Текст книги "Волкогуб и омела"
Автор книги: Шарлин Харрис
Соавторы: Патриция Бриггз,Саймон Грин,Карен Ченс,Кери Артур,Кэрри Вон,Тони Л. П. Келнер,Дана Стабеноу (Стейбнау),Дж. А. Конрат,Нэнси Пикард,Кэт Ричардсон
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
Поставила в печку грудку индейки, приготовила кастрюльку сладкого картофеля, открыла банку клюквенного соуса и сделала салат из брокколи с сыром.
Примерно за полчаса до того, как готов был этот несколько упрощенный пир, позвонили в дверь. Я была в новых светло-синих штанах и велюровом топе – подарок от Амелии. И ощущала себя чертовски самодостаточной.
Поэтому сама удивилась, как меня обрадовало появление в дверях моего прадеда. Его зовут Найэл Бригант, и он принц фейри. В общем, долго рассказывать, но так оно и есть. Мы познакомились с ним всего месяца два назад, и не могу сказать, что хорошо друг друга знаем, но мы родственники. Он ростом шесть футов, почти всегда носит черный костюм с белой рубашкой и черным галстуком, волосы у него золотистые и тонкие, как на кукурузном початке. Они длиннее моих и развеваются при малейшем ветерке.
А, еще вот что: моему прадеду тысяча лет. Или около того. Я так понимаю, что уже тяжело помнить точно – в таком-то возрасте.
Найэл мне улыбнулся, шевельнулись тонкие морщинки возле глаз, почему-то еще усиливая его обаяние. У него, к моему радостному изумлению, еще был ворох завернутых коробок.
– Как я рада тебя видеть, прадедушка, заходи! – пригласила его я. – У меня рождественский обед, разделишь его со мной?
– Конечно, – ответил он, – для того я и пришел. Хотя и не был приглашен, – добавил он.
– Ой! – Мне вдруг стало стыдно за свою невоспитанность. – Я просто не думала, что тебе такие вещи интересны… я к тому, что ты же не…
– Не христианин, – улыбнулся он, выводя меня из затруднения. – Нет, моя дорогая. Но ты любишь Рождество, и я подумал, что хотел бы встретить его вместе с тобой.
– Ух ты! – отозвалась я. Я и для него завернула подарок, намереваясь отдать при очередной встрече (увидеться с Найэлом – не слишком регулярное событие), и потому сейчас купалась в полном счастье. Он мне подарил опаловое ожерелье, а я ему пару новых галстуков (черному пора в отставку) и вымпел команды «Шривпорт мадбагз» – ради местного колорита.
Когда еда была готова, мы сели обедать, и он ел и хвалил.
Потрясающее было Рождество.
Мужчина, известный Сьюки Стакхаус под именем Престона, стоял в лесу и смотрел, как она и ее прадед движутся по гостиной.
– Она прекрасна и слаще нектара, – сказал он своему спутнику, здоровенному вервольфу, который обыскивал дом Сьюки. – Мне только чуть пришлось прибавить магии, чтобы возникло влечение.
– А как Найэл втравил тебя в это дело? – спросил вервольф. Он и правда был вервольфом, в отличие от Престона – фейри с даром перевоплощения.
– Он меня однажды вытащил из передряги. Чтобы долго не рассказывать, там пришлось отмазываться от ворлока и от эльфа. Так вот, Найэл сказал, что хочет этой человеческой женщине сделать очень счастливое Рождество, которого она заслуживает, а родных у нее нет. – Он задумчиво поглядывал на силуэт Сьюки, движущийся в окне. – Вот он и скроил эту историю под нее как на заказ. Она не разговаривает с братом – потому именно брат «сдал» нам ее лес. Она; ее лес. Она любит помогать другими – я был «раненым». Она любит защищать – и за мной «охотились». У нее давно уже не было секса – и я ее соблазнил. – Престон вздохнул: – Я бы рад был это повторить. Чудесно – для тех, кто людей любит. Но Найэл сказал: больше никаких контактов. А его слово – закон.
