Текст книги "Поглощенные Грешники (ЛП)"

Автор книги: Сомма Скетчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Смех подступает к моему горлу, подхваченный недавно знакомым чувством безрассудства. Мой взгляд прослеживает за моими пальцами, когда они исчезают на изгибе ее бедра, задевая ее пухлые половые губы.

– Мне уже все равно, Пенелопа. Я больше не пытаюсь сопротивляться тебе, – к черту, мой самолет может подождать на взлетной полосе еще немного. Я ввожу в нее палец и наклоняюсь, чтобы прикоснуться губами к ее попке. – Пусть всё сгорит.

Она вырывается из моей хватки, как скользкий угорь, и я ловлю её за талию, прежде чем она окажется на ковре.

– Я не люблю такое, – выпаливает она, поднимаясь на ноги.

– Что не любишь?

– Мужчин.

– Я тоже не люблю мужчин.

– Нет, я имею в виду... – она издает звук разочарования, качая головой. – Я имею в виду, что не ищу ничего серьезного. Меня не интересуют отношения или такие милые вещи, как... поцелуи ягодиц и завтрак.

– Тебе не понравилась моя яичница?

Она движется к двери.

– Ладно, знаешь что...

Я хватаю ее за запястье и рывком сажаю на себя. Она сопротивляется моей хватке целых три секунды, прежде чем встретить мой пристальный взгляд и медленно подчиниться.

Она сглатывает и понижает голос так, что я едва слышу его из-за дождя.

– Я имею в виду, если есть хоть малейший шанс, что ты влюбишься в меня, тебе, наверное, следует прямо сейчас посадить меня на служебный катер и отправить обратно на берег.

Мы пристально смотрим друг на друга. Потом я расхохотался.

Пенелопа хмурится и бьет меня ладонью в грудь.

– Что, в то, что ты влюбишься в меня, так трудно поверить?

Я заправляю выбившуюся рыжую прядь ей за ухо, игнорируя растущее давление в моей груди.

– Это невозможно.

Она уже знает мой самый большой секрет, что я суеверен. Ей не нужно знать, что я выбрал Бубнового Короля вместо Червового.

Любовь – это мой не вариант. Тем более с девушкой, которая разрушила мою жизнь.

На журнальном столике жужжит мобильник, напоминая, что мне нужно кое-что сделать.

– Ты остаешься здесь или нет?

– А если бы я захотела уйти?

Я прикусываю язык. Правда напугала бы ее: я бы затащил ее обратно на борт, брыкающуюся и кричащую.

Вместо этого я провожу руками по задней поверхности ее бедер, притягивая к своей эрекции.

– Тебе не нравится, когда я тебя трахаю, Пенелопа?

Мускул на ее челюсти дергается. Ее веки, трепеща, закрываются.

– Отлично. Мы можем быть врагами с привилегиями.

Я выгибаю бровь.

– Врагами?

– Ну, мы же не совсем друзья, не так ли?

Я сдерживаю ухмылку.

– Наверное, нет, – откидываясь на спинку дивана, я протягиваю ей руку для рукопожатия. – Тогда враги с привилегиями.

Она смотрит на руку так, словно хочет откусить мне пальцы.

– Но у меня есть некоторые условия.

– Конечно же, – говорю я, забавляясь.

– Во-первых, мне нужен мой телефон. Кажется, я оставила его в твоей машине, когда ты превратился в Халка сегодня утром.

Разумеется, ей нужен телефон. Как еще я буду одержимо выслушивать каждую ее банальную мысль, если она не сможет сообщить об этом на мою горячую линию?

– Договорились.

– И я не хочу, чтобы Лори или другие знали, что я остаюсь здесь. Это... – она прикусывает губу, подыскивая нужное слово. – Странно.

Я смеюсь.

– Ладно.

– И я хочу быть дома на Рождество.

Я обдумываю это. До него осталось меньше недели.

