Текст книги "Нелегкий выбор"
Автор книги: Синтия Виктор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Глава 7
С Хармоном держись настороже. Он выглядит эдаким добродушным дедулей, но дай ему волю – и он сожрет тебя без хлеба и соли.
Рик Дин энергично пожевал и глотнул для усиления впечатления, пока Лэйни хлопала глазами, не зная, шутит он или нет.
– Думаешь, он преувеличивает? – криво усмехнулся Джерри Страч. – Разве что преуменьшает. Однажды Хармон прикрыл целый отдел только потому, что их шеф не выносил табачного дыма и попросил его не курить во время заседания.
– А когда он объявлял о том, что сорок человек только что потеряли работу, он непрерывно улыбался… так благодушно, словно отвалил каждому из них по солидной премии! – выпалил Рик.
Лэйни впервые видела его в таком состоянии: зеленые глаза сверкают, волосы растрепались. Что это он так разозлился, вяло удивилась она. Джерри прошел по белоснежному ковру небольшой, элегантно обставленной комнаты и поднял жалюзи на окнах.
– Но Хармон – не самое худшее. У него по крайней мере есть мозги в голове. Мак-Грегор – вот шлагбаум для любого новшества. У него солидный пакет акций, сорокапятилетний стаж протирания штанов на заседаниях совета директоров и упрямство старого осла. Ни одной свежей мысли в голове!
– Почему свежей? – спросил Рик с отвращением. – Вообще ни одной мысли! Зато он то и дело ударяется в воспоминания о добрых старых временах, о черно-белых довоенных мультяшках, о которых теперь мало кто помнит.
Лэйни вдруг почувствовала, что сейчас сползет на пол и потеряет сознание. Она совершенно вымоталась за день. В открытое окно виднелась четвертушка луны и слышался мерный, убаюкивающий плеск набегающих на отлогий берег волн. Рик и Джерри встретили ее в аэропорту Лос-Анджелеса в девять вечера, а сейчас время приближалось к часу ночи…
Первое заседание должно было состояться после обеда, времени оставалось мало, поэтому оба приятеля восприняли это как руководство к действию. Начав свои наставления еще в аэропорту, они не умолкали ни на минуту, совсем забыв о разнице во времени между Лос-Анджелесом и Нью-Йорком. Если бы не четыре чашки крепкого кофе, выпитые почти одна за другой, Лэйни давно уснула бы. Ее чемоданы стояли нераспакованными в номере отеля, а она выслушивала нескончаемую лекцию в доме Рика и Джерри в Малибу.
– А есть в руководстве компании хоть один разумный и достойный человек? – спросила она устало, массируя виски кончиками пальцев.
Рик призадумался и ответил не сразу.
– Хм… Кассава точно разумный, но вряд ли его назовешь достойным. Уайли более-менее достойный, зато тупой, как пробка. Что скажешь, Джерри?
– Фарли всегда и все держит под контролем. Твой текущий счет, твои отношения с подчиненными…
– Сколько времени ты проводишь в туалете, как часто звонишь матери, правильно ли подбираешь носки к галстуку, – подхватил Рик. – Словом, все самое важное.
Джерри наконец заметил, что Лэйни сама не своя от усталости, и сразу посерьезнел.
– Не волнуйся, приличные люди среди руководства есть. Проблема в том, что они стараются не давить на остальных.
– Вообще не хотят связываться, это будет точнее. «Карпатия» не заработала бы миллиарды долларов, если бы ею руководила кучка идиотов, но даже сам Солсбери, – Рик полунасмешливо-полупочтительно поклонился, упомянув имя председателя совета директоров, – сам Солсбери достаточно старомоден. Ему нравится уклад времен Дуайта Эйзенхауэра, когда женщины имели право только подносить кофе на заседаниях.
– Тогда почему вас двоих не увольняют? Ваши отношения не назовешь старомодными.
– До тех пор пока мы приносим компании прибыль, начальство просто выражает сочувствие двум несчастливцам, которые никак не могут найти подходящих жен. Ты же знаешь, самый проницательный человек умеет при случае прикинуться слепым и глухим.
