Текст книги "Над пропастью
(Роман)"

Автор книги: Шукур Халмирзаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Энвер понимал: необходимо прервать речь посла. Сказано слишком много, люди устали слушать, они раздражены…

– Бек, – придвинулся он к Ибрагимбеку и горячо зашептал ему: – Хватит меня расхваливать, а? Вы представили – и этого вполне достаточно. Народ устал слушать посла, люди хотят слушать вас! Вы меня понимаете?..

Ибрагимбек усмехнулся и, подойдя к Нуруллахану, который действительно сделал паузу перед тем, как начать говорить об Энвере, положил ему на плечо тяжелую руку и громыхнул во всю мощь своего голоса:

– Земляки! Соотечественники! Великий эмир еще раз доказал свою любовь к нам, прислав достойного человека. И большой караван с щедрыми дарами! Наступил час, когда надо эти дары принять, а досточтимому Нуруллахану и его людям отдохнуть. Чтобы был порядок, мы поручили беку Тугайсары и Гуппанбаю организовать разгрузку каравана и все сложить в амбары нашей армии. А вы помогите им!

Нуруллахан в недоумении не мог произнести ни слова.

– Вы произнесли, дорогой посол, блестящую речь! – крепко пожал его руку Энвер-паша.

Один за другим подходили к Нуруллахану высокопоставленные лица, трясли ему руку, громко выражали свой восторг по поводу его красноречия.

Энвер, Ибрагимбек, ишан Судур, отойдя в сторону, наблюдали за все еще не пришедшим в себя Нуруллаханом.

– Благодарю, бек! – негромко, но с чувством сказал Энвер-паша Ибрагимбеку.

Ибрагимбек скосил на него лукавые глаза, хмыкнул, ничего не ответил, погладил бороду. Но он был доволен словами Энвера. «Кажется, вместе одну песню петь будем!» – удовлетворенно подумал он. И тут он увидел Курбана с Тонготаром. Знаком подозвал их к себе.

– Тонготар, прикажи поварам, пусть поспешат с обедом… А вы будьте здесь! – сказал Ибрагимбек Курбану, решив представить его Энверу. – Хазрат, конечно, не познакомил вас с принцем-шейхом?

– После трудной дороги, подумал я, пусть отдохнут, – смущенно проговорил ишан Судур.

Энвер-паша с нескрываемым любопытством рассматривал Курбана, вгоняя его в краску.

– Я думаю, теперь, с сегодняшнего дня, вы постоянно будете при нас… Не возражаете, хазрат? – сверкнул Энвер, как пламенем, голубыми глазами на ишана Судура.

– Я могу только благодарить аллаха…

– Поздоровайтесь с послом! – слегка подтолкнул Курбана Ибрагимбек. – Потом ближе познакомлю вас с ним. Может быть, он еще понадобится нам…

30

Ночью, в конюшне, Курбан подготовил очередное донесение в центр. Однако отправлять не торопился, ему хотелось еще раз основательно продумать все, что увидел и услышал. Решил: необходимо вырваться из Кукташа, побыть одному.

Турсун-охотник словно угадал его мысли.

– Шейх, вы хотели посмотреть окрестности Кукташа? Поехали сейчас, коней надо выездить, застоялись, – неожиданно предложил он.

Курбан вскинул голову. Небо затягивали набухшие влагой тяжелые черные тучи.

– Будет дождь, в какой-нибудь пещере укроемся… их здесь много, – сказал Турсун.

– Что ж, поехали!..

