Текст книги "Подарок мертвеца"

Автор книги: Шарлин Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Ее убила не Диана, – с трудом придя в себя, произнесла я. – Табита звала маму.

– Тогда хорошо, – переварив это, сказал Толливер. – Одним подозреваемым меньше.

– Не смейся надо мной, – пробормотала я, хотя его губы даже не дрогнули. – Думаю, это только начало.

– Конечно. Я не смеюсь. – Брат стиснул мою руку, чтобы я посмотрела на него. – Я не знаю, как ты сохраняешь рассудок при такой работе. Восхищаюсь тобой.

Сейчас не время было, чтобы Толливер становился таким сочувственным и верящим в меня.

– Я хочу, чтобы убийцу нашли. – Я двинулась через парковку к нашей машине. – Обычно я более или менее смиряюсь с тем фактом, что люди убивают людей. Считаю это просто частью мира. Но это дело меня по-настоящему злит. Я очень, очень зла.

– Раньше у тебя тоже бывали дети, – сказал Толливер, имея в виду, что я уже «читала» их тела прежде.

– О, конечно, я разбирала случаи с детьми. Но этот случай другой. Не знаю почему. Может, из-за семьи, все еще ожидающей, когда же выяснится, что случилось с Табитой, из-за догадок, что убийца один из них. Все это не дает мне покоя.

– Плохо. Это рвет тебя на части. Я не хочу, чтобы с тобой такое творилось.

– Я и сама не хочу. Но ничего не поделаешь. Я не могу назвать убийцу, прикоснувшись к ней. А мы не можем на время уехать.

– Ты хочешь уехать?

– Что это значит? – поинтересовалась я, пристегивая привязной ремень. Тон брата заставил меня насторожиться.

– Обычно ты с трудом можешь дождаться, чтобы убраться из города после того, как мы кончаем дело. Но вот уже два или три дня, как ты ничего не говорила насчет того, чтобы уехать из Мемфиса. Ты хочешь здесь остаться? И что тебя здесь привлекает? Манфред Бернардо? Или Джоэл Моргенштерн? Или Сет Кениг?

Толливер с излишней силой повернул ключи в зажигании, намеренно не глядя на меня.

Я уставилась на него так, будто он начал говорить по-шведски. Когда смысл его слов дошел до меня, я засмеялась. В них было слишком много иронии. Дело в том, что в прошлом у Толливера могли быть кое-какие причины задать такой вопрос. Я могла думать о Манфреде, или втайне фантазировать о Сете Кениге, или Джоэле Моргенштерне – его тело борца было хорошо сложенным и могучим, тоже неплохое топливо для фантазий… О-о-о, пригвозди меня к мату, Джоэл! Но быть пригвожденной никогда не было пределом моих мечтаний.

И хотя наша разница в возрасте была минимальной, я относилась к Манфреду Бернардо как к мальчику.

– Толливер, я не шутила, когда сказала, что не интересуюсь Джоэлом. К тому же он, кажется, счастлив в браке. И я бы никогда не захотела стать разлучницей. А что касается Манфреда… Мм… – Я облизнула губы. – Это другое дело. Невольно начинаешь гадать, что у него под всей этой кожаной одеждой.

Толливер недоверчиво посмотрел на меня, увидел, что я улыбаюсь, и у него хватило здравого смысла выглядеть смущенным.

– Хорошо, хорошо, прости. По правде говоря, у меня у самого с этим проблемы.

– Что? – Я сразу стала серьезной. – В чем дело?

– Фелисия звонит все чаще, – сказал он.

Мы стояли у светофора, и брат в упор смотрел на меня.

– Несмотря на ее вчерашнее поведение? Несмотря на то, что вчера она вела себя так, будто никогда тебя раньше не видела?

– Да, – кивнул он. – С тех пор как мы покинули отель, она звонила четыре раза.

– Ты правда не хочешь, чтобы она звонила?

Я искала дорогу ощупью, потому что не могла понять, куда гнет Толливер.

– Определенно не хочу. Ты сказала мне раньше – иногда ты чувствуешь, что мужчины назначают тебе свидания потому, что ты… так отличаешься от прочих женщин?

Я кивнула.

– Вот и я чувствую нечто в том же духе.

На светофоре зажегся зеленый, и Толливер стал смотреть на дорогу.