Лэйни украдкой глянула на часы. Пятнадцать минут третьего! Еще немного и про сон можно будет забыть. К тому же Рик и Джерри окончательно запугали ее. Как будто мало ей того, что она нервничала всю дорогу до Лос-Анджелеса!
– Так что же, мне даже не открывать рта? И одеться, как воспитательнице сиротского приюта?
– Если бы знать, что сработает, а что – нет, – уныло покачал головой Рик.
Испуганная, опустошенная, раздраженная долгим и бесплодным разговором, Лэйни вдруг разозлилась на своих друзей. Она приготовилась к гневной тираде, но вдруг заметила, что Рик смеется.
– Прости, ради Бога! – поспешно сказал он, подходя к ней с жакетом, который она небрежно бросила на спинку стула. – Шутка вышла неудачная. Перестань волноваться! От тебя требуется просто быть самой собой и показать им, что ты неглупый и творческий человек.
Неуклюжая от усталости, Лэйни натянула жакет, чувствуя знакомый толчок страха. Неглупый и творческий человек! Это она-то? Все, что она может, – это дурачить окружающих, делая вид, что способна творить.
– Эй, что с тобой? – встревожился Рик, заглядывая ей в лицо.
Единственный разумный ответ на этот вопрос был: со мной ничего, я уверена, что все пройдет прекрасно, просто прекрасно. Когда делаешь карьеру, нужно уметь дурачить людей фальшивой самоуверенностью. Но эти двое столько сделали для нее, даже поставили на карту свою репутацию, чтобы помочь ей пробиться наверх, – так разве они не заслужили откровенности? По крайней мере будет справедливо предупредить их, что она опозорится, провалится с треском.
– Вот что, ребята, – заявила Лэйни, схватившись для большей решительности за спинку ближайшего стула, – я знаю, что вы в меня верите, и буду бороться изо всех сил, но лучше признаться сразу, что я не доросла до той лиги, в которой собираюсь выступить.
Рик и Джерри озадаченно переглянулись.
– Не доросла до чего?
– До уровня тех, с кем собираюсь иметь дело: до вас, до Оуэна Солсбери, до всех тех, кто хорошо разбирается в том, чему посвятил жизнь. До талантливых людей. До тех, над кем вы сегодня посмеивались. Вы и сами знаете, что они остаются профессионалами, несмотря на мелкие недостатки.
– Э-э… – начал Джерри, разглядывая Лэйни так, словно видел впервые, – а кем ты считаешь себя, позволь спросить? Новичком со способностями шестилетнего ребенка?
– Вот именно, – ответила она, отчаянно краснея.
Рик осторожно, как тяжелобольную, усадил Лэйни на стул и сел так, чтобы видеть ее лицо.
– Ты, Лэйни, самый талантливый дизайнер из всех, кем может похвастаться Нью-Йорк за последние годы. И нечего таращиться так, словно тебя током тряхнуло! Ты, что же, думаешь, что мы продвигаем тебя просто из дружеских побуждений?
– А тебе не казалось странным, что Эл Смайли остерегается особенно цепляться к тебе? – подхватил Джерри, останавливаясь за спиной Рика. – Это потому, что здесь только и говорят, что о твоих способностях. Повышение было задумано еще два года назад, и мы просто ждали подходящей возможности.
– Мои способности? Я не способна даже подобрать обувь к костюму и…
– При чем тут обувь! – не выдержал Рик. – Носи что тебе вздумается! Зато свою работу ты выполняешь на все сто.
– Послушай, Лэйни, – вставил Джерри, все еще озадаченный, – всегда не мешает разобраться, что о тебе думают окружающие. Считай себя кем угодно, хоть желеобразной медузой, но для остальных ты крепче скал Гибралтара.
Все, что ей оставалось, – это переводить недоверчивый взгляд с одного из друзей на другого. Невозможно, чтобы они говорили серьезно! Наверное, это тактика, выбранная для того, чтобы она возомнила о себе невесть что и бестрепетно прошла через грядущее испытание.
– К тому времени, когда Мариза будет закончена, ты и сама убедишься, что «Карпатии» безумно повезло заполучить тебя в свои штатные сотрудники.
Лэйни открыла рот, но Рик только отмахнулся.
– Хватит полуночничать! Мы отвезем тебя в отель и хором будем петь колыбельную, пока ты не уснешь крепким сном.
