Текст книги "Нарушенные клятвы (ЛП)"

Автор книги: Ш. У. Фарнсуорт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Ник наклоняет голову.

– Почему? Есть спрос, и я обеспечиваю предложение. Почему я должен отвечать за решения другими людьми?

– Твом решения затрагивают других людей. Невинных людей.

– Ты винишь свою маму? Или ее дилера?

Я замираю на минуту.

– Дело не в этом.

– Хорошо.

Его легкое согласие сводит с ума.

– Нет. Она была больна. Она была наркоманкой. Решения принимала не она, а болезнь.

– Хорошо, – повторяет он.

– Перестань быть любезным. Это раздражает.

– Ты предпочитаешь, чтобы я с тобой спорил?

– Я не знаю. – Я беру свое вино и осушаю бокал. – Я не знаю. – Мой голос слабый и неуверенный, повторяющий одни и те же слова.

Я встаю и делаю шаг вперед, слегка покачиваясь. Внезапно Ник оказывается рядом, тепло его тела поддерживает меня в вертикальном положении.

Вместо того, чтобы отодвинуться, я принимаю идиотское решение прижаться ближе. От него пахнет сосной и кожей. Рядом с ним я чувствую себя надежно и под защитой, что иронично, учитывая, чем он занимается. Я думала, что он такой, пока он не исчез. До того, как я увидела, как грозные мужчины боятся его.

Моя голова откидывается назад, чтобы я могла лучше рассмотреть лицо Ника. Его подбородок сбоку покрыт легким слоем щетины. Прежде чем я успеваю остановить свой мозг, я представляю, как она трется о внутреннюю сторону моих ног.

Я отбросила эту мысль так же быстро, как она появилась.

– И что же он ответил?

– Хмм? – На несколько секунд кажется, что моя близость влияет на Ника так же, как его близость влияет на меня.

– Лео, – уточняю я. – Что он ответил, когда ты признался?

– Он сказал, что не против, что я его отец.

Мои глаза снова фокусируются на выражении его лица.

– И это все?

– У него были еще вопросы о складе. Он хотел увидеть все оборудование. Посмотреть несколько спарингов. Понаблюдать за мной. – Ник улыбается.

– Ты дрался? – Я немного отстраняюсь, чтобы лучше рассмотреть его. Все кажется на своих местах.

Его ухмылка становится шире, когда он понимает, что я делаю.

– Роман не смог нанести ни одного удара.

– Высокомерие непривлекательно, – говорю я ему. Но это ложь. Оно очень, очень идет Нику. – Может быть, он был снисходителен к тебе.

Его ухмылка приобретает зловещий оттенок.

– Нет.

Это слово наполнено чем-то другим.

Впервые я вижу это. Я могу представить Ника Паханом, выкрикивающим приказы, которые немедленно выполняются. Это должно вызывать страх. Вместо этого я испытываю нечто, что больше похоже на очарование.

– Спокойной ночи, Лайла.

Не сказав больше ни слова, Ник поворачивается и уходит.

ГЛАВА 17

НИК

Алекс звонит, когда я заканчиваю встречу в «Лендинг». Это один из лучших клубов Москвы и один из многих бизнесов, которыми я владею в городе. Сергей, здешний менеджер, не вовлечен в уродливую сторону моей деятельности. Но он хорошо осведомлен о ней. Каждую нашу совместную встречу он проводит с таким видом, будто готов наложить в штаны. Другими словами, здоровые рабочие отношения. Я не волнуюсь, что он будет пренебрегать преимуществами или создаст другие проблемы. Он не глуп и компетентен.

Я все равно предупреждающе крепко сжимаю его руку, прежде чем уйти.

Я отвечаю на звонок Алекса, как только спускаюсь вниз.

«Лендинг» разделен на несколько этажей, каждый из которых рассчитан на определенную аудиторию. Первый этаж занимает длинный бар и танцпол с кабинкой диджея в дальнем углу и кожаными VIP-ложами вдоль стены напротив бара. Официанты в униформе бросают на меня взгляд, затем быстро отворачиваются, когда раздается звонок.

– Как они? – Алекс даже не утруждает себя простой шуткой.

– Отлично, – говорю я, игнорируя одну из женщин-барменов, когда она не слишком деликатно приблизилась ко мне.

