Текст книги "Подлинная история тамплиеров"

Автор книги: Шаран Ньюман

Однако, подобно библейскому Лазарю, этот орден воскрес. Случилось это в 1910 году. Ныне он превратился во всемирную христианскую благотворительную организацию с отделениями в Европе и Северной Америке. Как и в случае с тамплиерами, история рыцарей Святого Лазаря была слишком захватывающей, чтобы навсегда исчезнуть с горизонта.

Орден Святого Фомы в Акре

По мнению английского паломника и хрониста Ральфа Дикетского, Орден Святого Фомы в Акре возник благодаря обету некоего священника по имени Уильям, который был застигнут в море бурей. Испуганный, страдающий от морской болезни, Уильям поклялся, что, доведись ему снова ступить на твердую землю, «он построит и посвятит святому мученику Фоме красивейшую часовню и кладбище при ней. И свершилось по словам его» [403]403
  Ralph of Diceto, Opera historia, ed. W. Stubbs (Rolls Series, ii, London, 1876), pp. 80–81. В качестве святого Фомы выступил Томас Бекет, архиепископ Кентерберийский, убитый в стенах Кентерберийского собора 29 декабря 1170 года по воле короля Генриха II.


[Закрыть]. Однако летописцы более позднего времени утверждают, что этот орден учредил крестоносец по имени Юбер Вальтер, а Матвей Парижский, английский летописец середины тринадцатого века, считал, что клятву на корабле, плывущем по бурному морю, произнес не кто иной, как Ричард Львиное Сердце. Разумеется, Ричарду в конце концов и приписали честь основания ордена – ведь он был не только королем, но еще и сыном Генриха II, который приказал убить святого Фому, или Томаса Бекета. В такой версии эта история выглядит более привлекательно.

Кем бы ни был основатель Ордена Святого Фомы в Акре, возникло это братство во время или по завершении Третьего крестового похода, после падения Иерусалима в 1187 году и перемещения королевского двора в Акру.

Первоначально задачи ордена сводились к заботе о неимущих и погребению мертвых. Причт церкви Святого Фомы уделял особое внимание английским паломникам, которые не говорили на французском, то есть на языке латинских королевств. Орден не был достаточно заметен, чтобы привлекать щедрые дары и пожертвования, и вел довольно скудное существование до 1228 года, когда братьев посетил епископ Уинчестерский Пьер де Рош. Епископ решил, что орден слишком беден, а его братья впали в «беспутство». Они были скорее канониками, чем монахами, – это означало, что жили члены ордена не все вместе, а каждый в своем доме. В иных местах такое положение приводило к нарушению братьями обетов бедности и целомудрия, поэтому одной из важных реформ в церковной жизни двенадцатого века стала замена многих каноников в кафедральных соборах монахами, которые находились под постоянным контролем настоятеля.

Пьер де Рош приехал на Святую землю с отрядом крестоносцев и сам предпочитал вести жизнь воина. Он избавился от каноников (не проливая крови) и превратил братство Святого Фомы в Акре в военный орден, живший скорее по уставу тевтонских рыцарей, чем тамплиеров. Это означало, что за братьями оставалась обязанность проявлять заботу о бедных и недужных, хотя главным их делом становилась военная служба.

Сейчас трудно судить, насколько ордену удалось выполнить это предназначение. Хроники не засвидетельствовали участия братьев Святого Фомы в каких-либо крупных сражениях. Однако к 1256 году им удалось получить от папы те же привилегии, которыми Святой престол уже одарил тамплиеров и госпитальеров.

Орден смог получить кое-какие пожертвования в виде земельных наделов, в основном в Англии. Пьер де Рош был ревностным сторонником короля Иоанна, брата Ричарда, а также опекуном его сына, будущего короля Генриха III, поэтому его покровительство помогло Ордену Святого Фомы получить дары и от королевской семьи. В то же время истинного процветания орден так и не достиг. В 1279 году его церковь в Акре все еще оставалась недостроенной из-за нехватки средств. Более того, в конце тринадцатого века тамплиеры предприняли попытку присоединить к себе этот орден; ведь даже само здание в Акре, где жили братья Святого Фомы, находилось в собственности Ордена рыцарей Храма. Между двумя братствами был заключен некий договор об объединении, но, поскольку многие члены Ордена Святого Фомы энергично возражали против поглощения их братства тамплиерами, окончательного слияния орденов так и не произошло.

