Текст книги "Карающий орден (СИ)"

Автор книги: Софья Маркелова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

   И если для нее затворничество стало своеобразной формой защиты от опасностей внешнего чужого мира, то юная племянница не могла довольствоваться затерянной в глуши избушкой и одной-двумя новыми книгами, купленными в Зинагаре раз в полгода. Ее ум, более живой и любопытный, жаждал познавать новое каждый день, и Чият все же пришлось отпустить девушку в Италан, хоть она и не успела полностью закрыть все бреши в ее обучении и рассказать о тех трудностях, с которыми Лантея могла повстречаться в Залмар-Афи, – в этих землях опасности поджидали подчас в самых неожиданных местах. Винила ли она себя теперь в том, что племянница вернулась домой едва живая, столкнувшись в своем путешествии с такими вещами и явлениями, которые были абсолютно неприемлемы для разума чужеземки? Наверное, в этом была часть ее вины... Но, если бы Лантея тогда осталась, то все могло кончиться куда хуже...

   Шум на кухне и редкие приглушенные покашливания Чият разбудили профессора, который впервые за несколько дней полноценно выспался, и чувствовал себя как нельзя лучше. Нежась под мягким одеялом и раз в несколько минут потягиваясь, чтобы размять мышцы и суставы, Ашарх совершенно не хотел вставать с лавки, довольствуюсь краткими мгновениями затишья и покоя. В конце концов, разве не мог он позволить себе предаться лени в это чудесное утро, когда он со своей спутницей уже находился всего в паре десятков километров от горного хребта? В спрятанной посреди осинника избе их никогда не удалось бы отыскать Сынам, какой бы след из свидетелей за собой они ни оставили.

   Но как бы профессор ни пытался убедить свою тревожность в том, что все складывалось достаточно неплохо, и в волнении не было нужды, где-то на задворках подсознания Аш не чувствовал безмятежности. Он думал о непостоянстве своей спутницы, за непроницаемым упрямством которой скрывались секреты, дразнившие сознание мужчины и внушавшие беспокойство. Надеясь скорее достигнуть Зинагара, чтобы расспросить таинственное доверенное лицо Лантеи о помыслах этой юной хетай-ра, Ашарх угодил в неловкое положение: ведь лицом оказалась родная тетя девушки, которая явно не стала бы обсуждать племянницу с чужаком. Хотя именно она, скорее всего, была лучше кого бы то ни было уведомлена о планах Лантеи...

   – Профессор, если вы уже проснулись, то почему бы вам не присоединиться ко мне за завтраком? – раздался насмешливый голос Чият со стороны печки. Очевидно, ворочание на лавке не скрылось от острого слуха хетай-ра.

   – Наверное, тогда мне стоит разбудить и Лантею? – решив положить конец своему праздному безделию, сказал Аш и рывком принял вертикальное положение, сбрасывая одеяло.

   – Нет, не нужно. Мы с ней беседовали до середины ночи. Думаю, девочка будет отсыпаться еще пару часов. Пусть отдохнет, – попросила тетя. Она выставила на стол несколько мисок, от которых поднимался густой белый пар, и разлила по кружкам травяной отвар, распространивший во всей комнате душистый аромат липовых цветков.

   Неторопливо умывшись и приведя себя в порядок, профессор вскоре присоединился к Чият, которая все это время терпеливо его ждала, не притрагиваясь к своей порции. На завтрак хозяйка сварила кашу из полбы и испекла хлеб, который разломила на несколько крупных кусков и выложила перед Ашархом на чистом полотенце. Вспомнив о том, что немолодая хетай-ра крайне негативно вечером отнеслась к разговору во время ужина, мужчина предпочел не нарушать традиции этого дома, какими бы странными для него они не казались, и завтракал молча.

   После того, как с кашей было покончено и Чият убрала грязную посуду со стола, предложив в качестве лакомства к травяному отвару тонкие трубочки яблочной пастилы, профессор все же нерешительно спросил:

   – Давно вы живете здесь?