– Только не слишком крепким, иначе я бессовестно просплю.
– Ничего, мы разбудим… и вообще все устроим и организуем наилучшим образом. Твое дело – отдохнуть перед самым важным заседанием в твоей карьере.
– Спасибо, мой бескорыстный друг, – пробормотала Лэйни, у которой при одной мысли о постели начали слипаться глаза.
– Вот еще! – возмутился Рик. – Я очень корыстный, просто умело маскируюсь.
– Помню, в тот день, когда Микки-Мауса впервые показали по телевизору, моя дочь Кейси носилась по комнате и подпевала, нацепив накладные мышиные уши, – Тим Уайли испустил ностальгический вздох, сопровождаемый одобрительным ропотом.
– Как это важно – хранить верность подлинным ценностям, – заметил Билл Фарли, поудобнее устраиваясь на стуле. – Возьмем, например, уважение и любовь к ближнему. Как не хватает этого в наш безумный век! Например, Лесси. Помните, как она стремилась помочь всем и каждому? Не собака, а воплощение добра. Уже после первой серии в детях пробуждалось лучшее.
Лэйни слушала, сидя прямо и не смея пошевелиться. Из всего коллектива, работающего над проектом, только она, Рик и Джерри были допущены на заседание. Остальные присутствующие здесь были старшими вице-президентами девяти отделов «Карпатии». Оуэн Солсбери бесстрастно восседал во главе огромного овального стола. О чем думал он, всемогущий властелин солидной фирмы? Был ли хоть шанс, хоть полшанса, что он тоже умирает со скуки, слушая всю эту старомодную ахинею?
Словно уловив ее мысли, Солсбери вдруг повернулся к ней:
– А что вы думаете на этот счет, мисс Вульф? В конце концов этот проект – ваше детище.
«Я думаю, вы все тут отстали от жизни лет на сто, не меньше!»
– Что ж, – осторожно начала Лэйни, – телепередачи для детей были когда-то очень трогательными. Я и сама обожала эпизод, в котором Лесси вытаскивает малыша из колодца. И накладные уши у меня тоже были, мистер Уайли. Мама до сих пор хранит их в верхнем ящике комода на случай, если мне захочется перебраться жить домой.
Над столом пронеслось одобрительное хмыканье.
– Но если говорить честно, – она еще больше выпрямилась на стуле и обвела взглядом совет директоров, – я вижу Маризу совсем другой. Прежде чем начать работу, я опросила детей в возрасте от десяти до четырнадцати. Должна сказать, они совсем не такие, какими вы были в детстве. Даже мое поколение было в этом возрасте совсем другим.
Благодушная улыбка Тима Уайли исчезла.
– Хочу напомнить, что Мариза создается для девочек не моложе десяти лет. Если вы спросите современную десятилетнюю девочку, чем ей нравится заниматься, знаете, что она ответит? Разглядывать витрины магазинов, листать журналы мод, смотреть по Эм-ти-ви клипы Джэнет Джексон. Она ответит, что обожает магазинчики дешевых побрякушек и всяких модных аксессуаров и больше всего на свете мечтает вставить себе колечко в нос или в пупок.
По комнате пронесся дружный возглас отвращения, но Лэйни упрямо продолжала.
– Десятилетние девочки уже смотрят «Санта-Барбару», хотя порой могут полистать и детские сказки. Поймите, персонажи «Красавицы и чудовища» и «Аладдина» уже не для них, а для пятилетних детишек!
– То, что вы говорите, противно слушать! – крикнул Джон Кассава, выпучив глаза.
– Возможно, во многом вы и правы, Лэйни, – сказал Роберт Бродхерст, старший вице-президент отдела маркетинга, – но вы должны уважать принципы фирмы, на которую работаете.
На этот раз вместо невнятного ропота раздались громкие возгласы согласия. Только Оуэн Солсбери сохранял полное бесстрастие.
Когда шум немного поутих, Рик нацарапал что-то в блокноте и подвинул его Джерри. Тот прочитал: «Кораблик Лэйни зачерпнул воды, и мне ничего не остается, как пойти на дно вместе с ней».
