Текст книги "Поглощенные Грешники (ЛП)"
Автор книги: Сомма Скетчер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Сомма Скетчер
Поглощенные Грешники
Серия: Анонимные Грешники #3
Просим Вас, дорогие читатели, НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик Ток, Инстаграм, Твиттер, Фейсбук. Спасибо!
Перевод: AmorNovels – t.me/lorenhalefucksbetter
Примечание от Соммы
Дорогой читатель,
Спасибо, что приобрели экземпляр книги Поглощенные грешники! Надеюсь, вам понравится читать ее так же, как мне понравилось ее писать.
Хочу напомнить, что Поглощенные грешники – вторая книга дуэта. История Пенни и Рафа начинается с книги Осужденные Грешники. Кроме того, если вы не читали Анонимных грешников, настоятельно рекомендую сначала прочитать эту книгу, потому что многие сюжетные моменты переходят из той книги в эту.
Прежде чем приступить к чтению, следует знать, что эта книга – мрачный роман. В ней есть несколько триггеров, включая разговоры об алкоголизме, самоубийстве, убийстве, сексуальном насилии и сексуальном насилии над детьми. Пожалуйста, читайте на свой страх и риск.
С любовью, Сомма
Глава первая
Я стою за барной стойкой, а Рафаэль сидит в кресле по другую сторону от нее. Его взгляд прикован к непримечательному участку стены за моей головой, покерная фишка крутится между его распухшими пальцами.
Комната отдыха слишком чиста для всей этой крови. Слишком яркая, слишком тихая. Я могу практически слышать, как грехи стекают с его тела – одни его, остальные нет – и окрашивают ковер у его ног в красный цвет.
Я кладу потные ладони на барную стойку и сглатываю.
– Хочешь, я позвоню кому-нибудь? Твоему брату? – его губы изгибаются в лишённый чувства юмора ухмылке, и я вспоминаю вид окровавленного, обнаженного тела Габа и угрожающий взгляд, которым он смотрел на меня через лобовое стекло и вздрагиваю. – Я имею в виду другого брата.
Он качает головой.
Ну что ж.
Я переминаюсь с ноги на ногу, будучи в тапочках и смотрю на него в течение нескольких секунд, пока тикают часы на каминной полке. Я окидываю взглядом его взъерошенные черные волосы и расстегнутый воротник. В тот момент, когда мы поднялись на борт яхты, он снял швы, которые скрепляли его джентльменский облик – булавку для воротника и запонки. Когда они покатились по плавательной платформе, я успела поймать их, прежде чем они исчезли в Тихом океане. Теперь, глядя на запонки с бриллиантовыми кубиками, лежащие на моей дрожащей руке, я удивляюсь, как они вообще могли кого-то одурачить.
Так ли выглядит нервный срыв? Я не знаю. Несмотря на то, что под конец моя мать стояла обнаженной перед проигрывателем в прихожей и рыдала под самые душераздирающие баллады Уитни Хьюстон, а мой отец повторяющимися ударами разбивал голову о зеркало в ванной, их кончина была медленной. Это больше было похоже было на мучительное разрушение, которое я ожидала, нежели на внезапный взрыв, который я не могла предвидеть. Когда я поднимаю глаза с запонок обратно на Рафаэля, меня поражает то, что он смотрит прямо на меня. Его глаза, затуманенные безумием, пробуждают мой инстинкт самосохранения. Такой, который заставил бы тебя перейти на другую сторону дороги, если бы ты увидела такие же эмоции в глазах незнакомца, или выпрыгнуть из Uber, если эти глаза поприветствовали бы тебя в зеркале заднего вида.
Я поворачиваюсь к стене с алкоголем. Не потому, что выражение его лица пугает меня, а потому, что я знаю, что оно не должно нагревать пространство между моими бедрами. Я больна.
Я тянусь к аптечке и бутылке виски Клуб Контрабандистов.
– Водки.
Мои плечи напрягаются.
– С каких это пор ты начал пить водку?
– С тех пор, как ты сказала, что не поцелуешь меня, если я буду пить виски.
От прилива жара кружится голова, а в животе становится тепло. Ощущения только усиливаются, когда я оборачиваюсь и не нахожу в его глазах юмора.