   – Достаточно давно.

   Тетя аккуратно поправила деревянный ободок, украшавший ее волосы, словно он вдруг стал давить ей на голову. Аш, откровенно сомневавшийся в том, что Чият стала бы отвечать на какие-либо еще вопросы, рассеяно молчал и жевал пастилу. Ему не хотелось представать перед этой женщиной в образе любопытного пустомели. Но, к его удивлению, проницательная хозяйка сама продолжила беседу:

   – До меня здесь было гораздо красивее, поверьте. Стояла новая ограда, по двору бегали курочки, а крыша не нуждалась в ремонте. Теперь же я лишь стараюсь поддерживать дом в таком состоянии, чтобы он не обвалился мне прямо на голову. Это все, на что хватает моих сил.

   – Значит, вы не первая отшельница, что поселилась в этом отдаленном от всего мира месте?

   – Раньше в этом доме жила старая повитуха Бенея, отошедшая от дел. Своих детей у нее не было, а приемыши давно уже выросли и разбрелись по Залмар-Афи, куда глаза глядят. Вот и осталась она одна на старость лет, – сказала Чият и легко пожала плечами, а после повернула голову в сторону окна, засмотревшись на раскидистый куст шиповника, росший у стен дома. – Поэтому, когда она нашла меня в предгорьях, голодную, раненую и совершенно не понимавшую, в каком мире я оказалась, то с материнской любовью приютила и помогла освоиться.

   – Вы рискнули перейти горы, совсем не зная, что вас ждет здесь?

   – Многие годы я собирала крупицы информации о том, что лежит по ту сторону горного хребта, касающегося небес своими вершинами... Но смельчаков, решившихся пересечь эту преграду, было немного, а их записи походили скорее на фантазии, чем на реальность. Потому мне не оставалось ничего иного, кроме как узнать правду самой.

   – И она вас разочаровала?

   – Правда не может разочаровывать. Она просто существует для того, чтобы ее узнали рано или поздно. Разочаровываемся мы или радуемся только собственному восприятию этой правды – совпадает ли она с нашими ожиданиями или идет вразрез с ними, – поделилась мудростью тетя и бросила на профессора отрешенный взгляд. – Я хотела увидеть нечто отличное от песков, и я это увидела.

   – Наверное, наш мир совершенно не похож на вашу страну.

   – У хетай-ра нет страны. В любом случае, мы не воспринимает это как страну, поскольку практически никогда не сталкивались напрямую с чужими государствами. Но это неважно... Если вам так хочется знать, профессор, то я действительно с трудом освоилась в Залмар-Афи, и любая мелочь в свое время поражала меня колоссально.

   – А теперь вы и сами готовы кому угодно помочь обжиться на людских землях. Если бы я не знал о вашем происхождении, то вряд ли бы когда-нибудь догадался, что вы не человек! И теперь вы сами из ученицы превратились в учителя.

   – Да, я старательно изучала Залмар-Афи и, в частности, залмарский язык. Бенея много лет посвятила тому, чтобы добиться у меня идеального произношения. До того, как стать повитухой, она работала в школе при зинагарском храме, и преподавательские привычки были в ней весьма сильны... Она уже давно скончалась, а я все еще храню ее аккуратные записи, по которым сама же и обучала Лантею впоследствии.

   – Вы, видимо, подали племяннице заразительный пример, раз она в конечном итоге решила направиться за вами через горный хребет? – поинтересовался профессор, отпивая из кружки.

   – Ах... Сколько раз я об этом уже пожалела...

   – И почему же? Для Лантеи вы – непререкаемый авторитет. Это очевидно. Она всю дорогу с самого Италана только и думала о том, как скорее попасть сюда, – сказал Аш. – Если вы оказываете на ее сознание и мировосприятие такое воздействие, то почему бы не воспользоваться этим в благих целях? Укажите ей хоть теперь верное направление.