Она отходит от меня, опустив глаза с покрасневшими щеками. Моя реакция – это рефлекс на всех официанток, которые улыбаются в моем присутствии.

Я никогда не трахал никого из своих сотрудников. Но я обдумывал эту идею. Потакал их флирту. Меня сбивает с толку осознание того, что я не замечаю красивых женщин, даже не смотрю на них – из-за женщины, с которой я не спал девять лет.

– Алло?

– Что? – Спрашиваю я, понимая, что пропустил мимо ушей все, что говорил Алекс.

Он вздыхает.

– Отцовство сделало тебя еще менее разговорчивым. Я не думал, что это возможно.

Холодный воздух ерошит мои волосы, когда я выхожу на улицу. Григорий и Роман ждут. Я быстро киваю им, давая понять, что встреча прошла без проблем, прежде чем сесть в свою машину и помчаться по оживленной улице. Никто не сигналит, когда я их подрезаю. Нельзя ездить на такой дорогой машине и позволять кому-то подрезать меня.

– Какие-то проблемы? – Спрашиваю я Алекса, сворачивая на знакомую дорогу, ведущую обратно к поместью.

– Нет. Я просто хотел узнать, как дела. Я не получал от тебя известий больше недели.

– Ты стал более требовательным. Я не думал, что это возможно.

– Забавно.

Наступает тишина.

Я не хочу ни с кем обсуждать Лайлу и Лео. И это не потому, что я стесняюсь, что они американцы, или стыжусь, что у меня внебрачный ребенок. Это потому, что я защищаю их и испытываю собственнические чувства.

Я был слишком занят – на самом деле занят, – чтобы провести с ними временя с той ночи, когда я привел Лео на склад.

Но что-то изменилось с тех пор, как они появились в моей жизни. Фраза «ты мой папа» и близость тела Лайлы, когда она прижалась ко мне, изменили что-то в наших отношениях.

Лайла полна решимости уехать как можно скорее. И я не собираюсь просить ее остаться. И то, и другое – отличные причины, по которым мне следует проверить одно из других моих предприятий или встретиться с Виктором, чтобы лично проверить последнюю партию героина. Вместо этого я мчусь домой.

– Я позвоню тебе на следующей неделе, – говорю я Алексу. – Я снова звонил Бьянки, и он держится стойко. Мне нужно поговорить с ним лично и все уладить.

– Твоя нетерпеливость разозлит его.

– Он не уважает тех, кто пресмыкается.

– Хорошо. Мы скоро поговорим. – Алекс хочет сказать еще что-то, но не говорит.

Мы вешаем трубку, как только я паркуюсь перед домом.

Когда я захожу внутрь, Иван ждет меня в холле.

– Ваша мать здесь.

Очевидно, это то, что я получаю за то, что мчался домой, вместо того чтобы заняться дюжиной других дел, которые я должен был сделать сегодня.

Я киваю.

– Где Лайла?

– Она вышла прогуляться.

Это не то, что я на самом деле хотел услышать – видела ли ее моя мать, – но я не настаиваю на подробностях, прежде чем направляюсь по коридору, ведущему в восточное крыло.

Когда я вхожу в свой кабинет, изо рта моей матери уже торчит зажженная сигарета.

В этом нет ничего удивительного. Мое детство наполнено воспоминаниями о том, как она пыхтела, как труба. Так она справляется со стрессом. Жизнь в браке с моим отцом была очень напряженной. А от старых привычек трудно избавиться.

Я приветствую ее поцелуем в щеку и обхожу свой стол.

– Американка, Николай? – Она усмехается, прежде чем выпустить струйку дыма. – Если ты собирался привезти сувенир из Нью-Йорка, то мог бы найти что-то более изысканное.

Я громко выдыхаю и сажусь в свое рабочее кресло. Дорогая кожа скрипит, когда я откидываюсь на спинку. Думаю, это отвечает на вопрос, видела ли моя мать Лайлу. И объясняет, почему Лайла вышла прогуляться позже обычного.

– На женщине были джинсы, – продолжает она презрительным тоном. – Если Анастасия узнает об этом, она закатит истерику.

Мое раздражение возрастает при упоминании этого имени.

– Ты сомневаешься в моих решениях, мама?