– Как ты думаешь, зачем он это все для нее устроил?
– Понятия не имею. А как он тебя с Куртом в это дело затащил?
– А мы у него работаем в одной из его контор курьерами. Он знает, что мы немножко играем в любительских спектаклях. – Вервольф попытался придать себе скромный вид, но не очень получилось. – Вот мне досталась роль Большого громилы, а Курт был Второй громила.
– И вы отлично сыграли, – сказал фейри-Престон с неподдельным одобрением. – Ладно, пора мне в свои леса обратно. Будь здоров, Ральф.
– Пока, – ответил Ральф, и Престон в мгновение ока исчез.
– Как они, черт их побери, это делают? – спросил себя Ральф, пожав плечами, и затопал через лес к ожидающему мотоциклу и своему приятелю Курту. С полным карманом денег и историей, которую надлежало хранить в тайне.
А внутри старого дома Найэл Бригант, принц фейри и любящий прадед, слегка насторожил уши, услышав далекие звуки ухода Престона и Ральфа. Он знал, что слышны они только ему, и улыбнулся своей правнучке. Что такое Рождество, он не совсем понимал, но знал, что это время, когда люди дарят и получают подарки и собираются в семейном кругу. Глядя на счастливое лицо Сьюки, он знал, что подарил ей неповторимые йольские воспоминания.
– Счастливого Рождества, Сьюки! – сказал он и поцеловал ее в щеку.
Донна Эндрюс
Волосок зверя [4]4
Оригинальное название: Donna Andrews «The Haire Of The Beast».
[Закрыть]
Подобно Мег Лангслоу, утонченной девушке-кузнецу и героине юмористической детективной серии из «Сент-Мартин Пресс», Донна Эндрюс родилась и выросла в Йорк-тауне, штат Виргиния. Сейчас она проводит в гиперпространстве не меньше времени, чем Тюринг Хоппер (искусственный интеллект, герой ее же серии стиля «технокози» из «Беркли прайм крайм»).
Фэнтези и научную фантастику Эндрюс любит с раннего детства, но в годы учебы в университете Виргинии пристрастилась к чтению детективов – особенно в то время, когда надо было готовиться к экзаменам. Получив диплом, она переехала в Вашингтон и пошла работать в группу связи с общественностью большой финансовой организации, где два десятка лет оттачивала писательское мастерство на документалистике и по наблюдениям за конфликтами между разными отделами научилась глубоко понимать изгибы преступного ума.
Среди менее пикантных увлечений – токсическая хортикультура, то есть выращивание ядовитых растений. В прошлом году у нее отлично уродился аконит, он же волкогуб.
– За каким вообще ангелом тебе хочется быть вервольфом? – спросила я.
– А что такое? – удивился Том. – Ты же и сама понимаешь, что это круто?
– Круто? – повторила я, стараясь выдержать нейтральный тон, но братья и сестры с детства учатся видеть друг друга насквозь.
– Ну ладно, ты так не думаешь. А мне бы жутко понравилось, – выговорил он с полным ртом лапши. – Представь себе: можешь превращаться в волка, бегать на воле по лесам. Обоняние в тысячу раз острее, чем у нас. Ночное зрение. Волки – это круто.
Увлекшись, он взмахнул рукой с пивом и сильно расплескал его.
– Нигде ближе Канады волки на воле не бегают, – возразила я, пытаясь за ним подтереть. – Если тут в Виргинии ты увидишь волка, то либо в клетке, либо в виде шкуры перед камином. И стреляют в них почем зря, в твоих свободных волков. И если это все так, как в кино показывают, то это не так чтобы ты мог превратиться в волка. Ты не можешь в него не превратиться, когда наступает полнолуние. Можешь мне поверить на слово: ежемесячная биологическая трансформация – это совсем не сахар.
