Текст книги "Поглощенные Грешники (ЛП)"

Автор книги: Сомма Скетчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Я толкаю ее так, что локоть выпадает из-под нее, и она с визгом падает мне на грудь. Я обхватываю ее руками и ногами, чтобы она не могла убежать.

Несмотря на то, что она поставила меня на колени и подожгла мир вокруг меня, я никуда ее не отпущу.

Глава двенадцатая

Канун Рождества на яхте.

Вечеринка для персонала подпитывается праздничными коктейлями и блёстками, которые я все еще буду счищать со своего костюма на Пасху. Прислонившись к барной стойке, я с забавой наблюдаю, как Нико пробирается ко между столиками.

Я знаю, что он собирается сказать, потому что он, блять, всегда это говорит.

– Чьей идеей было караоке? – он берет со стойки гоголь-моголь и рассматривает обстановку поверх ободка стакана.

Лори проделала солидную работу. Сцена освещена рождественскими огнями, а по бокам от нее возвышаются две рождественские елки. На стене за ней висит большой проекционный экран, на котором отображается текст песни, которую исполняет тот, кто выпил достаточно глинтвейна, чтобы поверить в то, что он Мэрайя Кэри.

– А что, тебе оно не нравится?

Он смотрит на Бенни, который на сцене подпевает песне «Mercedes Benz» Джениса Джоплина. Его глинтвейн, должно быть, очень крепкий, потому что его движения бедрами соперничают с танцами Элвиса.

– Ты что, шутишь? Назови лучшее сочетание, чем пьяные люди и микрофон, – он качает головой. – Ты не можешь, потому что его нет.

Смеясь, я допиваю водку и ставлю стакан на стойку, чтобы долить еще.

– И я полагаю, мы должны поблагодарить тебя за это великолепное шоу, Лори?

– Да, Нико, это так, – я поворачиваюсь как раз в тот момент, когда между нами проскальзывает Лори. На ней сверкающее серебряное платье, и ее оленьи уши покачиваются, когда она поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. – Босс, у меня к вам претензия, – она делает паузу, наклоняя голову. – Очевидно, что только небольшая, я не хочу, чтобы меня уволили.

Я смеюсь и сую ей в руку гоголь-моголь.

– Давай.

– Ты сказал мне организовать рождественскую вечеринку для персонала. Почему здесь вся твоя семья? – она насмешливо смотрит в сторону сцены. По какой-то причине Бенни теперь скользит по ней на коленях. Еще нет и девяти. – И почему этот идиот просит у Иисуса Мерседес Бенц? У него их уже три.

– Ага, и откуда тебе знать? – спрашивает Нико, и его губы кривятся от тихого юмора.

Лори не вздрагивает.

– Я переспала с ним в его в двух и исцарапала ключом третий, – просто говорит она.

Я качаю головой.

– Мне действительно не нужно было этого знать. Вот, – я достаю из кармана маленькую бархатную коробочку. – Я собирался отдать тебе это позже, но, поскольку ты злишься, это могло бы немного тебя подсластить.

Она смотрит на нее с притворным подозрением, но не может скрыть возбуждения, пляшущего за ее пристальным взглядом.

– Если это обручальное кольцо, я не буду подписывать брачный контракт.

– Тогда хорошо, что это не обручальное кольцо.

Ее раздражение исчезает, когда она открывает коробочку и достает ключ от Ауди.

– Боже мой, ты издеваешься надо мной.

Я поднимаю свой бокал за нее.

– Сиденья с подогревом, белая отделка. Она уже припаркована у твоей квартиры. Теперь ты можешь трахнуть моего кузена в своей машине, где больше места.

Она обнимает меня, визжит от благодарности и настаивает, что липким пальцам Бенни нельзя приближаться к ее белым сиденьям, затем подскакивает к другим девушкам, чтобы побрякать ключом у них перед носом.

Когда мой взгляд следует за ней, он скользит влево и останавливается на Пенни. Черт, у нее просто есть такая манера заставлять мое сердце вздрагивать каждый раз, когда она делает это – ловит мой взгляд с другого конца комнаты. Она стоит сбоку от сцены с Рори, которая изучает книгу с песнями. Пенни улыбается мне, а затем делает вид, что ковыряет в носу. Только когда я осознаю, что это средний палец засунут в левую ноздрю, я понимаю, что она меня разыгрывает.