Выйдя из-за стойки, я пересекаю зал и оказываюсь в его поле зрения, мое сердце бьется немного быстрее с каждым шагом. Его глаза следят за мной, застывая, когда останавливаются на моих ногах.
– Надень что-нибудь, Пенелопа. Мои люди на борту, и я больше не хочу сегодня никого убивать, – он откидывается на спинку кресла, небрежно проводя поврежденной рукой по волосам. – Ох, уж эти чертовы бедра, – бормочет он, снова глядя на безвкусный кусок стены.
Убивать. Значит, Блейк мертв. Господи, я подумала, может быть, он просто получил небольшое сотрясение мозга или что-то в этом роде. Что он мог сделать такого плохого?
Я все еще в шоке от того, что проснулась от звука тела Блейка, отскочившего от капота машины Рафаэля, и у меня нет сил спорить о том, что если мужчина сексуализирует пижамные шорты и майку, то это его собственная гребаная проблема. Онемев везде, кроме как между ног, я беру плед, перекинутый через подлокотник дивана, и оборачиваю его вокруг себя. У меня есть твердое намерение поставить выпивку и аптечку на журнальный столик и поспешить обратно в безопасное место в баре, но рука Рафаэля вытягивается, обхватывает мои ноги и притягивает меня к своему бедру.
Мой пульс замедляется до ритма, похожего на сироп, слишком липкого, чтобы биться должным образом. Мое зрение затуманивается от жара его тела, просачивающегося сквозь плед и впитывающегося в мое собственное. Он твердый и теплый, и опасность исходит от него, как звуковая волна.
Рафаэль крепче сжимает мою талию, и мой взгляд опускается на его руку. Его пиджак слетел с него сразу после запонок, и теперь рукава закатаны, обнажая покрытые татуировками предплечья, а также кровью. Бубновый Король выжидающе смотрит на меня в ответ.
Я отворачиваюсь и хватаю аптечку. Невозмутимость – не самое легкое выражение лица, особенно когда я чувствую как его сердце бьется о мое плечо, а горячее, тяжелое дыхание щекочет горло. Мое непроницаемое выражение лица тут же подрывается дрожью в пальцах, когда я открываю бело-красную коробку.
Я тупо смотрю на незнакомые предметы внутри.
– Подожди, мне нужно это погуглить.
Окровавленная хватка на моем бедре не дает мне вскочить.
– Прозрачная жидкость – это физиологический раствор. Смочи в нем ватный диск, – он кладет большую, повреждённую руку на изгиб моего бедра, отчего по мне пробегает озноб, похожий на лихорадку. – Затем очисти мне руки.
Я едва могу сосредоточиться на задаче, слишком занята тем, что покрываюсь мурашками под его пристальным взглядом и притворяюсь, что его рука на моем бедре меня совсем не трогает.
Я делаю паузу, держа ватный диск над костяшками пальцев.
– Это может быть больно.
Он разражается хриплым смехом, и я начинаю краснеть.
– Думаю, я выживу.
Его взгляд продолжает буравить меня, пока я вытираю его раны неуклюжими движениями и морщу нос. Когда напряжение становится настолько сильным, что замедляет мои движения, я говорю: – Для человека, который гордится тем, что у него не бывает разбитых костяшек, ты определенно разбираешься в аптечке первой помощи.
На этот раз его смех звучит мягче.
– Я из семьи головорезов и в свое время залатал не одно пулевое ранение.
Он поднимает правую руку, чтобы осмотреть работу, и, сочтя ее удовлетворительной, проводит ею по моей ноге и кладет на низ живота. Ощущение его сломанного мизинца, лежащего на моей лобковой кости, вызывает у меня желание потереться бедрами друг о друга. Мой следующий вдох выходит дрожащим и прерывистым. Он убирает левую руку, чтобы я могла поработать над ней.
– Ну, теперь ты тоже головорез, – бормочу я, смачивая ватный диск физраствором. – Что сделал Блейк?
– Вывел меня из себя.
Я сглатываю.
– Поэтому ты убил его.
Его ладонь сильнее прижимается к моему животу, а подбородок упирается мне в плечо.