– Похоже, у нас с Фелисией никогда не было много общего. Она никогда не вела себя нежно, не давала знать, чего ей хочется, чтобы мы узнали друг друга получше. Я не могу понять ее постоянных попыток снова меня подцепить. Когда же она наконец встречается со мной, то ведет себя так, будто мы никогда не бывали вместе. А после звонит снова.

– Ты очень строг к ней. А может, она и вправду… э-э… наслаждалась тобой в постели? – Я пыталась не говорить смущенно.

Мы нечасто разговаривали о таких вещах. Ни я, ни Толливер не относились к людям, которые легко целуются или ведут подобные дискуссии. Это было вульгарно. К тому же неуместно.

– По правде говоря, с ней было довольно средненько. Просто… секс, – пожал плечами Толливер.

Похоже, он почувствовал, что не слишком галантен с женщиной, с которой ложился в постель.

– Она хорошенькая и очень пылкая. Может быть, даже слишком пылкая. А вот разговоры ее почти не интересуют, – пыталась я ощупью найти правильный ответ. – Похоже, она использует тебя? – спросила я, стараясь, чтобы на моих губах не появилось ни малейшего намека на улыбку.

– Именно, – ответил Толливер. – Думаю, я знаю, как себя чувствуют женщины, когда парень использовал их только для того, чтобы мастурбировать изнутри.

Он выразился грубо, но я ясно поняла, что именно он имел в виду.

И Фелисия теперь все время тебе звонит?

Трудно было сопоставить это с замкнутой и лощеной молодой женщиной, с которой я встречалась.

– Да, после того как я ничего не слышал о ней долгие месяцы, она вдруг как с цепи сорвалась.

Может, при виде Толливера она вспомнила, как он был хорош в постели? Может, она долго не занималась сексом, и вот перед ней партнер, чьи сексуальные качества ей хорошо знакомы, партнер, который не впутает ее ни в какие разговоры о долгих отношениях?

– И как ты с этим справляешься?

– Сначала я подумывал о том, чтобы заняться этим, – смущенно признался Толливер. – Я имею в виду…

– Секс есть секс, – сказала я, пытаясь говорить понимающим тоном.

– Но что-то в ней отталкивает меня. Я могу заниматься сексом с тем, с кем… э-э, меня больше ничего не связывает, и наслаждаться этим. Но мы должны, по крайней мере, нравиться друг другу.

– Она тебе не нравится?

Я поколебалась. Я никогда не слышала, чтобы Толливер так говорил о женщине, и, надо сказать, слегка беспокоилась.

– Не знаю. Теперь я не уверен даже в том, что сам нравлюсь ей.

– Из-за ее страстности? – подсказала я, несмотря на выводы, которые из этого следовали.

– Нет-нет. Я имею в виду, это даже льстит, расстроено пожал плечами Толливер. – Я не отношусь к парням, что любят лишь тех женщин, которых трудно заполучить. И я не считаю женщин шлюхами, если они признаются, что хотят заняться сексом. Но Фелисия… – Он запнулся, ища правильные слова. И не найдя их, в конце концов сказал: – Она слишком глубока для меня. Это все равно что плыть по океану, когда ты привык плавать в пруду.

Это было сказано великолепно! Я с восхищением и слегка удивленно уставилась на Толливера. Он и сам выглядел изумленным.

– Это все твоя вина, Толливер, – отшутилась я, не зная, что сказать.

Брат скептически посмотрел на меня.

– Ты просто слишком притягателен. Женщины не могут без тебя жить.

– Прекрати, – закатил он глаза.

Итак, разговор на эту тему был окончен, но я его не забыла и вспоминала о нем, наблюдая за баскетбольной игрой по И-эс-пи-эн [31]31
   И-эс-пи-эн (ESPN) – один из каналов кабельного телевидения, круглосуточно показывающий спортивные передачи.


[Закрыть].

Толливер знал, что я не отмахнулась от его забот, что они будут донимать меня до тех пор, пока я не догадаюсь, в чем тут дело. А пока мне захотелось почитать. Я с головой погрузилась в старый детектив Марджери Аллингем [32]32
  Марджери Аллингем (1904–1966) – английская писательница, автор классических детективов.


[Закрыть]«Тигр в тумане» и, прочитав страницу или две, очутилась в Англии на несколько десятилетий назад.