Я выдыхаю смешок в свою водку и отвечаю ей тем же. Жар взгляда Нико буравит меня.

– Будь добр к ней, Раф.

Голос Нико тихий, но от него у меня все равно мурашки бегут по спине. Добр к ней? Черт, если бы он только знал, как хорошо я к ней отношусь. Этим утром я целый час смотрел на нее, пока она храпела рядом со мной. Может быть, это было чувство вины за то, что я чуть не перерезал ей горло, или восхищение тем, что она спала в моей постели, но я принес ей завтрак на гребаном подносе. Даже поставил на него цветок, который стащил из вазы в столовой. Когда она говорит мне, чтобы я не был с ней милым, это уже произносится не с гримасой, а с улыбкой, и это маленькое закатывание глаз вызывает у меня желание быть с ней милым все время.

Я провожу рукой по шее, ведь за целый час наблюдения за ней, у меня все еще нет плана, как выбраться из всего этого.

– Какой она была? – неожиданно спрашиваю я. – В детстве?

Судя по тому, как Нико поджимает губы, я не думаю, что он собирается отвечать. Он бросает взгляд на Пенни, которая сейчас нетерпеливо постукивает шпилькой и свирепо смотрит на Бенни, когда тот выходит на бис без спроса.

– Она была маленькой засранкой, – смеется он. И уже более серьезным тоном добавляет: – Также она была везучей. И до сих пор остаётся ею.

Я потираю рот, ирония покалывает мою кожу.

– Все завсегдатаи Grand так думали. Сначала это было просто из-за ее имени. Знаешь… увидел пенни – подбери и ждёт удача впереди? Что ж, когда они действительно начали брать ее на руки и позволять ей дуть на игральные кости, оказалось, что старая пословица была правдой.

Я хмурюсь.

– Она действительно приносила им удачу?

– Всегда. Тогда я знал ее только по тому, что видел поблизости. Но потом она начала брать с мужчин по доллару за то, что дует на кости, и я захотел знать почему.

Я сдерживаю смех.

– Значит, она с юных лет занималась мошенничеством в азартных играх, – Нико смотрит на свои ботинки, но я продолжаю. – Ты знал ее родителей?

Он бросает на меня мрачный взгляд.

– Они были алкоголиками. Она проводила больше времени со мной в гардеробе, чем когда-либо с ними. Иногда по ночам они забывали о ее существовании, и одному из людей моего отца приходилось отвозить ее домой.

Это невероятно злит меня. Мысль об этой маленькой рыжеволосой девочке, сидящей на ступеньках Visconti Grand и тщетно ожидающей родителей, заставляет мой желудок скручиваться, а пальцы дергаться от желания что-нибудь сломать.

– Кто их убил?

Он пожимает плечами.

– Никто важный. Двое мужчин, которым они задолжали. Не Висконти.

Словно кадры из черно-белого фильма, мой разум переключается с маленькой девочки на ступеньках на подростка, съежившегося между холодильником и стиральной машиной, с не выстрелившим пистолетом прижатым к ее голове.

– И где я могу найти этих людей? – спрашиваю я так спокойно, как только могу.

Он сглатывает и качает головой.

– Обоих нашли с пулями в головах через несколько дней, – он залпом выпивает гоголь-моголь и берет еще один. – Они были неофициальными ростовщиками на территории Висконти, думаю ты можешь связать все воедино.

Громкий смех Пенни касается моих ушей и притягивает меня обратно к ней. Сейчас она листает книгу с песнями, мои часы скользят по ее запястью при каждом перелистывании страницы.

– Нико?

– Что?

Я поворачиваюсь к нему.

– Ты научил ее мошенничать, не так ли?

Он делает самую долгую паузу, не донеся гоголь-моголь до губ.

– Зависит от обстоятельств.

– От каких?

Выражение его лица становится задумчивым.

– От того, насколько сильно будет больно, когда ты ударишь меня по челюсти. Я никогда не видел, как ты бьешь кого-то, поэтому не могу оценить это, – он замолкает. – Но я слышал, что ты делаешь это сейчас.