– Он смотрел на что-то, что ему не принадлежит.
Его глубокий голос бездонен, и на мгновение я закрываю глаза и погружаюсь в него. Говорит ли он обо мне? Блейк был достаточно близко к машине, чтобы отскочить от капота и разбудить меня. Это, плюс его жуткое поведение в сторону меня в целом, делает вероятным, что он «разглядывал» меня, но способ, которым Рафаэль об этом говорит, заставляет меня напрячься. Потому что в конце его слова сопровождаются грубым намеком. Он смотрел на то, что принадлежит мне.
Паника и раздражение переполняют меня в равных долях. То, что я испытываю постоянное дикое желание сорвать с него всю одежду зубами, вовсе не означает, что я внезапно выбросила в окно все свои представления о мужчинах. Ни один мужчина никогда не вызывал у меня такого... головокружения, как Рафаэль Висконти, но это не значит, что я внезапно стала его.
Он – аномалия, а не исключение.
Я роняю ватный диск и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Боже, как же он близко. Настолько, что мой нос касается его. Я стараюсь выровнять своё дыхание и пристально смотрю на него.
– Я тоже тебе не принадлежу.
Невеселая ухмылка растягивает его губы.
– Я не хочу тебя, Пенелопа, – прежде чем его упущение успевает ужалить, он подносит руку к моей челюсти и сжимает ее. – Но я все равно возьму тебя, а потом уничтожу.
Я моргаю.
– Что?
– Это будет справедливо, – говорит он тоном, лишенным эмоций.
Ужасное чувство страха расползается по моему телу.
– Почему? – вздыхаю я.
Он не пропускает ни одного удара.
– Потому что это лишь вопрос времени, когда ты погубишь меня.
У меня нет ответа, но это не имеет значения. Я не успела бы его произнести к тому времени, как горячие руки опустились на мои бедра, подняли меня и вынесли из комнаты.
Глава вторая
Обшитые дубом стены, кремовые ковры и капли крови сливаются в размытое пятно. Я встречаюсь взглядом со змеей, высовывающей свою злобную голову из-под расстегнутого воротника рубашки Рафаэля, и крепче сжимаю его шею.
– Куда мы идем? – хотя сердце уже знает.
– В мою спальню.
– Зачем? – шепчу я.
Он просовывает свои предплечья под мою задницу.
– Чтобы я мог трахнуть тебя, Пенелопа. Зачем еще?
Я знала ответ на этот вопрос, но это не остановило шок, наэлектризовавший мою кожу. Все дело в том, как нагло его шелковистый голос обволакивает предложение. Легкомысленно, по существу, как будто это его данное Богом право трахать меня. Как будто он не слышал меня, когда я сказала ему, что я не принадлежу ему. Думаю, в этом есть смысл. Бог дал ему все остальное.
Пульс бьется в клиторе с такой силой, что все остальное тело слабеет. И все же я знаю, что должна выразить какой-то протест. Я ударяюсь лбом о его грудь и предпринимаю слабую попытку вывернуться из его хватки.
– Ну, а я не хочу с тобой трахаться, придурок.
Его плечо ударяется о дверь, и мы врываемся в спальню. Одна рука скользит между моих бедер и обхватывает меня поверх пижамных шорт. Это грубый, дерзкий захват, от которого мои глаза закатываются к затылку. Его теперь уже влажная рука возвращается к моему бедру.
– Угу, – это все, что он говорит. Я успеваю уловить коварную ухмылку, прежде чем Рафаэль бросает меня на кровать.
Я дважды подпрыгиваю, затем карабкаюсь к изголовью и прижимаюсь к нему спиной, словно это спасательный плот. Как будто это может спасти меня от ста восемьдесят сантиметрового монстра с безрассудным взглядом, маячившего в изножье кровати.
Мы встречаемся взглядами, и его оценивающие глаза затягивают меня все глубже в опасные воды. Нервы ползут по моим венам, как пауки, потому что я не совсем уверена, что он блефует. Но потом он расстегивает три верхние пуговицы своей рубашки, и, ну, внезапно мне становится наплевать, блефует он или нет.