   – Вы действительно так думаете? – хмыкнула Чият. – В некоторых вопросах она бывает удивительно послушной девочкой, но в остальном я не смею ее принуждать к чему-либо. Она оказалась здесь из-за того, что бежала от чужого гнета. И переход через раскаленные пески и дикие горы казался ей привлекательнее чем рабская покорность уставам и распорядкам. Думаю, это бунтарство она наследовала от меня, потому я просто не могла не принять ее здесь.

   – Потакание этому отчаянному стремлению сбежать от проблем ни к чему хорошему не приведет. Она должна бороться с тем, что ее не устраивает, а не уходить на край света, подчиняясь порывам трусости.

   – Трусости?.. Да что вы знаете о трусости... Лантея никогда ничего не боялась, и скоро вы сами в этом убедитесь. Она вовсе не намерена была скрываться здесь вечно, как я. Лишь набраться новых сил и убедиться в существовании того мира, который я много лет описывала ей в письмах.

   – А почему тогда вы сами оказались по другую сторону Мавларского хребта?

   – Очевидно потому, что в пустынях для меня не было места. Не будем об этом.

   Чият собрала со стола все крошки до последней, стряхнув их в ладонь, и выбросила в загнетку раскрытой печки. Обсуждение ее затворничества не подходило для непринужденной беседы.

   – Быть может, Лантея успела рассказать вам, что мы с ней заключили некую сделку, – мягко продолжил профессор, пальцами крепко обхватывая кружку.

   – Да, она сообщила мне. Я не в восторге от всего этого – ни от сделки, ни от идеи племянницы.

   – Опасаетесь, что я обману ее? – напрямую спросил Ашарх.

   – Вы уже это сделали, – процедила тетя и бросила на собеседника недовольный взгляд исподлобья, – когда вынудили мою девочку заключить это соглашение и выманили у нее силой сведения о хетай-ра.

   – Она тоже, знаете ли, не белая овечка, – парировал профессор и поморщился.

   – Не спорю. Но эта сделка все же принесет гораздо больше бед как для вас обоих, так и для наших народов, пребывающих пока что в блаженном неведении. И это неведение, как сладкий сон, лучше бы было не прерывать как можно дольше.

   – Так решила Лантея. Вы ведь и сами говорили, что уважаете ее выбор.

   – К сожалению, она пока не понимает, что борется с бурным речным потоком. Как бы крепко на ногах она ни стояла, уверенная в своей правоте, но рано или поздно течение снесет ее. И Лантея не заметит это, даже когда непокорная стихия общественных суждений оттолкнет ее далеко от первоначальной цели, – со вздохом призналась Чият.

   – Я не собираюсь ее переубеждать, – сразу же предупредил Ашарх. – Для меня эта сделка – предложение всей жизни, и я не стану отказываться от возможности посетить города мифического народа, даже если вы предполагаете, что замысел Лантеи не удастся.

   – О! Я вижу вас насквозь, – фыркнула тетя и пренебрежительно прищурилась. – Вы один из тех, кто гонится только за собственной выгодой и готов ради этого пожертвовать даже судьбами целых стран.

   – Не надо делать из меня какого-то беспринципного злодея. В конце концов, я просто помогаю вашей племяннице добиться ее целей, как и вы когда-то. Согласившись выучить ее и в одиночку отправить в столичную академию, вы вряд ли думали о том, что это может как-то навредить целым странам и народам, не так ли?

   Женщина явно была не в восторге от подобных претензий. Она поднялась из-за стола и сжала губы в тонкую линию, совсем как любила делать ее племянница, когда с трудом сдерживала свой гнев. Но, судя по всему, Чият гораздо лучше владела собой, поскольку через несколько секунд лицо ее разгладилось, и на нем вновь появилась немного высокомерная и невозмутимая маска.

   – Что ж, вы действительно человек неглупый, профессор. Но, даже услышав от меня это признание, не рассчитывайте на то, что я поддерживаю племянницу в ее выборе! Лантее стоило быть осмотрительнее, когда она соглашалась на эту безмерно глупую сделку!

   – У нее не было выбора. От этого зависела ее жизнь и безопасность.

