Текст книги "Волкогуб и омела"

Автор книги: Шарлин Харрис

Соавторы: Патриция Бриггз,Саймон Грин,Карен Ченс,Кери Артур,Кэрри Вон,Тони Л. П. Келнер,Дана Стабеноу (Стейбнау),Дж. А. Конрат,Нэнси Пикард,Кэт Ричардсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Вытащив ключи из кармана, он уже готов был открыть замок входной двери, как вдруг она распахнулась. За ней во все четыре фута своего гордого роста стояла его злобная соседка. Имени ее он не знал, она его, очевидно, тоже, – всегда называла его «Шумный Мужчина». Каждые двадцать минут она стучала в стену, разделяющую их квартиры, и кричала, что он шумит. Стоило ему включить телевизор, она начинала колотить, даже когда было еле слышно. Если пищала микроволновка, она снова начинала стучать. Даже когда он зубы чистил, и то стучала.

Он жаловался на нее владельцу дома – три раза. Каждый раз от него отмахивались.

– Она немножко не в себе, – говорил владелец. – Живет одна, родных нет. Не обращайте внимания.

Легко сказать. Как не обращать внимания на женщину, которая тебя к твоей собственной двери не пропускает?

Уэстон попытался ее обойти, но старуха, сложив руки на груди, встала как статуя. У нее была светло-коричневая кожа, на голове какое-то сооружение из материи. Уэстон не мог не смотреть на ее уши, где висели здоровенные цыганского типа золотые обручи. И сами уши огромные – чуть ли не больше, чем у Уэстона ладони. При таких ушах понятно, чего она все время жалуется на шум.

Ее собачка – пес игрушечного размера с длинной шерстью и злобным характером, – увидев Уэстона, бешено затявкала, натягивая поводок. На ошейнике у пса висел большой золотой жетон с надписью РОМИ.

– Позвольте… – Уэстон попытался обойти ее. Женщина не сдвинулась с места. И Роми тоже.

– Я говорю, позвольте!

Она уставила в него искривленный палец.

– Шумный Мужчина, ведите себя потише!

– Есть, знаете, такие штуки, «ушные затычки» называются, – сказал ей Уэстон. – Если поискать, и ваш размер найдется.

Она завопила, завизжала что-то на родном языке, что слышалось как «БЛАА-ЛААА-ЛАААА-ЛИИИИ-БЛААА!» Роми вторил ритмичным тявканьем. Уэстон послушал секунд десять, потом протиснулся мимо, направляясь к своей квартире. Хоровое пение проводило его внутрь.

Хотя было еще очень рано, Уэстон зевнул, потом еще раз. Повесил ключи на крюк рядом с дверью, включил телевизор – громкость на одно деление выше отключения звука – и сел на диван. На ковре виднелась собачья шерсть, чего никак не могло быть, потому что собаки у него нет.

А у сумасшедшей старухи собака есть.

Она как-то попадает в мою квартиру?

Уэстон в панике пробежался по комнатам, проверяя, не пропало ли что-нибудь. Ничего не обнаружил, но с некоторым стыдом поймал себя на том, что прячет по карманам все предметы мельче спичечного коробка. Собрав их все, он сунул их в кухонный ящик для всякой мелочи.

Почему-то это действие лишило его последней капли энергии, и солнце уже успело зайти. Уэстон сел на диван, включил канал НФ и на несколько секунд закрыл глаза.

Уэстона разбудила звонкая трель. Он лежал в кухне на полу, голый, и солнце било в окна. Он машинально схватился за рот, проверяя, нет ли там какого-нибудь странного вкуса. Потом встал на колени и дотянулся до звонящего телефона.

– Мистер Смит? С вами говорит секретарь доктора Ваггонера. Соединяю вас с доктором.

Уэстон почесал грудь, слушая, как поет Нил Даймок, обращаясь к стулу (который вряд ли его слышал).

– Уэстон? Говорит доктор Ваггонер. Как спали сегодня?

– Не особенно, – ответил Уэстон, заметив, что он голый.

– Не забудьте о сегодняшней встрече с психиатром. И еще загляните к дантисту. В образце вашего кала найдены три моляра.

– Зубы?

– Да, ваши зубы. Обнаружен также шнурок от ботинок и серебряный крест на цепочке. Его пришлют из лаборатории ко мне в офис, на случай, если вы захотите его забрать. Естественно, сперва его отчистят.

– Доктор, у меня…

– Никогда не было серебряного креста, – договорил за него Ваггонер.

