Текст книги "Вечные каникулы (ЛП)"

Автор книги: Скотт Киган Эндрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Глава четвёртая

Проблема участия в бою в том, что, если тебя убивают, ты так и не узнаешь, победили наши или нет. Жертвовать жизнью в ореоле героической славы – это прекрасно, но только тогда, когда ты готов признать, что никакого толку с этого, возможно, не будет.

Кинобитвы имеют строгую жесткую структуру – начало, середина, конец – и зрители видят, как всё происходит, как действия конкретных персонажей влияют на события, имеет или нет их смерть какое-либо значение. Но пока я лежал в холодной траве, подстреленный, истекающий кровью, впадающий в шок, я осознал, что персонажи в тех фильмах, те самые, что спасают всех, накрывая пулемет, или устраивают диверсии, дабы их товарищи могли уйти, те, что говорят: «оставьте меня, я вас только замедлю» или: «я их задержу, выиграю для вас время», умирают в одиночестве, цепляясь за надежду, что они хоть что-то изменили, но не уверенные до конца в том, что их жизнь не растрачена попусту.

Я понятия не имел, попал ли Грин в снайпера, или наоборот. Даже если Грин его подстрелил, «наша» сторона могла и не добраться до оружия. А если мы и добрались до оружия, мы по-прежнему можем не пережить следующий год. В таком случае, какой смысл имела моя медленная, пропитанная кровью смерть на клочке земли между двумя сборными домами? Чем я помог? Будут ли меня вспоминать, как героя, который пожертвовал своей жизнью во имя всеобщего блага, или всё закончится тем, что к моей ноге приделают кусок проволоки под машиной, дабы заманить в засаду каких-нибудь других бедолаг?

К счастью, благодаря шоку, человека перестаёт заботить что бы то ни было, поэтому я прекратил философствовать. Затем я недолго поразмыслил, сдаться или продолжать, и пополз в укрытие.

Должно быть, снайпер целился в верхнюю часть моего тела. Я не был уверен, повезло ли мне, что он попал лишь в бедро, или не повезло, что он вообще попал. Ранение в бедро, может быть болезненным, но оно не опасно – повреждены только мышцы, жизненно важные органы не задеты – но в ногах есть артерии, и если бы пуля попала туда, долго я бы не протянул, в какое бы укрытие ни забрался.

До следующей постройки я добрался неподстреленным. Я оперся спиной на стену и осмотрел ногу. Кровь шла, но не брызгала. Повезло. Я снял с брюк ремень, обмотал им ногу прямо над раной, и затянул. До сей поры боли почти не было, но стоило мне затянуть ремень, как тут же пришлось приложить усилие, чтобы подавить крик.

Я застегнул ремень и попытался подняться, используя винтовку в качестве костыля. Едва я встал, как голова тут же пошла кругом и я вновь осел наземь.

Возможно, я вырубился, не знаю.

«Дыши глубже. Сосредоточься. Найди опору».

Я захромал к главному зданию. Господи, как же болит нога. Иона откусил от неё кусок, но тогда она не болела и вполовину от того, как сейчас. Матрона будет довольна, если мне таки удастся добраться до лазарета.

Когда я преодолевал расстояние от одного дома к другому, я расслышал безошибочный хруст ветки. Кто-то приближался. Если бы я попытался вскинуть винтовку, то упал бы, поэтому я доковылял до дома, прислонился спиной к стене, и только тогда поднял оружие, ожидая появления преследователя.

Перед глазами всё начало плыть. Между двумя зданиями ковылял Грин. Одну руку он держал над головой, а другая безвольно свисала, истекая кровью. Счёт 2:0 в пользу снайпера. Однако сам снайпер решил, что я мёртв, потому что он выскочил прямо передо мной во весь рост, целясь из винтовки в спину Грину.

Мне на ум пришли две мысли. Во-первых, скорее всего, они прошли по дороге прямо перед бункером, значит, снайпер не видел никакой угрозы с той стороны, что означало, что Мак мёртв; во-вторых, мне снова представилась возможность стать убийцей.

– Стоять.

Снайпер замер, глядя прямо перед собой. Грин, наоборот, был готов из кожи выпрыгнуть.

