Текст книги "Поглощенные Грешники (ЛП)"
Автор книги: Сомма Скетчер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
Моя голова тяжело падает на грудь Рафаэля, а его поглаживания по моей киске становятся мягкими и нежными. Его же дыхание замедляется.
– Хорошая девочка, – шепчет он, нежно целуя меня в шею.
Хорошая девочка. Я не ненавижу, что он называет меня так, я ненавижу то, как это слово расцветает в моей груди, как цветок. Затем его лепестки увядают, разлагая мои внутренности, и я корчусь, пытаясь вырвать его из себя.
С болью осознавая, что его твердый член все еще пульсирует внутри меня, я понимаю, что мне нужно прогнать это чувство к чертовой матери. Мне нужно довести этого мужчину до оргазма, хотя бы для того, чтобы уравнять шансы и заставить его кончить так же неудержимо, как я только что.
Он позволяет мне убрать его руку с талии и опуститься вперед на подушку. Его бедра прижимаются к моим, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
Рафаэль смотрит на меня похотливыми, недоверчивыми глазами. Когда я снова скольжу по его члену, он обращает свое внимание на мою задницу и делает медленный, глубокий вдох. Я усвоила урок… я бы не получила пожалуйста от этого мужчины, даже если бы он пытался помешать мне спалить весь мир… но то, как он скрежещет зубами, наблюдая, как его член исчезает во мне, почти стоит того.
Он издает звук удовлетворения, слегка покачивая головой.
– Ты само совершенство. Ты это знаешь?
Мое сердце бешено колотится. Прямо сейчас мне нужна сталь, а не шелк. Я отворачиваюсь, но он сжимает мою челюсть, удерживая меня на месте. Другой рукой он хватает майку, собранную на моей талии, и использует его как ручку, чтобы глубже проникать в меня.
– Ты хочешь знать, сколько женщин я трахнул, – выдавливает он из себя.
– Нет, – шепчу я. По правде говоря, я бы скорее предпочла залить уши горячим воском, чем услышать ответ.
Он мрачно смеется.
– Хорошо, потому что у меня есть цифра получше. Если тебе интересно узнать сколько раз я дрочил, думая о тебе.
Меня охватывает томное восхищение. Мой нежный клитор снова начинает пульсировать. Боже. Такой мужчина, как Рафаэль, не дрочит себе сам, не говоря уже от моих трусиков. Это так первобытно. Так неконтролируемо.
Я сгораю от желания узнать больше.
– И сколько же?
Он прикусывает нижнюю губу, его глаза блестят.
– Слишком много, чтобы сосчитать.
Что ж, думаю, я заслужила такой ответ. Я еще глубже выгибаю спину, мои соски задевают постельное белье и разжигают во мне новый жар.
– О чём ты думаешь? – шепчу я.
Он отстраняется от моей челюсти и проводит обеими руками по бокам моего тела, следя за движениями.
– То, что происходит сейчас, несильно отличается от того, что я представлял, Куинни.
Я наполовину стону, наполовину смеюсь.
– Мечты действительно сбываются, да?
Он свирепо смотрит на меня, но веселье смягчает его радужки.
– Ты говоришь гораздо меньше дерьма, когда я трахаю тебя в своих мечтах.
Прежде чем я успеваю придумать остроумный ответ, он запускает руку в мои волосы и утыкает мое лицо в подушку. Очевидно, ему надоело развлекать меня. Придушенный стон срывается с моих губ с каждым толчком, а когда он набирает силу и темп, подкрепляя каждый удар грубым итальянским акцентом, расплавленный жар разливается по всему моему телу.
– Блять, Пенни, – последнее невнятное ругательство, слетающее с его губ, прежде чем его живот прижимается к моей заднице, и меня наполняет тепло другого рода.
Когда я растворяюсь в постели, тело обмякает, вес Рафаэля опускается на меня сверху. Он тяжелый и всепоглощающий, и я обнаруживаю, что нисколько не возражаю.
Мои веки закрываются на самое короткое мгновение. Я слушаю, как его сердцебиение бьется слегка не в такт с моим. Чувствую, как его дыхание охлаждает пот на моем затылке. Когда его прикосновение к моему бедру смягчается, и он выскальзывает из меня, он запечатлевает горячий поцелуй на моей шее.