После падения Акры в 1291 году остатки Ордена Святого Фомы вместе с тамплиерами и госпитальерами переместились на Кипр, однако, не найдя себе там должного применения, уже в начале четырнадцатого века орден перенес свою главную резиденцию в Лондон, сохранив за собой на Кипре лишь одно небольшое укрепление.

Обосновавшись в Лондоне, братья решили, что устав тевтонских рыцарей им больше не подходит, и восприняли правила августинцев, согласно которым им следовало вернуться к монашеской жизни, отказавшись от военной деятельности.

В последующие годы орден в основном обеспечивал местами для проживания своих знатных покровителей, которые приезжали в Лондон. Кроме того, он открыл в Лондоне грамматическую школу, которая просуществовала там до воцарения Генриха VIII. К тому времени, когда этот монарх закрыл все монастыри, покровителями Ордена Святого Фомы были уже не знатные семейства, а лондонские купцы. Имущество ордена приобрела гильдия торговцев тканями.

Орден Святого Фомы в Акре стал одним из довольно многочисленных квазивоенных орденов, возникших по примеру Ордена тамплиеров. Временами у братьев этого ордена возникало желание обрести такие же влияние и богатство, какими обладали два ведущих ордена – рыцари Храма и госпитальеры. Но в 1307 году, когда за тамплиерами пришли люди короля, многие возносили благодарственные молитвы за то, что планам превратить рыцарей Святого Фомы в членов Ордена Храма Соломона не суждено было воплотиться в жизнь.

Глава тринадцатая. Бафомет

Во время суда над тамплиерами им, в частности, вменялось в вину поклонение идолу, называемому Бафометом. Поскольку инквизиторам это имя было знакомо, они сочли обвинение правдоподобным. В Средние века большинство европейцев имели смутное представление о мусульманских верованиях. Хотя в 1140-е годы по просьбе клюнийского аббата Петра Достопочтенного и под его руководством Коран был переведен на латынь, люди, как правило, черпали свои знания об этой религии из светской литературы.

Французские chansons de geste (песни о героических деяниях) изобиловали сценами сражений с сарацинами – так они называли мусульман. Сарацины в этих произведениях были язычниками, которые поклонялись множеству богов, в том числе Аполлону и Бафомету. В различных формах Бафомет нередко появлялся в героических поэмах и всегда ассоциировался с исламом. Например, в эпосе двенадцатого века «Эмери Нарбоннский» («Aymeri de Narbonne») под этим именем выступает один из сарацинских властителей, в битву с которым вступает герой [404]404
  Aymeri de Narbonne, ed. Louis Demaison (Paris: Societe des Anciens Textes Francais, 1887), pp. 13–14.


[Закрыть]:

 
Rois Baufumez…
Avec aus.xx. paien arm?
Que Deu ne croient le roi de majest?
Ne sa mere hautisme.
 
 
Король Бафомет…
С двадцатью языческими воинами,
Которые не веруют ни в Господа, царя царей,
Ни в его небесную матерь.
 

В поэме конца двенадцатого или начала тринадцатого века «Песнь об Антиохии» («Chanson dAntioche») дядю одного из сарацинских воинов зовут Bausumes, или Baufreme. В «Детстве Гийома» («Enfances Guillaume»), тринадцатый век, появляется мусульманин по имени Balfumes.

Принято считать, что «Бафомет» – искаженная форма имени Мухаммед, что с лингвистической точки зрения вполне возможно. В моем распоряжении оказался отрывок из стихотворения тамплиера Рико Бономеля, написанного в середине тринадцатого века, где поэт оплакивает погибших христианских воинов: «Воистину, кто бы ни пожелал сие увидеть, может убедиться, что Господь оказался на их (язычников) стороне. Бог почивает в то время, когда Ему следовало бы бодрствовать, а Бафомет тем временем всею своею мощью споспешествует Меликадезеру (Байбарсу – мамелюку, правившему Египтом в то время)» [405]405
  Alain Demurger, Jacques de Molay: Le crepuscule des templiers (Biographie Payot, Paris, 2002), p. 63.


