Текст книги "Сахара"

Автор книги: Сизя Зике

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

"Пежо" представляет собой развалину песочного цвета, побитую и покрытую пузырями ржавчины. Крис строит из себя профи и обходит машину со всех сторон.

– Чарли, иди-ка, глянь.

В средине нет ни единой ручки, сидения дырявые, а пол вообще пропускает лучи света. Крис тянет за кусок железа, и полоса ржавой жести остается у него в руках.

Он выпрямляется, прикуривает мекарильо и резюмирует:

– Машина сыплется.

Поворачиваюсь к цыгану.

– Тачка ездит?

– Ясное дело, сам езжу на нем за покупками.

– И сколько ты за него хочешь?

– Я знаю... Шестьсот франков.

Смотрю на Кристиана и решаю:

– Берем.

– Согласен.

Цыган какое-то время пялится на меня, ничего не понимая. Он с трудом сдерживает усмешку, которую уже не скрывает, когда подаю ему две банкноты по пятьсот франков.

– На остальное загрузишь в багажник запчасти к "пежо", и еще, найди мне какой-нибудь магнитофон и кассеты.

С помощью Кристина, который особо не перетруждается, цыган заполняет багажник различными железками. Через полчаса смонтирован и магнитофон, а продавец уступает нам пару собственных кассет с "Роллингами", "Дорзами" и Дженис Джоплин.

Можно ехать. Двигатель заводится сразу же. Склонившись над открытым окном, цыган спрашивает:

– И далеко едете?

– В Африку.

– Чего?

Теперь он смеется уже открыто. Оставляем его веселиться и возвращаемся в центр Бордо. После обеда Кристиан занимается документами, регистрацией и страховкой.

Около пяти вечера отбываем на юг.

– И куда мы конкретно, Чарли?

– В Ньямей, Нигер.

– Ой, блин!...

***

Сегодня утром мы пересекли испанскую границу. Веду я. Чтобы поболтать со мной, Кристиану приходится задирать голову. Вскор после нашего выезда часть пола с пассажирской стороны просела, так что половина сидения свисает под машиной.

– Чарли, а скажи-ка, где этот Нигер?

– Сразу же под пустыней, после Алжира.

– Негры там есть?

– Угу.

– Такие же тупые, как те, что живут во Франции?

– Нет. Там они в своем окружении. Те, что из буша, так нормальные. А вот те, что из городов – те испорчены до мозга костей. Уж слишком любят деньги. Подражают своим колонизаторам, хотя и не следовало бы.

Крис прикуривает мекарилло и тянется рукой назад, чтобы взять какую-нибудь бутылку. У нас пара литров анисовки, коньяк, виски, бордо, а еще различные сыры. Способности Кристиана меня восхищают: пьет и пьет, а потом только отливает. С тех пор, как мы в Испании, все время жалуется, что за границей плохо естся. Кристиан никогда еще не выезжал из Франции. Что касается еды, то в Африке будет страдать.

– А это правда, что они там еще лопают друг друга?

– Бывает...

– Ой, блин...

В этом весь Кристиан. Поехал за мной, не имея ни малейшего понятия о том, куда направляется. Мы все время хохочем. С момента отъезда мы снова полностью нашли друг друга. Магнитофон, обладающий большой мощностью, орет на всю катушку. Кристиан оделся словно на дачу, весь в белом и в теннисных туфлях. На глаза он натянул небольшое соломенное сомбреро, что дополняет его внешний вид "a la mecarillo".

– А выгодно мы купили нашу тачку, а?

Действительно, машина ведет себя прекрасно. Если не считать каких-то металлических, не идентифицируемых постукиваний и сквозняка, двигатель вообще должен быть в замечательном состоянии. Работает ровненько. Я совершенно не разбираюсь в механике, Кристиан тоже. Во время стоянки, еще во Франции, он обошел машину по кругу и заявил:

– Чарли, о машине следует заботиться, подливать воды и проверять уровень масла.

– Ты думаешь?

– Уверен. А кроме того, надо наливать бензин.

После этого пару раз пнул шины и заверил, что с ними все в порядке.