   – Ее жизнь и стала пристанищем опасностей, когда в ней появились вы.

   В дальнем углу комнаты на лавке, стоявшей неподалеку от тетушкиной кровати, заворочалась Лантея, разбуженная громкими голосами. Собеседники мгновенно замолкли, не желая продолжать свою ссору при свидетелях, тем более что свидетелем оказался как раз обсуждаемый субъект. Однако девушка лишь перевернулась на другой бок и вновь предалась сну, не собираясь просыпаться. А вот гнев тети и профессора уже сошел на нет, и теперь они оба лишь старательно отводили глаза друг от друга, не желая продолжать свой разговор.

   – Мне нужно сходить на рынок, купить вам кое-что в дорогу. Вы уж как-нибудь найдите себе занятие, эфенди профессор. Только дайте Лантее выспаться, – произнесла Чият с непроницаемым выражением лица, накидывая себе на плечи строгий темно-синий платок.

   Она неторопливо причесала гребнем волосы, придирчиво выбрала самое целое лукошко из висевших на стенах и только после этого удалилась из дома, как можно тише закрыв входную дверь. Некоторое время Аш продолжал сидеть за столом, прислушиваясь с удалявшимся шагам Чият. Но они были такими легкими и осторожными, что профессор достаточно быстро потерял их в окружающем шуме – ветер играл ветвями деревьев и шумел листьями, а мягкая земля поглощала любые звуки. Либо же немолодая хетай-ра имела привычку всегда красться, как и ее племянница.

   Редкое дыхание Лантеи с легким присвистом ввело Ашарха в приятную рассеянную задумчивость. Облокотившись на стол, он прикрыл глаза и сконцентрировался на одной фразе, оброненной Чият в разговоре. Хозяйка сказала, что ее племянница из пустынь Асвен «сбежала от чужого гнета». Неужели в родном доме у Лантеи все было настолько дурно, что она предпочла совершить рискованное путешествие через горы, лишь бы не оставаться там? А каковы были гарантии, что по возвращении девушку встретили бы радушно?

   Профессор ощутил, как его желудок скрутило в тугой узел от плохих предчувствий. Ведь враждебный прием могли оказать и спутнику сбежавшей хетай-ра, являвшемуся еще и чужаком. К тому же, было совсем неясно, с кем Лантея находилась в напряженных отношениях – с родственниками, с законом, либо же с каким-нибудь отвергнутым женихом. Вариантов было достаточно, а негативных исходов еще больше.

   И все это означало, что перед подъемом на хребет Ашарху необходимо было или вывести девушку на честный разговор, что, скорее всего, привело бы к серьезному конфликту, или же идти вслепую до самого конца, уповая на благоприятный исход. Последний вариант не устраивал самого преподавателя: на твердой земле у него еще был шанс разорвать сделку и повернуть обратно, но на зыбком песке пустынь такая возможность таяла на глазах. Чем больше Аш размышлял над условиями их с хетай-ра соглашения, тем более сомнительными они ему казались.

   Чтобы как-нибудь отвлечься от навязчивого желания бросить все к гоблинской матери и сбежать из избушки, позабыв и о сделке, и о шансе побывать в городе хетай-ра, профессор принялся мерить шагами небольшую комнату. Ему нужно было сконцентрироваться на чем-то нейтральном, и книжная полка, висевшая над тетушкиной кроватью, пришлась как нельзя кстати. Аш замер перед скудным набором зачитанных фолиантов и принялся изучать корешки.