– Я могу пристрелить тебя прямо на месте, – сказал я. – Умрёшь раньше, чем упадёшь на землю. – Ну, простите за клише, у меня голова кругом шла. – Я, правда, не хочу этого делать, но прошу поверить мне, когда я говорю, что ни на мгновение не задумаюсь, если ты сделаешь что-нибудь такое, что заставит меня нервничать. Я потерял много крови, и не уверен, что мыслю ясно, так что не нервируй меня.

У снайпера был отличный камуфляж. Его лицо и руки были покрыты черной и зеленой краской, с него, подобно паутине, свисал плащ, из которого торчали зеленые листья, ветки и стебельки папоротника. Он нёс снайперскую винтовку «L96», а также различный инвентарь, рассованный по карманам и мешочкам. На вид ему было около сорока лет. Вряд ли серьёзный вояка, скорее всего, солдат выходного дня из территориальной обороны, который всю неделю трудился счетоводом.

– Хорошо, – произнёс он, по-прежнему, не двигаясь ни на сантиметр. – Успокойся, сынок. Я понятия не имел, что стреляю в детей. Знал бы, никогда бы не выстрелил. Не надо больше стрелять, хорошо?

– Не придётся, если положишь оружие.

– Не мог, братан. Приказ – есть приказ, сам знаешь.

Я поднял винтовку, прицелился ему в голову и захромал вперёд, пока её ствол аккуратно не уткнулся ему в висок.

– Последний шанс. Бросай, или я тебя уроню.

Этот наглый ублюдок ещё думал около минуты, но потом всё же опустил оружие и позволил ему упасть на землю.

«Спасибо. Всё ещё не убийца».

Грин пошатнулся и упал на стену противоположного здания. У него была гипервентиляция и остекленелый взгляд.

– На землю, лицом вниз, руки за голову.

– Послушай, мы же можем…

– На землю!

Снайпер подчинился.

– Грин. Грин!

– Эм, да? Да? Ли? Ли. Меня подстрелили, Ли. Он подстрелил меня, Ли.

– Знаю, всё будет в порядке, ничего серьёзного. Всё будет хорошо.

– Но он меня подстрелил, Ли. В руку. В руку подстрелил. Меня подстрелили. В руку.

– У него шок. Я могу помочь, – сказал снайпер.

– Заткнись, нахуй, – рявкнул я. – Грин, тебе надо сконцентрироваться на мне. Грин. Грин. Сконцентрируйся на мне. – Он вращал глазами, но вскоре уставился на меня. – Я хочу, чтобы ты дошёл до главного здания, поднялся на самый верх и нашёл полковника. У него есть аптечка. Расскажи ему, что случилось. Но, Грин, держись позади этих домов и в главное здание заходи с чёрного хода, не выходи перед бункером, ты понял? Понял?

Тот вяло кивнул.

– Хорошо, иди. Побыстрее.

Он уковылял прочь, словно зомби из дурного ужастика.

Убедившись, что он ушёл, я переключил внимание на пленника.

– Тероборона, да?

– Это допрос? – В его голосе слышалось изумление.

Я пнул его. Плохая мысль. Раненая нога отозвалась болью. Он начал двигаться ещё до того, как я понял, что падаю. Но он был толстый и медленный, а мне везло. Я упал так, чтобы продолжать целиться в него, а когда моя спина ударилась о стену, я наклонился, но всё ещё стоял, целясь ему прямо в грудь. Он стоял на коленях, одна рука тянулась к кобуре на бедре, но он понимал, что у него ничего не получится. Он расставил руки в стороны, улыбнулся и отполз назад, пока не уткнулся спиной в противоположную стену. Я упёр винтовку в здоровое колено, палец по-прежнему на спусковом крючке.

– Не против, если я закурю?

– Ради бога.

Он медленно потянулся к плетеному карману, достал кисет и приступил к ритуалу скручивания сигареты. Закончив, он принялся меня рассматривать.

– Сколько тебе лет, сынок?

– Достаточно.

– Четырнадцать, пятнадцать? Вы тут, что, решили в солдатиков поиграть, а?

Я был не в том настроении, чтобы меня допрашивали.

– Я хочу, чтобы ты достал оружие и бросил мне. Медленно.

