Текст книги "Карающий орден (СИ)"

Автор книги: Софья Маркелова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

   – Вижу, это краткосрочное заключение уже пошло вам на пользу.

   Капитан приподнял брови, оглядывая молчаливых помятых узников.

   – Вы присмирели.

   Профессор, не рискуя вступать в пустые дебаты с таким серьезным противником, у которого на поясе было оружие, а за спиной – минимум два воина и целый фургон власти, лишь тихо хмыкнул себе под нос.

   – Надеюсь, у коменданта вы будете вести себя так же разумно и спокойно. Иначе все наше с вами дальнейшее краткое общение будет протекать в совершенно иной форме.

   Пленникам опять связали руки, на сей раз затянув узлы гораздо крепче. Капитан настороженно наблюдал за процессом, контролируя все с патологической подозрительностью. Он вместе с Исандиром и Колидом выпроводил заключенных из темницы и повел их на верхние этажи крепости, не отнимая ладони от рукояти своего палаша, висевшего в ножнах на бедре.

   В узких каменных коридорах стало гораздо светлее, и теперь можно было полноценно рассмотреть все внутреннее наполнение крепости, которое оказалось до скудности простым. Пустующие залы встречались на каждом шагу, все они были проникнуты духом заброшенности. Выхоложенные сырые стены, покрытые каплями влаги и мхом, понемногу рассыпались в пыль от времени, зияя крупными дырами и провалами. Кое-где лестницы стерлись до такого состояния, что края их ступеней стали округлыми, а камень, будто мягкая глина, промялся.

   Совсем нечасто можно было увидеть обжитую комнату, где чаще всего не было даже двери. Редкая мебель, разбросанные по полу козлиные шкуры и выцветшие растянутые гобелены – вот и вся внутренняя обстановка залов крепости. На пути у процессии пленников и конвоиров иногда встречались обитатели этого неприглядного места: хмурые воины, вытягивавшиеся в струну при виде капитана, и смирные женщины, в полном молчании хозяйничавшие в коридорах, не поднимая глаз. Но вся крепость явно была пронизана какой-то беспокойной суетливостью, словно общинники к чему-то готовились и скорее стремились доделать все дела, вымести пыль и навести порядок.

   Наконец Карлай остановился рядом с высокой стрельчатой аркой, ведущей в одно из помещений, откуда доносился чей-то рассерженный голос. Капитан бросил на пленников холодный предупреждающий взгляд, означавший, видимо, что любое неверное движение или слово с их стороны приведет к серьезным последствиям, а после уверенно зашел в комнату. Исандир сразу же ощутимо толкнул профессора в плечо, вынуждая последовать за смуглокожим командиром в помещение.

   Это оказался достаточно большой, но совершенно пустой зал, где рядом с одиноким узким окном, слабо пропускавшим свет через запыленную слюду, стоял единственный крупный предмет мебели – заваленный бумагами стол из темной древесины. На каменном полу, прямо на шкурах валялись раскрытые книги и свитки, многие из которых были изорваны и растоптаны. В дальнем углу комнаты виднелась широкая лавка, а на ней небрежно было брошено смятое шерстяное покрывало и тонкая засаленная подушка.

   За столом восседал немолодой мужчина в обыкновенной для Светоча белой тунике из грубой ткани. На его плечах лежала меховая короткая накидка, скрепленная под горлом серебряной металлической фибулой с драгоценными камнями. Помимо этой детали в его одеянии больше не чувствовалось никакой роскоши, но и без нее любому, вошедшему в залу, сразу было ясно, что за столом сидел комендант крепости. Его звучный рассерженный голос было слышно по всему этажу, он отражался от стен, и, казалось, даже слюда в окнах мелодично позвякивала. Весь гнев был направлен против толпы стыдливо ссутулившихся общинников, стоявших посреди залы.

   – Я не позволю вам испортить этот священный божий день! – брызгал слюной комендант крепости, крича на просителей, и стучал ладонью по столу. – Меня не интересуют ваши убогие оправдания!