Во время дорожной проверки мусорок все-таки посоветовал нам их поменять. Ездить на лысых покрышках с одной стороны опасно, а с другой запрещается. Мы заверили его, что как раз едем, чтобы заняться этим. И смылись.

***

У Кристиана водительские права имеются. Что же касается меня, то их вообще несколько. Некоторые просто купил, чтобы получить остальные, пришлось подсуетиться. Но о дорожных знаках я понятия не имею.

Мы едем, не останавливаясь, разве что когда Кристиану хочется отлить. Практически, за рулем все время я. В Барселоне дура-аптекарша согласилась продать нам бустай, поэтому глотаю таблетку за таблеткой.

– Что это за дрянь?

– Таблетки для похудания.

– А на кой ляд ты их принимаешь?

– В больших количествах это возбуждающее средство. Еще покруче, чем спид.

– Тогда это вообще гадость!

И он на ощупь тянется к заднему сидению, чтобы схватить какую-нибудь бутылочку.

***

В поездке на автомобиле через европейскую страну нет ничего интересного. Я собираюсь ехать без остановки до самого Адрара, врат той самой пустыни, в которую намереваюсь углубиться. Отсюда – это где-то пару тысяч километров. Довольно быстро мы доезжаем до Алжериас, испанского порта, где нужно садиться на паром до Марокко.

После двухчасового плавания, полностью проведенного в баре, попадаем в Сеуту. Это испанский анклав на марокканской территории. Весь город представляет собой беспошлинную зону. Кристиан восхищен оказией и пользуется ею, чтобы набрать спиртного.

Долго радость его не продолжается. Сразу же после выезда из города в длинном, грязном бараке нас ожидают марокканские таможенники. Целыми часами они заставляют ждать семьи, затаренные багажом и картонными ящиками. Эти господа постановили сделать нашу жизнь отвратительной. До бешенства меня доводит какой-то толстяк в несвежем мундире, но переполненный осознанием собственной значимости. К тому же он чертовски подозрителен, поэтому теряем с ним целый час. Он начинает тщательный досмотр, находит бутылки со спиртным и требует свою долю. Пришлось несколько отдать.

Уже с первого момента эта свинья испортила мне возвращение на родину. В Марокко я родился и провел здесь детство. От того времени у меня остались самые приятные воспоминания. Я так радовался мыслью, что снова проведу здесь несколько дней, а теперь все пошло прахом. Решаю проехать Марокко в бешенном темпе и направляюсь прямо на юг. Кристиан тоже не восхищен утратой своих бутылок, и потому все время что-то бормочет в своем кресле. Несмотря на окатившую меня волну бешенства, усиленную влиянием бустая, все же пытаюсь представить Крису иной образ Марокко. Ведь таможенники – это просто мусора. Страны третьего мира и диктаторы, которых там дочерта и еще больше, считают делом чести нарядить в мундиры самых глупых людей страны. Чем сильнее тиран, тем большими тумаками должны быть его псы. А внизу, необразованные, одураченные пропагандой простые люди могут лишь заткнуться до того времени, когда более сильный тип либо же еще больший придурок и безумец вырывает их из этой пассивности.

***

Пересекаем массив К'этама. Возбужденный таблетками, я не притормаживаю на серпантине горных дорог. Теперь уже начинаю испытывать побочные эффекты бустая. Шея одеревянела и болит. Все мышцы тоже застыли. Одна мысль о еде наполняет меня отвращением. Кристиан же обжирается в харчевне на обочине шоссе. Я покупаю пакетик хаша у ребят, что курят без перерыва, и без всякого удовольствия выпиваю чашку мятного чая.

А ведь так давно хотел выпить такого чая. Он принадлежит к воспоминаниям детства, проведенного в Таррудане, в пустыне марокканского юга. Одно из последних воспоминаний родом из периода объявления независимости. Мне десять лет, и я сижу под столом со своими братьями и сестрой. Снаружи все окна украшены алыми марокканскими флагами, за исключением окон нашей квартиры. Мой отец, легионер, вывесил французские национальные цвета. Сам он, с непокрытой головой и в расстегнутой рубашке, стреляет из пистолета. Мать подает ему полные обоймы и "коктейли Молотова", которые сама же и изготовила. Оба они уверены, что те придут, чтобы нас вырезать.