Смеясь, я хлопаю его по спине и отталкиваюсь от перекладины.

– Ты хороший парень, Нико. На этот раз я тебя отпущу.

Впрочем, он прав, что беспокоится об этом. Я твердо верю в то, что мошенники должны быть наказаны, но я сделаю исключение для него, потому что мысль о том, что он был единственным постоянным человеком в детстве Пенни, мгновенно повышает его рейтинг до любимого кузена.

Оставив Нико с его третьим гоголь-моголем и напоминанием о том, что произойдет, если он выпьет пять, я сажусь рядом с Анджело. Поверх стакана с виски он бросает взгляд на меня, затем на водку, которую я ставлю на стол. Он снова обращает внимание на свою жену, выходящую на сцену, и ничего не говорит.

– Где Габ?

– Я не знаю. Где Гриффин?

Судя по тику у него на виске, я уверен, что он знает, где находятся оба мужчины. Мой бывший начальник службы безопасности вместе со всеми подчиненными ему людьми находятся в глубине пещеры нашего брата. Кого-то подвергнут пыткам, кого-то допросу. Я не уверен, кому из моих людей я могу сейчас доверять, но одно могу сказать наверняка: Габ вернет мне только самых преданных.

А пока его люди окружают мою яхту так, словно на борту находятся драгоценности короны. Без сомнения, они получили строгое предупреждение от моего брата, потому что один из них даже последовал за мной в гребаный туалет ранее.

– Ты уже составил план?

Снова этот гребаный вопрос. От него у меня в животе поднимается жар и раздражение.

– У тебя был какой-то план, брат, когда ты выстрелил нашему отцу в голову? Или когда в приступе ярости взорвал Роллс-ройс дяди Эла? Или когда застрелил его подчинённого между закусками и первым блюдом на воскресном обеде? – я наклоняюсь над столом, чтобы только он мог слышать мой вылетающий яд. – Ты хоть на гребаную секунду подумал о последствиях, или просто жил моментом?

Его пристальный взгляд переходит на мой, его жар смягчается легким любопытством.

– Это то, что ты делаешь? Живешь настоящим моментом?

Я провожу пальцем по булавке на воротнике и снова поднимаю взгляд на Пенни. Прямо сейчас я не знаю, как смогу жить в каком-то другом месте.

Темнота затеняет взгляд Анджело, кто-то приглушил свет. Он поворачивается обратно к сцене и выпрямляется, когда понимает, что его жена заняла там центральное место.

В микрофоне раздается глухой стук.

– Здравствуйте, прекрасные люди. Поскольку я, кажется, единственный человек, который украсил эту сцену сегодня вечером и помнит, что сегодня канун Рождества, я буду петь праздничную классику, – то, как её ухмылку перекосило, говорит мне о том, что она употребляла Шприц с белым вином. – И выбрала «Baby, It's Cold Outside», – прищурившись в свете прожектора, она замечает Анджело и лучезарно улыбается ему. – Очевидно, это дуэт, так что...

Зал начинает подбадривать моего брата.

– Ни за что, – бормочет он, хмурясь за виски.

– Ну пожалуйста, – сладко говорит Рори, складывая руки вместе.

Он пристально смотрит на нее несколько секунд. В тот момент, когда его плечи опускаются в знак поражения, я прижимаю каблук к его носку под столом, чтобы он не встал.

– Ты Капо, брат. Ты вызываешь уважение у каждого мужчины в этой комнате. Как ты думаешь, так будет, когда ты споешь партию Тома Джонса в рождественской песне? Сядь, блять, на место.

– Блять, – ворчит он, поглаживая подбородок. – Ты прав. Думаю, мне на несколько часов следует перейти на воду.

Когда он качает головой Рори, она кричит: скучный! в микрофон, и Тейси заменяет моего брата.

Я не смотрю, как Рори коверкает часть Серис Мэтьюз, я смотрю на Анджело. Как он смотрит на нее, словно в комнате больше никого нет. Как он бросается и дает подзатыльник одному из моих матросов, когда тот осмеливается перекричать припев. Как он встает и свистит, когда они с Тейси кланяются.