– Я знал, что тебе не понять, – буркнул он несколько мрачновато. – Нет у тебя вкуса к приключениям.
– Ты в самом деле готов это испробовать? – Я показала на старую потрепанную книгу, лежащую между нами на столе. – А моя помощь тебе зачем?
– Заклинание написано очень уж старинным языком, – сказал он. – Я думал, ты мне поможешь разобраться.
Я замотала головой – от раздражения, а не в жесте отказа. Придвинула к себе книгу, сморщила нос. Она пахала плесенью с едва уловимым фоном спичек и тухлых яиц.
– Ты только соусом ее не залей, – предупредил он. – А то профессор Уилмарт меня убьет.
– Я удивлена, что он ее тебе позволил взять, – ответила я. – А он позволил?
Том, услышав вопрос, успел набить себе рот макаронами и начал усиленно жевать, подбирая ответ.
– Ты ее украл, – заключила я. – Том!
– Я ее одолжил, – сказал он наконец. – У него этих старых гримуаров миллион, и несколько дней он одного из них не хватится. Я думал, ты мне поможешь перевести. В смысле, что ты пять лет прожила с одним из ведущих медиевистов.
Я проглотила сардонический комментарий. На горьком опыте убедилась, что сказать правду про моего бывшего, Фила, – это нарваться на комментарий о зеленом винограде. И когда мне рассказывают, какой Фил блестящий ученый, как здорово движется его карьера, как он счастлив со своей новой девушкой, я киваю и улыбаюсь. Никто мне не поверит, если я буду рассказывать, сколько я работы переделала для диссертации Фила. Я уже не та умная в книжках и глупая в жизни девица, которая согласилась его поддерживать, пока он зарабатывал свою степень, и которую выставили на улицу, когда она стала делать свою. Пусть достается своей новой девице, кто бы она ни была, – а я готова ручаться, что это талантливая аспирантка, которая может меня заменить в качестве его ассистента. Вслух я сказала другое.
– Странно, что ты Фила не попросил тебе помочь. Раз уж он такой ведущий медиевист.
– Если бы я еще с ним разговаривал, – ответил он, – может, я бы так и сделал. Я же тебе говорил: после того, как он поступил с тобой, стараюсь с ним вообще ничего общего не иметь.
Да, он мне говорил, но я не так чтобы сразу ему поверила. Хотя, раз он с этой идиотской идеей приперся не к Филу, а ко мне, может, и стоило поверить.
– А к тому же Фил бы просто поднял меня на смех и велел бы не баловаться с силами, которые выше моего понимания.
Похоже именно на то, что мог бы сказать Фил. На самом деле я почти уверена была, что Том его впрямую цитирует. И это объясняло одну загадку: как вообще Том нашел гримуар с заклинанием вервольфа. Фил. Этот сукин сын держал эту книжку у Тома перед носом, как морковку перед ослом, перевел столько, чтобы Тома по-настоящему зацепило, а потом отказался помочь. Дергать Тома за ниточки Фил всегда умел.
– Послушай, если ты не можешь это разобрать… – начал Том.
– Я могу, – перебила я. – Но не могу сегодня. Если вы, первокурснички, этого не заметили, то напоминаю: оценки за первый семестр должны быть выставлены к понедельнику, и я должна еще успеть проверить кучу работ, если хочу сохранить свое место.
– Но ты это сделаешь? – уточнил он.
– Я попытаюсь.
К Тому вернулось хорошее настроение. Я вынесла тарелку печенья, его любимого, и мы перевели разговор на другие темы.
– Только ты не забудь про заклинание, – сказал он, надевая куртку. – А ты не можешь снять фотокопию с нужной страницы, и я тогда отнесу книгу обратно?
Обратно – профессору Уилмарту? Или Филу?
– Не могу. Мне может понадобиться вся книга. Представь себе: я тебе переведу заклинание, а там в конце: «Добавить щепоть порошка летучей мыши – смотри рецепт на странице сорок три».
