Текст книги "Стеклянный лес"

Автор книги: Синтия Суонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Глава 39
Руби

Они сидели в маленькой комнате без окон. Такие Руби видела по телевизору. Посредине стояли стол и стулья. Полицейские предложили кофе и воду, но Руби и Пол отказались. На столе – нескладная керамическая пепельница коричневого цвета, похожая на кучку экскрементов. Нечто подобное мастерят дети на уроках труда в седьмом классе. Руби ничуть не удивилась бы, узнав, что эту пепельницу слепил ребенок одного из офицеров, а тот принес ее на работу, заявив, что не желает видеть такую уродливую вещь у себя на столе. И тогда секретарша или кто-то еще принес ее в комнату для допросов. Знал ли ребенок, где в итоге оказалась его поделка?

Руби спросила, можно ли ей закурить, но полицейские ответили отказом, потому что она несовершеннолетняя.

По другую сторону стола сидели офицер Хилл и еще один полицейский, который представился как детектив Слейтер. Руби не сводила взгляда со значка на груди офицера Хилла. Офицер ей не нравился в отличие от его фамилии, которая происходит от весьма распространенного слова. Фамилия Хилл была ничем не хуже фамилии Гласс.[19]19
  От англ. hill – холм.


[Закрыть][20]20
  От англ. glass – стекло.


[Закрыть]

Хилл не произнес ни слова. За них обоих говорил Слейтер, куривший одну сигарету за другой. Руби наблюдала за ним с завистью.

– Руби, передо мной записи детектива Даффи, который с тобой беседовал несколько дней назад. Тогда он задал тебе несколько вопросов.

Слейтер оторвал взгляд от лежавшего перед ним протокола допроса, в который поглядывал время от времени, словно это газета или журнал, купленные, чтобы почитать в ожидании поезда. Именно так поступала мать Руби. «Лайф», «Харперс», «Архитектурный дайджест». Последний она любила больше всего. Силья приносила их домой и, прочитав от корки до корки, отдавала Руби.

Судя по всему, Слейтер ждал, когда Руби заговорит, но она не знала, что именно должна сказать, поэтому просто кивнула, сильнее закутываясь в свитер, подаренный Шепардом, и сжимая пальцами мягкую шерсть.

– Я хочу поговорить с вами еще раз, – пояснил Слейтер и улыбнулся, словно хотел ее подбодрить или подружиться с ней.

Руби не осуждала его за это. Ведь это его работа – верно? – сделать так, чтобы она ему доверяла.

– Итак, Руби, расскажите-ка нам еще раз, как вы нашли тело отца.

– Когда я вернулась, родителей дома не оказалось.

– И никаких признаков, что ваша мать вернулась с работы?

Руби ужасно хотелось запустить руку под свитер и дотронуться до кулона Сильи, но это была плохая идея, поэтому она стала накручивать волосы на палец.

– Я заглянула в гараж, но маминой машины там не было. Это показалось мне странным, и я заволновалась.

– Понимаю, – кивнул Слейтер. – Что потом?

– Потом я пошла на кухню. – Руби смотрела на стену над головой Слейтера. – И нашла на барной стойке записку матери.

Слейтер зашуршал бумагами.

– В рапорте говорится, что записка была следующего содержания: «Дорогие Генри и Руби, мне очень жаль, что все произошло именно так, но я от вас ухожу. Жизнь слишком коротка, чтобы ждать дольше. Генри, позаботься о нашей девочке. Руби, будь хорошей дочерью. Люблю вас обоих».

Дядя Пол шумно выдохнул. Он впервые слышал содержание записки дословно. Руби хотелось взглянуть на него, но она заставила себя смотреть на детектива.

Слейтер задал еще один вопрос:

– Что случилось дальше?

– Моему отцу нравилось гулять в лесу. Поэтому я и решила поискать его там.

– Должно быть, там было очень темно, – заметил Слейтер.

Руби кивнула.

– Так как же вы обнаружили своего отца в такой темноте?

– Он не стал углубляться в лес. Так что это было несложно.