– Хорошо.

Это не значит, что я не хочу, чтобы она вернулась после.

– И...

– Боже, Пенелопа. Может мне пригласить адвоката?

Она дергает меня за булавку на воротнике, чтобы я замолчал.

– И я не бездельничающая Рапунцель. Если ты думаешь, что я собираюсь отсиживаться здесь, как женщина, ожидающая возвращения мужа домой с войны, то спешу тебя разочаровать. Мне нужно, чтобы меня отвозили на берег, когда я захочу.

– Ну, этого не будет.

Выражение отвращения искажает ее черты.

– Что, беспокоишься, что я не вернусь?

Она оказала бы мне услугу, если бы не вернулась, но это не причина, по которой я не хочу, чтобы Пенелопа сейчас слонялась по Побережью. Прикусывая нижнюю губу, я с весельем наблюдаю за ее мрачным выражением лица.

– Ты останешься здесь до моего возвращения, а потом мы обсудим это снова.

К моему удивлению, она опускает это, но когда в ее глазах появляется озорной огонек, я понимаю, что за ее послушанием стоит какой-то мотив. Она проводит пальцем по булавке моего воротника, прикусив губу.

– Знаешь, если мы хотим стать врагами с привилегиями, тебе придется меня поцеловать.

Я смеюсь.

– Правда?

Она дергает плечом.

– Да, было бы странно, если бы ты этого не сделал.

– Ты права.

Ее глаза поднимаются к моим, большие и голубые.

– Правда?

Мои пальцы скользят по ее волосам и обхватывают основание ее головы. Я притягиваю ее лицо к своему, мой рот близко к ее, я чувствую жар от ее губ и слышу, как у нее перехватывает дыхание.

– Хорошая попытка, – шепчу я.

Она чертыхается, когда я снимаю ее с колен и поднимаюсь на ноги.

– Шеф-повар Марко готовит мне блюда и оставляет их в холодильнике. Угощайся ими и всем остальным, что есть на яхте, – я достаю бумажник и бросаю Amex на журнальный столик. – У тебя уже есть моя запасная карта, но я полагаю, что она лежит в машине вместе с телефоном, поэтому воспользуйся этой, – мой взгляд поднимается к ней. – Уверен, ты помнишь пин-код, – сухо говорю я.

– Ещё бы, – она поднимает ее и подносит к свету. – Но не думаю, что они доставляют пиццу по Тихому океана.

– Доставят, если ты дашь достаточно хорошие чаевые.

По мере того, как я медленно приближаюсь к двери, ее присутствие тянет меня назад. У меня возникает совершенно нелепое желание задержать вылет еще на час. Не только чтобы снова заняться с ней сексом, но просто... сделать это. Говорить грубости и раздражать ее.

Вместо этого я берусь за ручку двери и говорю ей: – Постарайся не сжечь это место, Пенелопа.

– Раф? – то, как она произносит мое имя, эхом отдается в моей груди. Я приостанавливаюсь, разглядывая деревянную поверхность двери. – Все остальные мои приятели по сексу называли меня Пенни.

Насилие поражает меня, как удар молнии.

– И все твои так называемые приятели окажутся на глубине 2х метров под землей, если ты еще раз их упомянешь.

Глава шестая

В третий раз за час я вхожу в забытую гостиную в задней части яхты. Вместо того чтобы вздохнуть в тишине, как в прошлый раз, я опускаюсь на подоконник и прижимаюсь щекой к холодному стеклу, как будто это погасит неугомонный жар под ним.

После нелепо длинного душа я бродила по яхте, как приговоренный к смерти дух. В студенческой толстовке вместо викторианского платья, скованная кожаными ремнями и бурными оргазмами, а не оковами гибели.

Я продержалась менее двух часов, прежде чем скрип палуб и бесконечное тиканье часов начали действовать мне на нервы, раздражая меня.

