Текст книги "Поглощенные Грешники (ЛП)"
Автор книги: Сомма Скетчер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Может быть, это просто ветер, но теперь у меня щиплет глаза. Его следующие слова ощущаются как удар под дых.
– Мы всегда знали, что это только временно, верно? – его взгляд искрится горьким весельем. – Нам ведь не хочется, чтобы ты попала в эту ловушку сейчас, не так ли?
Мое зрение расплывается. Все, на чем я могу сосредоточиться, – это его глаза, изучающие мои. Надеюсь, он не видит за ними осознания. Я делаю успокаивающий вдох, подавляя свои эмоции, и киваю.
– Да, временно, – выдавливаю я.
Он прав. Несмотря на боль в груди, здравый смысл подсказывает, что это никогда не может быть постоянным.
Я разрушу его жизнь.
Он разобьет мне сердце.
В конце концов, ни один из нас не выиграет эту игру.
Глава четырнадцатая
– У меня болят глаза, – шепчет Пенни, смахивая блестки с колен. Она берет со столика фальшивый подарок и гремит им. – А почему на украшениях украшения?
Веселье делает мою ухмылку натянутой. Каким-то образом Рори вошла в свою столовую, увидела праздничную суету и решила, что для Рождества этого все равно недостаточно.
Теперь ветка ели щекочет мне шею, когда я слишком сильно откидываюсь на стуле. Манжет рубашки чуть не загорается от одной из тысячи свечей каждый раз, когда я тянусь за напитком.
Сидящий напротив меня Бенни громко вздыхает и смотрит на лабрадудля, облизывающего лицо Тейси.
– Если меня в ближайшее время не накормят, я съем эту гребаную собаку.
Тейси обнимает рождественский подарок Рори, защищая его, и свирепо смотрит на него в ответ.
– Я съем тебя раньше, чем ты съешь Мэгги.
– Да? – Бенни облизывает губы. – По мне, так это неплохой рождественский подарок.
Унылый смех распространяется по всему столу. Ужин должен был быть подан два часа назад. Хорошее настроение испортилось, когда солнце зашло за ту сторону покрытых искусственным снегом окон, а тарелки все еще были пусты. Теперь все голодны, беспокойны и пьяны больше, чем следовало бы, включая меня.
Допивая свой четвертый стакан водки, я оглядываю стол. Обычно Рождество – это грандиозное мероприятие в особняке Бухты, но по очевидным причинам мы нарушили традицию в этом году. Удивительно, но двое из клана Бухты все-таки явились: близнецы Леонардо и Виттория. Они постучали во входную дверь час назад, Виви в слезах, а Лео держа их чемоданы. Они хотели, чтобы их впустили, и, учитывая, что у них были все их вещи, я не думаю, что они хотели приехать только на Рождество.
В обычно свободных стульях сидят несколько дополнительных гостей. Тейси сидит рядом с Нико, а сосед Пенни, Мэтт, по другую сторону от нее. Пенни согласилась провести Рождество со мной только в том случае, если ему разрешат быть рядом. Каждый раз, когда я встречаюсь с ним взглядом, он замирает, словно я выстрелил в него из электрошокера.
Внезапно распашные двери открываются настежь. Все садятся немного прямее. Плечи опускаются, и вздохи наполняют бокалы, когда они понимают, что это всего лишь Анджело, и он с пустыми руками.
Он прислоняется к столу и пристально смотрит на вращающегося Санта-Клауса в центре.
– Никому не есть индейку, – бормочет он, бросая взгляд за спину. – Она такая же розовая, как игровой домик Барби. В этом доме восемь ванных комнат, а нас двенадцать, считайте сами.
Раздается громкий коллективный стон. Мэтт через стол ловит взгляд Пенни. Он поднимает восемь пальцев и одними губами говорит ей: Черт возьми.
Мой брат пресекает все протесты ударом по столу.
– Я выбью дух из любого, кто заикнется об этом при моей жене. Съешьте гарнир, заверните индейку в салфетки, незаметно, и я закажу нам пиццу...
– И ужин подан! – взволнованная трель прерывает Анджело. Рори протискивается в двери, с трудом удерживая большую индейку.
Раздаются вялые аплодисменты, которые становятся громче, когда Анджело прочищает горло. Он забирает птицу у жены и ставит ее на стол. Пенни рядом со мной вздрагивает.