   – Но старейшина Саркоз!..

   – До полудня стена храма должна быть восстановлена! И точка! Служба пройдет вовремя!

   – Мы не справимся за шесть часов, – жалобно проговорил один из общинников, нервно сжимая в руках войлочный колпак. – Раствор попросту не успеет схватиться. А до окончания работ в храм нельзя пускать людей, это небезопасно.

   – Тогда подумайте о том, что десятки ваших братьев и сестер окажутся лишены самого священного в году праздника исключительно из-за вашей нерасторопности!

   – Но если бы у нас было больше времени...

   – У вас есть шесть часов! Не тратьте их впустую, – посоветовал Саркоз, с противным скрипом отодвигая стул. – Иначе вся община узнает, по чьей вине не состоялся праздник Очищения, и мы будем вас судить по всей строгости божьего закона как бездельников и ослушников. А теперь прочь с моих глаз!..

   Никто даже не подумал что-то возразить: тесно прижимаясь друг к другу, толпа общинников скорее покинула зал, на ходу надевая шапки на головы. Лица их были уставшими, но профессор не заметил ни гнева, ни отчаяния в глазах работников. Кажется, они и правда были намерены во чтобы то ни стало выполнить абсурдный приказ своего старейшины, то ли опасаясь наказания, то ли не желая предстать виновными перед собственными братьями и сестрами.

   В гулком помещении на несколько секунд повисла благоговейная тишина, ничем не нарушаемая. Капитан, звонко стуча каблуками сапог по каменным плитам, приблизился к начальнику крепости и жестом подозвал двух своих воинов, ведущих связанных пленников.

   – Карлай! Благостен Залмар! – воскликнул комендант, поднимаясь из-за стола. Судя по его хмурому лицу и сведенным к переносице бровям, он все еще обдумывал предыдущий разговор по поводу разрушившейся стены храма, но приход капитана несколько развеял эти беспокойные мысли – глаза Саркоза посветлели. – Кто это с тобой?

   Старейшина был высоким мужчиной с отменной военной выправкой, из-за которой его плечи казались слишком широкими по сравнению с остальным телом. Он обладал волевым выбритым до блеска лицом, испещренным множеством глубоких темных морщин, больше походивших на высохшие каньоны, расчертившие всю его кожу. Первая седина уже выбелила отдельные борозды в хвосте смоляных волос, но крупные, обрамленные угольно-черными ресницами глаза еще горели внутренним огнем, хотя взгляд этот был до крайности тяжелым и угрюмым.

   – Благостен Залмар! – четко выговорил Карлай, едва заметно кивнув в знак приветствия. – Вчера на ночном обходе мы задержали этих чужаков. Они стояли лагерем на северо-востоке от крепости, ближе к Шепчущей впадине, и утверждают, будто просто собирались перейти хребет. О крепости они ничего не слышали, по их же словам. Больше рядом никого не было – мои ребята половину ночи прочесывали округу вплоть до самого Шейнельского плато.

   Исандир подтолкнул в спину пленников, вынуждая их сделать несколько шагов вперед и предстать перед комендантом. Саркоз немедленно обошел стол и приблизился к паре. На его лице отражалось недовольство, которое он даже не собирался скрывать. Мужчина достал из широкого рукава туники платок и привычным жестом промокнул высокий, с залысинами лоб, а после отер губы.

   – Все это так не вовремя, Карлай, сам знаешь. Как будто нам сейчас не хватает других проблем, – посетовал комендант, складывая платок и убирая обратно.

   – Старейшина, я опасаюсь, что эти чужаки – пешки карающего ордена. Насколько мне известно, недавно в Зинагар прибыл крупный отряд карателей Пророка, которые развернули там достаточно активную деятельность. Если им удалось поймать кого-нибудь из наших агентов, то след непременно приведет их сюда. А это могут быть высланные вперед разведчики.

   – Ты давно получал письма от наших людей?

   – Относительно недавно. Только... от Футо уже пару недель как нет известий.

