Текст книги "Поглощенные Грешники (ЛП)"

Автор книги: Сомма Скетчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Такое чувство, что он стоит там целую вечность, брюки в одной руке, телефон в другой. Когда экран телефона темнеет, он бросает его на приставной столик и опускается на корточки рядом со мной.

– Блять, – это все, что он говорит.

– Блять, – повторяю я в знак согласия.

Он качает головой, на его губах появляется гримаса.

– Мне нужно прогуляться или что-то в этом роде. Я слишком взбешен, чтобы спать.

Я перекатываюсь на колени и смотрю на него.

– Тогда мы не будем спать.

Его взгляд опускается на мой, смягчаясь.

– Мне жаль, детка.

– Прости.

У него сводит челюсть.

– Не смей извиняться, – он придвигается ко мне, хватает меня за волосы и утыкается лицом в мою шею. – Ты не из тех девушек, которые просят прощения.

– Даже за то, что купила тебе уродливые носки?

Его смех щекочет мне кожу, и каким-то образом это чуток поднимает настроение.

– Они чертовски уродливы.

– Ты будешь их носить?

– Если ты этого хочешь, – он отстраняется, выражение лица снова омрачается. – Я и не знал, что мы обмениваемся подарками.

Я смеюсь над нелепостью его заявления.

– Ах, да все нормально. Полагаю, придется обойтись твоей черной Amex, Breitling и чертовой тонной денег, которые ты заплатил мне за то, чтобы я потрясла своей задницей перед твоим лицом.

Он наблюдает, как моя рука скользит по его груди, напрягаясь, когда я провожу пальцем по поясу его боксеров.

– Или... я приму это.

Он изучает выражение моего лица.

– Ты уверена?

Я обдумываю это всего полсекунды. По правде говоря, теперь, когда я поделилась своим секретом, у меня такое чувство, будто с моих плеч свалился груз. Хочу подкрепить это чем-то, что заставит меня чувствовать себя еще лучше.

– А какая у нас альтернатива? – я оттягиваю его пояс, и он с громким звуком шлепается обратно на живот. – Хочешь поговорить о наших чувствах?

Его глаза сужаются, опускаясь к моим губам.

– Думаешь, ты остроумная, да? – рычит он, прижимая меня к кровати. – Мой рождественский подарок тебе – это то, что я собираюсь трахнуть тебя так сильно, что ты...

Я притворно зеваю и кладу руку ему на лицо.

– Скучно. У меня их десять. Ты хоть сохранил чек?

Он рычит что-то о том, что я наглая сучка, затем его руки хватают мои и поднимают запястья над головой. Пока он изучает мое лицо, что-то темное мелькает в его глазах. Инстинкт самосохранения заставляет меня попытаться вывернуться из его хватки.

Его взгляд накаляется, когда он проводит томной дорожкой вниз по моей груди, останавливаясь на подоле футболки Рори, сглатывая.

– Тогда я трахну тебя нежно.

– Что?

Когда я в знак протеста сажусь, он пользуется случаем, чтобы стянуть футболку через мою голову, бросает ее в угол комнаты и ложится на бок.

– Шшш, – бормочет он, проводя пальцем по впадине, где моя талия переходит в бедро. – Ложись и расслабься.

Я молчу не потому, что податлива, а потому, что внезапно слишком ошеломлена, чтобы говорить. Медленно он отпускает мои запястья и подсовывает свое плечо мне под голову, так что лежу на сгибе его руки.

Мое тело окутано его теплой тенью, я купаюсь в интенсивности его взгляда. Несколько мгновений он наблюдает, как поднимается и опускается моя грудь, прежде чем провести костяшками пальцев между.

Дрожь пробирает меня до глубины души, соски напрягаются в предвкушении.

– Посмотри на себя, – говорит он хрипло. – Ты такая идеальная, Куинни, – мы оба наблюдаем, как его рука скользит по изгибу моего живота. – Каждый твой сантиметр сплошное совершенство.

