Текст книги "Вечные каникулы (ЛП)"

Автор книги: Скотт Киган Эндрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Сучка уже далеко сбежала, но мы её найдём. Ради тебя, Ли, обязательно найдём.

Он выкатил меня за дверь, провёз по коридору к лестнице, где ждал Пейтел, чтобы спустить меня вниз.

– Вообще, Ли, знаешь, прошлой ночью ты пропустил всё веселье.

Сохранять спокойствие в подобных ситуациях становилось всё проще; гнев позволил держать себя под контролем.

– Правда? И что там было?

Мы подъехали к лестнице, и Пейтел ухватился за передние колеса.

– Как ты сказал тогда, Пейтел? Той ночью. Проверка качества, да?

На мгновение Пейтел почувствовал себя неуютно, но возможно это было вызвано тяжестью кресла.

– Так точно, сэр. Высшее качество.

– В общем, преподали сучке урок. Объяснили, кто тут главный. Жаль, тебя там не было, Ли. Полагаю, она всегда тебе нравилась, да? Позор, что тебе так и не удалось присунуть, да?

Я представлял, как беру нож, медленно вонзаю в его бьющееся сердце, и улыбаюсь, глядя в его умирающие глаза.

– Значит, – с энтузиазмом произнёс я, – оно стоило бы того, чтобы получить гангрену!

Мак и Пейтел рассмеялись. Все мы трое – соучастники одного преступления.

Мы спустились с лестницы и меня выкатили на задний двор.

– Кстати, ночью сбежали девчонки. Не переживай, мы их найдём. А ещё мы теперь ходим в патруль по ночам и у нас есть сторожевые будки. Больше никто отсюда не выскочит. Не правда ли, толстуха? – Последняя фраза была адресована Обеденной Леди, которая стояла в стороне, скрестив руки на груди, и глядя на него с вызовом, но, при этом, не скрывая собственную неуверенность и страх. Она ночевала одна, над кухней, прямо напротив окон общежития мальчиков. Должно быть, Матрона сочла слишком рискованным будить её.

– Утром она пыталась сбежать, – сказал Мак. – Но она слишком большая, чтобы двигаться тихо. Вообще, что мы будем есть, если её не станет? Вы слишком ценны для меня, миссис Обеденная Леди. Вас следует держать поближе к дому.

Он наклонился и прошептал мне:

– Плюс, пусть Матроны и нет, у нас есть и другие развлечения.

У ближайшей ко мне бровки стоял Нортон. Когда я проезжал мимо, он взглянул на меня и почти незаметно кивнул. Я облегчённо выдохнул. Задание выполнено.

Мак остановил меня и встал напротив войска. Над ним нависал крест.

– Для меня нет никакого удовольствия в том, что я намерен сделать, – произнёс он.

«Ой, не пизди», – подумал я.

– Однако в стремлении к справедливости и безопасности, сильный лидер должен быть безжалостен. Любой, кто вредит моим людям, будет страдать от последствий, и эти люди должны знать, что в своём стремлении я буду непоколебим. Здесь нет места милосердию и прощению. Единственное, что здесь свято – это справедливость. Если вы убьёте того, кто находится под моей защитой, вы убьёте часть меня. И, да поможет мне бог, вы будете наказаны за свои грехи.

Это уже что-то новенькая, вся эта ахинея про священное правосудие. Надеюсь, он не заработал себе комплекс мессии. Словно по команде, Бейтс достал Библию и принялся читать вслух, в то время как Зейн и Грин вывели Бейтса.

– «Путь праведника лежит среди беззакония эгоистов и тирании злых людей, – говорил, Мак цитируя Сэмуила Л. Джексона. – Блажен тот, кто во имя милосердия и доброй воли ведёт слабых через долину тьмы, ибо он воистину спаситель своего брата и искатель потерянных детей. И я обрушусь с великой местью и яростным гневом на тех, кто пытается отравить и уничтожить моих братьев. И, когда я обрушу на вас свою месть, вы узнаете, что имя моё – Господь».

Мак и в самом деле заморочился. Ситуация становилась нелепой. Как бы то ни было, надо было отдать должное выбору цитаты; по крайней мере, она была к месту.