И когда он садится обратно, он все еще улыбается.

– Как ты понял?

Это слетает с моего языка, ослабленного алкоголем и этим странным, чужеродным чувством, которое последние несколько дней сидит у меня под ребрами. Он поворачивается ко мне. Замешательство отражается на его лице, но лишь на долю секунды, затем его сменяет легкое веселье.

Он знает, что я имею в виду.

– Когда начинаешь делать глупое дерьмо, например, есть спагетти с сырыми фрикадельками и возвращаться за добавкой, потому что это приготовила она. Тайком выносить лабрадудля¹⁴ из дома в спортивной сумке в три часа ночи, чтобы на Рождество это было сюрпризом, – его внимание падает на мои костяшки пальцев, и его челюсть сжимается. – Начинаешь пускать в ход кулаки, потому что тебе нужно почувствовать, как кости мужчины, который причинил ей боль, ломаются под ними, – он смотрит на мою водку и качает головой. – Когда ты начинаешь пить как русский, даже несмотря на то, что тебе принадлежит семнадцатипроцентная доля в одной из самых быстрорастущих компаний по производству виски в мире, – снова встретившись со мной взглядом, он добавляет: – Вот откуда ты понимаешь это.

Раздается новая волна одобрительных возгласов, но я слышу их так, словно нахожусь под водой. Из динамиков льется совсем не праздничный гитарный рифф, и я поворачиваю голову к сцене. Пенни стоит под светом прожекторов с микрофоном в руке. Черт, она хорошо выглядит. Даже очень красиво. На ней маленькое красное платье и туфли на каблуках, которые мерцают, когда она неловко покачивается в такт.

– Я не слышал эту песню с тех пор, как мы учились в школе, – говорит Анджело.

– Какую песню?

Когда она начинает петь, осознание охватывает меня. Я замираю, глядя на самодовольную ухмылку Пенни, когда она поет в микрофон. Чертову «Kiss Me»¹⁵, исполненную Sixpence None the Richer. Проводя рукой по подбородку, я недоверчиво смеюсь. Я уверен, что в выборе песни нет ничего случайного. Ты – маленькая негодница, говорю ей одними губами и она подмигивает в ответ.

Взгляд Анджело обжигает моё лицо. Его стул заскрипел, затем он поднимается на ноги, положив руку мне на плечо.

– Когда у вас есть личные шутки, – бормочет он.

Он подходит к своей жене, в то время как моя улыбка гаснет.

Глава тринадцатая

Ночь – это веселая смесь плохого пения, глинтвейна и рискованных ставок на рулетках с настроем: к черту все, это Рождество. Иллюминаторы запотевают от конденсата, и даже ледяной ветерок, проникающий сквозь приоткрытые французские двери, не в силах приглушить обжигающий жар, разливающийся по моим венам.

Я делаю передышку в уборной, подставляя запястья под кран. Подняв глаза, чтобы проверить макияж, я останавливаюсь.

Ведь у меня на лице ухмылка.

Думаю, теперь я понимаю, почему люди любят Рождество. Я почти не пила, но праздничное возбуждение просочилось в мои поры и опьянило меня.

В детстве каникулы были не более чем неделей, которую нужно было как-то пережить. Иногда на Рождество я получала от своих родителей самые нелепо дорогие подарки, которые затем они медленно сдавали бы в ломбард в течение всего года, чтобы оплачивать свои пьянки. В другие годы я получала наш DVD-плеер, завернутый в страницы Вестника Дьявольской Ямы.

Когда тебя окружают люди, которые тебе действительно нравятся, все ощущается по-другому, как-то волшебно.

Я закрываю кран, когда слышу, как под дверью раздается гнусавый голос.

– О, босс! Я рада, что застала вас. Надеюсь, вы не возражаете, но мне просто пришлось воспользоваться вашей личной уборной. Все туалеты на яхте были заняты, а после четырех бокалов шампанского у меня не хватило терпения стоять в очереди в дамскую комнату.

Горечь наполняет мой рот. Это Анна. Я смотрю на пустой ряд кабинок в зеркале и упираюсь руками по обе стороны раковины.