Теперь, прижавшись всем телом к стеклу, глядя на дождь, разрушающий яркие огни Бухты Дьявола на горизонте, я напрягаю мозг в поисках того, чем бы заняться.

Ответ приходит, в виде мультяшной лампочки над головой: я буду работать.

У меня не запланирована смена, но что еще мне делать сегодня вечером? Прятаться в комнате Рафа, пока казино вибрирует надо мной? Бросив быстрый взгляд на Breitling, я понимаю, что Лори и все остальные скоро будут плыть по Тихому океану на служебном катере.

С новыми силами я быстро спускаюсь в прачечную и нахожу запасную форму моего размера. Расчесывая запутанные следы грубого секса из волос, я наношу на лицо макияж, который выглядит слишком невинно, чтобы радоваться, когда мне затыкают рот ремнем. Через тридцать минут я уже за барной стойкой, заполняю мини-холодильник и загружаю посудомоечную машину.

Но начало смены проходит мимо меня. Час сменяется следующим, одиночество затягивается, как петля на шее. Ни Лори, ни гостей. Когда три одиноких гудка посудомоечной машины заполняют комнату отдыха, сигнализируя о том, что прошло уже два с половиной часа с момента ее включения, я бросаю тряпку и топаю в кабинет Рафа.

Я нахожу номер Лори в одном из тех Ролодексов⁶, которые есть у стариков, и звоню ей по телефону, стоящему на его столе. Она отвечает после первого гудка.

– Да, босс?

– Лори, это Пенни. Где ты?

– Пенни? – она делает паузу, и линия заполняется приглушенными звуками бара. – Раф закрыл яхту до Нового года, милая. Он тебе не звонил? Мне сказал, что оповестит тебя.

Закрыв глаза, я опускаюсь в кожаное кресло и откидываю голову на спинку.

– Нет, не звонил, – натянуто отвечаю я. Хотя, наверное, это решает дилемму, как скрыть от коллег тот факт, что я живу на борту.

– Разумеется, с полным окладом жалования. И рождественская вечеринка для сотрудников все равно состоится. Подожди, – шум в трубке стихает, и слышно, как за ней захлопывается дверь. – Как ты оказалась на яхте? Служебный катер не должен был плыть...

Это глупо и по-детски, но я впадаю в панику и вешаю трубку. Когда телефон пронзительно звонит, перезванивая, я ныряю под стол и выключаю его из розетки.

Отлично. И что теперь?

Тишина гулко отдается от стен кабинета, только иногда прерываемая шагами призрачного экипажа, выполняющего свои обязанности. Становится все темнее, и единственным источником света снаружи являются редкие вспышки фонарей людей Рафа, патрулирующих палубы.

Самое худшее в этом уединении то, что я застряла в нем на всю ночь. Я ни за что не засну до восхода солнца.

Мне удается убить еще десять минут, роясь в идеально организованных ящиках Рафа и разглядывая фоторамки, расставленные на его полках. Один из снимков, на котором он передает кому-то чек на крупную сумму, привлекает мое внимание, и я беру его, чтобы изучить.

Его узнаваемый силуэт вырисовывается из-за стекла. Строгий костюм, улыбка на все тридцать два зуба. Черный, золотой, зеленый – все цвета настолько безупречны, настолько изысканны, что никакое другое слово не приходит на ум, кроме как идеальный.

В тот момент, когда я встретила его, сразу поняла, что он идеальный лжец.

Головокружительная мысль наполняет мои нервы. Теперь, когда я увидела, что скрывается под внешним обликом джентльмена… почувствовала это внутри себя, услышала это на ухо… я горю от осознания, что мне удалось заглянуть в то, что никто другой не видел.

Так вот, он идеальный лжец для всех, кроме меня.

Медленный гул отрывает меня от его притягательного взгляда. Нахмурившись, я оглядываюсь через плечо в сторону французских дверей и щурюсь, когда замечаю неясный свет, пробивающийся сквозь дождь.