Он сунул сигарку в рот, прикурил, а затем легким движением швырнул мне два блестящих «Браунинга L9A1».

– Вот, патроны тоже держи. Считай это подарком. Там, откуда я пришёл, такого полно. – Он швырнул мне четыре обоймы по 13 патронов. Я рассовал пистолеты и патроны по карманам брюк. Не надо никому знать, что они у меня есть. Подстраховка.

– Это у тебя, что, старый «303-й»? Где ты его достал?

Я не ответил.

– Дай угадаю, ОКО, верно? Ты из одной из тех школ для богатеньких, где детишки играют в переодевание? Послушай, сынок, не знаю, кто отдаёт тебе приказы, но эти люди наглухо ёбнутые, если думают, что смогут штурмовать военную базу толпой подростков. Ты бы лучше спрятался где-нибудь, тёр палочки друг о друга, добывая огонь, а не шарился по округе, стреляя во взрослых.

– Может быть. Но взрослые стреляют в нас, и мне гораздо комфортнее, если я буду знать, что смогу стрелять в ответ.

Он ненадолго задумался над моими словами, и кивнул.

– Справедливо, н'верное.

– И, вообще, это у меня оружие в руках, и похоже на то, что ваш бункер разлетелся на куски, так что я бы нас не недооценивал, дружок. Мы тут не в игры играем.

Он ухмыльнулся.

– Опять же, справедливо.

– Так, что это за операция «Родина»? – спросил я.

– Именно это я бы и хотел бы знать, блядь, – раздался голос Мака.

* * *

Оружейная комната находилась в подвале главного здания, в одном конце которого стояла огромная сейфовая дверь. Снайпер и ещё двое мужчин сидели привязанные к стульям как раз напротив этой двери. У одного из пленников, захваченных в бункере, была жуткая рана на голове, а сам он находился в полубессознательном состоянии. Второй был весь покрыт кирпичной пылью, но выглядел в порядке.

Мак и сам был весь покрыт кирпичной пылью, а на лбу у него красовался большой фиолетовый синяк. Ему в голову прилетел кирпич, выброшенный в небо после взрыва, но он пришёл в себя первым и вытащил этих двоих из-под обломков.

– Бункеры – пиздец, какая крепкая вещь, короч', – пояснил он. – Пришлось заложить много взрывчатки. Мне удалось заложить заряды так, что они меня не заметили, но они засекли меня, когда я полз назад, вот и пришлось взрывать до того, как окажусь в безопасности, иначе они бы меня убили.

Остальные также собрались у двери, они сидели на стульях, или развалились на ступеньках подвала. Вольф-Барри обрабатывал рану Грина, Зейн осматривал мою. Лица Бейтса, Зейна и Вольфа-Барри были в крошечных порезах от стекла разбитого окна, но серьёзных ран ни у кого не было. Вероятно, когда Мак взорвал бункер, и началась стрельба, они всё ещё обсуждали план действий. Прекрасно, Бейтси, настоящий командир на передовой.

– Прости, Дейв, – обратился Бейтс к уцелевшему мужчине из бункера. – Но у нас такая ситуация, что нам нужно оружие. Мы не думали, что кто-то будет тут защищаться. Я не собирался стрелять, но вы начали палить первыми, и мои пацаны вынуждены были защищаться. Тебе лишь надо сказать, как открыть сейф, и больше никто не пострадает.

Мужчина даже не пытался скрыть презрение.

– Ты, блядь, чего задумал, Бейтс? Ты всегда был слегка дёрганным засранцем, который считал себя солдатом, но, серьёзно, что это за хуйня? Полковник? Ты – полковник? Не смеши меня. Всё это время мы брали тебя с собой бухнуть после тренировок, чтобы ты рассказал нам свежепрочитанные байки из САС. Мы смеялись над тобой, а не с тобой. Ты, что, всерьёз решил, будто…

Он умолк, когда раздался громкий булькающий звук, доносящийся со стороны полубессознательного человека, сидевшего рядом с ним. Все повернулись и увидели, как Мак вынимает из его горла нож. Кровь залила его ладони, стекала по куртке мужчины. Мы все сидели в гробовом молчании, и наблюдали, как человек дёргается в путах, пенится, хрипит и плюётся. Умирал он чудовищно долго, и никто из нас не обронил ни слова.