– На карту поставлено слишком многое, чтобы совершать ошибки, Николай.

– Я точно знаю, что поставлено на карту.

– Тогда тебе следует быть более осторожным. Никто не ожидает, что ты будешь верен девчонке Поповых. Но другая женщина – американка – которая живёт здесь? Это оскорбительно. – Она качает головой, прежде чем снова затянуться сигаретой, что-то бормоча себе под нос на выдохе. – Увидимся за ужином.

– Подожди. – Я наклоняюсь вперед, упираясь локтями в край стола. – Там… – Я колеблюсь. Она ужасно это воспримет. – Есть причина, по которой Лайла здесь.

Еще одна усмешка.

– Лайла? Распространенное имя.

– Она мать моего ребенка. Я не собираюсь слушать, как ты проявляешь к ней неуважение.

Слова вылетают прежде, чем я подумал: а лучший ли это способ сообщить новость?

Мою мать мало что пугает или удивляет. Она вышла замуж за человека, который, как она знала, станет паханом. Предательство, неверность, секреты и ложь – все это ожидаемо, и неудивительно. Окровавленные рубашки и размахивание оружием всегда были ее образом жизни. Все годы, прошедшие после нападения, в результате которого погибли остальные члены нашей семьи, она приставала ко мне с просьбами жениться и завести детей.

И все же… Она выглядит потрясенной новостью, что у меня есть ребенок.

– Какой у нее срок?

Я сразу понимаю, что она хочет предложить.

– Она не беременна. – Возникает вспышка замешательства, которая быстро исчезает, когда я продолжаю говорить. – Она родила ребенка восемь лет назад. Я познакомился с ней, когда учился в UPenn. Я уехал до того, как она узнала, что беременна. Алекс столкнулся с ней несколько недель назад. Она рассказала ему… а он рассказал мне.

Мама отводит взгляд и выпускает еще одну струю дыма к потолку, молча переваривая услышанное.

– Мальчик или девочка?

Мне следовало предвидеть, что это будет ее следующий вопрос. У моей матери не мягкая и чувствительная натура. Я проводил больше времени с нянями, чем со своими родителями, пока не был признан достаточно взрослым, чтобы начать тренироваться.

Все, что она хочет знать, это как это повлияет на мою жизнь – и, как следствие, на ее. Выяснить пол ребенка, особенно первенца, – это большое дело.

– Мальчик.

Она ругается и тушит сигарету.

– Чего хочет эта женщина?

– Хочет?

– Она живет здесь, Николай. Она должна чего-то хотеть.

– Они здесь в целях безопасности. Произошел инцидент с итальянцами.

– Какого рода инцидент?

– Я работаю над тем, чтобы уладить дела с Бьянки. – Что было бы проще сделать, если бы он отвечал на все мои звонки, но я не упоминаю об этой детали своей матери. – Дмитрий тоже создает проблемы.

– Откуда он знает о существовании мальчика?

– Как ты знаешь, он платит за информацию.

– И?

– И что?

– Итак, докажи Дмитрию, что у тебя нет слабостей, Николай.

– Нет. – Это все, что я говорю, и все, что я должен сказать.

Она приподнимает бровь, снова удивляясь.

– Если ты останешься здесь, тебе нужно относиться к ним с уважением. Я не потерплю иного.

Она внимательно изучает меня.

– Ты обучал его?

Я не отвечаю, что само по себе является ответом.

Мама хмыкает, затем прикуривает еще одну сигарету. Из левого уголка ее рта вырывается струйка дыма.

– Игорю бы это не понравилось.

– Его мнение перестало иметь значение, когда его убили, – холодно отвечаю я.

Моя мать не жеманная, чувствительная вдова. После смерти моего отца она сохранила все привилегии своего статуса.

– Я знала, что позволить тебе посещать американскую школу было ошибкой.

– Ошибка, из-за которой твой сын стал Паханом, – напоминаю я ей. – Мы оба знаем, что все сложилось бы совсем по-другому, если бы я был в стране.

Она шмыгает носом и встает, слишком гордая, чтобы признать мою правоту. Я бы умер вместе с отцом и братьями. О ней бы заботились, как о старой реликвии, заставили снова выйти замуж или отпустили в свободное плаванье.