– Хм, все двенадцать были заняты, – размышляет Раф. Его тон вежливый, но я улавливаю скрытую нотку раздражения. – Какое совпадение.

– Действительно. Как бы то ни было, я не могла не обратить внимания на все женские вещички находящиеся там. Итак... кто же эта удачливая девушка?

Мозг не успевает затормозить порыв, я распахиваю дверь туалета и топаю по коридору. В конце стоит Раф, а спиной ко мне – Анна. Его пристальный взгляд скользит поверх ее головы к моему, удивленный и полностью мой. В глубине души я знаю, почему не дождалась его ответа: если бы он солгал, что-то во мне немного пошатнулось бы.

Мое плечо соприкасается с Анной более агрессивно, чем необходимо, когда я придвигаюсь к Рафу. Я собственнически кладу руку ему на грудь, и когда его рука скользит по моему бедру и притягивает меня ближе к нему, теплое удовлетворение разливается по телу.

Я переключаю свое внимание на Анну.

– Я, – говорю я сладко. – А теперь отвали.

Ее шокированное выражение лица восхитительно на вкус, но в ушах стоит тишина. Я знаю, что вторгаюсь на территорию мстительной девушки, но мне похуй. Думаю, сегодня я поняла две вещи: почему люди любят Рождество и почему женщины совершают безумные поступки, например, разбивают машины бейсбольными битами из-за мужчин.

Анна смотрит на Рафа, как на сигнал SOS. Он лишь проводит большим пальцем по бедру и говорит: – Счастливого Рождества, дорогая.

Она фыркает и возвращается на вечеринку. Когда дверь захлопывается, оставляя нас одних в коридоре, я вырываюсь из объятий Рафа и поворачиваюсь к нему лицом.

На его губах появляется намек на ухмылку. Он проводит по ней большим пальцем и засовывает руки в карманы.

Может быть, это только потому, что каблуки на мне на пару сантиметров выше, чем обычно, и весь этот рост придает мне новую уверенность, но я обхватываю пальцем булавку на воротнике и притягиваю его к себе.

– Попробуй еще раз назвать какую-то девушку дорогой, и увидишь как она умрет, переходя через дорогу.

Это перекликается с тем, что он сказал мне после того, как я станцевала ему приватный танец в его машине. Видимо, именно поэтому он поднимает бровь и ищет в моих глазах юмор. Не найдя его, он кивает, испытывая небольшое удовлетворение.

– Если это то, чего ты хочешь, Куинни, – тихо говорит он.

Его уступчивость настолько нежная, настолько интенсивная, что у меня мгновенно перехватывает дыхание. Внезапно нуждаясь в воздухе, который не насыщен шармом Рафаэля Висконти, я выхожу через боковую дверь и выбегаю на палубу.

Медленные, тяжелые шаги следуют за мной до носа яхты. Вцепившись в перила, я запрокидываю голову к иссине-черному горизонту, не заботясь о том, что ветер сводит на нет все часы работы, потраченные на накручивание волос.

Мою кожу покалывает от осознания, когда чей-то силуэт прерывает свет охранной лампы надо мной, и пиджак Рафа накидывается на мои плечи. Его руки располагаются по обе стороны от меня, губы скользят по моему уху.

– Хорошая песня, – бормочет он, вызывая тысячу мурашек по моим рукам. – Ты пыталась меня загипнотизировать?

Я улыбаюсь в темноту.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, это единственная песня, слова которой я знаю полностью, – мое внимание падает на его руку рядом с моей. Большая и разбитая, по сравнению с моей маленькой и гладкой. Болезненная дрожь проносится по телу, когда я вспоминаю, что раньше его руки не выглядели так, каждый шрам свеж и принадлежит мне. Проведя мизинцем по его ушибленной костяшке, я добавляю: – Если только это не сработало?

Он стряхивает мое легкое прикосновение и разворачивает меня так, что я оказываюсь прижатой спиной к перилам. Это разительный контраст: тепло, исходящее от его тела, и ледяной ветер, бьющий мне в спину. Каждый из них кажется таким же опасным, как и другой.

Скользя руками по лацканам пиджака, он еще глубже втягивает меня к себе, крадет мой следующий вздох, касаясь своим носом моего.