Кристиан, слушая мои рассказы, смеется.

– Да, что ни говори, круто тогда было.

– Последние моменты были довольно трудными. Но и те тоже были правы, что взбунтовались. Колониальная эпоха закончилась.

Повторяю ему, что марокканцы люди симпатичные, дружелюбные и очень гостеприимные. Но после тех нескольких безнадежных примеров, которые он видел своими глазами, мне не удается его убедить, и у него просто не будет оказии увидать другие.

***

Через Марокко проезжаем в рекордное время. Кристиан дремлет возле меня, что для меня совершенно невозможно, потому что уж слишком возбужден спидом, удерживающим меня на вершине волны.

На полном газу мчимся по дороге на Фигуиг, которая, к счастью, не слишком часто используется местными. Немногочисленные грузовики, едущие с противоположной стороны, заставляют меня съезжать на обочину, потому что дорога недостаточно широка, чтобы поместить две машины рядом. В Фигуиг въезжаем рано утром, завершаем таможенные формальности с марокканской стороны, отдаем еще пару бутылок и снова в дорогу.

По алжирской стороне перемены чувствуются сразу же. Таможенники более симпатичны, они выполняют свою работу, не ожидая от нас ничего взамен. Тем не менее, даю им пару бутылок водки. Я намереваюсь проезжать тут часто, так что следует оставить о себе самое лучшее впечатление. Алжирские шоссе намного лучше марокканских. Они широкие, а их покрытие удерживается просто замечательно. С ногой, вжимающей педаль газа на всю катушку, расстояние от Фигуига до Бчхара преодолеваем всего за час.

Тут стоянка. Кофе, бензин, пятнадцать минут отдыха. Я намереваюсь за раз преодолеть расстояние до Адрара, где начинается тракт. Вот такую я поставил перед собой цель.

Эти последние шестьсот километров – самый сложный отрезок. Мы уже подустали, и вся эта езда чертовски надоела. Перед нами развертывается шоссе, прямое до самого горизонта и одинаково широкое. Только лишь песчаные насыпи заставляют нас время от времени снижать темп. По сторонам, куда ни погляди, огромные апельсинового цвета дюны – словно на открытках. Наверняка это просто шикарный вид, только у меня нет времени им наслаждаться. Мне уже хочется ехать. С самого выезда из Франции я не сомкнул глаз, так что обязательно нужно отдохнуть. Кристиан тоже уже не выглядит так свежо, он даже перестал отзываться. Стиснув зубы, мы едем так еще несколько часов. И наконец, около семи часов, мы въезжаем в Адрар.

***

Дома здесь квадратные, без окон. Все стены красные, будто кровь. Городишко очень маленький. Через пару минут, на центральной площади, находим гостиницу. Номер ужасно грязный. Приказываю поменять постель.

Кристиан принимает душ. Он быстро выходит, с полотенцем, обвязанным вокруг бедер, и с вдохом громадного облегчения ложится. Моя очередь. Когда через пару минут, уже освежившись, я выхожу, Кристиан уже спит, в той же самой позиции; он даже не накрылся простынкой. Ложусь, только я еще слишком напряжен, чтобы заснуть. Понадобилось парочка самокруток из марокканского хаша, чтобы нивелировать действие спида, чтобы расслабить мышцы и наконец-то забыться во сне.

На следующее утро меня будит Кристиан. Он уже выкупался, побрился, на шее повязан платок, а на голове торчит сомбреро. Бар совершенно пуст. Один лишь официант углубился в чтение "Эль Муджахидин", местной газеты. На наш заказ он согласно кивает, но ему требуется около десяти минут, чтобы сложить сой бульварный листок и принести нам два теплых, отвратительных кофе.

Похоже, что забегаловка совершенно не процветает. Когда-то здесь было даже пристойно, вот только давно уже ею никто не занимается. А ведь мы здесь не единственные клиенты. Сегодня утром Кристиан заметил двух европейцев. Их зарегистрированный во Франции автомобиль, "ситроен мехари", припаркован на площади перед гостиницей.