– Ты была великолепна, – кровать прогибается, и звук резинки, когда он натягивает свои боксеры, отдается эхом в моем ухе. – К сожалению, – с горечью добавляет он.
Прижимая простыни к груди, я поворачиваюсь, наблюдая за его татуированной спиной, когда он неторопливо направляется в ванную.
Он останавливается и проводит ладонью по затылку, прежде чем повернуться и пригвоздить меня мрачным выражением лица.
– Презерватив, – вот и все, что он говорит.
У меня кровь стынет в жилах, что резко контрастирует со спермой, стекающей по внутренней стороне бедра. Как я могла быть такой глупой? Как ни странно, но мысль о предохранении даже не приходила мне в голову. Ни когда Рафаэль заявил, что собирается трахнуть меня, ни когда он яростно продолжил это делать.
Но я прерывисто вздыхаю.
– Я принимаю противозачаточные.
Его глаза сужаются, от раздражения его челюсть напрягается. Слово почему пляшет где-то между дверью и кроватью. Конечно, я не говорю ему, что принимаю их с тринадцати лет, чтобы регулировать менструацию.
Он проводит раненой рукой по горлу, останавливая взгляд на спинке кровати позади меня.
– Ты чиста? – спрашивает он напряженно.
Я смотрю на него с неверием.
– А ты? – огрызаюсь я в ответ.
Его глаза опускаются на меня с горьким весельем.
– Да, Пенелопа. Обычно я не настолько глуп, чтобы трахать какую-то телку без презерватива.
А потом дверь ванной комнаты захлопывается за ним.
Глава третья
Звук воды, брызгающей на кафель, привлекает мое внимание к двери в ванную. Чем дольше я смотрю на нее, тем сильнее беспокойство давит мне на грудь.
Рафаэль назвал меня какой-то телкой и теперь смывает меня со своего тела. Но теперь, когда я впустила его в себя, у меня появилось ужасное чувство, что я не смогу сделать то же самое.
Я сажусь прямее, стараясь не обращать внимания на свежую струйку спермы, стекающую между моих бедер. Я не знала, что Рафаэль жил на яхте, но, черт возьми, почему бы и нет? Впервые я осматриваю спальню-каюту. Черные шторы, кремовые стены. Мягкая отделка на мебели. Это всё олицетворяет его, а остальное – точно принадлежит меня. Трусики, свисающие с лампы. Скомканные шорты на подоконнике. Мои вещи выглядят так же неуместно в этой комнате, как и я себя чувствую.
В воздухе висит такая неловкость, что сковывает конечности. Я ложусь на спину и поддаюсь этому, уставившись в потолок. По прошествии того, что кажется часами, но на самом деле, вероятно, всего лишь минутами, я понимаю, что душ все еще работает. Эта неловкость перерастает в смущение.
Он ждет, когда я уйду? Боже. Не считая того, что он не пригласил меня на свидание и трахнул без презерватива, он обращался со мной как с любой другой женщиной. Он трахал меня сзади, и трахал грубо. Может, он ожидает, что я уйду до того, как он выйдет?
Меня тошнит от мысли, что он выйдет из душа и будет раздражен тем, что я все еще валяюсь в его постели, поэтому вскакиваю с нее, роюсь в поисках лифчика и шорт, надеваю их, затем натягиваю майку на грудь.
Что теперь?
Хотела бы я знать, каков обычный этикет для девушек на одну ночь. Это могло бы дать мне некоторое представление о том, что делать после секса на одну ночь. Я бы, наверное, смогла разобраться в этом, проявив немного здравого смысла, если бы, знаете ли, я не застряла на преогромной яхте посреди Тихого океана.
Ох… на которой я, к тому же, работаю.
Если бы моя голова еще не кружилась, я бы разбила ее о стену за свои грехи. Какая же я идиотка. Выйдя из этой комнаты, я рискую столкнуться с коллегой.
Глубоко вздохнув, я зажмуриваю глаза и мысленно представляю себе два сценария развития событий. Первый – шокированное лицо Анны, когда она увидит, как я в пижамных шортах крадусь из комнаты Рафаэля. Второй – Рафаэль выходит из ванной в низко спущенном полотенце. Он смотрит на свой телефон и удивленно замирает, когда понимает, что я все еще в его постели. Ох, говорит он, проводя рукой по шее. Я думал, ты уже ушла.