– Ужин в шесть, – говорю я ей.

– Мы всегда едим в восемь.

– Ужин в шесть, – твердо повторяю я. – Если для тебя это слишком рано, можешь поесть в одиночестве. Или в другом месте.

Моя мать не из тех, кто реагирует на вежливые намеки. Но я никогда раньше не навязывался ей. Мне никогда не приходилось. Наши отношения в основном таковы: она приезжает в поместье, пару дней командует своими бывшими сотрудниками, а потом возвращается к покупкам и благотворительным мероприятиям и всему тому, что волнует ее.

Нас обоих устраивает сложившаяся ситуация. Несмотря на все ее недостатки, она все еще моя мать – не говоря уже о том, что она единственная близкая родственница, которая у меня осталась. По крайней мере, раньше так было. Больше нет.

– Хорошо. Увидимся в шесть.

Я киваю, и она уходит, не сказав больше ни слова.

ГЛАВА 18

ЛАЙЛА

Ужин не задался. Я не осознавала, насколько комфортно мне стало в компании Лео и Ника, пока за столом не появился четвертый стул.

Вера Морозова приветлива, как айсберг. Исходя из того немногого, что я знаю об отце Ника, я удивлена, что у него есть хоть какая-то склонность к привязанности.

Вера, кажется, не меньше меня удивлена энтузиазмом Ника во время еды, ее взгляд перебегает с Ника на Лео, пока они болтают, как лучшие друзья, которые были разлучены на несколько месяцев. Она мало говорит, ковыряясь в ростбифе, который подали с тушеным картофелем и морковью, и все, что она делает, это говорит по-русски.

Я предполагаю, что Вере должно быть около пятидесяти или больше, но выглядит она намного моложе. В ее темных волосах нет ни следа седины, а на бледной коже нет ни единой морщинки. По-моему, за те полтора часа, что я провела в ее обществе, я ни разу не видела, чтобы выражение ее лица изменилось.

Возможно, вечная невозмутимость – это секрет того, как не стареть.

После окончания ужина Вера уходит наверх. Я ожидаю, что Ник расстроится из-за ее быстрого ухода, но он этого не делает. Кажется, ему стало легче. Я даже слегка удивлена.

Лео уходит вскоре после Веры. На завтра ему не нужно делать домашнее задание, поэтому я уверена, что ему не терпится поиграть на планшете для «школы» или дочитать серию фэнтези.

Внезапно остаемся только я и Ник. Мы разглядываем друг друга с противоположных концов длинного стола, который занимает большую часть обеденного зала, как два генерала, готовящихся к битве. За исключением того, что я думаю, что мы на одной стороне.

– Ничего нового о Дмитрии?

Губы Ника кривятся в подобии улыбки.

– Я не забуду поделиться с тобой новостями, Лайла. Я знаю, что это единственная причина, по которой ты здесь.

Я ничего не отвечаю на это, сразу же сожалея о своем вопросе. Потому что, да, он все правильно понял. И я не хочу, чтобы он думал, что мы будем сидеть у него на шее всю жизнь. Бывают ночи, подобные сегодняшней, когда особенно очевидно, насколько сильно мы с Лео разрушаем его жизнь.

Я делаю глоток вина, просто чтобы чем-нибудь заняться. Мне следовало уйти вместе с Лео.

– Ты окончила колледж?

Я моргаю, глядя на Ника, совершенно застигнутая врасплох.

– Что, прости?

– Прости, – извиняется он, очевидно, слыша раздражение в моем голосе. – Я не хотел тебя обидеть. Мне просто интересно… ну, знаешь, как ты жила.

Дни, когда я хотя бы раз не вспоминала о Нике, можно сосчитать на пальцах. Его исчезновение было мучительной загадкой. И он оставил меня с постоянным напоминанием о себе.

Но мне никогда не приходило в голову, что Ник мог интересоваться мной. Он решил уйти, а преднамеренные решения отличаются от вынужденных результатов. И теперь, когда я знаю правду о том, почему он исчез, я решила, что он был слишком занят, нажимая на спусковые курки, сражался и перевозил оружие, чтобы уделить мне хотя бы минуту внимания.