Когда зазвонил телефон, я почувствовала только раздражение оттого, что пришлось отложить книгу поскольку я была к телефону ближе, чем Толливер то ответила на звонок.

– Эй, мы можем подняться? – сказал мужской голос.

– Кто это?

– Мм… Извиняюсь. Это Виктор, помните? Мортенштерн?

Я нахмурилась и почувствовала, как сморщился от этого мой лоб.

– Кто это «мы»?

– Мой друг Барни и я.

Прикрыв трубку ладонью, я передала просьбу Толливеру.

– Странно. Только я хочу с ним поговорить, как он появляется у наших дверей.

Толливер выглядел слегка раздраженным.

– Хорошо, – сказал он. – Я думал пойти на ланч, попытаться найти где-нибудь барбекю, пока мы в Мемфисе. Но посмотрим, что ему нужно. Думаешь, он просто рисуется перед своим другом или что-нибудь в этом роде?

Я пожала плечами, сняла ладонь с трубки и сказала мальчику, в каком мы номере.

Спустя несколько минут раздался нерешительный стук в дверь.

Толливер открыл ее, он казался довольно мрачным и устрашающим. Его, наверное, раздражало, что ему помешали смотреть игру по телевизору. Толливер выглядит крутым парнем, и когда он недоволен, у него есть тенденция выглядеть слегка опасным. Если бы двое подростков были собаками, шерсть на их загривках встала бы дыбом. Как и многие подростки, Виктор и его друг Барни представляли собой странное сочетание нерешительности и агрессивности.

Виктор носил обтягивающую рубашку, которая позволяла видеть, как часто он посещает тренажерный зал. У него не было притягательной силы отца, но его большие голубые глаза срабатывали почти так же хорошо. Его светловолосый друг Барни был выше, более худощавым, но все равно крепким будущим мужчиной. На обоих мальчиках были школьные куртки, джинсы и кроссовки «Пума». Тенниска Виктора от Томми была в зелено-белую полоску, тенниска Барни от Ральфа Лорена [33]33
   Томми Хильфигер и Ральф Лорен – дизайнеры одежды.


[Закрыть]– золотисто-коричневая.

– Ну как, с вами все, э-э… хорошо? – спросил меня Виктор. – Это мой друг Барни.

– Со мной все прекрасно, спасибо, – ответила я. – Барни, я Харпер Коннелли. Это мой брат Толливер Лэнг.

– Привет, – сказал Барни.

Он украдкой поглядывал на нас, после чего снова опускал глаза на свои кроссовки. Они с Виктором сели рядом на диванчик для двоих, а мы с Толливером устроились в креслах.

– Принести вам что-нибудь выпить? – вежливо спросила я.

– О нет! Нет, спасибо. Мы только что выпили колы в машине, – сказал Виктор.

Наступила небольшая неловкая пауза.

– Послушай, чувак, мне нужно поговорить с твоей сестрой, – заявил Виктор Толливеру. Он сделал такое мужественное лицо, какое только смог изобразить.

Мои губы дернулись, хотя я всеми силами старалась сохранить нейтральный вид.

– Ну так валяй, – серьезно сказал Толливер. – Или ты хочешь, чтобы я вышел из комнаты?

– Нет, чувак, – тревожно произнес Виктор.

Он посмотрел на своего друга Барни, и тот покачал головой, чтобы подтвердить слова Виктора.

– Нет, приятель, останься.

Подросток повернулся ко мне.

– Вы были в Нэшвилле, поэтому знаете, как все было плохо, – начал он. – Я имею в виду, вы знаете – все это было просто ужасно.

Я кивнула.

– Поэтому моя мама… моя мачеха… на время свихнулась.

– В каком смысле? – подалась я вперед, полностью сосредоточившись на молодом человеке.

Мое удивление не было чрезмерным, когда Барни взял Виктора за руку. Виктор выглядел ошарашенным, – но не тем, что его держит за руку парень. Он просто удивился, что Барни решил, что это нормально – сделать такое перед нами. Мгновение они смотрели друг на друга, а потом Виктор крепко сжал пальцы Барни.

– Она была… Она горстями ела таблетки, понимаете? Она просто не могла без них. Фелисии приходилось все время ездить из Мемфиса в Нэшвилл, чтобы убедиться, что в доме все в порядке.

– Должно быть, это было очень трудно, – сказала я, пытаясь говорить и ласково, и в то же время ободряюще.