– Я…

Мое возражение превращается в стон, когда его горячий рот прижимается к моей груди. Он сосет медленно, нежно, давая мне настолько мало, что все мои мышцы сжимаются в ожидании большего. Подняв глаза на меня, он проводит нижней губой по моей груди до ключицы, где слегка целует кулон.

– Никаких разговоров. Просто расслабься и позволь мне поклоняться тебе, – его глаза снова встречаются с моими, в них читается горячее отчаяние. – Пожалуйста.

Я неподвижна, смятение и конфликт пронизывают меня до костей. Это слишком мило. Это не подходит к таким словам, как «временно» и «на данный момент». Но затем он стягивает мои трусики с бедер, и я наблюдаю, как его рука исчезает между ними.

И с каждым прикосновением к моему клитору я начинаю изнывать.

Раф изучает меня с таким вниманием, что я чувствую себя более чем обнаженной. Он наблюдает, как его рука играет с моей киской, следит за выражением моего лица, когда он скользит указательным пальцем внутрь меня и прижимается к моему сладкому местечку.

– Хорошая девочка, – шепчет он мне в губы, когда я стону. – Дай мне услышать это еще раз.

Моя кровь шипит, как холодная вода на раскаленной сковороде. Мои нервы трепещут в местах, о существовании которых я даже не подозревала. Меня поглощают татуировки и кашемир, и с каждым ласковым словом, произнесенным рядом с моей влажной кожей, дышать становится все труднее и труднее.

– Кончи для меня, красавица, – бормочет он, поглаживая мой клитор в медленном ритме.

Когда его голова наклоняется, чтобы снова поцеловать мой кулон, внутри меня вспыхивает взрыв, распространяющийся наружу, вниз к пальцам ног и до кончиков пальцев рук.

Мой оргазм бурен по сравнению с его спокойствием. Отчаяние против его сдержанности. Он прижимает мою голову к своей груди, пока я поглощена наслаждением. Его сердцебиение у моей щеки – первое, что я слышу, когда ко мне возвращаются чувства. Оно сильное и ровное, надежное, словно постоянное тиканье часов.

Он осторожно опускает меня на подушку, его большой палец проводит по моей влажной нижней губе.

– Моя Королева Червей, – зачарованно произносит он, обращаясь скорее к самому себе, чем ко мне. – Моя прекрасная кончина.

Время, кажется, замедляется, как будто тоже не хочет торопиться к концу. Я чувствую себя разбитой. Наверное, весь лед внутри держал меня вместе. Мы лежим так, кажется, несколько часов, мое неровное дыхание смешивается с ревом бури.

И тогда раздается другой звук, воображаемый, который скребет по моему позвоночнику. Скрежет металла, лязг замка. Щелчок ловушки, закрывающейся на моей лодыжке.

Меня мгновенно охватывает паника. Моя рука взлетает, чтобы схватить Рафа за бицепс.

– В какую игру мы сейчас играем? – я вздыхаю.

В его взгляде есть все, чего я не хочу видеть.

– Игру в притворство, Куинни.

Глава шестнадцатая

Небо того же пепельно-серого цвета, что и снег на земле. Они встречаются где-то посередине и создают иллюзию бескрайнего горизонта. Роскошный отель перед нами лишь на несколько оттенков светлее.

Анджело закуривает сигарету.

– Ты ведь смотрел «Сияние»²¹?

– К сожалению.

Чертов Габ. Я чувствовал себя в равной степени великодушным, озабоченным и неудачливым, когда передал ему право выбрать локацию для игры Анонимные грешники в этом месяце. Это было задолго до того, когда я был таким же наивным, как Анджело, полагая, что наш брат уже на стены лезет, выполняя рутинную задачу по ликвидации людей Данте, прокалывая их шины и добавляя наркотики в сигареты, а не пытая их самодельным оружием в пещере.

Мы ехали несколько часов, далеко за Бухту Дьявола, до того места, где через границу просачиваются холод и ландшафт Канады.