[Закрыть].

Мы не нашли сведений, указывающих на то, что Бафомет – имя одного из древних божеств.

Так называемый идол тамплиеров вообще очень редко наделялся каким-нибудь именем. Во время процесса большинство храмовников утверждали, что им ничего не известно об идоле. Сержант Пьер д’Орак признался, что во время инициации отрекался от Христа, но, по его словам, «никогда не видел и даже не слышал о существовании какого-то идола в форме головы» [406]406
  Roger Seve and Anne-Marie Chagny Seve, Le Proces des Templiers a Auvergne 1309–1311 (Paris, 1986), p.142.


[Закрыть]. То же говорили Элиас де Жотро, служитель ордена, и Пьер де Шарют. Многие тамплиеры – даже те, кого подвергли пытке, – стояли на том, что вообще не понимают, о чем их спрашивают дознаватели.

В то же время все братья ордена, признавшиеся в грехе поклонения идолу, описывали его по-разному. Один говорил о голове бородатого мужчины, «который и был Бафометом». Другой описывал некую фигуру, называемую Яалла (сарацинское слово, возможно, имеется виду Аллах). Упоминались также «черно-белый идол и деревянный идол» [407]407
  Malcolm Barber, The Trial of the Templars (Cambridge University Press, 1978), p. 62.


[Закрыть].

Один из тамплиеров, рыцарь Вильгельм д’Эрбле, заявил, что в Париже был свидетелем почитания некой головы. «Он часто видел водруженную на алтарь серебряную голову, и почти все братья в зале собраний поклонялись ей. И была это, как он слышал, голова одной из одиннадцати тысяч девственниц» [408]408
  Jules Michelet, Le Proces des Templiers (Paris, 1841; rpt. Paris: fiditions du C.T.H.S., 1987), vol. I, p. 502.


[Закрыть]. Святая Урсула и ее одиннадцать тысяч девственниц почитались членами ордена за твердость в вере перед лицом смерти (см. соответствующую сноску к главе «Обвинения против тамплиеров»). Если подобное мужество проявили женщины, полагали братья, то и рыцари Храма не могли показать слабость в своей вере. После дополнительных стараний инквизиторов Вильгельм припомнил, «что голова эта, как ему представлялось, имела два лица и серебряную бороду, и вид ее был ужасен» [409]409
  Jules Michelet, p. 502.


[Закрыть]. В парижский Тампль был тут же послан человек с наказом отыскать среди имущества тамплиеров какие-либо головы – металлические или деревянные. Через некоторое время посланный вернулся с серебряной позолоченной головой женщины. Внутри головы находился холщовый мешочек с черепными костями. Ярлык, прикрепленный к мешочку, гласил, что это кости головы номер пятьдесят восемь из одиннадцати тысяч [410]410
  Там же, vol. Ill, p. 218. Это же какое раздолье для торговцев священными реликвиями! Кстати, в 1156 году близ Кельна проводились дополнительные раскопки, в результате которых обнаружились останки еще нескольких девственниц. См. об этом: Paul Gueron, Vie des Saints, Vol. XII (Paris: Bollandistes, 1880), p. 497.


[Закрыть]. Другие головы обнаружить не удалось.

Историкам остается выбрать между двумя вариантами. Первый состоит в том, что тамплиерам удалось заблаговременно узнать о прибытии инквизиторов и они успели спрятать того идола, которому в действительности поклонялись. Согласно второму варианту, Вильгельм д’Эрбле, испугавшись жестоких пыток, просто-напросто выдумал своего двуликого идола, а единственная найденная у храмовников голова оказалась ракой, в которой хранились кости одной из девственниц святой Урсулы, а именно девственницы № 58. Я склоняюсь к последней версии.

Во владении братьев Ордена Храма предположительно имелась еще одна голова – святой Евфимии Халкидонской, греческой великомученицы раннехристианской эпохи. Эта реликвия хранилась в кипрской резиденции тамплиеров. После прекращения деятельности ордена ее вместе с прочим имуществом храмовников передали госпитальерам. Последние увезли голову на Мальту, где, по всей вероятности, в 1798 году ею завладели наполеоновские солдаты. Если это предположение справедливо, то останки святой Евфимии упокоились на морском дне у берегов Египта вместе с французским судном «Ориент».

