Текст книги "Шпион Наполеона. Сын Наполеона (Исторические повести)"

Автор книги: Шарль Лоран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

II
Коляска императора

Старое венское предместье Леопольдштадт представляло в 1820 г. совершенно иное зрелище, чем теперь. Отделенное от официального города и людных кварталов Дунайским каналом, оно отличалось провинциальным характером, и было немыслимо, чтоб какой-нибудь знатный или богатый венец имел поставщиков в Леопольдштадте.

Отправившись в тот же день на поиски экипажа, Франц вместе с Карлом Греппи прошел всю главную улицу этого отдаленного квартала, и только в конце ее остановились они перед большим двором, где, очевидно, отпускали лошадей и экипажи внаем, но без административного патента. Дом, сараи и вывеска были самого скромного характера, а среди суетившихся около экипажей людей не видно было официальных почтарей с бляхами.

– Хозяин заведения – венгерец Мано, – сказал Греппи, – он ненавидит австрийское правительство и по-своему служит своим патриотическим стремлениям. Он отдает внаем хороших лошадей и надежные экипажи своим соотечественникам, преимущественно мелким торговцам и поселянам, гораздо дешевле, чем другим подданным императора. Мы здесь найдем то, что нам надо.

Они вошли в большую комнату, где за столом сидело несколько венгерских рабочих, в одинаковой одежде, состоящей из высоких сапог, широких полотняных панталон, короткой цветной куртки и маленькой круглой фуражки. Перед каждым подле его стакана лежал длинный кнут с короткой ручкой.

– Что вам нужно? – спросил хозяин Мано, седой старик среднего роста.

– Экипаж и лошадей без возницы, – отвечал Греппи.

– Далеко едете?

– Очень. На месяц.

– Тогда лучше купить экипаж.

– Можно.

– А каких надо лошадей?

– Добрых.

– Есть прекрасные.

– Не надо. Предпочитаю добрых.

– Сколько?

– Пару.

– А где подставы?

– Мое дело.

– И мое дело. Я не хочу загонять своих лошадей.

– Если загоняю, то заплачу.

– Где взять?

– В Видене, где я живу. Я вернусь на другой день.

– Вы можете представить поручительства?

– Какие?

– Я не люблю иметь дело с венцами, но можем поладить с вами, если вы объясните, на что вам экипаж и лошади. Я не люблю тайн.

– Нам нечего таиться, и мы не поедем сами, а нанимаем экипаж для приятеля. Конечно, нам нечего говорить его имя. Достаточно вам записать мое имя в книгу и навести справку, что я человек состоятельный. Для вашего же успокоения я прибавлю, что мы с товарищем так же, как вы, не любим иностранцев. Будьте спокойны, дело не идет о похищении девицы или о чем-либо преступном. Впрочем, какое вам до этого дело, ваше ремесло поставлять экипажи и лошадей, не правда ли?

– Конечно, – отвечал хозяин, который до сих пор смотрел подозрительно на двух друзей, но теперь просиял и повел их во двор, где в сараях стояло около двадцати экипажей всякого рода, от простой тележки и двухколесного кабриолета с парусиновым верхом до карет и колясок.

– У вас дама? – спросил хозяин.

– Нет, – отвечал Франц, впервые вмешиваясь в разговор, – но нам надо все-таки крытый экипаж.

Хозяин показал им удобную двухместную карету, но взгляды Греппи и Франца остановились на стоявшей в углу большого сарая старинной и, по-видимому, давно не употреблявшейся коляске, с большим верхом.

– Вот что нам надо, – сказал Греппи, а Франц молча кивнул головой.

– Может быть, – отвечал Мано, – но этот экипаж не продается и не сдается.

– Отчего?

– Это коляска императора.

– Какого императора?

– Наполеона.

Старые служаки знаменательно переглянулись; они искали экипаж для сына, а нашли коляску отца.

– Может быть, вы желаете знать, как она ко мне попала: очень просто! Я купил ее пятнадцать лет назад в Шенбрунне. Вероятно, хотели от нее отделаться, чтобы случайно император Франц не сел в экипаж, в котором Наполеон катался по Вене. С тех пор она стоит здесь без употребления.

– Продайте, – сказал Греппи.

– Нет.

– Она нам нужна во что бы то ни стало, – произнес Франц.

Мано пристально осмотрел с головы до ног этих странных покупщиков исторического экипажа, задумался, а потом спросил с улыбкой:

– Куда вы едете?

– В Страсбург, – отвечал Франц.

– В таком случае берите.

Пока оба друга договаривались с Мано насчет цены коляски, они нимало не подозревали, что за ними пристально следил Галлони.