Уэстон встал и пошел босиком в ванную, широко открыл зеркальную дверь. Все зубы на месте, в том числе и моляры.

Что за черт?

В животе заурчало, Уэстон сел на унитаз, потирая виски, пытаясь что-нибудь понять. Как он мог проглотить какие-то зубы? Да еще серебряный крест? И почему он все время просыпается голый? Что такое творится?

Очень не хотелось смотреть, но он заставил себя взглянуть перед тем, как спустить воду. И ахнул. На дне унитаза лежали два отчетливо различимых – ни с чем не спутаешь – предмета: золотая серьга-обруч и серебряный собачий жетон с надписью: РОМИ.

Прекратив метаться в слепой панике (на что ушло добрых двадцать минут), Уэстон заставил себя сесть за компьютер и вбил в Гугль: «Пищевые + расстройства + соседка». Поиск вывел на сайты об анорексии, что явно его проблемой не являлось. Он стал искать «каннибал» и получил ссылки на дешевые итальянские ужастики и рок-оркестры стиля «дэт-метал». «Сон + еда + люди» принесло статьи о снотворных пилюлях, а «я пожираю людей» вывело на ю-туб, на ролик старичка-бодрячка, повторяющего то и дело: «Вот я, пожилой человек…» Наверное, старый маразматик все-таки перепутал буквы, давая своему видео заголовок.

Новые комбинации дали на выходе странички про Ганнибала Лектора, Альфреда Пакера, Сони Бина и даже про Гензеля и Гретель.

Выйдя на сайт волшебных сказок, Уэстон перещелкнулся со старой ведьмы, которая хотела есть детей, на страшного серого волка, который хотел есть детей. Так он попал на сайт по истории ликантропии, где увидел картинки людей-волков, удирающих с орущими младенцами в зубах. Скоро он уже смотрел статью «клинический ликантроп», что было существующим психиатрическим термином, означающим «полный псих».

Может, я действительно сумасшедший? – подумал он. – И подсознательно считаю себя вервольфом?

Быстрый просмотр лунного календаря подтвердил его опасения: все провалы памяти и обнаружение непонятных предметов в унитазе попадали на полнолуние.

С отвисшей челюстью Уэстон откинулся на спинку стула. Наверное, надо кому-то звонить? А кому? Родителям? Врачу? В полицию?

Он поискал у себя в душе признаки раскаяния, что сожрал злобную соседку и ее мерзкую собаку, но ничего не нашел.

Но ведь он наверняка убивал и других людей, получше? Так ведь?

Уэстон натянул какие-то шорты и снова полез в Интернет, просматривая местные газеты за прошлые числа в поисках убийств или исчезновений. Нашел пять случаев.

Первый – от вчерашнего числа. Возле Ривер-Уок, популярного лесного пешего маршрута в Нейпервиле, найдена кисть руки и часть скелета. Отпечатки пальцев на руке принадлежали Леону Корледо. Его гибель относили на счет Нейпервильского Потрошителя.

Как же я это пропустил? —подумал Уэстон. Наверное, работал слишком много. Ну, и еще новости вызывали у него подавленное настроение, и он их избегал. Не говоря уж о том, что стоило ему включить телевизор, недавно переваренная покойница начинала стучать в стену.

Он стал читать дальше и выяснил, что мистер Корледо состоял на учете как сексуальный преступник. Так что невелика потеря. Уэстон прошел по ссылкам на статьи о других жертвах Потрошителя. Список включал следующих.

Вальдемар Дамински, шестидесяти шести лет, местный бизнесмен, известный связями с польской мафией.

Тони Риверс, семнадцати лет, найден с откушенной головой после ограбления винной лавки и избиения ее хозяина до бессознательного состояния.

Джинджер Фитцджеральд, недавно лишенная родительских прав за то, что заперла дочь в шкаф на неделю без еды и воды.

И Марти Гослоу, адвокат.

Уэстон никакой вины за собой не почувствовал, и дышать стало чуть легче. Да, но сколько в Нейпервиле преступников и адвокатов? В конце концов негодяи кончатся, и кого тогда есть прикажете?

Он ввел в строку поиска: «Помощь при настоящей ликантропии» и, как ни странно, получил результат. Единственный результат на сайт с названием «Анонимные оборотни».