   – Даже так? Это нехорошо, – комендант крепости тяжело вздохнул и вернулся за стол, окидывая пленников подозрительным взглядом из-под кустистых бровей. – Отвечайте мне по существу. Кто вы, откуда, что здесь делали? И не дай Залмар я поймаю вас на вранье!

   – Эфенди, уверяю вас, это все ошибка, – первым начал говорить Аш, держа в уме придуманную легенду. – Мое имя Сои Ашарх, я профессор археологии и истории древнего мира из столичной академии. Я весьма уважаемый человек. И все происходящее здесь – просто недоразумение.

   – Вот как! – протянул Саркоз, барабаня пальцами по столу. – Профессор! Ха! Это даже не смешно. Неужели нельзя было выдумать что-нибудь позанятнее? Я дам тебе последнюю попытку, пес Пророка. Скажи правду или я разозлюсь. И тогда оправдываться ты будешь уже перед каменными привратниками Башни после смерти!

   – Простите, но ваше недоверие оскорбительно, эфенди, – высокомерно процедил Ашарх, расправляя плечи и выпячивая грудь, где на одежде тускло блеснул металлический значок.

   – Ну-ка...

   Комендант перегнулся через горы бумаг, сложенных на столе, и внимательно вгляделся в нагрудный знак.

   – Хм. Даже номер есть... Чтоб мне сфинкс башку оторвал!.. И что понадобилось столичному учителю в диких горах, позвольте поинтересоваться?

   – Я собираю материалы для своей исследовательской работы на соискание степени заслуженного профессора археологии. Занимаюсь изучением цивилизации пустынных кочевников, знаете ли. Мой путь лежал через самый узкий перевал Мавларского хребта в пустыни Асвен, пока ваши люди не связали меня и мою спутницу и не приволокли сюда.

   Саркоз откинулся на спинку стула, заливаясь гортанным смехом. Он так неистово хохотал, что Ашарх даже засомневался на мгновение в своем продуманном плане.

   – Карлай, ты это слышал? Пустынные кочевники! Ох, не могу!

   Комендант отер платком покрасневшее от смеха лицо и через пару мгновений продолжил уже совершенно серьезным тоном, словно по мановению руки изменив настроение:

   – Прямо сейчас где-то люди воюют, проливают кровь за свое отечество, бога и семью. Кто-то на коленях умирает от страшного голода и нищеты только потому, что весь его урожай погиб из-за засухи или его сожрала саранча. Другие всю жизнь трудятся в поте лица с утра и до самой ночи, чтобы прокормить всех своих детишек и немощных родителей... А вы получаете казенные деньги за то, что ищете сказочных существ?..

   Ашарх не нашелся, что сказать Саркозу. Старейшина тем временем, так и не дождавшись ответа, потянулся к глиняному блюдцу, стоявшему на самом краю заваленного бумагами стола. В тарелке горкой лежали зеленые мясистые листья, в которых профессор с внутренним содроганием узнал растительный наркотик – зох. Аш достаточно слышал о нем и его свойствах в академии: во времена его обучения многие студенты пробовали эту отраву, желая на краткое время овладеть силой, недоступной им в обычной жизни.

   История возникновения и распространения самого популярного дурмана на материке насчитывала всего лишь чуть больше трех столетий. Честь первооткрывателей принадлежала гоблинам одного из двадцати трех могущественных семейств королевства Тхен – клану Беодез из города Скантеф, лекарям, которые и обнаружили растение с необычными свойствами, помогавшими на время не чувствовать любую боль. Но при частом использовании листья зоха вызывали серьезное привыкание, даруя вместе с тем ощущение полной непобедимости. И тогда растение стали повсеместно употреблять: особенно оно ценилось ифритами, которые на время сражений впадали в наркотическую ярость, не чувствуя боли от ран, пока не умирали от кровопотери. Зох разошелся по всему миру подпольными путями – его покупали всегда, несмотря на официальные запреты и казни. В Залмар-Афи за один лист растения могли повесить, но некоторые верующие все равно жевали зох, потому что в Заветах о нем не было сказано ни слова, а запретное лекарство даровало ощущение божьей милости, благодати, сошедшей с вершины Башни на грешную землю.