Он уже вернулся?

В моем клиторе вспыхивает условный рефлекс, и я спускаюсь по ступенькам в комнату отдыха, перепрыгивая через две за раз. Понимая, что выгляжу как щенок, прыгающий от восторга по приходу его хозяина домой, я сажусь на край дивана спиной к дверям и включаю телевизор, смотря на баскетбольный матч с искусственным интересом.

Мое безразличие длится около девяноста секунд, после чего французские двери распахиваются, и ледяной холод впускает в комнату сгусток хаотичной энергии со знакомым женским голосом в её эпицентре.

– Вечеринка прибыла! – пятно светлых волос и сумок окружает диван. Мой взгляд скользит по ногам, одетым в пижаму, и останавливается на сияющей улыбке Рори. – Я принесла конфеты и карточные игры, Тейси пиццу и вино, а Рэн фильм.

– Не просто какой-нибудь фильм… Мамма миа!⁷, расширенная версия с караоке, – появляется Рэн и сует мне под нос потрепанный DVD-диск. Я удивленно поднимаю на нее глаза. Она – вихрь розового, начиная с блестящей резинки для волос и заканчивая высокими резиновыми сапогами, в которые заправлена пижама.

Когда Тейси плюхается на диван и одаривает меня лукавой улыбкой, внимание Рори переключается на дверь, а затем снова на меня.

– А с тебя сплетни, – шепчет она.

– Я…

Рори прерывает меня взмахом руки.

– Но не прямо сейчас. У моего мужа сегодня враждебное настроение.

Как будто слово «муж» вызвало демона, темное присутствие обжигает мой затылок.

– Пенелопа Прайс.

Я сглатываю, следя за черной тенью, перемещающейся по кремовому ковру. В поле зрения появляются блестящие туфли, и, напрягшись, я заставляю себя поднять глаза на их владельца.

– Где мой брат?

– Который?

Анджело сжимает челюсть, и его недовольный взгляд скользит по моему запястью.

– Тот, который любит играть в игры, – он делает шаг вперед, отчего у меня замирает сердце. – В отличие от меня.

Я уставилась на него. Выражение его лица – одно из моих воспоминаний. Он точно так же смотрел на моего отца много лет назад, когда мы ворвались на похороны его родителей. Теперь, когда я стала объектом этого, я не собираюсь визжать, как это делал мой пьяный отец. Кроме того, у меня в груди поселилось странное чувство преданности… я бы не сказала Анджело, куда делся его брат, даже если бы знала.

– Раф? Без понятия.

Его глаза сузились.

– Тогда чем здесь занимаешься ты?

Мои мысли разбегаются в разные стороны в поисках ответа.

– Сидением на яхте, – объявляю я.

Тейси фыркает рядом со мной и прячет ухмылку за воротником кожаной куртки, когда Анджело бросает на нее угрожающий взгляд. От накала страстей моя решимость раскалывается, и я ловлю себя на том, что бормочу: – Извини, я знаю столько же, сколько и ты.

– А я знаю только то, что Раф позвонил моей жене и пригласил ее на импровизированную ночевку посреди гребаного Тихого океана в понедельник вечером.

– И ты портишь настрой, малыш, – стонет Рори, протискиваясь между мной и своим вечно приближающимся мужем. Она бормочет ласковые слова, играя с пуговицами его рубашки, но я не слышу их из-за шума крови в ушах.

Раф устроил для меня ночевку? Эта мысль сладка, даже тошнотворна, и от нее у меня скручивает желудок, словно я съела слишком много шоколада за один раз. Я пытаюсь оправдать это логическим обоснованием: он, наверное, не доверяет мне быть одной на его преогромной яхте стоимостью миллиард долларов, что вполне справедливо, учитывая, что последний богатый парень, который был груб со мной, остался без казино, сожжённого дотла. Кроме того, он же не знает, как сильно я хотела устраивать ночевки, когда была ребенком.