   «Приготовление различных кушаний», покрытое старыми отпечатками пальцев, выпачканных в муке, не вызвало у профессора интереса, как и толстое издание священной книги «Заветы Залмара» с истрепанными углами. Это произведение все без исключения верующие Залмар-Афи видели в своей жизни гораздо чаще, чем исполнение описанных в книге заветов. Еще один религиозный труд «О всяких дурных деяниях и нравственности» за авторством некоего старшего жреца Аз Ошензи тоже отправился в сторону. А вот тоненькую книгу «Гусли звончатые: песни и баллады» профессор так легко пропустить не смог. Это был сборник работ известного пару десятилетий назад барда Самвела, который когда-то прославился на всю страну своими строками, а после попал в немилость городских властей из-за какой-то туманной истории и был казнен. Теперь его прах давно уже развеял ветер над Дымными Вратами, но песни еще продолжали жить в людских умах. Например, в Кастановских топях, на самом севере Залмар-Афи, до сих пор среди углекопов особенно ценилась баллада «Черное золото», в которой Самвел пересказывал древнюю легенду о возникновении угля.

   Целый час Ашарх с удовольствием перечитывал произведения, знакомые с детства. Освежая в памяти строки скорбной элегии «Рабский поход», описывавшей печальные исторические события пятисотлетней давности, профессор невольно вернулся во времена своего отрочества, когда на сельских ярмарках и во всех кабаках распевали баллады Самвела. Тогда в жизни Аша не было ничего сложнее уборки навоза в конюшнях и очередной потасовки с братом, а сейчас он должен был пересечь горный хребет, потому что по его следу шел разъяренный карающий орден.

   Вот только то, что ждало его в пустынях Асвен, могло оказаться куда хуже и страшнее.

   Перевернув последнюю страницу сборника песен, профессор с огорчением захлопнул книгу и вернул ее на место. Лантея спала беспробудным сном, а на полке больше не осталось никаких фолиантов, за которыми можно было бы скоротать время. Но взгляд Ашарха неожиданно зацепился за лежавшую на самом краю полки неприметную стопку исписанных листов, скрепленных нитками. Взяв в руки явно самодельную тетрадь, мужчина вгляделся в обложку. На ней чьим-то корявым почерком были старательно выведены несколько слов на залмарском – «Записи Лантеи».

   Несколько секунд Аш боролся с голосом совести, уже заранее уверенный в том, что не сумеет сдержаться. Слишком сильно было искушение отыскать в этой тетради сведения, которые Лантея с самого начала утаивала от своего спутника. Опасливо оглянувшись на лавку, где спала девушка, профессор торопливо раскрыл первую страницу записей.

   Начальный абзац гласил:

   «привьет. моя лантея. тетия казат писат дневник. моя учица писат».

   Аш на мгновение крепко зажмурил глаза, стараясь убедить себя, что ему нужно воспринимать написанное со всей серьезностью. На форзаце стояла единственная дата, 17 февраля 1046 года от явления Пророка по залмарскому календарю, сделанная полтора года назад. Судя по аккуратному почерку, она явно была выведена рукой тети. Остальные записи, безусловно, принадлежали Лантее, но избавиться от ощущения, что их писал семилетний ребенок, преподавателю было сложно. Текст изобиловал ошибками, а чудовищный почерк с трудом можно было разобрать.

   Пролистав пару страниц, Аш заметил прогресс. Первые записи были небольшими, в них девушка делилась информацией о погоде или о том, как они с тетей провели день. Но с каждой новой строчкой ошибок в тексте становилось меньше, а почерк выглядел все лучше. Короткие заметки постепенно превратились в пространные философствования, где хетай-ра делилась своими мыслями, опасениями, надеждами. И Ашарх невольно зачитался дневником, постепенно пробираясь сквозь дебри запутанных предложений и несогласованных друг с другом слов.

   «сегодня вес ден дожщь. поранит я руку на охоте. чият раказыват об том, что люди давно мочь строит корабли, большой чаши из дерева. ходит они по морю, по воде, как по суше, искать новые земли. почему же мой народ тысячи лет прячица и боица внешний мир?».

   «Тетя быть сегодня в городе, она купить новую книгу. Много там написать об Залмар, это бох людей. Он жить вместе с людьми долго и учить их жить правильно, помогать. Это так непохожэ на Эван`Лин, она всегда строга была к нам. Я думать это очень важно, хетай-ра надо узнать большэ о людях. Это изменить Барханы в лучщую сторону».