Хотя мы и лишились головы святой Евфимии, у нас есть достаточно оснований полагать, что она мало отличалась от головы девственницы № 58. Будь в ее облике что-то особенное, об этом непременно бы высказались госпитальеры или ученые более позднего периода.

Впрочем, я спешу успокоить тех читателей, которых, возможно, огорчила частичная пропажа останков этой святой. На самом деле тело святой великомученицы целиком и полностью, вместе с головой, по сю пору хранится в Стамбуле в церкви Святого Георгия. Похоже, тамплиеры попались на удочку нечистого на руку торговца святыми реликвиями и оказались среди тех, кто приобрел частицы Животворящего Креста или крайнюю плоть Иоанна Крестителя.

А Бафомет есть не что иное, как плод воображения, в действительности никогда не существовавший.

Глава четырнадцатая. Катары

У катаров и тамплиеров определенно есть общие черты. Те и другие соблюдали обет безбрачия, тех и других обвиняли в ереси, тех и других подозревали в сокрытии сокровищ и, наконец, те и другие были уничтожены. Еще одна общая черта: и катары, и храмовники оказались вовлеченными во множество не лишенных интереса предположений и догадок, касающихся вещей, к которым они не имели ни малейшего отношения, – например Святого Грааля.

Так кем же были катары?

Религия катаров включает в себя верования, существовавшие многие столетия, а возможно, и тысячелетия. Сталкиваясь с жестокостью и неизбежными проявлениями несправедливости в жизни, некоторые люди решили, что добрый Бог не может нести ответственность за это безобразие. Не соглашаясь с той точкой зрения, что Господь посылает людям испытания или наказывает их за грехи, они пришли к заключению, будто Бог не является всемогущим. В некоторых формах этих верований предполагается существование двух богов – добра и зла, которые пребывают в постоянной борьбе друг с другом за власть над людьми. В тех религиях, которые исходят из существования единого всемогущего Бога, эта сила зла, другими словами – дьявол, все же находится под контролем Неба. Катары же наделяют дьявола большим влиянием на судьбы людей.

Вера в то, что мир есть зло, влечет за собой убежденность, что бог зла ответствен не только за проявление зла в этом мире, но и за мир в целом. Бог добра правит на Небесах и желает, чтобы души людей отправлялись (или возвращались) именно туда. В этом случае все, что имеет отношение к земному имуществу или продолжению рода, суть мерзость, ибо оно лишь продлевает время, проведенное вдали от Неба. Поэтому истинно верующий дуалист не употребляет в пищу ничего, что было получено в результате совокупления животных – мясо, яйца или даже молоко. Недаром один охотник за еретиками поделился своим опытом, сказав, что распознает свою жертву, в частности, по бледности лица.

Существовало довольно много разновидностей этой веры, ориентированной на существование двух богов. Ученые предпринимали попытки связать истоки верований катаров с раннехристианскими гностиками или манихейством – позднеримской религией, которой одно время был увлечен святой Августин. Однако, несмотря на определенное сходство, непосредственной связи между катарами и раннехристианскими верованиями, скорее всего, не существует.

Религия катаров (кагаризм) зародилась, по всей вероятности, на территории современной Боснии в середине десятого века и затем утвердилась в Болгарии. Первым известным нам проповедником связанных с катаризмом религиозных идей является болгарский священник Богомил, имя которого означает «достойный Божьей милости». В нашем распоряжении имеется речь проповедника десятого века Космо, в которой тот обрушивается на последователей Богомила. Из этой речи явствует, что богомилы были одной из многочисленных групп, желавших, скорее, реформировать христианскую церковь, чем расстаться с ней. Они не поклонялись кресту: зачем восславлять орудие убийства? Они указывали на лицемерие церковных иерархов, и с этой критикой даже Космо был вынужден согласиться. Но его ужасало, что богомилы вовсе отвергали Ветхий Завет, а Новый Завет признавали лишь частично.