Мальчики подвели Бейтса к кресту, а тот совсем даже не сопротивлялся. Даже увидев всю конструкцию, на которую его водрузят, он не выказал ни удивления, ни тревоги. Не думаю, что в Бейтсе осталось хоть что-нибудь, что можно было бы убить.

Мак подошёл к нему, силой поставил на колени, а затем повалил на спину. В полной тишине он привязал его запястья и ноги к импровизированному запястью. Затем он достал молоток и гвозди. Он выглядел разочарованным, когда Бейтс не издал ни звука, пока гвозди впивались в его плоть.

Он шагнул назад и взял веревку, что была привязана к кресту. Зейн и Пьюг взялись за остальные веревки, и втроём они поставили крест. Было непросто. Тяжёлая конструкция качалась и болталась, пока они пытались воткнуть столб в яму. Они отошли назад и осмотрели свою работу.

Человек на кресте – это мощная картина, возможно, знаковая. Она полна ассоциаций и смыслов, мифических отражений жертвенности и мученичества. Я взглянул на Бейтса, чья голова со стеклянными глазами пьяно повисла на плечах. Не было тут никакой жертвенности. Не был он никаким мучеником. Это просто был слабый человек, который пытался стать сильным, и не сумел. Никакой великой трагедии, всего лишь павший герой.

Мак, казалось, был неудовлетворён представлением. Успокоительное, которое я достал в лазарете, действовало. Нортон позаботился о том, чтобы именно его назначили отнести приговорённому последний обед. Прежде чем предложить ему шприц, он передал моё обещание найти семью Бейтса и рассказать о его смерти. Бейтс, разумеется, согласился принять наше спасительное предложение и сам ввёл препарат. Если я правильно рассчитал дозу, через пару часов он впадёт в кому и умрёт, и никто ни о чём не догадается. Мак может решить, что распятие прошло быстрее, чем он рассчитывал, возможно, предположит сердечный приступ и шок, пока Бейтс уплывёт из жизни по волнам наркотического блаженства.

Это было единственное милосердие, которое мы могли ему предложить.

Мальчики разошлись в полной тишине.

Мак ещё раз взглянул на Бейтса, затем подошёл ко мне и повёз меня в Замок, оставив своего бывшего наставника на милость того, что, как он считал, было медленной мучительной смертью.

Я с удовлетворением подумал, что мне, наконец, удалось перехитрить Мака. Не такая уж и победа, но хоть кое-что, хоть какая-то крупица сострадания.

Теперь, как заместителю, как его приятелю, мне нужно было подыскать тему для разговора с Маком. Выбрать верный курс было сложно, но я решил проявить наглость, вести себя дружелюбно и саркастично, и надеяться, что он не обидится. Я сглотнул и решился.

– Ты слишком часто смотрел «Криминальное чтиво» – сурово произнес я.

Он хмыкнул и ответил:

– Я ему это средневековье в жопу засунул.

В этот момент Бейтс начал кричать.

– Наконец-то, – удовлетворённо произнёс Мак.

* * *

Это ужасно – слушать крик умирающего человека. Он врезается в тебя, расчленяет все иллюзии относительно бессмертия, лишает комфорта, заставляет принять собственное существование, и самым суровым образом напоминает, что каждый новый день мы проживаем лишь благодаря прихоти судьбы и случайности. Это унизительно и ужасно, и раз услышав этот крик, вы его уже никогда не забудете.

Я лежал в лазарете и около часа слушал крики Бейтса, пока не решил, что с меня хватит. Либо я перепутал дозу и он пришёл в себя, либо он переживает самый жуткий трип, какой только можно вообразить. Без разницы. Я либо не помог, либо сделал только хуже. Жить с этим я не был готов. Пора переходить к плану Б.