Они были далеко от Кукташа, когда полил дождь. И действительно, у подножия горы, к востоку от ставки исламской армии, оказалась вместительная сухая пещера. Вместе с лошадьми укрылись в ней. Пока Турсун, стоя на коленях и низко опустив голову, раздувал костер, Курбан подошел к выходу и, прислонившись плечом к валуну, пытался через пелену низвергавшейся воды рассмотреть, что там впереди. Глава слезились, густой дым медленно, клубясь, выползал из пещеры. «Итак, Энвер-паша без каких бы то ни было осложнений вступил в должность главнокомандующего, – рассуждал Курбан. – Что же теперь за этим последует?.. Хозяева непременно будут торопить его развернуть активные военные действия. Во время обеда Нуруллахан сообщил о находящемся уже близко втором большом караване – с оружием и обмундированием. Но как Энвер-паша – этот опытный политик и военный деятель – начнет в короткий срок боевые действия, если на сегодняшний день под его началом всего восемьсот сабель? Курбаши многих отрядов из Ферганы, Уратюбе, Самарканда, да и самой Бухары явно не спешат стать под знамена исламской армии. Перед ними, прибывшими в честь вступления его в должность, он открыто поделился своими военно-политическими планами. Сказал о задачах на ближайшее время. Курбаши восприняли все эти наметки сдержанно. Возможно, на их настроение повлияло внезапное прибытие из Кабула пяти русских офицеров русской армии, которых, вместе с турецкими, Энвер незамедлительно включил в состав штаба армии. И когда речь зашла о конкретных сроках слияния разрозненных отрядов в единую армию, курбаши Куршермат, представлявший всю Фергану, едко заметил: „А разве мы вам нужны?!“ Энвер, поняв, какую допустил оплошность, не включив в состав штаба никого из местных, ровным голосом заявил: „Мы не успели с уважаемым Ибрагимбеком сообщить вам о вашем назначении моим заместителем“. Принял ли Куршермат за чистую монету сказанное Энвером или не поверил, из его ответа: „Не знаю, как вас и благодарить!“ – было не понять. При этом запомнилось, как Ибрагимбек, положив в рот кусок вязкой кунжутной халвы, повернулся к ишану Судуру, словно пытаясь что-то сказать, а на самом деле – чтобы не расхохотался наглой лжи Энвера. Ишан Судур, недоумевая, ждал, когда Ибрагимбек проглотит халву и о чем-то спросит его. Не дождался: бек встал и вышел из комнаты…

Кажется, ничего не упустил. Можно сегодня ночью отправить, – решил Курбан. – Нет, что-то еще было… Что?.. Вспомни. Но почему его преосвященство смотрел недоброжелательно, когда Ибрагимбек пригласил тебя на обед? Почему? Он не хотел твоего присутствия в узком кругу верхушки исламской армии», – задумался он снова, наблюдая, как возле разгоревшегося костра, на плоском широком камне Турсун-охотник развязывает красный платок, раскладывает холодное мясо, лепешки. В глубине пещеры кони, позвякивая уздечками, похрумкивали сухим клевером. Вдруг они дружно заржали.

– Кто-то к нам пожаловал, – метнулся Турсун к выходу.

Раздался конский топот, из-за плотной завесы дождя возник Гуппанбай с десятком всадников. С широкополых чекменей стекала вода, мокрые крупы лошадей лоснились.

– Вот этот, – сказал Гуппанбай Курбану, указывая плеткой на мужчину с замотанным тряпьем лицом, – спрашивает хазрата. Ни с кем говорить не хочет. К хазрату – и все! Подозрителен он мне.

– Откуда он?

– Из ваших краев… Оттуда!

– Из Байсуна?

– Не говорит определенно, крутит… Хочу повидать ишана Судура, говорит. Спрашиваем – для чего? Молчит. Мы шли на Душанбе, встретили его. – Гуппанбай, нагнувшись еще ниже, тихо проговорил: – Ничтожный человек – а посмотрите, какой у него конь – карабаир! Не из простых он… Понимаете, меня послали за курбаши Давлатманбием, ну, знаете, он обложил осадой душанбинский гарнизон красных… Возвращаться неохота. Пути не будет! Да и Энвер-паша просил как можно быстрее доставить курбаши. Он желает с каждым поговорить лично!.. Где искать хазрата? Ума не приложу!

– Его преосвященство, наверно, у Энвера-паши, – сказал Курбан.

– Будьте другом… Пусть этот побудет у вас. Оставляем его – можно?

– Ладно… Вы же спешите.

– Спешим, – громко воскликнул Гуппанбай. – Шейх!.. Этого – к хазрату!.. Благодарю!.. – всадники исчезли за пеленой дождя.

Турсун отвел карабаира в сторону пещеры.

– Присаживайтесь, – пригласил незнакомца к костру Курбан. – Дорога была длинной, проголодались, небось. А тут еще и непогода…

И тут при свете костра Турсун уставился на пожелтевшую бороду незваного гостя.

– Послушай, – проговорил он, подходя ближе к огню. – Ты не Газибек?

Мужчина повернулся к нему, замер. Турсун взял в руки обрез, положил ладонь на затвор.