Космо заявляет, что вера богомилов ложна и что их смирение и воздержанность в пище притворны и рассчитаны на внешний эффект. Они носят с собой Евангелие, но не понимают его истинной сути. Самое пагубное их заблуждение, по мнению Космо, заключается в том, что «все в мире существует по воле дьявола: небо, солнце, звезды, воздух, земля, человек, церкви, кресты – все, что исходит от Бога, они приписывают дьяволу» [411]411
  Cosmos, «Sermon against Bogomilism, 970», в книге Heresy and Authority in Medieval Europe, ed. Edward Peters (University of Pennsylvania Press, 1980), pp. 113–114.


[Закрыть]. Наконец, эти еретики не видели никакой надобности в священнослужителях – они исповедовались друг другу и друг другу отпускали грехи.

Эти две особенности вероучения отделяли дуалистов от других христиан, и преодолеть подобный разрыв не представлялось возможным.

В середине двенадцатого века существовало множество реформаторских движений. Некоторые из них возникли с одобрения церкви и превратились в новые монашеские ордена – например, цистерцианский и францисканский. Другие же были объявлены еретическими и запрещены – к ним, в частности, относятся вальденсы и катары. Немало людей, неудовлетворенных своей жизнью и событиями в окружающем мире, охотно воспринимали новые вероучения, особенно если они включали в себя уже знакомые сюжеты об Иисусе Христе и обнажали низменные качества церковных иерархов.

Религия богомилов постепенно распространялась на Западную Европу, следуя торговыми путями через Италию, вдоль Рейна и через Южную Францию, где оказалась лишь одним из многих альтернативных вероучений. Например, в начале двенадцатого века некий проповедник по имени Генрих пришел в город Ле-Ман и испросил у тамошнего епископа Гильдеберта разрешения на свои проповеди. Гильдеберт такое разрешение дал, а сам на некоторое время уехал в Рим. По возвращении он обнаружил, что жители Ле-Мана решили, будто им вообще более не нужны священнослужители, и епископа просто-напросто не впустили в его собственный город. Со временем Гильдеберт вернул себе контроль над паствой, а Генрих прилюдно отрекся от своих еретических мыслей и уединился в одном из монастырей. Однако довольно скоро он снова вышел на свободу и продолжил свою проповедническую деятельность где-то в другом месте. Нам неведомо, чему именно учил своих последователей Генрих, кроме сильнейшей антипатии к официальному духовенству, но и этого оказалось достаточно, чтобы снискать популярность.

Еще одним проповедником, чья деятельность продолжалась почти двадцать лет (1116–1136 годы), был Пьер де Брюи. Проповедовал он в долине Роны, на юго-востоке Франции. Некоторые из его «ересей» всплыли в позднейших протестантских течениях. Главные пункты вероучения Пьера сводились к следующему: крещение младенцев не имеет смысла, ибо для восприятия религии человеку необходимо быть в разумном возрасте; церкви не нужны вовсе, «поскольку Господь слышит взывающих к Нему из кабаков столь же хорошо, как возносящих молитвы в храмах» [412]412
  Peter the Venerable, abbot of Cluny, «Against the Petrobrusians», в книге Walter L. Wakefield and Austin P. Evans, ed. and tr. Heresies of the High Middle Ages (Columboa University Press, 1969), pp. 120–121.


[Закрыть]; поклоняться кресту не следует, поскольку это орудие пытки; месса не является таинством; поминальные молитвы и принесение даров усопшим лишены смысла, ибо помочь мертвецам люди не в силах.

Генрих избегнул наказания за свои проповеди, чего нельзя сказать о Пьере: в городе Сен-Жиль он попытался сжечь крест, но вместо этого разъяренные горожане сожгли его самого.

Пьер и Генрих были лишь двумя из многочисленной армии странствующих проповедников. Только некоторым из них удалось привлечь к себе последователей и основать общины. Еще меньше было тех, кто смог изложить свои взгляды на письме. Действовали они, разумеется, не только в Южной Франции, но и по всей Европе.

Первые признаки движения богомилов на запад отмечены в начале сороковых годов двенадцатого века, когда настоятель одного из монастырей близ Кельна отправил Бернару Клервоскомупослание, в котором просил его возвысить свой голос против группы еретиков, появившейся в округе. Кое-какие обычаи этих еретиков были свойственны и катарам – скажем, крещение взрослых возложением рук, а не водой, – но тем не менее для причисления этой группы к катарам у нас слишком мало сведений.