– Дело в том, – перекрывая последние спорящие голоса, начал Рик, – что мы проводили социологический опрос, который полностью подтверждает мнение Лэйни. Я даже думаю, что не стоило тратить на опрос несколько сотен тысяч долларов, раз можно добиться того же результата, просто болтая с детишками друзей.
За столом воцарилась тишина, и Рик заговорил медленно, тщательно обдумывая каждое слово.
– Нам сейчас нужно решить, к какой возрастной группе обращаться. Если к малышам, то подход нужен более мягкий, более традиционный. Но если нас интересуют десятилетние, придется смириться и с Эм-ти-ви, и с Принцем. Потому что именно с ними нам придется конкурировать.
– Интересно, очень интересно, – подал голос Оуэн Солсбери. – Итак, мисс Вульф, какой же вы видите вашу Маризу?
Лэйни открыла большую папку с набросками и набрала в грудь побольше воздуха.
– Я вижу Маризу продавщицей из супермаркета, – достав набросок, она медленно повернула его вправо и влево. – Как видите, она старше своих покупательниц. Думаю, лет семнадцать будет как раз. Мариза продает бижутерию в одном из ювелирных отделов.
Тим Уайли привстал и ткнул пальцем в набросок.
– Что это у нее на плече? Татуировка? – воскликнул он, потрясенный до глубины души.
– Это говорит о том, что она небезупречна. Я бы даже сказала, она не образец для подражания. Она презирает обывателей и не всегда ведет себя достаточно вежливо.
Лэйни достала из папки другой лист. На нем Мариза выдувала пузырь из жевательной резинки прямо в лицо парнишке, чей разинутый рот ясно говорил о том, что он только что услышал не самое литературное выражение.
– Она обожает острое словцо, наша Мариза!
– Вы хотите, чтобы американские дети хотели стать похожими на татуированную шлюху! – крикнул Роберт Бродхерст, воздев руки.
– А знаете, джентльмены, – перебил Оуэн Солсбери, – мы все забыли, что «Карпатия» – процветающая фирма, а не памятник старины. Даже вымышленный персонаж должен быть интересной личностью.
Неожиданная поддержка ошеломила Лэйни. Впервые за день ее охватило предчувствие удачи.
– Продолжайте, Лэйни, – улыбнулся Солсбери. – Джентльмены хотят знать о вашей Маризе все.
«Я обожаю вас, Оуэн Солсбери», – подумала Лэйни, прежде чем достать из папки очередной набросок.
Глава 8
Проснувшись, Фэрил обнаружила, что она одна в постели. Приподнявшись на локте, она глянула на электронный будильник, отбрасывающий бледно-красный отсвет на поверхность столика. Было двенадцать минут четвертого. В одиннадцать вечера, когда она поднялась в спальню, Джон еще сидел в кабинете, листая бумаги. Должно быть, он до сих пор там.
Дети крепко спали. Райли разметалась во сне, сбросив одеяло, и Фэрил прошла в ее комнату, чтобы снова укутать девочку и убрать с ее лица несколько прядей волос. Потом, заметив пробивающийся из-под двери кухни свет, она бесшумно спустилась по ступенькам.
Фэрил нравилось в доме буквально все, но кухня… в кухню она влюбилась с первого взгляда, еще когда они присматривали жилье в Медоувью. Прежние хозяева были гурманами, любили готовить и проводили в кухне столько времени, что постарались обустроить ее на свой вкус. Вся мебель была сделана на заказ, каждый предмет кухонного обихода был в своем роде произведением искусства. На задний двор вели раздвижные двери, а рядом, в обширном окне-фонаре, помещался антикварный деревянный стол – единственное нововведение, которое позволила себе Фэрил. Она восемь месяцев рыскала по магазинам, пока не нашла это чудо в мебельной лавке в Личфилде.
За этим столом и сидел сейчас Джон, поедая ванильное мороженое прямо из коробки. Он даже не переоделся. Он ел медленно, устало глядя перед собой, и Фэрил сразу бросилось в глаза нерадостное выражение его лица.
– Эй! – негромко окликнула она. – Ты так и сидишь здесь всю ночь?
– Угу, – рассеянно отозвался Джон.
– Неприятности?
Она присела напротив в ожидании объяснений. Джон помедлил.