Незнакомец испуганно заморгал, и без того белое, бескровное лицо казалось маской.

«Неужели… Газибек?» – удивился Курбан. Когда бека везли в Арк, он находился среди студентов медресе, на улице. Вечером ишан Судур, глубоко задумавшись, довольный совершенным делом, говорил: «Вот увидишь, сын мой, Газибека бросят в зиндан… Я слышал, у эмира свои счеты с этим негодяем. В казну, оказывается, мало дает, жалуется на бедность, а сам высасывает соки из скрытых от эмира кишлаков!»

Курбан стоял ошеломленный. Не верилось, что стоявший перед ним с лицом мертвеца, свалявшейся бородой и вогнутой, видимо, от чахотки, грудью человек мог быть когда-то правителем Байсуна.

Газибек, уронив руки, взглянул на Курбана.

– Какое у вас дело к хазрату? – спросил Курбан.

– Ну, отвечай быстрее! – угрожающе проговорил Турсун-охотник и повел стволом.

Газибек вдруг, бросив на него взгляд, упал на колени, сорвавшись с камня, остервенело забил кулаками об землю, затем стал бить по своей голове.

– О-о-о! Зачем я не сдох в зиндане!.. О аллах! Почему от меня отвернулся! Кто еще выстрадал столько, сколько я-а-а!

– Прекратить истерику! – прикрикнул на него Курбан. – Садитесь поближе к огню! Погрейтесь… Какое у вас дело к хазрату? Если кто-то произнес имя преосвященства, кем бы он ни был, для меня он друг!

– Да паду я жертвой за вас! – Газибек поднялся, отряхнул пыль с колен, уселся снова на камень. – Обязательно должен встретиться с хазратом… Он не любит меня. Но скоро зауважает… Я искуплю перед ним грехи свои, я сумею…

– Я постараюсь помочь вам… Вижу – настрадались, – сказал, сочувствуя, Курбан.

– Вашими устами мед пить! – Газибек заплакал. – Впал в нужду… Отшельником стал… Лучше бы я умер, чем так жить… Однако… Жизнь сладкая штука. Все равно я долго не проживу… чахотка, – поеживаясь, он глянул на Турсуна-охотника. – Я вас прошу, уберите свою винтовку. Ладно, потом застрелите… Я буду благодарен вам: наконец-то отмучаюсь… А пока – не надо…

– На тебя и пули жалко! – проворчал Турсун.

– Послушайте, – сказал Курбан, – чтобы сохранить вам жизнь… Ведь хочется еще пожить, а?.. Что у вас к хазрату?

Газибек нехорошо улыбнулся.

– Кроме хазрата, никому другому…

– Что значит «никому другому»? Да вам известно, кто я? Да я скорее умру, чем позволю появиться перед его преосвященством сомнительной личности. А кто вы? Негодяй. Я хорошо помню, за что вас столкнули в зиндан… Вы совершили такое, чему не находит определение человеческий разум.

– Да, конечно, – дрожащим голосом согласился Газибек. – Но эти дела давно канули в вечность. Я прощен!

– Ничто в этом мире не предается забвению, особенно несправедливость к людям, ложь и клевета, насилие над человеком!

– Что вы хотите от меня?

– С чем вы идете к хазрату?

Газибек заметил: Турсун-охотник щелкнул затвором обреза, и понял: все. Или едва уловимое движение пальца там, на скобе, или…

– Я должен передать письмо… от одного большого человека… имя его назвать не могу: дал клятву. Они убьют меня, на кол посадят. Если вы ученик хазрата, все равно узнаете… Ведь все равно узнаете, – взмолился он.

– Я не могу допустить встречи хазрата со всяким сбродом! Письмо! – властно потребовал Курбан.

Подошел Турсун-охотник, уставился тяжелым взглядом. Повел стволом, показывая: выйди из пещеры.

– Я сейчас… я сейчас! – дрожа и не спуская испуганного взгляда с Турсуна, Газибек снял с себя верхний халат, зубами рванул шов рукава под мышкой, достал пожелтевшую бумагу и протянул Курбану.

Письмо было многословно!

«Здравствуйте, господин Ибрагимбек!

Я должен был, несмотря ни на что, адресовать это письмо назначенному его величеством вместо Вас командующему исламской армией его превосходительству Энверу-паше. Но я не располагаю сведениями, прибыл ли он в Кукташ. Я стою сейчас со своим отрядом и Седьмым Туркестанским стрелковым полком на берегу реки Кафирниган. Завтра буду в Душанбе.