– Он убил всего лишь кошку, – ворчит Анджело.

Неохотно, я думаю о том же. Какого хрена я стою в полумиле от Британской Колумбии, перед заброшенным отелем, из-за убийцы кошек?

– Знаешь, я не склонен подрывать дух игры, и всегда призываю тебя проявить немного больше изобретательности, но в данном случае хватило бы стрельбы из проезжающей машины, – мои мысли возвращаются к Пенни, которая снова на яхте, согревает мою постель. – У меня есть дела поважнее, – бормочу я.

Позади нас раздаются три выстрела один за другим. Мы с Анджело синхронно оборачиваемся, держа пистолеты наготове. Мы опускаем их, когда наш брат-идиот появляется из тумана, стреляя в небо из АК-47.

– Добрый день, – он щурится на падающий снег. – Чудесная погода, не правда ли?

Я пристально смотрю на него.

– Чудо, что ты никогда не сидел в тюрьме.

– Ага, даже на короткий срок, – соглашается Анджело.

Габ игнорирует нас и кивает за спину. В поле зрения появляются двое его людей, которые тащат по снегу большой металлический сундук. Они открывают его, чтобы показать множество модифицированных металлических орудий. Большинство из них мне знакомы из осмотра содержимого в его пещере, а некоторые – нет.

Судя по резкому вздоху, Анджело ничего из этого раньше не видел.

– Что это за хрень? – он хрустит снегом и заглядывает в ящик. – Это... Блять, к этому что, прикреплен мотор?

Габ выпрямляется и смотрит на нас обоих со своим фирменным безразличием.

– Слушайте внимательно, потому что я, черт возьми, не хочу повторяться, – Анджело пригибается, когда Габ поднимает АК-47, направляя его на отель позади нас. – Это курортный спа-отель «Black Springs». Он был выставлен на продажу последние двадцать пять лет, а теперь стал последним дополнением к империи недвижимости Висконти.

– Ты купил его? – тихо спрашивает Анджело, у него стучит в висках. – За деньги?

– Нет, за волшебные бобы, – невозмутимо отвечает Габ. – Я заколотил все двери и окна, – он лезет в багажник и достает электродрель. – Поэтому теперь там только один вход и он же выход, к несчастью для нашего грешника.

Я поворачиваюсь на восемьдесят градусов и смотрю на отель новыми глазами. Из-за снежного покрова я даже не заметил железных решеток, закрывающих окна и двери.

– Он уже там?

– Он там уже три дня, брат. Без света, без воды, без какого-либо воздействия, – Габ потирает руки. – И будет отчаянно пытаться выбраться.

– Боже, – бормочет Анджело, хрустя костяшками пальцев.

– Выберите число.

Моя голова резко поворачивается к Габу.

– Что?

– Число. От одного до двадцати.

– Один, – растягивает Анджело, бросая на меня взгляд. – С этим числом никогда не ошибешься.

Подчинённый Габа ныряет в багажник, проверяя маленькие этикетки на дне каждого оружия. Он протягивает Анджело рыболовное копье.

– Нет, – резко говорит Анджело.

– Я не спрашивал, – ворчит в ответ Габ. Его глаза встречаются с моими. – Число.

Я прикусываю зубами губы, размышляя. Очевидно, что от того, какое число я выберу, будет зависеть, каким оружием буду вооружен. Все зависит от удачи. Бесцеремонный ветер задувает мне за воротник, а уродливые зеленые носки обтягивают мои лодыжки.

К черту, посмотрим, сработают ли они.

– Тринадцать.

Анджело бормочет что-то о том, что я идиот. Габ бросает на меня понимающий взгляд.

– Так и думал, что ты это скажешь, – бормочет он, протягивая мне мое любимое оружие из всех возможных.

– Это было легко, – мурлычу я, похлопывая молотком по ладони, адреналин бьет ключом по моим нервам. – Изложи нам правила.