Снова пустота в животе и болезненное ощущение того, что ситуация выходит из-под контроля. Но я ослабел от потери крови, у меня кружилась голова, и ещё не прошёл шок. Моя реакция была приглушена. Я мог лишь наблюдать.

– Ты – следующий, – буднично произнёс Мак.

Он вытер лезвие ножа о рукав, и сел напротив, уставившись прямо в перепуганные глаза Дейва с выражением, очень похожим на вожделение.

Зейн убежал наверх. До нас доносилось эхо его шагов.

Бейтс побелел, словно простыня. Этого он Маку не приказывал. Даже в состоянии шока я осознал, что если он оставит этот поступок без последствий, авторитет Бейтса рухнет навсегда, и будет лишь вопрос времени, когда Мак сделает свой ход. Мне хотелось, чтобы Бейтс наорал на него, отобрал оружие, угомонил и восстановил порядок. Но он ничего этого не сделал. Бейтс отчаянно желал стать уверенным боевым командиром, но он был слаб, нерешителен и уязвим. И своими следующими словами он приговорил всех нас.

– Что ж, Дейв? – прошептал он, не в силах совладать с шоком, но стараясь идти на поводу у Мака. – Как поступим?

Дейв выдержал взгляд Мака, его собственный взгляд был полон недоверия и ужаса. И, как я с удивлением заметил, слёз. Он сообщил нам комбинацию.

Мак улыбнулся.

– Спасибо, браток, – сказал он и посмотрел на Бейтса. – Не окажете ли честь, сэр?

Бейтс, казалось, смотрел сквозь Мака, куда-то далеко-далеко, но он кивнул и пробормотал:

– Да, благодарю, майор.

Теперь он благодарит подчинённого за то, что тот разрешил ему открыть дверь.

Он подошёл, ввёл комбинацию, повернул большой рычаг и открыл дверь, за которой один на другом стояли ящики с патронами и стойки с оружием. Мак тихонько присвистнул от восхищения.

– Прекрасненько, – проговорил он.

* * *

Мы подогнали к главному входу микроавтобусы и принялись загружать в них оружие. Мы с Грином сидели на передних сидениях и наблюдали, как остальные выполняют всю тяжёлую работу. Мы взяли около пятидесяти автоматов «SA80», десять ящиков с гранатами, ещё три пистолета «Браунинг» и четыре пулемёта «FN MAG», из тех, что можно установить на джип или в бункере. Патронов оказалось больше, чем мы могли увезти, поэтому, видимо, придётся делать вторую ходку. С такой огневой мощью, при должном использовании, мы станем весьма грозным противником.

– Мы даже можем напасть, – сказал Вольф-Барри. – Устроить бой этим пидорам из Хилденборо. Мак всё сделает, как надо, он позаботиться, чтобы мы сделали всё, чтобы защититься.

В его голове Мак уже заменил Бейтса. Я задумался, сколько ещё человек думало точно так же. Ещё я задумался, сколько потребуется времени, чтобы Мак захватил власть официально. И что это будет означать для бедного мистера Бейтса?

Когда автобусы были загружены, Пейтел открыл водительскую дверь, он весь сиял от восторга.

– Вам надо на это взглянуть, – произнёс он. – Мак проводит допрос.

Строго говоря, это было последнее, на что я бы хотел взглянуть, но почему-то я решил посмотреть. Снайпера захватил я, поэтому, в какой-то степени, то, что с ним произойдёт, лежало и на моей совести. Я выкарабкался из автобуса и доковылял до сейфовой двери.

Мак усадил двоих оставшихся бойцов теробороны друг напротив друга и ходил вокруг них кругами.

– … получили то, за чем пришли, – говорил он. – Однако нужно убедиться, что мы ничего не упустили, а полезнее оружия может быть только разведка, так?

На лицах мужчин не дрогнул ни один мускул, они стали жёсткими от страха и решимости.

– Поэтому мне нужно знать, пардон, нам нужно знать, – он указал в сторону Бейтса, который сидел на ступеньках, удовлетворившись ролью наблюдателя, – что такое операция «Родина» и что это означает для моего милого маленького отряда. Так, кто скажет? Дейв? Дерек?