Я кладу руку ей на бедро.
– Не волнуйся, Куинни, мы купим бургеры по дороге домой.
Она одаривает меня своей фирменной ухмылкой.
– В этом нет необходимости.
Прежде чем я успеваю спросить, почему, Рори ставит перед ней жаркое с орехами.
– Держи, Пенни, – поет она, прежде чем неторопливо уйти.
Пенни подмигивает мне.
– Я сказала ей, что я вегетарианка.
Территория за домом покрыта инеем. В темноте я не могу понять, настоящий он или куплен в Party City16.
Анджело передает мне сигару и откидывает голову на кирпичную кладку. Лампа накаливания над его головой придает его отчаянию красный оттенок.
– WebMD17 говорит, что у меня есть около трех часов до начала пищевого отравления, – он смотрит на часы и проводит пальцами по волосам. – У меня ещё есть время.
Мой смех вырывается облачком конденсата.
– Ты съел половину гребаной индейки.
Он бросает на меня косой взгляд.
– Она сидела прямо рядом со мной. Это у тебя все отлично, я видел, как ты выскреб все мясо в сумочку Пенни.
– Ага, и испортил ей её. Видимо, подойдет только Birkin18 в качестве замены.
Мой брат хмурится.
– Я не знаю, что это.
– Ну, тебе лучше надеяться, что твоя жена тоже не знает.
Легкая тишина окутывает нас, фон смеха и рождественской классики вибрирует у нас за спиной.
– Что случилось с Лео и Виви? – спрашиваю я, возвращая ему сигару. – Я удивлен, что они появились. Знаешь, учитывая, что ты прострелил их отцу голову и все такое.
Он ухмыляется при этом воспоминании, затем вытирает его тыльной стороной ладони.
– Думаю, они ненавидели Большого Ала больше, чем мы. И Данте тоже.
– Ты позволишь им переехать?
Он пожимает плечами.
– Они – семья. Я допрошу их завтра, но они кажутся вполне искренними.
– Держу пари, Данте даже елку не поставил, чертов Скрудж.
Мы оба смеемся.
– Лео сказал, что особняк в Бухте был похож на Северную Корею, но постепенно он превратился в город-призрак, – Анджело поворачивается ко мне, выражение лица становится серьезным. – Данте – последний оставшийся в живых человек.
Я перевариваю эту информацию, затягиваясь табаком. Жжение в горле так же приятно, как и новости.
– Да?
– Габ будет доволен. Он уже лез на гребаную стену.
Я держу рот на замке, мои мысли блуждают по его садистской пещере. Думаю, с Габом все было просто прекрасно.
Ветер свистит в моих ушах. Позади нас Тейси называет кого-то мудаком – скорее всего, Бенни – и громкий смех проникает сквозь кирпичную кладку, согревая мою гребаную грудь.
Я бы узнал этот смех где угодно. Затем я прячу сигару в своей горько-сладкой улыбке. Это опустошающее чувство – любить звук чего-то и знать, что однажды никогда больше этого не услышу.
Я бросаю взгляд на веселое выражение лица моего брата и киваю на сигару.
– Просто с водкой вкус не тот. Правильно говорят, что у русских нет вкуса.
Он игнорирует меня, берет сигару из моей руки и делает два шага в желтое сияние, льющееся из окна гостиной. Он делает затяжку, наблюдая за происходящим за ним.
– Вы подходите друг другу.
– Что?
Он бросает на меня бесстрастный взгляд, который предполагает, что я, черт возьми, знаю что. Неохотно ноги несут меня к нему, и мы стоим плечом к плечу, глядя в окно.
Бенни держит собаку Рори, как Рафики держит Симбу в «Короле Льве», а Тейси прыгает, чтобы спасти ее.
Я хмурюсь.
– Что это у Тейси на руке? Я думал, у нее нет татуировок.
Анджело смеется.
– Это член.
Я поворачиваюсь к нему.
– Что?
– Огромный член с венами и прочим. Твоя девушка нарисовала. К счастью для Тейси, она временная, вроде как. Потому выглядит это чертовски ужасно.
Твоя девушка. Слова слетают с губ моего брата, как растопленное масло. Это звучит так естественно, но в то же время так чуждо. Ни одна девушка никогда не была моей дольше, чем на ночь.