Перейдя на этот сайт, он обнаружил россыпи анекдотов о вервольфах. Продираясь через залежи тупых каламбуров (Как поступает оборотень с женщиной? Он ее оборачивает!), он готов был уже плюнуть, как вдруг внизу страницы нашел едва заметную ссылку: «Истинным териантропам щелкать сюда».

Из прочитанных материалов по ликантропии он уже знал, что териантропы – это люди, принимающие форму животных. И щелкнул по ссылке.

Открылась страница, состоящая лишь из загадочных слов на темном фоне: ТЕРИАНТРОПУ СЛЕДУЕТ СМОТРЕТЬ ИСХОДНИК.

Уэстон уставился как баран на новые ворота, не понимая, что это значит. Кто такой этот Ник и какой исход смотреть? И куда исход?

Тут его осенило. Он вбил в Гугль: «Смотреть исходник» – и получил кучу ссылок на программирование в HTML. Все стало понятно.

Смотреть исходный код страницы!

Он вернулся к странице вервольфов, открыл в браузере панель инструментов, и в меню ВИД выбрал пункт ИСХОДНЫЙ КОД СТРАНИЦЫ. В новом окне появился текст HTML, и Уэстон стал разбирать абракадабру компьютерного языка, пока не нашел вот что:

&ei=xY0_R6-CZXcigGGoPmBCA"+g}return true}; window.gbar={};function(){;var g=window.gbar,a,f,h;function(b,e,d) {b.display=b.display=="block"?"none":"b. left=e+"px;b. top=d+"px"} g.tg=function(b) {истинным териантропам звонить 1-800-209-7219}.

Уэстон схватил телефон и трясущейся рукой набрал номер.

– Горячая линия териантропии, у телефона Зила. Чем могу вам помочь?

– Я… это… то есть это на самом деле?

– Вы териантроп, сэр?

– Да, я так думаю… это и правда горячая линия для вервольфов?

– Вы именно в это животное превращаетесь, сэр? В волка?

– Понятия не имею. У меня перед этим отключается память, и я ничего не могу припомнить.

– Почему вы думаете, что вы териантроп, сэр?

– Я у себя в… в унитазе находил, как бы это сказать, всякие вещи…

– Такие вещи,как осколки костей, украшения, очки, клочки одежды, монеты, часы, ключи?

– Откуда вы знаете?!

– Я сама териантроп, сэр. Могу я спросить, где вы живете?

– Нейпервиль, штат Иллинойс.

– Тогда, я полагаю, вы поняли уже, что вы и есть Нейпервильский Потрошитель, о котором столько ходит слухов?

– Это все были плохие люди, – быстро ответил Уэстон. – Про адвоката не знаю, но могу предполагать.

– Мы следили за событиями. Он специализировался на защите растлителей малолетних. Когда у териантропа есть выбор, он предпочитает злых добрым. Созданию, что живет внутри оборотня, плохие больше по вкусу.

– Хм. Приятно слышать. А вы… вы кто именно? Вы тоже вервольф?

– Я белка-оборотень, сэр.

– Когда луна становится полной, вы превращаетесь в белку?

– Да.

– Белку с заячьими клыками и большим пушистым хвостом?

– Именно так.

Уэстон не мог понять, следует ему смеяться или нет.

– И вы уменьшаетесь? Или остаетесь того же размера?

– Того же.

– И вы едите людей?

– Нет, сэр. Не все териантропы плотоядны.

– А тогда, если можно вас спросить… что вы делаете когда превращаетесь?

– Запасаю орешки.

Уэстон попытался тщательно подобрать слова:

– И это… злыеорешки?

– Я отношу ваш сарказм, сэр, к состоянию на грани нервного срыва, и поэтому на него не реагирую. Вы хотите получить помощь по поводу териантропии?

– Да, очень. Благодарю вас, Зила.

– Сейчас посмотрю график собраний. Так, завтра, в полдень, будет собрание АО в церкви св. Лючиана в Шомберге – это в десять милях к северо-востоку от вас. Тайное слово для прохода – «Талбот».

– А что такое АС?

– «Анонимные Серые».

– И если я там появлюсь, мне позволят участвовать в собрании?

– Да. Если вы скажете секретное слово.

– Я должен что-нибудь с собой принести?

– Пончики никогда не бывают лишними.

– Пончики. Я их привезу. Вы там будете, Зила? Я бы тогда еще привез арахиса.

– Очень предупредительно с вашей стороны, сэр, но я живу в Нью-Джерси. Кроме того, мне показалось, что вы мудак. Чем-нибудь еще могу быть полезна?