– А после того, как вы его нашли…

– Я вернулась в дом и вызвала полицию. Они приехали очень быстро.

Слейтер медленно кивнул:

– Понятно. А вы когда-нибудь покидаете дом после того, как возвращаетесь из школы? Ходите куда-то или ездите?

«Я делаю это постоянно», – подумала Руби, но вслух ничего не сказала.

Дядя Пол протестующе поднял руку.

– Прошу прощения, но к чему вы клоните? Что пытаетесь выведать у девочки?

Слейтер сурово посмотрел на него и произнес:

– Мы хотим убедиться, что все записали правильно, мистер Гласс, что не упустили ни одного факта.

Руби заметила, что детективу стоило большого труда держаться спокойно и невозмутимо.

Дядя Пол приподнялся.

– Она больше не скажет ни слова без адвоката.

Слейтер и Хилл переглянулись, а Слейтер погасил о пепельницу вот уже третью сигарету.

– Она имеет на это полное право, – сказал детектив. – Есть ли кто-то, кому вы хотите позвонить?

Дядя Пол с минуту колебался, а затем ответил:

– Думаю, я с этим разберусь. Просто дайте мне телефонную книгу и предоставьте помещение, где я смогу спокойно поговорить.

Слейтер пожал плечами.

– Как пожелаете.

Мужчины встали, и Руби поднялась следом за ними.

– А вам, Руби, нужно остаться здесь, – сказал Слейтер.

Она снова села.

– Я скоро вернусь, – тронул ее за плечо дядя Пол. – Если кто-нибудь войдет, просто молчи.

Руби кивнула. Молчание – это ее конек, и дядя Пол наверняка это знает.

Глава 40
Силья

1952–1953 годы

Они посетили несколько свободных участков, но все они оказались либо слишком маленькими, либо слишком удаленными от других, либо слишком шумными, как тот, что на Шестом шоссе, мимо которого с бешеной скоростью проносились машины. Каждый раз Силья с надеждой приезжала на новое место, но вскоре разочарованно его покидала.

Спроектировать дом тоже оказалось непросто и даже мучительно, по большей части из-за Генри. Он категорически отметал все ее предложения и пожелания. Один этаж или два, полноценный цокольный этаж или просто погреб, количество спален, количество ванных комнат – ни по одному из этих пунктов они не пришли к согласию. В конце концов Силья стала встречаться с архитектором втайне от мужа.

– Если честно, то Генри все равно, каким будет дом. Он сказал, чтобы я сама решала с вами все вопросы, а уж если возникнут проблемы, то я обсужу их с ним, – солгала она, встретившись с архитектором как-то после работы, и протянула тому чек. – Думаю, мы должны выплатить вам аванс, и давайте приступим к делу.

Архитектор ответил, что может начать проектирование дома, но пока не выбран участок, на котором он будет стоять, учесть все детали будет сложновато.

В июне они вернулись к участку, который уже обсуждали, когда только начали поиски, но тогда сделка не состоялась. Участок с лесом размером в три акра на Стоун-Ридж-роуд находился на самой окраине Стоункилла, в то время как Силья хотела переехать в совершенно другой район. Но, возможно, оно того стоило.

Царившая на участке звенящая тишина поразила ее. Силья не слышала ничего, кроме пения птиц и тихого шороха травы и кустов, в которых обитали белки, бурундуки и – Силью даже передернуло при мысли об этом – змеи. А впрочем, чего она ожидала, стремясь жить за городом?

По обе стороны от участка возвышались дома, и все же они находились на приличном расстоянии. Бо́льшая его часть была тщательно расчищена под постройку, а чуть дальше раскинулся лес. Силья видела, как солнечные лучи пробиваются сквозь ветви высоких дубов и вязов. Риелтор рассказал, что участок граничит со старым датским кладбищем, на котором уже давно никого не хоронят.

Генри пришел в восторг:

– Идеальное место! Можешь построить здесь любой дом, какой только захочешь, если рядом будет лес, где я смогу совершать прогулки.