   – Оставлю это на вашей совести... – протянул старейшина, принявшись медленно очищать от кожуры лист зоха. – Значит, вы оба идете из Италана? И в академии, конечно же, знают о вашем маршруте и переходе через перевал, профессор?

   – Верно, – внутренне напрягшись, подтвердил Ашарх, – для подобной экспедиции необходимо оформлять множество бумаг, поэтому руководство академии в курсе. И из каждого крупного города я обязан отправлять письменные отчеты о тратах и всех событиях в столицу.

   Услышав этот ответ Саркоз скривился, словно пожевал кислого щавеля.

   – Допустим, что вы сказали правду. И, допустим, что я вам даже поверил, – сказал комендант, засунув кусочек растения в рот и принявшись тщательно его жевать, слегка прикрыв глаза. Минуту стояла полная тишина, пока на суровом лице мужчины не расцвела легкая улыбка, и только тогда он вновь посмотрел на пленников. – Но почему молчит ваша спутница, профессор? И кто она такая?

   – Эта девушка – простая наемница, она охраняет меня в дороге, – Ашарх говорил спокойно и уверенно. Они с Лантеей еще вечером пришли к мнению, что акцент хетай-ра мог вызвать ненужные вопросы, поэтому все беседы должен был вести преподаватель.

   – Наемница? – с сомнением в голосе переспросил Саркоз. – Не очень-то похоже. Карлай, ты осмотрел их вещи?

   – Да, старейшина! Веревки, еда и одежда. С девушки сняли несколько ножей и кинжалов, но ничего серьезного, – отчеканил капитан.

   – Для наемницы слишком тощая и слабая. Любой разбойник с большой дороги завалит такую голыми руками... Но все же, отчего вы еще ни слова не сказали нам, девушка? – обратился к Лантее комендант, отирая платком уголки своих губ, где остались следы зеленого сока зоха.

   – У нее дефект речи, старейшина. С детства шепелявит из-за тяжелой болезни. И стесняется этого. Поймите ее, – сразу же ответил за свою спутницу Ашарх.

   – Я вас уже выслушал, профессор. Теперь помолчите хотя бы минуту, – раздраженно проговорил Саркоз, покачав головой. – Девушка, назовите ваше имя. Откуда вы родом?

   – Меня зовут Рут Лантея, старейшина. Я родилась в Па'Лу, у подножия Ровалтийского нагорья.

   В Залмар-Афи первое имя ребенку всегда давалось по региону, в котором он появлялся на свет, и после это имя всю жизнь говорило о человеке гораздо больше, чем сам он мог о себе сказать. Но и преследовало оно его постоянно: сколько бы городов и краев ни оставлял человек за своей спиной, судили о нем всегда по месту рождения. Так северяне презирали степняков, которые в своей жизни не знали ничего, кроме засухи и лошадиного навоза, а южане брезговали общаться с бледнолицыми жителями севера, считая их ленивыми отъевшимися на плодородной почве гордецами. Профессор и сам еще в академии часто сталкивался с нелюбовью к своей персоне, которая основывалась исключительно на его первом имени и смуглой коже, выдававшей в нем дитя жарких степей, населенных одними коневодами и бедствующими крестьянами. Выбрав для легенды Лантеи самый северный город страны, где большинство жителей были белокожи и светловолосы, Аш уповал на то, что к ее внешности не возникнет вопросов.

   – Неудивительно, что вы так похожи на полярную лисицу, – пробормотал комендант, склонив голову набок, прищурившись и изучая хетай-ра. – И как долго вы там жили?

   – Большую часть жизни. Лишь совсем недавно я подалась в столицу, – уже не так уверенно добавила Лантея. Ей пришлось додумывать легенду буквально на ходу, поскольку подобные вопросы они с профессором не обсуждали.