– Ага, ври больше.
– Серьезно. В такой работе часто нужно смотреть слово или фразу в контексте. А вся книга – это куда больше контекста, чем пара страниц. Книга мне нужна полностью.
– Ладно, – согласился он. – Только ты с ней поосторожнее.
– Постараюсь. До четверга, Том.
– До четверга?
– Рождественский ужин? Индейка с салатами?
– И правда. Я и забыл, что это совсем близко. Значит, до четверга.
Правда ли он забыл, что Рождество совсем рядом? Или он нарочно не замечает приближение всего лишь второго праздника без наших родителей?
Вообще-то, зная Тома, я скорее подумала бы, что он ищет отмазку за подарок, который забыл мне купить.
Когда он шел от моего жилья при гараже на улицу, я смотрела ему вслед. Живущий в главном доме мелкий и злющий лхасский апсо миссис Грогран – лхасский раптор мы его называем, – услышал его шаги и яростно тявкал минут пятнадцать. Хотелось бы, чтобы миссис Грогран выглянула и убедилась, что это всего лишь уходит мой брат. Вряд ли мой контракт на съем позволяет ей отказать мне от квартиры из-за поздних посетителей мужского пола, но пока мы доругаемся до этой истины, она превратит мою жизнь в ад на земле.
Я вернулась к работам студентов. Не самый любимый способ провести вечер пятницы, зато хоть выходные себе освобожу – когда с ними разберусь. К одиннадцати я закончила проверку последней, еще до полуночи успела ввести данные в факультетскую систему оценок и пошла спать.
Но спать, увы, не получилось. Луне до полной фазы оставалась еще неделя, но светила она прямо мне в окно, и когда я наконец встала задернуть штору и оставить луну снаружи, стало ясно, что это меня от бессонницы не избавит.
Я вернулась в кухню и открыла гримуар профессора Уилмарта. Любопытно, но мне почему-то не хотелось трогать покрытую пятнами кожаную обложку. А желудок чуть дернулся от слабого запаха серы.
Вспомнилось, что в старину серу называли «жупел». Все-таки надо было, наверное, скопировать нужные страницы и отдать Тому мерзкую книгу, чтобы унес подальше.
Чушь собачья.
Я заставила себя долистать до заклинания вервольфа и, как это часто бывает, задача меня увлекла. Показалось, что я читала всего несколько минут, но когда я подняла голову, уже светало.
Ну и отлично. Все равно мне надо было кое-что взять в университетской библиотеке.
К вечеру субботы я уже отлично разобрала заклинание вервольфа. Вообще-то я уже почти все заклинания в книге разобрала, и многие из них звучали куда более полезно.
Смешать порошок, необходимый для заклинания вервольфа, будет нелегко, потому что ингредиенты, как правило, не утверждены Комитетом по пищевым продуктам и лекарствам. Что яйца джинна – это корни мандрагоры, я сообразила. Труба дьявола – это дурман, он же, как ни странно, «труба ангела». И, в общем, не сомневалась, что там, где в заклинании требуется «волос зверя», это вряд ли архаический эквивалент «волоска собаки» [5]5
Съесть волосок укусившей тебя собаки – опохмелиться.
[Закрыть]. Имеется в виду настоящая волчья шерсть.
Травы эти – тоже не сахар, но растирать и жрать волчью шерсть? Фу!
Может, Том и раздобыл бы где-нибудь волчью шкуру, но вдруг от мертвого волка шерсть не годится? Или, того хуже, взойдет луна – и братец перекинется мертвым волком?
Я не так чтобы верила на сто процентов в действенность заклинания. Не меньше половины необходимых трав – сильные галлюциногены. Несколько капель такой дряни – и тебе не надо будет становиться вервольфом, чтобы выть на луну.
Слишком много капель могут вызвать смерть. А Том, конечно, надоеда и зануда, но смерти я ему не желаю.