Я сполз с кровати и проковылял через медицинский кабинет. Сейчас нога уже не так болела, хотя ковылять было практически невыносимо. Но, что такое моя боль в сравнении с той, что испытывает кричащий снаружи человек, стоящий перед лицом неминуемой смерти? Я открыл шкаф и принялся рыться среди бутыльков, пока не нашёл нужный. Я нашёл шприц, наполнил его и воткнул прямо в рану. Какое-то время кричали двое, но вскоре сладкий морфий сделал своё дело, ноге стало тепло, она перестала двигаться и стала вдвое толще. Но она, наконец-то, начала держать мой вес. Я не имел ни малейшего представления, как долго лекарство будет глушить мои чувства, но я понимал, что нужно торопиться. Я проковылял к двери и проверил коридор. Пусто. Хвала небесам за такие маленькие радости. Моя винтовка стояла у стены в углу, нетронутая с тех самых пор, как я принёс её в лазарет, когда меня ранили, кажется, целую жизнь тому назад.

Я взял её и пошёл к пожарной лестнице. И снова, никого. Я шагнул на лестницу и пошёл наверх. Начала кружиться голова. Я крепко держался за перила, пока добирался до запертой двери, которая вела на крышу. Двумя сильными ударами приклада я выбил замок и оказался снаружи, под низкими серыми облаками.

Я подошёл к краю крыши, которая пружинила подо мной, словно одеяло. Небо над головой начало вращаться, я ощутил как тело и лицо охватил жар, как у персонажа мультика, который съел слишком много острого перца чили. Я подошёл к краю и посмотрел вниз, покачнулся и отпрянул. Осторожнее.

Я лёг, занял позицию и прицелился из винтовки в грудь человека внизу, который так и продолжал кричать, кричать и кричать.

Я попытался сосредоточиться, но крыша проваливалась, словно пыталась поглотить меня, съесть, подобно зыбучему песку. Голова кружилась, в глазах всё плыло, руки дрожали.

Я крепче сжал винтовку и закрыл глаза. Я успокоил дыхание и снова открыл глаза. По периферии моего зрения промелькнуло безумие, но я заметил, что, пусть и на мгновение, в моих глазах появилась ясность.

Возможно, это было безрассудство, вызванное наркотиками, или я зашёл так далеко, что перестал беспокоиться о последствиях своих действий; что бы это ни было, я не колебался ни секунды. В одно мгновение я сделал то, чего старался избегать все эти долгие месяцы, с тех самых пор, как Отбор сделал каждого мужчину, женщину и ребёнка блюстителями своей собственной морали; единственное, чего я больше всего боялся, так это того, куда приведёт меня мой собственный выбор, и на что я действительно способен.

Я нажал спусковой крючок и оборвал человеческую жизнь.

Наконец-то я стал убийцей.

Урок второй
КАК БЫТЬ ПРЕДАТЕЛЕМ

Глава седьмая

До Отбора, когда школа Святого Марка была одной из множества школ для мальчиков, а я был обычным четвероклассником, который пытался сдать экзамены, я как-то раз перешёл дорогу Маку.

Была пятница, обед, и я поехал на велике в город купить пачку чипсов и журнал. Пропускать обед не запрещалось, но время было ограничено, и если задержаться, существовал риск пропустить начало дневных занятий.

В тот день я столкнулся с девочкой из старших классов, которую встречал на одном из официальных общественных мероприятий, что в то время проводили наши школы. Рядом с девочками я чувствовал себя неловко. Я учился в однополой школе с тех самых пор, как едва начал ходить, а сестёр у меня не было. Не то, чтобы я не знал, о чём говорить с девочками; я вообще не знал, как говорить с ними.

И, вот, пока я рылся на полке с прессой, ко мне подошла девочка, сказала «привет», и мы поболтали несколько минут. Её звали Мишель, и она мне понравилась. Не помню точно, что я говорил; всё было слегка размыто. Я лишь старался не плеваться, не ругаться и не рыгать. Всё, вроде, прошло нормально, она улыбнулась и попрощалась. Она была милой, и я беспечно мечтал всю дорогу, пока не въехал прямо в Мака, который стоял у школьных ворот и стерёг опоздавших и прогульщиков.

– Ну, и как, блядь, это назвать? – спросил Мак.

– Прости, я… эмм… – Нет, выхода нет, попался с поличным.

Он схватил мой журнал.

– Эй, что это тут у нас? SEX?

– Эм, нет, тут написано SFX. А похоже, потому что картинка закрывает часть буквы F.

– Это ты так говоришь. А я вижу девушку в бикини на обложке журнала, на котором написано SEX.