Ни в коем случае.
Я рывком открываю дверь и несусь по коридору, находя там одну свою туфлю, а другую – в столовой экипажа. Не обращая внимания на завтракающих старшего помощника командира судна и главного инженера, я бросаюсь к лестнице, где через перила перекинут плед. Другие члены команды-призрака отступают в сторону, чтобы пропустить меня, кусают губы и поглядывают на часы, но я держу подбородок высоко поднятым, а мысли – на плавательной платформе.
Следующая миссия: добраться до Побережья.
Дрожа у открытой двери, я прижимаюсь носом к окну и прищуриваюсь на Тихий океан. Он ярко-голубой, и ни одно судно не покачивается на его бурных волнах.
Ну же. Я прикасаюсь к кулону на шее, как бы напоминая ему, что везучие девушки в любую секунду могут случайно наткнуться на служебный катер, отправляющийся в порт.
Но там ничего нет.
От моего вздоха стекло затуманивается. Мне нужно найти кого-нибудь и умолять его взять меня к себе. Боцман и его матросы обычно слоняются по платформе, чистят гидроциклы в гараже или моют палубу.
Поплотнее укутавшись в плед и готовясь к холоду, я выхожу наружу, чтобы посмотреть, не замечу ли я каких-нибудь признаков жизни. Скорее всего, я умру от переохлаждения, но это лучше, чем умереть от смущения.
– Ты собираешься добираться домой вплавь?
Резкий ветер доносит до моей спины окутанный в харизму его голоса вопрос. Мои плечи напрягаются. Я поворачиваюсь и вижу Рафаэля, прислонившегося к раме французских дверей, в его глазах пляшет веселье.
Боже, как он красив: в свежем костюме, свежевыбритый. Единственный признак того, что несколько часов назад он кого-то забил до смерти – это разбитые костяшки пальцев, сжимающие кухонное полотенце.
Я сглатываю ком в горле.
– Если придется.
– Мм. Далековато плыть на пустой желудок.
У него звонит телефон, он достает его из кармана и переводит взгляд на экран.
– Иди внутрь, Пенелопа, – говорит он, не поднимая глаз. – Я еще не закончил с тобой.
Я несколько секунд смотрю на его профиль, затем перевожу взгляд на океан.
Когда я неохотно возвращаюсь в тепло комнаты отдыха, Рафаэль бьет меня полотенцем по заднице, как хлыстом.
Я начинаю думать, что заснула на диване, читая Осознанные Сновидения Для Чайников, или что-то в этом роде. Может быть, я на самом деле не садилась в машину Рафаэля прошлой ночью, он не убивал Блейка, и я не сижу в комнате отдыха с его спермой, засохшей на внутренней стороне моего бедра.
Потому что, конечно же, Рафаэль Висконти, готовящий мне завтрак, не может быть настоящим.
Мой взгляд пересекает комнату и попадает на кухню, где он стоит над плитой, помешивая яйца лопаткой. Его телефон зажат между ухом и плечом, и он что-то рявкает в трубку на итальянском языке.
Резкий свет прожекторов подчеркивает все контрасты этого человека. Строгий костюм, который не сочетается с разбитыми костяшками пальцев, его бесчувственный иностранный монолог, который противоречит утонченным движениям его запястья, когда он взбалтывает содержимое своего стакана с водкой. Это зрелище вызывает напряжение, и я сижу здесь с прямой спиной и сжатыми кулаками, готовясь к тому, что он взорвется у меня перед носом.
Он резко вешает трубку и бросает на стойку телефон, который тут же начинает жужжать, но он игнорирует его, предпочитая готовить завтрак. Подойдя ко мне с полной тарелкой в руке, он снова хватает телефон и продолжает говорить по-итальянски.
Тарелка со звоном ставится на стол между моими ладонями, и Рафаэль возвращается на кухню.
Я опускаю взгляд на нее, и у меня перехватывает дыхание. Яичница-болтунья, лосось и тосты на закваске – мои любимые. Он готовит завтрак для каждой женщины, которую трахает, или только для тех, ради кого убивает мужчин?