Твердо веря в Вашу безграничную преданность идеалам исламской революции, исламского движения на нашей земле, я решил сообщить Вам о наших планах, обговоренных при встрече с Энвером-пашой.

Господин Ибрагимбек, из-за отсутствия достаточного времени я не счел возможным писать о себе подробно, но хочу заверить вас в главном – я, Усман-ходжа, сын Пулатходжи, один из руководителей советского правительства Бухарской республики, председатель Всебухарского исполнительного комитета, являюсь убежденным сторонником исламского движения. Читая это, конечно, Вы удивитесь. Однако знайте, все мои помыслы, устремления, мечты, наконец, моя совесть истинного мусульманина всегда были с Вами. И в этом Вы убедитесь, когда мы с Вами бок о бок будем сражаться в великой битве с самым злейшим врагом ислама на земле – большевизмом.

Если хотите узнать обо мне больше, спросите у вашего главного советника, его преосвященства ишана Судура или, если он прибыл к вам, у его превосходительства Энвера-паши.

Теперь о деле.

Прошу Вас, как только приблизятся Седьмой стрелковый полк и мой отряд, спять осаду душанбинской крепости отрядами курбаши Давлатманбия и дать нам возможность без боя войти туда. Естественно, у русского командования возникнет вопрос, почему легко отступили Ваши отряды? И вот в то время, когда я буду выражать по этому случаю свое „недоумение“, от Вас, то есть от командования исламской армией, должен поступить ультиматум. О его содержании мы говорили с Энвером-пашой. Но, несмотря на это, я хочу повторить отдельные, чрезвычайно важные положения, которые необходимо отразить в ультиматуме.

Первое.

Вы „признаете“ власть в стране правительства Бухарской Советской Республики; показываете себя сторонниками мира, свободы; выражаете озабоченность по поводу бессмысленного кровопролития.

Второе.

Укажете, что в тот момент, когда Великий Совет старейшин собрался утвердить свое решение, указанное в пункте первом, и обращение к Бухаре и России, появление больших сил наших (красных) войск доставило вам боль и страдания, омрачило принятие справедливого решения.

Третье.

Обязательно выражаете благодарность России за военную помощь в изгнании ненавистного эмира и считаете излишним дальнейшее пребывание ее войск на территории Бухарской республики.

Четвертое.

В категоричной форме требуете удаления в двадцать четыре часа из Душанбе иностранного Седьмого стрелкового Туркестанского полка. В противном случае, подчеркните, вы теряете доверие к ним и за кровопролитие полностью понесет ответственность перед мировой общественностью правительство РСФСР.

Документ должен быть доставлен в крепость уважаемыми людьми.

Остальное, прошу Вас, предоставьте решать мне.

В случае, если произойдет непредвиденное, мой отряд незамедлительно перейдет к вам и выступит против Седьмого стрелкового. Но Вы тоже будьте наготове, подтянитесь поближе к Душанбе…

Господин Ибрагимбек, дорог каждый час, прошу обсудить срочно мое письмо с хазратом и Энвером-пашой, если он рядом с Вами, и принять решение.

Нижеследующее не зачитывайте, это только для Вас.

Помните – существовал бы Энвер или нет – в любом случае и всегда я обратился бы только к Вам. Я никогда и ни при каких обстоятельствах не терял своего высокого уважения и почтения к великому Ибрагимбеку.

Победа будет за нами! С нами аллах! Ваш Усман-ходжа».

…Вот что прочитал Курбан.

О чем думал он, со скучающим видом складывая листки? Вдвое, вчетверо, еще раз… Письмо не должно дойти до адресата. Убрать Газибека – просто. Но это – провал; Гуппанбай, возвращаясь из Душанбе, непременно вспомнит, проверит… Энвер знает об этом письме… Думай, Курбан, думай…

– Сесть! – приказал Курбан Газибеку. – Хватит ходить туда-сюда!

– Хватит! – согласился Газибек. – Письмо вы прочитали!.. О боже! Кто этот парень? – показал он на Турсуна-охотника. – Уберите винтовку! Послов не убивают…

Турсун повернулся к Газибеку.