– Это принцесса Лея.

Он свернул журнал и со всей силы ударил им меня по голове.

– Да будь это хоть принцесса Диана, я его конфискую.

Протестовать смысла не было.

– Значит, ты у нас гик, да? Маленький поклонник научной фантастики? Дрочишь на картинки с далеками[11]11
  Далеки – злобные роботы из британского сериала «Доктор Кто».


[Закрыть], да?

На ум пришло немало резких ответов, но я не был настолько глуп, чтобы произносить их вслух. Я просто стоял на месте, понурив голову.

Наказание для меня он придумал стандартное. Я должен был стоять в коридоре и прижимать журнал к стене собственным носом. Можно решить, что это довольно просто. Однако он заставил меня отставить ноги на метр от стены, а руки держать за спиной. Я стоял, наклонившись вперёд под углом в 45 градусов, и весь вес моего тела приходился на нос. Через минуту боль стала невыносимой. Он заставил меня так простоять полчаса. Больше я с ним не пересекался, и он забыл, кто я такой.

Я ещё учился в младших классах, когда выяснил, как лучше всего разбираться со школьными задирами: бить их, как можно сильнее, и возможно, у них пойдёт носом кровь. Со мной всегда срабатывало. Но, когда задиры были разрешены официально, когда они были старостами (или учителями, если подумать), тогда, чем активнее вы протестовали, боролись с ними, давали сдачи, или отвечали на их риторические вопросы, тем хуже становились ваши дела. В их руках была власть, и любой ваш аргумент, довод или оправдание могли быть попросту проигнорированы.

Так что, я выучился душить свою гордость, проглатывать ответные реплики, сжимать кулаки, но не размахивать ими. Не высовывайся, не привлекай к себе внимания, держись ниже радара. Таков секрет тихой жизни; таков секрет выживания.

К тому времени как начался Отбор, этот инстинкт глубоко укоренился во мне. Возможно, именно поэтому я не стал противостоять Маку в самом начале, поэтому я сказал Нортону не вмешиваться, когда Хаммонду требовалась наша помощь, поэтому я решил свалить Мака путём предательства и уловок. Жизнь, прожитая в постижении способов выживания при узаконенных издевательствах, научила меня быть хитрым, но правил открытого конфликта я уже не понимал.

Мак до сих пор обладал властью, пусть теперь она исходила из ствола винтовки, и банды прислужников, чем от яркой ленточки на пиджаке, а я так и застрял в роли подчинённой жертвы, кипя от обиды, но храня молчание, борясь с несправедливостью тайком, при помощи заговоров и планов.

Но я до сих пор помнил удовлетворение от разбитого носа задиры, и мне хотелось почувствовать, как нос Мака трещит под ударом моего кулака.

* * *

Во рту всё пересохло, глаза закрыты, а боль в ноге была чем-то далёким. Я слышал, как по комнате кто-то ходил, но где-то с минуту я не мог ни говорить, ни шевелиться. Вскоре у меня получилось захрипеть, и услышал звон, словно стакан разбился об пол. Я кого-то встревожил.

Затем послышался звук воды, наливаемой в стакан из кувшина, мой затылок обхватила рука, а стакан поднесли к губам. Я с благодарностью выпил всю жидкость.

– Спасибо, – прохрипел я.

– Пожалуйста.

Обеденная Леди.

– Что… где…

– Не пытайся говорить, просто полежи минутку.

Я услышал, как она что-то протёрла в воде, а затем вытерла прохладной тряпкой мне глаза, и я смог их открыть, щурясь от яркого света, льющегося сквозь окна. Я всё ещё в лазарете.

– Сколько?

– Ты провёл без сознания неделю. Честно говоря, мы не были уверены, что ты выживешь. С ногой у тебя всё было совсем плохо. Но прошлой ночью лихорадка пошла на спад, а инфекция, похоже, сама себя сожрала. Ты очень-очень везучий мальчик.

Я покосился на неё. Голова была, как будто, набита камнями.

Дверь в лазарет открылась и в дверном проёме появилась голова Грина.

– Он очнулся? – спросила голова.

– Только что.

– Отлично. Схожу за Маком.

Он закрыл дверь и я услышал его шаги по коридору.