Я смотрю поверх растрепанного пучка Рори и встречаю подозрительный взгляд Анджело. Он мягко отводит свою жену в сторону, чтобы не было преграды между мной и его последней отчаянной попыткой допроса.

– Ты знаешь, где мой брат, Пенелопа?

– Ты пробовал использовать функцию «Найти Мой iPhone», Анджело?

Тейси замирает. Рэн резко вдыхает, а Рори бормочет себе под нос что-то о фламинго.

Воздух на мгновение накаляется, затем остывает, когда сухой юмор смягчает выражение лица Анджело.

– Теперь я понимаю.

Я хмурюсь.

– Что понимаешь?

Но он не отвечает, а вместо этого целует жену в щеку, просит ее позвонить ему перед сном и исчезает на плавательной платформе.

В поисках ответа я снова поворачиваюсь в сторону комнаты отдыха.

– Понимает что?

Рори ухмыляется. Рэн краснеет и отводит взгляд. Когда я смотрю на Тейси, она кладет руку мне на бедро и сжимает.

– Он имеет в виду, что теперь понимает, почему Раф одержим тобой. Ты говоришь почти столько же дерьма, сколько и он.

Допрос был неизбежен. Я легкомысленно отвечала на вопросы о нашей ситуации… мы просто трахаемся, расслабляемся… а на вопросы о том, как долго я здесь пробуду, неопределенно… пока он мне не надоест.

По правде говоря, я не знаю правдивого ответа ни на один из них.

Но хвала небесам, допрос с пристрастием был недолгим. Когда Тейси спросила, насколько большой член у Рафа, Рори так передернуло, что она опрокинула бокал красного вина на кремовый ковер. Мы переключили внимание на то, чтобы передвинуть диван почти на метр влево, чтобы скрыть пятно, и, к счастью, разговор больше не возвращался к теме мужского достоинства ее деверя.

Вечер плавно перешел в ночь под непрекращающийся дождь и саундтрек из Мамма миа!, создавая фон для ночевки, о которой я в детстве могла только мечтать.

Сейчас я свернулась калачиком на диване в пижаме, опьяненная сахаром и вином, и пытаюсь вести себя спокойно. Стараюсь не ухмыляться, как маньяк, наблюдая за тем, как Рэн учит Рори официальному танцу под песню Super Trouper группы ABBA, и стараюсь не спрашиваю, когда мы сможем повторить это снова.

Диван рядом со мной прогибается.

– Ты уже решила, что хочешь?

Я опускаю взгляд на черную коробку, которую Тейси поставила на журнальный столик. Она открывает ее и проводит пальцем по серебряному татуировочному пистолету.

Я сглатываю.

– Зависит от обстоятельств. Это больно?

– Уверена, гораздо меньше, чем быть трахнутой огромным членом Рафа, – мои щеки горят, я собираюсь оттолкнуть ее, но она уворачивается, смеясь. – Нет. Это скорее жжение, чем острая боль. А через несколько минут область онемевает, и ты уже почти не чувствуешь ничего.

Мой взгляд скользит вниз по ее рукам, когда она надевает черные перчатки.

– У тебя самой нет татуировок?

– Нет, вот почему меня называют татуировщицей без татуировок, – она смотрит на Рори и Рэн, танцующих под песню Brooklyn Shuffle, затем понижает голос. – Татуировки делают тебя узнаваемой.

В моей голове эхом отдается звук ее пива, которое она пила в Ржавом якоре.

– Я слышала, ты лучшая.

Она смеется.

– Так говорят.

– Ты всегда хотела стать татуировщицей?

Она качает головой, и какое-то время я наблюдаю, как она раскручивает пистолет и стерилизует каждую деталь.

– Нет, – говорит она, в конце концов. – В колледже я изучала историю искусств. Я хотела стать смотрителем музея.