Утро, но уже стоит безумная жара. Адрар – это вымерший город, во всяком случае, в это время. Здешние два – три бистро зияют пустотой. В паре лавок имеются витрины, вот только продавать нечего. Покрытые песком улицы выглядят абсолютно заброшенными. Какое-то движение еще видно на заправочных станциях, расположенных на краях единственной асфальтовой дороги. А дальше уже совсем ничего. Пустыня.

***

Когда мы возвращаемся в гостиницу, европейцы сидят за одним из столиков. Очень быстро знакомимся. Рене и Патрисио, оба родом из восточной Франции, собираются проехать Сахару ради спортивного интереса. В соответствии со своими привычками Кристиан развивает беседу. Практически сразу же он замечает, что я специалист по сахарским дорогам. Еще через пару минут я узнаю, что являюсь крупнейшим знатоком Африки, королем пустыни. Пока он фарширует парней всякими выдумками, я чувствую себя все хуже. Эти две с половиной тысячи километров без остановки меня ослабили. Остаток бустаи выкидываю.

В комнате воздух и не шевельнется. Принимаю душ и мокрый прыгаю в постель. Когда просыпаюсь, уже ночь. Внизу же продолжается забава. Оба туриста уже под мухой. Кристиан поставил выпивку, которую здесь не достанешь ни за какие коврижки. С ними еще кто-то. Это девушка, Моник, гражданка Люксембурга, которая приехала прямиком оттуда. Это толстушка с розовыми пухлыми щеками и грузным задом, миленькая и разговорчивая. В Люксембурге пережила короткий роман с малийским студентом и теперь едет к нему.

Понятное дело, Кристиан уже навешал лапши, что я знаток Мали. Моник спрашивает у меня:

– А не знаешь случайно Юссуфа Бодьяло?

Ради смеха прошу ее повторить имя, после чего объясняю ей, что в Мали имеется пять миллионов жителей, и что это крупная страна.

– Но не беспокойся, найдешь. Они все похожи.

Ее прекрасные глаза все равно ничего не выражают. Проходит какое-то время, пока до нее не доходит, и она не улыбается.

Заглатываю какой-то гуляш из баранины, очень жирный и очень острый, после чего покидаю их.

***

На следующее утро меня опять будит Кристиан; каким-то чудом у него имеется прекрасный и горячий кофе.

Он широко улыбается.

– Чарли, эти двое – это тумаки.

Он весьма обрадован. Нарассказывал им, что я знаю африканский рынок как свои пять пальцев, и что смогу им помочь, если захотят продать свой "мехари" в Нигере.

– И что они тебе сказали?

– Они заинтересовались, особенно толстяк. Задали парочку вопросов относительно нашего "пежо", но я навешал им лапши на уши. И теперь мы с ними договорились встретиться.

– Когда?

– В полдень. Нас приглашают на пикник.

Поднимаюсь, чтобы принять душ и побриться. Хорошая форма наконец-то вернулась. Пикников не люблю, но работа Кристиана меня заинтересовала. Мы едем на одной машине, если удастся подцепить вторую, то доходы соответствующим образом увеличатся. Кристиан посвистывает в своей комнате, сегодня он в самом замечательном настроении.

– А кроме того, я переспал и с этой девицей из Люксембурга.

– Оу! Хорошо было?

– Нет. Слишком пассивная. Но это неважно. Понимаешь, теперь, раз уж я действую в международном масштабе, то должен трахнуть и парочку иностранок.

Пикник имеет место проходить за пределами Адрара. Едем на "мехари" наших двух фрайеров. Моник, очень оживленная, едет с нами. Во время дороги говорит:

– Чарли, я хотела бы поехать с вами.

– Это невозможно.

Очень мягко объясняю ей, что сзади мы погрузим двухсотлитровую бочку с бензином, так что для нее места не будет. Она настаивает, потому что в алжирский грузовик садиться опасается, но я непреклонен.