Обеденная Леди заговорщицки наклонилась ближе.

– Сейчас слушай, пока он не пришёл. У меня для тебя сообщение от Матроны.

Она заметила моё волнение и шикнула.

– Той ночью я осталась добровольно. А ты решил, она меня бросила? Кто-то должен присматривать за вами, мальчишками, и я решила, почему бы не я. Мы наладили связь и оставляем друг другу записки. Где – не скажу; она тебе доверяет, но я не вполне уверена. Так или иначе, она говорила мне, какие лекарства тебе давать, так что дышишь ты, благодаря ей. Она хочет, чтобы ты знал, что с ней и девочками всё хорошо. Они тут неподалёку, но место, где они прячутся, уже обыскивалось одним из охотничьих отрядов Мака, но их они не нашли. Вряд ли они снова станут там искать, так что можно сказать, теперь они в безопасности.

Я выдохнул с облегчением, хотя похоже было скорее, на последний вздох умирающего, потому что она предложила мне ещё воды. Я пил с жадностью.

– Мак? Бейтс?

Она задумалась и с подозрением посмотрела на меня.

– Мистер Бейтс мёртв и похоронен, упокой господь его душу. Мак, в основном, занимался тем, что рыскал по округе в поисках девочек, да муштровал мальчиков. Возле реки он построил полосу препятствий, и они там занимаются ежедневно в течение часа. Видел бы ты, как он с ними обращается. Возмутительно. Говорит, что готовит их к войне. Этот бешеный дурак всех нас погубит, попомни мои слова. Впрочем, он и тобой серьёзно интересовался. Высоко тебя ценит. Хочет, чтобы ты был в боевой форме. Говорит, не хочет начинать войну без тебя. Так что, поправляйся. Чем дольше будешь тут лежать, лениться и жалеть себя, тем лучше будет всем нам.

Мы услышали приближение Мака и Грина, и замолчали.

– Так, вот он наш, хер хромой, бодрячком, – произнёс Мак, входя.

Он отпустил миссис Аткинс одним взглядом, та вышла, и он занял освободившееся место.

– Привет, – слабо проговорил я.

– И тебе привет. – Он понюхал и оглядел мою ногу. – Как самочувствие?

– Пульсирует.

Он кивнул.

– Что ж, я говорил, ты везучий малый, и всё у тебя будет хорошо. Давай, отлёживайся, ты мне нужен в форме, но недолго, ты мне понадобишься.

– Зачем? Что-то готовится? – Я был едва в сознании, дезориентирован, квакал, как лягушка, а мой мозг подвергался бомбардировке информацией, с которой я едва мог совладать. Но мне нужно было знать что происходит.

– Среди нас предатель. Какой-то пидор застрелил Бейтси. Избавил его от страданий и испортил всё веселье. Я хотел, чтобы ты с этим разобрался, но ты был едва в сознании и тусовался здесь, в лазарете, когда я пришёл посмотреть, как ты. Так что не переживай, мы знаем, это не ты. Но мы не знаем, кто это и меня это… нервирует. Либо кто-то из офицеров мутит у меня за спиной, либо кто-то из младших припрятал ствол, о котором мы ничего не знаем. Мне оба варианта не нравятся. Короче, толстуха принесет тебе пожевать, и мы тобой займёмся. Как будешь готов, посвящу тебя в свои планы.

Я был счастлив; я едва мог держать глаза открытыми.

– Отдыхай, браток, – сказал Мак, но я уже практически спал.

* * *

В процесс выздоровления у меня было полно времени оценить ситуацию.

Школа превратилась в укреплённый лагерь. По периметру круглосуточно ходили патрули, а у главных ворот и входа в здание школу располагались посты охраны. Было введено правило, по которому в каждом патруле и на каждом посту присутствовал офицер, дабы держать мальчишек в узде.