   «Вспоминала сегодня я об сестре. Она мне снилась. Инетресно, как она там? Думаю, Мериона в заботах, как и всегда. Они с мамой всегда больше думали об делах, пока читала я об мире за песками. Для них хорошо, когда Барханы закрыты и спрятаны. Но я верю, что хетай-ра можно убедить открыца миру или же мой народ вымрет через пару тысячь лет».

   Чем дальше профессор погружался в записи своей спутницы, тем больше ему начинало казаться, что весь этот дневник был пропитан какой-то бессильной озлобленностью, копившейся долгие годы. Лантея жаловалась на непонимание оставшихся в Бархане матери и сестры, о существовании которых Аш узнал впервые. Она была зла на свой народ и устаревшие традиции, ей не нравился сам уклад жизни хетай-ра.

   «Чият считает, что ей больше не о чем мне расказать. Она никогда не покидала этот регион, и мало знает о мире вокруг. Недавно она упомянула, что в столице есть академия, лучшая в стране. Там много учителей, книг и за несколько годов обучат меня истории, науке об описании чужих земелей и даже иным языкам. У меня есть шанс поступить туда».

   «Тетя не поедет со мной. Думаю, она просто боится, но у меня нет больше сил сидеть тут, я должна сама продложить обучение. Странствие по материку заберут слишком много времени, опасно ездить по миру не зная языков. К тому же, тетя говорит, что на востоке идет война. Академия же даст то, что мне нужно, всего за пару годов. Хорошое образование, подобное тому, что я получила в Бархане до своего ухода».

   Одна из последних записей насторожила преподавателя больше остальных:

   «Мы наконец обсудили с Чият детали поездки. Я пойду в столицу в середине августа, как только уйдет жара. Вчера мы сильно посорились вечером. Я говорила о том, что хочу сразу же вернуться после обучения в академии в Бархан. Хочу расказать о том, что узнаю, городскому совету. И хетай-ра пойдут за мной в зеленые земли. Я уверенна. Им захочется узнать, как живут другие рассы, попробовать все то, что я попробовала здесь. Мы создадим новый город, вдали от пустынь, или же на самом краю песков. Я помогу своему народу, открою им глаза на мир. И матриарх мне не указ. Я буду править своим собственым городом, свободным от власти совета и опротививших традицый. Если не я, то кто сделает это?».

   Ашарх в задумчивости перечитывал этот абзац несколько раз. Получалось, что его таинственная спутница собиралась использовать сведения о мире для того, чтобы организовать переворот в родном городе. Ее не устраивала действующая власть и консервативный курс хетай-ра, поэтому девушка желала внести сумбур в умы соотечественников и основать собственный город с теми, кто поддержал бы ее. Теперь профессор совершенно серьезно стал опасаться того, что он не по своей воле окажется всего лишь орудием в руках мятежницы, стоило ему перейти горы.

   В этот момент Лантея особенно шумно зашевелилась и заворочалась на лавке, приподнимаясь на локтях. Из-под одеяла выглянуло помятое лицо, расчерченное красными полосами от складок подушки, а взгляд девушки, затуманенный поволокой сонливости, не сразу смог сконцентрироваться на профессоре. Ашу хватило одного мгновения, чтобы успеть сунуть дневник за пазуху и придать себе невозмутимый вид.

   – А? Уже рассвело?

   Кажется, Лантея не обратила внимания на нервный румянец, заливший щеки профессора.

   – Давно. Чият ушла на рынок, – торопливо пробормотал Аш. – Там в печи каша осталась для тебя.

   Сладко зевнув, девушка неторопливо потянулась, сбрасывая с себя одеяло. Из-под задравшейся белой рубахи на мгновение показались упругие голые бедра, но Лантея сразу же одернула одежду, не позволяя мужчине рассмотреть больше. Шлепая босыми ногами по половым доскам, она направилась к печи и, ловко орудуя кочергой в горниле, достала оттуда на стол горшок. Решив не утруждать себя иной посудой, хетай-ра принялась черпать ложкой кашу прямо из обжигающе горячего сосуда. Она ела жадно и быстро, проголодавшись после долгого и крепкого сна.