   – Я сам долгое время жил в Па'Лу, хоть родом совсем не из этих мест. Только неотложные дела да близость Кастановских топей с толпами гнуса и заставили меня оттуда переехать южнее в свое время. Но товарищей там у меня осталось немало, – объяснил Саркоз, растянув губы в снисходительной улыбке. – Всегда приятно встретить человека из дальнего края, в котором давно не бывал. Досюда сведения добираются медленно, особенно из северных регионов. И мне любопытно узнать, по-прежнему ли там в городском храме главенствует старший жрец Рут Лорго?

   Хетай-ра явственно замялась, понятия не имея, что ей следовало отвечать на подобный вопрос, так как она, естественно, никогда в своей жизни не слышала ни о Рут Лорго, ни о том, что вообще происходило в городе Па'Лу, и чем жило его население. Прекрасно понимая замешательство спутницы, Ашарх тоже заволновался, но все же старался не подавать вида, как он испуган.

   – Э... Рут Лорго уже скончался, – быстро выпалила Лантея первую мысль, пришедшую в голову. – Упал с лошади и проломил себе голову. Вот так вот. И теперь там новый старший жрец...

   – Упал с лошади? – переспросил старейшина, а его брови взлетели вверх. – С чего бы это восьмидесятилетний старик-затворник, выходящий из своей кельи только на службы, решил забраться на лошадь?..

   У профессора сердце застряло в горле. Всего прискорбнее было то, что он никак не мог помочь девушке выпутаться из паутины вранья в тот момент.

   – Ему ее подарили... Кто-то из прихожан, – в панике на ходу придумывала Лантея. – Ладная лошадка из Зарамской долины. Вот он и залез в седло опробовать, да только не удержался...

   – Вот как, – проговорил Саркоз, а на его лицо набежала тень. – Что ж. Это печальные вести... Позвольте тогда еще один вопрос. Быть может, вам известна судьба градоправителя Рут Дренетта?

   – Он все еще стоит у власти, – кратко ответила хетай-ра, чтобы вновь не наврать лишнего.

   – Правда?

   – Насколько мне известно, да.

   – Я услышал достаточно, – подвел итог старейшина, а в его глазах застыло выражение полного недоверия. – Думаю, вы понимаете, где оказались и почему вас так враждебно встретили. Мы хранители божественных Заветов и не привечаем чужаков, которые зашли на наши территории. Но особенно здесь мы не терпим лгунов, что оскверняют слух Залмара своими грязными речами.

   Комендант поднялся из-за стола и вплотную подошел к профессору. Ашарх досадливо сжал губы: он уже догадывался, что весь его план на глазах начинал рассыпаться на осколки.

   – Градоправитель Рут Дренетт скончался еще при мне, больше десяти лет назад. И после него в Па'Лу было достаточно хороших и не очень хороших управленцев. Потому слышать от северянки о том, что в городе заправляет мертвец, не просто странно, а даже смешно.

   Лицо Саркоза приняло суровый вид, и он поднял на девушку тяжелый взгляд, не обещавший ей ничего хорошего в ближайшем будущем.

   – Ты врешь мне, лисица. А какой смысл лгать простой девушке-наемнице? Разве что она замышляет нечто дурное или же скрывает свои истинные цели. Например, принадлежность к двенадцатому ордену.

   Где-то за спинами пленников впервые с начала разговора обеспокоенно зашевелился Карлай. Профессор судорожно сглотнул, пытаясь придумать, как выпутаться из всей этой ситуации.

   – Сыны Залмара уже многие века пытаются разнюхать, где прячется наша община. И нам удается хорошо водить ваш орден за нос в этих горах. И если вы, прихвостни Пророка, действительно думали, что Светоч не сумеет выловить двух плохо подготовленных разведчиков у себя прямо под стенами, то полквика вам цена, как гончим Владыки, – медленно проговорил Саркоз.

   – Мы не имеем отношения к карающему ордену! То, что они прибыли в Зинагар недавно – это простое совпадение, – сбивчиво бросился в объяснения Ашарх. – Я не солгал ни словом, а моя спутница лишь очень осторожна, и не желает открывать свое прошлое...