Значит, снайпера зовут Дерек. Я даже пожалел, что узнал об этом.

Никто не произнёс ни слова.

Мак принялся вертеть охотничий нож в правой ладони.

– Если никто не скажет, я собираюсь устроить небольшую резьбу. Должен признать, я с нетерпением этого жду, поэтому, надеюсь, вы ещё немного поупираетесь. Давненько я уже не устраивал резьбу по какому-нибудь пидору.

– Пошёл на хуй, – прошептал Дейв.

– О, славно, значит, резьба, – произнёс Мак с самой злорадной ухмылкой, что я когда-либо видел. Он поднял нож и подошёл к пленному.

– Ладно, ладно, – сказал Дерек. – Оставь его в покое. В этом нет необходимости.

Мак остановился и повернулся к Дереку.

– Сам сказал, – ответил он. Какое-то время он стоял, размышляя, затем решил дать Дереку шанс. – Давай, жги.

Однако Дерек уже сложил своё впечатление об этом человеке, он склонил голову набок, разглядывая своего палача. Я заметил, как из его глаз исчезла всяческая надежда, а её место заняло смирение и осознание поражения. Он осознал то, что я понял уже давно – Мак никогда не выпустит его живым, что бы он ему ни рассказал. Он посмотрел в лицо человеку, который станет его убийцей и нашёл в себе решимость, которую не смогли сломить никакие угрозы.

– Операция «Родина», – заговорил он – это твоя смерть, малыш. Для тебя она станет большой лохматой бойней, блядь. Она придёт за тобой, и ты даже не поймешь этого, пока не повиснешь в петле, дергая ножками и обсираясь под себя, когда твои глаза будут лезть из орбит, а язык станет чёрным, и ты осознаешь, что всё, чем ты был – это печальным напуганным ребенком, ищущим мамочку. Операция «Родина» – это наше правосудие, наше оправдание и наша месть. И больше тебе ничего от нас не добиться, пиздёныш, так что, режь.

Мак стоял и смотрел на Дерека с выражением некоторого удивления.

– Что ж, – произнёс он. – Попытаться стоило.

Затем он достал пистолет и прострелил обоим мужчинам головы.

– Короч', возвращаемся в Замок с барахлом, – сказал он и поднялся по лестнице мимо нас, насвистывая, и оставив за собой трупы троих солдат, которые так никогда и не узнают, чем всё закончилось.

Глава пятая

По пути домой никто особо не разговаривал, все пытались переварить произошедшее. Вскоре я узнал, что урок, который остальные извлекли из того дня, был столь же прост, сколь и глуп: Мак – командир, он суров и холоден, и если держаться его, всё будет хорошо. В тот день Грин, Зейн, Вольф-Барри, Пейтел и Спейт стали, в той или иной степени, преданными последователями Мака, его основой, и самой большой проблемой для всех прочих.

Какой урок извлёк Бейтс, я так никогда и не узнаю, но на обратном пути в школу это был не тот человек, что отправлялся с нами утром. Раньше он выглядел сломленным, теперь же он превратился в тень.

Когда мы вернулись в школу, нас с Грином отвели в лазарет, где Матрона нас вытерла, зашила и перевязала. Грину она разрешила уйти, у него была только мышечная рана, но моё ранение оказалось достаточно серьёзным, чтобы уложить меня в койку. Матрона предупредила, что в процессе заживления болеть будет ещё сильнее, и если я хочу полностью восстановиться, я должен любой ценой не пытаться расчёсывать шов. Мне был предписан недельный постельный режим и ещё две недели на инвалидном кресле потом.

На второй день моего пребывания в лазарете меня посетил Мак.

– Хотел винограда тебе купить, но его весь распродали. – Он рассмеялся собственной шутке, а я выдавил ухмылку.

Он придвинул стул к моей койке.

– Послушай, Ли, всё, что ты там сделал – рисковал жизнью, получил ранение, спасал Грина, захватил того сраного снайпера – это всё по-жесткачу, конечно. Полагаю, ты здесь – самый суровый человек. После меня, конечно. И ты реально умеешь стрелять.

«Льстишь теперь?».