– Года полтора назад я занимался разводом одной женщины. Ничего сложного в этом деле не было, но из-за обычной судебной волокиты оно тянулось довольно долго. А теперь эта женщина мертва.
– Господи Боже! Как это случилось?
– Авария. Насколько мне известно, она вела машину в состоянии сильного опьянения, не справилась с управлением и врезалась в бетонную стену. И это при том, что она служила в полиции.
– У нее есть дети?
– Нет. Она жила довольно незатейливо. Невысокое жалованье, квартирка в многоэтажке и машина устаревшей марки. Мы разговаривали с ней только о том, что касалось развода, и даже на эту тему информацию из нее приходилось чуть ли не клещами вытягивать. Нельзя сказать, что она держалась невежливо, но и обаятельной я бы ее не назвал. И вот теперь выясняется, что она назначила меня своим душеприказчиком. Я и понятия об этом не имел! – Джон покачал головой (должно быть, не в первый раз). – Честно говоря, я так толком и не понял, почему она обратилась с делом о разводе именно ко мне. С таким простым случаем справился бы даже начинающий адвокат, и обошлось бы это куда дешевле. Но сегодня, просматривая ее бумаги, я разобрался, почему она остановила свой выбор на мне.
– И почему же?
– Ей со всех сторон капали денежки. Уж не знаю, почему эти люди были вынуждены платить ей… возможно, они оплачивали защиту… или откупались. Или она вымогала деньги, угрожая какой-то информацией… все может быть. У нее был целый список: имена, даты, суммы. Среди имен полно знакомых, местных. Ты даже представить не можешь, сколько денег набегало в итоге!
– Какой невероятный случай! – сказала Фэрил, невольно выпрямляясь.
– Самого невероятного ты еще не слышала. Кое-кто помогал ей пристроить деньги. Отмывал их, пускал в оборот.
Джон с ожесточением ткнул ложкой в остатки мороженого и отпихнул коробку. Фэрил молча ждала.
– Этим занимался мой брат.
– Что?! – Фэрил широко раскрыла глаза. – Чарли?
– Мой дорогой младший братец, который, как мы думали, взялся за ум, – сказал Джон с горечью. – Знаешь цикл мемуаров «Секрет моего успеха»? Некто в юности совершает ошибку, ступает на плохую дорожку, но одним могучим усилием меняет всю свою жизнь. Увы, в случае с Чарли сюжет получил другой поворот. Мой братец и не думал меняться. Он одурачил нас, Фэрил.
– Джон, ты уверен?
– От и до! Разумеется, лучшего адвоката этой бабе было не найти. Если бы в ходе дела выяснились подробности ее темных делишек, я не стал бы поднимать шум, чтобы не впутывать Чарли. А если бы кто-то другой наступил ей на хвост, мне пришлось бы рьяно взяться за ее защиту, чтобы обелить дорогого братца!
– Да, но почему…
– Я понятия не имею, почему она назначила меня своим душеприказчиком, – развел руками Джон.
– У нее есть родственники?
– Ни одного.
Несколько минут они сидели в молчании. Джон рассеянно вынул ложку из мороженого и начал постукивать ею по столу, не замечая этого.
– Она была далеко не в преклонном возрасте, – сказала наконец Фэрил, – и не предполагала, что скоро умрет. Если душеприказчик должен быть, то почему не назначить им хорошего адвоката? Может, она решила, что никто лучше тебя с этим не справится.
– Очень надеюсь, что ты права и что новых сюрпризов не последует. Ладно, пора немного поспать.
Джон отнес недоеденное мороженое в холодильник и направился к двери. Фэрил пошла сполоснуть ложку, когда услышала за спиной:
– Ты не поверишь! Я хотел сказать тебе сразу, но забыл.
– Ты о чем?
– Знаешь, чье имя я обнаружил в списке этой женщины? Имя нашей драгоценной соседушки, Шугар Тэплинжер. Ума не приложу, чем она могла заниматься, чтобы попасть в этот список.
– Сейчас мне некогда, Джон. Может, завтра…
– Сейчас, Чарли! – сказал Джон очень тихо, как говорил только в минуты гнева. – Я выезжаю немедленно.