   – Молчать! – разозлился комендант крепости. – Вот что я вам скажу! Подозрительно моложавый профессорок в компании одной слабой девчонки забравшийся в дикие горы, кишащие тварями, не внушает мне никакого уважения или же доверия! Слишком многое в вашем рассказе шито белыми нитками. А с Сынами у нас разговор короткий – металлом по шее, и голову – в пропасть.

   – Старейшина, послушайте, я понимаю ваши опасения. Но, клянусь нашим истинным богом Залмаром, это все чистая правда – мы не связаны с Сынами! – Ашарх все еще пытался вернуть разговор в нужное ему русло, пусть он и нервничал из-за происходившего.

   – Клянешься богом, профессор? А сам небось вспоминаешь о нем только когда нужно, да? – взъярился комендант, моментально попавшись в ловушку преподавателя. – Вот как сейчас, например! Да что ты вообще знаешь о Залмаре и истинной вере, пес Пророка?!

   – Я почитаю бога выше всего, предан ему душой и телом, как и полагает каждому залмарцу. И готов это доказать!

   – Очень любопытно узнать, чем же ты подтвердишь свои слова?

   – Примите меня в Светоч, старейшина. Я согласен остаться в этой крепости, присоединиться к общине, трудиться и молиться вместе со всеми до конца своих дней. Стать вашим самым верным соратником в борьбе с Пророком, доказать свою преданность... Только отпустите девушку, я ручаюсь за ее молчание своей головой.

   Саркоз, собиравшийся начать очередную обвинительную речь, удивленно замолчал, не ожидая такого ответа. Ашарх чувствовал, как Лантея рядом прожигала его убийственным взглядом. Хетай-ра просто не могла поверить, что это и был тот самый единственный план профессора, который на деле оказался до неприличия абсурдным.

   – Ты так выгораживаешь эту наемницу, что невольно встает вопрос о том, кто же она такая и что скрывает. Мое чутье не подведешь.

   – Она простая девушка. Да, жизнь ее не пощадила, она через многое прошла. Но, старейшина... Прошу вас, отпустите ее. Она... она очень дорога мне, – негромко и чувственно произнес Аш. – Я молю вас, подарите ей свободу в обмен на мою преданность. Ведь сегодня священный праздник Очищения, проявите милосердие.

   – Ааа... Значит, любовь, – протянул комендант крепости, скрещивая руки на груди и присаживаясь на краешек стола. – Неблагодарная забава, где двое балансируют на натянутой струне искренности. Но не мне, старому песочнику, судить молодых... В любом случае, что бы ты ни говорил, профессор, но общине не нужны рабы, борющиеся за правое дело по принуждению и державшие Заветы бога в руках лишь пару раз за всю жизнь. И даже светлый праздник не изменит эту действительность.

   – Значит, для вас слова священной книги не важны? Не случайно ведь там сказано: «В день раскаяния и очищения каждое божье дитя должно радоваться и творить добрые дела, ибо только так душа избавится от оков греха», – процитировал Ашарх строку из Заветов.

   – Раздел восьмой, часть семнадцатая, завет сорок шестой, – безошибочно определил Саркоз, окидывая профессора изучающим взглядом. – Священная книга для меня – кладезь истинных знаний. Ее заветы не могут быть не важны.

   – Ведь «В этих заветах есть божья мудрость и высшее благо», – сразу же подобрал новую цитату профессор.

   – Верно, – задумчиво хмыкнул комендант. – «Каждый, внемлющий заветам, приближает себя к богу». Но не думай, что тебе удалось меня удивить своими познаниями, профессор. Пусть многие теперь называют себя глубоко верующими, а на деле не помнят ни строки из священной книги, которую должны читать каждый божий день, но вера не живет между книжных страниц, она обитает в сердце.

