон Мейерович, Трофимов Николай Иванович полностью сознались и показали, что действительно являются членами активно действовавшей подпольной троцкистской группы, каких было немало, особенно в бывшей вотчине Л.Д. Троцкого – в армии. Группа регулярно получала и распространяла подпольные материалы и различные документы.

Выгон на вопрос: «Ваше отношение к решению руководящих органов о подпольной работе в настоящее время?» – отвечал: «Решения руководящих партийных органов считаю ошибочными. Подпольная работа вызывается преследованием оппозиционеров, а поэтому её ведение в настоящее время необходимо в связи с исключением Троцкого и его сторонников из партии». По его мнению, следовало начать с резкого, раз в двадцать, сокращения партийного бюджета, который чудовищно вырос и стал финансовой базой бюрократического самоуправления над партией. Бюджет должен быть подотчётным и подконтрольным.

Впрочем, само заседание много времени не заняло. Подсудимые отделались сравнительно легко и по ст. 58 п. 11 (участие в контрреволюционной организации) получили по три года ссылки.

Существовало два пути попасть туда: по этапу или «под честное слово». Выгон выбрал второй. Через месяц после суда, в выходной день, он прибыл к месту своего нового жительства в заштатный городишко Актюбинск. Дежурный по местному ГПУ, немолодой уже казах, владевший русским языком сравнительно неплохо, неторопливо, со знанием дела выполнил все формальности и сам, чего Выгон меньше всего ожидал, предложил на выбор ряд адресов, по которым можно снять у хозяев угол за сравнительно небольшую плату. Ничего другого не оставалось, как поблагодарить за любезность и выписать на всякий случай несколько адресов, хотя Выгон понимал, что их хозяева наверняка связаны с ГПУ.

В первую же субботу на регистрации Выгон познакомился с административно-ссыльными троцкистами Фрумкиным, Куреневским и Тер-Оганесовым. Два последних жили на окраине города. Преимущество снимаемой ими квартиры заключалось в том, что ГПУ не могло установить наблюдение за домом из-за опасения расшифровать своего агента. Выгону предложили перебраться на эту квартиру. Он дал своё согласие. По дороге всей компанией зашли за его вещами. Выгон поблагодарил хозяев за гостеприимство, извинился за причинённое беспокойство и, забрав вещи, отправился со своими духовными братьями на их квартиру.

Потекли тягучие дни ссылки. На работу устроиться не удавалось. Приходилось жить на пособие, выдаваемое по смете ГПУ! Его едва хватало, чтобы свести концы с концами. Немного помогали родители, отрывая от себя, как знал Выгон, далеко не лишнее. Тем не менее умудрялся ежемесячно откладывать небольшую сумму на чёрный день и немного денег вносил в общую кассу взаимопомощи ссыльных.

В ссылке Выгон завёл обширную переписку, проявляя особый интерес ко всему, что было связано с его кумиром Троцким. Он был в курсе того, что, пока Троцкий находился в ссылке в Алма-Ате, сионистские круги за рубежом и его последователи в стране подняли самый настоящий вой в защиту вождя Октябрьской революции. Выгона познакомили с текстом телеграммы, разосланной отнюдь не рядовым троцкистам:

«Сочи. Ивану Никитовичу Смирнову из Актюбинска. Радеку, Смилге, Белобородову, Таковскому, Смирнову, Преображенскому, Окуджава. Протестуем против поднятой травли Троцкого. Политическую линию и шаги Троцкого полностью поддерживаем. Просим Вас протестовать перед партией и рабочим классом. Альперович, Богдасаров, Бронштейн, Васильев, Гвахария, Дюрбин, Кокия, Лежава, Мдинарадзе, Палатников, Петросян, Попов, Оганесов, Цинцадзе, Куреневский, Панов».

Ссылка Троцкого в Алма-Ату, вне всякого сомнения, была предвестницей его заката на политической арене Союза. Отсюда сразу же среди троцкистской оппозиции усиливается борьба за лидерство. На эту роль явно претендовал Радек. Тому свидетельство – письмо Соломона Иосифовича Фрумкина в Москву для передачи Арону Мейеровичу Выгону.