Надев парик и очки, которые его так скрывали, что никто его не мог узнать, ловкий сыщик с утра наблюдал издали за отелем «Лебедь» и с удивлением увидел, что княгиня Сариа приняла в своих апартаментах странного на вид старого служаку, хотя и в штатском платье. Его подозрение было возбуждено, и он последовал за Францем прежде в Бельведер в стекольный магазин Греппи, а затем в Леопольдштадт. Когда Франц и Греппи вошли во двор, где отдавались внаем экипажи, Галлони был достаточно осторожен, чтобы остаться на улице, и то на значительном расстоянии.

Хотя он дождался их выхода, но теперь они стали, по-видимому, более подозрительными и озирались по сторонам, а потому ему пришлось следить за ними так издалека, что при повороте в один переулок он совсем потерял их из вида. Это обстоятельство, однако, не привело его в отчаяние. Он считал, что во всяком случае сделал полезное открытие и, доложив об этом графу Зедельницкому, продолжал свои розыски.

III
Бал у лорда Каули

Надо отдать справедливость недавно вступившему тогда на престол английскому королю Вильгельму IV, что он всячески старался выказать князю Меттерниху, как он высоко ценит услуги, оказанные Англии ее могущественным союзником. Действительно, в продолжение пятнадцати лет между английским и австрийским правительством существовало такое тесное дружеское соглашение, что некоторые истинные патриоты той и другой страны краснели за свою родину. Так были англичане, которые находили, что Гудсон-Ло слишком далеко шел в своей роли тюремщика, и некоторые австрийцы упрекали Меттерниха в том, что он делал Шенбрунн продолжением Лонгвуда.

Но зато английские министры или австрийский канцлер действовали заодно, а лорд Каули, служивший связующим звеном между ними, пользовался в Вене совершенно привилегированным положением. Поэтому неудивительно, что Меттерних, решившись выпустить в свет своего узника, избрал местом его первого дебюта дом английского посланника. Показать впервые свету сына Наполеона на балу у представителя его злейших врагов было ловким дипломатическим фортелем, который должен был доказать, что юноша – простой австрийский эрцгерцог, и тем убить надежды бонапартистов.

Вся знатная и официальная Вена, конечно, собралась на этот бал, чтобы присутствовать при таком интересном дебюте. Залы и сады посольского дома блестели тысячами огней и представляли фантастическое, волшебное зрелище.

Молодые люди танцевали, как только умеют танцевать в Вене, а пожилые занимались светской болтовней в ожидании императора и его внука.

Среди разговаривающих находились Фридрих Генц и французский журналист, которого он серьезно знакомил со всеми достопримечательностями Вены. Стоя с Пьером Лефраном на пороге первой гостиной, он любезно указывал собеседнику всех выдающихся лиц политического и военного мира, сообщая их краткую характеристику. Но на этот раз обыкновенно скептический тайный советник произносил только похвалы, как бы желая выставить перед иностранцем лишь розовую сторону своей родины.

– Посмотрите, какой нежной грацией отличается эрцгерцогиня София. А видали ли вы когда-нибудь более красивую женщину, чем другая невестка императора, Мария-Анна?

Несмотря на свой либерализм, Лефран должен был согласиться со справедливостью этого замечания представителя австрийской реакции.

– А кто эта дама, говорящая с обеими эрцгерцогинями? – спросил он.

– Графиня Шпигель и баронесса Кинская, обе говорят с ними, а потому я не знаю, про которую вы говорите.

– Ни про ту, ни про другую.

– Ах, это княгиня Сариа.

– Княгиня, должно быть, странная женщина, она живет со мной в одном доме, и за нею постоянно следит полиция.

– Вы, должно быть, ошибаетесь? Княгиня Сариа – близкий друг канцлера и эрцгерцогини Софии.

– Я не могу ошибаться. Например, сегодня прибывшие с нею из Италии две дамы уехали обратно, и не успел увозивший их экипаж исчезнуть из вида, как в отеле поднялась суматоха и полиция стала упрекать хозяина, что он не предупредил ее об отъезде этих лиц. Вообще странные дела творятся в этом отеле, и я долго не мог добиться присланных вами карточек для посещения музея на том основании, что будто бы они прежде должны быть представлены в полицию. Неужели таковы венские обычаи?

Генц был очевидно смущен этим вопросом и довольно неловко стал объяснять своему собеседнику, почему австрийское правительство считало нужным подвергать жителей Вены и даже иностранцев многочисленным неприятным стеснениям ввиду обеспечения порядка и общественной безопасности.