– Что думаешь? – Силья повернулась к Руби.

– Славное место. Такое тихое и вдали от всего остального. – Дочь устремила взгляд на лес. – При желании здесь можно запросто исчезнуть.

– Прошу тебя, дорогая, не надо никуда исчезать, – рассмеялась Силья.

Руби схватила отца за руку.

– Идем, папа, разведаем окрестности.

Силья наблюдала, как они удаляются, пробираясь через кусты.

– Они определенно два сапога пара, – пробормотал риелтор, глядя вслед отцу и дочери до тех пор, пока те не скрылись за деревьями.

Силья, ничего на это не сказав, лишь спросила:

– Сколько нам будет стоить эта земля?

Однажды ранней осенью, когда строительство дома шло полным ходом, Силья приехала на участок.

– Гласс, да? – поинтересовался у нее один из рабочих, изучавший план дома.

– Прошу прощения?

– На плане написано, что ваша фамилия Гласс. – Он отер со лба пот и внимательно посмотрел на Силью. – А Пол Гласс вам, случайно, не родня?

Вопрос настолько ошеломил Силью, что она ответила не сразу.

– Вы знаете Пола?

– О да, прекрасно знаю, – ответил рабочий и, взяв несколько досок, потащил их на другой конец участка.

Силья терялась в догадках, что он имел в виду.

– В таком случае вам, наверное, известно, что он больше не живет в Стоункилле.

Мужчина вцепился в доски так сильно, что даже покраснели пальцы.

– Известно. Тем лучше.

«Что ж, – подумала Силья, – во всяком случае, в этом мы солидарны».

Возвращаясь на Лоуренс-авеню, она решительно выбросила из головы этот странный разговор и постаралась представить, как будет выглядеть ее новый дом.

Силья мечтала о больших, от пола до потолка, окнах, чтобы встающее из-за деревьев солнце заливало все пространство своим светом, о жарко пылающем камине… Она надеялась, что они смогут переехать в новый дом до наступления зимы, но строительство то и дело приостанавливалось. Сначала было что-то не так с почвой, потом ждали материалы и так далее.

Силье не оставалось ничего иного, кроме как улыбаться и терпеть. Ведь в итоге она получит дом своей мечты.

И все же слова того рабочего ее неотступно преследовали. Она встречала его еще несколько раз, но больше он ничего не говорил и ни о чем не спрашивал. Наконец, Силья решила спросить об этом у Генри, но тот, как всегда, уклонился от ответа.

– Пол жил в Стоункилле почти год, и не в нашем доме. Так откуда нам знать, с кем он общался и куда ходил каждый день? – Генри взял со стола почту и направился на кухню.

Силья последовала за ним.

– Знаю, но… Жаль, что тебя там не было. Хотелось бы мне, чтобы ты видел лицо этого рабочего. На нем была написана такая… злоба.

Генри выбросил в мусорную корзину несколько рекламных проспектов, задержав взгляд на письме. Оно было адресовано ему. И прислал его Пол. В этом не было ничего удивительного. Пол часто присылал брату письма, чтобы сообщить о своем местонахождении.

– Думаешь, Пол когда-нибудь сюда вернется? – спросила Силья.

Генри не ответил, рассматривая марку на конверте, и Силья тоже взглянула на нее. Сидар-Рапидс, штат Айова. Она даже не представляла, где это.

– Ты меня слышишь? – спросила Силья.

Генри по-прежнему изучал конверт: вертел в руках и так и эдак, – и она поняла: муж ждет, чтобы она вышла из комнаты. Только тогда он прочитает письмо.

– Извини… что? – спросил он.

– Пол. Думаешь, он когда-нибудь вернется в Стоункилл?

Генри долго смотрел на жену.

– А ты бы на его месте вернулась?

В одну из ненастных зимних суббот Силья отправилась на машине в пригород Нью-Йорка, чтобы присмотреть новую мебель и аксессуары.