Мое дыхание замирает, и я вижу, как он наблюдает за мной, его глаза блуждают по моему телу, словно он раздумывает, с чего начать. Я потеряла плед где-то между комнатой отдыха и кухней, и теперь проклинаю себя за то, что надела свои самые короткие шорты, чтобы спать в машине Рафаэля.
Мое внимание переключается на выпуклость, напрягшуюся ниже его пояса. Я скрещиваю ноги в целях самосохранения.
– Я думала, ты водишь девушек на свидания, прежде чем трахнуть их?
Его глаза блуждают по моим сиськам.
– Правда? – сухо спрашивает он.
– Так говорят.
Демоническая ухмылка изгибает его губы.
– А что еще они говорят?
Я сглатываю.
– Что ты трахаешься только сзади.
Его взгляд поднимается к моему, темнея.
– Как это по-джентльменски с моей стороны.
Одним быстрым движением он сбрасывает рубашку, сжимает ее в окровавленном кулаке и швыряет на пол.
Господи Иисусе, Мария и Иосиф. И все остальные персонажи Библии тоже. Освещенный лучами раннего утреннего солнца, льющимися в окно, он – гора мускулов и греха, и никакое количество чернил, покрывших его тело, не может скрыть его мускулатуру или рельеф. Потирая окровавленной ладонью пресс, он делает ленивый шаг к кровати, и от этого движения у меня слюнки текут в предвкушении, а пальцы ног поджимаются от страха.
Он настороженно смотрит на меня, а потом разводит руками, словно мы попали в неприятную ситуацию, и последствия будут менее болезненными, если мы просто примем свою судьбу.
– Похоже, ты была права.
Солнечный луч, падающий на игральные карты и священные писания у него на груди, улавливает смысл его слов: я не джентльмен.
Я не должна была быть так ошеломлена. Я знала это с самого начала. С того момента, как я неторопливо подошла к нему в баре и его пристальный взгляд обжег плоть сквозь разрез моего украденного платья. Но, наверное, столкнуться с реальностью страшнее, чем с фантазией.
А Рафаэль Висконти во всей своей греховной красе чертовски страшен.
Звяк, щелк. Его ремень выскальзывает из петель при движении бицепса. Звук похож на удар кнута, и это немедленно отрезвляет меня. Повинуясь инстинкту, я бросаю взгляд на дверь и задаюсь вопросом, смогла бы я проскочить мимо монстра, если бы бежала достаточно быстро. Решив, что у меня нет ни единого шанса, я подавляю стон и вместо этого смотрю на простыню у своего бедра, затем провожу дрожащей рукой по кремовому египетскому хлопку и отпускаю дерьмовую шутку, как будто это пробьет брешь в моем беспокойстве.
– Я знала, что ты гладишь свои простыни.
С изножья кровати доносится звериное ворчание. Я поднимаю взгляд как раз вовремя, чтобы заметить, как татуировки опускаются под черные боксеры, прежде чем сильная рука хватает меня за лодыжку и дергает на себя. Потолок исчезает так же быстро, как и появился, заслоненный плечами шире футбольного поля и такими же зелеными глазами.
Черт возьми. Несмотря на то, что мой рост всего сто пятьдесят два сантиметра, до этого я никогда раньше не чувствовала себя маленькой. Наверное, у большинства девушек, у которых летом натираются бедра, такая же проблема, но когда горячее, тяжелое тело Рафаэля навалилось на мое, прижав меня к кровати стальными мускулами и недобрыми намерениями, я чувствую себя так, словно меня поглотило затмение.
Несмотря на тепло, вызывающее бред, я вздрагиваю, когда он хватает меня за пучок, откидывает голову назад и прижимается лицом в мое горло.
– Сделай мне одолжение, Пенелопа, – рычит он в такт моему учащенному пульсу. – Если только ты не собираешься произносить мое имя стоном или сосать мой член, держи свой гребаный рот на замке, – за этим следует ещё один удар по моей ягодице, которое отзывается в клиторе. – Меня тошнит от того дерьма, которое из него выходит.
Я знаю, что должна быть в ярости, но, блять, трудно злиться, когда ты таешь под слоем кожи и мускулов. Трудно думать. Его торс скользит по моему телу, руки следуют за ним, пока он не устраивается между моих бедер. Большие, распухшие пальцы сжимают пояс моих шорт, и мое сердце совсем перестает биться.