Наконец, я позволяю своему взгляду скользнуть к ней, и, как обычно, рука сжимает мое сердце. Она сидит у камина с Нико, увлеченная игрой в карты. У нее такое суровое выражение лица, какое бывает, когда мы играем в Mario Kart, и она на грани поражения. На ней единственной надет уродливый рождественский свитер, который нам вручили, когда мы переступали порог. Он почти такой же большой, как она сама, и такой же броский.
Я качаю головой, меня переполняет меланхоличный юмор. Прошлой ночью на носу яхты я выложил все в холодном пространстве между нами. Сам не знаю почему. Часть меня хотела, чтобы она облегчила мне задачу, сбежав, другая часть хотела, чтобы она все исправила.
Она не сделала ни того, ни другого, и поэтому мы все еще здесь, балансируя на канате между пламенем.
Я почти жалею, что потребовал, чтобы она пришла сегодня, потому что каждый момент с ней был идеальным. После ужина мы перешли в гостиную, чтобы поиграть. Мы объединились в команды, и, черт возьми, я никогда не думал, что мне понравится играть с ней так же сильно, как против нее. Может быть, потому, что мы всех переиграли. После двух раундов шарад и целой партии игры на угадывание слов по изображениям, все остальные были слегка недовольны нашим триумфом и решили, что им надоело играть.
Если бы только ее удача компенсировала мое невезение и вне игр тоже.
Задняя дверь с грохотом распахивается, заставляя мои мышцы напрячься. И я, и Анджело тянемся к пистолетам, но наши пальцы соскальзывают с рукояток, когда мы видим, что в дверном проеме стоит только Кас.
– Похоже, произошло рождественское чудо, – сухо говорит он. – Угадайте, какой придурок только что объявился?
Я смотрю на Тора Висконти сквозь пелену сигарного дыма.
Он смотрит в ответ.
– Можно ли получить пищевое отравление от картофельного пюре? – непонимающе спрашиваю я Анджело. – Потому что у меня, должно быть, гребаные галлюцинации.
Тор рассматривает водку в моей руке. В его взгляде сквозит замешательство.
– Возможно, это из-за жидкости для снятия лака, которую ты пьешь. А что случилось с твоими костяшками? Ты упал или что-то в этом роде?
– Раф...
Игнорируя предупреждение Анджело, я одной рукой ставлю стакан на стол, а другой замахиваюсь, чтобы ударить его в челюсть. Его голова откидывается назад, когда с его губ срывается негромкое «уф». Он потирает щеку и смотрит на меня, в его глазах пляшет смесь юмора и восхищения.
– Раф теперь наносит удары? Черт, может, это у меня галлюцинации?
Позади него Бенни одобрительно поднимает мне большой палец.
– Полагаю, лучше Раф, чем Габ, – Тор бросает взгляд на дверь сигарной комнаты, как будто мой брат может ворваться в любую минуту. – Ты собираешься потом натравить его на меня?
– Скажи им то, что ты только что сказал мне, – спокойно говорит Кас, а затем опускается в кресло и упирается предплечьями в колени.
Тор не торопится. Он откидывается в кресле, достает из хьюмидора19 сигару и подносит ее к тусклому свету. Одобрительно кивнув, он убирает ее в верхний карман и устремляет на меня скучающий взгляд.
– Я был в отпуске.
Рядом со мной вена на виске Анджело пульсирует так громко, что я почти слышу ее. Он прочищает горло.
– Ты что? – тихо спрашивает он. Спокойно, как перед бурей.
– Но я не хотел пропускать Рождество. Эй, смотрите… я привез подарки, – он достает из-под кресла сумку и ставит ее на стол. Достает три фигурки болванчиков в цветочных рубашках, с гирляндами на шеях. – Это Раф, Анджело и Нико, – он щелкает по моей, так что она начинает раскачиваться из стороны в сторону, а затем одаривает меня кривой ухмылкой. – Они танцуют, видите? Не волнуйтесь, у меня есть для каждого из вас.
Никогда еще в комнате Висконти не было такой тишины. Неверие поглощает меня. Кажется, что чертов пол дышит. Мой взгляд скользит по нему, пытаясь найти смысл происходящего. У него загар, словно он месяц провел на Мальдивах, одет в ярко-белую футболку, чтобы подчеркнуть это. Татуировки показываются из воротника и манжетов, и я понимаю, что на нем нет даже чертовых часов.