Между нами есть что-то знакомое и чуждое. Мы оба изменились, выросли, эволюционировали. Но в глубине души мы все те же люди, какими были при первой встрече.

– Аааа, нет. Я не окончила его. Моя стипендия покрывала обучение, но… дети недешевое удовольствие.

Ник допивает остатки водки в своем стакане.

– Ты не думала вернуться к учебе сейчас, когда Лео стал старше?

Я пожимаю плечами.

– Колледж тоже дорого стоит.

Прежде чем он успеет извиниться, предложит мне деньги или спросит что-нибудь еще на эту тему, я решаю сменить тему. Мне удобно обвинять Ника в этой ситуации. Отпустить эту обиду было бы полезно.

– Ты всегда говорил, что не был близок со своими родителями.

Выражение его лица такое напряженное, что это нервирует.

– Что заставляет тебя думать, что я соврал?

– Ну, твоя мать приехала. Вы, очевидно, не отдалились друг от друга.

– Ей одиноко. – Он вздыхает, изучая пустой стакан. – Волнуется.

– Волнуется из-за чего?

– Она зависит от моих решений.

Я хмурю брови.

– Что это значит?

– Это значит, что она заплатит за мои ошибки. – Он смотрит на мое растерянное выражение лица, затем снова вздыхает. – Угроза мне – это угроза ей. Пока я Пахан, она защищена. Если я когда-нибудь…

– Это не так.

– Именно так.

– Она видит в Лео угрозу?

– Она ничего не сделает.

– Это не то, о чем я спрашивала.

Ник вздыхает.

– Она не ожидала, что станет бабушкой таким образом.

– Я не ожидала, что стану матерью таким образом.

– Я знаю.

Он удерживает мой взгляд, что-то сбивающее с толку объединяет нас. Это продолжается, пока не звонит его телефон.

Ник берет трубку, слушает минуту, а затем рявкает в ответ. Изменился не только язык – его тон стал резким.

Он вешает трубку и встает.

– Я должен кое с чем разобраться.

Я киваю, не интересуясь подробностями. Судя по времени и тому, как выражение лица Ника изменилось, мне лучше ничего не знать.

– Я знаю, что ты не ожидала, что станешь матерью.

Я все еще каким-то образом знаю, что мне нужно подготовиться к тому, что будет дальше.

– Но если бы я мог выбрать, с кем завести ребенка, то это всегда была бы ты.

А затем он выходит из столовой, оставляя меня цепляться за обиду.

ГЛАВА 19

НИК

Струйки крови капают на цементный пол, поток неравномерный, но бесконечный.

Я был осторожен, чтобы не поранить артерии. Алые струйки покрывают обнаженное тело, распростертое передо мной, красные реки прокладывают дорожки в грязи, покрывающей его кожу. Вниз по его волосатому животу и вялому члену. В этот момент он едва держит голову прямо.

Я переворачиваю серебряный нож в руке из стороны в сторону, наблюдая, как свет отражается от неумолимого лезвия. Металлический привкус тяжело висит в холодном, влажном воздухе, наполняя его медным ароматом. Он впитывается в стены и пол.

Предатель, стоящий передо мной, будет не первым и не последним, кто умрет в этом подвале. Единственный способ избавиться от запаха отчаяния, отбеливателя и смерти – это сжечь все здание дотла.

Посыльный Дмитрия борется, его инстинкт самосохранения не позволяет ему принять то, что его мозг уже понял – выхода нет. Все, чего ему удается добиться, – это заставить кровь быстрее течь из каждого пореза на коже.

Десятки капель падают одновременно, окрашивая цемент в алую крапинку.

В этом есть что-то поэтичное и трогательное.

Я мог бы растянуть это на подольше, но в этом нет особого смысла. Человек– висящий передо мной, который отказался произнести хоть слово, включая свое имя, как только его схватили, сразу понял, чем это закончится. Это риск, на который соглашается каждый член Братвы.

Есть только один выход из этой жизни.

Дмитрий знал, что делал, когда схватил и убил Константина. Знал, что это повысит ставки в нашей смертельной игре. Знал, что один из его верных маленьких солдат поплатится за свое предательство.

Взмах моего запястья, и из его перерезанного горла хлещет отвратительный фонтан.