Княгиня Сариа, которая возбудила этот разговор между почтенным тайным советником и французским журналистом, сидела, как на иголках. Днем она сама отправилась к графу Зедельницкому и так обворожила его своей красотой и любезностью, что получила от него приказ о помиловании Фабио, а затем она готовилась сделать решительный шаг в той смелой игре, которую она вела с канцлером, поэтому неудивительно, что она не обращала никакого внимания на происходившие вокруг нее светские разговоры.

– По-видимому, лорд Каули угостит нас сегодня игрой Тальберга и пением Пасты, – сказала с восторгом баронесса Кинская.

– Я нимало не интересуюсь услышать эту актерку, – презрительно заметила графиня Шпигель.

– Я думала, что Паста певица, – застенчиво промолвила сидевшая рядом молодая девушка.

– Действительно, многие полагают, что она поет и даже прекрасно, но в сущности она мычит. Впрочем, и актерка-то она небольшая и умеет только эффектно драпироваться, хотя походит скорее на статую, чем на женщину.

– Какая вы злая, моя добрая графиня! – заметила со смехом эрцгерцогиня София.

– Не все с вами согласны, – сказала баронесса Кинская, – ведь недаром директор оперы платил ей десять тысяч флоринов за пятьдесят представлений.

– Это доказывает только глупость венской публики, которая бросается на всякую новинку.

– Я совершенно согласна с баронессой, – произнесла эрцгерцогиня, – если наш любезный хозяин угощает нас сегодня ее пением, то она, должно быть, первая певица в свете.

– Во всяком случае, до завтрашнего утра, ваше высочество! – ехидно заметила графиня Шпигель, и все вокруг засмеялись.

– Подойдите к нам, кардинал, – воскликнула эрцгерцогиня, увидев стоявшего вблизи папского легата Альбани, – мы здесь очень нуждаемся в христианской проповеди любви к ближнему…

– Помилуйте, ваше высочество, – отвечал ловкий кардинал, почтительно кланяясь, – вы служите олицетворением этой христианской любви, но, насколько я слышал, речь идет об актрисе.

– Да.

– В таком случае я предъявляю отвод.

И лицемерный прелат удалился в сторону, а присутствовавший при этой сцене эрцгерцог Карл сказал вполголоса своему соседу генералу Бельяру:

– Почтенный прелат, вероятно, забывает, что он не только прелат, но и посланник, а дипломаты гаеры, как и актеры. К тому же не к лицу ему здесь кичиться своим религиозным фанатизмом, ведь он пользуется гостеприимством еретика.

Между тем Альбани подошел к Меттерниху и, поздоровавшись с ним, сказал:

– Я очень рад, что встретился с вами, ваша светлость, я имею сообщить вам важную новость. Его святейшество папа поручил мне предложить вам от его имени кардинальскую шляпу.

– Я вас не понимаю, – отвечал канцлер, действительно вне себя от удивления.

– Тут нет ничего странного, – продолжал Альбани, – вы недавно при мне говорили, что любите более всего красный цвет, и я тотчас об этом сообщил его святейшеству, а он ответил, что с удовольствием увидел бы вас в числе кардиналов.

– Извините меня, господин прелат, – ответил с улыбкой Меттерних, – но я плохой богослов и не гожусь в кардиналы.

– Это ничего. Можно быть кардиналом, не отличаясь богословскими познаниями.

– Нет, право, – отвечал канцлер, – не могу же я постоянно маскироваться, и то мне приходится, отправляясь на Пресбургский сейм, надевать венгерский гусарский мундир, а тут вы еще хотите, чтоб я являлся в кардинальской шляпе, к тому же вам, вероятно, известно, что я вскоре женюсь.

– Это дело другое, – возразил папский легат, очевидно недовольный результатами своей беседы, – его святейшество будет очень сожалеть!

– Не правда ли, ваше величество, – сказал Меттерних, обращаясь к эрцгерцогу Карлу, который слышал их разговор с легатом, – ведь я был бы смешным кардиналом?

– Нисколько, – отвечал старый фельдмаршал с иронической улыбкой.

Отойдя в сторону с генералом Бельяром, он прибавил вполголоса:

– А что я вам говорил: Альбани не хотел говорить об актрисах, а сам предложил канцлеру разыграть такую сцену переодевания, какую вряд ли можно видеть и в театре. Тонкие дипломаты эти итальянцы. И когда подумаешь, что вы, французы, сражались с нами и еще, быть может, готовы сражаться из-за итальянцев…

– Италия не в Ватикане, – заметил Бельяр.

– Вы правы, она в Капитолии, – отвечал эрцгерцог.