Блять. Он собирается закончить то, что начал в своем кабинете? Не знаю, справлюсь ли я с этим. Ведь я даже не была в состоянии смириться с одной только мыслью об этом, и мне пришлось использовать душевую насадку на своем клиторе четыре раза, думая об этом, и еще ни разу я не дошла до третьего воображаемого прикосновения его языка...
О, Боже. Он срывает мои шорты с ног, и рассеянным движением они исчезают в тени позади него. Бросив быстрый взгляд на полоску кружева, прикрывающую мою киску, он зарывается в нее лицом.
Мой резкий вздох переходит в дрожь от теплого, влажного давления. Моего и его. Глубокий прилив удовольствия распространяется из моего клитора и по моим конечностям, подобно лесному пожару, горячему и неконтролируемому.
Я знаю, что не переживу этого.
Когда я чувствую, как его язык проталкивает ткань моих стрингов к входу, то прикусываю нижнюю губу, чтобы не застонать. Может быть, я и не в том состоянии, но желание не доставлять этому мужчине удовольствия сломать меня – инстинктивное.
Я зажмуриваюсь и пытаюсь думать о чем угодно, только не о том, что происходит у меня между ног, но это становится невозможным, когда он сдергивает еще и стринги. Мои веки открываются как раз вовремя, чтобы увидеть, как он сжимает их в кулаке и швыряет в сторону комода. Они пролетают через всю комнату и падают на лампу.
Он поднимает на меня взгляд.
– Теперь они мои.
– Ты дрочишь на мои трусики, или что-то в этом роде?
От жесткого щелчка по моему клитору перед глазами вспыхивают звезды.
– Что-то в этом роде.
Боже. От одной мысли, как он дрочит на них, у меня голова идет кругом. Это так грубо, так не по-джентльменски, и это непристойно, насколько я польщена. Грубым рывком он раздвигает мои ноги, прижимает колени к кровати и приподнимается ровно настолько, чтобы рассмотреть то, что находится между ними.
Кровь стучит в ушах. Легкий ветерок охлаждает влагу, покрывающую мою киску и внутреннюю поверхность бедер, заставляя меня дрожать. Рафаэль слегка покачивает головой, а затем удивительно нежно проводит большим пальцем по пучку волос внизу.
– Они создали тебя по моему вкусу, Куинни, – шепчет он. Затем его тон превращается в грубость. – Ну конечно же, блять, они создали.
Куинни? Я думала, что мне показалось, что он назвал меня так в машине. Почему он называет меня Куинни? Но затем он опускается на локти, просовывает плечи под мои колени и проводит языком от входа до клитора. Я тут же откладываю эту мысль в ящик с надписью «Вопросы на тот случай, когда лицо Рафаэля Висконти не будет зарыто в мою киску» и опускаю голову на подушку.
Следующее горячее, влажное прикосновение его языка происходит медленнее, прерываясь сердитым посасыванием моего клитора. Я заставляю себя замедлить дыхание и расслабить бедра, потому что знаю, что не только не переживу этого, но и не продержусь следующие пять секунд при таком темпе.
Моя кровь превращается в пар и поднимается вверх, создавая дымку над кроватью, становясь все гуще с каждым безумным облизыванием, жестким посасыванием и гортанным стоном. Каждый нерв в моем теле напрягся и ожил. Господи, я не могу кончить. Отчасти потому, что не хочу доставлять ему удовольствие, зная, насколько он меня возбуждает… хотя это довольно очевидно по небрежным звукам, доносящимся из моего входа каждый раз, когда его язык погружается туда… а отчасти потому, что не хочу, чтобы он знал, насколько я жалко неопытна.
У меня был секс только с двумя мужчинами, и ни один из них не делал мне куни. Видимо, на заднем сиденье Хонды для этого не так уж много было места. В любом случае, они не заботились о том, чтобы я кончила.
Несмотря на энтузиазм Рафаэля, я почти уверена, что ему тоже наплевать на мое удовольствие. Его руки сжимают меня так крепко, что его разбитые костяшки пальцев исчезают в моей коже. Он держит меня там, где я ему нужна, приподнимая мои бедра, чтобы начать делать более долгие и агрессивные движения.