Мой желудок переворачивается, но я заставляю себя смотреть, как он истекает кровью. Десятки моих людей стоят позади меня, наблюдая, как я казню предателя. Гораздо больше, чем обычная команда зачистки. Они решили быть здесь, чтобы увидеть, как свершится возмездие.

Он мертв через несколько секунд. Это более милосердная смерть, чем он заслуживал, учитывая состояние тела Константина.

Как только кровь превращается в струйку, я отворачиваюсь. Я останавливаюсь достаточно надолго, чтобы дать несколько приказов Роману и Григорию насчет тела, а затем выхожу на улицу, глубоко вдыхая морозный свежий воздух. Температура обжигает мои легкие и заставляет слезиться глаза. Я принимаю это как напоминание, что я жив.

Люди говорят, что жизнь коротка. Но это субъективная мера времени. Жалкое существование может длиться вечно. Счастье может пройти в мгновение ока.

Вероятность моей смерти всегда была изменчива. Невозможно постоянно подвергать свою жизнь опасности и не испытывать отчаяния от осознания того, насколько ценна жизнь. Не убивать кого-то и думать о том, как легко это может оказаться моя плоть. Моя кровь на полу или мои глаза без следа жизни.

В этом чувстве нет ничего нового, но что-то изменилось с тех пор, как я в последний раз лишал человека жизни.

Мне есть ради чего жить. У меня есть сын, я хочу видеть, как он растет, даже если меня не будет рядом, чтобы засвидетельствовать это лично.

Я хочу увидеть, кем станет Лео.

Я хочу проводить с ним больше времени, быть тем, кто научит его общаться с девушками и водить машину.

Обратно в поместье я еду на автопилоте.

Я сканирую свой отпечаток пальца у ворот и паркуюсь сразу за входной дверью. Уже поздно – весь персонал должен спать.

Я отключаю сигнализацию, захожу внутрь и включаю ее снова.

Моя мама всегда предпочитает останавливаться в другом крыле, так что я не беспокоюсь о встрече с ней. Часть меня хочет пойти в кабинет выпить, но я чувствую, насколько грязная моя одежда. Я весь в крови, и мне нужно принять душ. Остаточный адреналин бурлит в моих венах и обостряет чувства. Обычно я испытываю искушение поехать к себе домой в Москву и позвать компанию.

Но… я не хочу. Я не хотел оставлять Лайлу за обеденным столом, когда мне позвонили и сообщили, что один из людей Дмитрия схвачен, и мне не терпелось вернуться. Я стараюсь не придавать значения ни тому, ни другому чувству, но я точно знаю, что они означают.

Мои шаги по лестнице бесшумны. Я бросаю взгляд в конец коридора, который ведет к комнатам, где остановились Лео и Лайла. Вопреки здравому смыслу, я поворачиваю в их сторону. Я прохожу мимо комнаты Лайлы и останавливаюсь возле комнаты Лео.

Дверь уже приоткрыта. Я толкаю ее еще на пару дюймов. Тяжелое облако, нависшее надо мной, рассеивается, когда я смотрю на спящее лицо моего сына.

Лео крепко спит, его рот слегка приоткрыт, волосы торчат в разные стороны, грудь поднимается и опускается от ровных, глубоких вдохов. Я смотрю на него несколько минут, не осознавая, что улыбаюсь при этом, пока у меня не начинают болеть щеки.

Я тихо закрываю его дверь и возвращаюсь по своим следам, проходя мимо закрытой двери Лайлы, прежде чем свернуть в коридор, ведущий к моей комнате.

Дверь, ведущая в мою спальню, закрыта не так, как я ее оставлял.

Она приоткрыта, свет льется наружу и освещает полоску ковра в прихожей.

Я молча вытаскиваю пистолет, на всякий случай. Мое сердце бешено колотится, но не от страха. Поместье, может быть, и старое, но система сигнализации оборудована по последнему слову техники. Я не волнуюсь, что кто-то вломился. Я предвижу, кто будет ждать. Если только это не одна из горничных – что кажется крайне маловероятным, учитывая наш разговор, когда одна из них в последний раз пробиралась в мою комнату, – то это Лайла.

Я толкаю дверь локтем, держа пистолет наполовину засунутым за бедро.