   Сжав губы, Ашарх лихорадочно пытался придумать, что же ему следовало ответить на подобное заявление. Он рассчитывал, что Саркоза будет гораздо легче убедить, но даже цитаты из священной книги не произвели на него должного впечатления.

   – Борьба, которую наша община ведет столетиями, это попытка вернуть стране утраченную силу и независимость от чужаков. И вера – это светоч, что показывает нам путь, профессор. Об этом еще сто лет назад говорил Пророк Бога Рато Лигт, единственный здравомыслящий Владыка Залмар-Афи последних веков. Он как никто другой ясно видел, чем угрожают людям язычники, распространяющие свои дурные веяния по всем регионам. И, если бы внезапное покушение не оборвало его жизнь, то наша страна была бы очищена от грязи.

   Болотные глаза Ашарха блеснули, в них загорелся хищный огонек. Он немедля заговорил:

   – Если мне не изменяет память, то в полном издании его жизнеописания упоминалось, что Рато Лигт планировал разорвать военный союз с гарпиями и закрыть границы для любых чужеземцев. Это несомненно привело бы к войне с Ровалтией, что повлекло бы за собой массу жертв.

   – Вижу, ты хорошо ознакомлен с запрещенной в Залмар-Афи литературой, профессор. Тогда ты должен понимать, что никакие жертвы не идут в сравнение со свободой, которой желал добиться Лигт...

   – Он мог привести нашу страну к эпохе процветания, когда залмарцы, сплоченные общей верой, более не ослабленной искаженным восприятием заветов священной книги, на равных противостояли бы чужеземцам и язычникам, – буквально на мгновение опередив своего собеседника, быстро проговорил профессор.

   – Именно, – хрипло подтвердил Саркоз, – но его идей испугались.

   – В покушении были замешаны приближенные из его личной свиты жрецов. Те, кому он безоговорочно доверял. А преемник Владыки, еще не успели смыть кровь Лигта со ступеней дворцового храма, уже во всеуслышанье объявил, что те идеи были блажью.

   – Залмар-Афи ждало величие, которое не снилось никому из Пророков. Но после смерти Лигта все вернулось на круги своя из-за людской трусости.

   – Однако это вовсе не значит, что место Владыки не займет однажды достойный преемник, который примет правильное решение и приведет людей к свободе.

   – К истинному понимаю оставленных богом заветов.

   В помещении воцарилась напряженная тишина, нарушаемая только шумным хрипловатым дыханием старейшины. Он исподлобья смотрел на невозмутимого Ашарха и барабанил пальцами по своему предплечью.

   – Пожалуй, я несколько поторопился с выводами.

   Еще через несколько мгновений молчания Саркоз неуверенно добавил:

   – Все же вы можете оказаться действительно полезным для общины... Мне нужно обдумать эту ситуацию. Карлай, отведи пока наших гостей обратно. Профессор, я скоро сообщу вам о своем решении.

   Капитан послушно кивнул, разворачиваясь к выходу из комнаты в тот же момент. Пленники, все еще находившиеся под впечатлением от напряженной беседы, направились следом, а Исандир и Колид в полном молчании замкнули колонну. Когда высокая каменная арка залы и погруженный в задумчивость Саркоз, сидевший на столе, остались за спиной, группа вновь углубилась в однотипные узкие коридоры крепости, и в скорейшем времени вернулась в темницу. Как только Карлай развязал узникам руки и закрыл тяжелую решетку, Лантея моментально бросилась к Ашарху. Дождавшись, когда капитан удалится, девушка раздраженно зашипела на профессора:

   – Это и была твоя гениальная идея?!

   – Я говорил тебе, что план сырой и ненадежный. Но ведь все прошло не так плохо, за исключением Па'Лу, конечно. Тут я недоглядел, следовало лучше продумать твою легенду, – оправдывался преподаватель. – Но кто же знал, что комендант будет оттуда родом!

   – Ты же осознаешь, что этот старейшина не отпустит меня просто так? Он не выглядит как человек, который готов поверить в сказки о моем молчании. Тем более, что он подозревает, будто мы работаем на Сынов... Ох, богиня, какая же ирония судьбы – столько дней спасаться и скрываться от карающего ордена, чтобы в итоге нас к нему же и причислили!