– Остальные парни верны мне, и всё такое, но они ни разу не Эйнштейны. Если я собираюсь всем тут управлять… – вот так запросто он признал, что намерен подвинуть Бейтса. – …значит, мне нужен лейтенант, заместитель, кто-то, кому я смогу доверить свой тыл, когда дела пойдут скверно. Кто-то инициативный. И я решил, что это ты, браток.

«Твою же мать. Ладно, осторожней, обдумай всё. Мак не глуп. Он знает, как держать врагов ближе к себе, так что, возможно, он осознаёт меня, как угрозу и просто хочет за мной приглядывать. В то же время, мне тоже нужно за ним приглядывать, именно потому, что я и есть угроза. Опять же, если я его доверенная правая рука, будет проще хранить от него тайны, свергнуть его и угомонить. Проще и намного опаснее».

От попыток разобрать все те шестеренки, что приводил в движение этот разговор, у меня разболелась голова. Но, строго говоря, выбора у меня не было.

– Ого, Мак, не знаю, что и сказать. Я только в пятом классе, а остальные уже шестиклассники. Не думаю, что им понравится, что я ими командую.

– Я о них позабочусь. Они будут делать, что я скажу.

– Лады, что ж, ого. Эм, да, мне льстит, что ты считаешь меня подходящим человеком, и я постараюсь тебя не подвести.

– Так, ты возьмёшься?

– Да, погнали. – Отличное сочетание сдержанности и энтузиазма. Пора выходить на сцену.

Мак протянул руку и я пожал её. Я ожидал предупреждения, наклона и шипения: «но если ты…». Этого не случилось. Возможно, он был искренен. Он улыбнулся.

– Ну, тогда, всё. Теперь тебе надо поправляться, и потом мы начнём по-настоящему разгребать весь этот ебучий бардак.

– Что ты задумал?

– О, увидишь, увидишь.

«Ага, – подумал я. – Конечно, увижу».

* * *

После нескольких дней, проведённых в гуще событий, было весьма странно оказаться в коконе лазарета, пока вся школа превращалась в военный лагерь, и Мак вместе со своими новоявленными поклонниками принялись расхаживать по Замку, словно это была их собственность. Что, с учётом того, что они были единственными, кому дозволялось носить оружие, так и было. Вскоре они начали назначать наказания за мнимые нарушения – построение, порка, бег кругами перед завтраком. Вскоре начали появляться более изобретательные и жестокие кары. Начались издевательства.

Ко мне регулярно приходил Нортон и держал в курсе происходящего, а я смог передать ему пистолеты и патроны, чтобы тот их спрятал в безопасное место. От него же я узнал, что в подвале Замка оборудовали новую оружейную комнату, с постоянной вооружённой охраной. Бейтс и Мак носили пистолеты, а остальные старшие офицеры ходили с винтовками.

– Веришь, нет, Хаммонд начал преподавать, – сообщил мне Нортон. – Всякое по выживанию, типа, очистки воды, как ловить и свежевать кролика, разводить костёр, всякое такое. Как будто вернулись времена бойскаутов. А, ещё у него полно DVD с жуткими старыми телешоу о выживших после чумы, и он заставляет нас это смотреть, а потом «обсуждать вопросы». – Он зевнул. – Но это не самое лучшее, – продолжал он. – Он создаёт памятник. Он его ото всех прячет, но зная его, это будет идиотская скульптура в стиле модерн. Шар с дыркой, или вроде того. Короче, на послезавтра он запланировал грандиозную церемонию открытия, так что повезём тебя туда на инвалидном кресле.

– С трудом скрываю свой восторг, – произнёс я.

Я поведал Нортону о событиях в центре территориальной обороны, и он согласился с мыслью, что Мак становится серьёзной проблемой. Если бы дело было только в Маке, мы бы прогнали его при помощи оружия, или сделали чего похуже. Но сейчас, когда при нём целая банда последователей, угомонить его будет намного сложнее. Нам придётся быть хитрыми, выжидать, собирать вокруг себя других мальчишек, которые помогут нам в назначенный час.