А вот Фил…
Да, идея сумасшедшая, но я решила взять Фила в качестве морской свинки. Использую нелетальные дозы разных токсинов, и если заклинание не подействует, то от зелья его всего лишь пронесет, а я смогу Тому сказать: я тебя предупреждала.
А если подействует, то не Тома будет ловить служба бродячих животных, и не Том проснется утром в клетке.
За воскресный день я собрала ингредиенты. Большую часть я получила у одной пары бывших студентов, которые бросили учиться еще в шестидесятых и сейчас держат в горах в двадцати милях от города ферму по выращиванию весьма необычных трав.
Вечером того же воскресенья я смешала порошок и запекла его в печенюшки – те, что Фил любит не меньше Тома. И сварила еще несколько отваров по рецептам того же гримуара, раз занялась этим. Подействует волчье заклинание – тогда испытаю некоторые из них.
Когда печенье остыло, я завернула каждое в бумажку с веселым Санта-Клаусом и прицепила подарочную этикетку: «Счастливого Рождества, профессор Фил!» Точки над всеми i сделала в виде сердечек. Он решит, что это какая-то влюбленная студентка оставила их у него на крыльце в полночь.
Вернувшись с ночной доставки, я вымыла все травы, всю посуду, которой пользовалась, и спрятала в гараже миссис Грогран. В рыбацком ящике ее покойного мужа, который уже лет десять не открывали.
Наступило Рождество, и с ним полнолуние, хотя восход луны ожидался только в 16:52. Я ждала. Время неторопливо ползло.
По крайней мере мне было чем отвлечься. Я же позвала Тома на ужин. Сделала его традиционным: индейка, подлива, жареная картошка, все дела. И я надеялась, что Том увлечется едой и не будет приставать, добилась ли я чего в переводе его заклинания. А если будет, я ему расскажу, что сделала. Может быть, подговорю пойти к дому Фила и посмотреть, что получилось.
Но Том был как-то странно рассеян, ерзал, потягивался. Даже ел мало.
– Что с тобой творится? – спросила я наконец.
Он пожал плечами:
– Как-то не по себе.
– Пива хочешь? – спросила я. – Или колы?
– Воды не найдется?
Если Том отказывается и от пива, и от колы, то наверняка болен всерьез. Я пошла на кухню, накидала в стакан льда и налила воды.
Когда я вернулась, Том извивался на полу.
И выл. Картинка начала складываться.
– К Филу ходил? – спросила я. – Был у него и ел печенье?
Видно, ему и впрямь было плохо – он не попытался соврать. Только кивнул головой, держась за брюхо.
– Вот и получил, чего заслуживал. Я хотела проверить твое дурацкое заклинание на Филе, подействует или нет. А потом уже давать тебе.
Даже сквозь боль он просиял.
– Так это оно? – сумел выдохнуть он. – Я превращаюсь в волка?
– Не совсем.
Он еще раз дернулся, потом закричал. Тело его сжалось, стало переливаться. Я вздрогнула и зажмурилась на секунду.
Когда я открыла глаза, на полу валялся довольно-таки испачканный лхасский апсо, а вокруг него – брошенная одежда Тома.
– Волчью шерсть мне так быстро достать не удалось, – пояснила я. – Решила, что собачья для испытания вполне подойдет.
Том открыл один глаз и посмотрел на меня злобно, потом оскалил зубы и беспомощно рыкнул. Даже в образе собаки он был совершенно для меня прозрачен.
– Ты мне эту чушь не пори, – сказала я. – Не шлялся бы ты к Филу, не было бы с тобой такого.
Он хныкнул, поднялся, пошатываясь, изогнулся полукругом в попытке рассмотреть собственный хвост. Потом посмотрел на меня – и заскулил.
– Да ты не волнуйся, – сказала я. – У меня есть способ это исправить.
Он слегка завилял хвостом, склонил голову набок, будто спрашивая, что за способ.