   Профессор присел за стол напротив своей спутницы. Тонкая тетрадь с важными записями прожигала ему рубаху. Но как бы удачен не был момент в виду отсутствия дома тети, Ашарх все же принял решение отложить тяжелый разговор по поводу содержимого дневника. Ему требовалось больше времени на то, чтобы все еще раз хорошенько обдумать и перечитать некоторые заметки Лантеи повторно.

   – Мне казалось, что я слышала какую-то ссору, пока спала, – с набитым ртом проговорила Лантея. – Вы с тетей о чем-то говорили?

   – Да. Она рассказала мне немного о себе, и о том, как долго она осваивалась здесь, за Мавларским хребтом, – с легкой хрипотцой в голосе ответил Аш.

   – Правда? – протянула девушка и с нескрываемым подозрением посмотрела на собеседника. – И много она тебе рассказала о своем прошлом и прежней жизни в пустынях?

   – Вообще-то, не очень. Я так и не узнал, например, из-за чего она рискнула пересечь горы.

   – Ну, здесь никакого секрета нет. Хоть ей и не понравится, что я это скажу, но причина только в моей матери. Они никогда особенно не ладили, и в конечном итоге Чият предпочла пугающую неизвестность, ожидавшую ее за хребтом, привычной размеренности Бархана.

   – Бархан – это ваш город?

   – Можно и так назвать. Их всего пять, великих Барханов пустынь, где правят представители старейших родов хетай-ра. Мой дом – это Третий Бархан, Nard на нашем языке.

   Закончив завтракать, Лантея убрала со стола пустой горшок. Позаимствовав тетушкин гребень, она принялась медленно и неспешно расчесывать запутавшиеся седые пряди своих волос.

   – Значит, Чият была своеобразным первопроходцем? Ей было нечего терять в жизни, и поэтому она пошла туда, куда ни разу не ступала нога хетай-ра? – спросил Аш, облокотившись на стол, и наблюдая за девушкой, изучая ее профиль.

   – Хетай-ра и раньше бывали за пределами пустынь. Но такие случаи можно пересчитать по пальцам одной руки, и большинство сведений о них утрачено. Желающих пойти за край песков находилось мало. А тетушка целенаправленно не собиралась возвращаться домой после ухода, поэтому, даже если бы за хребтом ничего не оказалось, она бы все равно обосновалась и обжилась на пустыре, назло моей матери...

   – А почему ты пошла за ней?

   Лантея на мгновение остановилась, не выпуская из рук деревянный гребень.

   – Наверное я... Наверное потому, что ее чувства однажды стали мне очень близки...

   – Ты тоже перестала ладить с матерью?

   – Скорее, я увидела надежду, которой всегда была лишена, – прошептала девушка и как-то по-старчески сгорбилась, откинув расчесанные волосы за спину. – Ты знаешь, я всегда очень ее любила... Свою непокорную тетю. Во времена моего детства она была другой: одновременно вспыльчивой и хладнокровной, решительной и боязливой. Если моя мать за своей маской сдержанности могла спокойно прожить всю жизнь, то Чият любила выходить из роли воспитанной женщины и творить вещи, за которые сестра ее проклинала... Обыкновенно хетай-ра выше всех благ почитают традиции своего народа, устаревшие обычаи и правила. Тетя же не боялась делать то, что ей хотелось, не страшась осуждения. Именно поэтому я последовала по ее стопам и ушла из Бархана.

   За окном медленно катилось по небосклону жаркое августовское солнце, чьи вездесущие лучи проникали в небольшую избу с низким потолком, подсвечивая крохотные пылинки в воздухе.