– Послов не убивают? Ты – посол? Растлитель девочек, дочерей наших… Опять скажешь «нет»?

– Газибек, а почему вы спешите встретиться с хазратом, а не с Ибрагимбеком? Письмо же адресовано ему? – спросил Курбан.

– Таков приказ человека, подпись которого вы видели.

Курбан медленно вышагивал по пещере, лихорадочно думая, как поступить. Все так. Все так… Но…

Внезапно у пещеры раздался тяжелый топот лошадей, и снова появился Гуппанбай со своими людьми.

– Прошу прощения, шейх! Я не хотел давать вам работу, – сказал виновато Гуппанбай.

– Да разве это работа! – ответил с улыбкой Курбан.

Гуппанбай сделал знак рядом находившемуся всаднику.

– Эй, чахоточный! Выводи своего коня!.. Поторопись, сука! – закричал Гуппанбай.

– Шейх, не сказал он вам, какое у него дело к его преосвященству ишану Судуру? – кивнул Гуппанбай на Газибека.

– Не говорит… Скажет!.. – засмеялся Курбан, глянув исподлобья на Газибека.

– Не скажу! – буркнул, как обиженный ребенок, усаживаясь в седло, Газибек.

Турсун-охотник захохотал. Курбан свирепо посмотрел на него, и он запнулся. Словно поперхнувшись, натужно закашлял.

Гуппанбай со своими людьми скрылся за пеленой не перестававшего дождя. Курбан тяжело опустился на камень. «Что теперь?.. Саид. Срочно нужен Саид. Только бы он оказался на месте! Сейчас дорога каждая минута… Значит, мой дорогой учитель еще в Бухаре скрывал от меня свои связи с Усманходжой и другими младобухарцами?! Похвально, святой отец!

Это еще один ваш предметный урок, как не быть лопухом… Но как он ловко установил свои отношения с Энвером, будучи в Стамбуле, а я и не подозревал. Эта нить, оказывается, тянется еще оттуда… Это второй урок мне!..»

– Возвращаемся в Кукташ! – сказал Курбан, направляясь к своему коню. – Погода не для прогулок и не ночевать же нам здесь, в этой пещере!..

31

Из дома Абдулкаюма-парваначи они перебрались в дом через площадь, в «кабинет эмира», расселись, каждый в соответствии с занимаемым положением в ставке. Энвер-паша оглядел всех присутствующих.

– Господин Ибрагимбек, – сказал он. – За обедом вы задали мне довольно интересный вопрос… Почему я прибыл сюда не прямиком из Мазари-Шарифа, а через Россию, Бухару? – Энвер понимал: свой ответ он должен построить в соответствии с данной обстановкой, учитывая при этом, что Нуруллахан обо всем сообщит эмиру. – Представьте себе, друзья, Саид Алимхан вызывает одного из вас и просит стать командующим исламской армией, а представители великих держав поддерживают эмира. Этот человек, рекомендованный на должность командующего, – истинный мусульманин, страдающий при виде тяжелых невзгод, выпавших на долю священной Бухары! И у него, то есть у меня, в это трудное время потребовали найти пути спасения от разразившейся катастрофы. Для того, чтобы понять все это, я думаю, нужно время.

Энвер-паша объяснил, почему поехал через Россию, где хотел увидеть своими глазами, чего успели достичь большевики. Не экономическое положение страны интересовало его, а отношение широких слоев народа к политике большевиков и перестройке государства.

– Чтобы наметить конкретную программу и планы борьбы, необходимо хорошо знать внутриполитическую обстановку… Даже в Ташкенте и Бухаре, которым Россия оказала помощь… действовать вслепую может только сумасшедший. Сам аллах не поможет! Серьезность нашего движения заставила меня совершить это опасное путешествие.

Ибрагимбек посмотрел на Нуруллахана.

– Господин Нуруллахан, его величество знал об этом путешествии его превосходительства Энвера-паши?

Энвер усмехнулся.

– Не знай его величество о моем прибытии сюда из Бухары, возможно, Нуруллахан тоже не приехал бы.

Нуруллахан сначала улыбнулся Ибрагимбеку, а потом Энверу.

– Ваше превосходительство, – мягко сказал он. – Я до сих пор удивляюсь, каким образом вам удалось выбраться из Бухары?

Ибрагимбек вздохнул.