– Это действительно была бы идеальная ночь, чтобы поцеловать тебя, – шепчет он.

Блять.

Все мои чувства обостряются, кроме здравого смысла. Я внезапно осознаю ритмичный звук, который издает океан, ударяясь о корпус яхты. Как красив Раф под романтическим светом охранной лампы. Сладкое исполнение Рэн песни ABBA «Lay All Your Love on Me» проникает сквозь стекло и касается моих ушей.

Именно так это произошло бы в фильме.

А потом, когда все закончится, мне придется вечно мучить себя повторами.

Я напряженно выдыхаю и закрываю сердце.

– Нет. Я уже говорила тебе, что хочу под дождем. Как в «Дневнике памяти».

Он тихонько смеется.

– Я буду иметь это в виду, когда ты выпишешь мне чек.

Он быстро оглядывает палубу, затем, прикусив нижнюю губу, проводит большой ладонью по внутренней части моего бедра. Боже, его ладонь обжигает, как дождь на раскаленной крыше в разгар лета, прожигая дыру в нижней части моего живота. Когда он отодвигает мои стринги и погружает в меня два толстых пальца, я стону от облегчения.

Сексуальное напряжение приковывало меня к нему всю ночь. Каждый раз, когда его бархатный смех щекотал мне затылок, каждый раз, когда я попадала в ловушку его подмигивания поверх края хрустального бокала, моя кровь нагревалась еще больше. Я не знаю, как продержалась четыре часа, не трахнувшись с этим мужчиной.

Его взгляд темнеет при виде моей реакции.

– Но, полагаю, пока что придется обойтись этими губами.

Несмотря на то, что я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы дотянуться до его прикосновения, мой тон остается вызывающим.

– Не твоими, – шепчу я.

На его лице читается раздражение, так же, как и каждый раз, когда мы трахаемся, и я собираю достаточно сил, чтобы сказать ему об этом.

Прищурив глаза, он проводит средним пальцем по моему входу, затем дальше вниз.

– Тогда что насчет этого?

Я вскрикиваю, когда он толкается в мою задницу, падая на него. Он подхватывает меня, его смех у моей груди напрягает мои соски.

Мы так близки, его запах поглощает меня, словно наркотик. Я трусь лицом о его шею, отчаянно желая большего.

– Это тебе дорого обойдется, – полушепотом мурлычу я в такт его пульсу.

– Я заплачу, – бормочет он в ответ, упираясь подбородком в мою макушку. Его тон настолько прост, что я понимаю: он больше не шутит.

Мы остаемся так некоторое время, его пиджак согревает мои плечи, а вздымающаяся и опускающаяся грудь убаюкивает меня.

Я вздыхаю, уткнувшись в его верхнюю пуговицу. Я осторожна, но не наивна. Знаю, что одержима этим мужчиной. Он вызывает у меня желание сделать какую-нибудь глупость, например, сказать ему об этом. Или даже рассказать всем остальным, прокричав это с носа корабля, как Джек: Я король мира! в фильме «Титаник».

Хотя это было бы довольно неловко, так что я бы согласилась остаться здесь навсегда в его крепких объятиях, и гул хорошего времяпрепровождения едва касался бы нас. Но, когда мысль о навсегда приходит мне в голову, она затягивается там, как петля.

Такого понятия не существует. Даже если бы это было так, оно не создано для нас, но трудно помнить об этом, когда его глаза находят мои в переполненном зале. Когда он закрывает руками мои уши во время грозы. Когда он целый час делает мне массаж после того как разрушит меня.

– Скажи, почему ты считаешь, что я невезучей, – выпаливаю я. Убеди меня, что это не может длиться вечно.

Его живот прижимается к моему.

– Ты уже знаешь почему.

– Нет, но почему ты думаешь, что это из-за меня? – я отталкиваю его, вздергиваю подбородок и встречаю его каменный взгляд. – Может, ты и суеверен, но я тоже. И даже я знаю, что совпадения могут существовать, так почему ты так уверен, что это из-за меня тебе так не везет?