– Так и было, – просто ответил Виктор. – Мои отметки в школе покатились в тартарары. Я скучал по сестре, и все было очень плохо. Мой папа продолжал работать, а мама обычно вставала и пыталась навести чистоту в доме, или заняться готовкой, или просто пообедать с подругами, но она все время плакала.

– Когда теряешь члена семьи, это все меняет, – сказала я, что было просто бессмысленно.

То, что с тобой делает внезапное исчезновение сестры, даже приблизительно не опишешь словами «все меняет», я это хорошо понимала. Но мне становилось все любопытнее, к чему ведет Виктор. Это любопытство побуждало меня всячески смазывать Шестеренки беседы, чтобы он продолжал говорить.

– Да, – просто ответил мальчик. – Изменений было завались. – Казалось, он взял себя в руки. – Вы знаете, тем утром… Тем утром, когда она… исчезла.

– Мм?

– Мой папа был неподалеку, – выпалил Виктор. – Я заметил его машину в паре кварталов от дома.

Я не выпрямилась и не завопила: «О господи!», но мне пришлось приложить усилие, чтобы остаться в прежней непринужденной позе.

– Да? – совершенно спокойно переспросила я.

– Да, потому что… я имею в виду… я ведь пошел на тренировку по теннису, – сказал Виктор. – Но после этого мой друг, который был у меня в Нэшвилле… В смысле, это было совсем не то, что с Барни, но у меня и вправду был там друг, и мы с ним слегка перепихнулись, а потом мне нужно было принять душ, и я подумал, что поеду домой, но когда я миновал дом, то увидел, как папина машина остановилась у светофора в паре кварталов, и решил, что он может что-то заметить. Я имею в виду – что там вообще было замечать? Но вы же знаете, какие они, родители, – пожал плечами Виктор. – Поэтому я просто отправился обратно в парк и покидал мячик, встретился с несколькими друзьями, которые пришли поиграть. Теннисные корты были всего в десяти минутах от дома, и я даже припарковался на том же самом месте, когда вернулся, поэтому мне было легко сказать, что я вообще не уезжал.

Мы оба были потрясены этим маленьким отчетом.

– Конечно, я не мог ничего этого рассказать, – продолжал Виктор.

– Я понимаю, что это было бы трудно – оказаться впутанным в такое, – сказал Толливер.

– Да, знаете, одно цепляется за другое, и тогда мне пришлось бы им все рассказать. Обо мне.

А мир, конечно, вращался вокруг Виктора.

– Итак, они еще не знают, – заметила я.

– О господи, нет!

Виктор и Барни посмотрели друг на друга.

– С папой и мамой случилась бы истерика.

– Моя мама относится к этому нормально, и это потрясающе, – заявил Барни.

Я была рада, когда он подтвердил, что тоже владеет голосовыми связками.

Вообще-то я имела в виду другое, но Виктор, конечно, истолковал мой вопрос по-своему.

– Ты уверен, что это была машина твоего отца? – спросил Толливер. – Совершенно уверен?

– Да, уверен, – ответил Виктор таким тоном, как будто его приперли спиной к стене и против него была целая армия. – Конечно, чувак. Я знаю машину отца.

Раньше я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь называл Толливера «чувак», и даже при данных обстоятельствах слегка наслаждалась этим.

– Он сам сидел за рулем? – спросила я Виктора.

– У него «лексус гибрид», – ответил тот. – «Лексус» цвета бамбуковый перламутр с кожаным салоном цвета слоновой кости. Мы искали на веб-сайте неделю, прежде чем заказали эту машину.

Итак, машина эта особенная. Ее нельзя спутать со многими другими машинами. Я испытала горькое разочарование: как будто любимая выставочная собака вдруг повернулась и укусила меня.

– И ты никогда его об этом не спрашивал? – поинтересовалась я, не в силах скрыть удивление. – Получается, что твой папа мог похитить твою сестру, ты все время об этом знал, однако никому ничего не рассказал.

Виктор багрово покраснел. Барни посмотрел на меня с открытой враждебностью.

– Ты ведь понимаешь, – продолжала я, поскольку они молчали, – из твоих слов следует, что твой отец солгал насчет того, где он находился. И из твоих слов почти наверняка следует, что он схватил твою сводную сестру, свою дочь, и убил ее.