Нико нарушает молчание.
– Итак, просто для ясности: когда порт взорвался, ты ушел со свадьбы, сел на самолет...
– Хотите верьте, хотите нет, но я полетел коммерческим рейсом, – перебивает Тор. – Это было гребаное соло приключение.
– …на другой континент и провел там последний месяц, попивая маргариту под пальмой в компании женщин.
Тор потирает свою ухмылку.
– Я больше люблю мохито. И не сказал бы, что компания женщин. Но всё же одна девушка... – он качает головой, прикусывая зубами нижнюю губу. – Блять, она была какой-то особенной.
Снова повисает тишина. На этот раз ее прерывает щелчок спускаемого предохранителя. Краем глаза я замечаю, как Глок Анджело поблескивает на свету.
– Довольно, – рычит он. – Вставай.
Моя рука взлетает и надавливает на ствол, так что он целится в танцующие фигурки, а не на висок нашего кузена. Тор не вздрагивает, а лишь выжидающе смотрит на меня. Да, похоже, он пропустил замечание о том, что я больше не тот, кто все исправляет.
– Тебе лучше начать говорить, cugino, – говорю я так спокойно, как только могу, – потому что я не буду вмешиваться в следующий раз, когда он поднимет пистолет.
Проходит несколько долгих секунд, насыщенных табаком и ожиданием. Постепенно ухмылка сходит с его губ, а покрасневшая челюсть ожесточается.
– Я понятия не имел, что этот мудак собирается предпринять, – рычит он. – Знаешь, что Данте сказал, когда я выходил за дверь на твою свадьбу? – он поднимает взгляд на Анджело. – Передай клану Ямы, что я хочу мира. Блять… он действительно меня одурачил. Я потратил месяц после того, как ты выстрелил в нашего отца, пытаясь образумить его, и думал, что он наконец-то одумался, – его взгляд, устремленный на моего брата, мрачнеет. – Я сразу сказал тебе, cugino, что не собираюсь выбирать между вами двумя. Но в тот момент, когда в порту произошел взрыв, понял, что у меня больше нет выбора, – откинувшись на спинку кресла, он рассеянно потирает подбородок. – И знал, что моя жизнь изменится навсегда.
– Поэтому, ты просидел в шезлонге четыре недели, – выдавливает Анджело.
Безразличие Тора не ослабевает.
– Да, просидел. Я знал, что должен был выбрать сторону, но я не собирался торчать здесь и смотреть, как ты убиваешь моего брата. Так что я на некоторое время убрался с твоего пути, – он задумывается о чем-то и сжимает кулаки на подлокотниках. – Полагаю, ты... позаботился об этом?
Анджело смотрит на меня оценивающим взглядом, я слегка качаю головой, давая понять, что не стоит говорить ему, что Данте все еще жив. Блять, Тор все еще или был, моим лучшим другом. Он мой лучший деловой партнер и доверенное лицо. Может быть, это потому, что я чувствую себя преданным его внезапным отсутствием, но я остерегаюсь говорить ему об этом.
Дернув подбородком в знак понимания, мой брат меняет тему.
– Откуда нам знать, что можем доверять тебе?
Тор безразлично пожимает плечами.
– Вы не можете, и это, черт возьми, не имеет значения, – он поднимается на ноги, выпрямляясь во весь рост, и смотрит Анджело в глаза. – Но перед тобой новый Капо Бухты Дьявола. Ты можешь работать со мной или против меня, но я обещаю тебе, что я не только красивее своего старшего брата, но и умнее, богаче и у меня больше связей. Хочешь войны, начинай ее, детка, – он хватает бутылку Клуба контрабандистов с тележки с напитками и со стуком ставит на стол два стакана. Спиртное выплескивается через края, когда он энергично наполняет их. Он протягивает один из них Анджело. – Хочешь заключить перемирие и помочь мне восстановить Бухту? Тогда меня это тоже устраивает.
Он поднимает свой стакан и ждет.
Анджело долго смотрит на него, затем поднимает другой стакан и молча осушает его одним глотком.
Глава пятнадцатая
В особняке Висконти тихо, если не считать жужжания механических рождественских украшений и шторма, бьющего в окна от пола до потолка в прихожей.