У него сводит челюсти. Когда его взгляд скользит поверх моей головы к черному горизонту, я думаю, что он собирается заткнуть меня. Но затем неохотный выдох слетает с его губ, а взгляд возвращается к моему.

– Мама была такой же глупой, как и ты, – он бросает раздраженный взгляд на мой кулон. – Бог, судьба, карма – она верила во все то, чего не могла видеть. Когда я все еще переживал не лучшие времена с моим первым в жизни казино, она приехала навестить меня в Вегасе, а затем притащила к гадалке на Фримонт-стрит, – он проводит рукой по подбородку, качая головой при воспоминании. – Она гадала по игральным картам. В то время я думал, что это полная чушь, но моя мама купилась. Как бы то ни было, я наблюдал, как цыганка вытянула ей Валет Бубен, за которым последовал Туз Пик, – он замолкает, ища в моих глазах хоть какой-то признак узнавания, но я только пожимаю плечами. – В совокупности они, по-видимому, известны как Дуэт Смерти. Любому, кто вытянет обе карты подряд, суждено умереть.

Лед пробегает по моим венам.

– Неужели она...

Его челюсть сжимается.

– Три недели спустя, была отравлена на ярмарке.

Мое зрение затуманивается, а рука нащупывает руку Рафа, и я подношу ее ко рту.

– Мне так жаль, – шепчу я ему в костяшки пальцев и поднимаю глаза на него. – Так вот почему ты суеверен?

На его губах появляется невеселая ухмылка. Он протягивает ладонь и обхватывает мое лицо.

– Не совсем. После того, как она вытянула карты для моей мамы, гадалка сказала мне, что у нее есть предсказание и для меня, но я был слишком зол, чтобы слушать. В любом случае, я думал, что все это чушь собачья. Но тогда, когда оба родителя умерли с разницей в неделю? Мне нужны были ответы. Поэтому после похорон я пропустил поминки и полетел за ними в Вегас, – он сглатывает и с болью в глазах проводит большим пальцем по моей щеке. – Не знаю, чего я ожидал, но точно не того, что она положит передо мной две карты и скажет, что я могу выбрать свою судьбу, если захочу.

– Что это были за карты?

– Король Бубен или Король Червей. Она сказала, что у меня в жизни будет что-то одно – успех в бизнесе или успех в любви. Предостережение заключалось в том, что это никогда не может идти вместе.

Что-то болезненное скручивает мой желудок.

– И что же ты выбрал? – хрипло говорю я, во рту у меня суше, чем следовало бы.

Он печально улыбается и протягивает руки, чтобы обвести взглядом угрожающий силуэт яхты позади. Его яхты.

– Ты знаешь ответ, Пенелопа.

Мое сердце бьется в два раза быстрее, вопрос заряжен сильнее, чем воображаемый пистолет, приставленный к моей голове.

– Ты предпочел это любви? – я показываю большим пальцем на яхту, при этом маша часами на своем запястье у него перед носом. – Материалистическое дерьмо вместо настоящих чувств?

Слова отчаянные и язвительные, плывущие между нами, как мыльные пузыри. Хотела бы я так же легко их лопнуть. Он смотрит на меня с подозрением.

– Ты ведь тоже не веришь в любовь, помнишь?

Да. Стиснув зубы, чтобы больше ничего глупого не сорвалось с моих губ, я жду, когда он продолжит.

– Я вернулся к гадалке, когда был измучен и растерян. Мои родители только что умерли, их любовь больше не значила ничего, – он делает паузу. – Ну, на самом деле это не была настоящая любовь, но я узнал об этом позже. И Анджело только сказал мне, что не вернется в Дьявольскую Яму, чтобы занять место нашего отца в роли Капо, что означало, что я не буду его младшим боссом. Все, что у меня было, это гостиничный номер в Вегасе и дерьмовое казино, которое зарабатывало едва ли достаточно, чтобы покрыть расходы на свет, – он небрежно пожимает плечами. – Мне было нечего терять и многое можно было выиграть, поэтому я выбрал Короля Бубен.

Проходит несколько тяжелых секунд. Ветер доносит слабый гул смеха и песню Мэрайи Кэри «All I Want for Christmas is You».