– Я нашла рецепт зелья, которое навсегда фиксирует текущее состояние. Так что нам надо дождаться заката луны, примерно в семь утра. Ты снова станешь человеком, выпьешь этого зелья – и можешь не волноваться насчет превращения в меховой шарик каждый месяц.
Он радостно замахал хвостом.
– Так что ты пока здесь побудь. Доешь свой ужин и поспи.
Я бросила на пол пару подушек, поставила перед Томом тарелку с индейкой.
– Вернусь как только смогу.
Он тихо тявкнул, попытался ухватить меня за штанину.
– Извини, – возразила я, как можно мягче его отталкивая. – С тобой тут ничего не случится. Только не гавкай, а то миссис Грогран вызовет службу отлова бродячих животных. Не шуми, лежи тихо, и завтра утром мы все исправим.
Он снова заскулил, наклонив голову в сторону.
– Я? Я пойду к дому Фила. Он свою дозу фиксирующего зелья получит чуть раньше тебя.
По пути на улицу я зашла в гараж и прихватила старый собачий поводок. Миссис Грогран будет рада своему рождественскому подарку.
Саймон Р. Грин
Люси на Рождество [6]6
Оригинальное название: Simon R. Green «Lucy, at Christmastime».
[Закрыть]
Саймон Р. Грин только-только вступил в средний возраст, и ему это несладко. Он написал более тридцати романов, и все разные. Среди написанных им серий – «Лесное королевство», «Охотник за смертью», «Найтсайд», а герой его новой серии «Секретные истории» – Шаман Бонд – очень тайный агент. Большую часть своей жизни Грин прожил в маленьком идиллическом городке Брэдфорд-на-Эйвоне – это был последний кельтский город, павший под саксонским вторжением 504 года н. э. Грин также работал подсобником в магазине, механиком по ремонту велосипедов, журналистом, актером, исполнителем экзотических танцев и невестой-по-почте. Но он никогда не работал на МИ-5, и кто скажет иное, тот соврет. Однако правда, что он – Супермен инкогнито.
Первую никогда не забудешь, и Люси была у меня первой.
Это был канун Рождества в Найтсайде, и я сидел и пил полынный бренди в «Стрэнджфеллоузе» – старейшем в мире баре. Народу было полно, воздух загустел от доброго веселья, по потолку струились стримеры самых дешевых бумажных декораций, которые только можно купить за деньги, и чем ближе была полночь, тем сильнее веселились клиенты – некоторые едва могли стоять. Но и при этом каждый тщательно следил, чтобы мне хватало свободного места, а я задумчиво сидел на табурете, держа в руке стакан. Я – Лео Морн, и этим именем вполне можно пугать народ. Конечно, моя Люси никогда меня не боялась, хоть я и ей и говорил, что я плохой мальчишка и плохо кончу. Она сидела у стойки рядом со мной, улыбаясь и слушая мои разговоры. Она не пила – она вообще не пьет.
Музыкальный автомат играл «Джингл Белз» в исполнении «Секс Пистолз» – верный признак, что у владельца бара ностальгия. Подальше вдоль длинной (кое-где даже полированной) стойки сидел Томми Обливион, экзистенциальный частный сыщик. Сейчас он изо всех сил старался убедить назойливого кредитора, что его счет в этой конкретной реальности может быть действительным, а может и не быть. Неподалеку от него мистер Фейт, найтсайдовская героиня-трансвестит в кожаном маскараде, танцевал на столе с демоницей-репортером, Бетти Дивин. Кругленькие рожки Бетти кокетливо выглядывали из длинных темных прядей.