– Входи! – зовёт Рори, когда я стучу.
Просовываю голову в дверь спальни, и меня встречают ее подвыпившая улыбка и пушистая собака.
– Пожалуйста, скажи, что ты пришла присоединиться к ночевке?
Я бросаю взгляд на кровать, где длинные черные волосы расползлись по кремовой подушке. Где-то под одеялом похрапывает маленький комочек.
– Ты променяла своего мужа на Тейси?
Она одаривает меня виноватой улыбкой.
– Он не очень хорошо себя чувствовал, поэтому был отправлен в гостевую комнату. Я подумала, что может дело в индейке, но ведь все, кроме нас с тобой, ее ели, верно? И все они в порядке.
Я изучаю ее большие, невинные глаза. Либо она лучшая лгунья, которую я когда-либо встречала, либо случайно выбрала идеальный день, чтобы тоже стать вегетарианкой.
– Угу, – сухо отвечаю я. – Может быть, это было унижение от переодевания в эльфа. В любом случае, как тебе удалось убедить его сделать это?
Она понимающе улыбается.
– У меня была денежная мотивация.
Я смеюсь.
– Так или иначе, я принесла тебе подарок.
Ее глаза загораются при виде Ролекс, болтающихся на ремешке между моим большим и указательным пальцами.
– Это часы Каса?
– Ага. Подумала, что тебе они понравятся после того, как он сказал тебе, что пакет замороженных овощей и самообслуживание на баре не заменят полноценного кейтеринга на Рождество.
– Он такой сноб. Как будто я собиралась заставлять своих сотрудников работать в Рождество, у них ведь тоже есть семьи, – она выхватывает у меня часы и подносит их к свету. – Мне они нравятся.
Затем она опускает их в недопитый бокал с белым вином, стоящий на комоде.
– У тебя есть все, что нужно?
Я растерянно смотрю на пузырьки, покрывающие часы за шестизначную сумму.
– Э-э, да. То есть, нет. У тебя есть какая-нибудь пижама? – я окидываю взглядом ее стройную фигуру. – Которая могла бы мне подойти?
Буря налетела из ниоткуда, с силой сдув весь искусственный снег с окон. Раф сообщил, что вода слишком неспокойна, чтобы возвращаться на яхту на катере, поэтому мы останемся здесь на ночь.
Мы не можем вернуться домой, Куинни, сказал Раф. От его слова «домой» у меня что-то взорвалось в груди и прожгло там дыру.
Рори бросает мне оверсайз футболку.
– Будь с ней поласковее, это моя любимая.
Разворачиваю ткань и читаю логотип: Ассоциация Орнитологов Штата Вашингтон.
Я ловлю взгляд Рори, и она усмехается.
– Гордый член клуба с пяти лет.
Мы желаем друг другу спокойной ночи, и я иду по коридору, перекинув через руку свою новую пижаму. В конце коридора из-под двери нашей спальни на ночь просачивается мягкий свет. С каждым шагом к ней мое сердце бьется все быстрее, зная, что от открывшегося вида у меня перехватит дыхание.
Раф лежит на кровати в одних черных боксерах и татуировках. Он закинул одну руку за голову, и то, как напрягается его бицепс, вызывает у меня желание снова вонзить в него зубы.
Смотрит на меня с ленивым весельем.
– Привет, милашка.
Несмотря на румянец, заливающий мои щеки, я закатываю глаза.
– Пробуешь новые прозвища? – он обнажает зубы в ухмылке и кивает. – Как насчет Карты Гибели? Или Неудачливого Талисмана?
Его взгляд вспыхивает.
– Не очень броско. Думаю, остановлюсь на Куинни.
Я отмахиваюсь от него и исчезаю в ванной комнате. Несмотря на то, что у меня был идеальный день, меня охватывает страх. Он накатывает неожиданными волнами с тех пор, как Раф объяснил, почему он называет меня Куинни.
Королева Червей. Рыжеволосая девушка, которая поставит его на колени. Это странная смесь вины и разочарования, которая преследует меня, и ирония тоже не ускользает от меня.