– Итак, ты объяснил, почему ты богаче самого Господа Бога и почему ты обычно не трахаешь одну и ту же девушку дважды, – резко говорю я, – но я не понимаю, какое отношение эта история имеет ко мне?

Раф задумывается, его внимание перемещается за мою спину. Клянусь, он не сдвинулся ни на сантиметр, но ощущается что находится где-то далеко.

– Когда я уходил, она сказала мне, что, как у каждого действия есть своя реакция, так и у каждой карты судьбы есть своя карта гибели. Карта, которая тебя погубит, если ты впустишь ее в свою жизнь. Поставит на колени, – он смеется, как будто только что вспомнил личную шутку.

У меня такое чувство, что я бы не нашла это смешным.

– Что это была за карта? – спрашиваю я с большим трудом.

Он быстро бросает на меня взгляд.

– Королева Червей.

Пазлы в моей голове складываются воедино.

– Куинни.

Легкий рывок за волосы приводит меня в чувство.

– Рыжеволосая девушка, – задумчиво произносит Раф, глядя на мои пряди, накручиваемые на его пальцы. – Конечно, я думал, что она несет чушь, а смерть моей матери была просто совпадением, но потом практически в одночасье мое казино заинтересовало всех инвесторов. Мой банковский счет рос так же быстро, как и моя репутация, и в течение трех лет я владел большей частью Вегаса. Если цыганка была права насчет моей матери и Короля Бубен, то почему бы ей не быть правой в отношении карты гибели? Годами я избегал рыжеволосых женщин как чумы, просто на всякий случай, – он резко дергает меня за пряди, его взгляд становится жестче, когда он встречается с моим. – А потом ты спустилась по лестнице в Логово Блу. Рыжие волосы, украденное платье, отношение, которое я хотел выбить из тебя, – он качает головой. – Ты была притягательна, и я не мог удержаться, чтобы не уделить тебе время. Твое появление на свадьбе моего брата могло быть простым совпадением. В конце концов, это маленький городок. И взрыв в порту, в принципе, был для нас ожидаем, но когда я увидел тебя в больнице и понял, что ты была там, мой скептицизм начал ослабевать, – он оглядывает палубу, его челюсть подергивается. – Я дал тебе работу не из-за одолжения Нико, а чтобы убедить себя, что у меня просто паранойя.

Я прерывисто вздохнула. Черт, не знаю, чего я ожидала, но только не этого.

– Ну, я знала, что ты нанял меня не из-за моего дерьмового резюме, – слабо говорю я.

Его улыбка не касается глаз.

– В тот вечер, когда ты приступила к ней, я проиграл сорок тысяч на столах и был вынужден разорвать связи с одним из моих самых прибыльных вложений. И потом это, черт возьми, никогда не прекращалось, Пенни. Каждый звонок и электронное письмо были плохими новостями. Акции падали, облигации рушились. Мое первое казино потерпело крах. Господи, – он небрежно проводит рукой по волосам. – Гриффин пытался убить меня вчера.

Я моргаю.

– Что?

Его рука скользит к моему затылку, его сжатие обрывает меня.

– Эта история для другого раза, – несколько секунд мы вдыхаем воздух друг друга, пульс бешено стучит в ушах. С тяжелым вздохом Раф прижимается своим лбом к моему, его внушительный силуэт заслоняет внешний мир. – Мне все равно, насколько везучей ты себя считаешь, – бормочет он. – Для меня ты самая невезучая девушка на свете, – инстинкт отталкивает меня от него, но он только крепче сжимает мою шею. – Но ты также самая красивая. Самая веселая. И самая невоспитанная из всех. Ты разрушила мою жизнь, но я недостаточно силен, чтобы остановить тебя.

Когда его признание щекочет мою верхнюю губу, паника подступает к горлу. Я не могу определить ее источник, все, что я знаю, это то, что она глубоко укоренилась и вызывает отчаяние.

– Вернись к ней, – шепчу я. – Вернись к цыганке и попроси ее изменить это или что-нибудь в этом роде.

Продолжая сжимать мою шею, он другой рукой обхватывает меня за талию и проводит большим пальцем по пояснице, где уже исчезает его имя.

– Я не могу. Ты не единственная, кто любит устраивать пожары, Куинни.