Прижимая АК-47 к груди своего подчинённого, он крепче сжимает дрель и встает между нами.

– Тебе не нужны правила, брат, это просто игра в прятки, – он кивает на разрушающееся здание. – Там двести пятьдесят одна комната. Он прячется в одной из них, и кто первым его найдет, тот и победит.

– И что мы выиграем?

Габ бросает на меня взгляд.

– Пиво из «Ржавого якоря».

Я сухо выдыхаю.

– Очень мотивирует.

Анджело с отвращением смотрит на свое рыболовное копье.

– Ты собираешься заставить нас оставить своё оружие здесь, не так ли?

– Да. Отдайте его.

Беспокойство разливается по моим венам, когда я вкладываю свой Глок в ладонь его подчинённого. Охотиться в темноте, не имея ничего, кроме молотка, кажется очень первобытным чувством. Очень по-Габовски. Обычно я был бы рад, что он так серьезно относится к игре. Это, а также обстановку, которую он создал на вишневом поле для игры в прошлом месяце, является прекрасным отличием от обычных бетонных подземелий, которые он выбирает. Но с моими нынешними... проблемами, кажется, многое может пойти не так.

Габ окидывает нас взглядом и одобрительно кивает.

– Давайте начнем.

Мы молча подходим к отелю. Под ногами хрустит снег, а ветер насвистывает жуткую мелодию.

Чем ближе мы подходим, тем жутче становится отель. Черт, это действительно что-то из фильма ужасов. Туман застилает верхушки фальшивых башен, а посеревшая краска потрескалась на тысячу паутинных прожилок. Мысль о том, чтобы бродить по его темным как смоль комнатам в дурацкой игре в кошки-мышки, пробуждает во мне садиста.

Габ резко останавливается перед обитой железом дверью.

– Хотите увидеть что-то крутое? – прежде чем мы успеваем ответить, он снимает с пояса рацию, прочищает горло, подносит ее ко рту и насмехается: – Готов или нет, но мы идем.

Я слышу его голос везде, только не рядом с собой. Он просачивается из отеля, громкий, но приглушенный, и уносится ветром.

Анджело проводит ладонью по своей ухмылке и качает головой.

– Ты установил колонки? Это чертовски страшно.

Габ бросает на меня понимающий взгляд, в котором сквозит сухой юмор.

– Мне нравится акустика.

Звук зажжённой сигареты, крики давно потерянного кузена. Я содрогаюсь при воспоминании об этом и поворачиваю обратно в отель.

Дрель Габа проникает в замок. Анджело бормочет что-то насчет использования гребаного ключа, но я не могу заставить себя рассмеяться. Внезапно что-то очень несмешное сжимает мой затылок, и в последний раз, когда у меня было такое чувство, я обнаружил, что всего несколько мгновений спустя смотрю в дуло пистолета.

Я крепче сжимаю молоток.

– Он безоружен?

Судя по тому, как Анджело скалится мной, можно подумать, что я только что признался, что обоссал кровать.

– А ты? – огрызается он в ответ, опустив глаза на молоток.

Дверь со стоном распахивается, открывая пустоту за ней. Габ захлопывает ее за нами, и начинаются игры.

Темнота ослепляет.

– Давай же, убийца кошки, – бормочет Анджело слева от меня. Звук его непринужденной походки затихает в смежной комнате.

Чья-то рука сжимает мое плечо.

– Окажи мне услугу, брат. Если ты найдешь его, покалечь, но не убивай. Гриффину не помешала бы компания.

Я всматриваюсь в бездну, вырываясь из объятий Габа. Гриффин все еще жив? Черт возьми, он, должен быть уничтожен.

Габ скрывается из виду, и теперь я один. Лишенный зрения, чувствую, как покалывает в ушах от осознания происходящего.

Доски пола скрипят, шаги отдаются эхом, дразнящий звук дрели неприятно жужжит прямо над моей головой. Каждая следующая комната становится темнее предыдущей, и тревога затягивает еще одну петлю вокруг шеи.