Виктор поднял голову, чуть было не заговорил, его губы шевелились. Он был так молод, пребывал в таком смятении, что травить его почти доставляло мне боль, но я должна была это сделать.

– Оставьте его в покое, – сказал Барни.

Его большие руки, гладкие, без шрамов, сжались в кулаки.

– Вик прошел из-за этого через ад. Он знает, что его папа не мог сделать ничего подобного. Но он видел машину и не может этого забыть. Вы не знаете, каково это.

Вообще-то я знала, каково это, знала очень хорошо.

– Итак, Виктор, ты дал нам эту информацию – зачем? Чтобы мы пришли в такое же смятение, как и ты?

Лицо Виктора не могло покраснеть еще больше, и ему пришлось искать причину, почему он сбросил свою ношу на нас после того, как молчал больше года.

– Я думал, – мучительно начал он, – я думал, что вы узнаете, кто ее убил. Сможете увидеть, кто это сделал. Я не мог обо всем рассказать. Я ведь уже говорил: тогда мне пришлось бы сказать, что я был дома, хотя я говорил, что не был, и… я боялся.

– Как ты мог жить в одном доме с ним все эти месяцы? – спросила я из чистого любопытства.

– Я не видел его.

Виктор боролся с тем, что ему хотелось сказать.

– Я видел машину. Я не видел его лица, не говорил с ним, просто видел машину. Есть и другие «лексусы» в мире… например, у моего дедушки. И по соседству их много. Мы жили в очень милом пригороде.

– Но ты как будто убежден, что то была машина твоего отца.

– Просто потому, что машина находилась в таком месте. Так близко от нашего дома и в такое время, что я подумал: «Это папа». Ведь дедушка был в Мемфисе, а мы – в Нэшвилле.

Толливер выпрямился в кресле и озадаченно посмотрел на меня.

И как нам теперь быть? Что-то, какая-то маленькая деталь в то время убедили этого проклятого мальчишку, будто он видел в отцовской машине отца. Он в этом не сомневался. Но теперь он говорит, что вообще-то не видел водителя. А вокруг имелись и другие жемчужного цвета «лексусы». Я почти возненавидела мальчика за то, что он взвалил на нас груз бесполезных знаний.

Виктор, похоже, почувствовал себя лучше, рассказав нам эту историю. По его ерзанью я поняла, что он приготовился умчаться со своим любовником на запятках. Это снова меня рассердило, но я боролась с гневом. В конце концов, у меня нет никакого права избивать мальчика в кровь только потому, что тот поведал секрет, который должен был рассказать сразу.

Резкий стук в дверь заставил меня подпрыгнуть. Два мальчика очень встревожились, и я поняла, что никому из семьи Виктора неизвестно, где он. Я начинала думать, что наш номер стал домом родным для любого, кто был хотя бы отдаленно связан с исчезновением Табиты Моргенштерн.

Толливер посмотрел в дверной глазок, чего обычно не делал.

– Дэвид, – отрывисто сказал он.

Виктор и Барни отодвинулись друг от друга, как будто их взаимное притяжение внезапно превратилось в отторжение.

Из любовной парочки они превратились в двух виноватых дружков-подростков, застуканных взрослым, который наверняка выбранит их.

– Впустить его? – спросил Толливер.

– Почему бы и нет? – ответила я, вскинув руки.

Дэвид шагнул в комнату, подозрительно обежав взглядом все углы. Оправдание подобного поведения было написано на его лице большими буквами, когда он увидел племянника.

– Виктор, что, к чертям, ты тут делаешь? – спросил он.

Его голос так и сочился праведным негодованием.

– Привет, Дэвид, рада снова вас видеть, – сказала я.

Дэвид Моргенштерн наконец посмотрел на меня и побагровел.

– Ты, вороватая сука! – сказал он, и Толливер его ударил.

Глава шестнадцатая

Удар был чисто спонтанным. Толливер просто отвел назад руку и изо всех сил ударил Дэвида Моргенштерна в живот.

Когда Дэвид рухнул на ковер, держась за живот, Толливер закрыл дверь, чтобы никто в холле не мог наблюдать, как наш гость приходит в себя.

Барни явно испугался, а лицо Виктора выражало удивление, зависть и гнев, хотя гнев был самой неприметной из тысячи эмоций, отразившихся на его лице.

Толливер потер руку и слегка улыбнулся. Он шагнул в сторону, чтобы дать мне понять: он не собирается и дальше избивать Дэвида.