Этот вопрос был самым трудным: чтобы ответить на него, надо дождаться человека с письмом от Усманходжи Пулатходжаева. Значит, надо тянуть время.

– Я оказался удачлив, – улыбнулся Энвер-паша. Он пристально посмотрел каждому в глаза. Убедившись, что такой ответ никого не удовлетворил, сказал напрямик: – Позвольте мне ответить на ваш вопрос несколько позднее…

– Почему? – не понял Ибрагимбек.

– Есть причина, – веско сказал Энвер-паша. – И кончим на этом.

– Да, да, – поспешно заговорил ишан Судур. – Ну, как там, в России? В Ташкенте, Бухаре? Вы, наверное, имели встречи и беседы с известными людьми?

Энвер повеселел. Умен старик, он ему еще в Стамбуле понравился. Им нужно непременно встретиться, поговорить наедине. Сегодня же вечером!

– Если говорить о положении в России, – заговорил он спокойно, – народ доволен новой властью. В чем причина? Очень помогает им новая власть… В Ташкенте положение сложное. Но, друзья мои, там немало наших сторонников. Я говорю о членах общества «Национальное единение и прогресс», созданного три года назад. Оно возникло накануне революции в Туркестане. Организатором был турецкий полковник Османбек. В этом обществе собрались самые образованные люди Ташкента, болеющие сердцем за независимость своей родины, за ее будущее. К сожалению, в скором времени это общество по решению Туркестанского городского Совета подлежит роспуску. Члены общества взяты под надзор. Сейчас один из них, господин Бартинец Мухиддин, находится среди нас… – Когда присутствующие основательно рассмотрели светлокожего молодого человека, с широким крепким подбородком, худощавого, со свисающей на ухо кисточкой фески, Энвер-паша продолжил: – В Бухаре я также нашел друзей. Скоро вы их увидите здесь… – Он улыбнулся Ибрагимбеку. – Раньше времени не стану называть их имена. Одно скажу, они занимают высокие посты в органах Советской власти. За обедом кто-то высказал мысль, что надо остерегаться людей, находящихся на службе Советов. Да, они наши противники, наши враги. Но их надо знать! В чем их сила, в чем их слабость. – Он помолчал. Посмотрел на ишана Судура. – Хазрат, мы с вами во многом сходимся мыслями. Потому я особенно ценю ваше мнение. Как вы думаете, чем Советская власть притягивает к себе широкие слои населения? Своими обещаниями? Да. Но большевики свои обещания выполняют! Следовательно, думаю я, мы, руководители исламской армии и духовные отцы народа, должны основательно подумать и дать народу что-то такое… И больше, намного больше, чем дают большевики!

Мимолетная встреча с Энвером в Стамбуле не произвела на ишана Судура сильного впечатления. Но сейчас, слушая пашу, его преосвященство понял, какого большого политического полета эта птица.

– Господин Энвер, – проговорил он, окидывая всех тяжелым взглядом, – сказал откровенно и вслух то, о чем мы думали и пытались умолчать. Господин Энвер совершенно прав, когда он говорит о необходимости коренного пересмотра программы наших действий, как военных, политических, так и идеологических… Нам следует глубоко продумать всю систему мер. Это горькая правда, большевики сейчас сильнее нас. Народ верит большевикам, идет за ними. Есть даже священнослужители, целиком и полностью поддерживающие Советскую власть. – Ишан Судур устремил свой взгляд, который мало кто выдерживал, на Ибрагимбека. – Мы должны объединиться все, как один, под знаменем ислама, как единый народ с единым языком, с единой верой, с едиными обычаями и традициями! А что мы имеем сейчас? Разрозненные племена, разрозненные отряды. Каждый курбаши – глава рода, он стремится уйти из-под командования главного штаба, не признает дисциплину, проявляет самодовольство, его люди действуют, как бандиты, вызывая этим гнев и отталкивая народ от нашего движения…

«Могучий старец!» – восхитился, глядя на него, Энвер-паша.

– Благодарю, хазрат, – сказал он. – Что вы скажете по этому поводу, господин Ибрагимбек?

– Мне кажется, вы и хазрат сказали главное. Единение. Чтобы все силы – в кулак. Повернуть к себе народ… Верно, господин Нуруллахан? – Ибрагимбек повернулся к дремавшему послу.

– А? – вздрогнув, поднял голову Нуруллахан. – Верные слова! Я обо всем поставлю в известность его величество.