– Так почему же ты выбрала эту профессию?

Мрачная ухмылка трогает ее губы. Она перекидывает свои длинные черные волосы через плечо и смотрит на меня понимающим взглядом.

– Мне нравится причинять боль мужчинам, пусть даже ненадолго.

Я знала, что мне нравится эта девушка. Мое внимание переключается на пистолет.

– Эти чернила ведь временные?

– Ага. Исчезнут через пару недель.

– Хорошо, тогда можешь развлекаться.

Она приподнимает бровь.

– Ты уверена? – наклонившись, она добавляет: – Потому что когда я развлекаюсь, я пускаюсь... во все тяжкие.

Озорство, пляшущее в ее глазах, заставляет меня задуматься.

– Ладно, набей её где-то, чтобы я не видела, на всякий случай.

Она хихикает.

– Хорошая идея, рыжеволосая.

Мы сходимся во мнении насчет места – поясница. Я притворяюсь, будто именно слова Тейси убеждают меня, что это место с более толстой кожей и меньшим количеством нервов, но на самом деле это потому, что знаю, что Раф увидит ее, когда в следующий раз трахнет меня сзади. Мысль о том, как его живот прижимается к моей попке, а его горячая рука ласкает ее, вызывает во мне медленное возбуждение.

Тейси была права: ощущение царапания превращается в легкое жжение. Она работает тщательно, молча, кончики ее волос задевают мой позвоночник.

Когда гул пистолета стихает, я открываю глаза. Она протирает это место чем-то холодным и влажным, затем поднимается на ноги. К моему удивлению, когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, она медленно отступает.

Я хмурюсь.

– Все готово? Куда ты идешь?

Она кивает на ручное зеркало на столе.

– Можешь посмотреть.

Рори перестает танцевать и прищуривается на мою поясницу. Когда её глаза расширяются, а челюсть отвисает, подозрение проникает в мои вены.

– Тейси... – шепчет она, сдерживая смех.

– Что такое? – я огрызаюсь, хватаю зеркало и неловко поворачиваюсь, чтобы посмотреть на ее работу. Когда знакомое имя в сердечке смотрит на меня в ответ, у меня кровь стынет в жилах.

Проходит пять длинных секунд. Я поднимаю глаза на Тейси, смотрящую на меня, как олень, попавший в свет фар.

– Ты сказала мне развлечься, – шепчет она.

Я бросаю зеркало на диван и опускаю топик.

– Да. А теперь я говорю тебе бежать.

Она выбегает за дверь прежде, чем я успеваю закончить фразу. Я бегу за ней, Рори и Рэн следуют за мной по пятам.

Смех Тейси разносится по винтовой лестнице.

– Мне жаль, ладно! Можешь вытатуировать на мне все, что захочешь, в качестве мести!

– Я собираюсь набить тебе огромный член!

– Это прекрасно, только не на моем лице, хорошо?

Когда мы пробегаем через кабинет Рафа, она уже на расстоянии вытянутой руки. Оглянувшись через плечо, она рывком распахивает дверь в библиотеку. Я следую за ней и резко останавливаюсь.

Мое дыхание замедляется, но сердце учащает биение.

– Боже, какая уродливая книжная полка, – бормочет Тейси, проследив за моим взглядом.

Рори подходит ко мне.

– Это книги Для Чайников? Похоже, тут вся коллекция собрана. Не могу представить, чтобы Раф их читал.

– Он и не читает, – шепчу я, у меня перехватывает дыхание.

– А кто же тогда?

Я сглатываю.

– Я.

В тишине ревет ветер. На каминной полке тикают часы. Я провожаю взглядом расколотое дерево, молоток на столе, шведскую инструкцию, разорванную пополам и брошенную рядом с мусорным ведром.

Рэн вздыхает и хватается за грудь.

– Вот видишь, я же говорила, что он джентльмен.