– Самая большая проблема сейчас – это Уайли, – сказал Нортон. – Он увлёкся младшей сестрой Анвина, и отказа он не примет. Он уже позволял себе парочку непристойных выражений, пока он не угрожает Анвину оружием, но, полагаю, это лишь вопрос времени. – Он замолчал и обеспокоенно посмотрел на меня. – Ей тринадцать лет, Ли.

– А как на это реагирует Мак?

– Считает всё это забавным.

– Слушай, тебе удобно носить оружие самому?

Нортон выглядел удивлённым.

– Мне? Ну, да, наверное.

– Хорошо, тогда найди способ носить «Браунинг», не на виду, и приглядывай за Анвином и его сестрой. Если дела пойдут скверно, тебе придётся вмешаться. Только, слушай – главное, не на виду у всех. Если сможешь что-то сделать – делай, если же будет риск – не делай ничего.

Я был потрясён собственными словами, но если моё предложение и шокировало Нортона, виду он не подал. Либо отчаяние, вызванное ситуацией, ещё не до конца угнездилось в нём, либо он оказался более хладнокровен, чем я предполагал.

– Бог знает, что Мак с тобой сделает, если узнает, что ты угрожаешь одному из его офицеров, – продолжал я. – И нам нужно приглядывать за всей ситуацией. Мак – наша основная цель, и нам нельзя делать ничего, что могло бы выдать наши планы по его устранению.

– У нас есть планы?

– Эм, нет, пока нет. Но будут. Ждём и наблюдаем. Большие планы. Схемы, даже заговоры.

– Мне нравится добротный заговор.

– Ну, вот.

Одновременно с укреплением нашей дружбы с Нортоном при помощи заговора, мои отношения с Матроной становились всё ближе. Я сидел рядом с ней, пока она занималась утренними операциями, а она начала обучать меня основам первой помощи и медицины.

В штабе теробороны мы нашли не только оружие. Во время экспедиции за оставшимися патронами Бейтс приказал обыскать всю территорию, и мы нашли отлично оборудованный медицинский центр, содержимое которого было собрано и передано Матроне. Она была в восторге от того, что теперь у неё есть подходящие обезболивающие, антибиотики, перевязочный материал и всё прочее. Надолго всего этого не хватит, но на какое-то время можно расслабиться.

Поэтому днём я помогал ей каталогизировать имущество, а она рассказывала мне о свойствах каждого лекарства. На всякий случай, я записывал каждое лекарство, имевшее успокоительные или стимулирующие свойства.

Помимо этого мы обсуждали книги, фильмы и музыку. Она никогда не говорила о своей семье или жизни за пределами школы, но тогда я ни разу не видел, чтобы она покидала школу, даже по выходным. Возможно, за пределами школы, у неё не было никакой жизни.

Иногда, каким-то образом, нам удавалось вдоволь посмеяться.

* * *

Мистер Хаммонд был популярным учителем. Он ожидал, что при его появлении, класс будет вставать, на занятия он надевал длинную чёрную мантию, и иногда возникало ощущение, что были времена, когда он жаждал вытащить мальчишку за вихры, поставить посреди класса и как следует ему всыпать раз шесть, как бывало в те времена, когда он был моложе. Но он нравился нам, мы уважали его, поскольку всегда знали, чего от него ожидать. Правила на его уроках были просты и понятны, он никогда не терял терпения, и никого никогда не наказывал просто, потому что у него не задался день – если уж вы и добивались от него наказания, он всегда делал так, чтобы вы знали, почему.

Его занятия были интересны, если не увлекательны, и его навязчивая страсть ко всему современному в искусстве означала, что любой, кто ищет просвещения в таких мирских вещах, как рисование или скульптура, мог ощутить его разочарование от необходимости преподавать то, что он считал отсталыми, и не относящимися к делу навыками. Кубизм и абстракции Генри Мура – вот, ради чего он жил. Честно говоря, я всё это считал бессмысленной претензионной чушью, но трудно не сочувствовать тому, кто так искренне увлечён своим делом.

Он учился здесь сам, и вернулся преподавать сразу же, как получил диплом, так что, не считая первых пяти лет, да трёх лет в колледже искусств, он провёл в Замке всю свою жизнь. Он был стариком, который уже давно должен был выйти на пенсию, но он настолько прочно вжился в это место, что никто и представить не мог, чтобы он ушёл. В семьдесят пять лет он по-прежнему преподавал искусство, и намеревался заниматься этим до самой смерти.