Он бросил трубку, не дожидаясь ответа, и тотчас пожалел, что проговорился, насколько важное дело у него к брату. При одном намеке на серьезный разговор Чарли обычно исчезал из поля зрения, Слова «ответственность» и «обязанность» звучали для него как звон приготовленных кандалов. С поразительной точностью он отсутствовал на арене событий ровно столько, сколько было нужно для разрешения проблемы. Скорее всего, едва дослушав гудки в трубке, он бросился из дома со всех ног.
До Стэнфорда, где Чарли снимал квартиру, Джон добрался за полчаса. К его великому облегчению, из квартиры доносилось бормотание работающего телевизора. Он постучал, и за дверью сразу послышались шаги.
– Что ж, спасибо, что дождался, – бросил Джон, останавливаясь в прихожей и не делая попытки снять пальто.
Чарли, растрепанный и босой, одетый в старенькие джинсы и бесформенный красный свитер, вовсе не выглядел неряхой. Скорее, у него был вид фото-модели, только что снимавшейся для рекламы спортивной машины. В юношеские годы, когда братьям случалось увлечься одной и той же девушкой, Джон отчаянно завидовал Чарли, понимая, что не имеет и шанса. Но, достигнув тридцатилетия, он иначе взглянул на жизнь брата. Бесконечная смена рабочих мест и череда одинаково броских приятельниц показались ему до тошноты скучными, от этого веяло пустотой.
Но вчерашний вечер изменил все. Чарли уже не выглядел неприкаянным повесой, не способным подыскать себе ни подходящей работы, ни постоянной подруги. Его жизненный марафон означал поиск возможностей для незаконных операций.
– С чего это ты решил разыграть из себя крутого старшего братца? – раздраженно спросил Чарли. – Мне давно уже не восемь лет!
– Зато мозгов у тебя лет на восемь, не больше! Я здесь затем, чтобы спасти твою незадачливую задницу, так что не действуй мне на нервы.
Насмешливая улыбка расползлась по лицу Чарли. Он сложил руки на груди и небрежно привалился к притолоке.
– Да? Может, объяснишь попонятнее?
– Черт возьми, – крикнул Джон с отвращением, – я готов был сделать все… я сделал все, чтобы помочь тебе! Я вытащил тебя из тюрьмы! Но ты только и делаешь, что нарываешься.
– Слушай, братишка, мне твоя помощь не требуется. Тебе вечно что-то мерещится, и ты потом трясешь меня как грушу.
Чарли повернулся и ушел в гостиную, не интересуясь тем, что станет делать Джон. Тот остановился в дверях, оглядел развалившегося в кресле брата и сказал:
– Марина Паульсен.
– Что Марина Паульсен?
– Ты слышал, что она погибла в автомобильной катастрофе?
– Слышал, конечно, – отмахнулся Чарли. – Она же была моей клиенткой. Впрочем, это тебя не касается.
– Очень даже касается! Я занимался делом о ее разводе – это раз. Она назначила меня своим душеприказчиком – это два.
– Тебя? – искренне удивился Чарли. – Чего ради?
– Этого я пока не знаю, зато знаю много других интереснейших вещей. То, например, что Марина Паульсен тянула кое с кого денежки, а ты их отмывал.
– В жизни не слышал ничего более идиотского!
Джон прошел в гостиную и остановился напротив брата.
– У меня ее бумаги! Там очень подробно, день за днем, ее собственной рукой описано, как вы вместе занимались незаконными махинациями! Марине Паульсен уже ничто не сможет повредить, а вот тебе грозит долгий, очень долгий срок.
– Выходит, она все записывала… – пробормотал Чарли, и в глазах его впервые мелькнуло беспокойство.
– Наконец-то до нашего умника дошло! Она была достаточно умна, чтобы проворачивать свои делишки, почему же ей было не обезопасить себя на случай неприятностей? Будь уверен, она не случайно пришла именно ко мне с делом о разводе. Если бы выплыла правда, я бы из кожи вон лез ради ее защиты, потому что иначе пострадал бы и ты.
– Так бумаги не видел никто, кроме тебя?
Чарли облегченно расслабился, получив подтверждающий кивок.
– Это не значит, конечно, что мне есть чего бояться. Ничего преступного я не совершал, но… но лучше никому не показывать эти бумаги. Спрячь их подальше, а еще лучше – сожги.