Единственным предметом мебели, который она планировала забрать из дома на Лоуренс-авеню, было любимое кресло, обтянутое шерстяной тканью бирюзового цвета. В комплекте с современным диваном, журнальными столиками и вторым похожим креслом оно будет замечательно смотреться в гостиной нового дома.

Прогуливаясь по магазину среди обеденных столов, Силья услышала заразительный женский смех и не могла не повернуться. В двадцати футах от нее стоял Дэвид, а рядом с ним – высокая элегантная женщина лет сорока. Проведя рукой по кухонному столу, она о чем-то его спросила, и он ей ответил, после чего поднял голову и заметил Силью – застывшую среди столов и стульев и крепко сжимавшую в руках дамскую сумочку. Дэвид вскинул брови, и Силья поняла, что он ее вспомнил. Приподняв шляпу в приветственном жесте, он что-то прошептал на ухо своей спутнице, и они направились к эскалатору.

Внезапно Дэвид обернулся, и когда их взгляды встретились, Силья почувствовала, как у нее замерло сердце. Губы Дэвида дрогнули в улыбке, исполненной, как ей показалось, сожаления.

Что означала эта улыбка? Выяснить это не представлялось никакой возможности. Через несколько секунд Дэвид и его спутница скрылись из вида.

На протяжении нескольких недель Силья думала об этой неожиданной встрече. Ничего не поделаешь, повторяла она себе, у него есть женщина. Так что, даже если бы Силья была свободна, ничего бы не вышло. Да и вообще: она ведет себя попросту глупо! Они встретились всего лишь раз, и у них нет ничего общего.

И все же Силья не могла перестать думать о нем. Не могла выбросить из головы его полную сожаления улыбку.

В утешение Силья купила себе подарок: фотоаппарат «Брауни» последней модели в красивом кожаном чехле. Она никогда не любила фотографировать, поэтому у них почти не было семейных фотографий, но теперь снимала каждый этап возведения и обустройства дома.

Изысканный дом со стеклянными стенами был готов в марте. Силья не переставала им восхищаться. Он выглядел именно таким, какие можно встретить в Южной Калифорнии, но вместо переезда на другой конец страны Силья доставила кусочек Лос-Анджелеса прямо сюда, в Стоункилл, штат Нью-Йорк.

Она знала, что сказала бы ее мать о таком роскошном доме для маленькой семьи, но Силья была очарована и не переставала себе повторять, что заслужила такой дом. Она упорно работала всю свою жизнь и наконец получила желаемое.

Совсем неплохо для работающей девушки из Бруклина.

Руби понравились большие окна и лес, поэтому она много времени проводила на улице. Силья надеялась, что девочка обзаведется наконец-то друзьями. Впрочем, она не питала иллюзий в отношении новых соседей. Ведь у одних дома были выстроены наподобие тех, что возводят фермеры на ранчо, а другие и вовсе выбрали дешевый колониальный стиль, обив свои жилища розовыми, желтыми или белыми панелями. Если местные женщины и зарабатывали себе на жизнь, то лишь продажей посуды «Тапервер» или косметикой «Эйвон». Все соседи обладали автомобилями универсалами, да и как иначе, если в большинстве семей было как минимум четверо детей? Силья надеялась, что среди такого количества детей в округе непременно найдется хоть кто-то близкий по развитию к Руби и станет ее лучшим другом.

А вот Генри дом совершенно не нравился, и Силья об этом знала. Ведь делать здесь оказалось совсем нечего, ибо дом был совершенен. Но мужу нравилось возиться в земле, а вокруг вполне хватало места для сада. После переезда Генри снова взялся за дистанционное обучение. Время от времени он вспоминал про курсы частных сыщиков, которые так и не смог закончить, а еще стал выполнять мелкие отделочные или ремонтные работы, о которых узнавал от знакомых, часто посещавших хозяйственные магазины в городе.

Силья с болью в сердце наблюдала, как Генри, весело насвистывая, собирал поутру ящик с инструментами и выгонял разбитый грузовик из гаража их восхитительного дома. А все ради того, чтобы выполнить какую-нибудь грязную работу, не требующую особой квалификации. Не таким представляла Силья работающего мужа. И все же это было лучше, чем ничего.