   – Да, ситуация абсурдная... Но говорить ему о том, что мы преследуемы Сынами, в попытках отвести подозрения – глупо. Чужеземцев Светоч ненавидит едва ли меньше, чем двенадцатый орден. Тебя Саркоз, скорее всего, не пожелает отпустить, такой исход очевиден. Но это и не основная цель плана. Главное, чтобы он принял меня в Светоч, понадеявшись, что я стану переметнувшимся Сыном и буду снабжать его информацией. Тогда я сумею тебя вытащить. Согласись, перед братом общины открыто куда больше дверей, чем перед пленником.

   – Знаешь, я не то чтобы сомневаюсь в твоей честности, но пока что все это выглядит так, будто ты задумал спасти только свою задницу, откупившись моей, – заметила хетай-ра.

   – Тея, за все то время, что мы вместе провели в дороге, заставил ли я тебя хоть раз усомниться в моей честности? – укорил девушку Ашарх. Ее слова прозвучали весьма обидно для профессора.

   Лантея поморщилась и отступила. Она впервые почувствовала себя заложницей ситуации, где ее будущее напрямую зависело от решения фанатично верующего коменданта и продуманности действий ее спутника. Но было и нечто согревавшее ей душу: слова профессора о том, что она была ему дорога. Пусть, скорее всего, они и являлись лишь частью запутанного сценария Ашарха, призванного обмануть коменданта крепости, но девушке безумно хотелось верить, что доля настоящих чувств все же присутствовала в этой простой и нежной фразе – «Она дорога мне». Тогда становилось уже совсем не страшно от мысли о том, что Светоч легко мог казнить обоих путников, или что план профессора был не таким уж и надежным, как ему казалось вначале.

   Еще утром, после разговора с комендантом крепости, когда капитан вернул заключенных в камеру, то Исандира и Колида на их посту сменили два молчаливых воина. В это же время появилась немолодая кухарка, отпершая решетку и оставившая для пленников на полу кувшин с водой и пресные сухие лепешки, которых едва хватило, чтобы утолить голод. Новые тюремщики занимались своими делами: один постоянно что-то считал в уме, загибая длинные пальцы и делая пометки угольком в лежавшем перед ним свитке, а второй аккуратно и неторопливо зашивал большую прореху на рукаве рубахи. Никто из них не заговаривал с узниками и друг с другом, погрузив помещение в вязкую напряженную тишину.

   Ближе к полудню, звонко цокая каблуками по каменным плитам, в темницу вернулся Карлай, с непроницаемым лицом объявивший пленникам волю старейшины:

   – Комендант согласен принять тебя в лоно нашей общины, профессор. Такова его воля. Я провожу тебя в храм, где ты пройдешь посвящение сегодня же.

   Ашарх послушно дождался, пока общинник отопрет решетку, и скорее шагнул вперед из камеры.

   – А что он решил по поводу меня? – раздался сзади робкий голос хетай-ра.

   – Пока ничего. Старейшина Саркоз еще думает, – отчеканил капитан, запирая дверь прямо перед лицом девушки. Она отступила назад, провожая профессора серьезным взглядом.

   Связывать Ашу руки не стали, да и сопровождал его только погруженный в свои мысли Карлай, которому не то что вопросы задавать не хотелось, а даже просто тревожить лишними звуками, потому как выглядел он сурово и неприступно. Когда они вышли из крепости на улицу, то на несколько секунд яркое солнце ослепило и дезориентировало преподавателя, который уже привык к полумраку темницы. На улицах Аритхола было оживленно: множество мужчин, женщин и детей стояли группами у старинных каменных домов, выглядывали из окон и громко переговаривались. Все они были в традиционных белых мантиях и туниках, некоторые сжимали в руках веточки шиповника, другие держали целые корзины горных цветов.

   – Благостен Залмар, капитан Карлай! – слышалось со всех сторон.