Справа от меня что-то шуршит. Тень двигается внутри тени, и, недолго думая, я замахиваюсь на нее. Сверкает металл, и молот вонзается в гниющую гипсовую доску.

После того, как я выдергиваю его, моя хватка на ручке ослабевает, и я прислоняюсь головой к стене.

Блять. Я, черт возьми, схожу с ума.

Я не осознаю, что сказал это вслух, пока из тени не раздается ответ.

Грубый. Знакомый. И очень близко.

– Не могу сказать, что вообще когда-либо считал тебя нормальным, cugino.

Данте всегда пользовался самым ужасным лосьоном после бритья. Это последнее, что поражает мои чувства, прежде чем что-то острое пронизывает мою кожу.

Глава семнадцатая

Лунный свет проникает в иллюминатор, отбрасывая тени шторма на заднюю стену. Я пялюсь на неё уже несколько часов подряд. Бодрствуя. Настороже. Гадая, вернется ли Раф, или мне предстоит провести вторую ночь, обнимая его холодную подушку.

Он сказал, что это встреча. Я знаю, период между Рождеством и Новым годом всегда остается размытым пятном в календаре. Но два дня. Какие встречи длятся два дня?

Мой телефон ни разу не пикнул с какой-нибудь дерьмовой шуткой или хотя бы короткой командой из одного слова. Вместо этого он прожёг безмолвную дыру в кармане, пока я бесцельно бродила из комнаты в комнату, дразня меня идеей написать ему.

Но гордость не позволяет.

Мой вздох сливается с шумом дождя, я сбрасываю одеяло с липкого тела и приподнимаюсь на локтях. Мне жарко и беспокойно, и как бы жалко это ни было, я знаю, что только мягкий убаюкивающий голос Рафа у моего уха и твердое ощущение его тела рядом с моим успокоят меня.

Я опускаюсь обратно на подушку. Ловушки – это наихудшая гребаная вещь.

Лежу так некоторое время, размышляя о том, что делать. Я дочитала свою последнюю книгу Для Чайников и уже так много раз звонила на горячую линию Анонимных грешников, что в моей голове не осталось никаких тем. Как раз в тот момент, когда я рассматриваю возможность прогуляться по яхте, чтобы избавиться от этой нервной энергии, отдаленный гул заставляет все волоски на моих руках встать дыбом. Мой взгляд скользит вверх, к ряду иллюминаторов вдоль стены, и желтому сиянию корабельных огней, которое медленно заливает их.

Облегчение ослабляет давление в груди. Забравшись под одеяло, я закрываю глаза и напрягаю слух, прислушиваясь к движению вокруг яхты.

Двигатель выключается, плавательная палуба стонет. Только когда французские двери открываются и захлопываются с такой силой, что изголовье кровати сотрясается о мою макушку, меня накрывает волна беспокойства.

Она становится все больше с каждым тяжёлым шагом, который отдается эхом по потолку. Я почти задыхаюсь, когда звук распространяется вниз по лестнице и приближается к двери каюты. Когда дверь со щелчком открывается и в комнату проникает запах дождя и враждебности, я зажмуриваюсь и перестаю дышать.

Что-то не так, я это чувствую. В воздухе витает яд, а Раф дышит слишком громко. Мои руки покалывает от осознания, когда он обходит кровать и садится в кресло у моего изголовья.

Опасность кричит, но тишина становится громче. Делая самый медленный и тихий вдох, на какой только способна, я позволяю себе приоткрыть веки – недостаточно широко, чтобы он понял, что я проснулась, но достаточно, чтобы оценить его.

Он смотрит на меня, положив локти на подлокотники кресла. Он крутит покерную фишку между большим и указательным пальцами, и каждый оборот отливает золотом в лунном свете. Он выглядит потрёпанным: волосы взъерошены, рубашка промокла насквозь, а из-за теней он даже кажется небритым.