Лайла стоит перед одним из массивных окон, расположенных вдоль дальней стены, и смотрит на заснеженный двор. Он освещен прожекторами, которые установлены на каждом втором столбе забора. Они достаточно яркие, и мне приходится задергивать шторы, чтобы заснуть.

На ней большой свитер и леггинсы, ноги босые, волосы распущены. Я смотрю, как она делает глоток прозрачной жидкости из стакана, который держит в руках. Это могла быть вода, но я предполагаю, что это водка.

– Следишь за кем-то?

Лайла поворачивается так быстро, что чуть не падает. Ее рука взлетает ко рту.

– Ник…

Сначала я думаю, что она заметила пистолет, который я держу. Потом я вспоминаю, почему хотел сходить в душ.

– Это не моя. – Я прохожу мимо нее в смежную ванную. Плитка темная – как и мое настроение. Автоматически включается свет, даже ярче, чем снаружи.

Я смотрю в зеркало над раковиной и подавляю вздрагивание. Не будет преувеличением сказать, что я выгляжу прямо как из фильма ужасов. Как монстр.

Алые полосы покрыли мои руки и забрызгали лицо. Я вижу пятна на черной ткани там, где высохло еще больше крови.

– Чья она?

Я бросаю взгляд в сторону спальни и с удивлением вижу, что Лайла все еще здесь. Она не только не ушла, но и подошла ближе, зависнув в дверном проеме и глядя на меня широко раскрытыми глазами. Я могу прочесть в них печаль и беспокойство, но нет и намека на ужас, который я ожидал увидеть. Или отвращение.

– Неважно. Он мертв. – Я кладу пистолет на мраморную столешницу и начинаю расстегивать пуговицы рубашки.

Лайла смотрит на пистолет, но ничего не говорит. Я знаю, что большинство моих людей скрывают это уродство от своих жен. Именно по этой причине у нас на складе есть раздевалка, где можно смыть свои грехи и вернуться домой в чистой одежде.

Я должен был сделать то же самое сегодня вечером. Сделал бы, если бы знал, что Лайла будет здесь ждать меня. Вместо этого я поспешил обратно, желая роскоши личного пространства и уединения для своих мыслей. Когда я прихожу домой, обычно это пустой дом. Мне никогда не приходилось беспокоиться или даже думать о встрече с кем-то еще, особенно в своей спальне.

Моя рубашка падает на плитку. Я бросаю на нее взгляд.

– Что ты здесь делаешь, Лайла?

Лайла игнорирует мой вопрос, подходит ближе и прислоняется к мраморной стойке.

– Он заслуживал смерти?

– Я бы не убил его в ином случае.

Она становится смелее.

– Что он сделал?

– Сколько ты выпила водки? – спросил я. Мы один раз обсуждали какие-либо подробности о Братве – когда я нашел ее в гостиной, пьяную от вина стоимостью в полмиллиона рублей.

– Что он сделал, Ник?

Я смотрю в раковину.

– Он схватил одного из моих людей, пытал его, а затем отправил домой к жене и двум дочерям в коробке.

Когда я смотрю на Лайлу, она не двигается. И когда она заговаривает, это не то, что я ожидал от нее услышать.

– Это часть войны с твоим кузеном?

Я впечатлен, что она так быстро собрала все воедино, но не говорю об этом.

– Да. Он убил одного из моих людей; мне пришлось отомстить.

– Ты играешь в защите, а не в нападении.

– Я думал, он образумился, что люди, которые ушли с ним, вернутся, что все закончилось несколько месяцев назад. Я делаю все, что в моих силах, чтобы положить этому конец.

Хотя я не уверен, что это правда. Я мог бы уже жениться на Анастасии и заручиться поддержкой Павла.

Предполагалось, что брак будет игрой ради власть. Демонстрацией силы, чтобы напугать Дмитрия и заставить подчиниться. У меня уже больше денег, больше людей и больше поддержки, чем у него. Получение еще большего объема ресурсов от семьи Поповых еще больше бы перевесило весы в мою пользу.

Теперь я не уверен, что это сработает. Дмитрий входит во вкус, становится смелее. Неважно, если никто не верит, что он действительно может бросить мне вызов в качестве Пахана. Сам факт, что он все еще дышит, доказывает, что я не полностью контролирую ситуацию.