День начинался в 8 утра с парада и смотра, затем завтрак, а следом муштра и упражнения всё утро. День был отдан спорту и сбором хлама. Пока хватало топлива, Мак каждый вечер устраивал киносеансы, но оно уже давно кончилось, так что нам пришлось привыкать жить без электричества. Из технических игрушек у нас остались только магнитофоны и фонари, работающие от батареек; нам удалось собрать достаточное количество батареек, чтобы хватило надолго, так что мы могли хотя бы слушать музыку. Когда Мак не устраивал ночные занятия, вечернее время было свободным. Мальчики играли в настольные игры; Грин создал театральный кружок и объявил о прослушивании на пьесу «Наш городок»; третьеклассник по имени Лилл собрал музыкальный ансамбль.

Хиткоут и Уильямс расширили ферму, и теперь у нас имелось несколько голов скота. Огород Петта также чувствовал себя неплохо. Все находились при деле, двигались и имели цель.

Однако в воздухе постоянно висело нескрываемое напряжение. Офицеры, связанные общим преступлением, стали сплочённым отрядом, единой верной бандой, обладавшей абсолютной властью и не боявшейся её применять. Нам повезло, что только один из них, Уайли, оказался конченным ублюдком. Остальные командовали, издевались и управляли, но положение не становилось настолько серьёзным, как я предполагал. Мак, похоже, немного сдерживался, и я не мог понять, почему. Я предполагал, что он будет постоянно сжимать всех в тисках, но, чаще всего он просто кричал и раздавал случайные оплеухи. Его излюбленным наказанием являлось заставлять провинившихся бегать кругами перед завтраком.

Мне кажется, он и сам был слегка шокирован собственным поведением в отношении Бейтса. С истощением запасов топлива, микроавтобусы стали бесполезны, поэтому наша зона поисков была ограничена несколькими милями во всех направлениях. При каждом удобном случае мы собирали лошадей, а Хейкокс проводил для офицеров занятия по верховой езде. Я уже мог ездить верхом, но лишь на поздних этапах своего выздоровления я мог выносить боль, вызванную постоянной скачкой вверх-вниз на шагающем четвероногом животном.

Похоже, все усилия Мака были направлены на обеспечение безопасности и тренировки мальчишек. Но для чего он их тренировал? Я прямо спросил его об этом, но этот загадочный ублюдок выдал лишь «Увидишь». Я считался его заместителем, но он мне пока не доверял.

И пока он занимался своими планами, я занимался своими.

После того, как я застрелил Бейтса, отношение Нортона ко мне изменилось. Пусть он и вёл себя со мной весело и таинственно, я чувствовал в нём настороженность. Он не до конца понимал, чего от меня ожидать. Думаю, мои действия удивили его не меньше, чем меня самого. Я его не винил. Я и к самому себе относился настороженно.

Иногда мой отец просыпался по ночам с криками. Я знаю, во время его командировки в Боснию, случилось нечто страшное, но он никогда не рассказывал, что именно это было. Теперь настала моя очередь просыпаться от крика и в поту. В моих кошмарах Бейтс вопил с креста мне прямо в лицо, а Мак стоял рядом и аплодировал, пока я отрезал от своего бывшего учителя небольшие куски, которые превращались в маленькие рты и присоединялись к общему хору.

Прежде у меня никогда не было кошмаров. Все ужасы и смерти, которым я был свидетелем во время Отбора, всё насилие, которое причинялось в отношении меня, как физическое, так и психологическое, не вызвало у меня ни единой бессонной ночи. Однако насилие, которое я причинял в отношении других, мучило меня. Я всегда считал, что это с моим отцом произошло нечто ужасное; теперь я понял, что это он творил нечто ужасное с кем-то другим. Я осознал, что совсем не знал своего отца, ни того, на что он способен.

Впрочем, теперь я начал осознавать, на что способен сам. И это меня пугало.

Тем не менее, я оставался сконцентрирован на своих целях – завоевать доверие Мака, найти возможность предать его, найти Матрону и девочек, сделать из школы убежище, которым она и была всегда. Я был готов сделать всё, чтобы достичь этих целей, но я не мог сделать этого в одиночку.

* * *

– У тебя есть ствол, так почему ты просто не пристрелишь этого гада? – спросил однажды Нортон во время ежеутренней поездки по полям.

– В смысле, просто подойти и хладнокровно его расстрелять?

– Ну, да. Я именно об этом. Почему нет? Серьёзно, почему нет?

– Это не очень этично, не так ли?

Он разразился смехом.