«Здорово, Арон! Посылаю тебе «томские документы». Политическое выступление Радека я оцениваю как желание использовать момент для объединения оппозиции под знаменем его (Радека) течения, т. е. вырвать оппозицию из-под идейного и организационного руководства Л.Д. Поэтому Сталин и ГПУ так снисходительны к этим (Рад.) письмам. Вместе с тем я против преждевременной травли Радека. Трофимова с работы сняли. Во флоте еще взяли на лечение нескольких ребят, г. Соликамск, 25.07.29 г.».

Осуждение действий Радека зафиксировано и в телеграмме, направленной в Енисейск Рафаилову, Рысковскому, Белобородову.

«Телеграмму Радека енисейцам рассматриваем как стремление дезорганизовать, расколоть оппозицию. Дадим решительный отпор. Целиком и полностью одобряем политическую линию Троцкого и выступление за границей. Выразителем ленинских идей является Троцкий.

Выгон, Гиршик, Наджарова, Фрумкин.

23.04.1929 года».

Проблема самого Троцкого и троцкизма была не такой уж простой, как это могло показаться на первый взгляд. Существовали различные варианты: не позволить возвращаться из Алма-Аты и тем самым существенно ограничить поле его деятельности, организовать физическое уничтожение любым способом, обставив соответствующим образом, и др. Однако, поскольку Троцкий за рубежом имел мощных покровителей в лице всемирной сионистской организации, разыгрывать эти варианты было чревато серьёзными последствиями. Начатый в стране курс на индустриализацию базировался на спланированных торгово-экономических связях, которые могли быть парализованы в один момент финансовыми воротилами Запада. Программа создания в короткий срок мощной индустриальной базы, существенно укреплявшей оборонный потенциал страны, не шла ни в какое сравнение с этим угасающим политическим трупом, реанимировать который уже не были в состоянии никакие сионистские потуги. Его историческая миссия в России стремительно приближалась к своему логическому концу. Но пущенные им корни всё ещё давали молодую поросль подрастающего поколения из числа главным образом студенческой молодёжи…

Игра с Троцким не стоила будущего страны и, надо полагать, не без согласия Сталина ОГПУ в январе 1929 года позволило Троцкому не только беспрепятственно выехать, но и вывезти свой архив, а заодно и награбленные во время революционной бури немалые ценности, принадлежавшие народу. Разумеется, потускневший политический лидер мог снова заблистать в лучах славы и в ореоле коммунистического мученика. Но Сталин прекрасно понимал невозможность для Троцкого повести активную борьбу из-за рубежа против своего гонителя и политического противника, в схватке с которым борьба за власть внутри страны была окончательно проиграна. По крайней мере, со всей очевидностью становилось ясным: чем сильнее он будет пытаться нанести удар по сталинскому режиму, тем большими репрессиями это обернётся по отношению к его друзьям, товарищам и выдвиженцам, оставшимся там за опускаемым железным занавесом. Впрочем, без поддержки сильных мира сего из числа всемирной сионистской верхушки сам он многого сделать был не в состоянии, а она ради удовлетворения его тщеславия не допустит разгрома еврейского движения в России, оседлавшего к этому времени административно-командную систему, проникшего во все важнейшие сферы государственной и общественной жизни и фактически определявшего не только путь развития страны, но и постепенно извращавшего политику официального лидера государства. Пока ещё сохранялась надежда на то, что лидеры этого движения свергнут Сталина и в свои руки возьмут руководство страной. Идеологи и финансовые магнаты сионизма держали Троцкого в узде, давая ему возможность брызгать слюной, но не позволяя укусить.