Доезжаем до чего то похожего на реденькую пальмовую рощу, клочка тени посреди песков. Как я и подозревал, Рене с Патрисио являются большими специалистами по складному оборудованию. Буквально в пару минут они монтируют для нас небольшой столик со столешницей из ламината, парусиновые стулья, бидоны, пластиковые кружки. Если бы можно было бы привезти складные тарелки, они бы и их привезли. При этом они чертовски горды своим снаряжением и разыгрывают перед нами целый спектакль. Рене по отношению ко мне вообще стелится по земле. Вот этого я терпеть не могу больше всего.

Он толстый, малой и носит идиотские шорты. Работает он пожарным или что-то в этом роде. Второй, Патрисио, зарабатывает как лыжный инструктор. Работает, когда сезон, а остальную часть года вообще ничего не делает. Вот он даже мил и совершенно не считает нужным разыгрывать роль хозяина дома как его дружок.

После завершения еды пожарный убирает со стола. Термос, кофе – следует признать, что о нас здесь заботятся. Потом они вытаскивают громадную карту Сахары, на которой их трасса прочерчена карандашом, и начинают задавать вопросы.

Приглядываюсь с интересом. Впервые вижу карту пустыни. Нужно воспользоваться оказией, чтобы узнать парочку вещей, потому что единственные мои сведения взяты от Алена, того парня из Бордо, с которым познакомился в Ньямей. На каждый из моих вопросов он отвечал: "Это как два пальца об асфальт".

Кристиан тоже склонился над картой. Смотрит, куда ехать. Рене ведет пальцем по нарисованной линии. На каждом этапе вопрос.

– Чарли, ты часто проезжал через Танезруфт?

– Да.

– А вот этот песок, здесь, в точке "четыреста", тяжелый?

– Как два пальца об асфальт.

Они явно изучили свою трассу, повторяя каждый вечер.

– А Адрар Ифорасув?

– Как два пальца.

Засмотревшись в карту, Кристиан размечтался. Эти же двое тащат меня к своему "мехари". Им обязательно нужно узнать мое мнение относительно их машины и снаряжения. А барахла у них полным-полно. С собой они забрали огромное количество канистр, ящиков и всякого барахла. Новехонькие подкладки под колеса старательно прицеплены по бокам. Целость выглядит весьма элегантно.

– У вас большая нагрузка, ребята. Но "мехари" тачка хорошая.

Вспоминаю Пирожника и предупреждаю, что все время будут проблемы с резиной. Рене с огромной гордостью вытаскивает ящик с набором материалов для склеивания резины и вулканизации. Патрисио робко высказывает комментарий относительно моего автомобиля. Гляжу на него и спрашиваю, что ему не нравится в моем "пежо", после чего, поскольку пикники мне быстро надоедают, ускоряю приготовления к возвращению.

***

После полудня Кристиан берет машину, чтобы проехаться со своей любимой, и предлагает, при случае, сделать закупки на следующую часть пути.

– Возьми бензина. Купи двухсотлитровую бочку, залей ее и положи на заднем сидении.

– Из еды чего-нибудь покупать?

– Ага, купи немного сардин.

– А вода?

– Ага, литра три воды.

– Этого хватит?

– Конечно! Нам проехать только семьсот километров...

Завтра выезжаем. На последний ужин Кристиан вытаскивает новые бутылки спиртного. Оба наши горца возбуждены.. Подобного рода пионерские вечеринки и кретинизмы, что рассказываются в подобных случаях, меня достают. Моник все так же ведет сражение за то, чтобы получить место в нашем "пежо". Она посылает мне многозначительные взгляды. Не могу удержаться, чтобы не сказать, что у нее свисает задница, а я этого терпеть не могу, после чего отправляюсь спать. На следующее утро, когда мы собираемся уезжать, меня ожидает неприятный сюрприз. Девица торчит у машины. Еще раз просит, чтобы мы ее забрали.

Проявляю терпение.

– Моник, не настаивай, будь уж так добра. Ты же видишь, что у нас нет места, так почему бы тебе не попросить горцев, у них как раз есть местечко.

У дурочки глаза на мокром месте.

– Они не хотят.

– Тогда отправляйся на грузовике.

– Не хочу.