В эту минуту у входа в гостиную произошло движение, и масса мундиров раздалась на обе стороны, чтобы, очевидно, пропустить кого-то.

– Пойдемте в театральный зал, – сказала эрцгерцогиня София, – кажется, приехал император. Не правда ли, княгиня? – сказала она, обращаясь к Полине.

– Извините, ваше высочество, – отвечала княгиня Сариа дрожащим голосом, – это не император, а герцог Рейхштадтский.

Услыхав это имя, сидевшая рядом с нею молодая девушка в белом кисейном платье устремила глаза на дверь и тихо промолвила:

– Какой он бледный!

Это была Гермина Меттерних.

IV
Дебют герцога Рейхштадтского

Все с любопытством ожидали первого шага герцога в светском венском обществе, и самое искреннее удивление выразилось на лицах как дам, так и мужчин, когда он появился на пороге гостиной, весь в черном, без орденов. Его щеки казались бледнее обыкновенного среди окружающих его золотых мундиров. Высокий белый галстук обвивал его шею, а в кружевном жабо не видно было ни малейшего бриллианта. Узкий, длинный фрак, короткие брюки и шелковые чулки обрисовывали его тонкую, стройную фигуру. Без шпаги, ленты и улыбки он казался безмолвным протестом и живым упреком. Все присутствующие это хорошо поняли, и сочувственные взгляды приняли почтительный характер, а равнодушные выразили беспокойство.

– Какой странный костюм, – сказал вполголоса Меттерних эрцгерцогу Карлу, – вам не кажется, что ваш внук как будто совершает сегодня государственный переворот?

– Во всяком случае это не 18 брюмера, – отвечал фельдмаршал, стараясь обратить замечание канцлера в шутку, но в глубине своего сердца он опасался, чтобы выходка юноши не навлекла на него строгого выговора.

Между тем герцог, сопровождаемый одним из своих новых адъютантов, капитаном фон Молем, обратился к хозяину дома с любезными словами:

– Я очень вам благодарен, что вы берете на себя труд быть моим чичероне на этом прекрасном празднике.

– А я, – отвечал лорд Каули, возвышая голос, быть может, более, чем это дозволяло приличие, – осмеливаюсь поблагодарить вас, ваше высочество, за то, что вы выбрали мой дом для вашего первого появления в свете.

– Мой дед, который еще решает за меня все вопросы, – отвечал герцог, – сделал этот выбор, и я ему очень признателен.

Не продолжая далее этой легкой перестрелки, сын Наполеона направился к группе эрцгерцогинь и любезно поздоровался с ними, целуя им руки, затем он отыскал Меттерниха и, обменявшись с ним несколькими словами, подошел к эрцгерцогу Карлу.

– Здравствуйте, дедушка.

– Скажи, пожалуйста, зачем ты надел такой странный костюм.

– Я не хотел, чтобы мой мундир, даже австрийский, прикасался к красным мундирам, – отвечал просто и искренно юноша.

– Ах, ты, луарский разбойник! – заметил с улыбкой эрцгерцог.

Между тем Меттерних подготовлял театральный эффект, который должен был заставить герцога Рейхштадтского выдать себя или, по крайней мере, подчеркнуть дипломатическое значение его присутствия на балу. Канцлер сказал два слова лорду Каули, и тот направился к официальному представителю нового французского короля, генералу Бельяру.

– Генерал, – сказал он, взяв его за руку, – вы знаете молодого герцога Рейхштадтского, не хотите ли, чтобы я вас познакомил?

– Конечно, но… – начал Бельяр, покраснев…

Однако он не успел окончить своей фразы, как уже хозяин дома, как бы исполняя долг гостеприимства, представлял его юноше.

– Ваше высочество, – сказал лорд Каули, – вот генерал Бельяр, представляющий в Вене его величество…

– Любезный лорд, – перебил его герцог Рейхиггадтский, с покрасневшими от волнения щеками, – для меня генерал только старик-товарищ по оружию моего отца, и я очень рад пожать ему руку.

Он схватил дрожащую руку Бельяра и крепко ее пожал.

– Мы все, ваше высочество, хотя и служим другому правительству… – начал генерал, но герцог его перебил:

– Все равно, я вижу в вас только героя героического века, и вы всегда останетесь таким в моих глазах. Долго вы останетесь в Вене?

– Нет, маршал Мэзон будет здесь послом Франции.

– Посол Франции, какой прекрасный! Скажите маршалу от меня, что если я не буду в состоянии его посещать, то все-таки я с удовольствием буду встречаться у моего деда с таким славным представителем французской армии.

– Я передам ему слова вашего высочества.

– А знаете, генерал, никто бы не сказал, глядя на вас, что вы сражались под Жемаппом.