В ссылке Выгон твёрдо придерживался инструкции и без тщательной проверки и перепроверки с новыми людьми ни в какие контакты не входил. Такая линия поведения, рекомендованная всем троцкистам, ставила органы ГПУ в затруднительное положение, лишая возможности получать необходимую информацию, выявлять замыслы, планы ссыльных и т. д. Органы нуждались в информации, и они её добывали различными путями. Пытались и Выгона склонить к отказу от своих идейных убеждений, да не просто отказаться, а опубликовать об этом в печати. Выгон отверг эту сделку, он даже не допускал в мыслях, что кто-то из его товарищей способен пойти на такое. Увы, он очень ошибался!

Некоторые, подав декларацию об отходе от оппозиции, скрывали от остальных этот факт. Они, чтобы доказать властям свою искренность, давали согласие на добровольное освещение вопросов, интересующих органы. Практически они становились агентами, получая соответствующий псевдоним. Возможно, кто-то формально брал на себя обязательства помогать органам ГПУ, выявлять врагов всех мастей, так как тем самым избегал продления ссылки. Но многие трудились на этой ниве добросовестно. Жизнь есть жизнь, и иногда приходилось поступаться своими принципами для улучшения собственного положения.

Поддерживать связи ссыльные могли между собой главным образом при помощи переписки, прибегая при этом к различным ухищрениям. Иногда письма отправлялись под чужими фамилиями. Какая наивность! К тому времени частная переписка граждан страны Советов находилась под бдительным контролем территориальных органов ГПУ, потому и ухищрения не всегда срабатывали.

Выгон и Фрумкин во время ссылки развили бурную деятельность, и секретно-оперативный отдел ГПУ, чтобы несколько их утихомирить, принял решение о направлении «активистов» из Актюбинска в более отдалённое место, а именно – в Адаевский округ в город Уил. Когда им об этом объявили, то они заявили, что добровольно туда не поедут и их смогут доставить лишь при условии применения к ним физической силы. Строптивцев тут же поместили в арестное помещение и продержали неделю в назидание другим. После того как их выпустили, ГПУ в течение восьми дней вело за ними наружное наблюдение, но потом его пришлось снять, так как сотрудники секретной службы, в свою очередь, обнаружили за ними наблюдение со стороны ссыльных.

Именно это обстоятельство повлияло на принятое Фрумкиным и Выгоном решение совершить побег. Они догадывались, что вокзал и все отходящие и приходящие поезда до станции Актюбинск находятся не только под гласным, но и негласным наблюдением. Поэтому сели на поезд на второй от Актюбинска станции, оставив с носом агентов окружного ГПУ.

В пятницу, отметившись в комендатуре, Выгон бежал с места поселения. Запутывая следы, после долгих мытарств добрался до Оренбурга.

В сумерках разыскал нужный адрес. Отдохнул, привёл себя в порядок и на следующий день с билетом в кармане и баулом в руке отправился на вокзал. Время рассчитал так, чтобы сесть в вагон минут за пять-семь до отправления. Здесь, на вокзале, жизнь сыграла с ним злую шутку.

Когда вошёл в здание и направился к противоположной двери, успел заметить стоявшую на пути миловидную женщину, искавшую что-то в сумочке. Выгон находился в двух-трёх шагах от неё, когда послышался звон монет, ударившихся о пол и покатившихся в разные стороны. Выгон нагнулся, поставил баул и вместе с несколькими пассажирами стал помогать собирать монеты. Поднял несколько штук и протянул их даме. Она взяла, мило улыбнулась, поблагодарила и пошла к выходу. Выгон повернулся взять баул, но его не оказалось на месте. Растерявшись, он начал оглядываться и не знал, что предпринять. Понял только, что баул «увели». Раздался звон колокола, извещавшего о скором отправлении поезда. Выгон направился к выходу на перрон. Не успел сделать и трёх десятков шагов, как услышал за спиной торопливые шаги и обращение: «Молодой человек, минуточку, тут вора с вашим баулом поймали». Выгон невольно среагировал на обращение. Ещё не успел осознать услышанное, как перед ним оказался невзрачный человек и произнёс: «Пойдёмте, заберёте свой баул». Они оказались в центре внимания находившихся рядом пассажиров и провожающих. Выгону ничего не оставалось, как пойти за этим человеком, оказавшимся впоследствии агентом уголовного розыска. Вошли в дежурную комнату милиции при вокзале. В ней находились два милиционера и молодой парень, по всей видимости задержанный. На столе стоял злосчастный баул. Сопровождавший Выгона сказал: «Вот, привёл хозяина баула». Дежурный, судя по повязке на рукаве форменной одежды, спросил у Выгона, его ли это баул. Выгон ответил: вроде бы мой, но таких много… Ему предложили перечислить содержимое баула. Открыли его и стали выкладывать на стол. Всё сходилось. Выгон начал торопливо запихивать вещи, но дежурный, прежде чем составлять акт, попросил предъявить документы… Баул остался у дежурного на столе, а Выгон – в камере для задержанных до выяснения личности. На третий день его переправили в ДОПР (Дом предварительного заключения), а по линии ГПУ была послана следующая телеграмма:

Почто-телеграмма «Серия «К»

Всем охр. отделам, входящим в ПП ОГПУ по КССР

СООГПУ Шекеп, Бритсон

A/CC оппозиционер Выгон, бежавший с места ссылки (гор. Актюбинск), установлен и арестован СОО ГПУ в гор. Оренбурге тч.

Предлагается розыск его прекратить. 3.06.1929 г.

M13145711

Пом. нач. СОУ ПП ОПТУ

Пом. нач. СО

При допросе по факту побега арестованные как один стали обвинять работников ГПУ в том, что они сами их тайно арестовали с целью отправки в город Уил к месту ссылки. Если же действительно Фрумкин и Выгон совершили побег, то им об этом не было известно, и в данном случае скрывшиеся действовали самостоятельно.

Не получив необходимых сведений во время первого допроса, арестованных пустили по второму кругу. Они опять повторяли одни и те же фразы. Явно чувствовался сговор. Кое-какую ясность внёс во время допроса Гиршик, который оговорился или случайно обронил слова о том, что «они бежали в Москву». После допроса Гиршика сотрудник ГПУ доложил руководству свои соображения о том, что Гиршик, судя по всему, безусловно знал о побеге.

Во время этого ареста и допроса ссыльный Кабаков подтвердил то обстоятельство, что вопрос о побеге Выгоном неоднократно ставился перед отдельными административно-ссыльными. По его заявлению, накануне побега Тер-Оганесов приходил к Кабакову и требовал 65 рублей, которые он должен был кассе взаимопомощи ссыльных, но, кто ведает кассой он, Кабаков, точно не знает.

По всем данным, следственные материалы косвенно уличали Гиршика и Тер-Оганесова в соучастии в побеге Выгона и Фрумкина. Что касается остальных арестованных, проживавших вместе со скрывавшимися, то они, наверняка зная о побеге, сговорились и давали тождественные показания. Но доказать их соучастие в побеге не представлялось возможным.

Средства, необходимые для побега, по мнению сотрудников ГПУ, скрывшиеся получили у арестованных оппозиционеров, и в этом сомнений не было. Накануне все получили жалованье, но когда каждого из них попросили предъявить имеющиеся в наличии деньги, то у них оказались гроши.

В процессе расследования факта побега удалось по агентурным данным и на основании показаний находившихся на свободе ссыльных установить произошедший в колонии ссыльных раскол на две самостоятельные группы. В первую входили арестованные, а во вторую – находившиеся на свободе. По всему выходило, что если бы вопрос о побеге обсуждался всеми ссыльными, то, несомненно, побег Фрумкина и Выгона не был бы санкционирован, поскольку среди всех ссыльных они не пользовались достаточным авторитетом. Из этого вытекало, что только группа арестованных содействовала их побегу, руководствуясь теми соображениями, что считали посылку в Уил Фрумкина и Выгона суровой репрессией, и они, несомненно, будут арестованы и отправлены насильственно. С Выгоном мы ещё встретимся после его осуждения за совершённый побег…