В 1145 году Бернар отправился на юг Франции с проповедями против еретиков. В первую очередь его заботили приверженцы Генриха и Пьера, но, помимо них, в поле зрения Бернара попали люди, которых его спутник и биограф Жоффруа д’Оксер назвал «арианами». Бернар не стал уделять им особое внимание, однако из сохранившихся записей можно понять, что представление этих людей о природе Христа отличалось от принятого официальной церковью. У Бернара сложилось впечатление, что к этой группе еретиков принадлежат в основном ткачи, жившие в Тулузе. Что касается катаров, то они в то время были слишком малочисленны, чтобы вызвать особое беспокойство Бернара Клервоского.

Однако за последующие сорок лет движение катаров стремительно распространилось по всей Окситании. Причина этого остается загадкой на протяжении веков, поскольку в иных местах это учение, после некоторых первоначальных успехов, довольно быстро сошло на нет. По-видимому, тут дело в сочетании нескольких факторов: слабости местного духовенства, привлекательности вероучения катаров, достойного всяческих похвал их образа жизни и провозглашения равноправия получивших доступ в общину женщин. Преобладание женщин среди катаров не является случайным; здесь им было дозволено становиться священниками, а эта идея имела многочисленных сторонников.

Не в пример большинству еретических сект катары отличались хорошей организацией. В 1160-х годах у них были свои священнослужители и епископы. Это сделало движение более заметным и представляющим куда большую угрозу для официальной церкви, чем другие ереси. Кроме того, последователи катарской доктрины не оказывали никакой (в том числе финансовой) поддержки местному духовенству.

Катары подразделялись на две группы. Большинство принадлежало к так называемым «кредентес», то есть верующим. Они старались вести праведную жизнь в согласии со своим учением, но не прибегали к крайним формам отречения от плотской стороны, как это было свойственно представителям второй группы – «перфекти», или «совершенным». Последние, как подсказывает их название, стремились придерживаться более строгих норм поведения. Они проводили время в молитвах и проповедях своей веры, строго соблюдали целомудрие, постились, никогда не употребляли в пищу мясо, яйца или сыр.

На первых порах различные ордена направляли к катарам своих проповедников, дабы развеять их пагубные заблуждения. Сведения об этих заблуждениях мы черпаем в основном из дошедших до нас текстов с аргументацией этих проповедников, а из содержащихся там же контраргументов катаров можно узнать немало и об их вероучении. Например, «они („совершенные“) лживо утверждали, будто соблюдают целомудрие; они тщились сделать вид, будто никогда не лгут, а на самом деле постоянно живут во лжи, в особенности там, где это касается Господа; они заявляли, что люди ни при каких обстоятельствах не должны клясться… Они воистину чувствовали себя в безопасности и полагали, что могут свободно и безнаказанно предаваться греху, ибо верили, что спасутся без воздаяния за совершенное зло, без исповеди и покаяния, стоит им в предсмертных муках прочесть „Отче наш“ и удостоиться возложения рук от своих наставников» [413]413
  Peter of Vaux-de-Cernay, «А Description of Cathars and Waldenses», in Walter L. Wakefield and Austin P. Evans, ed. and tr. Heresies of the High Middle Ages (Columboa University Press, 1969), p. 239.


[Закрыть].

Из этого можно сделать вывод, что они были целомудренны, избегали лжи, не клялись и не верили в посредничество священнослужителей. У катаров было в ходу крещение особого вида, «консоламентум», которое каждый мог принять лишь однажды. Как и в раннехристианских общинах, многие катары принимали крещение лишь на смертном одре. Многие ли могут быть тверды в убеждении, что не отпадут от своей веры? Именно поэтому тех, кто принимал «консоламентум», не достигнув старости, почитали как «совершенных».

В конце концов папа Иннокентий III и другие иерархи пришли к пониманию, что контроль над ситуацией утрачен. Даже Раймунд VI, граф Тулузский, считался если не катаром, то, во всяком случае, сочувствующим этому движению. В 1208 году Иннокентий отлучил Раймунда от церкви и призвал к крестовому походу против катаров. Последовала долгая и беспощадная война. Каждый десятый катар был предан смерти, и большая часть Окситании оказалась под властью французской короны.