Хоть он и был самым старшим учителем, он никогда не оспаривал власть Бейтса, не того типа это был человек. Казалось, он был рождён для того, чтобы преподавать навыки выживания в постапокалиптическом мире, и я сожалел, что не мог посетить хотя бы один его урок. Нортон поведал мне, что уже набралась довольно крупная группа мальчишек, которые безмерно его обожали. Он играл для них роль дедушки и они упивались этим. В конце концов, Мак был не до конца доступен, а Бейтс, несмотря на его первоначальное взаимопонимание с младшеклассниками, становился всё более отчуждённым и изолированным.

В некотором смысле, можно сказать, что за очень короткое время Хаммонд твёрдо занял ту позицию, которую занимал многие десятилетия до Отбора – место сердца школы, её совесть и доброту.

Ну, и разумеется, в нашем дивном новом мире таким вещам места не было.

* * *

Первый зимний снег выпал в ночь перед грандиозной церемонией открытия, заставив всю школу и окружающую территорию блестеть и сиять. Пришёл Нортон, чтобы одеть меня в форму ОКО, что было необычно, однако я ничего не сказал. Вместе с Матроной они пересадили меня в инвалидное кресло. Нога постоянно болела, глухая пульсация, переходящая в острую агонию при малейшем движении, однако при отсутствии полноценного медобслуживания кто-то из мальчишек соорудил горизонтальную подпорку при помощи подушек и палок, на которую можно было бы опереть ногу, так, что едва меня усадили, я мог кататься без постоянных криков. Это было плюсом.

Вместе с Нортоном в качестве моего водителя, мы выехали по снегу на лужайку, где собралась вся школа. Я не мог поверить своим глазам. Вместо латанной-перелатанной формы, мальчики, почти все пятьдесят человек, были одеты в полный комплект армейской униформы. На младшеклассниках она выглядела довольно комично, но штанины брюк были подвёрнуты, а куртки перетянуты поясами. Очевидную проблему представляли береты, поэтому младшеклассники либо вообще стояли с непокрытой головой, либо носили бейсболки, выкрашенные в зелёный цвет.

Они были не только одеты, как солдаты, они спокойно стояли в ровном красивом маленьком каре. И – кровь в моих жилах начала леденеть – все держали в руках «SA80».

– Что это ещё за нахуй? – прошептал я Нортону.

– Я собирался тебя предупредить, но решил, что тебе следует всё увидеть самому. Я сам всё вижу и до сих пор поверить не могу.

– Значит, у него таки получилось, и все дети теперь в армии?

– Ага. С сегодняшнего дня для всех мальчиков начнутся обязательные занятия и обучение обращению с оружием, а также занятия по тактике, маскировке и прочей херне. Меня даже подписали вести занятия по рукопашному бою.

Напротив собравшегося войска стоял предмет размером с голову, накрытый простынёй. По обе стороны от него стояли Бейтс и Хаммонд, а по левую сторону сидела Матрона и остальные взрослые – тётя и трое бабушек-дедушек; с ними сидел Грин, его рука до сих пор лежала в перевязи. По правую сторону в два ряда выстроились офицеры, все с «303»-ми винтовками в руках.

Нортон подкатил меня к ряду кресел и остановил рядом с Грином. Затем он промаршировал к строю и занял своё место. Встав по стойке «вольно», он подмигнул мне и слегка дёрнул плечами, словно говоря: «я понимаю, всё это – фарс».

Едва Нортон занял своё место, Бейтс встал. Он выглядел даже хуже, чем когда я видел его в последний раз. Хоть он и был чисто выбрит, всё его лицо было в красных пятнах и порезах. Причина этого была ясна – руки его, сжимавшие за спиной офицерскую трость так крепко, что даже кулаки побелели, тряслись. Взгляд его расфокусирован; когда он говорил, он казалось, смотрел не на кого-то конкретно, а куда-то влево или вправо, либо в пространство позади людей.

Мак стоял по стойке «смирно» перед отрядом, лицом к Бейтсу. Он смотрел ему прямо в глаза, не двигаясь. Бейтс ни разу не встретился с ним взглядом.