Это опасно – для меня и для людей, которых я защищаю.

Если я сейчас женюсь на Анастасии, мне придется организовать поистине роскошную свадьбу Пахана, которой не было с тех пор, как мои родители поженились десятилетия назад.

Мне придется иметь дело с любопытным тестем, отчаянно пытающимся оставаться на плаву.

Мне придется взять под свою защиту все предприятия, включенные в наше соглашение.

И, глядя на Лайлу, я не уверен, что неудобства – единственная причина, по которой брак с Анастасией становится все более непривлекательным.

– Ты собираешься убить его, – заявляет Лайла. – Своего кузена.

– Нам не следует это обсуждать.

– Потому что ты мне не доверяешь?

– Потому что чем больше ты будешь знать, тем хуже тебе будет. – Я снимаю майку, тоже пропитанную кровью, и бросаю ее в угол ванной.

Лайла смотрит.

Я не уверен, осознает ли она это – или знает, что я могу сказать. Но ее глаза скользят по моему животу, затем расширяются, когда мои брюки падают на пол.

Скромность никогда не входила в мои достоинства. Я снимаю боксерские трусы, мой член уже наполовину затвердел под ее призрачным взглядом, когда я иду в душ и включаю воду. Сначала холодно, но быстро становится тепло, смывая кровь и пот с моей кожи.

Я жду, когда Лайла уйдет. Но она не уходит. Она продолжает подходить ближе, и это наполняет мой разум опасными мыслями.

Мне следует выключить холодную воду. Мое тело реагирует не только на ее близость. Оно также реагирует на желание в ее глазах. К тому напряжению, которое потрескивало между нами на кухне, где я впервые увидел ее, и, кажется, никогда полностью не исчезало.

Вода скользит по моей коже, смывая все, закручиваясь в канализацию.

И она делает еще один шаг.

Между душевой кабиной и остальной частью ванной комнаты нет перегородки. Просто стеклянная панель, которая закрывает половину прохода, но ничего не закрывает. Чем горячее становится вода, тем медленнее поднимается пар.

Я застрял где-то между похотью и недоверием, когда Лайла заходит в душ. Она полностью одета, но это не имеет значения. Ее близость – это все, что мне нужно, чтобы полностью возбудиться.

Она садится на колени, и воспоминания, которые, как я думал, я успешно похоронил, нападают на меня.

Что-то в Лайле всегда действовало на меня по-другому. Гул в моей крови и жужжание под кожей. Химическая реакция, на которую не повлияли ни время, ни расстояние.

Ее прикосновения легки и неуверенны, как соблазнительный шепот. Ее пальцы обхватывают и обводят мои яйца. Ее рот касается кончика моего члена, а затем ее язык пробудет на вкус выпуклый край головки.

Я не могу сдержать стон, срывающийся с моих губ. Накачанный адреналином, прилив блаженства почти мучителен.

Желание – похоть – это то, что нужно уметь контролировать. По крайней мере, управлять. Точно так же с болью или счастьем. Я выбираю то, что увидят другие.

Это показатель воли, а не вопрос истины.

Самый близкий к интимности момент у нас с Лайлой с тех пор, как мы вновь встретились на тротуаре возле ее квартиры, был, когда она обняла меня в гостиной.

Раньше в наших отношениях присутствовала безнадежность. Неохотное согласие с тем, что Лео должен знать правду о своем прошлом.

Это не похоже на то, что было раньше.

Я показал ей больше уродства, чем кому-либо другому.

Каждый хочет власти и место лидера, но мало кто знает, на какие жертвы надо идти ради моего звания.

Наверху одиноко. Особенно когда принимаемые решения влияют на жизнь, или даже смерть.

Есть несколько человек – Алекс, Роман, Григорий, – с которыми я вырос и которым полностью доверяю. Но я не обсуждаю с ними решения. Я отдаю приказы.

Влажный жар рта Лайлы еще сильнее обволакивает мой член, и в голове у меня становится совершенно пусто. Она посасывает головку, затем расслабляет челюсть и принимает меня глубже в свое горло.

Я должен остановить ее. Я уверен, что утром она пожалеет об этом. Такой неожиданный поворот событий, скорее всего, вызван водкой и скукой, ни то, ни другое не способствует принятию важных решений.