Казалось, Генри все устраивало, а для Сильи только это и имело значение. У него все хорошо. У них у всех все хорошо. Генри нашел занятие по душе, Руби много читала и гуляла в лесу, а она обрела великолепный стеклянный дом.

Силья больше не мечтала уйти от Генри. К чему мутить воду? Они наконец пустили корни и очень счастливы.

19 июня 1953 года неподалеку от Стоункилла, в тюрьме Синг-Синг, за передачу важных военных секретов Советскому Союзу были казнены на электрическом стуле супруги Юлиус и Этель Розенберг. Силья не знала, действительно ли они совершили то, в чем их обвиняли, но в любом случае не верила, что Розенберги – особенно Этель, мать двоих детей, – заслуживают смерти. Только не такой. Силья не могла даже представить, что ощущает человек, когда через его тело проходит мощный разряд электрического тока.

И все же ей пришлось объяснять десятилетней девочке, почему ее отец сел в грузовик и направился в соседний город, чтобы оказаться как можно ближе к тюрьме и увидеть все собственными глазами.

– Почему он захотел туда поехать? – спросила Руби.

Но Силья и сама не знала точного ответа. Упомянув о поездке, Генри сказал, что с ним будут друзья. Когда же Силья поинтересовалась, что это за друзья, муж лишь пожал плечами и ответил, что познакомился с ними в городе и Силья их не знает.

Странно. С каких это пор Генри обзавелся друзьями? Может, познакомился с этими людьми, когда выполнял ремонтные работы?

– Если честно, я не знаю, почему он захотел туда поехать, – призналась она Руби. – Мне кажется, что большинству людей вовсе не понравилось бы находиться поблизости в такой момент. Как думаешь?

– Может, папа надеется, что Розенберги каким-то образом избегут казни? – предположила Руби.

– Нет. Он не хочет, чтобы это случилось. – Силья горько рассмеялась и добавила: – Он считает, что они должны умереть. И поехал к тюрьме, чтобы поддержать палачей.

Руби вздрогнула, и Силья тут же пожалела о своей откровенности. Ну почему она не придумала какую-нибудь невинную ложь?

– А почему папа так считает? – спросила Руби. – Они в самом деле делали это? Шпионили?

– Знаешь, многие думают, что так и было. На суде были изложены доказательства их вины. – Силья не знала, что еще сказать. – Такие решения принимают судьи и правительства, а нам приходится верить, что эти решения правильные, даже если мы с ними не согласны.

Руби посмотрела на мать своими темными, как у отца, глазами.

– Значит, ты не согласна? Не считаешь, что они должны умереть?

– Нет, – ответила Силья. – Я считаю, что это варварство. Убивать кого-то таким образом могут только в нецивилизованном обществе.

– Значит, мы нецивилизованные? – не унималась Руби. – Ты хочешь сказать, что нашей страной руководят варвары?

– Руби, я не знаю, – вздохнула Силья. – Я лишь хочу сказать, что это неправильно.

Очевидно, на следующий день Руби передала содержание этой беседы отцу, работавшему в саду, потому что Генри влетел в дом, грохнув раздвижными дверями так, что они задребезжали, и принялся обвинять жену в симпатиях Розенбергам.

– Все было совсем не так, – попыталась оправдаться Силья. – Я просто сказала, что считаю варварством казнить людей подобным образом.

– Никакое это не варварство, а патриотизм, – возразил Генри. – Тебе тоже стоило туда поехать и взять с собой Руби. Все было тихо, достойно. Никаких криков и протестов, как бывает на сборищах «левых» в Нью-Йорке и Вашингтоне.

При мысли, что Дэвид мог находиться в рядах протестующих, Силья изменилась в лице. Она знала, что многие люди – в основном коммунисты – протестовали против казни Розенбергов на демонстрациях в Нью-Йорке, Вашингтоне и других городах. Несмотря на то что несколько лет назад Дэвид сказал ей, что приехал на концерт исключительно ради музыки, а не ради речей, она ничего не могла знать наверняка.