Прямо сейчас меня совершенно не волнуют его мотивы. Каждое прикосновение приносит новую волну безумия, больше и страшнее предыдущей.
– О, блять, – стону я, когда он обводит языком мой клитор, резко меняя темп. Он одобрительно стонет и еще глубже зарывается в меня лицом.
Наслаждение нарастает, сводя меня с ума, пока я не оказываюсь так близко к оргазму, что практически подлетаю до потолка. Я отпускаю простыни и запускаю пальцы в его густые волосы, оттягивая его голову назад.
Наши глаза встречаются: мои наполнены отчаянием, его потемнели от раздражения.
– Думаю, я собираюсь...
– Не смей.
В последний раз прикусив мой клитор, он ставит меня на четвереньки и сокращает дистанцию между нами.
– Эти чертовы бедра, Пенелопа, – шипит он. Его руки грубы и эгоистичны, они скользят по задней поверхности моих ног и обхватывают мою задницу. – Мне пришлось сменить вашу рабочую униформу из-за этих бедер.
Несмотря на то, что моя кожа гудит от предвкушения, я хмурюсь.
– Что не так с моими бедрами?
Он сильно шлепает меня по заднице. Моя голова падает на кровать, позволяя подушке принять на себя всю тяжесть моего стона.
– Они выводят меня из себя.
Я понятия не имею, о чем он говорит, но мне все равно. Не тогда, когда он хватает меня за задницу и впивается зубами в ягодицу. Жгучая боль прокладывает яростный путь к моей киске, где она переходит в удовлетворяющую пульсацию.
– Ау!
– Заткнись.
– Боже, – рычу я в подушку. – А я то думала, что ты очаровашка.
Мрачный смешок охлаждает губы моей киски.
– Не в спальне, Куинни.
– Да? Не может быть. Почему все трахаются с тобой, когда ты говоришь с ними как... о, боже.
Он пресекает мой сарказм, вводя в меня два пальца. По мере того, как сводящее с ума удовольствие растет и расцветает с каждым неохотным движением моих бедер, сдавленный звук поднимается из моего горла и заполняет комнату.
Позади меня Рафаэль издает звук удовлетворения.
– Ты такая тугая, детка. Ты такая... – его свободная рука снова шлепает меня по заднице, переполненная его разочарованием. – Cazzo. Sei perfetta1.
У меня вырывается судорожный вздох, нейроны в моем мозгу срабатывают от того, что я выучила из Итальянского Для Чайников.
– Еще, – бормочу я в подушку, не совсем уверенная в том, что хочу, чтобы он меня услышал. В ответ он прижимается своей тяжелой грудью к моей спине и обхватывает рукой голову. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. На роскошном хлопке покоится разбитая, окровавленная рука, которая менее часа назад оборвала жизнь. Из-за меня.
Я зажмуриваю глаза. Эта мысль не должна приближать меня к оргазму.
Рафаэль вводит свои пальцы глубже в меня и задерживает их там. Его губы приближаются к моему уху с провокационным вопросом.
– Сколько еще пальцев побывало в этой киске, Пенелопа?
Жестокость в его тоне говорит о том, что любое число, большее нуля, будет слишком большим, но я хочу избежать темы неопытности, поэтому я перехожу к легкомыслию.
– Не знаю. Их было так много, что мне не хватит пальцев рук.
За это я получаю жесткий толчок в киску и укус за задницу. Мои веки открываются как раз вовремя, чтобы увидеть, как рука у моей головы обхватывает простыню.
– Я только что убил человека за то, что он на тебя посмотрел. Думаешь, я не убью еще нескольких за то, что их пальцы побывали в тебе?
У меня перехватывает дыхание, и это усиливает мое удовольствие.
– Я просто говорю, что сейчас не самое время для такой сложной математики.
Он резко убирает пальцы, пустота и отчаяние сменяет их, но это длится всего несколько мгновений, затем я слышу звук резинки его трусов, и он одним сильным толчком вводит в меня свою длину.
Мои стенки горят от его большого размера и шока, вырывая крик из моего горла. Голова Рафаэля опускается вслед за моей на подушку, прижимаясь к моей щеке.