Князь Тьмы мрачно надулся над стаканом из-за отмены своего реалити-шоу на телевидении. Властительница Тьмы пыталась искусить св. Николая веточкой пластиковой омелы, а олень с очень красным носом валялся в углу очень пьяной грудой, что-то такое бормоча о необходимости объединяться в союзы. Вокруг здоровенной елки порхали яркие крылатые феечки, мелькая между ветвями с фантастической скоростью гоняясь друг за другом. То и дело кто-нибудь из фей взрывался облачком от переполняющей радости жизни, потом снова собирался в крылатое существо и присоединялся к погоне.
Обычный канун Рождества в самом старом баре мира. Где мечты могут стать явью, если не быть осторожным. Особенно в то время года, когда боги и чудовища, хорошие и плохие, могут сойтись вместе в давней великой традиции еды и питья до одурения, и снова строить из себя дураков во имя старых любовей.
Бармен Алекс заметил, что мой стакан пуст, и снова налил мне, не ожидая просьбы. Зная меня очень хорошо, он твердо придерживается мудрого правила брать с меня вперед за каждую порцию, но даже гнусный и злобнодушный Алекс Морриси понимает, что не надо меня волновать в канун Рождества. Я отсалютовал Люси стаканом, и она улыбнулась мне в ответ. Красавица моя Люси. Невысокая, милая, приятно-округлая, в мелких белокурых локонах вокруг треугольного личика, блестящие большие глаза и улыбка, от которой сердце тает. И в том же длинном белом платье, в котором была, когда покинула меня навеки. Она остра… как гвоздь, сладка, как запретный плод, и честна так же, как светел день. Что она во мне нашла, я уже никогда не узнаю. Ей было шестнадцать, семнадцатый. Естественно, сейчас я куда старше ее.
И вижу я ее только здесь, в канун Рождества. Я не обязан сюда приходить, и каждый год говорю себе, что не приду, и всегда прихожу. Потому что, как бы ни было больно, я должен ее видеть. Дурачок,всегда говорит мне она. Я тебя простила давным-давно.А я всегда киваю и говорю: Я сам себя не простил. И не прощу никогда.
Были мы влюблены тогда? Мы были очень молоды. Все так остро и ярко в молодости, когда тебе двадцати нет. Эмоции всплескивают, как приливные волны, а неожиданная улыбка какой-нибудь девушки – и сердце вспыхивает фейерверком. Захваченные моментом, завороженные глазами друг друга – как кролики фарами мчащейся на них машины… да, она была моей первой любовью, и время, проведенное с ней, я не забыл.
И все, что мы хотели с ней сделать, все то, чем и кем мы могли бы стать… все выброшено к чертям в момент безумия.
Я напомнил Люси, как мы увиделись впервые: поздно ночью, на вокзале, в ожидании поезда, который, казалось, уже никогда не придет. Я посмотрел на нее, она на меня, мы улыбнулись оба, и дальше помню, как мы стали болтать, будто всю жизнь друг друга знаем. С тех пор мы не расставались. Смеясь и дразня друг друга, ссорясь и снова мирясь, мы шли рука в руке или рука об руку, потому что не касаться друг друга не могли. Бежали через густой лес под Даркакром, пили и пели в местном гадючнике, хотя были еще несовершеннолетние, потому что его владелец был старый романтик, верящий в юную любовь, а потом был медленный танец на булыжной мостовой глухого переулка под музыку из полуоткрытого окна третьего этажа.
Никогда не забыть свою первую любовь, свою первую великую страсть.
Меня выдернули из воспоминаний – Гарри Фабулоус вывернулся из толпы, приветствуя меня ослепительной улыбкой коммивояжера. Тоже мог бы понимать, но Гарри из тех, кто попытается продать глушитель своему убийце. Всегда доброжелательный, с профессиональным очарованием, Гарри – мошенник, аферист, после сделки с которым стоит пальцы у себя пересчитать – все ли на месте. Всегда готов тебе всучить то, что окажется вредно тебе или кому-нибудь другому. Его трудно невзлюбить, но результат стоит усилий. Он подошел ко мне, собираясь сесть рядом – и застыл, когда я уперся в него взглядом. Я улыбнулся ему всеми зубами – и он побледнел, бочком подался прочь от стула, выставив перед собой пустые ладони, показывая, что совершенно безобиден и вообще шел в другую сторону. Я дал ему уйти. Время, проведенное с Люси, куда ценнее десятка таких, как Гарри Фабулоус.