Впрочем, какое ей дело до того, участвовал Дэвид в протестах или нет, о чем думал и какие поступки совершал?

Как бы то ни было, Генри ничего не заметил.

– Каждый, кто там был, знал, что мы поступаем правильно. Каждый хотел поддержать правительство Соединенных Штатов. И ты тоже должна, Силья. – Муж топнул ногой, оставив на полу комья земли. – Прежде всего ты!

– Я? Почему это?

– Потому что эта страна многое сделала для иммигрантов, в том числе и для тебя. Приютила, дала кров, когда у тебя не было ничего.

– Генри, я здесь родилась, – напомнила Силья мужу. – Я не иммигрантка.

– Может, и так, – уступил он. – Но ты была никем и посмотри, что имеешь сейчас. Ты должна быть благодарна за все, что имеешь, а вместо этого хочешь еще больше.

– О чем ты говоришь? Чего еще я хочу?

Генри обвел рукой гостиную:

– А это как называется?

– Не слышала, чтобы ты жаловался, – огрызнулась Силья. – Ты ведь совсем не прочь находиться здесь каждый день. Не прочь жить легко и комфортно, пока я оплачиваю счета.

Генри одарил жену ледяным взглядом.

– Ты оплачиваешь счета? А как же моя работа?

Силья горько рассмеялась.

– Послушай, Генри, давай не будем обманывать друг друга.

Но едва эти слова сорвались с языка, Силья поняла, как грубо они прозвучали. Она уже открыла рот, чтобы извиниться, но Генри развернулся и вышел на улицу, нарочито тихо прикрыв за собой двери.

Силья наблюдала в окно, как он направился в сад, поднял с земли тяпку и принялся яростно уничтожать сорняки.

Глава 41
Руби

Никто в маленькой комнатке больше не говорил Руби, что курить нельзя, поэтому она, чиркнув отцовской зажигалкой, медленно, смакуя каждую затяжку, закурила одну сигарету, потом еще одну, а после нее наверняка закурит и третью. Наконец ей надоело сидеть просто так и она принялась мерить комнату шагами. Подойдя к одной из стен и вонзив ногти в свежеокрашенную поверхность, Руби заметила, что, если надавить посильнее, на стене остаются царапины, поэтому продолжила ходить по комнате кругами, вонзая ногти в стены все сильнее и сильнее.

Руби не представляла, сколько времени прошло с того момента, как ее оставили одну, – час, три или целый день? В помещении не было часов, а наручные Руби не носила. Но ведь ее не могут оставить здесь навсегда, верно? Эта комната не тюремная камера. Руби была не глупа и имела представление, как должна выглядеть настоящая камера.

Обычно одиночество ее не напрягало, но сейчас Руби почему-то почувствовала себя одиноко. Она начала скучать по дяде Полу и даже засомневалась, вернется ли он.

Может, дядя Пол решил бросить ее здесь?

В начальной школе дети часто сплетничали о дяде Поле, хотя и знали, что он живет с миссис Хоук.

Гарри Листер, отвратительный как грех и тощий точно сорняк, как-то сказал Руби, что ее дядя питает слабость к молоденьким девочкам и именно поэтому был вынужден уехать из Стоункилла.

– Чушь собачья, – ответила Руби, собираясь уйти.

– Ты уходишь, потому что знаешь, что это правда! – крикнул Гарри ей вслед.

– Заткнись, придурок! – огрызнулась Руби, но мальчишка лишь рассмеялся в ответ.

Тогда она быстро подошла к обидчику, что есть силы ударила его кулаком в челюсть и, прежде чем он успел перевести дыхание, убежала прочь.

Отец Гарри Листера был одним из тех рабочих, кто строил стеклянную «клетку». Руби ненавидела его, хотя гадости про дядю Пола говорил не он, а его сын. Но ведь где-то же Гарри это услышал, верно?

Сейчас все изменилось. Руби стала старше и понимала дядю Пола гораздо лучше, чем в те времена, когда была совсем ребенком.