– Сколько же тогда членов, маленькая нахалка?
В ответ я издаю придушенный всхлип и отворачиваюсь от него. Позади себя я чувствую, как его живот прижимается к моей заднице. Он приостанавливается, затем медленно, почти полностью выходит из меня и снова входит с большей осторожностью.
Когда легкий поцелуй касается места между лопатками, я напрягаюсь, и что-то теплое и неприятное заполняет пространство внутри грудной клетки. Это движение противоречит грубым рукам и жжению в моей киске. Он пытается быть милым, чтобы дать мне возможность привыкнуть к нему.
А мне это чертовски не нравится.
Но после еще нескольких ленивых толчков мое дыхание замедляется, огонь разгорается до гораздо более приятного жара. Я подстраиваюсь под его вес, чтобы вместить больше, и с каждым медленным скольжением и тяжелым вздохом, который пробегает по моей спине, боль в киске превращается в отчаянную пульсацию.
Еще, мне хочется кричать. Трахни меня так, как ты вошел в меня. Трахни меня так, как ты трахал бы всех других девушек.
Но у меня не хватает смирения просить об этом. Вместо этого я вжимаюсь лбом в подушку и выгибаю спину, незаметно пытаясь заставить его войти глубже.
Рука пробегает по моим волосам и распускает пучок. Рыжие пряди рассыпаются по плечам и исчезают из виду, когда Рафаэль собирает их в кулак и прижимает к основанию моей шеи.
– Сколько было членов, Пенелопа? – снова спрашивает он, и на этот раз его тон становится более мягким.
О, так он серьезно относится к этому. Я собираюсь солгать ему. Я хочу разозлить его. Хочу, чтобы он трахнул меня жёстче.
Я напрягаю плечи и готовлюсь к очередной битве.
– Слишком много, чтобы я могла сосчитать.
Дикое шиканье раздается у меня за спиной, когда Рафаэль входит в меня яростным, разжигающим огонь толчком. Моя голова ударяется об изголовье, и когда он снова входит в меня, его рука опускается на мою макушку.
Я понимаю, что это для того, чтобы смягчить следующий удар. Движение слишком нежное, слишком джентльменское, и искра раздражения вспыхивает во мне.
Я вырываюсь из его хватки и снова смотрю на него. Мы встречаемся взглядами, и мой следующий вдох прерывается.
Блять. Он выглядит как король. Каждая татуированная мышца напрягается, когда он трахает меня. Теперь я понимаю, почему он трахает женщин только сзади. Он знает, что они не пережили бы, наблюдая, как он насаживает их, а если бы и пережили, то, без сомнения, захотели бы переспать с ним снова.
Другие девушки. В момент помрачение рассудка я подумала, что хочу, чтобы он трахнул меня так же, как трахал их, но теперь эта мысль наполняет меня горечью.
По мере того как наш зрительный контакт углубляется, он замедляет свои толчки, и его взгляд становится теплее.
Раздраженная тем, что мой работающий на износ мозг решил присоединиться ко мне, я опираюсь на предплечья и резким толчком опускаюсь задницей на длину его члена.
– Сколько женщин ты перетрахал, Рафаэль? – огрызаюсь я.
Его челюсть сжимается, и он запрокидывает голову, шипя в потолок что-то непонятное на итальянском, затем отпускает мои волосы и проводит рукой по горлу. Когда его глаза снова опускаются вниз, он смотрит на мою задницу, как маньяк.
– Сделай это ещё раз.
От неожиданной смены власти у меня напрягаются соски. Сквозь полуприкрытые веки я вижу, как он наблюдает за мной, когда я скольжу до самого кончика его члена и задерживаюсь там. Его взгляд поднимается к моему в замешательстве.
– Скажи пожалуйста.
Тук. Тук. Проходит два удара сердца, грозящих разорвать мою грудь. В самый глупый момент мне кажется, что он действительно мог бы это сказать.
И только через мгновение понимаю, что я еще глупее, чем думала.
Его руки сжимают мои бедра так крепко, что грозят оставить синяки на коже. Он вонзается в меня без всякой сдержанности и пощады, заставляя мои глаза закатиться.