– Нет, Зила, спасибо.

– Спасибо, что позвонили по нашей линии.

Уэстон повесил трубку, закончив самый нереальный разговор за всю свою долгую жизнь. Час назад он был нормальный человек с некоторыми странностями кишечного порядка. Сейчас он уже был на девяносто девять процентов уверен, что он – оборотень какого-то вида.

Но какого?

Он вернулся на диван, подобрал щепоть шерсти. Длинная, серая, пушистая.

Оборотень-овца?

Нет, он ест людей. Должно быть что-то плотоядное.

Итак: какое серое животное ест других животных?

Волки, конечно. Койоты. Собаки. Коты. А слоны – плотоядные?

Интернет сообщил, что нет, травоядные, и это было приятно знать. Но тут ему вспомнилось другое серое плотоядное.

Крыса.

Крысой он быть не хотел. Крысы – мерзость.Одно дело собирать орешки, совсем другое – плавать в сточных канавах, жрать мусор, нечистоты и падаль. Ужас.

Он вывернулся подмышкой к носу, понюхал, не пахнет ли канавой. Вроде бы нет. Потом он посмотрел на часы и увидел, что до собрания АО осталось всего два часа.

Уэстон быстро забежал в душ, оделся и пустился в путь.

* * *

Ночью прошел снег, придав Нейпервилю еще большее сходство с зимней сказкой. Морозный воздух приятно охлаждал открытое лицо. Некоторую лихорадку Уэстон приписывал своему состоянию: в Гугле говорилось, что у волка нормальная температура – сто с половиной по Фаренгейту.

Сперва он заехал к доктору Ваггонеру забрать серебряный крест. Себе он его оставлять не собирался, но считал, что уничтожить его как улику убийства было бы полезно.

Сестра протянула ему конверт.

– Вы его не наденете? – спросила она, и глаза у нее пускали чертиков.

– Не сейчас.

Но выйдя из офиса, он все же открыл конверт – посмотреть. И правда серебро. Но во всех книгах и фильмах утверждалось, что серебро для вервольфов смертельно. Сделав глубокий вдох, Уэстон вытряхнул крест себе на ладонь. Нет, кожу не жжет. Или это действует только на вампиров?

Уэстон поднес было крест к лицу, собираясь лизнуть, но вспомнил, где эта штука побывала. И вообще, она прошла через организм, а он жив. Значит, легенды врут.

Сунув крест в карман пальто, он зашагал в город, в кондитерскую. По дороге ему повстречался человек, одетый Санта-Клаусом, который звонил в колокольчик, собирая на какую-то благотворительность. Подумав о кресте, Уэстон подошел и бросил его в стальную чашу для пожертвований.

– Берегись! – низким зловещим голосом ответил Санта.

– Простите? – Уэстон подумал, что не расслышал.

– По Нейпервилю бродит убийца. – В дыхании Санты явно чувствовался сироп от кашля. – Необычный убийца. Он выходит на охоту только в полнолуние.

– Да? Спасибо, что предупредили.

Уэстон пошел прочь, но пальцы Санты схватил его за руку, сдавив запястье как клешня омара.

– Непослушные мальчики получат, что заслужили, – убежденно произнес Санта.

– Ну, наверное.

Глаза Санты вдруг загорелись изнутри.

– Их разорвут на части! Кусок за куском! Головы сорвут с нечестивых плеч! Сгорят они в золу на священной земле! СГОРЯТ! СГОРРЯТ! СГОРРРРЯТ!!

Уэстон высвободился и быстро перешел на другую сторону, сильно потрясенный. Что за благотворительная организация позволяет озверевшим от детской микстурки психам появляться на улице? У них совсем нет отбора волонтеров?

Он еще оглянулся через плечо, увидел, как Санта-Псих звонит по сотовому, а другой рукой показывает на него, как Доналд Сазерленд в конце римейка первого «Нашествия похитителей тел». Уэстон почувствовал, как пробежал по коже холодок.

Беспокойство не оставляло его всю дорогу до кондитерской «У Руссофа», где он купил дюжину разных пончиков и черного кофе. Выйдя на улицу, он подумал, не пойти ли другой дорогой, чтобы не столкнуться снова с ПсихоКлаусом, потом выругал себя за ненужный страх. В конце концов, он же оборотень, так чего бояться? Если этот Санта и вправду плохой человек, очень неплохи шансы, что внутренний териантроп Уэстона сжует его сегодня по случаю полнолуния.