Дамочка не хочет. Дамочка решила, что трахнуть ее должны именно мы. Перед моей машиной торчит семьдесят пять кило пассивности. Кристиан бессильно разводит руками. Что ж, я пробовал по-всякому. Сдаюсь и соглашаюсь.

***

Нужно пройти таможню. Это небольшой домик, красный, как и все остальные, только стоящий чуточку за городом. Напротив него площадка из утоптанной земли служит в качестве паркинга; на нем стоят два грузовика местные развалины, старые, побитые, покрытые пятнами песка, приклеившегося к капоту. Вокруг них крутится с полтора десятка мужчин из племени Тамачек, местные кочевники, один за другим разгружают мешки с товаром. Таможенники в серых, несмотря на жару застегнутых на все пуговицы мундирах, надзирают за ходом операции. После этого они открывают несколько случайно выбранных мешков; после того, как мешки разгружены – грузовик обыскивают. После того, как машины будут проверены, тамачек вновь загрузят все десять тонн товара.

В нашем случае формальности занимают меньше времени. Рене с Патрицио едут сразу же за нами. Наша пассажирка присоединяется к нам с громадным рюкзаком. Мешок весит ровно столько же, что и она, занимает столько же места. Запихиваю, насколько это мне удается над бочкой, и мы отправляемся.

***

Первые десять километров еду за грузовиками. Держусь за ними буквально в паре метров, поэтому мы окружены туманами пыли, вздымающейся в синее небо. Приходится закрыть окна. Без вентиляции машина быстро превращается в печку. В этом желтом тумане я ничерта не вижу, поэтому пару раз приходится резко тормозить. Моник бьется головой в переднее стекло. Колеи глубокие, и мы елозим днищем по земле.

– Кнристиан, сколько там до Реггане?

– Где-то полторы сотни километров.

Опережаю оба грузовика и теперь, когда дорога свободна, выжимаю газ до упора. Оба туриста остаются сзади.

– Моник, сдвинься, ты мне мешаешь.

"Пежо 404" машина узкая, а эта толстуха мешает мне плавно переключать скорости. Она прижимается к Кристиану, и, наконец, садится у него меж колен.

Таким образом я обретаю свободу движений, и поездка даже доставляет удовольствие. Следы шин на песке видны замечательно. Достаточно ехать прямо по ним. Если еще постараться, чтобы колеса не попадали в колеи, так все вообще просто. Из динамика визжит Дженис Джоплин, оконные стекла опущены, по машине гуляет теплый ветерок, жму газ на всю катушку...

Дорога, правда, не в самом лучшем состоянии. Иногда приходится объезжать ямы метровой длины, которые замечаю в самый последний момент. Через меньшие просто перелетаю. Автомобиль отрывается от земли. При каждом новом контакте с землей этот блядский рюкзак падает мне прямо на шею. Моник немедленно поправляет его.

По подобным дорогам я ездил уже в разных местах по всему миру, так что эта особых трудностей для меня не представляет. Единственное, немного беспокоюсь за машину, который начинает разваливаться на части на отрезках так называемой стиральной доски. К счастью подобные отрезки попадаются редко. Пару минут тряски, а потом снова показывается песок. Ладно, это два пальца об асфальт.

Иногда дорога расширяется до сотни метров. Проезжаем неподалеку от небольших групп квадратных домиков; вдалеке видны пальмы. От тракта ответвляются занесенные песком дороги, ведущие куда-то за горизонт, где наверняка расположены деревни.

Тремя часами позднее проезжаем мимо небольшого скопища красных домиков. Еще дальше виден маленький форт того же самого цвета, окруженный невысокой оградой: это Реггане.

Дамочка готовит нам бутерброды с консервированными сардинками, которые Кристиан купил в Адраре. Быстро съедаем этот ужин, дополняя печеньем, предложенным нашей пассажиркой.

Укладываемся поудобней и радуемся вечернему покою. Закат солнца, равно как и восход, это один из красивейших моментов в пустыне. Солнце творит великолепнейшую полосу разнообразнейших оттенков апельсинового цвета, сливающихся с синевой неба. Сделалось попрохладней, а с тех пор, как запрещаю Моник жаловаться на усталость, царит абсолютная тишина.