Даже если бы я не спала, и мы были бы в холодном свете дня, я не смогла бы прочесть выражение лица. Его внимание расфокусировано, оно где-то в другом месте, в котором процветает невезение и приходится принимать тяжелые решения.

Я снова зажмуриваюсь.

Несколько секунд спустя кресло скрипит, и неторопливые шаги ведут в ванную. Трубы булькают и трещат в стенах, когда он включает душ. Вода стучит по кафелю, а пар просачивается под дверь. Сам факт его прихода и принятия душа почти убаюкивает меня ложным чувством безопасности, пока громкий треск не разносится по комнате и не заставляет меня выпрямиться.

Какого хрена?

С колотящимся сердцем я смотрю на дверь ванной.

– Раф?

Нет ответа.

На дрожащих ногах я выскальзываю из кровати, пересекаю комнату и стучу. Когда ответа по-прежнему нет, я напрягаюсь и осторожно открываю дверь.

Страх душит меня, но далеко не так сильно, как незнание того, что находится по ту сторону двери.

За запотевшим стеклом Раф стоит ко мне голой спиной. Одной рукой он опирается на стену, голова опущена, в то время как капли воды улавливают лунный свет, блестя, как металл, когда они скользят по его татуировкам и стекают в канализацию.

– Раф? – его покрытые татуировками плечи напрягаются, но он не поворачивается, чтобы посмотреть на меня. – Ты в порядке?

Тишина и пар окутывают меня, я втягиваю его ноздрями и чуть не задыхаюсь.

Не в силах справиться с напряжением, я рывком открываю дверь душа. Подныриваю под его руку и проскальзываю между ним и стеной. Его глаза такие же ледяные, как вода, пропитавшая мою футболку, когда он поднимает их со слива и смотрит на меня.

– Твои носки не сработали.

Что? Глупо, но я опускаю взгляд на его ноги, будто собираюсь обнаружить, что эти уродливые зеленые носки стали мокрыми. Но от того, что вижу, у меня пересыхает в горле. Кровь, и ее много, смешивается с водой и исчезает в стоке. Я прослеживаю дорожку по его бедру, через пупок и вправо от живота.

– У тебя кровотечение, – шепчу я, протягивая руку, чтобы коснуться окровавленной повязки. Понимая, что это будет больно, сжимаю руку в кулак и прижимаюсь спиной к плитке. Одна из них грубо царапает между лопаток. Я бросаю взгляд на его костяшки пальцев, тоже окровавленные, и соединяю все точки воедино: трещина появилась от удара кулаком по стене душевой. – Что случилось?

Его взгляд ленив и раздражен. Чернее, чем темная сторона луны.

– Ты случилась, Пенелопа.

Я смаргиваю воду с глаз и смотрю на него сквозь воду, в кои-то веки не находя слов.

Его пристальный взгляд приковывается к моему, обжигая еще жарче, когда скользит по моему промокшему хвосту и вниз по моей футболке. Он останавливается на моей груди, пробегая голодным взглядом по соскам.

– Встань на колени.

У меня перехватывает дыхание.

– Что?

Раф обхватывает окровавленным кулаком основание своего члена. Чем дольше я смотрю на него, тем тверже он становится.

– Ты поставила меня на колени, теперь твоя очередь.

Я замерла, и не только потому, что тону в постоянном потоке ледяной воды.

Я не знаю этого человека. Он не тот, кто подкрадывается, чтобы украсть кусочек моего бургера, и не тот, кто целует каждую отметину, которую оставляет на моем теле.

Я не знаю его, и мне не нравится быть зажатой между ним и холодной стеной душа, прижимающейся к моей спине.

Он делает шаг вперед, и ярость вспыхивает в моих венах. На долю секунды плитка превращается в кирпичную кладку, душевая – в переулок, а он – в человека, одержимого жаждой мести. Моя рука взлетает и сильно бьет его по лицу.

Раф не вздрагивает.

– Это все, на что ты способна? – лениво произносит он.