Он позволил себе слегка улыбнуться, представив, как наутро находит в унитазе белую бороду.

Взяв себя в руки, он пошел домой обычным путем. Санты-Психа на месте не было – Крезанутый Крингл скрылся, прихватив свою чашку для пожертвований.

Уэстон вышел на парковку своего дома, прыгнул в машину и запрограммировал GPS на Шомберг. По дороге он все еще обдумывал события последних суток, но никак не мог сосредоточиться – мешала физиономия Санты, в ушах звучали его угрозы. Один раз в зеркале заднего вида на расстоянии нескольких машин он увидел остроконечную красную шапку.

– Ты становишься параноиком, – сказал он сам себе и больше решил кофе не пить.

Все же чуть-чуть прибавил ходу.

Через десять минут он оказался возле Сент-Лючиана – скромной католической церквушки с явным привкусом семидесятых годов. Оранжевая, с черной шиферной крышей, похожая на перевернутое латинское V. Два больших витража по бокам двустворчатых дверей, статуя кого-то – возможно, Иисуса – на шпиле. На парковке было только шесть машин, и Уэстона это обрадовало, потому что не придется запоминать много имен (что ему всегда было трудно), и никто не останется без пончиков. Он припарковался за чьим-то джипом, сделал глубокий вдох, чтобы успокоить нервы. Было одиннадцать часов тридцать шесть минут.

– Ну, пошли позориться, – сказал он себе.

С пончиками в руке он подошел к двустворчатым дверям, открыл их и вошел в церковь. Там было темно и тихо, пахло ароматизированными свечами – множество их горело на подставке рядом с ящиком для пожертвований. Уэстон посмотрел вдоль пролета, в сторону алтаря, но никого не увидел. Потом заметил налепленный на спинку скамьи листок, где было написано: «Собрание АО – в цоколе».

Он обошел церковь по кругу, нашел чулан, потом исповедальню, и только потом рядом с крестильной чашей обнаружил дверь на лестницу. Бетонный колодец не был освещен, но снизу доносились голоса. Уэстон спустился – чем ниже, тем теплее становился воздух. Внизу горел большой камин. Уэстон миновал его, прошел короткий коридор и увидел зал собрания.

Седой мужчина лет за шестьдесят – как свидетельствовали кожные складки, – всмотрелся в Уэстона через толстые стекла очков. Он был одет в джинсы и линялую водолазку. По осанке и короткой стрижке Уэстон решил, что это бывший военный. Он стоял в дверях, не давая Уэстону заглянуть внутрь.

– Простите, сэр, это не публичное собрание.

– Это собрание АО?

– Да, но у нас только по приглашениям.

Уэстон на миг смутился, но вспомнил разговор по горячей линии.

– Талбот.

– Какой бот, простите?

– Талбот. Разве это не пароль?

– Нет.

– Это пароль прошлой недели, – сказал кто-то из зала.

– Прости, приятель. – Старикан сложил руки на груди. – Это пароль прошлой недели.

– Это тот, который мне сказали.

– Кто?

– Женщина на горячей линии АО. Тина, Лина, что-то в этом роде.

– Извини, пропустить не могу.

– Я пончики принес.

Уэстон нерешительно протянул коробку.

Старикан их взял:

– Спасибо.

– Так я могу войти?

– Нет.

Уэстон не знал, что делать. Можно было бы позвонить снова на горячую линию, но у него не было с собой номера. Надо будет найти доступ в Интернет, найти сайт, а тем временем и собрание кончится.

– Послушайте! – Уэстон понизил голос. – Меня надо пропустить, потому что я – театрантроп.

Из зала послышались смешки:

– Это что же ты такое делаешь в полнолуние? Шекспира декламируешь? – спросил кто-то.

Смешки стали сильнее. Уэстон понял, что сказал.

– Я териантроп, —поправился он. – Я – Нейпервильский Потрошитель.

– Да хоть Мать Тереза. Без правильного пароля ты не пройдешь.

Уэстон щелкнул пальцами:

– Зила! Зила ее зовут. Она чужие орешки хватает.

Старикан остался бесстрастен.

– Я Зиле позвоню, – сказал женский голос из зала.

Уэстон стал ждать, гадая, что делать, если они его не примут. Он долго гуглил, но о своем состоянии выяснил очень мало. И ему нужен был разговор с этими людьми – просто чтобы понять, что это вообще такое. И как с этим управляться.