– Благодарю! – едко сказал Энвер-паша. – Еще во время вашего здесь пребывания вы узнаете, каким образом я ушел из Бухары… И тогда, приобщив это к своей информации, вы сообщите разом все его величеству эмиру…

– Отлично! – воскликнул Нуруллахан. – Саид Алимхан, действительно, должен быть в курсе всех событий…

– Господин Энвер-паша, – нерешительно проговорил Ибрагимбек. – О вашем прошлом нам рассказывали и его преосвященство, и посол Нуруллахан, и Саид Алимхан. Но вот еще какие странные слухи ходят.

– Говорите прямо! – грубо оборвал его Энвер-паша.

– Из-за чего вы уехали из Стамбула?

Энвер насмешливо посмотрел на него.

– Вы хотите сказать… почему мне запретили жить в Стамбуле?.. Я правильно понял?

Ибрагимбек кивнул.

Наступила напряженная тишина, и все с нескрываемым любопытством ожидали ответа. Энвер-паша понимал: ответ этот многое решал. Он насупил густые брови, словно расстроившись от грустных воспоминаний. Горько улыбнулся.

– Придет время, вспомнят меня в Стамбуле, Анкаре, – задумчиво заговорил он. – То, что мне запретили жить в Турции, – это правда. Послушайте же, Ибрагимбек! Вот Советская власть и красные войска угрожают вам! И народ на их стороне… Вы готовы сражаться с Советской властью! Браво! Теперь задумайтесь на минуту: вы… побеждены. Что произойдет? Первое, что сделает Советское правительство, – объявит вас врагом народа. Историческая закономерность: победителей никогда не судят, побежденные умирают виноватыми… Если маленькая армия великой державы терпит поражение, позор падет на голову всего народа. И тогда ищут виновного. И – находят. Того, кто шел впереди. Наша Турция в этом вопросе ничем не отличается от других стран… Турция потерпела поражение в мировой войне. Так кого надо сделать козлом отпущения? Естественно, командующего! Тогда надо было успокоить нацию, чтобы потом поднять ее на новые дела!

Ибрагимбек понимал его. Хотя и трудно было признавать, но в ужасных словах, сказанных в его адрес, он был убежден, содержалась горькая правда. Его удивило другое.

– А не сыграла ли в вашей судьбе главную роль месть? Если верить слухам, тестя вы…

– Действительно, моим тестем был султан Абдулхамид. Но что вы знаете о нем? Такого жестокого, невежественного султана еще не было на нашей земле! Он торговал Турцией, разорял народ. Кто бы мог стерпеть такое, что на твоих глазах гибнет твоя родина! Мы – «молодые турки» не стерпели этого! Султана приговорили к смерти. Интересы нации требовали этого! – Энвер-паша говорил страстно, горячо, его речь захватила, подчинила себе всех, кто был в комнате. – Он казнен по воле народа. Весь турецкий народ ликовал по этому случаю! «Молодых турок» носили на руках! И тут мы вступили в мировую войну. Ошиблись!.. Нет, не месть заставила меня, уважаемый Ибрагимбек, оставить родину. Я не жертва мести. Я должен был уехать. Но придет время, и меня вспомнят в Стамбуле и Анкаре!

Все притихли. Каждый по-своему переживал рассказ Энвера-паши.

– В смутное время всегда вот так… – вздохнул Ибрагимбек. – А как же все-таки вам удалось стать своим человеком в правящих кругах других государств?

Энвер задумался. Его тесная связь с влиятельными людьми иностранных государств святая святых, одна из глубоких, сокровенных тайн его души. Революция в России смешала события, на многое заставила смотреть по-иному. Вчерашние враги становились друзьями, забыв про обиды и раздоры, объединялись в борьбе с общим злом. Какое-то время Энвер отирался то в увеселительных домах Парижа, то в турецких кварталах Германии, заводил знакомства. Пережидал смутное время.

Революция в России, потом в Туркестане… Наконец восстание в Бухаре!

И в это время на него опять появились покупатели. Авторитет Энвера-паши снова стал заметным.

И – пришел его час.

Он был уверен: если с иностранной помощью исламская армия освободит Бухару, несомненно, это может оказать цепную реакцию и на другие дремлющие силы Туркестана. Потом этот ветер перемен повеет и на Россию, возбудит тюркоязычные народы Кавказа, находящиеся в ее составе. В конечном счете, возобновится давняя битва за восстановление Великого Тюркского Султаната!