Последним оплотом катаров стала крепость Монсегюр, расположенная на высокой горе на юге Франции. Несколько сотен защитников в течение двух лет удерживали крепость против французской армии. Наконец стало ясно, что сдача Монсегюра неизбежна. 14 марта 1244 года защитники крепости спустились по крутой тропе и без тени страха направились к приготовленному для них костру. Более двухсот мужчин, женщин и детей погибли в огне вместе со своими предводителями.

Укоренившаяся в сознании, хотя и ничем не подтвержденная легенда гласит, что в ночь накануне сдачи крепости и гибели ее защитников с утеса, на котором стоял замок Монсегюр, было тайно спущено некое сокровище. Оно, как предполагалось, было столь важным, что ради него стоило отдать жизнь. И хотя нет никаких доказательств его существования, некоторые версии легенды утверждают, что впоследствии сокровище катаров перешло к тамплиерам.

Глядя на Монсегюр, трудно себе представить, каким образом тяжелые сундуки с драгоценностями можно темной ночью спустить по обрывистым склонам горы, со всех сторон окруженной врагами. Зато легко понять, как на такой круче катары смогли продержаться целых два года.

Так что же на самом деле связывало Орден Храма и катаров?

Один популярный, но изобилующий ошибками труд утверждает, что среди катаров находились тайные тамплиеры, Великий магистр ордена Бертран де Бланфор (или Бланшфор) сам был катаром и выходцем из семьи катаров, а братья ордена предоставляли преследуемым катарам убежище [414]414
  Michael Baigent, Richard Leigh and Henry Lincoln, The Holy Blood and the Holy Grail (New York: Random House, 1982), p. 70.


[Закрыть]. Чтобы прокомментировать все ошибки этой книги, понадобилась бы целая команда историков, и я с удовольствием вошла бы в их число. Пока же давайте рассмотрим аргументацию авторов.

Утверждение, что Бертран был катаром, основано на двух грамотах, датированных 1130-ми годами, то есть десятилетием раньше, чем появилось первое упоминание о катарах в Окситании. Впрочем, подумала я, пытаясь идти навстречу авторам, ведь семья Великого магистра могла обратиться в веру катаров на раннем этапе движения. Однако, взглянув на эти грамоты, я выяснила, что речь в них идет не о Бертране де Бланфоре, а о Бернаре де Бланшфоре, то есть совершенно другом человеке. Не исключено, что они состояли в родстве, но никаких указаний на это обстоятельство я не нашла. Кроме того, источник, которым воспользовались авторы, представляет собой некую компиляцию грамот тамплиеров, собранных из разных архивов. Две упомянутые грамоты взяты из архива Дузена («Картулярий Дузена»), одного из первых командорств ордена в Окситании. С этим я решила разобраться подробнее.

В командорстве Дузен оказалось еще несколько грамот, подписанных Бернаром де Бланшфором, которые свидетельствовали о пожертвованиях ордену от целой группы дарителей. Бернар вместе с несколькими соседями передал тамплиерам земельный надел. Установлено также, что в 1130-х годах сама семья Бланшфоров также одаривала орден, а в 1147 году племянница Бланшфора передала храмовникам Дузена земельный участок. Означает ли это, что Бланшфоры благоволили к Ордену Храма? Возможно, это так. Не исключено, правда, что они всего лишь присоединились к целой группе жертвователей. Означает ли это, что Великий магистр Бертран де Бланфор был членом этого семейства? Вовсе нет. Во Франции существует несколько семей Бланфоров и Бланшфоров, так что существующих данных явно недостаточно.

Итак, неизвестно, входил Бертран в эту семью или нет; впрочем, у нас нет и доказательств принадлежности Бланшфоров к катарам. Замечу при этом, что большинство населения Окситании вовсе не было активными членами катарской общины.