– Вам нужно что-то конкретное, мистер Моргенштерн, или вы явились просто для того, чтобы меня обзывать? – спросила я.

Виктор наконец присел на корточки рядом с дядей и попытался помочь Дэвиду подняться.

– Я видел, как вчера вы говорили с Виктором в доме Джоэла, – сказал Дэвид, когда снова смог заговорить. – А потом, когда Виктор сюда явился…

– Ты следил за мной? – недоверчиво спросил Виктор. – Проклятье, просто невероятно, дядя Дэвид!

– Следи за своим языком, – просипел человек, который только что назвал меня сукой.

– Итак, вы решили, что я питаю к Виктору сексуальный интерес? – спросила я – надеюсь, с редким чувством собственного достоинства.

– Я просто хотел убедиться, что с ним все в порядке, – запротестовал Дэвид. – Диана и Джоэл слишком заняты своими текущими делами и Табитой, Фелисия пошла на работу, мои родители дома… Мама плохо себя чувствует… Поэтому я подумал, что кто-то должен присмотреть за Виктором. Ему ни к чему быть рядом с подобными людьми.

– И вы считаете, что, оскорбляя меня, вы тем самым присматриваете за Виктором?

Толливер подошел, чтобы встать рядом со мной, и мне захотелось поцеловать руку, которой он ударил Дэвида.

– Я думал… – начал Дэвид, а потом побагровел, видно его кровяное давление взмыло до небес. Он откашлялся, наклонился, для поддержки вцепившись в спинку кресла, и начал снова: – Я думал, мальчики пришли сюда, чтобы…

Я не собиралась помогать ему выбираться из этой ситуации. Мы с Толливером демонстративно терпеливо ждали, когда Дэвид договорит. Барни и Толливер переглянулись, в их взглядах ясно читалось, насколько дурацкой была их затея и как глуп был дядя Дэвид, что следил за Виктором. Ох уж эти взрослые!

– Я думал, они собираются провести время с вами двумя, потому что им кажется, будто вы классные, – слабо сказал Дэвид, что было очевидной ложью.

– Мы классные, – подтвердила я. – Правда же, Толливер?

Он похлопал меня по руке покрытой синяками рукой.

Дэвид наконец оправился достаточно, чтобы обойти кресло и сесть, хотя мы его и не приглашали.

– Не могли бы вы рассказать, почему решили, что можете обзывать меня и это сойдет вам с рук? – спросила я.

– Простите, – в конце концов сказал он, как раз когда мое терпение начало истощаться. – Хотя я не понимаю, зачем вашему брату понадобилось меня бить.

– Он не мой брат, но он мой лучший друг, – сказала я к собственному удивлению. – И ему не нравится, когда меня обзывают. А вам бы не захотелось ударить того, кто назвал бы Диану вороватой сукой.

– После исчезновения Табиты она получила несколько телефонных звонков, – неожиданно сказал Дэвид. – Как только люди ее не обзывали. Особенно после того, как всплыла история о ее ссоре с Табитой тем утром. Люди иногда бывают такими скверными, вы и представить себе не можете.

– Вообще-то, думается, могу, – ответила я.

Он не сразу понял, а когда до него дошло, краснота поползла по его лицу вниз, к плечам, как прилив.

– Ладно, сейчас мне очень скверно, – сказал он – Я сглупил. Теперь я вижу, что с Виктором все в порядке, с ним его лучший друг, все хорошо. Я действовал как идиот. Эй, Барни, – сказал Дэвид в жалкой попытке вернуть себе чувство превосходства. – Как жизнь, парень?

Барни выглядел смущенным.

– Все отлично, мистер Моргенштерн, – ответил мальчик. – А как у вас? – И тут же задохнулся и подавил смех, осознав свой машинальный вопрос.

– Бывало и лучше, – сказал Дэвид более твердым голосом. – Виктор, почему бы тебе и Барни не уйти? Мне надо поговорить с мисс Коннелли и мистером Лэнгом.

– Ладно, дядя Дэвид, если ты уверен, что с тобой все будет хорошо, – ответил мальчик с притворной заботливостью.

Дэвид строго посмотрел на него, и я подумала, что Виктор, наверное, в конце концов поплатится за этот момент веселья. Но ему удалось выглядеть совершенно серьезным.