– Пожалуйста? – слышу, как он ворчит. – Ты хочешь, чтобы я умолял?
Жар разливается между моими бедрами с каждым яростным толчком. Блять, я так опьянена наполненностью моей киски и этим мужчиной, что боюсь передозировки. Я зарываюсь головой в подушку и прикусываю ткань на целых три секунды, пока до моих ушей не доносится очередное шиканье, а пальцы не зарываются в волосы.
Рафаэль так сильно дергает меня за волосы, что я оказываюсь в вертикальном положении у него на коленях. Моя спина прижимается к его твердой груди, мои бедра на одном уровне с его.
– Я похож на человека, который умоляет, Пенелопа? – рычит он, стягивая с меня бретельки майки и лифчика. Он опускает чашечки, а затем с разочарованным ворчанием расстегивает его сзади и выбрасывает с глаз долой.
На короткое время я переношусь в мокрую от дождя машину, где по радио звучит песня Driving Home for Christmas. В какой параллельной вселенной Рафаэль Висконти подарил мне черную Amex в обмен на то, что я сняла лифчик?
Как только прохладный воздух касается моих обнаженных грудей, он согревает их в своих ладонях с разбитыми костяшками, придавая им форму по своему вкусу. Мои соски болят, требуя внимания, и я не разочаровываюсь, когда он сжимает их между большим и указательным пальцами.
– Блять, – стону я, откидывая голову назад, к его ключицам. Я терлась о его член, расслабляясь, пока он не вошел в меня так глубоко, что моя задница оказалась на одном уровне с его основанием.
Он обхватывает татуированным предплечьем мою талию, прижимая мое тело к себе. Другой рукой он сжимает мою грудь, а затем опускается к клитору.
Как только он прижимает к нему два пальца, я понимаю, что игра окончена. Рафаэль поглаживает клитор вверх и вниз, разжигая пламя до тех пор, пока оно не угрожает поджечь меня дотла.
Я покачиваюсь на его члене и толкаюсь в его пальцы, отчаянно стремясь к кайфу.
– Не останавливайся, – выдыхаю я, откидывая голову в сторону, когда зубы Рафаэля прокладывают возбуждающую дорожку по моей шее. – Я собираюсь...
Мои глаза распахиваются, когда его пальцы покидают мой клитор.
– Что ты...?
– Скажи пожалуйста, – передразнивает он.
Я замедляю движение бедер, впитывая его слова. Ты, должно быть, издеваешься надо мной.
Я нахожусь под таким кайфом, в такой лихорадке, что, хотя я слишком упряма, чтобы сказать пожалуйста, я также слишком отчаянна, чтобы спорить. Вместо этого я опускаю собственную руку между бедер.
Рафаэль перехватывает мои запястья одной рукой и поднимает их над моей головой. Мрачная усмешка вибрирует у меня за спиной.
– Хорошая попытка.
Он проводит костяшками пальцев по моему пульсирующему клитору, снова вызывая медленную дрожь.
– Скажи, пожалуйста, Пенелопа.
Я сопротивляюсь его хватке, но она непоколебима.
– Отъебись.
– Я не знаю, на каком это языке, но по-английски так не говорят «пожалуйста».
Мое дыхание учащается, когда оргазм снова приближается, и на какое-то безумное мгновение мне кажется, что он забыл о своей дурацкой игре. Но когда мои ногти впиваются в его бедро и я издаю стон, он ослабляет давление.
– Нет, – хнычу я.
– Скажи это.
– Нет...
Когда он снова ласкает меня, я в панике качаю головой, понимая, что не могу справиться с тем, что сейчас произойдет.
– Не останавливайся.
– Что это за слово, Пенелопа?
– Я не могу...
– Просто, блять, скажи его.
– Пожалуйста.
Это срывается с моих губ отчаянным, хриплым всхлипом, и даже когда пальцы Рафаэля ласкают меня сильнее и быстрее, я знаю, что этот звук будет преследовать меня позже.
Однако прямо сейчас мне было абсолютно наплевать. Безумие разливается по моим венам, съедая весь кислород в моей крови. Огонь разгорается, затем остывает до летаргического тепла, наполненного облегчением.