На какое-то время я нахожу утешение в автопилоте. Вилка к омлету, вилка ко рту. Жую, глотаю, повторяю. Но когда темная тень нависает над моим тостом, я понимаю, что невозможно продолжать в том же духе, когда Рафаэль стоит так близко.
Вилка замирает в воздухе, я проглатываю еду, а затем заставляю себя поднять глаза к острой передней складке его брюк и встречаю его испепеляющий взгляд. Он не ослабевает, даже когда он упирается ладонями в стол и наклоняется, чтобы стащить кусочек омлета с моей вилки.
Боже. Сильная дрожь пробирает меня до костей и еще долго будоражит мои внутренности после того, как Рафаэль неторопливо вернулся на кухню.
Я позволяю своей вилке со звоном упасть на тарелку, мой желудок слишком переполнен беспокойством, чтобы еще что-то есть. То, что он стащил мой завтрак, вызвало у меня такое же неприятное чувство, как и его поцелуй между лопаток или рука, прижатая к моей макушке, смягчающая удар об изголовье.
Это все было так нежно, заботливо и интимно. Все мои сомнения по поводу пребывания здесь всплывают на поверхность, и внезапно мне нужен воздух, который не будет пахнуть так... словно мы в отношениях.
Я отодвигаю стул, получая косой взгляд из кухни. Я игнорирую его, отношу свою тарелку в раковину и включаю горячую воду, чтобы вымыть ее.
Рафаэль подходит сзади и заключает меня в клетку. Сгорая во всех местах, где его костюм касается моей кожи, я пытаюсь замедлить дыхание и сосредоточиться на пене в раковине.
От его итальянского языка, звучащего так близко к моему уху, меня лихорадит. Когда он делает паузу, чтобы дать слово тому, кто на линии, он просовывает свои руки через мои и забирает у меня тарелку. Я могу только ухватиться за край столешницы и наблюдать, как его большие, израненные руки проводят губкой для мытья посуды по тарелке, пока она не заблестит.
Итак, даже в свои самые непростые дни этот мужчина хозяйственный. Это нисколько не помогает снять мою тревогу.
В тот момент, когда он дает мне хоть сантиметр для передышки, я бормочу спасибо, а затем, как скаковая лошадь, бросаюсь к двери. Его рука ловит меня чуть выше часов на моем запястье, и он разворачивает меня к себе.
Бросив холодный взгляд на мои шорты, он переходит на английский.
– И куда, по-твоему, ты собралась?
Куда угодно, где нет тебя.
– Наверх.
Он хмурится, жестом просит меня подождать и исчезает на лестнице. Через несколько минут возвращается с толстовкой Стэнфорд на вешалке. Он поднимает ее рядом со мной, смотрит на подол и коротко кивает в знак одобрения, как будто считает, что она достаточно длинная.
– Сначала надень это.
Я не спорю, но мне хотелось бы. Потому что в тот момент, когда воротник касается моего носа и обдает меня теплым дубовым и мятным ароматом, ужасное осознание разрывает мое сердце.
Сексуальные связи на одно утро причиняют боль.
В задней части яхты есть небольшая гостиная. Она расположена тремя этажами выше плавательной платформы, и ее большое эркерное окно обрамляет шторм, бушующий над Тихим океаном.
Я хватаю с дивана подушку, заползаю на подоконник и прижимаюсь пылающим лицом к холодному стеклу.
Потребовалось десять минут, чтобы найти подходящую комнату, в которой можно было спрятаться. Моим единственным требованием было наличие двери, запирающейся изнутри. Теперь люди Рафаэля не могут пялиться на меня, а уборщики яхты не могут коситься на меня поверх своих пылесосов. Я поняла, что нашла идеальное место, когда не обнаружила прикрепленных к потолку камер, а проведя пальцем по журнальному столику, обнаружила слой пыли.
Противное тиканье часов говорит о том, что прошло уже больше часа с тех пор, как я в последний раз двигалась. Боюсь, что если я это сделаю, то начну лезть на стены. Мое тело гудит от миллиона вопросов, ни на один из которых у меня нет ответов.
Почему Рафаэль не запихнул меня в первый же служебный катер, возвращающийся на берег?
Зачем он приготовил мне завтрак?
Когда, черт возьми, между всеми этими костюмами, этот мужчина надевает свою студенческую толстовку?