Поэтому я снова даю ему пощечину. И еще раз, когда его безразличие не исчезает. Гнев ревет в ушах, я сжимаю руку в кулак, но когда отвожу ее, он уворачивается и одним быстрым движением поднимает меня и перекидывает через плечо.

Залитый кровью кафель и лунным сиянием ковры, проносятся мимо, как в тумане, пока внезапный порыв ледяной воды не замораживает мою кожу.

Это на миллион градусов холоднее, чем вода из душа. Я задыхаюсь от шока и мгновенно пытаюсь вырваться из хватки Рафа, но он неумолим, и все, что могу сделать, это закричать, когда ковер сливается с настилом. Он опускает меня, пока мокрый металл не касается задней поверхности моих бедер, а ветер не треплет мои волосы.

У меня нет времени сориентироваться, потому что я падаю назад. Это ощущение замедляет мое восприятие времени, мое сердце уходит в пятки, но все заканчивается так же быстро, как и началось, потому что рука Рафа вырывается и хватает меня за горло.

Тяжело дыша, я в панике оглядываюсь по сторонам. Я балансирую на перилах, отделяющих нос яхты от бушующего внизу океана. Единственное, что удерживает меня от падения в пропасть, – это окровавленная рука, которая высасывает из меня жизнь.

Я всегда говорила себе, что посмотрю смерти в лицо, когда придет время, а не свернусь калачиком, как мой отец. Одним из вариантов, который я никогда не рассматривала, было то, что я делаю сейчас: размахиваю руками и ногами, царапаю его забитое татуировками предплечье и молю о пощаде.

– Пожалуйста! – судя по его отсутствующему выражению лица, я не думаю, что он слышит меня из-за ветра, поэтому кричу громче.

Волна тошноты подскакивает к горлу, когда он делает шаг вперед, прижимаясь своим мокрым лбом к моему. От него пахнет виски, и он выглядит как мужчина, в руках которого вся моя жизнь. Черт, она и так была у него, задолго до того, как он решил держать меня за краем перил.

– Если я выброшу тебя за борт, может быть, все это исчезнет, – рычит он. – Может быть, ко мне вернется удача.

Мне так холодно, что меня тошнит. Я так напугана, что мое сердцебиение грозит сломать мне ребра.

– У тебя не получится! – я плачу.

Его рука скользит к моему затылку. Я выгибаю спину и прижимаюсь к нему всем телом, чувствуя, как его горячий, горький смех проносится по моему горлу.

– Знаю, что не получится. Кажется, ни один гребаный волосок не упадет с твоей головы, не говоря уже о том, чтобы оборвать твою жизнь, – сжимая мое горло он подбирается губами к впадинке за моим ухом. – Думаешь, я не пробовал это сделать, Куинни? Я жажду погасить в тебе жизнь, но если сделаю это, она погаснет и во мне тоже.

Онемение проникает под мою кожу и застывает внутри меня. Понимаю, что он думает, будто я имела в виду, что не получится убить меня, а не то, что ему не получится вернуть удачу. Это трещина в его демоническом фасаде, и я вонзаю в нее свои когти.

– Пожалуйста, – шепчу я ему в лоб. – Мне холодно. Мы можем поговорить об этом внутри. Мы можем...

Он отступает так неожиданно, что у меня перед глазами проносится вся жизнь. Я хватаюсь за его скользкий бицепс, мышцы живота ноют от того, что я пытаюсь удержаться на ногах.

– Я не выбирал любовь! – ревет он навстречу ветру, глаза черные и взволнованные. – Я выбрал Бубнового Короля! Я не выбирал тебя!

Его гнев пробуждает к жизни мой собственный, и внезапно я забываю, что этот человек может оборвать мою жизнь одним движением руки.

– И я тоже не выбирала, но вот я здесь, застряла в твоей гребаной ловушке! Застряла так глубоко, что, боюсь, никогда не выберусь!

Его дыхание замедляется, глаза проясняются. Воспользовавшись этим, я также хватаю рукой его за горло.