– Как, вы знаете, ваше высочество?

– Да. Я знаю и еще многое другое. Мне известно, что вы спасли и привели обратно во Францию египетскую армию, наконец, что вы, будучи сподвижником первых побед моего отца, находились в числе последних его верных слуг. О, как бы я желал видеть, что вы видели, и как моя молодость завидует вашим сединам!

В глазах Бельяра все запрыгало, и в ушах его зашумело. Он не заметил, как юноша, пожав ему руку, удалился, а на его выручку поспел эрцгерцог Карл, с которым он машинально направился в другую залу, бормоча про себя:

– Какой славный мальчик, какой славный мальчик!

– Что, товарищ, мой внук был бы славным для вас государем?

– Ваше высочество хотите прижать к стене бедного солдата, не годящегося в дипломаты, – произнес Бельяр. – Ну, да, признаюсь, что если 6 я знал, что встречу здесь такого принца…

– То вы не явились бы сюда представителем другого государя, – докончил начатую фразу эрцгерцог. – Не бойтесь высказать свои искренние чувства, ведь мы с вами вдвоем.

Между тем лорд Каули подошел к Меттерниху, который знал уже о его неудаче и встретил английского дипломата недовольным, гневным взглядом.

– Однако вы должны сегодня помолодеть, ваша светлость, – сказал посланник.

– Отчего?

– Оттого, что, говорят, вы присутствовали некогда при таких же сценах в Тюильри и Сен-Клу, где отец этого юноши выхвалял своих генералов перед безмолвствовавшими дипломатами.

– Да, мало ли что я видел, – ответил канцлер, – но теперь не время возвращаться к таким сценам, и будьте уверены, любезный лорд, что я укорочу память беспокойного юноши.

Сидевшая подле отца Гермина подумала: «Как отец сердится на него, однако он поступил очень хорошо».

– Я согласился сделать этот опыт, – продолжал Меттерних, – чтобы убедиться, в каком настроении находится наш заложник, но теперь обещаю вам, что он не выйдет из четырех стен своей комнаты.

– Я могу сообщить об этом в Лондон?

– Конечно, у меня не два слова, любезный лорд.

Гермина, бледная, как ее кисейное платье, подумала:

«Увы, у него два сердца!»

– Благодарю вас, ваша светлость, – сказал лорд Каули и поспешил навстречу императору, который только что подъехал к посольскому дому.

– Папа, разве есть еще заложники? – спросила Гермина, взяв за руку отца и бросая на него умоляющий взгляд.

– А, ты нас подслушала. Да, есть. Когда они ведут себя неблагоразумно…

– То что с ними делают?

– Их запирают, – отвечал Меттерних твердым голосом.

И освободившись от руки дочери, он удалился, а молодую девушку увела ее подруга Флора Вирби в другую залу, где танцевала молодежь.

Во все это время Полина спокойно ожидала, чтобы герцог Рейхштадтский подошел к ней. Она знала, что сердце его принадлежит ей, но нимало не сердилась, что так долго он не находил нужным поздороваться с ней. Она, напротив, радовалась, что он так ловко и благородно побеждал преграды, расставленные ему врагами на каждом шагу.

– Я весь день с нетерпением ждал этой минуты, – сказал он, останавливаясь наконец перед нею и почтительно ей кланяясь.

– А я занималась тем, что подготовляла будущее. Франц вам доложил обо всем?

– Да, я готов.

– Значит, вы отсюда…

– Я пойду отсюда с моим адъютантом на маскарад графини Клари. Капитан Моль согласился с удовольствием на эту шалость. Домино и маски для нас обоих лежат в карете, и в этом черном костюме никто меня не узнает.

– Вы уедете отсюда как можно скорее, а главное, один покинете дом графини Клари.

– Конечно, конечно, оттуда я прямо полечу к Францу, и там я вас увижу.

– Да. Но главное, не бойтесь кучера того экипажа, который вас будет ждать у дома графини; его зовут Карл Греппи. Вы можете ему вполне довериться, а найдете вы его с почтовой коляской у сада графини.

– Хорошо, через час я буду на дороге в Шенбрунн, а через два мы будем оба вне всякой опасности.

– Франц поедет с нами, не правда ли?

– Да. Но берегитесь. Меттерних не сводит с нас глаз. Он, вероятно, очень недоволен вашим поведением.

– А я разве дурно поступил?

– Нет, все вас одобрили.

– А вы?

– Я узнала в вас того, кого люблю.

Он почтительно поклонился по всем правилам светского искусства, но в эту минуту их души слились в одном пламенном взгляде.