Я отрываю лицо от стекла и утыкаюсь носом в воротник. Боже, мне действительно стоит прекратить делать это, потому что его запах впитывается в мою кожу и каждый раз согревает ее. Он пахнет так хорошо.
Во внезапном порыве женской солидарности я надеюсь, что он не будет так относиться ко всем своим подружкам на одну ночь, если только он всерьез не планирует встречаться с ними снова. Потому что быть выгнанной, пока он в душе, было бы благоприятнее, чем надеть его теплую одежду и попробовать его вкусную яичницу-болтунью.
Вздохнув, я поднимаю голову и смотрю на Побережье. От вида прибывающего служебного катера я напрягаюсь.
Неужели персонал уже отправляется сюда на работу? Мысль о том, что Лори застукает меня в выходной день прогуливающейся по яхте в толстовке Рафаэля в качестве платья, вызывает у меня зуд в крови. Конечно, выражение лиц Анны и Клаудии было бы бесценным, но все же я знаю, как я буду выглядеть в их глазах: просто очередная девушка, которая сняла трусики и позволила Рафаэлю Висконти трахнуть ее сзади.
Действительно, жалко. По крайней мере, два других парня, которым я поддалась, ухаживали за мной ласковыми словами, даже если они оказались чертовски фальшивыми. Рафаэль даже не применил ко мне свое фирменное обаяние, он просто убил человека и отнес меня в свою спальню.
Прищурившись от солнца, я прижимаю лицо к стеклу и понимаю, что узнаю одинокую фигуру в шапке Carhartt2, сидящую на корме служебного катера.
Мэтт. Какого черта он здесь делает?
С колотящимся сердцем я вылетаю из комнаты и взбегаю по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, пока не оказываюсь, дрожа, на плавательной платформе, чтобы поприветствовать его.
Когда служебный катер ударяется о крыло, он прикладывает ладонь ко лбу и смотрит на меня снизу вверх.
– Какого хрена, Пенн? – вот и все, что он говорит.
Он пялится на эмблему Стэнфорда на моей груди, пока Гриффин выходит из зоны отдыха позади меня, встряхивая свои ноги и грубо похлопывает его по спине. Он одобряюще кивает персоналу, управляющему служебным катером, а затем устремляет на меня испепеляющий взгляд.
– Ты – проблемная девчонка, – ворчит он, после чего захлопывает дверь в комнату отдыха с такой силой, что задребежали стекла.
Да, неважно. Я слишком ошеломлена внезапным появлением Мэтта, чтобы беспокоиться о своей репутации среди людей Рафаэля.
Ледяной ветер хлещет вокруг нас, и мы несколько секунд смотрим друг на друга. Я открываю рот, чтобы нарушить тишину, но Мэтт бросает взгляд на камеру, замаскированную под лампу над нашими головами, и притягивает меня к себе за бедра.
– Моргни дважды, если тебя похитили.
Я останавливаюсь, затем дважды моргаю.
Его глаза расширяются, затем он отталкивает меня и проводит дрожащей рукой по волосам.
– Блять. Серьезно?
– Нет. Просто хотела посмотреть, что бы ты сделал, если бы я сказала да.
Он обдумывает это.
– Ничего, – признает он. – Я ведь не планирую избивать Рафаэля Висконти, не так ли? – он кивает в сторону бушующего Тихого океана. – К обеду я бы уже спал с рыбами.
Мой смех смягчает видимое напряжение в его теле. Он недоверчиво пробегает взглядом по мне и качает головой.
– Скажи… почему я проснулся от того, что мужчина с бицепсами шириной с мою голову ломился в мою входную дверь?
– Что?
Он слегка пинает чемодан, стоящий у его ног. Мой чемодан. Я даже не заметила, что он держал его в руках.
– Да, он вышиб дверь в твою квартиру и сказал, чтобы я собрал все твои вещи, – он закатывает глаза. – Если бы он спросил, я бы сказал ему, что у меня есть твой запасной ключ.
Мое сердце опускается на несколько сантиметров в груди. Зачем мне мои вещи? И хотя я пошутила, возможно, меня похитили. Иначе, какого хрена я не могу пойти и забрать их сама?
– О боже, – бормочу я.
– Действительно, о боже, Пенни, – Мэтт бросает взгляды мне за спину, их согревает любопытство. – Мы можем зайти внутрь? Твои губы синеют.