   – Чият много лет лишь мне одной присылала почтовых птиц из-за горного хребта. Она подробно рассказывала о людях и об остальном огромном мире вокруг пустынь. О мире, который совсем позабыл мой народ... Ах, профессор, ты даже не можешь себе представить, как я была вдохновлена всеми этими письмами. Буквально все в Бархане тогда казалось мне нездоровым и словно бы заплесневевшим. Поэтому, когда я набралась сил и смелости, я повторила путь тети, пересекла горы и сумела отыскать это убежище. Чият передала мне все знания, что она сама получила от прежней хозяйки дома. Я жила тут всего-то около двух лет, но, поверь мне, Аш, это было самое счастливое время в моей жизни.

   – И все же ты оставила ее и ушла в столицу. Значит, всей идиллии пришел конец?

   – С возрастом она стала гораздо спокойнее и... Как бы это сказать? Более приземленной, что ли?.. Ей уже не хотелось рискованных приключений, а этот дом стал ее крепостью. Я же, напротив, горела желанием увидеть своими глазами все то, о чем слышала из многочисленных рассказов. Поступить в столичную академию, получить образование! И ездить, ездить по земле, наслаждаясь каждым днем, познавая этот огромный интересный мир! Чтобы потом вернуться домой и изменить все...

   Девушка блаженно зажмурилась, а по ее губам скользнула легкая, едва уловимая улыбка.

   – Потому, Аш, я и не сказала тебе, кто ждет нас в этой избушке. Теперь понимаешь, почему?

   – Думаю, да. Чият слишком дорога твоему сердцу, чтобы заранее раскрывать ее убежище подозрительному чужаку и бесчестному доносчику, – профессор невесело усмехнулся.

   – Именно так. Но теперь самое страшное позади, верно? Мы оторвались от преследования, а, как только отдохнем, то сможем отправиться в горы и наконец покинуть эту негостеприимную страну.

   – Твои слова бы да Залмару в уши...

   Со двора послышался легкий стук – кто-то, предупреждая домочадцев о своем приходе, по привычке постучал по калитке. Через несколько секунд в сенях хлопнула входная дверь, и в комнату вошла тетушка, которая, судя по частому дыханию, очень торопилась прийти домой. Лантея, едва успев натянуть под рубаху брюки, скорее подхватила груженое лукошко и сброшенный Чият платок.

   – Хорошо, что ты уже встала, мой свет, – сразу же зачастила Чият, вытирая тыльной стороной кисти вспотевший то ли от жары, то ли от скорого шага, лоб, – потому что я принесла дурные вести.

   – Что такое? – нахмурившись, спросил Ашарх.

   Немолодая хетай-ра опустилась на лавку у стены с небрежной элегантностью, несколько неуместной конкретно в этот напряженный момент, когда племянница и профессор не сводили с нее серьезные взгляды. Но, очевидно, некоторые свои привычки Чият была не в силах побороть.

   – Весь Зинагар стоит на ушах. В город прибыло несколько отрядов двенадцатого ордена прямиком из столицы. Здесь чуть ли целый век уже не появлялись бордовые флаги Сынов, и народ в смятении – никто не знает, что псам Владыки понадобилось в таком захолустном месте.

   – Зато мы знаем. Они пришли по нашему следу, – невнятно ругнувшись себе под нос, сказал Аш.

   – Они пока не делали никаких объявлений. С самого утра ведут переговоры с градоправителем Кариусом, но по всему городу уже ходят их патрули, всматриваются прохожим в лица.

   – Быстро ли они смогут выйти на наш дом? – с волнением прошептала Лантея, комкая в руках ткань своей рубахи. – Если горожане что-то запомнили, то времени у нас немного! Надо уходить!

   – Не торопись! – повысила голос Чият. – Сейчас ситуация неоднозначная... Они могли прибыть в Зинагар по другому поводу. Угроза восстания – это весомая причина для приезда Сынов.

   – Что ты имеешь в виду?

   – Проблему с обездоленными погорельцами, конечно же.

   – Исключено. От столицы ехать не меньше четырех суток. Даже если бы городские власти отправили запрос в Италан, то отряды ордена просто не успели бы прибыть так рано. Разница во времени слишком значительная, – разъяснил профессор.