– Этично? Ты, прикалываешься, блядь? Речь о человеке, убившем нашего учителя истории, человеке, который стал заместителем психопата, человеке, который по любым законам будет осуждён за убийство ребят из Территориальной армии? Этично? Не смеши меня. Разве более этично планировать его уничтожение, лёжа на больничной койке? По крайней мере, если ты подойдешь к нему и пристрелишь, это будет открыто и честно. Хоть какая-то этика.

– Я не хладнокровный убийца, – только и мог ответить я.

– Прости, братан, но ты именно такой.

Мы шли мимо полосы препятствий. Она состояла из сетей, канатов, деревянных конструкций и чуть-чуть колючей проволоки. По ней надо было лазать, ползать, прыгать, качаться и всё такое прочее. Там занималась группа младшеклассников под надзором Уайли, который издевался над бедолагой Роулсом, швырял в него комья земли, стрелял прямо над ухом мальчика, симулируя обстрел, орал без конца. Бедный мальчик выглядел чудовищной напуганным.

– Если я застрелю Мака, нельзя предугадать, что будут делать остальные офицеры, – сказал я. – Мне они подчиняться точно не будут. Я всего лишь пятиклассник, не забывай. Может я и заместитель, но пока не отдал ни одного приказа, а будет это только из-за того, что они подчиняются Маку. Мне нужно узнать их, завоевать их доверие и уважение, прежде чем начать действовать. Разделять и властвовать, вот, чем мы должны здесь заниматься. Я лишь пытаюсь разобраться со всем с минимальным количеством смертей.

Он не стал продолжать спор, но я чувствовал, что мы с ним ступили на зыбкую почву. Мы оставались друзьями и союзниками, но нельзя было отталкивать его от себя ещё дальше. Мак терпел мою дружбу с Нортоном, а мне требовалось, чтобы он был моими глазами и ушами среди прочих мальчиков.

К Замку он отвёз меня в молчании, но, несмотря на все оговорки, на следующий день мы встретились, чтобы сверить наши планы.

– Самая наша большая проблема – это Уайли, – рассказывал Нортон. – Похоже, он пытается перепрыгнуть Мака. Остальные, в основном, довольствуются раздачей кругов, случайными оплеухами и работами по хозяйству. Но Уайли нравится унижать людей. Недавно он заставил Теккерея десять раз пройти полосу препятствий нагишом. Под конец пацан был весь в синяках и порезах. А Вона он заставил ночевать в коровнике лишь потому, что тот не доел завтрак.

– Ладно, значит, считаешь, если Мака не станет, его место скорее всего займёт Уайли?

– Без сомнений. Остальные вроде неплохи, за исключением Грина, который оказался на противоположном конце спектра. Он – мальчик для битья, самый убогий. Ему начали придумывать клички.

– Какие, например?

– Гомосек. Заднеприводной. Ну, ты понимаешь. Нестояк – одно из самых популярных.

Он многозначительно посмотрел на меня, пока до меня не дошло.

– Ох, блин, – прошептал я. – Не думаешь ли ты…

Он кивнул.

– Подтвердить это предположение не удалось.

– Поэтому он уязвим. Они осознают, что он не столь же виновен, как и они, и ненавидят его за это. Плюс, ты же знаешь, он слегка женоподобен. Видел бы ты, как он ставит «Наш городок». Мне кажется, он сам хочет сыграть Эмили. На эту роль он взял Петтса. Говорит, что раз во времена Шекспира считалось нормальным, если мальчики переодеваются в девочек, то и нам нормально.

Я обдумал эту информацию.

– Ладно, наступать будем с двух фронтов, – сказал я. – Я попытаюсь убедить Мака увидеть в Уайли угрозу, и буду подкармливать обиду Грина на других, пока он не перейдёт на нашу сторону.

– И пока ты будешь всем этим заниматься, что делать мне?

– Тебе нужно разговорить остальных, но осторожно. Нужно выяснить, у кого из мальчиков дела идут хуже всего и попытаться перетянуть их на нашу сторону. Нам понадобятся собственные офицеры, которые смогут выступить, когда появится возможность.

Нортон ухмыльнулся.

– Наконец-то, у нас появилась схема.