– Нормально, – сказала женщина. – Зила дала ему не тот пароль. Правда, сказала, что он вроде бы мудак.

Старикан посмотрел на Уэстона в упор:

– У нас на собраниях АО – никаких мудачеств. Это ясно?

Уэстон кивнул.

– Скотт, кончай строить из себя начальника, – сказал все тот же женский голос. – Впусти ты этого бедолагу.

Скотт отступил в сторону. Уэстон взял у него свои пончики и вошел.

Обычный церковный цоколь. Низкий потолок, пахнет сыростью. Лампы дневного света. Старомодная кофейная машина булькает в углу на подставке, рядом с сундуком. Длинный стол, как в кафетерии, расположился в центре в окружении оранжевых пластиковых стульев. На стульях пятеро – трое мужчин, две женщины. Одна из женщин, эффектная блондинка, встала и протянула руку. Румяные щеки, вздернутый носик и губы Анджелины Джоли.

– Добро пожаловать в «Анонимные оборотни». Я Ирена Рид, президент капитула.

Та, которая звонила Зиле. Уэстон протянул руку для пожатия, но Ирена протянула свою мимо и взяла пончики. Их она поставила на стол, все сгрудились вокруг, высматривая и выбирая. Ирена выбрала с вареньем и взяла его зубами, плавно и медленно. Уэстону это показалось невероятно эротичным.

– Итак, ваше имя? – мурлыкнула она губами, посыпанными сахарной пудрой.

– Я думал, общество анонимное?

Ирена жестом попросила его подойти ближе и отвела к кофеварке, пока все прочие ели пончики.

– Основатели считали, что в названии «Анонимные оборотни» есть основательность.

– Основательность?

– Ну, да. Глубина, весомость – извините, я школьная училка, и мы это слово сейчас как раз проходим. Создавая группу, они решили, что «Анонимные оборотни» – самое лучшее возможное название. А то чуть было не назвали «Сами себе зоопарк».

– Ага, понятно. – Он оглядел группу, приветственно помахал рукой. – Меня зовут Уэстон.

Он ждал ответа в унисон: «Привет, Уэстон!» Ответа не было.

– Всем привет! – попробовал Уэстон.

Опять никакой реакции.

– Они не слишком общительны, когда перед ними еда, – пояснила Ирена.

– Да, похоже. Так вы… вы териантроп?

– Оборотень-гепард. Что забавно, если учесть, что я училка.

Он захлопал глазами – до него не дошло.

– Мы шпаргальщиков [20]20
  Игра слов: cheetah – гепард, cheater – мошенник (здесь – жульничающий на экзамене). Произносится примерно одинаково.


[Закрыть]гоняем.

Ирена поднесла руку ко рту, не в силах сдержать приступа смеха.

Уэстон понял, что уже влюбился в нее по уши.

– А кто все остальные?

– Отставной морпех, Скотт Ховард. Черепаха-оборотень.

Уэстон посмотрел на этого человека новыми глазами: длинная морщинистая шея, согнутая спина.

– Ему подходит.

– Небольшой человек с большой головой – Дэвид Кесслер. Коралл.

Уэстон заморгал:

– То есть он оборачивается кораллом?

– Ага.

– Как на рифе?

– Тише, тише. Он может обидеться.

– А вот та пожилая женщина? – Уэстон показал на плотную фигуру с пышной путаницей черных курчавых волос.

– Филлис Алленби. Меховушка.

– А что это такое?

– Меховушки одеваются в костюмы животных. Как талисманки бейсбольных команд.

– Зачем? – не понял Уэстон.

– Не знаю точно. Может, какое-то сексуальное отклонение.

– Так она не териантроп?

– Нет, она любит наряжаться бегемотом и танцевать в таком виде. Мне лично это непонятно.

– А почему она допущена на собрание?

– Да нам как-то ее жалко.

Тут их окликнул высокий мужчина, шевельнув усыпанными какой-то крошкой губами:

– Вы там про нас?

Ирена направила на него указательный палец, отставив большой вверх, изобразила выстрел из пистолета:

– Про тебя отдельно, Энди.

Он вальяжно подошел, скалясь обмазанным шоколадом ртом:

– Энди Мак-Дермот, кабан-оборотень.

– Вы… вы становитесь свиньей? – предположил Уэстон.

– На самом деле, когда встает полная луна, я превращаюсь в собеседника, интересующегося только собой и конечно рассказывающего о каждой мелкой подробности своей жизни.