И наконец, как обстоит дело с утверждением, что тамплиеры укрывали преследуемых катаров? Авторы дают в этом месте следующее разъяснение: «Документ, найденный в архиве семейства де Брюйер и Молеонов, содержит указания на то, что храмовники Кампани и Альбедюна (Безю) открыли дом, где находили приют „добрые люди“ из катаров. Этот документ, наряду с другими, был утрачен во время войны в ноябре 1942 года» (курсив мой. – Ш.Н.) [415]415
  Michael Baigent… p. 515.


[Закрыть].

Какая досада!

Помимо пропавших документов, которые, видимо, так и не успели скопировать, никаких свидетельств связи тамплиеров с катарами не существует. Храмовники отказались воевать с этими еретиками по той же причине, по которой не присоединились к крестовому походу на Константинополь или не дали вовлечь себя в войны с папами. Делом ордена было сражаться с сарацинами и отвоевывать для христиан Святую землю.

Вильгельм де Пюилорен, летописец крестового похода на катаров, упоминает о тамплиерах довольно скупо, но всегда отмечает, что они были на стороне Римской церкви. Когда сторонник катаров граф Раймунд Тулузский приказал повесить своего родного брата Балдвина, «братья Ордена Храма попросили отдать им его тело, сняли его с виселицы и похоронили близ церкви в монастыре Лавальдье» [416]416
  W. A. Sibly and М. D. Siblv tr., The Chronicle of William of Puylaurms (Boydell, Woodbridge, 2003), p. 50.


[Закрыть].

Сейчас принято считать, что поход на катаров осуществлялся папой и французским королем. На самом деле это была и гражданская война. Балдвин принял сторону церкви и пошел на брата. Тамплиеры ему сочувствовали. Но те же храмовники, что похоронили брата Раймунда, предоставили убежище епископу Тулузы, когда тот не смог вернуться в город, занятый катарами.

Не вызывает сомнения, что тамплиеры Окситании хорошо знали катаров, а кое-кто из них состоял с ними в родстве. Многие семьи оказались разделенными религиозной пропастью. Это не было редкостью. Один историк, который попытался установить связи между храмовниками и катарами, обнаружил лишь трех человек, обвиненных в ереси, причем после их смерти. Каждый из них либо дарил, либо продавал землю тамплиерам командорства Ма Дье. Двое из них были оправданы. Третий, Пьер де Фенуйе, причастившись Святых Тайн, умер и был похоронен в Ма Дье в 1242 году. Суд, состоявшийся через двадцать лет, признал доказанным, что Пьер был практикующим катаром и что тамплиеры позволили «совершенным» явиться в командорство и совершить над Пьером обряд «консоламентум». В результате Пьер де Фенуйе был посмертно осужден, его останки извлекли из могилы и сожгли.

Правда ли все это? Мне сие неизвестно. Инквизиция не отличалась скрупулезностью ведения дел, но, возможно, все так и было. Однако означает ли это, что тамплиеры командорства Ма Дье были еретиками? Отнюдь. Могло существовать немало иных причин, по которым они позволили похоронить Пьера на своем кладбище. Если Пьер был богатым покровителем ордена или просто добрым другом, храмовники могли сделать вид, что ничего не знают о его религиозных пристрастиях. Трудно не исполнить волю умирающего, особенно если вы его хорошо знаете и любите.

За несколько лет до смерти Пьера де Фенуйе глава командорства Ма Дье выступал свидетелем обвинения на процессе катаров. Так что никаких указаний на то, что тамплиеры были катарами или сочувствовали этому движению, в природе не существует. С другой стороны, известно, что графу Раймунду VI, отлученному от церкви за ересь, дали приют и защиту госпитальеры. Почему в таком случае братьев этого ордена не заподозрили в том, что они помогли катарам спасти свое сокровище? Да хотя бы потому, что тамплиеров уже обвинили в ереси, Орден Храма уничтожили и в его еретичности не могло быть сомнений.

Обвинения против тамплиеров имели целью среди прочего напомнить людям о судьбе катаров, которые действительно отошли от официальной религии. Но никакого сходства между действительным вероучением катаров и верой храмовников не было. Хотя и тех и других обвиняли в поклонении черному коту, и тех и других обвиняли в гомосексуализме: катаров – потому что они проповедовали против продолжения рода, а тамплиеров – потому что среди них были молодые воины, давшие обет целомудрия, а кто же не знает, к чему такое может привести?