Мы пристально смотрим друг на друга. Он голый и окровавленный, я насквозь мокрая и дрожащая.

Мы совсем не похожи на Короля Бубен и Королеву Червей.

Просто два гребаных влюбленных идиота.

Я сглатываю комок в горле и шепчу свою правду.

– Если я утону, ты утонешь вместе со мной. Если ты сгоришь, я тоже сгорю. Выбирай свой путь в ад, Раф. Пункт назначения и компания – одна и та же.

Он издает гневный звук и хватает в кулак мой мокрый хвост.

А потом делает меня миллионершей.

Его рот прижимается к моему, горячий и отчаянный. Мои губы приоткрываются только для того, чтобы ахнуть от шока, но он тут же просовывает внутрь язык. Когда он пробует меня на вкус, его стон заполняет мой рот, вызывая неистовые, разжигающие огонь искры между моими бедрами. К черту бурю, я больше не чувствую холода. С каждым животным скольжением его языка по моему, с каждым покусыванием моей нижней губы мое тело становится таким горячим, что могло бы растопить Арктику.

Его пальцы скользят по моему затылку и сжимают его. Я не только в его ловушке, цепи натянуты до предела, он не позволяет мне сдвинуться ни на сантиметр. Он прижимается к моей руке, обхватившей его горло, когда я отстраняюсь, чтобы глотнуть воздуха. Затем Раф встает между моих бедер, когда я пытаюсь вырваться из его хватки. Тепло его паха проникает сквозь тонкую ткань моих стрингов, превращаясь под ними во что-то податливое. Что-то, что помещается в его руках так же идеально, как и все остальное во мне.

Когда он проводит зубами по моей нижней губе, его пристальный взгляд сталкивается с моим сквозь пелену дождя. Зелёная лава бурлит в его глазах, такая же яростная и безрассудная, как и его поцелуй.

– Конечно, я смотрел этот чёртов «Дневник памяти», – рычит он, прежде чем снова прижаться своими губами к моим.

Он отказывается разрывать поцелуй, даже когда шлепает меня по бедрам, чтобы я обхватила его за талию.

Даже когда он снимает меня с перил, несет внутрь, бросает меня на кровать, снимает с меня одежду и накрывает своим горячим, окровавленным телом.

И когда он проникает в меня, я надеюсь, что это никогда не закончится.

Я просыпаюсь и ложусь на бок, лицом к стене, будучи среди влажных простыней, наполненная беспокойством такого рода, что это заполняет все пустоты во мне и давит на мои органы.

Моя смятая футболка, испачканная кровью, валяется на полу. Прохладный ветерок дразнит мою обнаженную спину, и я осознаю, что его там нет.

Но все равно продолжаю лежать здесь, играя в свою новую любимую игру: притворство.

Правила просты. Если я просто зажмурюсь и закрою уши руками, то смогу играть в нее столько, сколько захочу. Я чувствую успокаивающую тяжесть его руки, перекинутой через мое бедро. Чувствую, как его ленивое дыхание щекочет мой затылок.

Но особенность этой игры в том, что ты не можешь играть в нее вечно. Я знала это на Рождество и знаю сейчас.

Движения замедлены страхом, я переворачиваюсь на спину и провожу рукой по его стороне кровати. Здесь так же пусто и холодно, как в моем сердце. Мои пальцы скользят под его подушку и задевают что-то под ней.

Я приподнимаюсь на локте и рассматриваю ее. Это карточка, завернутая в бумагу. Я разворачиваю бумагу и понимаю, что это чек на миллион долларов. Затем мой взгляд падает на визитную карточку. На номер, который я знаю наизусть, затем на слова, которые я вижу в первый раз.

Я владелец Анонимных грешников.

Мне жаль.

Раф

Я долго смотрю на нее. В моей крови нет ни грамма эмоций. В голове ни единой мысли.

А потом я обхватываю рукой лампу на прикроватной тумбочке и швыряю ее в стену.