Ночь приходит буквально в десять минут. Волшебный момент испаряется. Люксембург уже спит. Мы тоже ложимся, чтобы последовать его примеру. Чуть позднее, уже поздно ночью, приезжают грузовики. Слышу какие-то отрывки разговоров между Кристианом и обоими горцами, еще голоса арабов, наконец засыпаю.

Когда же просыпаюсь, первое, что вижу – это пустыня.

***

Передо мной расстилается океан песка, до бесконечных пределов, плоский и без каких-либо помех. Солнечный свет уже очень яркий, но жары еще нет. Сидя на оградке, закуриваю самокрутку и вглядываюсь в этот безбрежный простор.

Ко мне присоединяется Кристиан. Обратившись к этому гигантскому океану золотого песка, натянув сомбреро на голову, он вслух формулирует свою мысль:

– Ёб твою мать...

Это не страх. Кристиан – один из храбрейших парней, которых я знаю. Это уважение. Первый раз я переехал Сахару с Мигелем. Тогда я был всего лишь пассажиром на грузовике. На сей раз с пустыней придется побороться.

– Спокуха, это как два пальца об асфальт.

Какое-то время наслаждаемся пейзажем и тишиной. За спиной понемногу начинается движение. Возвращаемся к остальным.

Грузовики и "мехари" припаркованы с другой стороны ограды. Моник готовит кофе. Сидящие рядом с ней Рене и Патрицио засыпают меня градом комментариев относительно вчерашнего переезда Оттаскиваю нашу пассажирку в сторону.

– Слушай, сегодня нам нужно будет проехать шестьсот шестьдесят кило. Моник, толстушка, будь так добра и поедь на грузовике.

– Ой, Чарли, ну прошу тебя, не надо.

Ее охватывает паника; я не настаиваю, но нужно как-то избавиться от рюкзака. Вытаскиваю его из машины и иду к грузовикам.

Водители заняты работой. Их помощники разожгли небольшие костры и готовят чай. Остальные, склонившись над машинами со снятыми капотами, проверяют двигатели.

Водитель первого грузовика, желтого "берлье", принимает меня дружески. Зовут его Валлидом; это родившийся в Париже араб лет тридцати. За похождения в Барбе его выгнали из Франции, и вот уже несколько месяцев он гоняет грузовики по Сахаре.

Проблема с рюкзаком Моник решается очень просто.

– Это твоя жена?

– Нет. Просто встретил в Адраре.

– Передок подставляет?

С того времени, как в Северную Африку начали приезжать туристы, европейская женщина для арабов – это проститутка и ничего более: идет с мужчинами в постель, хотя они ей и не мужья.

– Передай ей, чтобы ехала с нами.

Объясняю, что дамочка их боится. Он хохочет, говорит что-то по-арабски своим помощникам, чем вызывает всеобщий гогот. Они обмениваются шуточками по-арабски, делают непристойные жесты. Я оставляю их веселиться.

Второй грузовик – это оранжевый мерседес. Модель 19-24 в Африке весьма популярна. Машина ужасно перегружена. Африканские водители никогда не придерживаются норм загрузки. Раз в Европе машина может перевозить десять тонн, значит потянет и все пятнадцать.

Хозяина мерседеса зовут Аюджилом; это толстый и спокойный тип в тюрбане и в очках. Он сидит в укромном местечке на коврике и курит киф. Он предлагает мне колу, а его помощник, огромный парень из племени тамачек в грязном халате вместо бурнуса, подает мне стакан с чаем. Я дарю хозяину немного хаша. Это весьма серьезный купец в регионе между Адраром и Гао; в будущем может мне пригодиться. Разговариваем о торговле. Его заказ на запчасти весьма интересен. Обещаю все устроить во время следующей ходки. Он знает Алена и Фреда из Бордо; еще я узнаю от него, что парни сейчас в Африке: едут тем же путем, что и мы, но опережают нас на пару дней, а с ними еще какой-то третий тип.

Выездные формальности как всегда затягиваются. Алжирские власти не выпускают никого из Реггане поодиночке, только в конвое. А уже после выезда каждый делает все, что ему угодно.