Мои пальцы находят кулон, проводят им по цепочке вверх-вниз, наблюдая, как он сверкает в зеркале. Может быть, я везучая, потому что для других я невезучая? Чем больше я об этом думаю, тем больше это имеет смысла. Я устраиваю пожары, ворую кошельки, часы или что угодно, до чего могут дотянуться мои липкие пальцы. Если я выберу Вас в качестве цели, обязательно ждите удар судьбы, по той простой причине, что я планирую с Вами сделать.
Чувствуя жар, ополаскиваю лицо ледяной водой и пытаюсь прогнать эти мысли. Нахуй других мужчин, они мне безразличны, но я бы солгала, если бы сказала, что мне наплевать на Рафа.
Я умываюсь, чищу зубы и надеваю футболку Рори. Когда возвращаюсь в спальню, Раф переворачивается на бок лицом ко мне, прищуриваясь при виде логотипа.
– Лучше бы ей не принадлежать другому мужчине, – тихо говорит он.
– Вообще-то она принадлежит твоей невестке.
Он морщит нос.
– Еще хуже. Лучше сними ее, пока я тебя не трахнул.
Я бросаю ему в голову подушку, он ловит ее одной рукой.
– Кто сказал, что мы будем трахаться сегодня? – хотя, наблюдая за тем, как напрягается его пресс, когда он подкладывает подушку под голову, я знаю, что это неизбежно.
Он одаривает меня кривой ухмылкой, тон приятен и сладок.
– А какая у нас альтернатива? Хочешь поговорить о наших чувствах?
Наслаждаясь жаром его взгляда, пока я прохожу по комнате, я изображаю беспечность.
– Нет, но мы можем поговорить о чем-нибудь другом. Например, почему Тор Висконти появился ранее и почему ты ударил его.
Он едва слушает, так как слишком занят наблюдением за тем, как я наклоняюсь, чтобы положить сложенную одежду на кресло в углу.
– Из-за семейной драмы, к тому же скучной, – он спрыгивает с кровати, хватая меня за ноги. – Иди сюда.
Может, это водка замедляет его, но в кои-то веки мне удается вовремя уйти из его досягаемости.
– Нико сказал, что ты хорошо его отделал.
– Да, – говорит он небрежно. – А теперь иди сюда.
Остановившись в изножье кровати, я поднимаю взгляд на него. Он мрачный и раздраженный, взгляд короля, не привыкшего к тому, чтобы ему отказывали в том, чего он хочет.
Ухмыляясь, я наклоняюсь, собираю все свои подарки и бросаю их на кровать.
– Давай посмотрим, что все подарили мне на Рождество, хорошо? – ласково говорю я.
Его взгляд обжигает.
– Нет. Кроме того, все продолжали благодарить меня за подарки, о которых я никогда не слышал. Это Лори в этом году разошлась, или это ты написала оба наших имени на всех своих подарочных открытках?
– Оба наших имени, – я одариваю его своей самой ангельской улыбкой. – Это казалось справедливым, учитывая, что я заплатила за них твоей Amex, папик.
Он смеется и качает головой.
– Я купил твоему соседу, который за всю свою жизнь сказал мне всего три слова, путевку в Торонто туда и обратно, чтобы посмотреть на игру «Maple Leaves». Как это мило с моей стороны.
– Кстати, о Мэтте, ты видел приветственный коврик, который он мне подарил? – я вынимаю его и поднимаю вверх. – Каламбурный, как и у него.
Раф зачитывает слоган.
– Привет, я Пенни. И я просто зарабатываю центы20, – он морщится. – Это чертовски ужасно. Он не вернется домой вместе с нами.
Я замираю. Вот опять. Домой. Слово, которое звучит слишком постоянно, чтобы мое сердце могло с ним справиться.
Наши глаза встречаются, Раф изучает мои с легким замешательством.
– Он вернется домой вместе со мной, – тихо говорю я.
Секунду он не понимает. Затем я вижу, как от осознания у него сводит челюсти и так же быстро переходит в безразличие.
– Ах, да. Я и забыл, что ты обычно живешь в притоне наркоманов с выломанной дверью, – сухо говорит он.
Я ничего не отвечаю.
С медленным выдохом он откидывается на подушки, заложив руки за голову.
– Тогда давай, покажи мне остальное.
Я показываю ему ожерелье Van Cleef, которое подарили мне Рори и Анджело. Персонализированный набор для игры в Блэкджек от Нико и косметичку Charlotte Tilbury от Тейси.