Я знаю, что его больше волнует экскурсия в стиле MTV Cribs3, чем мое здоровье, но я все равно провожу его по яхте. Его бесчисленные «срань господня» и «черт побери» эхом отражаются от стен из красного дерева, и к тому времени, когда мы входим в гостиную, он весь гудит от возбуждения.
– Представь себе, что ты настолько богата, что живешь на яхте, – восклицает он, снимая шапку и плюхаясь на диван. – Ты знаешь, сколько стоит содержание яхты такого размера?
– Нет. А ты?
Он серьезно смотрит на меня.
– Хренову тучу денег.
Улыбаясь, я щелкаю кнопкой на кофейном автомате за барной стойкой.
– Ты просто ходячий, говорящий калькулятор, не так ли, Мэтти? Кофе?
– На яхте Рафаэля Висконти? Конечно же.
Я делаю нам обоим по флэт уайту и присоединяюсь к нему на диване. Он смотрит на меня поверх пара, поднимающегося от его чашки.
– Выкладывай, в чем дело?
Я пожимаю плечами. Блять, если бы я сама это ещё знала.
– Думаю... ну, не знаю. Думаю, мы трахаемся.
Я использую настоящее, а не прошедшее время, потому что чемодан, стоящий в углу комнаты, наводит на мысль, что я собираюсь задержаться здесь ненадолго.
Мэтт моргает пару раз.
– Ты трахаешься с Рафаэлем Висконти.
– Ты можешь перестать произносить его полное имя? Звучит так, будто ты тоже хочешь с ним потрахаться.
Он игнорирует меня.
– Ты трахаешь Рафаэля Висконти на его преогромной яхте.
– Ты утверждаешь или спрашиваешь?
Он смотрит на меня как на идиотку.
– Я повторяю этот факт в надежде, что ты перестанешь выглядеть так, будто вот-вот заплачешь, и поймешь, какая ты везучая, – он качает головой, в его выражении появляется горечь. – Держу пари, у него огромный член.
Везучая. Мой кулон тяжелеет на моей груди. Я не чувствую себя везучей. Горячее тело Рафаэля, прижавшееся к моему, только вызвало больше вопросов, чем ответов, и теперь по моим венам течет постоянный поток беспокойства.
Мои пальцы так крепко сжимают кофейную чашку, что она обжигает кожу. У меня возникает внезапное желание схватить Мэтта за воротник его пуховика и умолять его помочь мне.
Вместо этого я пытаюсь соблюсти приличия и устремляю взгляд в пространство над его головой.
– Я не знаю, что это такое, – бормочу я.
– Вы друзья с привилегиями.
– Мы не друзья.
– Тогда враги с привилегиями. Господи, Пенн. У тебя что, никогда раньше не было приятеля по траху?
Мой взгляд скользит вниз, к его самодовольной ухмылке. Что-то в моем выражении лица сразу же стирает ее.
Он кивает, ставит кофейную чашку и переключается в режим учителя: – Хорошо, я тебя понял. Хочешь верь, хочешь нет, но в свое время у меня было несколько подруг по перепихону, и вот три главные вещи, которые тебе нужно знать, – он показывает палец. – Во-первых, ты должна быть уверена в том, чего ты хочешь. Ты хочешь остаться на этой преогромной яхте и трахаться с миллиардером Рафаэлем Висконти, да или нет?
Я не утруждаю себя тем, чтобы сказать ему, что его вопрос искажен для предвзятого ответа. Вместо этого я бросаю взгляд на мигающую камеру над баром и сдержанно киваю.
Он усмехается.
– Да, ни хрена себе. Ладно, тогда, во-вторых, ты должна убедиться, что вы оба понимаете, что это несерьезно.
– Что ты имеешь в виду?
– Около года я спал с этой девушкой три раза в неделю. И однажды ночью я понял, что ее зубная щетка лежит в моей ванной… а не ее запасная, – он многозначительно смотрит на меня и закатывает глаза, встретившись с моим отсутствующим выражением лица. – Оказывается, я был ее парнем и даже не знал об этом. Это я к тому, что надо разговаривать. Ты должна с самого начала четко обозначить свои намерения, – он ухмыляется. – Выскажи ему свой горький монолог о том, что любовь – это ловушка… он довольно быстро поймет намек.