Что может сделать для этого Энвер? Как он должен делиться жирными кусками! Англия не скрывает своего интереса к Средней Азии. Что ж, нужно не скупиться на обещания! Главное – уже теперь выжать из нее побольше оружия, боеприпасов, продовольствия. Англия может одеть и обуть, вооружить и прокормить большую армию! Пусть…

Энвер-паша решил изложить присутствующим свое отношение к иностранным государствам таким образом, чтобы безоговорочно, раз и навсегда надежно укрепить их веру в себя.

Тепло глянул на Ибрагимбека. Спросил напрямик:

– Без иностранной помощи мы ничего не достигнем. Вы согласны с этим?

– Истинная правда! – воскликнул Нуруллахан.

Ибрагимбек внимательно слушал Энвера, временами поглядывая на пего.

– Я хочу задать вам вопрос… Например, какими глазами Англия смотрит на Среднюю Азию?.. На Бухару?..

– Глазами хищника! – злобно выкрикнул Тугайсары.

– Совершенно правильно! – согласился Энвер неожиданно для всех. Словно не интересуясь произведенным впечатлением, задумчиво посмотрел в окно и равнодушным голосом продолжил: – Зарубежные друзья протянули нам руку помощи… Так? Что – прониклись нашей бедой, решили помочь? Решили доказать свое человеколюбие? Это – для газет! Большевики корчатся. Их обложили, бьют со всех сторон, они дохнут с голода, у них нет ни заводов, ни фабрик, у них нет ничего, что позволило бы им жить… Но они живут! Вопреки всему – живут! И… будут жить. Что самое страшное сейчас? Большевистская зараза! Она проникает всюду! Подавить ее – вот главная задача. На эту цель направлено все. Англия тратит большие деньги… Ну, а потом? Когда мы задавим эту заразу?.. Англия, и вместе с ней все другие страны, кто теперь там пригрелся, будут кричать нам: дай!.. дай!.. Иностранные друзья… Они враги наши! Но пока… друзья… Надеюсь, вы меня понимаете…

– Да-да! – сказал Ибрагимбек и недовольно уставился на появившегося в комнате Джаббара Кенагаса. – Тебе что?

Джаббарбек кивнул в сторону Энвера.

– Одно слово… – сказал он.

«Знаю я твое „слово“! Мечтаешь вернуть девчонку?..» – Ибрагимбек готов был огреть его плетью, но вмешался Энвер-паша:

– Подойдите, если на два слова… Господа, все свободны. Попрошу остаться хазрата ишана Судура… господина Ибрагимбека.

«Если Энвер сегодня останется ночевать в юрте старика, надо, чтобы рядом был Курбан», – решил Ибрагимбек.

32

Из ущелья Злых духов дорога змеилась по голым каменистым холмам. Восточный ветер сильными порывами бил холодным дождем по лицам всадников, по крупам коней. Курбан чувствовал себя скверно: тоска, заброшенность, дикое одиночество… Видно, устал. Он всегда должен быть уравновешен, уверен в себе, как любой священнослужитель при любых обстоятельствах должен оставаться философом в общении с «рабами божьими», быть доступным народу, но – не всем! Должен, должен, должен!..

Было.

«Вы знаете, принц-шейх, я почему-то с первого взгляда почувствовал к вам полное доверие. Увидел себя в вас, как в зеркале, – говорил Ибрагимбек, прогуливаясь с Курбаном по саду, разбитому на склоне горы, над речкой, в ясный солнечный день. – И мы с вами непременно подружимся… Вы должны стать моим человеком… с вашим умом, широтой взглядов, высокой образованностью… Нет, нет! Я не хочу отрывать вас от вашего великого наставника, он вам как родной отец, я знаю. Но у вас должна быть и своя жизнь, наполненная событиями, связями, друзьями… Вы же молоды! В вас кипит кровь!.. Послушайте меня: я не верю этому турку… я не верю тому, что он отдаст жизнь борьбе за наше дело, готов проливать свою голубую кровь за нас, за нашу землю, за нашу независимость. Не получилось у себя – решил попробовать здесь осуществить свою фантастическую идею… Ему нужна власть, только власть… Впрочем… Власть – это все!»