– И все? – рявкнул Джон в ярости. – Вот так просто? Как будто ничего и не было, так?
– Да ладно тебе, Джон, – Чарли сбавил тон и просительно заглянул ему в глаза. – Марина вовсе не была исчадием ада, она просто трясла понемногу всякую местную шваль. Деньги надо было как-то пристраивать, а у меня есть парочка надежных банковских счетов. Так что ничего страшного не случилось.
– Я ушам своим не верю, – медленно сказал Джон. – Ты занимаешься незаконной деятельностью и не испытываешь никаких угрызений совести. Единственное, что тебя беспокоит, – это как выйти сухим из воды.
Неожиданно он начал кричать, размахивая руками перед носом у брата.
– Ты преступник, понимаешь, преступник!
– Да что на тебя нашло, Джон? – зло спросил Чарли, вскакивая и прячась за спинку кресла. – Ты приходишь сюда как разгневанное божество, клеишь мне всякие ярлыки, – чего ради? Что я такого сделал? Это тебе все само плывет в руки, и ты даже не задумываешься о том, что не всем так легко живется!
Джон так опешил, что забыл о цели своего прихода.
– Я не знал, что ты так на все смотришь… что ты думаешь…
– Теперь ты знаешь. Может, ты и безупречный человек, но это не дает тебе права судить других. И знаешь что, Джон? Я бы не хотел быть похожим на тебя. Ни за что на свете.
Обиженный, Джон ощетинился снова.
– Не заговаривай мне зубы! Немедленно начни выпутываться из этой истории с деньгами Марины Паульсен и, если у тебя еще есть хоть капля здравого смысла, найди себе занятие, которое не противоречит закону!
– Вот совет, достойный любящего брата.
– Ты, видно, растерял последние мозги! – взорвался Джон. – Я стараюсь тебе помочь!
– Святой ты человек! – последовал насмешливый ответ.
Джон повернулся и вышел, не сказав больше ни слова. Возвращаясь домой, он безуспешно старался подавить гнев. Стоит ли столько времени вести нормальную человеческую жизнь, если рано или поздно все-таки лезешь на рожон! Впрочем, с чего он взял, что Чарли жил законопослушной жизнью хоть пару месяцев? Для Джона это казалось само собой разумеющимся, именно поэтому брат так успешно водил его за нос. Если бы Марина Паульсен не погибла, история с вымогательством так никогда бы и не всплыла. Хотя, конечно, могло случиться, что какой-нибудь полицейский поймал бы ее с поличным.
– Если только это был бы честный полицейский, – с горечью произнес Джон вслух.
Постепенно гнев сменился печалью. Чарли был слишком ленив и жаден, чтобы вести честную жизнь, но обвинял в своих неудачах всех, кроме себя самого. Его возмущенные слова: «Тебе все само плывет в руки!» – до сих пор болезненно отдавались в памяти Джона, но он знал, какая тяжелая работа стоит за всем, чего он достиг. Нечего было и надеяться, что Чарли замечает это. Он видел то, что хотел видеть: у старшего брата есть все, о чем только может мечтать мужчина.
«И ведь он прав», – подумал Джон благодарно.
Возможно, жизнь плейбоя не так уж и нравилась Чарли. Он мог утверждать это, но стоило ли принимать за чистую монету каждое его слово? Может быть, нужно лучше разбираться в людях, уметь заглянуть им в душу, стараться понять их поступки?
Виноватый и удрученный, Джон остановил машину у почтового ящика, чтобы забрать корреспонденцию. На передней полосе местной газеты, выходившей дважды в неделю, была помещена большая фотография Марины Паульсен в полицейской форме. «Женщина-полицейский погибает в автокатастрофе».
Джону вдруг отчаянно захотелось, чтобы вся эта история оказалась просто сном.
Фэрил лежала в темной спальне, глядя в потолок и слушая стук своего сердца. Она знала, что муж заснул, но все не решалась подняться. Джон дышал глубоко и ровно, и мало-помалу она успокоилась. Медленно и бесшумно поднявшись, она вышла из спальни и плотно прикрыла за собой дверь.
Темный кабинет Джона едва освещала полоска лунного света, пробивавшаяся сквозь щель между портьерами. Фэрил прошла к столу, стараясь ни на что не наткнуться и не наделать шуму, и включила лампу. Вспыхнувший свет заставил ее зажмуриться.