Мой смех выходит легким. Внезапно я осознаю, что беспокойство в моем организме уже не кажется таким всепоглощающим, как раньше.
– А в-третьих?
Ухмылка исчезает с его лица. Он наклоняется и берет меня за руку.
– В-третьих, всегда помни, что дружба с привилегиями не может длиться вечно. Я уверен, что то же самое правдиво и для врагов с привилегиями. Не задерживайся слишком долго, хорошо?
У меня образуется ком в горле.
– Что произойдет, если я останусь слишком надолго?
Печальная улыбка искажает его губы.
– Ты попадешь в ловушку.
Именно эти четыре слова все еще звучат у меня в голове десять минут спустя, когда мы стоим с теплой стороны французских дверей, наблюдая, как люди Рафаэля загружают маленькое судно.
Мэтт вздыхает.
– Есть вероятность, что меня выбросят за борт до того, как мы вернемся в Дьявольскую Яму?
Гриффин поднимает голову и свирепо смотрит на меня через стекло. Я тоже вздыхаю.
– Боюсь, довольно высокая.
– Если я умру, скажи Анне, что я любил ее.
– Ты не любишь ее, идиот.
Он ухмыляется.
– Я знаю, но это звучит довольно романтично, не так ли? В любом случае... – он поворачивается и хватает меня за запястья. – Повтори три моих совета.
Я сдерживаю улыбку.
– Быть уверенной в том, чего я хочу, убедиться, что он это знает, и... – моя улыбка тускнеет на несколько ватт. – Не влюбляться.
Он смотрит на меня сверху вниз, как гордый отец.
– Ты не такая глупая, какой кажешься, – прежде чем я успеваю парировать его оскорбление чем-нибудь получше, он притягивает меня к себе и обнимает, его подбородок опускается на мою голову. – И самое главное, расслабься и получай удовольствие. Отсоси немного, дай полизать твою киску...
– Мэтт!
Его смех вибрирует у моей щеки.
– Если серьезно, не воспринимай это слишком близко к сердцу, ладно? Мужчины постоянно трахаются без каких-либо чувств. Женщины тоже могут так.
Я отстраняюсь, покраснев от его вульгарности.
– Ты пионер феминистского движения, Мэтти.
Он подмигивает.
– Да, да. Я первопроходец во всем, что поможет мне потрахаться, – Гриффин сердито стучит кулаком по двери, заставляя его вздрогнуть. – Твою мать, – ворчит он, натягивая шапку. – Вот он умеет испортить момент.
– Ты с каждой секундой увеличиваешь свои шансы быть выброшенным за борт.
– Да, я лучше пойду, – говорит он, застегивая куртку. – Слушай, я положил в твой чемодан несколько снеков. Думаешь, я не догадывался, что ты воруешь из моего шкафчика те пирожные с арахисовым маслом.
Я хмурюсь.
– Это странно мило с твоей стороны.
Он треплет меня за подбородок.
– Да, ну, когда я их упаковал, было шесть утра, и я подумал, что тебя похитили.
Я смеюсь.
– Ну, теперь я их тебе не верну.
– Полагаю, что нет. Ох… и еще одно. Будь дома на Рождество, хорошо? Я рассчитывал, что ты тоже будешь одиноким неудачником у которого нет семьи. У меня есть индейка в морозилке, и я уже купил нам эти дурацкие шапки Санта-Клауса.
Тепло разливается по моему телу.
– Ни за что на свете не пропустила бы это.
Мэтт посылает мне воздушный поцелуй из служебного катера, как раз перед тем, как превратиться в маленькую точку на горизонте.
Приложив кончики пальцев к окну, я наблюдаю, пока он полностью не исчезает, отчасти потому, что я беспокоюсь, что его действительно выбросят за борт, а отчасти потому, что я уже скучаю по нему. Он становится хорошим другом, хотя я скорее выцарапаю себе глаза, чем скажу ему об этом.
Как только в Тихом океане не остается ничего, кроме морской пены, я поворачиваюсь, прижимаюсь плечами к стеклу и делаю глубокий вдох. Три совета Мэтта разожгли во мне огонь, похищена или нет, я собираюсь выследить Рафаэля и установить правила.