***

Грузовики отправляются перед нами. Я приказал Моник, чтобы ее не было не видно и не слышно, так что теперь она старается занимать как можно меньше места между сиденьями. Оба горца признались, что пыль предыдущего дня их ужасно замучила. Просят у меня разрешения сегодня ехать за мной.

– Согласен, только в сотне метров сзади.

Усаживаюсь за руль. Кристиан разыгрывает небольшую комедию. Повернувшись в направлении "мехари" и оперев руки на бедра, он повторяет все мои инструкции.

– Сохраняйте дистанцию. Это крайне важно.

После чего он еще раз окидывает их машину внимательным взглядом и садится рядом со мной. На этот раз мы уже отправляемся.

А через сотню метров я зарываюсь в песке.

Я отправился по колеям грузовиков и позорно в них застряю. Чувствую, как задние колеса крутятся на месте. Переключаюсь на меньшую скорость, чтобы увеличить. Проезжаю метров десять. Уже на первой скорости. Машина стопорит. Пару раз поддаю газу. Это было ошибкой – колеса крутятся на месте и погружаются еще глубже.

Едущие за мной туристы тоже застревают. Выхожу, пинком захлопываю дверь и ору.

Долбаные кретины из грузовиков. Растрахали дорогу своими лайбами.

Подбегают Рене с Патрицио.

– Ладно, урок выкапывания из песка. Подкладки! Лопаты! Быстро!

Пока они приносят все необходимое, гляжу на дорогу перед машиной: ни в коем случае не следовало ехать по колеям. Если бы взял одну между колесами, то проехал бы. Опять же, справа тоже имеется твердая полоса дороги. Но здесь, где мы застряли, придется помучиться метров пятьдесят, пока доберешься до плотного грунта.

Показываю остальным, как убирать песок из под колес, и как ровнять грунт, чтобы уложить подкладки. Дело несложное. Они же присматриваются как ученики. Кристиан, которого я никогда не видел занимающегося каким-либо физическим трудом, дает тысячи советов и повторяет все, что я говорю. Пока те два идиота пашут, я сажусь за руль.

В песок погружаются задние колеса, иногда даже до половины. Для них необходимо устраивать наклонные плоскости, чтобы иметь возможность выехать из образовавшихся ям. Это означает работу лопатой. Рене с Патрисио, устроившись на коленях в песке, в поте чела обновляют свои саперные лопатки. Затем необходимо всунуть подкладку – лист железа шестидесятисантиметровой ширины с просверленными отверстиями – прямо под колесо.

– А теперь толкайте.

Врубаю первую скорость. Подгоняемые Кристианом оба туриста и дамочка тужатся сзади. В них бьет выбрасываемый задними колесами песок. Машина выезжает, перемещается на пару метров и снова застревает. Вот если бы набрать разгон, тогда можно было бы и проехать, но при движении с места это просто невозможно. Раз уж свернуть невозможно, остается лишь один выход: выкопать подкладки, зарывшиеся в песок при выполнении предыдущей операции, и все сначала...

Труднее всего толстяку Рене. Уже очень и очень жарко. С него градом катится пот, и я слышу, как он дышит. Патрисио покрепче. Он поднял воротник, чтобы защитить шею от солнца. Моник же сварилась.

Повторяем операцию раз пять или шесть, прежде чем "пежо" милостиво проезжает пару десятков метров, наконец-то освободившись от песчаных объятий. Высаживаюсь, ору на остальных, чтобы не ленились, и усаживаюсь за руль "мехари".

Через час подобных раскопок, когда я наконец пристраиваю "мехари" рядом с "пежо", все совершенно покрыты плотной песчаной коркой, приклеившейся к потной коже.

***

До меня дошло. Пустыня – это ничего особенного. Главное, не ехать по колеям, оставшимся от грузовиков. Наш тракт – это широкий коридор, обрисованный следами от колес. Если ехать сбоку, то риска и нет. Я съехал вправо метров на двести. Музыка орет на всю катушку. Моник много пьет. Она опять сидит на коленях у Кристиана, который щупает ей грудь. Ничего, это как два пальца об асфальт.