Он едва смотрит на подарки, предпочитая вместо этого смотреть на меня с нежным выражением на протяжении всего представления.
– Прелестно, – говорит он, когда я заканчиваю. – А теперь иди сюда, или я перебужу весь дом, таща тебя к себе.
Но я не слушаю. На дне моего пакета лежит еще один подарок, о котором я совсем забыла. Не тот, который я получила, а тот, который я не решалась дарить.
Дискомфорт сжимает мои ребра. Однако я с трудом скрываю это, потому что Раф хмурится еще больше.
– Что не так?
– Ничего...
Но его взгляд уже прикован к пакету. На этот раз он быстрее и выхватывает ее у меня, прежде чем я успеваю его остановить.
Он достает подарок, переворачивает бирку и смотрит на меня.
– Это для меня?
– Да, но...
– От тебя?
Мои щеки краснеют.
– Нет, от самого младенца Иисуса, – огрызаюсь я в ответ. – Но это ничего особенного, просто глупый маленький...
– Почему ты пытаешься его спрятать? Он взорвется, когда я открою?
Я свирепо смотрю на него.
– Нет, но жаль, что я об этом не подумала.
Он срывает бумагу и поднимает подарок к свету. Пара блевотно-зеленых носков с четырехлистными клеверами. Когда его взгляд встречается с моим, я не могу прочитать выражение его лица, и от этого чувствую себя еще более неуютно.
– Это всего лишь носки, – бормочу я, переминаясь с ноги на ногу. – Может быть, счастливые носки. Знаю, что у тебя, вероятно, появляется сыпь от одного взгляда на полиэстер, и знаю, что, вероятно, я заставила тебя возненавидеть четырехлистный клевер, но...
Мое объяснение тает на глазах. По правде говоря, я купила их в магазине все за доллар на центральной улице, когда проживала одну из тех волн опасений. Я подумала, может быть, если у него будут счастливые носки, как у меня есть счастливый кулон, это может помешать мне разрушать его жизнь.
Понимаю, что только что сказала это вслух.
Он пристально смотрит на меня. Снаружи так шумно, дождь барабанит по окнам, как будто мы сделали что-то, чтобы разозлить его, но в спальне можно услышать, как падает иголка.
Раф кладет носки на прикроватную тумбочку.
– Иди сюда.
На этот раз команда не пронизана похотью, и я вынуждена подчиниться. Онемев, я заползаю на кровать и ложусь на сгиб его руки. Он приподнимается на локте и смотрит на меня сверху вниз, загораживая собой весь свет.
– Думаешь, эти счастливые носки сработают? – бормочет он, проводя пальцем по кулону.
– Может быть, – задыхаясь, шепчу я. Хотелось бы надеяться.
Он бросает взгляд на мои глаза, исследуя их.
– Когда ты купила кулон?
– Я не покупала, мне его подарили.
– Твоя мама?
Я смеюсь. Да, точно.
– Наверное, чья-то мама. Но не моя.
– Почему она дала его тебе?
Наши глаза встречаются, и он терпеливо смотрит на меня. Я ерзаю под теплом его тела, не желая воскрешать это воспоминание, только не в Рождество. Не сейчас. Но когда я пытаюсь сесть, Раф толкает меня обратно, удерживая на кровати, положив руку мне на бедро.
– Расскажи мне.
Я сосредотачиваюсь на узорчатом потолке и вздыхаю.
– Без обид, но мужчины в казино – мудаки, – он не смеется, но ждет, когда я продолжу. – Когда я росла в Visconti Grand, все завсегдатаи считали меня удачливой.
Теперь он ухмыляется.
– Нико сказал мне, что ты брала с них по доллару за то, что дула на их кости, – его костяшки пальцев скользят по моей щеке. – Почему я тебя не помню?
Вместо того чтобы пошутить о том, какой он чертовски старый, я сглатываю и продолжаю, понимая, что если остановлюсь, то никогда не смогу рассказать об этом.