Я вспоминал, как бежал через лес, догоняя Люси, мелькая вслед за ней между темными деревьями, а она бежала впереди, смеясь, дразня, всегда чуть дальше, чем можно достать, но никогда слишком далеко, чтобы я не подумал, будто она не хочет быть пойманной. Ночь была поздняя, но в лесу переливался свет бело-голубой луны, и я несся, купаясь в нем, и мир оживал вокруг меня, играя такими богатыми звуками и ароматами, каких я никогда не замечал раньше. Чувство силы, быстроты, неукротимости владело мною, и я мог бежать и бежать вечно.
Люси бежала впереди, в белом длинном платье, призраком мелькала среди деревьев.
Луна заполнила мой разум, луна кипела в теле. Чувства обострились почти до боли, и никогда не был я так жив и так счастлив. Перемена захлестнула меня приливной волной, затрещали кости, удлиняясь и перекатываясь, и мне было все равно. Мех выплеснулся на кожу, накрыл меня, сделал цельным, рот вытянулся в длинную пасть, и я благодарно взвыл, обращаясь к полной луне, от которой только что родился. Даже не заметив этого, я рухнул наземь и помчался дальше на четвереньках. И был я волком под яростной луной, и делал то, для чего был рожден, и древний императив охоты взял надо мной власть. И забыл я Лео Морна, забыл Люси, с воем несся среди деревьев в безумии луны и восторге первого превращения. Наконец-то вырвался из людской скорлупы, ловушки человеческого тела настоящий я, освобожденный для бега, для которого был сотворен.
И я бежал, несомый чудесной силой и быстротой своих новых ног, повелитель всего, что видел я, и весь мир и все, что в нем, были только моей дичью.
Я метался туда-обратно среди деревьев, взмывал на гребни холмов и бросался в овраги, преследуя добычу, перервал ей горло одним движением челюстей, жаркая влажная кровь радовала пасть, дичь визжала и брыкалась, но очень недолго, и я пировал над дымящимся горячим мясом, наслаждаясь легкостью, с которой рвалось оно у меня на новых острых зубах. Я жрал до насыщения, потом поднял заднюю ногу и пометил остаток, чтобы ни одна тварь не посмела коснуться моей добычи. Вылизав начисто запятнанную кровью морду, я чувствовал наконец, что нашел свое место в мире.
А когда я пришел в себя, Люси не было.
И теперь, после всех этих лет, снова был канун Рождества в «Стрэнджфеллоузе», и набившаяся публика распевала какой-то рождественский гимн. Вечер шел к концу.
Я не сказал Люси, о чем я думаю, но она, наверное, знала. Она становится печальнее, стоит мне только подумать об этом. Но я ни о чем другом думать не могу, в эту ночь из всех ночей года, в эту ночь, которая разлучила нас навеки. Канун Рождества, когда мир полон обещания, ночь, когда я сказал Люси, что люблю ее и что буду любить всегда, до конца времен и после него. Я сказал ей, что ничего в мире не хочу так, как хочу ее, и это была правда – солгал волк, живущий во мне. Вот почему я прихожу сюда в каждый сочельник, в этот старейший бар мира… где иногда история еще может кончиться встречей влюбленных.
Я не обязан сюда приходить, но прихожу, потому что обещал ей любить ее до конца времен и после него.
Часы пробили полночь, посетители заорали, приветствуя Рождество, и Люси медленно растаяла в воздухе. Снова ушла на целый год.
Когда тебя настигает первое превращение, слишком легко перепутать одну страсть с другой.
Первую жертву ты никогда не забудешь.