Уэстон не понял, что тут можно сказать. Энди хлопнул его по плечу – так энергично, что Уэстон покачнулся.

– В зануду! Доходит? Оборотень-зануда [21]21
  Игра слов: boar – кабан, bore – зануда. Произносится очень похоже.


[Закрыть]! – Он рассмеялся, обдав Уэстона сладкой крошкой. – Шучу. В свинью, конечно.

– В еще большую свинью, чем обычно, Энди?

Мак-Дермот бросил на Ирену до невозможности похотливый взгляд:

– До чего ж ты горячая штучка, Ирена. Когда же мы с тобой заведем себе выводок маленьких котосят?

– Первого никогда, Энди. И это были бы не котосята, а пардосвинки.

– Зачет, – отметила Филлис. – Пристрели эту свинью, девушка.

– А последний кто? – спросил Уэстон. – Вон тот, большой?

Все трое оглянулись на мускулистого человека, который сидел за столом и смотрел отсутствующими глазами.

– Это Райан.

– Просто Райан – и все?

Энди вытер рот рукавом.

– Все, что он нам сказал. Всегда молчит. Ни слова никогда не скажет. Приходит на каждое собрание и сидит с видом Терминатора.

– А во что он превращается?

– Никто не знает. Во что-то наверняка превращается, а то бы Зила его сюда не послала. – Энди обернулся к Уэстону: – Так, значит, ты и есть Нейпервильский Потрошитель? И что ты за териантроп? Крыса? – Энди нахмурился.

– Точно не знаю. Я думаю, что я – вервольф.

Группа хором расхохоталась.

– Что смешного?

– Поначалу все считают себя вервольфами, – объяснила Ирена, погладив его по рукаву. – Потому что из териантропов они самые популярные.

– Им достается вся пресса, и все книги о них пишутся, – сказал Энди. – И фильмы тоже про них. Никогда же не увидишь блокбастер «Американский кабан-оборотень в Лондоне».

– Или ужастик «Хрюканье», – добавила Филлис. Может, она просто меховушка, но Уэстону Филлис начинала нравиться.

Рука Ирены пошла вверх, поглаживая ему плечо, и Уэстон почувствовал, как голова начинает кружиться:

– Мы не помним, во что превращаемся, и сперва полагаем, что мы – вервольфы.

– А как мне узнать, во что я превращаюсь?

– Я себе поставил видеокамеру и записал себя. – Энди полез в карман и достал диск. – Хочешь, поставим?

– Не соглашайся, – предупредила Филлис. – В прошлый раз он поставил запись, как он с какой-то женщиной занимается мерзостью. Нет, настоящей мерзостью.

– Ну, ошибся. – Энди нагнулся к Уэстону и прошептал. – Она из группы поддержки спортсменов в колледже, обучается технике массажа. Я потом неделю враскорячку ходил.

– Это была старуха, – уточнила Филлис. – С ходунком на колесах.

– А ты, извращенка меховая, не лезь в чужой разговор. Ты даже не териантроп.

Филлис решительно выставила подбородок:

– Я в душе териантроп.

– Когда наступает полнолуние, ты в бегемота не превращаешься. Ты превращаешься в идиотку, которая напяливает бегемотский маскарад и пляшет, как затейница на празднике для дефективных детей.

Филлис вскочила, сжимая кулаки.

– Я тебе сейчас в хавало яблоко забью и зажарю тебя в собственном жиру, ветчина!

– Хватит! – Ирена подняла руки. – Мы взрослые люди, нечего детский сад устраивать.

– Кто-нибудь хочет последний пончик? – Это спросил Дэвид, коралл-оборотень. – Уэстон? Ты еще не брал.

Уэстон похлопал себя по животу:

– Нет, спасибо. Я недавно съел свою соседку и ее собаку.

– А я однажды съел коммивояжера, который щетки продавал, – сказал Энди.

– Врешь ты все, – возразила Филлис. – Сожрал ты ершик для унитаза, да еще пакет таблеток освежителя для него же. Оттого и гадил синим.

– Так я возьму последний пончик? – спросил Дэвид. Впрочем, он его уже надкусил.

Уэстон посмотрел на Ирену, и сердце у него затрепетало.

– А кроме видео, есть способ узнать, кто я такой?

У Ирены глаза засветились:

– Да. Есть один.

Вся группа кроме Райана собралась возле сундука, стоящего в углу зала.

– Набор для анализа.

Ирена повернула в замке старинного вида ключ и открыла крышку.