– Сначала я не брала денег. Я была талисманом на удачу бесплатно, пока однажды вечером один из завсегдатаев не посадил меня к себе на колени за рулеткой. Он был пьян, я чувствовала запах виски в его дыхании, – свой свирепый взгляд, я бросаю на него. – Еще одна причина, по которой я чертовски ненавижу виски. В общем, он вел себя безрассудно. Поставил все, что у него было, на черное, а поскольку раньше ему всегда везло, он думал, что не может проиграть, – я сглатываю. – Моя мама была крупье за столом в тот вечер. Он убедил ее позволить мне подуть на шарик и даже бросить его на колесо, хотя это было совершенно против правил казино. Оно крутилось и крутилось, и по мере того, как замедлялось, я помню, как хватка крепче сжимала мое бедро.
Мой взгляд скользит к Рафу. Его челюсть дергается, и в полумраке он выглядит демонически.
– На что он упал, – спокойно спрашивает он, хотя вовсе таким не является.
– На ноль, – шепчу я. Мы смотрим друг на друга, и я прерывисто выдыхаю. Черт, ненавижу это воспоминание и никогда никому не рассказывала об этом, даже моему анонимному телефонному другу. Если бы Раф не был таким теплым, если бы его рука под головой не была такой твердой, я бы тоже ему ничего не рассказала. – Я знала, что у меня неприятности, чувствовала это. Спрыгнув с его колен, я выбежала в переулок. Через несколько секунд он последовал за мной, – мой смех горький, с привкусом самоуничижения. – Он был первым, кто заманил меня в западню в переулке, Мартин О'Хара был вторым.
– И он будет, блять, последним, – рычит Раф, проводя рукой по волосам и свирепо глядя на бурю.
Я возвращаю его внимание к себе, поглаживая голову змеи его татуировки.
– Именно тогда узнала, что когда ты больше не можешь быть полезной мужчине, они отворачиваются от тебя. Или, что хуже, оборачиваются против тебя. Он был зол и хотел преподать мне урок. Его руки пытались прикоснуться там, где никогда не должны касаться тела десятилетней девочки. Знаешь, под моим платьем...
Эмоции, сжимающие мое горло, обрывают мой рассказ. Раф выдыхает, прижимаясь лбом к моему.
– Блять, Пенни.
Но я продолжаю. Теперь мне кажется, что должна это сделать.
– К счастью, он не успел далеко зайти, потому что из ниоткуда появилась женщина. Думаю, она просто вышла на улицу покурить, но ее присутствия было достаточно, чтобы отпугнуть его. На ней было самое красивое платье, а переулок был грязным, но ей было все равно. Она села рядом со мной, обняла меня и позволила мне плакать там столько, сколько мне нужно.
Чёрт, я до сих пор помню ее запах. Он был теплым и уютным. Она пахла благополучной жизнью, свежесрезанными цветами и воскресными ужинами за кухонным столом. Все, чего у меня никогда не было.
– Когда мои слезы высохли, она сняла этот кулон с шеи и застегнула его на моей, – мои пальцы тянутся к нему, оживляя воспоминание. – Она сказала, что он приносит ей удачу, и теперь будет приносить ее и мне. Сначала я отказалась, потому что вдруг ей больше не будет везти без кулона? Что, если она вдруг начнет проигрывать в казино? Но то, что она сказала дальше, запомнилось мне навсегда. Удача – это вера в то, что тебе повезло. Кулон просто придаст тебе немного сил, когда ты забудешь об этом.
Раф молчалив, его разум кипит и колеблется между грустью и насилием. Теперь, когда мое худшее детское воспоминание покинуло мой рот, у меня такое чувство, будто у него выросли когти и он до крови царапает кожу.
– Скажи что-нибудь, – выдавливаю я из себя.
В конце концов, его большая ладонь обхватывает мою челюсть.
– Я убью его, – говорит он безучастным голосом, а потом кровать прогибается, и мне становится холодно. Раф стоит на краю кровати, подбирая брюки, делая глубокий вдох и смотря на стену. – Я найду его и убью, – он делает паузу. – Медленно.
– Раф...
– Нико узнает, кто он такой. Может быть, и этот ублюдок Тор тоже. В Grand повсюду охрана. Я знаю, что это было десять лет назад, но...
– Он мертв, – выпаливаю я, приподнимаясь на локтях.
Раф замолкает, поднимая на меня глаза.
– Что?
Я обхватываю рукой кулон.
– Меньше чем через неделю он смотрел на меня со страницы некролога в Вестнике Дьявольского Побережья. Тогда я впервые поняла, что да, я действительно везучая, – я пожимаю плечами. – С тех пор я в это верю.