– Пошли, Барни, – сказал он. – Взрослым надо поговорить.

Они снова надели свои форменные спортивные куртки, ухмыльнувшись друг другу исподтишка, как только исчезли из поля зрения Дэвида.

Дверь со стуком закрылась за ними. Мы могли бы оставить ее открытой, столько посетителей проходило через наш номер.

Мы с Толливером уселись на диванчик для двоих и стали ждать, пока Дэвид подберет нужные слова.

– Диана говорит, вы берете вознаграждение за то, что нашли тело Табиты, – сказал Дэвид.

Мы ждали.

– Почему вы ничего не говорите?

В нем снова вспыхнул гнев. Как раз когда начало казаться, что огонь втоптан в землю, он полыхнул вновь.

– А что тут сказать? – спросила я.

– Вы берете деньги у моего брата и его жены, – сказал Дэвид. – Деньги, которые им нужны.

– Мне они тоже нужны, – резонно заметила я. – И я их заработала. И держу пари, что не все деньги вознаграждения будут выплачены Дианой и Джоэлом.

Это застигло Дэвида врасплох.

– Ну, были пожертвования, – согласился он. – Много денег от Фреда и часть от наших родителей, конечно.

Я не могла бы придумать лучшей вступительной реплики, даже если бы заказала ее.

– Ваш отец был особенно привязан к Табите?

– Да, – ответил Дэвид. Его голубые глаза как будто смотрели в иные времена. – Мой отец отличный человек. Когда они с мамой отправились в Нэшвилл, чтобы навестить Диану и Джоэла, папа возил Табиту в конюшни для уроков верховой езды. Он водил ее на софтбол [34]34
  Софтбол – разновидность бейсбола.


[Закрыть].

– Ваша мать тоже их сопровождала?

– Нет. Вчера вы наверняка заметили, что она слишком больна, чтобы чем-то активно заниматься. Болезнь Паркинсона подтачивает ее силы. Иногда она доезжала до Нэшвилла, но просто оставалась в доме с Дианой. Она обожает Диану. Конечно, она любила и Уитни тоже.

– У вашего отца есть такой же «лексус», как у Джоэла?

– Почему вы меня об этом спрашиваете?

Просто невероятно, сколько всего он рассказал, даже не задавая этого вопроса. Может, Дэвид был одинок в своей семье. Когда я посмотрела на него, то внезапно задалась вопросом: не Дэвид ли был той причиной, по которой Фелисия поддерживала столь тесные связи с семьей, к которой имела теперь так мало отношения? Брат странно на меня посмотрел, я не могла разгадать выражения его лица.

– Чем вы зарабатываете на жизнь, Дэвид? – спросил Толливер.

Вы бы никогда не подумали, что всего десять минут назад он с такой силой ударил этого человека в живот, будто хотел, чтобы кулак вышел из спины.

– Я работаю в «Коммерческом вестнике». В отделе рекламы.

Я не знала в точности, в чем заключается такая работа, но была почти уверена, что Дэвид не заработал столько денег, сколько его брат Джоэл. Джоэл был бухгалтером крупной фирмы и, очевидно, хорошо справлялся со своей работой, судя по его имуществу. И у Джоэла была не одна жена, а две, и обе хорошенькие, если фотография, которую я вчера видела в доме, не была до смешного отретуширована. У Джоэла имелся сын, а раньше была еще и дочь. А что было у Дэвида? Огромная гора зависти? Причина для ревности?

– Вы часто правите отцовской машиной, Дэвид? – спросила я.

– «Бьюиком»? А зачем мне это?

– Постойте, вы же говорили, что у него «лексус».

– Нет, не говорил. Вы спросили меня, есть ли у него «лексус», а я спросил, зачем вам это знать.

Тогда я вспомнила, как Толливер рассказывал, что беседовал с Фредом насчет машины. Я просто неправильно поняла. И Виктор сказал, что у его дедушки «лексус», но не уточнял, у которого дедушки. Я сделала несколько предположений и пришла к обычному результату. Предположения – опасная вещь.

Размышляя, я пристально смотрела на Дэвида, и тот начал беспокойно ерзать.

– Что с вами? – спросил он. – Я совершил ошибку, придя сюда, и извинился. Теперь я ухожу.

– Вы и вправду следили за Виктором?

– Никто за ним не присматривает, – сказал Дэвид – Значит, это нужно сделать мне.