Уэстон ожидал увидеть медицинские приборы, или, быть может, какие-то реактивы. Но в сундуке оказались сушеные растения, поломанные старинные безделушки и какой-то бесполезный с виду мусор.

– Протяни руку.

Уэстон так и сделал. Ирена взяла его за запястье и провела по ладони какой-то веточкой.

– Что-нибудь чувствуешь?

Кроме легкого телесного возбуждения, он не почувствовал ничего. Уэстон покачал головой.

– Кошачья мята, – объяснила Ирена. – Жаль, жаль. Отличный из тебя был бы котик.

Она поднесла веточку к губам и еле слышно застонала. Энди взял веточку у нее из рук и бросил обратно в сундук.

– Ей только волю дай, она целый день будет так играть, а нам пора начинать собрание. Вот это тронь.

Он протянул Уэстону другую веточку, подлиннее и потемнее. Уэстон тронул – и ему показалось, что руку до плеча охватило пламя. Что-то треснуло, веточка разлетелась клубом дыма, Уэстон отпрянул.

– Господи! Что это такое? Горящий куст?

Энди наклонил голову набок.

– Это волкогуб. Черт меня побери, ты ликантроп!

– Ладно. Значит, я вервольф.

– Никогда в нашей группе не было вервольфа. Как ты им стал? – спросил Дэвид.

– Понятия не имею.

Уэстон вспомнил страшные сказки отрочества про мастурбацию – там часто говорилось о волосатых ладонях. Чуть не спросил, не могло ли это быть причиной, но посмотрел на Ирену – и решил промолчать.

– У тебя мать или отец не были вервольфами? – спросил Скотт, черепаха. – Я унаследовал рецессивный ген от матери, Шелли. Териантроп от рождения.

– Нет, у меня началось где-то месяца три назад.

– Тебя не кусал териантроп? – спросил Дэвид. – У меня так было.

Уэстон удивился, что кораллы кусаются, но не стал этого говорить вслух – просто покачал головой.

– А проклятие? – предположила Ирена. – Не могла тебя цыганка проклясть недавно?

– Да нет, я…

И тут он вспомнил злобную соседку. Всегда было непонятно, какого она происхождения, а сейчас вдруг стало очевидно. Конечно же, цыганка! Как он сам не видел?

У него опустились плечи.

– Боже мой. Да, могла проклясть. За то, что слишком громко чистил зубы.

– Повезло, – улыбнулся Дэвид. – Этот вид териантропии лечится проще всего.

– А ты хотел бы вылечиться? – прищурился Скотт. – Мне вот нравится превращаться в черепаху.

– Это потому что ты, когда превращаешься, просто ешь салат да плаваешь в ванне, – возразил Энди. – А я роюсь в мусоре и жру алюминиевые банки. Попробовал бы сам сходить на горшок блоком больших «будвайзеров»!

Дэвид уперся руками в бока:

– Я хотел сказать, что Уэстон – плотоядный, как Ирена. Они едят людей, а это тяжкий груз на совести.

– Ты чувствуешь вину? – спросил Уэстон у Ирены.

– Не-а. – Ирена улыбнулась. – А еще у меня тот плюс, что ни один плохо себя ведущий ученик у меня больше месяца не задерживался.

Уэстон подумал, не слишком ли поспешно будет предложить ей руку и сердце. Но подавил эту мысль и обернулся к Дэвиду.

– Так если бы я захотел снова стать нормальным, как это можно было бы сделать?

– Да просто пойти к той цыганке, что наложила проклятие, и дать ей денег, чтобы его сняла.

Оба-на.

– Вряд ли получится, потому что я ее съел.

Энди хлопнул его по плечу:

– Ну, не повезло, друг. Но ты привыкнешь. А до тех пор, быть может, неплохо было бы купить себе хороший проточный поводок.

– Пора начинать собрание, – вмешалась Ирена. – Давайте приступать. – И, наклонившись к Уэстону, добавила тихо: – Можем поговорить потом.

Он искренне на это надеялся.

– Сперва возьмемся за руки и вспомним Кредо Анонимных Оборотней.

Все вокруг стола взялись за руки, в том числе молчащий Райан. У Ирены рука была теплая и мягкая, и она водила пальцем по ладони Уэстона, пока продолжала говорить. И Филлис тоже.

Ирена стала произносить:

– Я, – называем каждый свое имя, – соглашаюсь подчиняться этическим правилам, установленным обществом Анонимных Оборотней.