– И план.

Мы пожали руки.

– Чудесно, – произнёс Нортон. – Думаю, мы только что повысили вероятность нашего распятия на четыреста процентов.

* * *

Спустя три недели отдыха, я, наконец, снял швы и смог ходить с тростью. У меня всегда была выраженная хромота, но я начал делать упражнения, помогающие вернуть ноге силу.

В день, когда я смог начать ходить, Мак попросил посетить его апартаменты. Он переехал в старую квартиру директора. Когда я постучал в дверь и ждал, пока он меня впустит, то заметил, что он оснастил двери замками. Как и подобает лидеру – осторожность сменяет спокойствие, а вскоре на место осторожности приходит паранойя. Я надеялся, что сумею немного ускорить этот процесс.

Мак открыл дверь и жестом пригласил меня внутрь.

– Присаживайся, – произнёс он.

Я оглядел гостиную, в которой боролся с Ионой, и с облегчением заметил, что Мак заменил мебель; мне не очень понравилось бы сидеть на диване, на котором лежал полуразложившийся директор. Я с благодарностью плюхнулся на плюшевые подушки. Не помню уже, когда последний раз сидел на диване; я чувствовал себя максимально комфортно.

Я ожидал, что мне предложат чашку чая или нечто подобное, но вместо этого Мак открыл мини-бар и достал два больших бокала для виски. Он протянул мне один бокал, сел напротив и задумчиво меня осмотрел.

– Не думаю, что очень уж тебе нравлюсь, Ли, – вскоре произнёс он.

«Ох».

«Блядь».

Изобразить невинность? Он не поведётся.

Попробовать отшутиться? Догадается.

Ладно. Действуй прямолинейно. Будь серьёзен, но не лезь на рожон.

Я посмотрел ему в глаза.

– С чего ты так решил?

Он пожал плечами.

– Чутьё и наблюдение.

Он отпил из бокала. Я тоже. Складывалось ощущение, что я играю в покер.

Я не знаю, как играть в покер.

– Видишь ли, я считаю, Бейтс был прав, – продолжал он. – Я думаю, что ты думаешь, что ты выше всего этого. Я иногда замечаю, как ты смотришь на меня, и вижу, как ты меняешь выражение лица, пытаясь скрыть своё презрение до того, как я его замечу.

– Не будь дураком. – Я рассмеялся, по-дружески.

Он не улыбнулся.

– Я много, кто, слышь? Но я не дурак.

В его голосе слышалась угроза, однако не было похоже, что он злился. Если только я не сказал что-то, по-настоящему глупое. Я поднял руки и изобразил невинность.

Мак подался вперёд.

– Суть в том, что ты не такой, как я. Я – пиздюк. Конченный ублюдок, и мне плевать, знает ли об этом кто-то ещё. Я убийца и насильник, и это только начало. Я сначала стреляю, а потом задаю вопросы. Я забиваю нахуй любого, кто встанет передо мной и моими желаниями, и мне плевать, кто это будет. И мне нравится всем управлять. Нравится руководить людьми, отдавать приказы, устанавливать правила, изображать крутого мужика. Но дело в том, Ли, что это единственное – в чём я хорош. У меня к этому талант, понимаешь ли. Попроси меня что-нибудь посчитать, или дай занятие по английскому, нарисовать картину или сыграть на пианино, и я полный нахуй дебил. Но, поставь меня в ситуацию, когда требуется сила, немного жестокости, и я в деле. И главное, что сделал Отбор, самая великая, прекрасная вещь, которую сделал Отбор – это вручил людям, вроде меня, ключи от всего этого блядского мира. Ни один коп не закроет меня за причинение вреда здоровью, ни один магистрат не вручит мне свидетельство об общественно опасном поведении, ни один судья не отправит меня в дурку. Сейчас закон один, и он не за теми, у кого самая большая пушка, а за теми, кто достаточно гнусен, чтобы первым ею воспользоваться. И этот человек – я. И, полагаю, ты такой же.

Я мог лишь выдавить из себя:

– А?

– Ой, не позорься и не изображай невинность. Это ты застрелил Бейтси.

Я попытался сделать каменное лицо и ничего не показывать. Только смысла не было.