Я заметила, однако, что его очередная реплика не была ответом на вопрос: очевидно, это было в характере Дэвида Моргенштерна.

– А мне кажется, все говорят, что присматривают за Виктором. Фелисия определенно говорит об этом, и вы тоже. Оба его дедушки упоминали, что заботятся о нем.

– О, Фелисия много говорит о Викторе, – горько произнес Дэвид. – Но, если хотите знать мое мнение, она использует Виктора в качестве предлога, чтобы болтаться рядом с Джоэлом… и Дианой.

Он торопливо упомянул имя Дианы, как будто это прикрыло бы то, что он на самом деле имел в виду.

То была интересная мысль, но я гнула свою линию.

– А существует ли кто-нибудь, кто присматривал бы за Виктором потому, что имеет причины думать, будто мальчик каким-то образом причастен к случившемуся с его сестрой?

Я поймала себя на мысли, что, когда Виктор сидел напротив меня, якобы выплескивая свои сокровенные страхи, он мог таким образом разыгрывать сцену, чтобы прикрыть собственную вину.

– Мы думали… Я говорил с Джоэлом об этом… Виктор такой скрытный. Он исчезает, а потом не говорит, где был… Он слишком много времени проводит с этим парнем, Барни, а родители Барни не… Они христиане и ходят в одну из церквей, где люди носят обувь от «Биркенстока» [35]35
   «Биркенсток» – немецкий бренд обуви.


[Закрыть]во время службы. Виктор часто запирает свою дверь. Мы боялись, не балуются ли Виктор и его друг наркотиками, но он приносит домой хорошие отметки. Он занимается борьбой, он сильный мальчик, но мы беспокоимся…

– Вы чувствуете в Викторе что-то неизвестное и чужое, – заметила я.

– Вы знаете, в чем тут дело? – кивнув, в открытую спросил он. – В конце концов, по какой-то причине он пришел, чтобы поговорить с вами. Если он не явился сюда, чтобы заняться сексом…

– Просто невообразимо, чтобы он пришел ко мне по другой причине, – серьезно сказала я. – Так ведь?

У Дэвида снова стал очень пристыженный вид.

– Я не занимаюсь сексом с подростками, – сказала я. – Ни с одним, ни с двумя одновременно. Этим я не интересуюсь.

Поскольку мой голос был ровным и невозмутимым, Дэвиду нечем было подпитывать свой гнев, и он впал в противоположное чувство: замешательство и участие.

– Тогда почему Виктор был здесь?

– Вы должны спросить об этом самого Виктора, – ответила я.

Учитывая, что мальчик провел несколько месяцев, думая, что его отец может быть как-то вовлечен в исчезновение Табиты, он был образцом умственного здоровья. Он, казалось, почувствовал такое облегчение, поделившись своей ношей. Казалось, Виктор был также счастлив рассказать кому-то о своей сексуальной ориентации. Мальчику нужен был психотерапевт, но я не могла поверить, что он когда-нибудь посещал психотерапевта. Именно об этом я и сказала.

– О, некоторое время он его посещал, – ответил Дэвид, торопясь заверить меня, что они сделали для мальчика все, что могли. – Но Фред – человек старой закалки. Он думал, что Виктор должен просто забыть все эти проблемы и продолжать жить. Возможно, Фред поговорил с Дианой и Джоэлом и убедил их принять его точку зрения, потому что, когда Виктор переехал сюда из Нэшвилла, они больше не водили его к психотерапевту. По правде говоря, Виктору стало много лучше, как только он очутился в Мемфисе.

– Итак, Фред не хотел, чтобы мальчик с кем-нибудь еще разговаривал, – сказала я. И, когда Дэвид удивился, пояснила: – Не с психотерапевтом. Он просто старомодный человек, из тех, кто считает: нужно держать свои проблемы при себе и позволить времени их залечить.

Я была готова к уходу Дэвида. Мне не хотелось видеть еще кого-нибудь из этой большой семьи.

Вообще-то лучше, если бы я никогда не слышала о Табите Моргенштерн. Лучше бы я никогда не стояла на могиле в кладбищенском дворе. Но я не могла избавиться от мысли, что меня направили к этой могиле, пригласили в Мемфис, чтобы я нашла ребенка, и я сделала именно то, чего от меня добивались. С самого начала мной кто-то манипулировал.