То, что она искала, находилось прямо на столе – картонная коробка, доставленная полицейским посыльным. В ней были сложены немногочисленные личные вещи Марины Паульсен: разные мелочи и все, что находилось в ее машине во время аварии. Когда Джон объяснил, что в коробке, Фэрил равнодушно кивнула, в душе страстно желая только одного: сунуть туда нос сразу, как только представится возможность.
Она открыла коробку, запомнив, в каком порядке отвороты наложены друг на друга, чтобы потом не ошибиться. Под ложечкой то и дело подступала ноющая боль – ощущение, не оставлявшее Фэрил с момента, когда она увидела на кухонном столе номер «Вестника Медоувью» с фотографией Марины Паульсен. Невозможно было не узнать это лицо с крупным родимым пятном на щеке. Впрочем, особая примета только служила лишним доказательством: Фэрил и без того прекрасно помнила женщину, с которой столкнулась в дверях номера 1012. Итак, гостья Шугар, которая привела ее в такую бешеную ярость, была полицейским.
Джон наткнулся на имя Шугар в списке Марины Паульсен, но он не мог даже предположить, зачем их соседке понадобилось подкупать полицейского… или подчиняться шантажу. Зато Фэрил прекрасно знала, зачем.
Ей тогда повезло, что муж поднимался по лестнице первым и не мог заметить, как она оцепенела, услышав его слова. Если бы только Джон знал, как легко, имея такую информацию, раскопать все подробности про публичный дом, который содержала Шугар! А там уже оставался один маленький шаг до истины, что его собственная жена, по крайней мере один раз, посетила этот вертеп. Весь остаток ночи Фэрил пролежала без сна, все больше и больше погружаясь в отчаяние.
Но худшее было впереди. Когда Джон бросил на кухонный стол пачку писем и газет, верхним оказался «Вестник Медоувью» с фотографией женщины в полицейской форме. Фэрил едва сумела тогда удержаться на ногах. Размышляя ночью о том, как Шугар выплачивала вымогаемые деньги, она решила, что в условленное место помещался конверт, его забирали… что-то в этом роде. Теперь же в памяти всплыл яростный выкрик Шугар: «Проклятая сука, тебе все мало! Чтоб ты подавилась этими деньгами! Я тебе еще покажу! Я тебе покажу!»
И вот спустя две недели Марина Паульсен мертва. Может ли это быть простое совпадение, спросила себя Фэрил. Может быть, все дело в ее слишком живом воображении? Что, если эти два случая никак не связаны между собой? То, что Шугар оказалась иной, чем представлялось вначале, еще не означало, что она способна на убийство. Да убийство тут и ни при чем. Марина Паульсен вела машину пьяной, и потому врезалась в стену.
Заглядывая в коробку, Фэрил от души надеялась, что внутри не окажется ничего, что могло бы опровергнуть этот факт.
Одна за другой вещи Марины Паульсен перекочевывали на стол. Чистый блокнот. Бумажник. Чековая книжка. Конверт с несколькими кредитными карточками. Водительские права. Полицейское удостоверение. Квитанция из химчистки: блузка и брюки были готовы еще неделю назад. Содрогнувшись, Фэрил отложила квитанцию и открыла косметичку, где не было ничего более интересного, чем помада, румяна и тушь для ресниц. Далее шел непрочитанный номер «Нью-Йорк таймс», купленный в день аварии, и нераспечатанный пакетик жареной картошки. Полупустая пачка «Клинекса». Расческа. Несколько шариковых ручек. Инструкция по управлению «тойотой» и с полдюжины карт небольших окрестных городов.
На самом дне, совершенно расплющенный остальными вещами, лежал бумажный упаковочный пакет дешевого магазинчика «Модные вещи Хорнера». Фэрил часто проезжала мимо, но никогда не бывала в нем. В пакете оказалась розовая шелковая блузка, совершенно измятая. Сунув вещицу в пакет, Фэрил едва не опустила его в коробку, но вдруг заметила, что на его плоском дне что-то написано. Одно слово, коряво нацарапанное шариковой ручкой, словно для того, чтобы не забыть.
